Гравити Фолз, 13 июня, 2024
Диппер, одетый в белую футболку и черные брюки, напряженно сидел за замызганным столом кафетерия и тарабанил пальцами по поверхности пожелтевшей от старости кружки с кофе. Время от времени звенел колокольчик на двери и дзынькала касса, когда миловидная внучка Сьюзан, Стейси, пробивала заказ. Диппер даже не обращал внимание на гогот подростков за соседним столиком, хотя однозначно сделал бы им замечание за нарушение порядка в общественном месте, будь это где-нибудь в Нью-Йорке или Пидмонте. Сейчас его мысли занимала только его несносная сестра, его Мэйбл, которая застряла бог знает в каком веке, а он даже не знает где и с кем! Он вообще не знает, что с ней там происходит. Да что там — жива ли она вообще! Не до замечаний и занудства как-то. Он, привыкший контролировать все, что происходит в его жизни и иногда в жизни Мэйбл, не мог свыкнуться с мыслью, что он никак не может повлиять на ситуацию сейчас. В этот раз ему досталась почетная роль наблюдателя. Да, судьба жестоко шутит над ним. Колокольчик на двери снова зазвенел, но Диппер не обратил на это внимания, слишком погрузившись в свои мысли и переживания. Да что уж там, даже если бы в метре от него рухнула ракета, он бы и это не заметил. — Зачем ты позвал меня? На место перед Диппером уселась девушка и сняла солнцезащитные очки, хотя за окном уже медленно вечерело, демонстрируя голубые, хорошо накрашенные тушью глаза. Светлые прямые волосы лежали на оголенных плечах — сегодня было довольно жарко, и надеть что-то длиннее майки и юбки было невозможно, а на ней был как раз легкий летний костюмчик светлого зеленого оттенка. Он часто видел ее — по телевизору. Пасифика мелькала на федеральном новостном канале примерно каждый день в девять утра — и именно поэтому Диппер приобщился читать новости, а не смотреть, — но вживую они не виделись ни много ни мало больше десяти лет. — И тебе привет, Пасифика, — хмуро отозвался Диппер и мрачно отпил остывший кофе, а после пододвинул к ней тарелочку с тарталеткой. Какое-то время они сидели в молчании. Девушка, выделяющаяся среди других уверенным взглядом и ровной осанкой, скептически посмотрела на десерт, который, очевидно, предназначался ей. Если Диппер думал купить ее этим, то он ни капли не изменился. — Ну что? Так и будешь испепелять меню взглядом или объяснишь, зачем я приперлась в эту дыру в такой час? И на заметку: я не ем сахар. Диппер вздохнул и молча развернул Пасифике свой телефон, и она быстро прочитала последние сообщения в их переписке с Мэйбл. Было даже некоторым удовольствием наблюдать, как менялось ее лицо по мере осознания происходящего. — Так… — Да, ты все верно поняла. Мэйбл во что-то влипла. — Это, конечно, печально, но я-то чем помочь могу? У меня многое есть, чего лишены другие, но это точно не машина времени. — Насколько я знаю, у вашей семьи богатая история и не менее богатая документация. Я не знаю, где и когда Мэйбл, но если есть шанс узнать хотя бы это, то я бы очень хотел. В общем, мне нужны ваши семейные архивы — я знаю, они существуют. Также я знаю, что у тебя на правах родственницы основателя города есть доступ к городскому архиву в мэрии. Пасифика, загруженная такими новостями, стучала ногтем по экрану телефона, что-то обдумывая. Да, она ожидала чего угодно, когда два часа назад получила сообщение, полное неуверенной мольбы, но не этого: ей признаются в любви, пригласят на ужин, подшутят над ней, в конце концов… Нортвест вздохнула. Ситуация казалась ей не такой ужасающей, но она вполне себе понимала, что Диппер сейчас находится на грани, на разных гранях, балансируя на честном слове. Это она осознавала прекрасно. — Ладно, я попробую помочь. Давай встретимся послезавтра… — Сейчас, — настойчиво прервал Диппер. — Что? — девушка захлопала ресницами от такого напора. — Говорю, идем сейчас. Ты разве не понимаешь, что на кону наши с тобой жизни, не говоря уже о Мэйбл? Пасифика едко усмехнулась. — Мэйбл, видимо, об этом не думала, раз влипла в подобное. Да и как записи бог знает какой давности помогут тебе? Разве что ты просто сможешь наблюдать за ней и все. Это никак не поспособствует решению проблемы и уж тем более ее возвращению. — Форд починит машину в любой момент. Мы должны знать, куда и когда оправиться. — Довольно оптимистично с твоей стороны. Но ладно, сейчас так сейчас. Но давай поторопимся, мне не очень хочется объяснять родителям, с какой стати я пустила тебя в дом. Она поднялась, так что перед глазами Диппера на секунду замер плоский загорелый живот. Он, смутившись, опустил взгляд и поднялся сам, положил на стол несколько купюр в качестве чаевых и сунул телефон в карман. — Да, ты ни капли не изменилась, Пасифика. Она загадочно хмыкнула и ничего не ответила. Хотелось ответить ему: «Да и ты не особо».***
