MCCCCLXXXX

Николай лежал в «своей» (на самом деле, конечно, не своей, одного из офицеров, временно отданной ему) каюте и пытался уснуть. Теснота, темнота, качка и духота, конечно, делали свое дело. Но самое главное — Николая стали мучить кошмары. С подписанием соглашения никаких проблем не возникло, но все время переговоров король Ферранте предлагал показать ему свою "коллекцию". Была ли это попытка запугать его, или, наоборот, показать, насколько он контролирует ситуацию, или просто попытка подружиться или найти того, кто разделил бы с ним его интересы - Николай не понимал. Но Ферранте предлагал показать свою коллекцию так долго и настойчиво, что в конце концов Николай начал просыпаться в холодном поту от одного и того же сна - он бежит по какому-то ренессансному дворцу, залы которого плотно заставлены мумиями в дорогих одеждах, а за ним гонится король Ферранте с бензопилой и намерением сделать мумию и из него. Заканчивалось все тем, что он неизбежно запинался о чью-нибудь ногу и король Ферранте его настигал. На корабле эти кошмары стали еще более реалистичными. Казалось, Николай теперь начал чувствовать запахи, царящие в том дворце. Поэтому он лежал у себя в каюте и пытался выбросить из головы все мысли, чтобы попытаться уснуть. Сон было уже пришел, мысли отодвинулись куда-то далеко, Николай начал проваливаться в безвременную черноту... …И вдруг резко открыл глаза. Вокруг было темно, но эта темнота не была средневековой. Из-за плотных штор в комнату проникали На искусственном ковре валялись две пустые бутылки виски. Пистолета нигде не было. Хотя на стене при этом было большое темное пятно. Николай еще раз потрогал свой затылок. Это что, был всего лишь сон? На маленьком столике под телевизором, который в дорогих гостиницах предлагают использовать в качестве письменного, стоял включенный ноутбук с открытым браузером. В адресной строке призывно мигал курсор. Николай сел за стол, поднес руки к клавиатуре... Потом резко захлопнул крышку и посмотрел на логотип. Рядом с условно нарисованным абрикосом черной краской, обычным «печатным» шрифтом было написано apricot. Интересно, до того, как он уснул, бренд был тот же? К технике Николай всегда относился равнодушно, никаких названий, кроме Apple и BlackBerry не знал, причем последнюю — только потому, что его «корпоративный» телефон был этой марки. Вот он, лежит тут же, на столе. Николай взял телефон в руки и повертел, потом снял блокировку. Нет, вроде бы такой же. Он осторожно отложил телефон и опять открыл ноутбук. Курсор в адресной строке браузера все так же призывно мигал, предлагая узнать что-нибудь об этом мире. Николай набрал сайт «Википедии», а там нашел статью про Ричарда III. Король Англии, герцог Аквитании, господин Ирландии, 02.10.1452-12.03.1511, правил с 1483. Битва на Дадлингтонском тракте. Семь детей, четверо - от королевы Иоанны Португальской: Ричард, Эдмунд, Уильям, дочь Джейн. Старший умер раньше отца, упав с лошади во время совместной охоты в Шервудском лесу в августе 1510 года. Вражда Ричарда III с семьей Борджиа. Поддержка Бретани. Вмешательство в скандинавские дела. «Ричард успевает еще увидеть Восточное море замиренным и короля Дании, прочно сидящего на своем троне». Великие географические открытия. Джон Кабот. Норфолк. Сент-Томас. Северо-Западный и Северо-Восточный морские пути. Торговля с Великим Княжеством Московским. Егорьевск-на-Двине. Або. Аландские острова. Егорьевск... Основан в 1492. Назван в честь важного для обоих стран Георгия Победоносца. Английская часть города на северном берегу Двины. Совместное управление. Подарки Ивану III. Подарки Ивана III Ричарду III. Ричард III. Битва на Дадлингтонском тракте. Отступление в Йорк. «Король на месяц». «После восстания французских наемников Генрих Тюдор так и не смог стабилизировать ситуацию. У Эдварда Вудвилла было слишком мало людей. Деньги, конфискованные из Лондонского Тауэра, закончились. Сильнейшим ударом для претендента на трон явился отъезд Томаса и Уильяма Стенли в Йорк. Архиепископ Бурьше освободился из-под ареста 17 сентября 1485 года, убедив своих тюремщиков, что, удерживая его, они совершают грех и уголовное преступление и обещал добиться их помилования. Через два дня шериф Лондона арестовал Генриха Тюдора и остававшихся с ним людей. Джон Мортон пытался бежать в Бристоль через валлийские марки, но в Шрусбери был опознан сохранившими верность королю горожанами и доставлен в Ноттингем, где был подвергнут аресту. Недолгое время его соседями были братья Стенли, которых казнили во дворе Ноттингемского замка 7 октября 1485 года. 25 сентября 1485 года Ричард III во главе 15-тысячного войска северян, валлийцев и европейских наемников вошел в Лондон». Николай попробовал поискать про Джона Помфретского. Джон Помфретский (Понтефрактский), ок.1469-1561. Бастард короля Ричарда III. Король Мэна под именем Иоанна I c 7.09.1488, капитан Кале (1485-1547), маршал Англии (1547-1561). Рядом, как и должно быть в «Википедии, был портрет, изображавший пожилого мужчину с серьезным выражением лица и седой бородой. Подпись гласила, что это портрет работы Тициана 1525 года — подарок императора Карла V. Потом Николай прочитал про Кале и узнал, что это до сих пор часть Великобритании... столица одноименного церемониального графства. Избирает одного депутата в Британский парламент. Данбар тоже был английским. А Гибралтар — нет. И Шотландия была отдельным государством. Николай протер глаза. Ричард IV, Испанский Гибралтар, Егорьевск-на-Двине... Он решил вернуться к статье про Генриха Тюдора. Действительно. «Король на месяц». Казнен за государственную измену 1 октября 1485 года. Никаких номеров, никакого места в списке британских монархов. Римская цифра VII появилась только в списке внешних ссылок на сайт некоего «Общества Генриха VII». Николай прошел по ссылке. Общество было создано в 1923 году как «Общество Красного Дракона» и уже в 1926 переименовалось в «Общество Генриха VII», чтобы исключить случайные китайские ассоциации. Целью было указано «вытащить из тьмы забвения и установить всю правду о самом неординарном, самом добром и наиболее просвещенном из английских королей!» «Наша цель — включение Генриха VII в список английских королей», - гласила надпись в «шапке» другой страницы. «Действительно, - писал на форуме пользователь с ником cadwaladr822101, - Эдуард V, который вообще бастард, правил всего два месяца и не был даже коронован, считается королем, а Генрих почему-то нет. Шотландцы Маргариту Норвежскую Деву считают, хотя она вообще не доехала!» (После этого Николай посмотрел еще пару статей и выяснил, что сейчас в Шотландии царствует Маргарита III.) В архиве журнала «Henrician newssheet» он нашел статью некой Антонии К., «Как Ричард III запугал своих врагов»: «Генрих и его советники ехали на эту битву с открытым забралом. Он и граф Оксфорд больше десяти лет не видели своих матерей (а мать последнего еще и цинично ограбили). Они честно хотели вернуть свою родину. Генрих Тюдор открыто заявлял свои династические права, которые были прочнее, чем у узурпатора, сына и брата узурпаторов, коварных герцога Йорка и графа Марча. Но, очевидно, в этом мире нет места доброте, благородству и чистоте помыслов. Когда Генрих стал законным королем Англии, он не думал, что Ричард будет так успешен в применении метода кнута и пряника. Ему удалось запугать всех. Он запугал герцога Бретани ответными пиратскими рейдами. Он запугал короля Франции мнимым союзом с Максимилианом Габсбургом и герцогом Франциском. Союзом, условия которого он не собирался соблюдать ни минуты. Церковь он запугал своими связями в Риме и мечами семьи Монтефельтро. Неудивительно, что после такого гигантского кнута крошечный, еле заметный пряник, который он предлагал, почитался иностранными государями райским лакомством. Что касается английских баронов, то их он запугал незаконной расправой над герцогом Бэкингемом. И продолжил запугивать после битвы при Дадлингтонском тракте, уведя жалкие остатки своего войска в Йорк, верхушка которого была предана ему, как комнатная собачка, и помогла ему сделать вышеназванное запугивание еще более эффективным. В результате они так и не смогли сделать свободный и правильный выбор. Случилось так, как всегда и бывает в жизни. Генрих Тюдор, умный, верный своим, во многом светлым, идеалам, блестяще образованный, но при этом несколько наивный молодой человек, при котором страну ждал бы расцвет, проиграл прожженному политикану.» Под текстом один из комментаторов написал: «Да что хорошего вообще можно сказать о Ричарде III, если он пригрел таких проходимцев, как этот Мартин Стю. Антония, вы читали книгу «Ричард III и его окружение»? Он же вообще непонятно откуда! Утверждал, что он то из Линкольна, то из Бостона, а на самом деле там изучили ВСЕ приходские книги и его там нигде нет! Не удивлюсь, если именно он надоумил Ричарда III придушить племянников. Они хоть и бастарды, но все же... Генрих бы никогда так не поступил». «Нет, еще не успела, - отвечала она. - Я заказала бумажную версию из издательства, но в Нигерии медленно работает доставка, хоть это и коронная территория. Действительно, Генрих никогда бы так не сделал. Мартин Стю - стремный персонаж». Еще в этом мире были две мировые войны, война за Испанское наследство была гораздо более кровавой, а Российская и Британская империи, вечные союзники-конкуренты, просуществовали аж до 1975 года, когда одновременно были распущены не без вмешательства США (только поводом послужил не Суэцкий кризис, а какой-то инцидент у берегов Дании или Швеции - он так и не понял точно). Россия избежала революций, хотя во второй половине семидесятых ее поразил глубокий кризис. В интернете, впрочем точно знали причины. Некий пользователь анонимного форума «трич» винил США (в этой реальности занимавшие почти весь Североамериканский континент, от Берингова пролива до границы с Мексикой; Канада тут состояла из Новой Шотландии, Нового Брауншвейга, острова Ньюфаундленд, Антикости и острова принца Эдуарда) и еще почему-то Германию, их зависть и непонимание морских народов с их широтой души, тягой к приключениям и умением понимать другие культуры. Когда ему резонно написали, что у США морское побережье не намного меньше российского, а Германия, помимо выхода к морю, всегда контактировала с другими культурами, хоть и европейскими, он (или кто-то за него) ответил: «Да, но они-то могут на своем континенте просидеть и никуда не соваться, у них все есть. А у нас климат такой, что без моря не проживешь. А немцы вообще просто в себе замкнулись». Сейчас, как понял Николай, почитав дальнейшие обсуждения, конституционная монархия в России была с левым правительством, идеологически находящимся между большевиками и левыми эсерами, только без мечтаний отобрать частную собственность. Это было уже слишком. Он захлопнул ноутбук и решил привести себя в порядок, а потом прогуляться. Но сначала надо было позвонить своему лучшему другу Дэну и попросить предупредить начальство, что он сегодня не придет. - Ты перепил вчера, что ли? - отозвался в трубке голос Дэна. - Э-э-э-э... - Какая работа?! Ты же у нас граф Стю. Те, кому по наследству досталось место в Палате лордов, не работают. Николай потрясенно молчал. - Ладно, давай, лечись, а мне, в отиличе от некоторых, работать пора, - хохотнул Дэн. - Насчет субботы все в силе? - Да, - машинально ответил Николай. - Тогда бывай, - сказал Дэн и отключился. На этот раз Николай не стал открывать ноутбук, а зашел в интернет с телефона. Он нашел статью о своем (своем??) сыне Генри, который женился на дочери барона Зуша, и у них родились два сына, Джон и Мартин в честь обоих дедов. Ветвь рода, идущая от Джона, угасла в мужской линии, а вот потомки Мартина унаследовали титул (его потом, в начале XVIII века, «подняли» до графского) и здравствовали до сих пор... и одним из таких потомков был он сам. Николай поискал еще немного и нашел информацию про себя. По одному абзацу в статьях на «Википедии» про своих родителей (если верить этой помойке, его отец умер в 2010, а мать — еще в 2007 году) и парочку заметок в таблоидах. Ничего особенного из них он не узнал, кроме того, что его зовут Джон, ему двадцать пять лет, он учился в Кэмбридже и один раз был остановлен полицией за то, что превысил скорость на своем Bentley Continental GT Speed Conbertible (даже не пьяный). Ничем не примечательная жизнь. Николай (или все-таки не Николай?) заблокировал телефон... и, переворачивая его экраном вниз, чтобы положить на стол (не хотелось случайно прочитать что-нибудь... еще) увидел странную надпись на задней панели: «Made in Bangalore, India». Николай (или Мартин, или кто он там должен быть теперь) пошел в ванную, набрал полную раковину холодной воды и долго держал в ней лицо. Не помогло. * * * Внешне центр города изменился мало. Те же гигантские магазины на Оксфорд-стрит, тот же «Квадрант» на Риджентс-стрит, та же неоготика, теряющаяся среди современных зданий из стекла и бетона. Да и памятники вроде бы на всех местах, правда, иногда не тем, кому, вроде бы, должны быть посвящены... Должны ли? Николай (или не Николай?) сидел в известной сетевой «сэндвичной» за стойкой у окна, ел огромный сэндвич с ветчиной, листьями салата, сыром, помидорами и Бог знает, чем еще, пил кофе из одноразового стаканчика (когда кофе закончился, на дне обнаружилась надпись «Made in India») и размышлял. Могло ли быть так, что это был сон? Могло ли быть так, что это все был сон? Вся предыдущая жизнь в России, потом в Англии, «попадание»?.. Две жизни. Сорок пять (ведь сорок пять) лет в двух временах и странах? Со всеми подробностями и ощущениями? А почему он ничего о себе не помнит и ничего не знает об этом мире? Почему его так удивляет, что все вокруг делают в Индии. Он обратился к своему соседу