MCCCCLXXXX

Сразу Томасом, бароном Скрупом, в Вестминстер-холл вошел и королевский коронер Элджернон Смит. Лорд-стюарт просто велел ему идти с ним, хотя сам Элджернон не видел в своем присутствии никакой необходимости. Барон Скруп и сам все прекрасно помнил, а тот из послов, который был при нем, когда он отдал Джону Дэви приказ обстрелять ворота Стального двора, без сомнения, расскажет все землякам. Расследование убийства здесь уже ни при чем — это просто дипломатические игрища, в которых Элджернон мало разбирался, но которые за семь лет при дворе научился узнавать сразу же. Дипломатия — точно не его ума дело. А допрашивать он никого сегодня не собирался: штурм Стального двора сам по себе был сложным и опасным делом, после которого полагался отдых. ...К его большому огорчению, Элджернон не решился даже перечислить свои доводы лорду-стюарду. Барон Скруп посмотрел на него настолько тяжелым и злым взглядом, что Элджернон понял - если он откроет рот, тот попросту сбросит его с палубы недавно отремонтированной королевской галеры, которую за ними прислали (после того, как устье Темзы стали охранять галеры, купленные в Венеции, ее использовали в церемониальных целях либо для увеселительных прогулок; последний раз на ней каталась королева Иоанна за неделю до своей смерти; тем не менее, во время нападения португальцев и ее бросили в бой; корабль сильно пострадал, но остался на плаву; после ремонта его привели в Вестминстер в день нападения на московских послов), на виду у всех, включая посла. Поэтому Элджернону пришлось ехать в Вестминстер, а потом тащиться за гвардейцами, московским послом, его переводчиком и лордом-камергером в Вестминстер-холл, потом войти в сам холл и так же медленно тащиться почти до самого его конца, чтобы предстать перед королем. Тот о чем-то оживленно беседовал с послами. Место их переводчика, который сопровождал их соратника, отправленного к Стальному двору, занял какой-то, судя по его манере держаться, представитель лондонского купеческого сословия. К его черному дублету была приколота брошь: «шагающие» английские львы по наискосок друг от друга, напротив них, так же наискосок друг от друга — по две красные розы на золоте, а под ними - уплощенно-облачные линии, делящие поле щита на чередующиеся друг с другом три серебряные и три лазоревые части. Из-за того, что в холле сейчас почти никого и ничего не было, эхо могло разнести слова говорящего довольно далеко, даже если он старался говорить тихо. Когда до короля осталось то же расстояние, которое они уже прошли от входа, до Элджернона донеслись его слова: -...дочери вашего государя нам не известно. Однако, когда герцогиня Анна встретилась с нами этим летом, она жаловалась на то, что римский король не хочет быть ей союзником и не хочет брать ее в жены. Эти обвинения вряд ли справедливы, во всяком случае, настолько, насколько, может быть, казалось тогда герцогине Анне. Вероятно, этими словами, да еще и произнесенными публично, во время встречи с нами, она надеялась побудить одного из самых верных своих союзников как можно быстрее прийти ей на помощь. Максимилиан — и наш союзник и почти родич и мы можем сказать, что он самый благородный человек, самый мудрый и самый твердый в своих намерениях союзник, который только может быть у государя. Однако его враги слишком многочисленны — есть среди них и непримиримые — и поэтому скорость его помощи и ее количество... Заметив приближающуюся к нему процессию, король оборвал себя на полуслове, повернулся к ней и молчал, пока Даниил Васильевич, поклонившись ему, не занял место рядом со своими соратниками, а барон Скруп не встал прямо перед ним. Лорд-стюард, в свою очередь, поклонился королю Ричарду (Элджернон поклонился вместе с ним) и сказал: -Мы взяли штурмом Стальной двор и арестовали всех, кто там находился. Король, казалось, остался равнодушен к этой новости: -Как это случилось? - спросил он. -Как вы и приказывали, мы осадили Стальной двор и ждали три с половиной дня, до сегодняшнего полудня. Раз в несколько часов мы предлагали им выдать нам подозреваемых в нападении на московских купцов. Никто не отозвался, поэтому сегодня чуть позже полудня мы обстреляли ворота Стального двора из органной пушки. Только после этого оттуда вышел человек, который не назвал ни себя, ни своей должности, но, насколько можно судить, говорил от имени Ганзы. -Он не сказал прямо, что говорит от имени Ганзы? Или Стального двора? - уточнил король. -Нет, ваше величество, - ответил барон Скруп. - Но, поскольку больше никто из обитателей двора не пожелал с нами разговаривать и до, ни после, мы решили, что разумно будет считать этого человека представителем торгового союза, который действует в соответствии с указаниями, которые он получил в Любеке. -И что он сказал? -Он сказал только, что не выдаст преступников ради соблюдения древних привилегий ганзейского подворья. Поскольку это не было согласием выдать тех шестерых, мы из пушки выбили ворота, зашли туда, арестовали всех, кто там находился и отправили их в Ньюгейтскую тюрьму. -Кто-нибудь погиб при штурме? -Нет, хотя в церкви мы нашли подготовленное к погребению тело. Но тот человек был мертв уже неделю и на нем не было следов гибели от стел или пуль, зато была одна колотая и две резаных раны. Так утверждает коронер Смит. -Все так, ваше величество, - подтвердил слова лорда-стюарда Элджернон и поклонился. - Его опознал находившийся с нами московский посол и его телохранитель. По их словам, это был один из нападавших. -Выйдите вперед, Элджернон, - обратился к нему король. - Нападавших было шестеро, насколько мы помним. Вы нашли остальных? Даниил Васильевич узнал