В молчании они доехали до поместья — да, Пасифика наотрез отказалась идти по такой духоте в горку, но и Диппер особо сопротивляться не стал, поскольку время ценно, и в этом решении был какой-то резон. Неловкое молчание в машине не кончилось и на входе в поместье. Казалось, оно только усилилось, как и нервное напряжение. Да, они выросли, но встречаться с лицемерными меркантильными родителями Пасифики все еще не было никакого желания. Что уж там, ее саму Диппер не особо-то хотел видеть, даже несмотря на то, что Мэйбл была в каких-никаких нейтральных отношениях с Нортвест. Не понимал он решительно одного: как они вообще смогли найти общий язык после всего. Двухэтажный дом, гордо стоящий в отдалении от города, нагонял на Диппера мрачную тоску. И эти заостренные крыши, и темный камень, и все до одури дорого отделанное… Все это напоминало ему о его месте, положении в этой жизни, о том, как он был далек от всей этой роскоши и беззаботной жизни зажиточных счастливчиков. Да, оказалось, заниматься наукой не так прибыльно и выгодно, как он себе представлял — волонтерство чистой воды. Но на это, как оказалось, невозможно снимать квартиру и прокормиться. Поэтому пришлось усмирить гордость, вытерпеть все усмешки и идти в школу учителем физики — скромно, зато фиксированный оклад и какие-никакие льготы. И вот она — Пасифика Нортвест, до сих пор не знающая никаких забот, как наивно полагал Диппер. Не особо много он знал о ее жизни, как и о ее переживаниях, зато судить всегда успевал, не изменяя старым привычкам. Двери перед ними открыл швейцар, впуская хозяйку и ее гостя внутрь. Под ногами Диппер ощутил мягкость ковра, наверняка стоящего, как его минивэн. Итальянские обои, роскошная фурнитура, очевидно, переходящая по наследству, картины, головы зверей, висящие на стенах… Все это по-прежнему не нравилось Дипперу, как и много лет назад. Пока кто-то из кожи вон лезет, чтобы найти работу, кто-то шикует каждый день. Пасифика не скрывала того, что не горит желанием, чтобы родители и Диппер пересеклись хоть коим образом. Да и он сам не испытывал восторга от этой мысли и излишне суетился в доме. В этом они были солидарны. Когда позади Диппера что-то хлопнуло, он практически подпрыгнул от испуга. Пасифика на это беззлобно усмехнулась. — Расслабься. Отец уехал по делам, а мама, как обычно, в салоне. Но затягивать все равно не стоит. И сними обувь, пожалуйста. Диппер фыркнул в ответ и развязал шнурки на кроссовках, оставляя их у входа. Пасифика быстро и уверенно плыла по коридорам, потом поднялась на два этажа выше — там располагалась комната со всеми архивами и документами за последние сто пятьдесят лет, находившаяся на чердаке. Здесь пахло старостью, но, на удивление, было довольно чисто и как будто бы даже прибрано. Они шагнули внутрь, и Пас дернула за веревочку, чтобы наверху включилась лампочка с теплым желтым светом. — Да, за тринадцать лет тут ничего не изменилось. — Надеюсь, это комплимент. — Само собой, — продолжил Диппер, сочась сарказмом. — Было бы странно, если бы дом не соответствовал хозяевам. — Тебя что-то не устраивает? — Пасифика развернулась со скрещенными на груди руками. — Если да, будь добр говорить прямо, а не пытаться задеть меня этими смешными намеками. Обстановка накалилась настолько, что Дипперу стало душно. Вообще последние дни он очень много держал в себе хотя бы потому, что виновница его стресса была бог знает где. Вернее, когда. Его мучило желание сказать все, что он думает. Поэтому он так и поступил. — Меня выводит из себя, с каким равнодушием ты относишься к другим. Нет, ты постоянно думаешь о себе. Спасибо, конечно, что привела меня сюда, но признайся, что тебе просто плевать. Не знаю, что вообще в тебе нашла Мэйбл, о которой ты беспокоишься не больше, чем о ковре в холле. Пасифика едко