Вэй Усянь сидел на полу, привалившись спиной к кровати, и задумчиво крутил в руке пустую пиалу.
За окном бамбуковой хижины покачивались ветви ивы. Ночь вступала в свои права степенно и уверенно, как почтенная заклинательница, возглавлявшая именитый клан на закате своей жизни. Ей некуда было спешить и не за кем гнаться, она просто делала, что должно.
Вэй Усянь ждал возвращения Ханьгуан-цзюня, который два дня назад отбыл в Гусу, чтобы обсудить кое-какие дела с главой клана, и должен был вернуться совсем скоро. В его отсутствие Вэй Усяня накрыла меланхолия, и, не желая и шагу ступить за порог их хижины, вот уже третий день проводил у окна, опустошая пиалу за пиалой и кувшин за кувшином.
Многое случилось в последнее время, потребовав их участия, и поэтому когда заботы, наконец, отступили, Вэй Усянь чувствовал лишь странную тихую пустоту в душе. Как будто устал от суеты и одновременно отвык от спокойного течения жизни бок о бок с Лань Ванцзи.
Всё началось более полугода назад, когда в Гусу принялись готовиться к церемонии вступления в совершеннолетие очередного поколения юных адептов. Бесконечные приготовления, заботы, приглашения, планы и дела, казалось бы, не должны были коснуться их с Лань Ванцзи уединённой обители — ведь такие церемонии проходят каждый год, и особенно важны лишь для самих юных адептов и их сияющих от гордости родственников, — но в этот раз им решительным образом невозможно было остаться в стороне.
Потому что этом году они как раз выступали в роли тех самых родственников, и не могли оставить без внимания такое важное событие в жизни Лань Синжуаня.
В отличие от строптивого главы клана Ланьлин Цзинь этот юноша совсем не стыдился своего «слишком девчачьего» имени. Свой мягкий легкий характер вкупе с поразительными способностями к совершенствованию он, несомненно, унаследовал от Лань Сычжуя, а изящество и грация достались ему от матери — и в итоге получился настолько ослепительный юноша, что глаз было не оторвать.
Вэй Усянь помнил своё замешательство, когда впервые встретился со своим названым внуком спустя семь лет скитаний по миру заклинателей: он был поражён до глубины души, и даже пару раз шёпотом признавался Ханьгуан-цзюню, что не верит своим глазам, и что крошка, которого он держал на руках буквально вчера, не мог стать таким красавчиком.
Каково же было его потрясение, когда на почтительном и учтивом лице Лань Синжуаня, следом за отцом вышедшего поприветствовать своих уважаемых родственников перед началом церемонии, вдруг на мгновение промелькнули задор и ехидство. Тот быстро спрятал взгляд, опустив глаза, но Вэй Усянь успел проследить за направлением его взгляда и испытал ещё одно потрясение.
Он знал, что между одним из наиболее выдающихся заклинателей клана Лань и главой клана Ланьлин Цзинь со временем установились тёплые дружеские отношения, но и представить не мог, что те глубоки настолько, что «выдающиеся заклинатели» стали даже мыслить одинаково. По крайней мере в деле о наследниках. Иначе почему они ведут себя так же неугомонно, как их родители?
Прибывшие на церемонию Цзинь Лин и Цзинь Гуанхуа держались степенно и с достоинством, но от Вэй Усяня не ускользнуло, как отцы и сыновья втайне друг от друга обменялись практически одинаковыми лукавыми усмешками.
— Ханьгуан-цзюнь, а, Ханьгуан-цзюнь, — тихонько дернул его за рукав Вэй Усянь, дождавшись, пока тот завершит разговор со старейшиной из клана Цинхэ Не. — Не слишком ли мы многое упускаем, живя в глуши и путешествуя по стране? Когда эти неоперившиеся птенцы успели стать такими… такими…
С возрастом Вэй Усянь стал сентиментальнее. Он схватился за рукав Лань Ванцзи, не зная, как выразить свои мысли словами, и тот под складками рукава незаметно взял его за руку.
— Просто они такие взрослые, — растерянно закончил Вэй Усянь, оглядываясь по сторонам.
Эта растерянность сохранялась в его взгляде на протяжении практически всей церемонии, и поэтому Лань Ванцзи старался лишний раз не отпускать его ладонь. Перед их глазами промелькнуло множество людей, лица которых затерялись в пролетевших годах, и почему-то Вэй Усяня не покидало ощущение, что среди этих людей ему не место.
Но стоило ему задуматься слишком глубоко, Лань Ванцзи крепче сжимал его руку под складками рукава, вытаскивая его из печальных размышлений.
В остальном же церемония прошла пышно и ярко. Сычжуй-эр, этот старательный крольчонок, сейчас светился неописуемой отцовской гордостью, глядя на Лань Синжуаня, вытянувшегося в строю таких же юношей и девушек в центре зала. Поддерживая под руку свою нежную супругу, он иногда перебрасывался парой тихих слов с сидящим подле него Цзинь Лином.
Тот сидел с прямой, как у статуи, спиной. Ослепительный и вызывающий, он со снисходительной улыбкой отзывался на восторженные замечания Сычжуя и изредка одёргивал неуёмного Гуанхуа, задиравшего младших адептов Ланьлин Цзинь, которых глава ордена взял с собой. Вэй Усянь заметил, как Цзинь Гуанхуа, покосившись на отца, втихаря вылил пиалу чая одному из адептов в сапог, и едва слышно прыснул.