кого-нибудь еще? Сколько вообще там было людей? -Девятнадцать человек, ваше величество, - ответил лорд-стюард, очевидно, решив, что этот вопрос обращен к ним обоим. - Это все, кто там был. Сбежать никто не пытался, а остальных, видимо, уже арестовали шерифы и их помощники. Они, очевидно, либо пребывали в городе, когда их схватили, либо постоянно жили там, а не на Стальном дворе. -Даниил Васильевич указал на всех пятерых, а его телохранитель подтвердил, - продолжил вслед за бароном Скрупом Элджернон. -Этого достаточно, - сказал король. -Двух свидетелей достаточно, чтобы произвести опознание, - согласился Элджернон. - Однако я не могу пока доказать, что они вступили в заговор с кем-либо со Стального двора, в чем обвиняете их вы, ваше величество. Во-первых, никто из девятнадцати человек не сказал ничего существенного. Они разговаривают друг с другом по-немецки, они задают вопросы тюремщикам и нашим солдатам. Куда идти, можно ли присесть... в таком духе. Во-вторых, пятеро оставшихся в живых нападавших не знают ни английского, ни немецкого. Они говорят на том наречии, на котором разговаривают жители некоторых земель в Бургундии и рядом с нашим городом Кале... -И что, так сложно найти в Лондоне того, кто знал бы его? - раздражаясь, спросил король. -Я хотел найти надежного человека, - снова вмешался в разговор лорд-стюард. - Я вызвал... одного чиновника, он уже должен быть в Ньюгейтской тюрьме... -Элджернон, вы собираетесь допросить арестованных? - спросил король. -Да, ваше величество, - опять поклонился тот. - Они молчат, очевидно, потому, что сговорились молчать. Но, может быть, кто-то из них случайно проговорится или специально что-то расскажет. Тюрьма, следствие, камеры для пыток, которые находятся тут же — все это может напугать кого-нибудь из них или просто заставит одуматься. Или кто-то захочет заслужить вашу милость и таким образом вернуть свои товары — уверен, за несколько часов в тюрьме они узнали достаточно много о том, что происходило в городе в последние дни. И первым я хотел бы допросить того старика, который говорил с милордом-стюардом от имени Ганзы. -Тогда пусть их всех доставят сюда. Нападавших и этого старика. Поговорите с ними у нас на глазах, - приказал король. - Сколько на это нужно времени? Последний вопрос был адресован барону Скрупу. -Отправить человека с приказом, обеспечить ему охрану, привести сюда... я думаю, полтора или два часа, если, конечно, переводчик уже добрался до тюрьмы, как и должен был... - задумался тот. -Я готов переводить их слова, - поклонился королю, а потом лорду-стюарду человек с брошью Общества купцов-авантюристов. - Я знаю как фламандское наречие, так и диалекты, на которых говорят в семидесяти трех городах. -Тогда ты уложишься в два часа, Том? - спросил барона Скрупа король. -Да, - просто ответил лорд-стюард. -Сделай все, - распорядился король. - А вы, Элджернон, можете посвятить эти два часа, например, осмотру Стального двора. Или другим делам, которые расследуете. Возвращайтесь сюда через два часа. И спасибо вам, господа. Ваш подарок к нашему дню рождения — самый ценный. Элджернон поклонился и направился к выходу. На полпути до него долетело эхо слов, вопроса, который королю задал лондонский переводчик от имени послов: -А где сейчас герцогиня Анна? Король Ричард ответил сразу же: -Ее одолели враги и забрали у нее все земли кроме одного города, который она защитила с нашей помощью. Сейчас она пребывает в нашем замке Ладлоу. * * * Конечно же, никаким расследованием Элджернон не занялся, хотя и вернулся в Тауэр. Оказавшись на территории замка, он пошел прямо в те комнаты, которые занимал канцлер казначейства и его люди. Все-таки даже со смерти барона Одли прошло больше недели, не говоря уже о дне, когда Элджернону должны были заплатить. Только на этой неделе он был здесь уже третий раз, и всякий раз ему говорили, что уже подготовили деньги для выплаты, но не могут их отдать, пока «сэр Кэтсби не разберется с книгами». Но на этот раз, по мнению Элджернона, они обязаны были отдать ему его деньги. За неделю можно не только разобраться, но и наизусть выучить любое количество книг. В своей правоте Элджернон убедился, когда увидел новый канцлер казначейства, сидя там, где ему и положено быть — в своем кабинете, выдал ему несколько мешочков с монетами. -Наконец-то, сэр, - сказал Элджернон. - А то я стал уже думать, что его величество награждает за исполнение важных поручений только некоторых из своих слуг. -Во-первых, осторожнее, - не глядя на него, ответил сэр Уильям. - А во-вторых, не переоценивайте своих заслуг Смит. -Не забывайте о них, сэр Уильям, - парировал Элджернон. - Не про меня ходили слухи, что я договорился с семьей Стенли. -Да, про вас точно знали, что вы служили узурпатору, - не остался в долгу Уильям Кэтсби. - И даже там ничего не добились. -Зато без этой сошки некому было бы доставлять послания «не для чужих ушей». И не тому, кого король вышвырнул из друзей, рассуждать о заслугах перед его величеством, сэр Уильям. И уж не ему, конечно, задерживать должное. -«Задерживать должное»?! - рассмеялся сэр Уильям. - Так вы из-за этого так разозлились? Знаете, я, кажется, начинаю понимать, за что Том Скруп презирает вас. Мелкий, ничтожный, бесчестный, лишенный милосердия кусок дерьма. Вам кажется, что то зло, которое вы якобы когда-то видели — хотя я уверен, что, если вас спросить, вы не найдете ни одного случая... -Я видел, как королева убила барона Стрейнджа! -Королева Иоанна не убивала барона Стрейнджа. Королева Иоанна пыталась убить барона Стрейнджа, а это совсем другое. Умер он сам, выйдя навстречу ядру. И в любом случае, королева умерла