усмехнулась, но была в этом какая-то горечь. Казалось, в глазах ее мелькнуло что-то человеческое, что-то знакомое Дипперу, какая-то боль, которую, впрочем, быстро заглушила ярость. — Много ты знаешь о наших с Мэйбл отношениях? Нет? А обо мне? Много ты знаешь обо мне, чтобы судить, какой я человек? Ты думаешь, что я все еще тот богатенький избалованный ребенок? Что ж, ты ошибаешься, Пайнс. Мои родители в долгах с тех пор как кончилось то лето. Отец не успевает закрыть один кредит, как берет следующий. Мы продали все наши акции, все имущество, и остался только этот несчастный кусок земли, за который только год назад я смогла погасить залог. Отец стал пить, мать патологическая расточительница, мы на мели, и все осталось на мне, пятнадцатилетней малолетке. И что такого, спросишь ты, большинство людей так живет. Они не могли даже оплатить мне колледж, и мне пришлось работать три худших года моей жизни — год старшей школы и два года после. Много где: в затхлых забегаловках, пабах, на автомойках и складах… Мне приходилось торговать лицом, сниматься в рекламе, лишь бы получить хоть какие-нибудь гроши, чтобы оплатить кредит и получить образование. Я навидалась такого… такой грязи и человеческого зверства, что, поверь мне, мало с чем может сравниться. Да, сейчас я ведущая федерального канала и зарабатываю кучу денег, так что могу позволить себе содержать и это место, и моих поганеньких родителей, и еще дюжину прислуги, если пожелаю. Но начинала я ни с чем. А твоя сестра оказалась рядом, несмотря на все предубеждения, но я оставлю эту честь ей, ведь это ее история. И я спрошу еще раз: много ты знаешь о моей жизни, чтобы судить меня за излишнюю, по твоему мнению, эгоистичность? Диппер нахмурился, сжал кулаки и сомкнул челюсти. Но ответить ему было нечего. Любое слово закапывало бы его еще больше, поэтому он выдохнул и предпочел закончить этот неудавшийся разговор. А с Мэйбл он еще поговорит, очень хорошо поговорит. Бумаги они перебирали в молчании. Да и говорить им особо было не о чем, особенно после очаровательного разговора. Диппер злился, но вместе с тем ему стало стыдно. Он в самом деле был предубежден во многих вопросах, и особенно это касалось тех личностей, кто так или иначе навредил ему или его близким в прошлом. Пасифика решила оказать ему щедрую услугу на безвозмездной основе, а он? Он что? Пришел к ней домой и набросился на нее с обвинениями? Да, весьма по-джентльменски, ничего не скажешь. Диппер решил порефлексировать и заняться самокопанием позже — сейчас в приоритете Мэйбл. Они нашли несколько коробок, подписанных как «19-20 век», и решили начать с этого. Спустя где-то час Диппер, пересмотревший уже много всякого исторического бреда, дошел до этого же месяца, июня, только полтора столетия назад. Здесь были какие-то газетные вырезки, документация, письма… Как он понял, Нортвесты фиксировали и конспектировали каждый шаг своих предков, бережно храня всю информацию для потомков. И кое-что интересное ему все-таки попалось. — «Катерина Нортвест была жестоко убита на приеме в собственный день рождения. Главной подозреваемой в деле стала Патриция Нортвест, племянница погибшей…» Ты что-нибудь знаешь об этом? — он поднял голову на Пасифику. Она подошла, посмотрела через плечо на бумаги и задумалась, прищурившись. — Не особо много. Патриция была племянницей брата… В общем, двоюродной сестрой моей пра-пра-пра, кажется, бабушки, о существовании которой узнали едва ли не после смерти Патриции. Вопрос был в наследстве, которое должна была оставить тетка — а это, на минуточку, целое поместье и куча нулей после запятых в банке. Ближайшей была как раз Патриция. Родственники на очереди после нее решили подстроить убийство и свалить все на бедняжку Пат… — Вы удивительным образом похожи, — подметил Диппер, долистав до тусклой фотографии Патриции. Сходства черт налицо. Оказывается, Пасифика довольно милая, если не скалится и не носит этот чересчур броский макияж, который делает из нее форменную стерву. Он с особым смущением заметил, что она очень даже красива, если отложить в сторону характер. — Часто слышу об этом, — равнодушно отозвалась Пасифика. — Да, вот тут как раз написано, что после расследования с Патриции Нортвест были сняты все обвинения. Виновные же пошли под суд. — Но, как оказалось, не