Лань Ванцзи коротко искоса посмотрел на него, будто хотел понять, что его так развеселило, а потом встретился с кем-то глазами и почтительно кивнул в знак приветствия. Вэй Усянь проследил за его взглядом, устремлённым к центру зала.
Во главе праздничного зала возвышалась белоснежная и непоколебимая, как гора Тайшань, фигура Лань Сичэня. С возрастом его черты не утратили мягкости, но словно слегка заострились под гнётом выпавших на его долю испытаний. Он поддерживал под руку своего дядю, почтенного мастера Лань Циженя, убелённого сединами, который всё-таки сдался неумолимому времени и перестал отказываться от помощи молодёжи.
По левую руку от главы клана Лань было приготовлено ещё одно место. Если бы Лань Сичэнь выбрал себе спутницу на тропе совершенствования, это место принадлежало ей, но сегодня оно было занято отнюдь не верной женой. И даже не женщиной.
Вэй Усянь не опустил взгляд, встретившись глазами с этим человеком. Ведь прошло уже так много лет — глупо было прятать глаза, — поэтому он выдержал острый, но невыразительный взгляд Цзян Чэна, не поменявшись в лице, и в итоге, не удержавшись, даже подмигнул ему.
Тот скривился и отвернулся, тихо обратившись к Лань Сичэню. Тот оглядел именитых гостей, проверяя, всё ли в порядке, встретился взглядом с Вэй Усянем, вежливо улыбнулся ему, и лишь потом повернулся к Цзян Чэну. Они обменялись парой фраз.
Их, конечно, невозможно было услышать с другого конца зала, но почему-то этот жест и взгляды, которыми обменялись главы прославленных кланов, показались Вэй Усяню знакомыми. Он озадаченно вскинул брови, привычно обернулся за мнением к Ханьгуан-цзюню, и всё понял, стоило тому поднять на него глаза и вопросительно качнуть головой.
— Что? — вполголоса спросил он, но Вэй Усянь лишь покачал головой и обернулся на двух заклинателей во главе зала.
Так вот оно что.
Чужой молчаливый разговор открыл Вэй Усяню больше, чем любому другому наблюдателю. Он вдруг коротко рассмеялся, привлекая внимание сидящих поблизости гостей, и принялся извиняться, безуспешно стараясь сдержать улыбку.
Впрочем, он с самого детства не блистал познаниями в церемониальном этикете, а с возрастом за ним лишь закрепилась репутация местного сумасшедшего: окружающие слаженно притворялись, будто никакого Вэй Усяня и в помине не существовало — так что на его смех не обратили особого внимания.
Отчего-то с этого момента в груди у Вэй Усяня словно зажгли лампаду, и остаток вечера он провёл в исключительно хорошем расположении духа, согреваемый её теплым сиянием.
Все старые друзья здесь.
***
А потом, у самого выхода из Облачных глубин, им с Лань Ванцзи повстречались ещё двое.
Эти двое терпеливо дожидались окончания праздника и отъезда гостей, чтобы не шокировать заклинателей своим появлением, и прибыли не для того, чтобы поздравить новое поколение адептов Гусу Лань с вступлением в совершеннолетие.
У ворот Лань Ванцзи придержал слегка захмелевшего Вэй Усяня за руку и спокойным ясным взглядом окинул подъездную тропу. Тишина и покой не обманули его, но стоило Лань Ванцзи взяться за рукоять Бичэня, как из тени растущей у дороги ивы выступил человек в белых одеждах с мечом за спиной, завёрнутым в белоснежную ткань.
— Нет нужды обнажать оружие, второй господин Лань, мы ждали вас с добрыми намерениями.
Лицо поприветствовавшего было им незнакомо, но вот его спутника оба узнали сразу же. Вэй Усянь изумлённо вытаращился на исполинскую фигуру, объятую ночными тенями, и ахнул:
— Даочжан Сун Цзычэнь? — Тень согласно поклонилась в знак приветствия. — А вы, выходит…
— Моё имя Сяо Синчэнь, — мягко подтвердил его догадку человек в белом и учтиво поклонился. — Второй господин Лань, господин Вэй. Рад познакомиться с вами лично. Добрая молва бежит впереди вас, и я рад, что слухи оказались правдивы.
— Мы хотели выразить признательность второму господину Лань и господину Вэю, — хрипло проронил Сун Лань, не двигаясь с места, словно не хотел выходить из тени под лунный свет, чтобы не шокировать их своим видом. — Встреча с вами для нас — воистину благословение трёх жизней. Нам вовек не отплатить вам за вашу помощь, так позвольте хотя бы выразить искреннюю благодарность за стремление к справедливости.
Когда Сун Лань закончил с трудом выговаривать слова, Сяо Синчэнь выпрямился и спрятал руки в длинных рукавах. Пару мгновений четверо заклинателей смотрели друг на друга — словно сошлись после долгой разлуки северный и южный берег, прошлое и будущее.
Потом Вэй Усянь вдруг коротко рассмеялся и пару раз радостно щёлкнул пальцами.
— Выходит, даочжан Сун Цзычэнь времени зря не терял? — он встретился взглядом с заклинателем в белом и сердечно ответил: — Вы принесли поистине добрые вести. Оказать вам помощь было делом чести, да, Лань Чжань?..
***
Сидя у окна и вспоминая, как они пожелали друг другу удачи на тропе совершенствования и разошлись у ворот Гусу, Вэй Усянь задумчиво улыбнулся. А когда за окном раздались шаги и шелест одежд, надтреснутый рёв престарелого Яблочка и скрип отворяемой двери, окутавшая его печаль отступила, как туман под лучами яркого солнца.