слева, по виду — офисному клерку: - Скажите, а давно все вещи производят в Индии? А то ведь всегда был Китай? Его сосед справа — на вид такой же клерк — усмехнулся. Тот, к кому Николай обращался, хотел сделать то же самое, но все-таки подавил смешок. И ответил: - Не знаю, о чем вы, сэр. Так всегда было. Еще с войны. Так всегда было. Может быть, было, но он забыл? Под влиянием алкоголя и черт знает, чего еще... Ведь он не помнил, что делал до пробуждения... во всяком случае, разумнее всего было так считать. И если он не помнит, что еще он употреблял (он не нашел ничего такого в своем номере, но это ничего не значит), то не может знать, как это подействовало на его мозги. Да и полтора литра виски... Он решил немедленно обратиться к врачу. Как и в прошлой жизни, в этой в Великобитании была государственная медицина и Николай-Мартин-Джон пришел в ближайшую больницу. К счастью, очередь была не очень большая и уже через час его выслушал врач общей практики, покачал головой и отправил его к неврологу, плотному смуглому мужчине средних лет в тюрбане - доктору Р. Сингху. Тот заставил его сдать анализы и пройти МРТ головного мозга. После того, как результаты были готовы (наверное) доктор Сингх пригласил его в свой кабинет: - Господин Стю, я могу сказать вам, что никаких органических повреждений я не вижу, - начал доктор, немного отодвигая от себя монитор на привинченном к столу подвижном кронштейне. Тем не менее, Николаю оставалась хорошо видна надпись на задней стенке: Designed in Norfolk, Canada. Assembled in Bombay, India. Норфолк был первой английской колонией в Северной Америке, основанной еще при Ричарде III. Там, где «в прошлой жизни» находился Галифакс. Николай не мог отвести от надписи взгляда. - И посторонних веществ в вашей крови мы не обнаружили. Я имею ввиду, вы говорили про алкоголь... но чего-нибудь вроде кокаина или ЛСД. Вы еще, кажется, говорили про фенциклидин... Но ничто в вашем состоянии не позволяет даже подозревать вас в употреблении этого вещества. Тем более, что для амнезии нужно... впрочем, это уже детали, неинтересные специалистам. Сейчас, конечно, рано судить, и вам нужно будет прийти завтра, и, возможно, еще в течение пары дней, чтобы мы провели дополнительные тесты, но уже сейчас я могу вас успокоить в том, что долговременное органическое повреждение мозга в вашем случае практически исключено. Ручаюсь за это своим дипломом врача. Что касается галлюцинаций и амнезии, то они, возможно, имеют психосоматическую природу. Все-таки полтора литра виски, которые вы, по вашим словам, выпили за два часа — это очень значительный объем, тем более за такое короткое время, и если долговременного воздействия на вашу нервную или эндокринную систему не было, это не значит, что его вообще не было. Я запишу вас к психиатру и исходя из... - Доктор, я заметил вашу фамилию, - сказал Николай, оторвавшийся наконец-то от созерцания задней стенки монитора. - Скажите мне, а с точки зрения сикхизма, может так быть, что это все действительно реально и моя душа на самом деле изменяет прошлое и будущее и путешествует между мирами? - Трудно сказать, - ответил доктор Сингх. - С одной стороны, Гуру Грант Сахиб говорит... подождите, а почему вы об этом меня спрашиваете? - Ну, я подумал, что... - Подумали что? Что я из Индии, и поэтому автоматически знаю ответы на все вопросы?! Или что я еще один смешной коричневый человечек с полотенцем вокруг головы, который сейчас выдаст вам афоризм, как в печенье с предсказаниями?!.. Или что мы все там, в Индии, гуру, и постоянно изрекаем такие афоризмы (на потребу большим белым господам)?! Если бы вы побольше времени уделяли своему образованию, господин сахиб, и поменьше гоняли бы на двухдверных «бентли», вы бы знали, что в отношении гуру у сикхов есть разные мнения! И, к вашему сведению, моя фамилия «Сингх» и я ношу ее потому, что это фамилия моих предков, но сам я родился в Оксфорде и в пятнадцать лет перешел в англиканство, а сейчас считаю себя скорее агностиком! Почему каждый второй молодой придурок, попадающий ко мне на прием, норовит обсудить со мной свой «трансцедентный опыт» и ждет, что я посоветую ему новые вещества для «расширения сознания»?!.. Придете завтра и сдадите анализы, к психиатру я вас запишу. И если вы так настаиваете, он будет ирландцем-католиком! * * * После больницы Николай почувствовал себя еще хуже. Он опять бесцельно бродил по центру, пока не решил посмотреть мюзикл «Time», созданный на основе одноименного альбома группы Electric Light Orchestra. Он тоже не особо отличался от того, что Николай видел раньше. Это был спектакль в жанре научной фантастики. Начиналось все в 1981 году, он с песни «21st century man. Под слова «A penny in your pocket, a suitcase in your hand...» на сцену выходил главный герой — побитый жизнью, заросший щетиной мужчина средних лет в засаленном костюме, галстуке, похожем на грязную веревку и... да, с тем самым портфелем. Он медленно шел по вечернему городу, возвращаясь с работы по полутемному, неприветливому городу, по которому ветер вместо перекати-поля катил старые газеты (по сцене в этот момент вентилятор действительно раздувал скомканные газеты), пока не решал ни с того ни с сего зайти в парк развлечений. Он бродил там, размышляя о своей несчастной любви (по сюжету можно было понять, что женщина, которую он любил всю жизнь, отвергала его чувства потому, что он «неудачник» и «не альфа-самец»), пока под песню «The Lights Go Down» из парка не начинали выпроваживать последних посетителей, а аттракционы не обесточивали. Главный герой оставался в парке после закрытия, с ним что-то происходило (свет над сценой начинал мигать белыми вспышками) и он приходил в себя только в 2095 году, где неожиданно получал признание в качестве экспоната. Ученые будущего начали изучать его как «образец типичного представителя Эпохи Атомизации - конца XX века». У него появилось свое, очень комфортабельное жилье, много денег, внимание прессы. Дальше шло знакомство с местными технологиями и довольно банальная (и устаревшая) пародия на СМИ под песню «Here Is The News». Впрочем, что-то в душах зрителей она, видимо, задевала, так как аплодисменты раздались на первых же нотах. Зато с женщинами главному герою по-прежнему не везло. К нему приставляют андроида-женщину, «модель 69, идеально имитирующую женское телосложение». Но она еще сильнее презирает его за его «неудачничество», чем подруга из его прошлого. Главный герой понимает, что в 1981 было еще хорошо и следует номер под песню «Yours Truly 2095», во время которого актриса исполняющая роль «модели 69» (она весь спектакль проводит в блестящем черном латексном костюме) показывает акробатические трюки, но стоит главному герою хотя бы протянуть руку в ее направлении, бьет по этой руке со всей силы. На словах «she's also a telephone» она достает телефонную трубку с проводом, как-будто действительно из своего бока, и передает ему. Это был самый запоминающийся спецэффект во всей постановке. На волне ностальгии главный герой (его так ни разу не называют даже по фамилии) идет туда, где сто лет назад жила его подружка, в надежде узнать, что случилось хотя бы с ее внуками. На этом месте теперь киберпанк-трущобы и какая-то толстая, хамоватая баба в халате и с сигаретой в углу рта говорит ему, что никого не знает, ее семья живет тут последние сто лет, а предыдущие владельцы съехали еще в 1981. Главный герой понимает, что его подруга все-таки его любила и примиряется с действительностью. Следует умеренно-оптимистичный номер «Julie Don't Live Here». Под слова «but it seems so strange, the wind blows cold» вентиляторы опять начинают раздувать по сцене обрывки газет. Обрывки продолжают летать по сцене и в следующем номере, «Ticket To The Moon», в котором главный герой, разочарованный жизнью в будущем и подавленный правдой, которую только что узнал, берет в «космопорту» билет до Луны и прощается с Землей и подругой из восьмидесятых, сожалея, что никогда уже не сможет ее увидеть... Все это было не так плохо, но усталость и стресс последних дней взяли свое, и, сидя в полутемном зале, Николай уснул... … И тут же проснулся. Его окружала полная темнота, было душно, комната как-будто немного качалась. Он сел на жесткой постели, едва не стукнувшись головой о низкий потолок. Вдруг в деревянную стену (вернее, как он догадался, в дверь) начали колотить кулаком. Кто-то кричал: «Проснитесь, милорд, проснитесь! Мы в Лондоне, милорд!» Николай быстро собрался, сложил вещи в свой сундук, как мог, повесил в темноте на пояс ножны с чинкведеа, вышел из каюты, поднялся из квартердека, вышел на верхнюю палубу... и на секунду ослеп от яркого света. Когда глаза немного привыкли, он понял, что свет мог показаться ярким только после полной темноты каюты. Стояло дождливое, серое лондонское утро. «Иоанн Креститель» стоял на якоре возле Тауэра, причем довольно далеко. Так далеко, что это даже возмутило итальянцев, проплывавших слева от них. Один из офицеров показал им средний палец. - Доброе утро, сэр, - поздоровался капитан. - Дело в том, что за вами прислали «Веру»? - Зачем? - Говорят, вас ждут в Вестминстере как можно скорее. Король приказал немедленно явиться к нему, даже не навещая дом. Оставьте ваши вещи здесь, мы потом пришлем, сэр. Николай перешел по сходням на другой корабль. - Как вы угадали время моего приезда? - спросил он у Джона Дэви, когда тот помог ему спуститься на борт «Веры» - одной из трех галер, купленных недавно в Венеции; кроме «Веры» была еще «Надежда» и «Любовь»; первые две патрулировали устье Темзы вблизи Лондона и в самом городе до Лондонского моста; «Любовь», которая была больше и несла на себе четыре пушки вместо двух, патрулировала побережье от Тауэра до Приттлуэлла. - Милорд Перси приказал нам ждать до конца дня десятого мая и, если вы вернетесь в этот день, немедленно доставить вас в Вестминстер. - Вы не знаете, в чем причина? - Нет, сэр. - Как я посмотрю, вы уже начали службу, Джон? - Да, сэр. Во второй половине апреля. Когда Николай уезжал, галеры еще не прибыли в Англию, а людей только начали нанимать. Собственно, задачей этих трех галер вместе с гарнизоном и артиллерией Тауэра, а также гарнизонами Лондонского моста и Биллингсгейта было отразить любое нападение на Лондон с моря, либо же задержать настолько, чтобы позволить собраться лондонскому ополчению и подойти войскам из других мест. Джон Дэви казался естественным выбором на роль командира «королевской морской гвардии»: он был капитаном «гвардейского» корабля еще при Эдуарде IV, а летом восемьдесят третьего года успешно атаковал бретонских пиратов. Николай не был тем, кто предложил королю эту идею, скорее, она родилась из коллективного обсуждения. Но Николай был горд, что принимал в этом обсуждении участие. * * * Когда он вошел в Вестминстерский холл, там не было никого, кроме ближайших советников короля в конце зала и нескольких гвардейцев, королевского герольда и мальчика лет двенадцати около двери на улицу. - Мартин Стю, первый виконт Стю из Бостона, - выкрикнул герольд, как-будто никто из тех, кто сидел в конце зала на расставленных полукругом раскладных стульях, не успел еще его заметить. Здесь все, кого он ожидал увидеть. Виконт Ловелл, сэр Ричард Рэтклифф, граф Линкольн, герцог Норфолк и барон Одли по правую руку короля, сэр Джон Кендал — по левую. Такой же раскладной стул, предназначавшийся для него, пока пустовал. Обычно король Ричард предпочитал проводить заседания Тайного Совета вот на таких вот стульях с низкой спинкой, и чтобы рядом обязательно не было стола. Это было неудобно, и король считал, что именно неудобство позволяет всем оставаться сосредоточенными и не позволяет затягивать заседание: все стремятся его закончить, пока спина не затекла (и никто не решался сказать его величеству, что прежде других это касается его самого). Однако рядом с бароном Одли стоял еще один пустой стул, с высокой спинкой и подлокотниками. На нем лежали целых три подушки. - Доброе утро, Мартин, - в отличие от герольда, король не кричал, но его, тем не менее, было хорошо слышно все из-за эха в почти пустом помещении. - Занимайте место. Мы рады вас видеть. Мартин поклонился королю прежде, чем занять свое место между графом Линкольном и герцогом Норфолком. - Доброе утро, ваше величество. Я благодарю вас за беспокойство о моем благополучии. - А теперь, когда со всеми положенными расшаркиваниями покончено, скажите мне, Мартин: почему вы не стали встречаться с Чарльзом Хиллом? - Я... - Он написал нам. Мне и отдельно — Джону, - король показал рукой на своего секретаря; тот, не поднимаясь с места, легко поклонился. - Он хотел знать причину королевского гнева и еще раз уверял нас в своей верности. Он даже готов был в течение недели приехать в Лондон или любое место, которое бы я ему указал, чтобы еще раз принести мне клятву верности. Зачем вы напугали его? Дело не только в том, что я не держу на сэра Чарльза никакого зла, но и в том, что он — констебль замка в Каслтауне, на острове, где нам все еще не вполне доверяют. Вы хотите разжечь восстание на острове Мэн? - Извините, Ричард, - когда-то давно еще герцог Глостер просил Николая обращаться к нему именно так; впрочем, на «ты» они так никогда и не перешли. - Я не знал. То есть, не подумал. Мне.. мне стало плохо. Это связано... с некоторыми событиями в моем прошлом. Я уверен, Ричард, вы понимаете. - Да, я понимаю. Но это был первый и последний раз, когда я попустил вам нарушение моего прямого приказа. Раз уж вы сами заговорили о своем прошлом... Кстати, все помнят о том, что о не совсем обычном прошлом виконта нужно молчать? - Да, - раздался нестройный хор. - Хорошо. Так вот, Мартин, может быть, вы сможете воспользоваться знаниями из своего прошлого? Буквально вчера в Лондон прибыли послы государства