этой весной, исповедавшись и покаявшись. И даже если она не была искренна в своем покаянии, ее душа теперь в руках Господа. А Он, как известно, читает в сердцах людей. Но вы даже в этом не уверены, да, Смит? -Она убила невинного человека!! -А если бы она убила виновного человека — вы бы сказали, что справедливость восторжествовала? Тогда я облегчу вашу душевную боль. Барон Стрейндж, несомненно, участвовал в заговоре своих отца и дяди тем летом, когда состоялась битва на Дадлингтонском тракте. Король просто приказал никому этого не выяснять, чтобы не пришлось его казнить и на северо-западе королевства не наступило полное безвластие. Как барон воспользовался этим поистине королевским подарком? Он решил стать собутыльником маркиза Дорсета, вынашивавшего тогда изменнические планы. Он и в заговоре леди Стенли и доктора Арджентайна рвался поучаствовать. Писал им из тюрьмы записочки. Правда, мы все перехватывали, но сейчас не об этом. -Насчет маркиза Дорсета — ложь! - закричал Элджернон. - Дорсет просто молол пьяную чушь! Он был просто пьяным идиотом!! -А Стрейндж был просто трезвомыслящим Стенли. Тем летом, когда Ричард почти потерял корону, я был против, чтобы он отпускал сэра Томаса в свои владения. Стенли всегда считали проявленную к себе милость отсрочкой для подготовки следующей, еще более сложной интриги. Да, и то, что ее величество сказала вам про свою родину — сущая правда. Португалия, соседняя Кастилия... наша смута по сравнению с их — ярмарка на майском лугу. Я хочу сказать: королева Иоанна не только пыталась сделать лучше, как она это понимала, но она еще и понимала, как обстоят дела, довольно хорошо. -И что? -А то, что даже у злодеев есть причины вести себя так, как они себя ведут. А у вашей жажды справедливости — какие причины? Оправдать свое уныние? Или свою злобу? Свою зависть? Лень? -Какое отношение к справедливости имеет моя лень?! -Вы ведь не каждое убийство, которое должны, расследуете. В основном те, которые произошли во дворце или те, которые вас заставляют расследовать ваши начальники. В последний год даже Саутуарком занимается господин Арчер. И не вы предложили исправить наши законы, чтобы больше убийств регистрировали и расследовали. Если бы вы хотели справедливости, вы бы лезли из кожи вон, чтобы ни одна подозрительная смерть не осталась не расследованной. Если бы вы хотели справедливости, вы бы, считая королеву Иоанну злодейкой, попытались убить ее или составить заговор. Нет, я не говорю, что это хорошо или правильно, но ведь да — да, нет — нет, а остальное все от лукавого, не так ли? -Я и говорю: да — да... -Не говорите. Вы только ходите и презираете всех нас, презираете свою службу, иногда дерзите кому-нибудь из нас или оскорбляете, иногда не являетесь на службу (хотя и очень стараетесь), продолжаете получать свое жалование и никуда не уезжаете из Англии. -Как много вы обо мне знаете... -А вы разве скрываете то, как вы живете, Элджернон? Весь двор знает. -А что еще знает весь двор? -То, что вы солгали природному сыну короля и своей дочери только ради того, чтобы не признаваться, что даже не писали последние двадцать лет. Я понимаю, вы хотели спасти лицо, но тут уж надо выбирать — или лицо, или справедливость. Элджернон не нашелся, что ответить. Он долго сидел, разглядывая мешочки с монетами, лежащие на столе. -А у того, что случилось с принцами, есть свои причины? - наконец спросил он. Сэр Уильям недобро прищурился. -Есть. А теперь забирай деньги и пошел вон отсюда. * * * Элджернон испугался своей дерзости сразу же после того, как закончил разговор. Всю дорогу до пристани он оглядывался и ожидал, что его арестуют. Стоя на пристани и пытаясь привлечь внимание лодочников, он боялся, что сейчас кто-то, подкравшись сзади, собьет его с ног и примется топить в реке. Когда он сумел нанять лодку до Биллингсгейт и они отплыли, к страху добавились облегчение и радость. Все-таки он сумел получить все деньги и уместить их в поясную сумку так, что снаружи почти ничего не было заметно: монеты лежали там настолько плотно, что даже не звенели, а глядя спереди, вообще можно было подумать, что сумка наполовину пуста. Правда, если смотреть сбоку, было видно, что она буквально раздулась, а еще она теперь тянула пояс вниз вместе с мечом и футляром для столового ножа. И грозила стянуть с него еще и шоссы либо оторвать низ рубахи. На земле пояс пришлось время от времени поддергивать и передвигаться короткими и как можно более быстрыми перебежками: ко всем прочим чувствам прибавился страх быть ограбленным и азарт от того, что ему все-таки удалось пока перехитрить возможных воров. Все эти ощущения надо было то ли залить, то ли, наоборот, подогреть пивом. Поэтому, сойдя на берег у Биллингсгейт, он перебежал Нью Фиш стрит, а потом еще полгорода и зашел в «Чернильное пятно». Там он сразу заказал себе бутылку гасконского вина, «шотландской бормотухи» (как ее когда-то называл маркиз Дорсет), кружку какого-то там пива и быстро выпил их. Наконец он как следует попробует все. Наконец он сможет уйти со службы, ведь у него в руках теперь — гигантская сумма: двести двадцать фунтов (или даже двести двадцать пять, если ему отдадут оставшееся жалование). Элджернон заказал себе еще и какой-то еды, но было довольно трудно на ней сосредоточиться, когда он неожиданно понял, что на эти деньги может купить хоть дом рядом с Лондонским мостом, хоть вот такой вот кабак (и тоже в Лондоне)! Когда еду принесли, Элджернон принялся поглощать ее, не глядя, перед этим заказав себе еще вина и пива. Смотрел он в это время на других посетителей таверны. В основном это были люди, которых он чуть ли не каждый день видел при