все. Поэтому Патриция умерла довольно скоро — не помню как. И в конце концов все отошло моей пра-пра-прапрабабке. — Ты, оказывается, хорошо знаешь историю своей семьи, — удивился Диппер и сам же застыдился, что практически ничего не знает о дедушках и бабушках, что уж говорить о тех, кто был до них. — Еще бы я не знала, — фыркнула девушка, — Нортвесты должны знать все. Я нашла кое-что еще любопытное, — она положила ему в руки стопку. — Это записи из личного дневника моего родственника. Читай отсюда. Ее наманикюренный белым острый ноготок указал на нужную строчку: «Все это кажется мне странным. Не то чтобы Гравити Фолз обычный городишко, но господин Сайфер и его семья вводят меня в непонятное состояние. Вокруг них постоянно происходит что-то до абсурдности непонятное, но никто об этом не говорит «…» Ходят слухи, что они имеют отношение к нечистым силам…» — Ну, по крайней мере, она там не одна. — Это еще хуже, чем если бы она была одна! Господи, Мэйбл, прошу, не впутывайся больше ни во что… Диппер уронил голову на руки и вздохнул. Вообще он уже не спал трое суток от волнения, и каждый новый факт, который он обнаруживал о прошлом, еще больше вгонял его в безысходность. Он был в шаге от отчаянного состояния, чтобы пойти и просто удушиться. Его сестра, его маленькая Мэйбл, там одна, беспомощна, одинока… Пасифика раздраженно вздохнула и наклонилась к нему — садиться на что-либо здесь она не хотела, — потом положила руку ему на плечо. — Послушай, не знаю, что ты уже напридумывал себе, но Мэйбл неглупая. Да, бывает, попадает в передряги, но она сообразительная. Она борец, тебе ли не знать. Ты ее недооцениваешь. «Как, впрочем, и меня», — хотела добавить она, но не стала. В конце концов, ей не было дела, что о ней думает Диппер. Он поднял на нее глаза, и увидел, что на дне ее, голубых, при теплом свете плещется золото и толика какой-то ласки. Уверенность и спокойствие Пасифики удивительным образом успокоили его. — Да, ты права. Спасибо. Я уже с ума с хожу… Он усмехнулся сам себе и еще раз посмотрел на запись про убийство Катерины. В этот самый момент его глаза стремительно начали лезть на лоб, а к горлу подбирался истерический смех. Очевидно, жизнь издевается над ним. Видимо, он очень нагрешил в прошлой жизни, раз сейчас ему приходится терпеть это. Диппер лихорадочно начал листать пожелтевшие листы, так что они чудом не разваливались на ошметки. — Клянусь, пять минут назад тут было совершенно другое! — воскликнул он. — Ты же видела! — Что там? Диппер молча протянул Пас листок подрагивающей рукой. «…В убийстве многоуважаемой Катерины Нортвест была обвинена Амабэль Пайнс, странствующая дочь британского госслужащего, приехавшая на мероприятие с давними знакомыми семьи Нортвест. Гости отзывались о ней весьма неоднозначно, что вызывало еще больше подозрений у следствия…» — Поздравляю, ты нашел ее — 80-е замечательный период. — Что все это значит? Как это возможно? — Неужели тебе и такое нужно объяснять? — Здесь нет концовки, — Диппер покрутил страницу и на всякий посмотрел следующие. Там записи обрывались и начинались уже другие, не имеющие отношения к конкретному делу. — Значит, история еще не закончилась. — Почему ты так спокойна? — рявкнул парень, и несколько папок упали с его колен, рассыпавшись листопадом. — Это же ненормально даже по меркам Гравити Фолз! — Потому что в данной ситуации только это я и могу. Или ты хочешь, чтобы из нас двоих истерили оба? Мэйбл помочь нельзя. Не сейчас, по крайней мере. Я повторюсь, она борец. Нам остается только верить и надеяться. «И когда же я и ты превратились в ''нам''?» — подумали оба, но ничего не сказали вслух. — Ты, наверное, голоден. Пойдем на кухню, попрошу что-нибудь нам приготовить, — Пасифика заправила длинную прядь за ушко. — Потом вернемся, продолжим, если что отдам тебе все на руки. Кстати, может, чаю хочешь? Или чего покрепче? — Не отказался бы, — нервно усмехнулся Диппер и, пропустив девушку вперед себя, погасил свет. Дверца на чердак закрылась. На коробке осталась лежать стопка, верхняя вырезка на которой гласила: «В ходе дела выяснилось, что убийство было спланировано ближайшими родственниками, и все обвинения были сняты…» Лист от сквозняка съехал, открыв следующий заголовок: «Трагичная смерть Патриции Нортвест, 28 июня, 1883…» ㅤ