Бенин, которое находится рядом с... - Рядом с Гвинеей, да. - Значит, вы знаете. Что еще вы можете сказать про эту страну? - Ну... там есть скульптуры... такие... - Скульптуры? - Да, очень красивые... но необычные... вы таких никогда не видели... наверное... - Мартин, я наверное, не понимаю... - Нет, они красивые! Но просто для европейца непривычные... Из дерева. И из слоновой кости. Вроде. - О том, что там можно купить слоновую кость, мы и так уже знаем. Вы можете рассказать нам что-нибудь еще? Например, какая у них армия. Многие местные, и португальцы, и немногие не португальцы, которым удается там побывать, рассказывают, что она необычайно сильная и дисциплинированная... - Не знаю, Ричард... - А вы можете объяснить, почему они прибыли, как обычные пассажиры, на каком-то дырявом корыте из Антверпена... - Нет, не могу. Я не знаю... - Хотя бы об их вере вы рассказать можете? - подал голос лорд Кендал. - Они язычники? - Да, абсолютные. - Мартин, вы ведь знаете, как у нас язычниками часто зовут магометан, а то и вообще христиан-еретиков, - опять взял слово король. - Скажите: они язычники в прямом смысле? Не христиане, впавшие в ересь арианства или кто-нибудь вроде того? - Нет, Ричард. Они не христиане, даже не еретики или раскольники. Они не магометане и не иудеи. Их верования совершенно отличны от того, к чему вы тут... в смысле, мы все тут привыкли. В смысле, у них там множество богов и все такое... - А в чем именно состоят их верования, вы не помните? - опять вкинился в разговор лорд Кендал. - Извините, Джон, но я не знаю, - покачал головой Николай. - Но вы точно знаете, что они язычники? - спросил король. - Да, Ричард. - Но не знаете, в чем именно состоят их верования? - уточнил король. - Да. - Но уверены, что они язычники? - повторил свой вопрос король. - Да, Ричард. Король провел помассировал себе лоб, несколько раз проведя расставленными большим и средним пальцем от бровей к линии роста волос. - Тогда попробуем вот как: Мартин, что вы вообще знаете об Африке в наше время? - Ну, я знаю... что там плавали португальцы. И что они исследовали побережье. И ставили кресты. - Какие кресты? - устало спросил король. - Христианские. Каменные, кажется. Чтобы отмечать пройденный и открытый путь. И еще они открыли там мыс Доброй Надежды. - И поставили там крест, - сказал король. Граф Линкольн сдавленно хихикнул. - Да... нет. Извините, Ричард, я не помню. Наверное. Наверное все-таки поставили. - Можете еще хоть что-нибудь про них вспомнить? - Ну, они черные... Король шумно вздохнул. - Скульптуры, язычество и португальские кресты. Вот и все. Что есть у нас за пару мгновений до начала переговоров с послами далекой и совершенно незнакомой нам страны. - Извините, Ричард, но я действительно не помню и не знаю. Я уже объяснял вам, что я не знаю всего и не могу... - Я понимаю, Мартин, и не виню вас. Но, как вы понимаете, радости это мне не добавляет. Тем более, что они не знают нашего языка. А мы не успели найти того, кто знал бы их язык и при этом был бы надежен. - Они не знают английского? - Нет, Мартин, только португальский, - ответил вместо короля лорд Кендал. - И поэтому мы ждем Джейн, - добавил король. - Послы придут после нее. - А не может получиться так... Король и лорд Кендал усмехнулись. - Нет, Мартин, это исключено. Сначала ее величество удобно расположится на этом сидении, - кивнул на стул с высокой спинкой лорд Кендал. - И только потом Томас отправится и попросит Тома Скрупа привести их. Он помахал кому-то в другом конце зала. Тот мальчик, который ждал вместе с гвардейцами и герольдом, пересек холл, остановился в десяти шагах от них и поклонился. - Томас, ты помнишь мои указания? - В точности, сэр, - еще раз поклонился мальчик. - Хорошо. Можешь идти, подожди там, - отпустил его лорд Кендал. - Это мой новый паж. Очень смышленый парень. Недавно у меня в услужении. Сын моего тезки, судьи. Когда-нибудь заменит меня и станет твоим секретарем, Ричард. - Пускай это произойдет попозже, Джон, - сказал король. - Да, пускай как можно позже, - поддержал его граф Линкольн. - Как можно позже, - согласился барон Одли. - Сын Джона Мора?.. - невпопад удивился Николай. - Не притворяйтесь, Мартин, - устыдил его король. - Вы точно что-то знаете. Расскажите нам. - Да, мне хотелось бы знать, кого я воспитаю, - добавил лорд Кендал. - Если честно, то я очень много знаю об этом человеке, - не стал отпираться Николай. - Но там он никогда не занимал ваше место. - Нет? - удивился лорд Кендал. - Нет. Он занимал мое место. Был секретарем по делам герцогства Ланкастерского. А до того судьей, заместителем лондонского шерифа и спикером Палаты Общин. Три года он был канцлером королевства, а потом стал святым. Король казнил его на Тауэрском холме. Король, который слушал этот рассказ, скрестив руки, кивнул каким-то своим мыслям и кисло улыбнулся. - Да, еще его имя навсегда было связано с вашим, Ричард, - продолжал Николай. - Моим? - переспросил король. - Да. Томас Мор в том мире написал самое известное ваше жизнеописание, и одно из самых... как бы это сказать... наименее лестных. Король еще кисло убыбнулся. - Так это что же получается? Я, оказывается, умею находить людей? - спросил лорд Кендал. - Зря вы так, Джон, - обратился к нему герцог Норфолк. - Это ведь правда так. Вы единственный умеете безошибочно способных умных людей. Такое я видел только у вас и у герцогини Маргариты. - Самый способный человек, которого наш дорогой Джон нашел — это, конечно, я — сказал король под дружный смех окружающих... В этот момент дверь на улицу отворилась и под своды зала вступила королева Иоанна в сопровождении двух фрейлин. - Иоанна, королева Англии, Франции, герцогиня Аквитании, - объявил герольд. На восьмом месяце беременности, с внушительным животом ходила она медленно. Король встретил ее на полпути, они осторожно обнялись и поцеловали друг друга в щеку. Он помог ей дойти до стула, фрейлины помогли ей принять как можно более удобную позу. Когда король вернулся на свое место, а фрейлины отошли к двери, королева спросила: - По какому поводу вы хотели видеть меня, господа? - Мы еще не говорили об этом, - ответил король. - Но тебе это не понравится. Вчера к нам прибыли послы из Бенина. Они не знают английского, а мы португальского, а Брэмптон сейчас не в Англии. Мы хотели бы, чтобы ты переводила нам. - Я готова, - ответила королева. Больше никто ничего не сказал, и некоторое время все ждали в молчании, глядя на дверь. Наконец она отворилась и порог Вестминстерского холла переступил Томас, барон Скруп из Мэшема, нынешний лорд-стюард. За ним, в сопровождении двух гвардейцев английского короля в отполированных до блеска доспехах c мечами наголо, в Вестминстерский холл вошли послы королевства Бенин. - Послы королевства Бенин ко двору его величества короля Англии! - торжественно объявил герольд. Послов было всего двое. Оба носили самую яркую и дорогую европейскую одежду, которую смогли купить. На обоих были насыщенно-зеленые бархатные береты, того же цвета бархатные мантии и алые шерстяные дублеты, из-под которых виднелись воротники рубашек тончайших шелковых рубашек. Когда небольшая процессия дошла до короля, королевы и участников Тайного совета, барон Скруп отошел в сторону, а послы сделали еще один шаг вперед, сняли береты и поклонились королю настолько глубоко могли. Они заговорили по-португальски. Королева прервала их, после чего они о чем-то коротко переговорили. Королева повернулась к мужу и сказала: - Мы только что договорились, как я буду переводить их. Они будут произносить короткую фразу, которую я следом буду пересказывать вам. Потом они будут произносить еще одну фразу. И так далее. - Мы поняли, - кивнул король. Королева кивнула послам. Опять полилась португальская речь, и через некоторое время королева сказала: - Мы приветствуем тебя, великий король, и передаем привет от правителя могучего королевства Бенин. В твоем понимании... - королева прервалась и опять о чем-то заговорила с послами; наконец они согласились друг с другом, и королева продолжила. - В твоем понимании, его титул тоже будет — король, а имя ему Озолуа Завоеватель. Он уже покорил многие народы и, великий воин, прознал, что на севере есть такой же великий воин и захотел с ним познакомиться. Мы наслышаны, великий король... После этого королева опять прервалась, на этот раз надолго, и опять что-то обсуждала с послами. Когда они, судя по жестам и интонациям, опять о чем-то договорились, королева начала переводить дальше с того места, на котором остановилась: - Мы наслышаны, великий король, о твоей победе при Сен-Обен-дю-Кормье, и о том, как ты отнял крепость Данбар, и о том, как ты сокрушил того, кто хотел отнять престол, что принадлежит тебе по праву. Вести об этих великих победах заслуженно разнеслись по всему миру. Еще, король, мы давно дружим с Португалией, и мы узнали, что ты тоже дружишь с этой страной и даже в жены взял сестру их правителя. Мы посчитали, что тот, кто поступает так, не может быть плохим человеком. Король не выдержал и несколько раз хохотнул. Посол, глядя прямо перед собой, чуть улыбнулся, но, тем не менее, продолжил: - Меня же зовут Охен-Окун, и в твоем понимании я — епископ города Уготона. Я благодарю тебя, великий король, за возможность предстать перед тобой и изложить тебе мое дело. Королева замолчала. Король Ричард выдержал еще полминуты, поднялся на ноги и заговорил: - Мы благодарим твоего государя, победительного Озолуа Завоевателя и просим тебя, лорд Охен-Окун, передать ему наши приветствия. Мы наслышаны о его непобедимой армии, сокрушившей многих врагов и желаем ему долгих лет правления, его стране — процветания, а ему — легкой победы над любым врагом, что дерзнет оспорит его власть. Посол ненадолго замолчал, а потом спросил: - Может быть, великий король, две великие армии могли бы объединиться для победы над общим врагом? Король Ричард тоже не сразу начал отвечать: - Ты сам сказал, лорд Охен-Окун, что для объединения войск нужен общий враг. А наши королевства находятся слишком далеко друг от друга, чтобы у нас были общие враги. А те, народов, с которыми и твой король, и я имеем дело — например, с португальцами - все страны являются нашими друзьями. Но если возникнет общая угроза, я без радости, ибо любая война — это большое горе, но с большой готовностью объединю наши силы для того, чтобы отразить ее. Охен-Окун кивнул: - Но не только войной укрепляется дружба между странами. - Не только, - согласился король Ричард. - Все страны живут торговлей и без торговли нет истинного процветания, - патетично заявил Охен-Окун. - Иначе, как торговлей, истинного процветания не достичь, - снова согласился король Ричард. - И в нашей стране есть товары, интересные для вас, - продолжал посол Бенина. - Как и в нашей стране есть товары, интересные для вас, - еще раз согласился с ним король Ричард. - И это в будущем может принести великую пользу нашим народам, - уверенно произнес Охен-Окун. - Обоим нашим народам, - немного поправил его король Ричард. - К сожалению, cамый главный ваш епископ иногда налагает запреты, которые очень трудно исполнить... - Запреты... - задумчиво произнес король Ричард, - Скажи, Охен-Окун, а в твоей земле епископы — тоже очень ученые люди, которые знают гораздо больше остальных? - Пожалуй, - ответил посол Бенина. - Тогда ты понимаешь, насколько трудно бывает их понять их простым и неискушенным людям, хоть они и были бы правителями. Теперь была очередь Охен-Окуна рассмеяться. - С другой стороны, есть много товаров, которые продают свободно. Та шерсть, из которой сделаны ваши дублеты — из моей страны. - А у нас, кроме слоновой кости, к торговле которой проявляют интерес ваши купцы, есть еще товары... В этот момент король заметил, как его жена поморщилась, пытаясь устроиться на стуле поудобнее. Он обратился к послу: - Не сочти за оскорбление тебя и твоего короля, но другие, не менее важные дела требуют нашего внимания сегодня. Давай отложим нашу беседу до завтра. Я приглашаю тебя сюда в это же время. И мы продолжим разговор о том, как торговля может обогатить наши страны. - Конечно, великий король. - До свидания, епископ Охен-Окун. Посол молча поклонился (так же низко, как и в начале) и вместе со своим спутником вышел тем же путем, каким и пришел: через северную дверь холла, ведущую на улицу. Когда за ними закрылась дверь, король обратился к жене: - Как я понимаю, сейчас ты не вернешься в свои покои. Ты обязана что-то сказать нам. - Да, супруг мой, - несколько официально ответила королева. - Я всегда была привержена союзу между моей новой родиной и моей старой родиной. И сейчас я сделаю все, что в моих силах, чтобы удержать этот союз и чтобы между нашими странами не встала кровь. Но произошедшее сегодня не понравится моему брату. Король на это промолчал, но голос подал сэр Ричард Рэтклифф: - Но почему?! - спросил он несколько наигранным возмущением. - Мы полностью в своем праве. - Я думаю, он решит, что вы нарушили запреты, содержащиеся в папской булле «Aeterni regis», а кроме того, ваш договор с ним, который вы заключили четыре года назад. - На это я скажу ему, что, во-первых, он сам предоставил нашим подданным право торговать в Гвинее, заходить в ее порты. - Но в договоре речь шла только о замке Элмина и Гвинее, - возразила королева. - Англичанам не было разрешено заходить куда-либо еще или заниматься исследованиями неизведанных земель. - Но что такое Гвинея? - спросил король. - Твой брат называет ее страной, но это не страна в том же смысле, в котором страной является Португалия, или Англия, или Шотландия. Это очень разные земли. На некоторых из них не живет вообще никто. Где-то живут только пребывающие в дикости племена, где-то местные жители образовали свои княжества и королевства. Никто из них не подчиняется ни друг