дворе. Наконец он перестанет видеть эти мерзкие рожи!.. Тут до него дошло: оставит службу он только через несколько дней. А только что ему велели явиться обратно в Вестминстер-холл через два часа! Или не только что?.. Два часа уже прошло? Колокола на ближайших церквях звонили?.. И сколько раз они звонили?.. Элджернону пришлось расплатиться золотой монетой в один фунт (он не успел разменять деньги), после чего он выбежал из кабака, опять перебежал улицу — на этот раз, Олд Фиш стрит — cпустился к реке, нанял лодку... и не успел заметить, как оказался на пристани Вестминстерского дворца. На этот раз то, что он не успел разменять деньги, помогло ему — лодочник, получив целый фунт, принялся грести в буквальном смысле на пределе собственных сил, а когда они прибыли, еще и помог ему выбраться из лодки. Элджернон бегом добрался до Вестминстер-холла. Гвардейцы, к его сильному удивлению, пропустили его внутрь. Он хотел бежать и дальше, туда, где стоял король и иноземные послы, но кто-то выставил перед ним, на уровне его груди, свою руку. -Ты куда, уебок? - спросил его лорд-стюард; он втянул ноздрями воздух рядом с Элджерноном. - Ну и запах от тебя. Не хватало еще, чтобы послы от тебя винные пары учуяли. Стой здесь. Если его величество обратится к тебе — кричи громче. Один из гвардейцев, охранявших холл изнутри, встал ближе к нему, наполовину закрыв ему обзор. Элджернон шумно и как-то тяжело выдохнул ртом, пытаясь избавиться от неожиданно подступившей тошноты, покачнулся на пятку, потом на носок, встал прямо и приготовился смотреть и слушать. Кроме короля и послов рядом с ним также находились (очевидно) двое переводчиков, сэр Роберт Перси, паж Томас Мор (который, пока лорд Кендал выздоравливал от своей болезни, поступил в услужение королю), граф Линкольн, герцог Норфолк и министр по делам герцогства Ланкастерского. Послы стояли по правую руку короля и лицом к нему, советники и слуги — по левую и на шаг сзади него. Слева и лицом к королю за высоким столом с наклонной крышкой стоял Ранульф Арчер. Перед королем, между двумя гвардейцами, спиной к остальному холлу стоял тот самый старик, который сегодня днем говорил от имени Ганзы. Элджернон прислушался. Очевидно, они говорили уже давно. До него донеслись слова короля: -...Король Дании выступает за свободную торговлю, как мы все могли убедиться в январе. К тому же, мы считаем, что королю Хансу не так уж важна торговля, и не так уж важен союз с Ганзой, как ему важно... единство его государства и... мир среди его подданных. Он уже внял доводам наших подданных из Бишопс Линна и понял, насколько выгодна ему торговля с Англией. А если он поймет, что с помощью верных союзников и честных компаньонов в торговых делах он обеспечит единство своей страны и мир в ней на долгие годы, он и не вспомнит о вашем союзе. Видимо, для того, чтобы поразить послов, в Вестминстер-холле зажгли сегодня столько свечей, что там был светло, как днем, несмотря на непроницаемую, черную октябрьскую темноту за окном. Поэтому Элджернон заметить, как в ответ на эти слова короля Ричарда старший из послов кивнул. -О ком вы еще говорили? - продолжал король, обращаясь к ганзейцу. - Об императоре и Римском короле. То есть о тех, кому вы обычно не придаете никакого значения и тем рушите их планы и... колеблете основания их власти. А ведь их величества не любят этого. Особенно этого не любит Римский король. К тому же, мы с ним почти родственники, а без нашей помощи отношения короля Максимилиана с подданными его сына были бы гораздо хуже. Кого он выберет, если наша размолвка, несмотря на все наше терпение и миролюбие, превратится в войну?.. Мы... нам сложно представить такое... -Вы слишком надеетесь на помощь вашего нового друга, - злобно прошипел старик. - Но король Ханс... -Во-первых, - спокойно ответил король Ричард. - мы еще не заключили союз. Во-вторых, принуждение вообще противоречит духу сотрудничества, и в-третьих, враг моего врага и друг моего друга — не обязательно мой друг. Одним словом, мы готовы к войне вне зависимости от того, поддержат нас принц Иван и Ханс Датский или нет. А вам мы можем повторить то же, что сказали португальскому посланнику в июне: испытайте судьбу, если вы уверены в победе. Не пытайтесь пугать нас или учить, как школяра: если мы не правы, вам будет только лучше. Старик затрясся. -Вы так смело ответили Португалии, - срываясь на крик, злобно ответил он. - И где теперь лорд Динэм?.. -А где теперь Франсишку ди Альмейда? - вопросом на вопрос ответил король. - А где две сп половиной тысячи его войска? А где теперь адмирал Жан Коатенлем? А где его флот?.. А где десять кораблей, которые пытались бомбардировать Лондон?.. Старик не нашелся, что ответить. -И раз так, - продолжал король. - мы тоже хотели бы преподать вам урок. Мы не знаем, правда, какому из свободных искусств научит этот урок... пожалуй, арифметике. Попробуйте посчитать вот что: какое количество городов останется в вашем союзе после того, как начнется открытая война с Англией? Вы любите напоминать нам о прошлой войне, значит, сами ее неплохо помните. И конечно же, помните Кельн. Останется ли Кельн в вашем союзе сейчас? А Гамбург? А Данциг? А были бы так же непримиримы к нашим друзьям Дерпт и Ревель, если бы не постоянные указания и окрики из Любека? А что там с портами Бургундии? А вы уверены, что за Данией не последуют другие ваши союзники? Например, королевство Польское или местные крестоносцы?.. Да, господин... не знаю, как вас назвать, вы до сих пор отказываетесь назвать себя... Вы ведь действуете с ведома Любека и согласно его инструкциям? Или хотя бы описали все свои действия в письме и отправили его