другу, ни какой-нибудь третьей силе. Твой брат и его люди этими местами тоже не управляют. К тому же, они сами иногда подразумевают под «Гвинеей» острова, которые вообще не являются частью Африканского материка. Так что такое «Гвинея»? Где она начинается и где заканчивается? Кроме того, вашу нацию называют нацией мореплавателей, и твой брат должен лучше всех знать, что иногда плавание не может обойтись без... неожиданностей. Неужели твой брат предлагает английским морякам, которых течение или ветер отнесли за воображаемую черту (которую еще и никто не начертил), или тех, чей корабль нуждается в ремонте... Неужели он предлагает им НЕ приставать к берегу, НЕ вступать в контакт с местными, а вместо этого сидеть и ждать смерти? Только чтобы уважить некий договор? Я искренне надеюсь, что мы с тобой оба плохо его понимаем. Если так, то пусть он объявит об этом прямо, на весь Христианский мир. Или потребует подписать дополнительное соглашение. Что касается папской буллы, то она требует не завоевывать. И мы никого не завоевываем. - Нет, она так же запрещает исследования. - Если уж подходить строго, то она запрещает исследовать и завоевывать королевства, герцогства, княжества и так далее, но никакого королевства мы не завоевывали и даже не исследовали. И еще: булла запрещает нам завоевание и торговлю, но ничего не говорит о тех случая, когда торговать хотят с нами. Не мы пригласили послов королевства Бенин в Лондон. Если же твой брат считает, что мы каким-либо образом нарушаем буллу - мы согласны передать наш спор на рассмотрение Папе. А если он не доверяет Папе, то пусть при Курии будет создан трибунал аd hoc. По ответу твоего брата нам станет ясно, какие у него намерения. Если он согласится на трибунал — значит, он настроен решить дело миром. - А если нет? - Значит, пусть подумает о том, зачем он вообще заключил соглашение с нами. О том, что у него не было достаточно людей, чтобы укомплектовать гарнизон Элмины. О том, что португальцы — возможно, и сильнее на море, но когда-нибудь им придется сойти на сушу, а тут их успехи более, чем скромны. - Но битва при Торо... - Португальцы проиграли ее, дорогая! Королева помрачнела и о чем-то задумалась: - Хорошо, я немедленно напишу брату, - сказала она наконец. - Я думаю, мы все обсудили, - объявил король. Его жена подозвала фрейлин и с их помощью поднялась со своего места. Они с мужем осторожно обнялись и поцеловались в щеку. - Сегодня вечером поужинаем вместе, - сказал ей король. Королева кивнула. * * * Как только за ней закрылась дверь, граф Линкольн сказал: - Думаю, нам стоит готовиться к войне. - И можно не голосовать по этому поводу, - отозвался король. - Итак, что у нас есть? - Около двадцати кораблей королевского флота, - принялся перечислять виконт Ловелл. - Три галеры в Лондоне. По пятнадцать сотен солдат в Кале, лондонском Тауэре и Берике. Еще несколько около трехсот солдат в Данбаре... Шотландцы, если я правильно понимаю, не ударят нам в спину.. - Нет, - усмехнулся король. - Они теперь думают только о том, чтобы не разозлить нас и не разрушить хрупкий мир. Рейд на Эдинбург из Берика и одновременно Данбара позапрошлой осенью показал им, как легко и быстро мы можем добраться до них и попросту лишил возможности нападать на нас. Ведь он состоялся через три месяца после окончания междоусобицы, в которой наследник престола убил своего отца... А прошлым летом мы... помогли им окончательно утвердиться в мысли, что Англию лучше не трогать. Герцог Норфолк поднялся на ноги, шутливо раскланялся со всеми и сел обратно: - Те стычки в море, которые происходили между нашими и шотландскими кораблями прошлым летом, не были стычками. Во всяком случае, не теми обычными, к которым все настолько привыкли, что не обращали внимания. Дикон выделил мне три корабля и с апреля по октябрь я мешал шотландцам заниматься рыбным промыслом. - Не слишком ли мало для того, чтобы остановить рыбную ловлю? - удивился Николай. - Слишком мало. Но полностью остановить рыбную ловлю не смог бы никто и никогда, и такого приказа мне никто не отдавал. Главным было нанести ощутимый ущерб и создать у них впечатление, что мы можем появиться откуда угодно и когда угодно. Для этого нужно было, во-первых, знать те шотландские селения, которые живут рыбной ловлей и те места, где они ловят рыбу. Что, при помощи наших рыбаков, было не очень трудно. - Существенный ущерб? - переспросил Николай. - Не обязательно существенный, - сказал король. - Ощутимый. Когда селение, которое восемь десятых своего дохода получало от продажи выловленной рыбы, лишается десятой части своего летнего улова — это ощутимо. - Но не сушественно? - Нет, не заметил сарказма король. - Существенно — если бы оно лишилось трети летнего улова. Это можно устроить, но мы не хотим. - И какая цель? - недопонял Николай. - Чтобы они поняли, что, если будут с нами воевать — ущерб понесем не только мы. И это не всегда дорого. С одной стороны мы, конечно, много чего не смогли бы сделать даже сейчас, когда у нас есть флот. С другой стороны, тем летом, когда я стал королем, флота у нас почти не было, но даже с помощью такого мы запугали бретонцев достаточно, чтобы они прекратили каперство в Английском канале. Том тогда во всем этом не участвовал, конечно. Герцог Норфолк кивнул. - Да, это так. Прошлой весной мы еще поспорили с Диконом: я считал, что трех кораблей не хватит, чтобы все это провернуть. Оказалось - вполне достаточно. - И это подействовало? - удивился Николай. - Как видите, Мартин. Король Яков очень быстро вспомнил, что отец «сговорил» его с моей племянницей. О том, что, заключая шесть лет назад перемирие на три года, граф Вестморленд и предыдущий король Яков на словах договорились, что раньше, чем истечет этот трехлетний срок, они соберутся и заключат «настоящее» перемирие, то есть всеобъемлющее и не меньше, чем на десять лет. Да и сейчас — ни набегов на границу, ни пиратства. Даже неуправляемые шотландские магнаты вдруг послушались короля почему-то. Даже то, что сказал этот... как его? Граф Стюарт? Никто не помнил имя аристократа, поразившего всех в день свадьбы странными речами. Сидевший рядом с королем виконт Ловелл пожал плечами: - В Шотландии каждый второй граф и каждый второй - Стюарт. - Не важно, - махнул рукой король. - Так вот, даже то, что сказал этот граф или кто он там... Тогда я думал, что это просто пьяные бредни, а теперь думаю, что так жить было бы, на самом деле, не так и плохо. Мне, правда, не хочется разбирать споры этих придурков, но я готов потерпеть. Ради Англии. И ради Шотландии. - А я не заметил, что это были не просто морские стычки, - сказал граф Линкольн. - Еще все удивлялся, что они настолько сильно испугались. - Никто не знал, - отозвался Норфолк. - Сами шотландцы не знали, пока не взялись осенью за подсчеты... И это одно из главных достоинств подобных операций: для противника их последствия иногда бывают неожиданны. - А научился я этому у бретонцев, - заявил король. - У бретонцев? - в очередной раз удивился Николай. - Да. Это они выдали невероятное количество каперских патентов и разрешили cвоим капитанам нападать на наши корабли. Вместе с тем они приютили у себя адмирала Вудвилла и других беглецов. Таким образом они требовали нашей союзнической поддержки. - Значит, Португалию можно было бы усмирить так же, как Шотландию с Бретанью, - сказал Николай. - Что может быть проще, - съязвил король Ричард. - Нужно, чтобы дипломатические усилия сочетались с военными действиями, чтобы вред был ощутимым, а предложения ваших послов должны чем-то заинтересовать вашего противника. Мне пока в голову пришла только идея трибунала. В смысле, если война все же случится, я хочу собрать в Риме церковный трибунал, который решил бы, во-первых, насколько наше соглашение соответствует булле «Aeterni regis» и прочим папским буллам, касающимся мореплавания и исследования неизведанных земель, а во-вторых — какая сторона добросовестно исполняла это соглашение, а какая сторона по нашему соглашению с королем Жуаном - А если решение будет не в нашу пользу? - обеспокоенно спросил лорд Кендал. - Тогда я готов поставить под сомнение буллу «Aeterni regis». - Ричард, неужели вы готовы даже жить под интердиктом? - Нет, я не готов жить под интердиктом. Я намерен действовать так, как я всегда действовал в английских судах. Я воспользуюсь знаниями Тома Лэнгтона и других церковных юристов. Мы составим самую обоснованную из всех возможных позиций, в соответствии с нормами церковного права и — если будет нужно — принципами христианского вероучения. И — в соответствии с теми же нормами церковного права и прецедентами — мы оспорим эту буллу. Будет ли это через суд или трибунал, или, например, диспут между папой и представляющим Англию епископом? Пока я не знаю, это будет видно после моих консультаций с Лэнгтоном и другими. Лорд Кендал хотел что-то сказать, но король его перебил: - Но я готов поставить своего коня против огарка свечи, что они не будут созывать трибунал. И вообще сделают все, чтобы не предавать огласке нашу жалобу, если таковая появится. Ведь им надо будет еще раз, перед всеми государями христианского мира — перед королем Франции, императором и его сыном, королевой Изабеллой и королем Фердинандом, униженными договором в Алькасоваше — перед всеми ними надо будет опять подтвердить, что они отдают право исследования неизведанных земель одной Португалии. Хотел бы я на это посмотреть! - Может быть, еще и посмотрите, - возразил королю лорд Кендал. - Значит, будет интердикт. Причину наложения которого им тоже надо будет изобрести. И объявить. Перед теми же государями. А если изобретут — ну что же, в конце концов, правят же Богемией чашники. Лорд Кендал покачал головой. - Ричард, вы ведь набожный человек. За почти три десятка лет, что мы знакомы... - Именно потому, что я набожный человек, я не считаю, что эту буллу нельзя оспорить. И уж тем более я далек от мысли, что Португалия — единственная страна, осененная благодатью Божией. Почему? Король пожал плечами. - Иначе она была бы несколько больше. Послышались смешки. - И не беспокойтесь раньше времени, Джон, - успокоил своего секретаря король. - В иске не будет никакого смысла, если мы не найдем, где они уязвимее всего на суше или на море. - А если захватить замок Элмина? - высказал идею граф Линкольн. - Я имею ввиду, отослать тайный приказ лорду Динэму, разоружить или перебить португальскую часть гарнизона, пока они не успели опомниться. - Вряд ли получится застать их в расплох, - возразил ему герцог Норфолк. - Солдаты несут караулы и прошлые службы совместно, в один помещениях спят, вместе принимают пищу. Даже лорд Динэм командует солдатами совместно с теми командирами, которых присылают португальцы. Скорее всего, случится взаимная резня, и мы просто обнаружим свои планы перед нашими бывшими союзниками. Или замок захватят местные, если мы с ними враждуем — я не очень знаю, какие там отношения между народами... - Кроме того, племяник, - добавил король. - Я не уверен, что такой приказ вообще может быть доставлен туда, и уж точно невозможно доставить сколь-нибудь быстро. Любой наш корабль вроде «Крестителя Иоанна или «Михаила» с «Гавриилом» мгновенно вызовет подозрения, а если отправить туда человека — скорее всего, его разоблачат. - Пусть Брэмптон найдет человека... - Брэмптон может найти человека, конечно... Но даже если он проскользнет мимо португальских чиновников и офицеров... - Я знаю о том, как тщательно они считают все корабли и людей, въезжающих в Гвинею из Англии, а других христиан они вообще не пускают туда. Но Брэмптон может помочь им создать видимость, что они португальцы... - Ты не дослушал, племянник. Даже если они попадут в Элмину, лорд Динэм, скорее всего, не поверит им. Перед тем, как назначить его в Элмину, мы не предупреждали его о том, что обстоятельства могут сложиться таким образом. Мы вообще не предполагали, что все может сложиться таким образом. Граф раздосадованно замолчал. Король повернулся к виконту Ловеллу. - Джек как раз напомнил мне о Брэмптоне. Отправь за ним кого-нибудь в Дувр и пусть каждый день дежурит в порту. Виконт Ловелл кивнул. Король повернулся к лорду Кендалу. - А ты напиши Монтефельтро. Он недавно писал, что готов возобновить союзнические отношения с Анлией. Напиши, что время пришло. - Хорошо. Если он ответит мне, что готов помочь в очень важном и деликатном деле, то я спрошу его, какие кардиналы были бы готовы принять нашу сторону и на каких условиях. - Я сегодня же напишу Марго, так что можешь, если что, обращаться к ней за помощью. И ответы от герцога Урбинского должны быть получены, как можно скорее. - Я понимаю, Ричард? - не вставая с места, поклонился лорд Кендал. Король о чем-то задумался. - Если, как я сказал, это все вообще имеет смысл. Вы сегодня все время молчите, Джон, - обратился он к барону Одли. - Боюсь, вы немного можете себе позволить, Ричард, - развел тот руками. - Вы, возможно, скоро не сможете даже занимать. - Как это? - В конце зимы мы обнаружили, что не в состоянии даже посчитать, сколько ваших расписок находится на руках у людей и на какую сумму. - А до этого вы вели подсчеты? - Да, до этого мы знали более-менее точно. - И какие были последние суммы, подсчитанные вами? - Примерно двести пятьдесят тысяч фунтов всего. Король покивал каким-то своим мыслям. - А сколько я буду зарабатывать в год, если Англия потеряет доступ к Гвинее? - Примерно шестьдесят тысяч. - А если из-за португальского пиратства будет нарушена торговля в целом? - Тогда — сорок тысяч в лучшем случае. - Да, - сказал виконт Ловелл. - Это примерный доход с королевских земель, но и королевские земли существуют во многом за счет торговли... - И еще кое-что, Ричард, - продолжал барон Одли. - Дело еще и в самом количестве ваших расписок. На предъявителя и на разные суммы — они давно уже служат заменой монетам при совершении крупных покупок. Если кто-то хочет купить дом или корабль... - Я понял, Джон, - перебил его король. - Но вы сказали об этом так, как-будто это плохо. - Да, Ричард. Поскольку ваши расписки всегда торгуются ниже той суммы, которую вы обязаны отдать... - Почему? - Дело в том, что люди всегда опасаются, что король может не выплатить свои долги по той или иной причине. - Но я всегда был честен с кредиторами. Еще тогда, когда я был герцогом Глостером, я полностью и в срок возвращал любые суммы. - Поэтому, Ричард, ваши долги где-нибудь в Антверпене ценятся гораздо дороже долгов императора Максимилиана, например. И все-таки... не всегда человек властен над своей судьбой. Например, когда вы возглавили войско два года назад и потом, в течение трех дней после битвы при Сент-Обен-дю-Кормье, когда не у всех еще были точные сведения, ваши расписки стоили даже дешевле. А за два дня до того, как вы вернулись из Йорка в Лондон, я знаю, две ваши расписки продали по пенни на каждый фунт, который вы были должны. В обоих случаях люди боялись, что вы погибнете. Есть и другие опасности, которым люди придают большое значение. Так, если помните, после того, как вы возвратились из Ноттингема в Лондон прошлым летам, даже не в самом городе, а в его окрестностях была вспышка французского пота. Причем очень небольшая, пострадала всего одна маленькая деревенька? - Да, помню. - После вашего возвращения в Лондон ваши расписки стоили довольно дешево еще два месяца. Люди боялись того, что вы заразились и скоро умрете. - Мне это все не особо приятно, и довольно неразумно, хотя, если влезть в их ботинки... Но вы так и не объяснили, почему это плохо. - Это толкает цены вверх. Пока не очень сильно, потому, что не существует ни одной вашей расписки с суммой меньше пяти фунтов. Но, как недавно понял ваш племянник (которого вы отдали мне в ученики), люди охотнее расплачиваются «плохими» деньгами, а хорошие - «берегут». Извините, Ричард, но ваши расписки — это плохие деньги. И если их выпущено на двести пятьдесят тысяч и скоро все крупные покупки будут совершаться при помощи расписок... Если во время войны пострадает торговля, то цены и так станут выше... Словом, мне трудно даже представить, что тогда будет. - У Неда, похоже, настоящий талант. И что мне делать? - Для начала — верните в порт десять кораблей из тех двадцати, что вы держите в море сейчас. Для сопровождения купеческих караванов используйте не больше трех. Прекратите выписывать новые расписки. Договоритесь с теми из держателей уже существующих, кто будет согласен, о замене двух- и трехлетних на пятилетние. Не нанимайте иностранных наемников и не используйте собственное ополчение дольше обязательного срока службы в сорок дней. Остановите на год ремонт всех замков и крепостей, кроме Йорка. Пускай гарнизон Каслтауна оплачивают жители острова Мэн из своих податей. Начните продавать некоторые аркебузы и пушки, которые производит ваш арсенал. если конечно, их конструкция не уникальна и не выдаст никаких секретов производства. - Трудно найти покупателей на то, что делают все, - заметил король. - А что, если осадить Лиссабон? - вдруг спросил граф Линкольн. - Прошу прощения... - Я думал: если нам нужно нанести ощутимый ущерб и испугать их неожиданностью нашей атаки, и при этом у нас мало времени и денег (всего сорок дней), а в Гвинее мы не сможем сделать ничего (португальцев там слишком много), значит, надо напасть на Лиссабон. Всем королевским флотом сразу блокировать город с моря, если получится, то привезти сухопутную армию и бомбарды и осадить город с суши. Возможно, под покровом ночи. Тогда удастся потопить их корабли прямо на рейде, а остальным нужно время, чтобы подойти и вообще узнать, что происходит в столице. Надо постоянно обстреливать город с суши и с моря, чтобы часа не проходило без того, чтобы в Лиссабон не летели ядра... - Главное, чтобы пушки выдержали, - сказал король. Графа Линкольна это замечание нисколько не смутило. - Да, - сказал он. Надо будет поговорить с инженерами о том, как можно будет это сдела - А что будет, если мы возьмем его за неделю? - спросил Норфолк. - Тогда надо будет заделать дыры в стенах, насколько возможно, восстановить укрепления и приготовиться к португальской осаде... - В этом плане дыр больше, чем в старой рыбацкой лодке, - усмехнулся герцог Норфолк. - Тогда предложи свой, - сказал ему король. Герцог промолчал. - Тогда иск надо подавать после того, как Лиссабон будет осажден. Чтобы португальцы ни о чем не заподозрили раньше времени, - произнес виконт Ловелл. - И изменить его содержание. Мы должны требовать устранения нарушений самого соглашения и препятствий, чинимых нашим купцам. А блокада Лиссабона должна быть представлена обеспечительными мерами. - Не слишком ли широко вы толкуете нормы церковного и гражданского права? - снова начал опасаться лорд Кендал. - Слишком, - не стал отрицать король. - Не зря меня называют стряпчим на троне. А вы что скажете, Джон? - Вы, конечно, потратите больше, чем можете себе позволить. Но с тем, что предлагает Джон у вас даже появляется едва осязаемый шанс избежать катастрофы. - Тогда, может быть, мы закроем это заседание? - спросил Николай, у которого затекла спина от жесткого стула и вообще хотелось домой. - Нет, - возразил король. - Нам нужно еще обсудить, как мы будем защищать королевство, если португальцы нападут сами. - Вряд ли они нападут с юга, - подал голос виконт Ловелл. - Они знают, что в Саутгемптоне мы теперь строим свои каракки и каравеллы, Пять портов вновь хорошо укреплены, а в Кале сильный гарнизон. Лондон тоже надежно защищен. На оплату гарнизона Тауэра, королевских галер и йоменов гвардии денег у нас хватит, уверяю тебя в этом, как лорд-камергер. - Остается запад, - уверенно сказал король. - Уэльс. Как Тюдор в свое время. И, как и тогда, отразить их атаку мне поможет зять. А еще мне предстоит поговорить с купцами Бристоля и убедить их, что все ради их же блага. Скажите, Мартин, ваша жена не упоминала о каких-нибудь вновь обретенных родственниках? Ни с кем не братались в последнее время? - Нет, Ричард, та часть нашего рода пресеклась, похоже, полностью. - Жаль. Мне было бы проще... Значит, мы все обсудили. Мы готовимся неожиданно напасть на Лиссабон и чуть позже — подать иска в Римскую курию. Джон — как можно скорее спишитесь с герцогом Урбинским, Фрэнк — привези Брэмптона в столицу сразу же, как он вновь окажется в Англии, Том — посоветуйся с кузнецами насчет пушек, особенно корабельных и объясни все купцам Бишопс-Линна, а ты, племянник, объясни все купцам Йорка и Халла. Я проведу переговоры с купцами Лондона и Бристоля и начну готовить иск... Мартин, может быть, вы съездите в Малин и отдадите письмо, которое я сегодня напишу, моей сестре? - Извините, Ричард, но я еще не был дома и хотел просить у вас разрешения не появляться при дворе несколько дней. Мои браться... как вы знаете, они очень больны и... - Хорошо, Мартин, у вас есть мое разрешение. Можете не появляться до воскресенья, но в тот день вы должны явиться сюда на рассвете. Мы уезжаем в Гринвич. Джейн хотела посмотреть, как идут работы, да и врачи, вроде бы, разрешили... Там уже можно разместиться с достаточным удобством. - Спасибо вам, Ричард. - Можете быть свободны, Мартин. Остальные должны явиться сюда завтра за два часа до нашей встречи с послами королевства Бенин. * * * Когда «Вера» подвезла его к его личному причалу и солдаты дали холостой залп из пушки на носу, встречать Николая вышел только его тайный тезка Николас - один из троих охранников, которые в доспехах каждый день охраняли входы в его дом (еще один сидел около главного входа, а еще один — у черного, через который слуги носили продукты, дрова и все такое). Велев Николасу не провожать себя, Николай прошел через комнаты оказался в главном холле, посередине которого стоял длинный обеденный стол с резными бургундскими стульями, а около стены, разделенные низким столиком — нечто вроде двух оттоманок, обитых тканью, под которую напихали птичьи перья, чтобы на них можно было полулежать. Все это было сделано по специальному заказу и приблизительным описаниям Николая, который тогда искренне стремился помочь братьям жены. Они тоже были тут, но не полулежали, а сидели на своих «оттоманках» с краю, согнувшись в три погибели. Около каждого из них стояло по бутылке вина и глиняному стакану. Еще один стакан стоял дном вверх на середине стола. Ни тот, ни другой даже не подняли на Николая взгляд. - Доброе утро, с возвращением, дорогой зять, извините, что не поднимаемся, чтобы по-родственному обнять вас, сегодня так сыро и наши бедные переломанные кости так ломит, так ломит... ужасная боль, - скроговоркой пробормотал Джордж. - С возвращением, зять, - решил не тратиться на слова Томас; не обращая больше ниакого внимания на Николая он поискал кого-то глазами, а не найдя, гаркнул. - Дерек! А ну тащи еще две бутылки гипокраса, сегодня кости особенно сильно болят!! Через некоторое время в холле появился Дерек — флегматичный и немногословный... Николай так и не решил, как его называть. В его время и чуть пораньше его должность (вроде бы) называлась бы «дворецкий», но в пятнадцатом веке, как он знал, дворецкий заведовал винным погребом и наливал гостям на пирах вина. Как звали теперь старшего слугу, Николай узнать так и не удосужился и просто называл Дерека по имени, а про себя «старшим над слугами». Тем более, что он действительно управлял небольшим штатом слуг в этом доме: двумя поварихами, двумя служанками — Брианной и Брендой, а также Фергюсом, который, помимо исполнения тех же обзанностей, что и у Брианны с Брендой, занимался иногда мелким ремонтом или помогал Дереку перетаскивать что-нибудь тяжелое. Николай решил когда-то нанять «старшего над слугами» именно из-за его сходства с типичным дворецким из книг и фильмов «про английскую жизнь». Поначалу так можно было притворяться, что ты на съемочной площадке какого-нибудь «Пуаро» и все понарошку. Потом он стал считать новую реальность домом, а Дерек оказался хорошим работником. - Рад, что в этом доме опять есть хозяин! - поприветствовал его Дерек. - Добрый день, сэр. Извините, я не знал, когда вы придете... Сейчас все будет. - Доброе утро, Дерек. Я тоже рад тебя видеть. Мои вещи принесли? -Да, сэр. Примерно час назад пришли двое галерных гвардейцев и принесли сундук. - Хорошо. Дерек ушел, а Николай остался стоять посреди комнаты. Он огляделся и его взгляд опять остановился на двух своих родственниках по жене. Джордж в этот момент в очередной раз высыпал на стол игральные кости. - Да блядь! - закричал он. - Ебаные кости!! Хули два-то опять выпадает?! Томас рыгнул. - Да не кипятись ты. Это ж удача — дело такое. Легко пришло, легко ушло. Джордж вытащил из сумки на поясе монеты и кинул их на стол. Томас загоготал и сгреб их рукой. Вдруг Николай заметил, что на нем надет дорогущий бархатный табард с золотой вышивкой. - Том, - сказал он шурину. - Табард — все-таки уличная одежда. Зачем ты в нем дома сидишь? Вытрется. - Да, да, вытрется, дорогой зятек, так ты нам другой купишь, - все так же не глядя на него, ответил Томас, тряся стакан с костями. Джордж отпил гипокрас из горла. Вдруг до Николая дошло, что кроме них и слуг в доме никого нет. Последние лет десять жена относилась к нему с холодным презрением, и вполне могла бы не выйти встречать, но обычно ее было, во всяком случае, слышно, а по дому бы ходила «ее» служанка, Кейт, которую она брала с собой в путешествия. Проходя по дому, он встретил и Бренду, и Брианну, но не Кейт. - Где ваша сестра? - спросил он у ее братьев. Томас, чья очередь трясти стакан подошла в очередной раз, ответил все той же презрительной скороговоркой: - Да хуй знает, здесь где-то ходит, сейчас подойдет, вчера тут была и вообще, что ты доебался, иди опять съезди куда-нибудь, не пизди. - Ты зубы-то разожми, - подключился к беседе Джордж, - Ты, конечно, можешь сейчас позвать Дерека и выкинуть нас отсюда, но христиане так не поступают. Хороший человек так никогда бы не сделал. Ты вспомни, зятек, что мы тебя два раза спасли. Первый раз, когда собой остановили ядра Фоконберга. Если бы не мы, он захватил бы Лондон, и сейчас на троне сидел бы пиздоватый король Генрих, а твой Ричард в лучшем случае ебал бы овец в Йоркшире. А второй раз мы тебя спасли, когда отец дал тебе работу. Ты сам нам рассказывал, что думал, что околеешь, как собака, на улице. А если бы мы сказали, что ты нам не нравишься, отец бы выкинул тебя в ту же канаву, из которой вытащил. К тому же, мы очень больны, сидим с большим трудом. Так что ты не забывай, зятек, о благодарности и милосердии. - Прошу вас, сэр! - Николай не успел заметить, когда Дерек появился опять, но он успел поставить возле места в торце стола (спиной к родственникам Николая и лицом ко входной двери) миску с овсяной кашей и двумя вареными яйцами без скорлупы, а рядом с миской положить ложку. Николай сам просил кормить себя именно так в начале дня. Эта пародия на «английский завтрак» тоже помогала поначалу привыкнуть к реальности. Потом он привык и к реальности, и к английскому завтраку. В восемьдесят восьмом, после поездки в Йорк, к завтраку прибавилась кружка травяного отвара, который граф Вестморленд пил от бессонницы. От бессонницы он не помогал, но сносно заменял чай. Недавно Николай узнал, что герцог Норфолк стал завтракать так же. Николай отодвинул стул, сел и принялся есть кашу. Дерек отодвинул стул и сел справа от него. Он оглянулся на Джорджа и Томаса (впрочем, без особого беспокойства) и заговорил: - Извините, что позволил себе такую вольность, сэр. Но мне необходимо с вами поговорить. - Где твой брат? - спросил его Николай. Брат Дерека тоже служил в доме, только охранником, и его