на одном из тех ваших кораблей, которым мы разрешили покинуть Лондон? Старик очень долго молчал, после чего сказал тихо: -Я действовал в соответствии с древними принципами существования и привилегиями нашего торгового союза. В Любеке меня поддержат в любо случае. Вместо ответа король Ричард обратился к Элджернону, будто только что его заметил: -Следователь Смит! Видим, вы оправились от приступа той болезни, который не позволил вам провести допрос!.. Элджернон молча глубоко поклонился. -Умно, - тихо прокомментировал это Томас Скруп. Король опять обратил внимание на старика-ганзейца. -Так что вы там говорили? Мы плохо расслышали. Старик повторил чуть громче: -Я сказал, что действовал в соответствии с древними принципами существования и привилегиями нашего торгового союза и в Любеке меня поддержат в любо случае. -То есть вы делали все, что вы делали последнюю неделю, без приказа и одобрения Любека? И Любек позволяет такое своим чиновникам? Старик опять промолчал. -То есть вы даже не чиновник? - удивился король. - И Любек позволяет такое даже не чиновникам? Невероятно. Старик продолжал молчать. -Чем бы ни закончилось расследование, привилегии Ганзы в Англии закончились в любом случае. Вместе с многочисленными случаями нападения на наши корабли и невозможностью отстоять правду в ваших судах... -Наши нападения являются всего лишь ответом на ваши нападения... -Нет, - с нажимом произнес король. - Наши нападения являются всего лишь ответом на ваши нападения. И за это, а также за действия Стального двора в течение последней недели мы подвергаем всех жителей Ганзы в Англии репрессалиям. Они лишаются земли и зданий, товаров, которые хранят на здешних складах, и кораблей в наших портах. Стальной двор будет отдан московским купцам. Лондонские ганзейцы, чтобы иметь возможность покинуть Англию, должны будут уплатить четыреста двадцать фунтов, которые мы потратили на жалование солдатам, которые... должны были сломить ваше сопротивление. Остальные деньги и личные вещи пусть остаются у них. Старик опять не произнес ни слова. -Мы выпустим из наших портов только корабли из Кельна и Данцига, и даже с товарами, но общим весом не больше пятисот фунтов на корабль. Уроженцам Гамбурга мы такого не разрешим, - на этих словах король обернулся к герцогу Норфолку. - За последние годы они совершили слишком много нападений на наши корабли, в том числе — рыболовецкие суда из Линна. Ты не возражаешь, Том? Герцог Норфолк отрицательно покачал головой. Король продолжил: -Жители Гамбурга, как и остальные ганзейцы, смогут покинуть Англию на кораблях из Кельна и Данцига, либо на любых других кораблях, кроме английских. Ганзейским кораблям по пути нельзя будет заходить в Кале. Это не относится, конечно, к тем кораблям, которые сами начнут свое путешествие в Кале. Сегодня навсегда закончились ганзейские привилегии в Англии, как и любые попытки разрешить наши разногласия миром. Обсуждать это мы больше не будем и не примем послов торгового союза, если они приедут, чтобы поговорить с нами о нашем сегодняшнем решении и попросить нас смягчиться. С вами, не-чиновник Ганзы, мы тоже не имеем никакого желания говорить. Следователь Арчер! Нам нужно знать, кто заплатил нападавшим за головы послов, однако помните, что вы расследуете исключительно убийства, иными словами, не вступайте в бесплодные разговоры о торговле Англии с Ганзой, иностранных государях и прочем, если ваши немецкие свидетели попытаются завести их. Вы можете оставить в Англии любого из тех, кто понадобится вам для вашего расследования. Вы нас поняли? -Да, ваше величество, - с поклоном ответил тот. - Я позволил себе записать ваши указания... приказания. -Очень хорошо, - сказал король. - Оставьте лист на конторке. Вы можете быть свободны. Мы благодарим вас за службу. Продолжайте расследование. -Я хотел бы поздравить ваше величество с днем рождения, - глубоко поклонился Ранульф Арчер. - Да продлится ваше царствование сто лет. -Мы благодарим вас, следователь Арчер, - сухо ответил король. - Можете быть свободны. Арчер еще раз поклонился и направился к выходу. Следом за ним гвардейцы вывели старика. -Томас, - обратился к пажу король. - Если чернила высохли, отнеси этот лист виконту Ловеллу. Пусть он по нему подготовит текст указа и явится с ним ко мне завтра утром. Томас кивнул, подошел к конторке, осмотрел лист, сложил его несколько раз, убрал в поясную сумку и тоже вышел из холла. -Элджернон, - опять вспомнил о его существовании король. - Мы благодарим вас за службу. Можете идти. -Ваше величество, поздравляю вас с днем рождения, - Элджернон попытался выговорить эти слова как можно четче; он совсем забыл о том, что день рождения короля — именно сегодня и поэтому вообще не думал ни о каком поздравлении. -Можете идти, - повторил король, будто не услышав поздравлений. «Я для этих сволочей — дождевой червь, если не грязь», - подумал Элджернон. Он развернулся и направился к выходу. На этот раз идти ему было но гораздо меньше, но и гораздо труднее. -Государь, мы благодарим тебя за столь щедрый дар, - произнес переводчик от имени старшего из послов, очевидно, возвращаясь к прерванному разговору. - Один из нас должен немедленно отправиться обратно, чтобы поведать нашему государю обо всем, что здесь произошло, ведь оно весьма необычно. В воротах Элджернон замешкался и чуть не упал, зацепившись за порог. Пока он примерялся, как удобнее переступить через него, он успел услышать ответ короля: -Конечно. Вода уже закрыта, поэтому ему придется возвращаться через земли империи. Мы немедленно напишем нашей сестре в Антверпен. Она обеспечит вас охранной грамотой от Римского короля, обеспечит вашему провожатого и телохранителей, чтобы с ним не повторилось того, что, к великому нашему сожалению, произошло здесь. Если погода благоприятна, он может отправляться в Антверпен прямо сейчас и несколько недель прожить у нее во дворце, пока она устраивает все... * * * Барон Скруп вышел вслед за Элджерноном, легко переступив порог в своем траурном уппелянде с длинным шлейфом. -Я, как лорд-стюард, по приказу его величества освобождаю вас от исполнения ваших обязанностей. Король просил передать вам, что он благодарен вам за услуги, которые вы оказали ему и его людям тогда, когда он боролся с узурпатором, поэтому вы не будете наказаны за сегодняшнее пренебрежение своим долгом, равно как и за слова, которыми вы отозвались о королеве в день ее смерти. Однако оставшееся жалование выплачено вам не будет, а те города, о которых его величество предупреждал вас... его величество сказал, что вы должны помнить... Элджернон кивнул, хотя половина названий вылетела у него из головы, за два-то года! -Тогда вас предупредили, что вы не сможете работать коронером ни в одном из них, - напомнил ему сэр Томас. - Сегодня его величество сказал, что будет очень недоволен, если вы вообще устроитесь на работу в одном из этих городов. Какую угодно, даже самую незначительную. Среди этих городов, как вы помните, есть и Саутуарк. Его величество помнит о том, что у вас там дом. Вы можете там проживать, но работать все равно не можете. Так же вас никогда не возьмут ни на какую службу при дворе или в любом из королевских замков. Вам понятно то, что я сейчас говорю? Элджернон кивнул. -Его величество просил меня... быть спокойнее. И я выполняю его просьбу, - обнадежил Элджернона лорд-стюард; топить в Темзе его никто этим вечером не будет. - Но если я узнаю о том, что вы словом или действием не проявляете должного уважения к королю и его семье. Или начнете разбалтывать секреты... мне даже не придется ослушаться короля. Вам понятно то, что я сейчас говорю. Элджернон кивнул. -Вы ведь посещаете заведение мадам Жанны? - неожиданно спросил его барон Скруп. Элджернон растерялся от такой резкой перемены темы. -Да, - ответил он. -Не знаете, кто ее муж? - продолжал удивлять вопросами лорд-стюард. -Нет, - ответил Элджернон. Барон не стал продолжать разговор, а просто ушел обратно в Вестминстер-холл. Элджернон поплелся к пристани. По дороге он размышлял о том, что последняя уступка, которую он сделал, согласившись не разбалтывать ничего, была, конечно, сделана только для того, чтобы не видеть больше эту мерзкую рожу лорд-стюарда. И вообще эти мерзкие рожи. Лицемеры. Вообще же, радость за последние часы поутихла, откуда-то взялась усталость. Вечерняя темень и осенняя сырость навевали тоску. Надо было избавиться от этой сырости, восстановив баланс жидкостей в теле. А для этого надо было зайти в сухой кабак и выпить кружечку хорошего пива. Так, занятый своими мыслями, Элджернон незаметно вышел на саму пристань. Лодочник, который привез его сюда, до сих пор ждал его. -За тот фунт, который вы мне дали, я готов вас месяц возить! Милорд... сэр, - немного смутился он, не понимая, как обращаться к Элджернону и к какому сословнию тот принадлежит, ведь и сейчас с ним не было ни слуг, ни охраны, и никто из живших или служивших во дворце тоже не провожал его. Он опять помог Элджернону спуститься в лодку. -Куда едем, сэр? - спросил он, на что Элджернон лишь вяло махнул рукой. Лодочник пожал плечами, видимо, посчитав, что конечную точку Элджернон назовет по пути. И они отчалили. Сидя в лодке, Элджернон думал о том, что делать дальше. Стоило ли действительно купить в Лондоне (или Саутуарке) дом и сдавать там квартиры и комнаты? Или стать владельцем кабака или постоялого двора? В Лондоне? А действительно ли хватит для этого денег? Не нарушит ли он этим королевского запрета (хоть и устного, но от этого не становящегося менее серьезным)? Но вроде бы король запретил только работать в некоторых городах и поступать на службу при дворе, а про собственное дело (и тем более — про запрет на покупку зданий) он ничего не говорил. Может быть, податься на север? Помнится, когда-то граф Нортумберленд предлагал ему место при одном из своих шерифов. Или, может быть, поехать в тихий, сонный Кибридж, к этому болтливому д'Обервиллю? Замок там, конечно, королевский, но все остальное... Вдруг на права одного из хозяев города тот устроит его коронером? А что? Будет спать до обеда, обсуждать слухи полугодовой давности со всякими старыми пердунами и пить пшеничное пиво. Помнится, в дни ожидания в Кибридже он заходил в пару местных кабаков, и там ему рассказали, что научились варить такое у немцев. Или у бургундцев. Или у богемцев... Или наоборот: не привязывать себя ни к одному городу, а приобрести на паях с кем-нибудь корабль? Если король выгнал из Англии всех ганзейцев, значит, скоро на торги выставят десятки кораблей. Может быть, из-за этого они даже станут дешевле. Может быть, даже удастся купить какую-нибудь ганзейскую каракку. А может быть, вообще какое-нибудь хорошо приспособленное для войны судно? И... наняться с ним в королевский флот?.. Не будет ли это нарушением королевского запрета? А если предлагать его разным купцам в качестве конвоя?.. Но прежде всего нужно было как следует отдохнуть от этих осточертевших лицемерных придворных рож. -Вези меня в Саутуарк! - приказал он лодочнику. - Знаешь, где заведение мадам Жанны? -Знаю, - ответил он. -И там неподалеку еще такой кабак есть... Как же называется... -Я понял, о каком вы говорите, - заверил его лодочник. -В общем, высади меня где-нибудь поближе. * * * Следующие дни и недели превратились в памяти Элджернона во