жена часто брала его с собой в поездку - Да, прежде всего об этом. Ваша жена, Кейт, Дэвид — они, уехав в Бристоль раньше, чем вы отправились в Неаполь, до сих пор не вернулись и не давали о себе знать. - Они не могли уехать к Генри на север? - Нет, сэр. Ваш сын приезжал в Лондон недели три назад. Он сопровождал тестя и они остановились в этом доме. Ваш сын приказал мне... - Конечно, конечно, никаких проблем с этим. Что с моей женой? - Я прямо спросил у Генри — он сказал мне, что у если его мать и была на севере, то к семье Зуш не заезжала. Последнее письмо от нее он, по его словам, получил еще в январе. Николай обернулся на «родственников». - Томас только что выразился в том смысле, что видел ее недавно. - Об этом я тоже хотел поговорить, сэр. Все стало гораздо хуже, пока вас... обоих не было. Та бутылка, которую каждый из них пьет, уже четвертая для каждого из них за это утро. - Табард фунтов пять стоит? - Примерно так. Но это не самая крупная их трата. В пятницу они за один день проиграли в медвежьих ямах двадцать фунтов. - Сколько?! - Двадцать фунтов, сэр. И еще пятнадцать они проиграли за два дня в конце марта. Джордж сказал, что это в честь начала нового года. - А... как бы это выразиться? Сколько они тратили в «обычные» дни? - Обычно они укладывались в пять фунтов в неделю, сэр. Может быть, на пару шиллингов больше или меньше. - Если меня не было примерно десять-одиннадцать недель, и еще прибавить табард и медвежьи ямы... получается, они потратили на свои развлечения около девяноста фунтов?!.. - Девяносто два, сэр. И это не считая денег на гипокрас. Их я считаю вместе с деньгами на еду и питье для дома в целом. Николай схватился за голову. Девятосто два фунта. Это была почти десятая часть того, что он зарабатывал за год. При этом он понял, что вообще не беспокоится о жене и не жалеет ее братьев. В какой-то момент он вообще подумал, что все было бы гораздо проще, если бы его жену убили по дороге или в самом Бристоле. Тогда бы ему было проще вышвырнуть из дома двух паразитов и не стыдиться этого. Потом он понял, что стыдно ему было бы все равно, ведь он чувствует стыд перед тестем, которому действительно был многим обязан (и который, как он теперь знал, точно где-то существует после смерти). Николай уже давно пытался понять, что произошло с семьей его жены, есть ли в этом его вина или они бы в любом случае превратились в тех, в кого превратились. Потом почему-то подумал, что было бы забавно, если бы его отец и его тесть встретились на том свете... Мысли в голову лезли совершенно не те. Он быстро доел завтрак, поднялся в спальню, чтобы переодеться (Фергюс уже перетащил его сундук наверх), после чего опять спустился на первый этаж, намереваясь выйти из дома. У лестницы его ждал Дерек с какими-то листами. - Ваш сын написал вам письмо и оставил на столе. Я взял на себя смелость и некоторое время хранил их у себя. Я подумал, что дядья юного сэра Генри... могут быть несколько менее щепетильны, чем я, в отношении чужих секретов, сэр. Я, конечно, их не читал - Спасибо, Дерек, - поблагодарил его Николай, сложил эти листы в несколько раз и убрал в сумку у себя на поясе; неожиданно ему в голову пришла необычная мысль. - Скажи, а моя жена не могла сбежать с твоим братом. - Это исключено, сэр. Я, конечно, на многое способен, но в таком случае просто не вышел бы на работу. - Понимаю. Вернусь очень поздно, - ответил ему Николай и вышел под дождь. * * * Он направился в Тауэр, намереваясь заявить о возможной гибели своей жены, но по дороге зашел в церковь Святого Магнуса и помолился там святому Фоме Кентерберийскому, прося заступничества за душу тестя и вразумления насчет того, что делать с семьей. Не то, чтобы он сильно верил. После всего, что он увидел, после всех странных снов и причудливых переплетений новых реальностей со старыми он уже не знал, чему верить. В прошлой жизни, как сын «нового русского», он был как-бы православным, хотя в церкви не был ни разу, да и в новой жизни не подходил к исповеди вот уже лет десять. Про Фому Кентерберийского помнил только то, что его когда-то убили... Но решил, что, если помолится ему, хуже не будет. * * * В Тауэре он без труда нашел комнату, которую делили между собой Элджернон Смит и Ранульф Арчер. Выбирая между двумя, Николай все-таки решил обратиться к Смиту: все-таки он поймал маньяка, хоть и очень поздно (но с маньяками всегда так: ни одного еще не поймали рано или вовремя). - А у вас есть тело вашей жены? - Тело? - переспросил Николай. - Вы лучше меня знаете законы, - развязно сказал Элджернон. - Коронер может начать расследование смерти с признаками насильственной или необычной только если есть тело. Собственно, никак по-другому эти признаки увидеть нельзя. Да вообще не поймешь, умер человек или нет. Может быть, ваша жена с вашим телохранителем сбежала. - Вы не откроете расследование? - Не может быть никакого расследования. Я начну расследование только если смогу выше всяких сомнений убедиться в смерти леди Стю. Он был прав. Николай с тоской подумал, что придется ехать в Бристоль. Когда он уже шел по коридору, его догнал Ранульф Арчер: - Извините, сэр. По закону господин Смит, конечно, прав, но если вы хотите, чтобы именно мы поучаствовали в поисках вашей жены, есть один способ... Возможно, вы уже знаете про него — ваша репутация среди барристеров и судей хорошо известна... в общем, в исключительных обстоятельствах его величество может приказать нам проводить расследование, «как если бы убийство уже случилось». Я недавно искал кое-что в архиве, и немного почитал и про такие дела... Прецедентов не так мало. Два года назад в Йорке — в мою первую поездку за пределы Лондона — я следил за благополучием графа Десмонда, который вполне хорошо себя чувствовал, потому, что ему грозила опасность и возможное покушение. В смысле, я проводил расследование, как если бы он был мертв. И хоть приказ короля был устный, в отчете я записал его, и на него теперь тоже можно сослаться... Я знаю, что это не моего ума дело, но я знаю, что вы — друзья с королем и если вы его попросите... - Спасибо, следователь Арчер. Вы никогда не думали стать барристером? - Нет, сэр. - Если надумаете — обращайтесь. Я знаю, кому вас рекомендовать. У вас очень удачное имя для того, чтобы делать карьеру в юридической профессии. * * * - Зачем вы так с ним, Элджернон? - спросил Ранульф, когда вернулся из коридора, куда выбегал за каким-то разодетым мудаком. - Мне просто надоело пресмыкаться перед всякими сановными ничтожествами, Ранульф. - Вы считаете его ничтожеством?? - Они все ничтожества, только некоторые могут согнуть меня в бараний рог, а некоторые не опаснее комара. Этот Стю — не опаснее легкого ветерка. - Действительно? - Действительно. Он министр по делам герцогства Ланкастерского, то есть власти у него нет. Свиту он тоже не содержит, только троих, что ли, охранников, один из которых, как говорят, ебет его жену. Еще и сидит все время дома и ни с кем при дворе не дружит. На побегушках у короля и... В общем, как этот... а, ты не помнишь. Был такой, суетился при лорде-камергере и лорде Кендале. Подай-принеси. И этот такой же. Я что, побегу выяснять, в какие именно места охранник вставляет его жене? Нет, конечно. Я его не боюсь. Как и своего начальника, лорда-стюарда, этого ебанного щенка.. - Зря вы так, Элджернон. Тем более, его жена пропала и, возможно, погибла. - Пусть даже так. Не хочу кланяться всяким ничтожествам. Пусть сам едет в Бристоль и ищет там свою шлюху. Я вообще здесь последние месяцы. В сентябре король выплатит мне целых двести фунтов, и пусть они выплачивают мне жалование до этого момента — я его заслужил. А потом я ни одного тупого еблища не увижу. * * * Николай сделал крюк и съел еще одну тарелку каши в «Голове вепря». Это заведение обычно посещали люди не настолько богатые, но ему просто нравилось здесь бывать, нравилась «историчность» этого здания, то, что через сто лет тут будут обедать Шекспир и Джонсон, а еше, что здесь будет место действия нескольких сцен «Генриха IV» и его самой любимой из исторических пьес - «Генриха V». Потом он так же пешком и в одиночестве вернулся домой. Николай любил гулять по городу, хотя толпа здесь не всегда была приятна, а многие улицы были грязными или завалены пустыми ящиками и бочками. Некоторые знакомые (начиная с того дня, когда он впервые спустил свои затекшие ноги с купеческой повозки на землю Саутуарка) пугали преступностью и советовали не ходить без охраны, за двадцать лет жизни в городе с ним ничего не случилось. И вообще, в Лондоне многие ходили без охраны. Даже царедворцы. Барон Гастингс любил ходить без охраны. Когда Николаю напоминали, как закончил барон Гастингс, он всегда отвечал, что к краху барона привела не привычка гулять по городу без охраны. * * * Дома он поднялся в кабинет (этот дом был настолько большим, что в нем был кабинет) и занялся бумагами. Не то, чтобы их много скопилось за его отсутствие. При дворе все знали о его отъезде, с последними клиентами, на которых он работал, как барристер, он расстался еще шесть лет назад, никаких коммерческих дел, кроме сдачи в аренду дома на Лондонском мосту, он не вел. А вот отчет о расходах, который предоставил ему Дерек, оказался даже хуже того впечатления, которое сложилось у него после разговора со «старшим над слугами». К тем девяноста двум фунтам, которые они потратили на увеселения, прибавились еще двадцать, которые они заплатили портным за очень дорогу одежду (при этом самой одежды у них тоже не было), и не меньше пятидесяти фунтов, которые они потратили на дорогие вина и экзотическую еду вроде лебедей. Из ста восьмидесяти семи фунтов и десяти шиллингов, которые ему выплатило казначейство за его земли в апреле, братья его жены потратили сто шестьдесят два. Николай решил занять у того же казначейства сто фунтов. Последним он прочитал письмо сына. Генри рассказывал о том, что у него все хорошо, что барон Зуш считает, что через год он будет полностью готов к самостоятельной жизни, что чем лучше узнает север и живущих там людей, тем сильнее к ним привязывается... «Ну хоть что-то я сделал правильно», - подумал Николай. * * * На следующее утро он проснулся после полудня, помылся в лохани, оделся, написал в кабинете расписку на сто пятьдесят фунтов, спустился на первый этаж, позавтракал кашей и вареными яйцами и вышел из дома. Одиннадцатое мая выдалось солнечным. Из-за этого, как это всегда и бывает в Англии, даже сильный ветер не казался холодным. К середине дня стало по-настоящему жарко. Он опять направился в Тауэр и опять по дороге зашел в церковь Святого Магнуса и опять помолился за душу тестя. Выйдя из церкви, он зашагал на восток по Темз-стрит. Возле Тауэрского холма он заметил герцога Саффолка, который наблюдал за проплывающими по Темзе кораблями: - Величественное зрелище! - сказал он, указывая в направлении все еще стоявшего на якоре недалеко от тауэрской пристани «Иоанна Крестителя». - Да, - согласился Николай. - Добрый день, Джон. Какие новости при дворе? - Вы же знаете, я в это все с юности не лезу, - поднял руки вверх герцог. - А Джон много не рассказывает, конечно. Но из того, что я знаю — сегодня была еще одна встреча с послами. Они вчера к вечеру нашли надежного человека, который сможет переводить им с португальского и даже немного понимает местный язык. А еще, королева... в общем, она сейчас рожает. - Раньше, чем на месяц! - Да. Будем надеяться, что Господь управит и она разрешится от бремени благополучно. Николай перекрестился. * * * Барон Одли уже был в Тауэре. - У меня есть только одна расписка на сто двадцать фунтов. Николай скорчил недовольную гримасу. - Если есть только она — давайте, - согласился он, отдавая барону свою расписку на сто пятьдесят фунтов. - Опять шурин? - сочувственно поинтересовался Одли. - Оба. - Призовите их к порядку, Мартин! - Как, Джон? Они сами берут деньги из... оттуда, где они хранятся дома. - Не давайте им денег. Найдите какого-нибудь юриста — у вас же есть связи! Кого-нибудь постарше и поворчливее. Того, кто будет торговаться за каждый фартинг даже с вашими кредиторами! Пусть деньги хранятся у него, и пусть братья вашей жены выпрашивают деньги на свои медвежьи ямы у него же! - Я не могу, Джон! - Почему? - Они были так добры ко мне. Они помогли мне попасть в Судебный Инн, приютили в своем доме. Пока я учился и работал первый год, я жил за их счет. Кроме того, как бы там ни было, и Джордж, и Томас действительно сражались с Фоконбергом и их страшно покалечило. - Мартин, это был двадцать лет назад... - Восемнадцать... - Велика ли разница! Николай горько усмехнулся: - И это мне говорит казначей... - Да, это вам говорит казначей! Это все было двадцать лет назад. С тех пор вы сами добились очень многого и у вас есть лично ваши заслуги. Как у барристера и как у советника короля. Вы давно отдали им все долги. И заслужили право вести ту жизнь, которую сами хотите. Вы ничего не должны им сверх разумных сумм, которые они могли бы ожидать от зятя в таком состоянии. Кроме того, они не сделали для вас ничего. Помощь, которую вы получили поначалу, оказал вам ваш тесть, и никто другой. А что касается ужасных ран Джорджа и Томаса... вы когда-нибудь были в медвежьей яме? - Нет. - Там негде сидеть. И даже если опереться об ограду ринга... она довольно низкая. А ваши покалеченные родственники по жене проводят там дни напролет. - И все равно я не могу с ними так вот... Барон Одли только пожал плечами. * * * После того, как он оказался должен сто пятьдесят фунтов, а особенно после разговора с бароном Одли, Николаю почувствовал себя мерзко. Возвращаться домой резко расхотелось. Он прошел до конца Темз-стрит, пересек Нью Фиш стрит, прошел еще немного, поднялся на север к Уотлинг стрит и увидел, наконец, заведение, которое принято было