много-много разрозненных картинок, вроде тех, которые он видел в рукописных и печатных книгах. В том смысле, что все они были неподвижные (а ведь в жизни он двигался!), а еще все люди и предметы на них были и похожи, и вместе с тем не похожи на себя в жизни. Так и здесь. Вот Элджернон как-бы смотрит на самого себя в кабаке. А вот у мадам Жанны. А вот еще у мадам Жанны, в другой комнате. И в третьей. И еще раз в кабаке. В каком-то другом. Не в том, который у мадам Жанны на первом этаже, и не в том, куда отвез его лодочник... О! А вот он опять в лодке, куда-то плывет в Лондон. Только лодочник, вроде, другой. Или тот же самый. А вот он еще в одном кабаке, на северном берегу. И еще в одном. На северном берегу. А вот он стоит на четвереньках и блюет с Лондонского моста недалеко от того места, где стоит башня смотрителей. А вот он дерется с кем-то на саутуаркском пустыре. Вернее, уже не пустыре... Там, где строят башню. А вот он опять в кабаке. И опять в каком-то борделе. А вот в медвежьей яме. И еще в одной. И опять в кабаке. И еще в одном. И сразу почему-то в двух ямах, с двумя медведями. А вот он пьет дома, только не помнит, один или с кем-то. А вот он идет куда-то по дороге от Саутуарка на юг. Наверное, хочет попасть в Ньюкасл и наняться к графу Нортумберленду. Золотые монеты позвякивают в поясной сумке... В себя он пришел уже тогда, когда стоял в Шрусбери на мосту Святого Георгия и смотрел в воды реки Северн с неясными желаниями. Четырехугольная башня, защищавшая въезд на него, при этом была и справа, и слева от него. Элджернон опять встал на четвереньки и хотел зачерпнуть руками воду, чтобы умыться, пока не вспомнил, что до нее отсюда — много футов. Элджернон, не таясь, открыл поясную сумку и пересчитал деньги. Получилось тридцать фунтов и еще какие-то монеты серебром. Чуть больше тридцати фунтов. Из двухсот? Или из двухсот двадцати? Успел ли он забрать еще двадцать фунтов у себя из дома, потратил ли их и вообще, на что он потратил потратил свои деньги (или его ограбили по дороге), как оказался в Шрусбери, если шел, вроде бы, на север, что он здесь делал, какой вообще был сейчас день и месяц — ответа на все эти вопросы Элджернон даже придумать не смог. Он, поскальзываясь на припорошенной снегом земле, спустился по крутому берегу к реке у моста и напился ледяной воды. Мысли его прояснились, после чего он долго стоял, прислонив ладонь к опоре моста, и внимательно разглядывал здания на том берегу, пока не заметил, как ему показалось, кабак. После этого он кое-как выбрался обратно на мост, кое-как, кряхтя и пошатываясь, перешел его, зашел в кабак... После чего все опять закрутилось в ворохе картинок... * * * Кибридж. Тихий, сонный городок, где ничего никогда не происходит. Только качаются на ветру колосья пшеницы, плещется на замке флаг с леопардами и лилиями и звонят колокола собора, слишком большого для этого города. Даже к местной морской пристани почти никто и почти никогда не пристает. Элджернон обнаружил себя здесь несколько дней назад, на койке в пятикоечной комнате в местной гостинице. Как и почему он здесь оказался, он тоже не мог вспомнить. Денег в поясной сумке осталось три фунта и девять шиллингов, пшеничных полей вокруг не было из-за времени года, а к пристани из-за иногда приставали рыболовецкие лодки. Элджернон, когда было не слишком ветрено, часто стоял на пирсе и задумчиво смотрел на эти лодки, привязанные к нему. * * * После того, как переговоры с послами на сегодня были закончены и они покинули Вестминстер-холл, к королю подошел Томас Скруп, низко поклонился ему и торжественно сказал: -Я прошу у тебя прощения, Ричард. Я не должен был так поступать, ни как твой друг, ни как твой слуга, Ричард. Нужно было предупредить тебя о поведении Элджернона Смита еще в мае. Сейчас бы тебе не пришлось ничего выдумывать, чтобы не опозорить себя и Англию перед иноземными послами. -К чему это все? - король, казалось, уже забыл произошедшее днем. - Все равно мы уже придумали, что делать. А этот бездельник мне надоел. Если он опять сделает что-нибудь... неподобающее, ты уже сам догадался, что тебе с ним делать. Вместе с Уильямом Кэтсби. Чем тратить на этого Смита время, лучше найди прямо сейчас Боба Брекенбери и передай ему, чтобы он приказал арсеналу как можно скорее начать работать над теми тремя рибадекинами, которые согласились купить у нас московиты. И, Том: насколько я помню, твой единокровный брат служит коронером в Йорке?.. -Да, Джеймс, природный сын нашего отца служит в Йорке коронером. -Я слышал, он хорошо разбирается в своем деле. -Да, - с гордостью отозвался лорд-стюард. - В своем деле он лучший на севере, а может быть, и во всей стране. -Как ты думаешь, он согласился бы переехать в Лондон и занять место, освободившееся после Элджернона Смита? -Я не знаю... - несколько растерялся барон Скруп. - Я напишу ему. Если он согласится, а я найду городу кому-нибудь на замену... -Выясни это как можно скорее, - приказал король и повернулся к виконту Стю. - Говорят, вы хотите обвинить свою жену в малой измене? Хотя вы, очевидно, живы и вполне здоровы. Вы ведь здоровы? -Я ходил к одному врачу, а второго вызывал на дом, - буркнул Николай. - Оба говорят, что я вполне здоров. Да и сам я чувствую себя, как раньше. Даже шея не болит. -Тогда объяснитесь, Мартин. -Не сочтите за дерзость, Ричард, но я искренне не понимаю, что я должен объяснять. Почему вообще все придают этому обвинению такое значение?.. -Вы ведь барристер, - мягко и как-будто грустно сказал ему король. - христианин и джентльмен. Во всяком случае, учитывая ваше... происхождение, мне бы хотелось в это верить. Вы учились в Иннер Темпл... -И