посещать у людей его круга: таверну «Чернильное пятно». На вывеске действительно было изображено пятно чернил. В форме карты Российской федерации. Владел заведением «Саймон» (Николай так и не смог узнать, имеет ли оно связь с его реальным именем или это от имиджбордовских шуточек про «сейм персуна») - рыхлый и рослый детина, примерно ровесник Николая, который, однако, предпочитал изъясняться мемами из рунета две тысячи десятого года и фразочками из кино и видеоигр и вообще как-будто не желал взрослеть. С другой стороны, он в своей сфере добился серьезных успехов. Без знания языка и технологий приготовления пищи в этом времени, он смог открыть свою таверну и установить новые стандарты гигиены на кухне. Это и стало первым его конкурентным преимуществом. Вторым было почти полное незнание ранненовоанглийского языка. Даже теперь, когда он прожил в пятнадцатом веке чуть ли не дольше Николая, его словарный запас был очень ограничен. Других языков он не понимал вообще. В силу этого он не мог ничего подслушать. Вернее, подслушать он мог что угодно, но не был способен понять услышанное. Именно поэтому в его таверне очень часто собирались богатые и знатные, чтобы поесть еду, съев которую, у них было меньше шансов отравиться, и обсудить дела, не предназначенные для чужих ушей. С «Саймоном» познакомились после восстания Бэкингема, но не в связи с ним: Николай просто увидел знакомую вывеску и зашел поесть. Сейчас, однако, в таверне не было никого, кроме хозяина. - Здорово, - поприветствовал он Николая на русском начала XXI века. - А я тут вспоминал твой рассказ про поездку в Венецию и бородатый анекдот переделал. Вот спроси меня: чем отличается Венеция от Англии, Франции и любого другого христианского королевства? - Ну и чем Венеция отличается от любого христианского королевства? - В королевстах власть передается от отца к сыну, а в Венеции — от деда к деду. - Не очень смешно. - Да ладно. Все смеются, причем сильнее всех знаешь, кто? - Венецианцы. - Точно. Слушай... - Извини, что-то сегодня настроения нет, - прервал его Николай. - Посади меня просто за столик подальше, чтобы не отсвечивать, принеси кружку пива и... что ты там готовишь сегодня? Тот молча кивнул и поспешил на кухню, чтобы через пять минут выйти с кружкой пива и своим «фирменным» блюдом – пастушьим пирогом без картошки (в этом мире его прозвали «чернильным пирогом» и «Саймон» считался его изобретателем. Одна кружка пива превратилась в... очень много и пока Николай сидел за столом и не отсвечивал, таверна успела наполниться посетителями и опустеть два раза. Когда Николай, пошатываясь, шел домой, в небе светила луна в последней четверти. Пройти последние шаги до дома и подняться по лестнице ему помог Энтони — еще один охранник. Распрощавшись с ним, Николай зашел в спальню, закрыл дверь, прямо в одежде упал на кровать и уснул. Когда он засыпал, ему послышалось, что в Тауэре палили пушки. * * * Пушки Тауэра, королевской каракки, которая стояла рядом с ним на реке, королевских галер, которые ходят по Темзе и днем и ночью, пушки на Биллингсгейт и на надвратной башне Лондонского моста дали залп. Сразу после этого в дверь заколотили с такой силой, что, казалось, пытались выбить ее тараном. Элджернон еще не ложился спать и любовался видом на реку из открытого окна квартиры на четвертом этаже, которую он теперь снимал в одном из домов на Лондонском мосту и в которую недавно переехал из своего дома в Саутуарке. Неужели это по его душу? Неужели то, что он просто разъяснил закон неудачнику с должностью при дворе считается теперь преступлением хуже государственной измены? Дверь была готова разлететься на куски. Ебучий виконт Стю. Пусть сначала нормальные двери в своем доме поставит, а потом уже... Элджернон открыл дверь. Там стоял сам лорд-стюарт с двумя гвардейцами. - Вижу, ты уже собран, Смит. Тогда пойдешь с нами. Королева умерла. Они спустились вниз, сошли с моста в Саутуарке, повернули на запад и немного прошли в этом направлении. Черный траурный уппелянд барона Скрупа с длинным шлейфом придавал движениям этого молодого, энергичного человека размеренности и даже, в своем роде, величественности. Это впечатление, как ни странно, не сбивало даже то, что сейчас шлейф этот, волочась по земле, собирал на себя пыль и прибрежный песок, когда барон шел у кромки воды. Элджернон еще издалека увидел, что на берегу стоит носом втащенная «Надежда» . Рядом был разведен костер, вокруг которого ходили несколько солдат. Они взошли на борт по сходням, солдаты столкнули корабль обратно в реку и остались на берегу, а «Надежда» очень быстро пошла на веслах в Вестминстер. В Вестминстере они пристали к темному, освещаемому только луной причалу, прошли через какие-то комнаты и какие-то дворы и вошли в полутемную капеллу Святого Георгия. Там на катафалке у алтаря в гробу лежало тело королевы. Она старалась сохранять спокойное выражение лица и при жизни, но сейчас кроме спокойствия на ее лице кроме спокойствия появилось умиротворение и какое-то выражение, которое Элджернон не знал, как назвать: какое обычно бывает у людей, которые выздоровели от неожиданной, но при этом тяжелой болезни, вроде потницы. При виде этого выражения Элджернона взяла злость. Он не забыл тот разговор позапрошлой весной в Йорке, как и не забыл, что она отделалась всего лишь тремя месяцами размолвки с королем. И что, она теперь так и уйдет? Она что же, отмучилась?? Или вообще была права??? И король, и все, кто покрыл ее убийства, сейчас получат его отчет («ах, он нашел Саутуаркского душегуба»), что в ее смерти нет ничего насильственного либо случайного, и этим успокоятся?? Это что это, ее КАНОНИЗИРУЮТ?!?!?! Вот почему он считал их всех ничтожествами. Они даже от Ада пытаются откупиться при помощи таких, как он!! А сами вообще ничего не могут!!! Нет уж, не бывать этому. Он подошел к лорду-стюарту: - Вы хотите, чтобы я осмотрел тело и определил, не была ли ее смерть насильственной? - Да. Скорее всего, она умерла родами, от... осложнений. Но все же его величество хотел бы убедиться, на всякий случай... - Я не буду этого делать, - с вызовом сказал Элджернон. - Вы перенесли тело с места преступления, вы его трогали, вы смыли все следы. И наконец — эта сука вообще не заслуживает... - Держите его, - сказал лорд-стюарт гвардейцам, которые незаметно стали у него за спиной (как им удалось в латах?!), пока он произносил свою гневную речь. Они заломали ему руки сзади и, согнув его в поясе, вслед за лордом-стюартом вывели из капеллы. - Распрямите его, - приказал лорд-стюард. Гвардейцы последовали его приказу. Лорд-стюард ударил его носком сапога в пах. Когда Элджернон опять согнулся пополам от боли, барон Скруп попросил гвардейцев опять распрямить его, неспешно подошел к ним, левой рукой крепко схватил Элджернона снизу за челюсть (ему даже показалось, что он услышал хруст), а в его левую ноздрю засунул острие невесть откуда взявшегося кинжала. - Слышишь ты, дерьма кусок, - сказал он зло. - Я ведь могу забыть, что я на юге и сделать все так, как решали у нас на севере во времена королевы Маргариты. Или, если ты хочешь юридических расшаркиваний, то вот тебе: то, что ты сейчас сказал про покойную королеву — это преступление. И то, чем ты занимаешься все последнее время... на мой взгляд, это малая измена. Если не по букве, то по духу закона, как вы любите выражаться. И я сегодня же утром выдвину против тебя обвинения. Причем они будут такими, что тебя будут пытать. По-настоящему. Тебе ваши коронерские вериги покажутся раем земным. Я об этом позабочусь. Или ты, еблан, сейчас же пойдешь и сделаешь то, что приказал тебе король. - Я сделаю, - сдавленно сквозь сжатые зубы пробормотал Элджернон. - Не слышу. - Я сделаю!! - И еще, прояви уважение к мертвым, говнюк, - сказал лорд-стюард и с этими словами отпустил его челюсть и рванул кинжал вверх, порвав ему ноздрю. Элджернон вскрикнул от боли и попытался, натянув рукав дублета на ладонь, остановить кровь. Гвардейцы грубо развернули его лицом к часовне, а барон Скруп пнул в зад. Доковыляв до часовни и приблизившись, наконец, к телу, он попытался, насколько мог, обследовать его. Руки, за которые его волокли, теперь отзывались болью при каждом движении, а левая вообще ныла, не переставая. Он постоянно старался не накапать кровью, и в конце концов был вынужден оторвать кусок рукава и обмотать его вокруг головы, самой широкой частью у носа, сделав себя похожим на прокаженного, у которого отваливается нос. Наконец если не боль, то дрожь в руках удалось унять, кровь не перестала течь, но на время перестала капать, впитываясь, пусть и кое как, тканью, и он все же сумел приступить к тому, за чем его вызвали. Через некоторое время он вышел из часовни и обратился к лорду-стюарду: - Милорд, я обследовал тело королевы, и не нахожу никаких признаков насильственной смерти либо несчастного случая, такого, как случайное отравление грязной водой или что-то подобное. Во всяком случае, исходя из моего опыта службы коронером на протяжении десяти лет. Я считаю, что королева умерла вследствие осложнений после родов. Все-таки она была... несколько старше того возраста, который наиболее благоприятен для деторождения. Кроме того, это уже четвертая ее беременность за неполных пять лет... - Чтобы подробнейший отчет был у меня на столе до полудня! - рявкнул барон Скруп; и, уже спокойнее. - Иди к причалу, галера тебя отвезет. Элджернон пошел к причалу. Вестминстерский дворец просыпался, около часовни стали собираться люди: какие-то священники, царедворцы, слуги... Пока он шел, он слышал обрывки разговоров: «Успела все-таки принять причастие...», «Последние минуты потратила на теологический спор...» «Увидела ошибочность своих своих путей и возблагодарила Господа...», «Молилась о муже и детях, о Португалии и об Англии...», «Раскаялась...». Когда он был уже на причале, кто-то опять заломил ему руки сзади. Его опять выпрямили и лорд-стюард опять пнул его в пах. Пока Элджернон корчился от боли, стражники отпустили его, но кто-то потащил-повел его к водоему, после чего окунул его голову в реку и долго держал там. Пока не закончился весь воздух, пока вода не полилась в глотку в непроизвольном желании вздохнуть, пока Элжернон не начал понимать, что все закончится здесь и сейчас... После чего вытащил его голову из воды, посмотрел ему в глаза, сказал: - Мне кажется, ты не понял, - и окунул еще раз. И держал еще столько же. Элджернон и так почти не мог сопротивляться. Из-за бессонной ночи, из-за крови, которая заливала нос, из-за того, что не мог дышать одной ноздрей, из-за выкрученных рук... Теперь силы окончательно оставили его. И снова, ровно в этот момент барон Скруп вытащил его из воды. На этот раз он пнул его под ребра, но потом отошел и встал в трех или четырех шагах, позволяя отдышаться. - Сегодня ты, говнюк, так осмотрел королеву. А вчера ты натыкал носом, как щенка, человека, с которым король знаком уже двадцать лет. Постарайся хотя бы иногда не быть дерьмом, - и ушел. * * * - Ты навлек на меня гнев лорда-стюарда, - с укоризной сказал он Ранульфу Следующим утром, дописывая отчет. - Вы сами говорили, чтобы я учился правилам выживания при дворе, - пожал плечами тот. * * * Еще через сон Николай услышал какой-то звон, или дребезжание, или грохот, какой-то звук, как-будто металл бьется о металл. Как-будто кто-то бросает листы железа с третьего этажа на другие листы железа. Звук становился все настойчивей, все громче и все неприятнее. В конце концов ему пришлось проснуться. В окна пробивался утренний свет, а грохот оказался колокольным звоном. Причем звонили все колокола всех церковей и беспрерывно. Что могло случиться? Он быстро помылся в лохани, так же быстро оделся и спустился вниз. На столе не было завтрака. Дерек, который стоял тут же, сказал: - Я позволил себе не приготовить вам завтрак, сэр? - Почему? - Не думаю, что вы сегодня будете завтракать дома. Этой ночью скончалась королева. Николай перекрестился, причем по-православному. - Как это произошло? - Очевидно, во время деторождения. Подробностей я, конечно, не знаю, это лучше вам, сэр... Во входную дверь постучали. - Это сэр Ричард Рэтклифф. Сэр, - сообщил Дерек, открыв дверь. - Проводи его. - Вы слышали, Мартин? - спросил его Рэтклифф после того, как они обменялись приветствиями. - Да, Дерек мне рассказал, - ответил ему Николай; Дерек поклонился им обоим. - А что с ребенком? - Это девочка, она, хвала Господу, вполне здорова и хорошо себя чувствует. - Это точно, - согласился Николай. - Послушайте, Мартин, - сказал ему сэр Ричард. - Я сейчас собираюсь идти в Вестминстер, выразить соболезнования дяде. Если хотите, пойдем вместе. - Конечно, конечно. * * * Король Ричард с покрасневшим лицом, с красными прожилками глаз, постаревший сразу на десять лет стоял около гроба жены. - Я предлагал ей беременеть не так часто, потом, после Уильяма, пытался убеждать, что династия в безопасности, но она на все отвечала, что у нее есть долг. Перед Богом, перед двумя королевствами, передо мной, перед подданными... Теперь я думаю: может быть, нужно было сильнее настаивать?.. - Никто не знает, Ричард. И не может знать. Как я недавно имел возможность убедиться, иногда... - Вы знали об этом? - спросил король. - И да, и нет. Видите ли, в прошлый... - он огляделся по сторонам, убеждаясь, что люди стоят достаточно далеко и их никто не услышит. - Раз все случилось так же, но в тот раз она была... нет, она не была монахиней, но жила в монастыре. В тот раз не было ни этого замужества, ни детей, ни... в общем, ничего этого... всего этого. В общем, вы понимаете меня. И жила она в Португалии, и отношение брата к ней — впрочем, об этом не знаю... А в этот раз все совсем по-другому. И я подумал, что и это тоже могло измениться. И не стал говорить. Король только грустно кивнул. Колокола наконец смолкли. Они должны были непрерывно звонить до полудня. * * * Агнесса шла по проходу между скамьями, которые по случаю отпевания королевы Иоанны расставили в часовне Святого Георгия королевские слуги. За руку она держала малышку трех лет – баронессу Бреконскую. Сзади шли двое солдат в кирасах. Она оглянулась и жестом велела им оставаться около дверей, а сама пошла вперед, стараясь, чтобы, во-первых, не идти быстрее малышки, а во-вторых, не показать своего волнения. И вот они дошли до гроба. Агнесса поразилась тому, какой умиротворенной и живой выглядела королева: казалось, она не уснула даже, а просто прикрыла глаза на мгновение, моргнула чуть дольше обычного. И это через месяц после смерти. Значит, ее тело и вправду было не подвержено тлению — может быть, она и вправду святая. Говорили, что о шла такая слава еще в Португалии. Малышка посмотрела на гроб, потом на нее. Агнесса и сама понимала, что делать, не больше нее. Ее никогда не готовили к похоронам королев, и сейчас какой-нибудь лорд-камергер не дал ей никаких указаний. Она посмотрела на девочку и тихо сказала ей: - Перекрестись. А сама произнесла новую молитву, которую то ли слышала недавно, то ли прочитала где-то, и которая показалась ей очень уместной. Она произнесла по-английски, потому, что плохо помнила латинский текст: - Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою; благословенна Ты между жёнами, и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь. Перекрестилась и повела свою «нанимательницу» на первый ряд скамей справа от алтаря (если смотреть от входа) — хотя бы о том, где ей нужно сидеть ее предупредили. Бастардов и их потомков рассаживали на краю скамьи, поэтому им с «юной баронессой» нужно было пройти вдоль всей скамьи. Они оказались рядом с королем, который еще не занял своего места и беседовал с герцогом Бежа, кузеном королевы, который представлял на этих похоронах ее семью и ее страну. Король говорил: - ...да, Мануэль, вы правы, Элмина — это узуфрукт, но это узуфрукт, который вы нам предложили, и за который мы расплачиваемся. Мы расплачиваемся временем и жизнями наших солдат, мы расплачиваемся тем, что наши корабли регулярно возят и ваших людей и ваши грузы. И много чем еще. Я не вижу смысла нам продолжать этот разговор. Уладить наши разногласия нам, очевидно, не удалось, что касается аргументов, подтверждающих мою либо вашу правоту, то мы тоже высказали их все и начали повторять их по второму, если не третьему разу. Хотя есть одно мое предложение, которое я хотел бы повторить: попытайте счастья, если уверены, что победа будет за вами. Вы сейчас повторите мне про битву при Торо, про битву в Гвинее, но не утруждайтесь — если вы считаете, что вы везде одержали победу и легко это повторите, то испытайте судьбу. Если вы правы — мне же будет хуже. Но не дай Господь вам повести себя неблагородно с нашими людьми в замке Элмина... Тут он заметил свою внучку с Агнессой. Он улыбнулся ей, потрепал ее по голове и кивнул Агнессе. Недалеко от короля и герцога Бежа на скамье сидели послы королевства Бенин. Как только Агнесса и Сесили устроились на скамье, рядом сел Джон Помфретский. - Агнесса! - удивился он. - Что вы здесь делаете?? - Примите мои искренние соболезнования, сэр. От секретаря его величества пришло письмо, в котором нам разрешалось не приезжать по малолетству Сесили. И я бы никогда не решилась везти ее так далеко, но мне нужно обсудить с вами — но прежде всего, с его величеством — некоторые тревожные новости... * * * - И вы, леди Рамзи, утверждаете, что у нашей внучки, в общем... нет двора? - Да, ваше величество, - поклонилась Агнесса. - Прекратите все время мне кланяться. Я хочу уточнить: у нее нет ни воспитателей, ни учителей, ни даже констебля в Брекнокском замке? - Да, ваше величество. - И давно это продолжается? - Я не знаю, ваше величество. Я хочу сказать, что, когда я туда приехала, все было примерно так, как сейчас. Я думаю, все дело в графе Хантингтоне. - Поясните. - Это он нанимал меня на службу. Наверное, он должен был всем управлять и следить за всем. Но с тех пор, как я приехала в Брекон, я ни разу не видела его и все мои письма остались без ответа. Точно так же было с обращениями других людей. Даже когда городской совет Брекнока написал ему, он не ответил. - Нам трудно поверить, что наш зять будет равнодушен к своей дочери, - произнес король. Агнесса опять поклонилась. - Я думаю, дело не в равнодушии. Насколько я могу судить, при дворе графа происходит что-то похожее. Несколько людей, бывших у него на жаловании, уехали в последние несколько месяцев, а двое интересовались, можно ли перейти на службу к баронессе, думая, что у нас лучше. Она слабо улыбнулась. Король слушал молча, внимательно смотря на нее. - Насколько я могу судить, - продолжала Агнесса. - он с Михайлова дня не покидал замка Пембрук. - Насколько вы можете судить... вы спецально выясняли у слуг и клерков? - Ну... люди иногда разговаривают друг с другом, особенно если служат одним господам... Король кивнул головой. - Мы понимаем... Леди Рамзи, если все, что вы говорите, вы говорите, чтобы не сказать ничего плохого о моем зяте... Потому ли, что вы боитесь оскорбить нас, или не хотите выдавать его секреты... В общем, прекратите это и говорите, как есть, иначе навлечете на себя наш гнев. - Нет, ваше величество, я говорю то, что думаю. Король откинулся на спинку своего низкого раскладного стула. Тайный совет опять собрался в Вестминстерском холле, только теперь был вечер, в холле царил мрачный полумрак, который не могли рассеять свечи (их было слишком мало), а перед советниками стояли Джон, природный сын короля, и его вассал, леди Рамзи. Убедившись, что ни у кого нет других вопросов, король продолжил задавать свои: - И вы управляете владениями нашей внучки вот уже два месяца? - Я пытаюсь, ваше величество, - опять поклонилась Агнесса. - Но у меня плохо получается: во-первых, много на что я не имею права, а во-вторых, я многого не знаю. - И как успехи? - спросил король. - Во всяком случае, у нас есть еда и чистая одежда и дрова. И на нас работают те, кто готовит, и стирает, и топит печи. И они получают свои деньги вовремя. А в апреле я даже смогла добиться, чтобы триста солдат ополчения Брекнока вышли на тренировки, согласно вашим предписаниям, ваше величество. Правда, их хватило всего на два дня, да и тогда они разбредались по домам еще до заката. Король с сыном переглянулись. - Хорошо, что вы это понимаете и честно признаетесь в этом, - сказал король. - Дело вот в чем: вы являетесь баронессой в своем праве, и поэтому мы можем передать вам нашу внучку на воспитание, как... мы передали на воспитание наследнику барона Скрупа юного барона Стрейнджа. И женщин и девочек часто отдают под надзор, воспитание и тому подобное женшинам. Так что мы могли бы хоть сейчас подписать бумагу, по которой мы отдадим вам на воспитание нашу внучку. Но меня смущаете вы, леди Рамзи. Вы сами говорите, что много не знаете. Но если вы будете управлять баронией Брекнокской, вам придется собирать подати с местных жителей и часть отправлять сюда, так как вы обязаны платить подати короне. И вы еще должны отличать, сколько и чего вы можете требовать и сколько и чего должны отдавать. Вам предстоит собирать ополчение... Я не помню, сколько там?.. - Тысяча семьсот человек, - подсказал виконт Ловелл. - Тысяча семьсот человек, леди Рамзи. Именно столько я могу потребовать от баронии в военное время. Вам предстоит организовывать их тренировки в мирное время, чтобы они хотя бы знали, с какой стороны взяться за меч и как выглядят их земляки. По получении нашего приказа вы должны будете собрать их отвести туда, куда я прикажу. Я могу выписать вам патент прямо сейчас, но вы справитесь? А если я выпишу патент кому-нибудь другому, вы, уверен, представляете, какую власть он приобретет во владениях моей внучки. Это значит, что он должен будет почему-то вас слушаться. Вы можете возразить нам, что в других городах и графствах и так далее комиссары слушаются шерифов, или лордов-лейтенантов и так далее. В том числе женщин. Но у вас, леди Рамзи, особый случай: вы не знаете, как управлять людьми, вы не местная и ваша госпожа — маленькая девочка. А Брекон очень далеко от Лондона. И самое главное: мою внучку надо будет воспитывать и учить. У вас ведь нет ни мужа, ни детей? - Нет, - подтвердила леди Рамзи. - Тогда вы не знаете, как воспитывать детей и что для них лучше. Да, вы неизбежно будете нанимать нянь, учителей и гувернанток, но плохую няню от хорошей вы тоже не отличите. Сесили — наша внучка, а Брекнок — самый верный нам город в Уэльсе. Мы не хотим, чтобы их жизнь пошла прахом. И поэтому я хочу спросить вас: леди Рамзи, вы — справитесь с воспитанием моей внучки и руководством моими подданными? Агнесса ответила не сразу: - Я не знаю, ваше величество. Я должна подумать. - Подумайте, леди Рамзи. В любом случае, завтра мы отдадим вам на воспитание Сесили, баронессу Брекнокскую, просто чтобы у нее был воспитатель с точки зрения закона. Но это временно. Примите решение в течение четырех недель. Или не принимайте. В любом случае, по истечении этого времени решение примем мы. Но если мы оставим вас воспитательницей нашей внучки, мы будем спрашивать с вас, как с любого нашего вассала или чиновника. Вам все понятно, леди Рамзи? - Да, ваше величество. - Можете идти... Ах, да, еще кое-что. Мы понимаем, что наш сын в своем праве, и вы с ним ничем не нарушили, но все же о том, что он создал еще один титул в пэрстве острова Мэн, равно как и о принесенных вами клятвах, вы оба должны были сообщить нам: отдельно — наш сын и отдельно — вы, леди Рамзи. Не забывайте, что вы теперь — и наш вассал тоже. Теперь вы точно можете идти. - Извините, ваше величество. Такое больше... больше не повторится. - До свидания, леди Рамзи. - До свидания, ваше величество. Когда она ушла, природный сын короля занял сел на пустующий стул рядом с отцом. Пока он усаживался, Николай воспользовался возникшей паузой: - Послушайте, Ричард, не давите на нее. Не отказывайте ей в праве оказаться хорошей начальницей только на основании того, что она женщина... - Мартин, вы специально меня злите?! - взорвался король. - Причем здесь то, что она женщина?! Я хоть слово сказал о том, что она женщина?! Она образована хуже любого из присутствующих здесь и она никогда ничем не управляла! И не видела, как управляют! Ее отец даже жопой своей управить не может, чтобы оторвать ее от кровати и вовремя прийти на службу! Так мне что — повесить ей на шею ношу, которая ее сломает?! Или наоборот — дать поиграться жизнями моей внучки и жизнями жителей Брекнока?! Что-то вы, мужчина, гораздо более опытный юрист и царедворец, не так, что бы охотно принялись управлять своими землями! Нет, вы отдали их в управление мне за аннуитет! А от нее требуете другого?!?! - Нет, Ричард, я просто... - Заткнись, - грубо оборвал его король. - Я не хочу слушать тот бред, который ты несешь, до конца дня! Николай поднял руки вверх в примирительном жесте. - Итак, что вы думаете, господа, - продолжал король. - Я лишился не только... королевы... но и дипломата, чьи усилия принимались с такой благосклонностью, с какой не будут приниматься ничьи другие. Приехав на похороны, наши союзники и, возможно, будущие враги увидели послов королевства Бенин, то есть неожиданностей для них уже не будет. Наконец, нужно выяснить, что случилось с моим зятем, но уже сейчас понятно, что ничего хорошего. Кстати, что по этому поводу может нам сказать Мартин-женолюбец? Знаете ли вы что-нибудь о том, что грядет? - Извините, Ричард, - сказал вместо ответа Николай. - Я просто хотел помочь... - Не надо предполагать обо мне худшего, - жестко ответил король. - Так что там с вашим предзнанием? - Если я правильно помню, граф Хантингтон должен умереть через год. Но там все тоже было по-другому. Он был наполовину в опале, как вдовец вашей... вашей природной дочери. Его владения не вернули, его влияние в Уэльсе еще сильнее уменьшилось... Даже его брак с вашей дочерью оказался бездетным. Сейчас у него тоже настолько многое изменилось, что я и в этом случае подумал, что из-за этого мои знания перестают иметь какую-либо ценность... и тоже не стал говорить. - Может быть так, что он сейчас смертельно болен и, например, с Майклмаса прикован к постели? - Я не знаю, Ричард. Но ведь даже для вас смерть в неполные сорок лет, если нет проблем со здоровьем... Ой, извините, Ричард. Я хочу сказать... - Я понимаю. Значит, Уэльсом вот уже восемь или девять месяцев не управляет никто. И мы только что узнали об этом от девчонки. И придется, видимо, учредить новый порядок управления краем. Но самое главное сейчас состоит в том, что организовать оборону на юго-западе этим летом будет некому. - А еще это значит, - заметил Рэтклифф. - Что тебе будет труднее убедить Бристоль. Если португальцы высадят десант, то они смогут сделать это прямо возле городских стен. - Именно, - подтвердил король. - Есть ли в таком случае смысл готовить иск в Рим и нападение на Лиссабон, или нам нужно придумать что-то другое?.. Хотя, это мы обсудим с вами утром. Племянник, сын и Том Норфолк — останьтесь, остальные могут быть свободны. Николай подошел к королю. - Извините, Ричард, у меня есть одна просьба. Она касается моей жены... - Завтра, Мартин. В этот момент к лорду Кендалу приблизился его паж, что-то прошептал ему на ухо и отдал лист бумаги, сложенный вчетверо и запечатанный посередине сургучом. Секретарь короля близоруко вчитался в нее, держа как можно ближе к свече, потом прочистил горло, и громко обратился к королю: - Ричард! Ричард! Мы не можем сейчас закончить заседание! Вы не должны сейчас отпускать нас по домам! Только что принесли письмо! Оно от маршала де Рие! Англию собирается посетить Анна Бретонская!