поэтому я не заслуживаю справедливости? - с вызовом спросил Николай. Король, очевидно, предпочел этого не заметить. -Я говорю не об этом... - начал он. -А я об этом!! - неожиданно закричал Николай; злоба, которая управляла им в этот момент, не была похожа на воду, медленно затапливающую подвал — скорее, на порох, который мгновенно воспламенился, когда к полке аркебузы поднесли огонь. - Я заслуживаю справедливости, как никто другой! И этого кусок говна, на котором я женился только потому, что у меня было соглашение с ее отцом, тоже !! Вы задали мне тот же вопрос, Ричард, который задал мне шериф Лондона, когда пришел арестовывать мою жену и ее братьев. И потом меня несколько раз спрашивали ваши советники, чего вы не заметили из за вашей маленькой войны с Ганзой! И при этом все делают очи горе, а потом опускают взгляд в пол! И скорбно причитают, как-будто умерла королева Англии!! А между тем часть договора я выполнил! Ебаное наследие ебаного старого хрыча не только не умерло, оно достигло такого величия, что большим величием будет только породниться с вами, Ричард! А эти... клопы только жрали меня и надувались от этого! Только жрали меня, унижали меня и надувались, становились в несколько сотен раз больше, чем они есть на самом деле! На моей крови! На моем мясе! Из-за них я, имея тысячу фунтов годового дохода, залез в долги!! Мне было двадцать шесть, а сейчас мне сорок три!! Моя сука-жена и ее ебаные братцы сожрали мою жизнь!! А вы все — вы что, предлагаете и дальше позволять им это?! Выпустить ее никчемных братцев из тюрьмы, чтобы они и дальше ебали блядей вместо законных жен, которых хуй знает, куда подевали?! Или чтобы эта грязная пизда все-таки сломала мне шею?! И тогда вы отдадите ей вдовью долю не в одну треть, а в девять десятых моего имущества!!! Король вопросительно выгнул бровь. Сэр Роберт Перси теперь стоял сбоку, в полушаге от Николая. -У меня действительно умерла жена, Мартин, - тихо и слишком спокойно сказал король. - Даже две жены. В этот момент Николай наконец понял, что только что сделал. Ярость схлынула, оставив после себя только пустоту. Он закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, сосчитал до трех, открыл глаза и низко поклонился королю. -Извините, Ричард, я уважаю вас, как друга и своего короля, - сказал Николай, успокаиваясь. -Смею надеяться, что и вы тоже считаете меня своим другом. Мы знакомы друг с другом уже четырнадцать лет, и за все эти годы вы ни разу не наказывали меня за то, что я говорил, как думаю. Я не должен был произносить тех слов, которые... могли быть неправильно поняты, но я считаю себя в своем праве и не думаю, что требую чего-то большего, чем справедливость, положенную мне по закону. -Мартин, вы обвинили свою жену в малой измене, зная, что в законе нет отдельного наказания за покушение на это преступление. Вы хотите, чтобы вашу жену сожгли заживо? -Да. -И вы, конечно, знаете, что довольно часто наши судьи, даже если находят женщин виновными в малой измене, из милосердия заменяют казнь, положенную им по закону, обезглавливанием. -Знаю, - ответил Николай. - Но мне не нужно милосердие. Мне нужна справедливость. -Вообще или по закону? -Не ожидал таких слов от вас, Ричард. От вас, которого, посмеиваясь по-доброму, в тавернах называют крючкотвором, мировым судьей на троне и так далее. -Именно потому, что я хорошо научился применять законы, я довольно быстро понял, что они и справедливость — не всегда одно и то же. -Извините, Ричард, но я не отступлюсь. Эта женщина и ее братья все равно, что убили меня. Они почти задушили меня и отняли двадцать лет моей жизни. Двадцать лет, которые я никогда не верну. Король тяжело вздохнул. -Мартин, я не очень много знаю о жизни в семьях вроде вашей. Во-первых, я не очень много знаю о вашей семье, кроме неясных слухов, которые ходят по Лондону последние лет десять, а во-вторых — я очень мало помню своего отца, но всякий раз, когда я видел их с матерью... они относились друг к другу с большим уважением и большой нежностью. Джордж, хоть и был большим говнюком, но не к Изабель. Они всегда жили дружно. И Нед с этой его «вдовой Грей»... -Особенно Нед со вдовой Грей, - парировал Николай саркастично. Король пожал плечами: -Вопреки почти всеобщему убеждению, Нед был счастлив в том, что сам считал браком. Вернее, сначала он был увлечен ею и потому счастлив, потом мой тесть поссорился с ним, потом его свергли, потом он вернулся в Англию и несколько лет возвращал себе власть, так что ему было не до брака, а потом... потом он стал болен и впал в какую-то странную меланхолию, так что ему стало вообще ни до чего. С другой стороны, Нед безропотно и сразу же исполнял все ее просьбы. И даже умирая и давно понимая, чего стоит Дорсет, он не назначил другого коменданта в Тауэр, а только хотел, чтобы они с Гастингсом помирились. Как он себе представлял их сотрудничество — Бог весть... -Я, когда читал о вашем брате... еще там, - смущаясь, сказал Николай. - У меня всегда возникало ощущение, что последние лет шесть или семь своей жизни он вообще не думал о будущем. Жил, как последний день. -Как последний день? - удивился король непривычной для себя фразе. - Да, как-будто это последний день для него. В этой жизни и в следующей. И для всех остальных заодно. И то, что он нам всем оставил... мы и расхлебывали. Как умели. Но сейчас речь о вас, Мартин. Вы по-прежнему намерены сжечь жену? -Жечь ее будет палач, Ричард. -Вы прекрасно поняли, что я хочу сказать, Мартин. -Ричард, я уже сказал вам, что не отступлюсь. -Вы несколько раз рассказывали мне, что там, откуда вы... приехали сюда, люди гораздо милосерднее, чем мы, добрее, чем мы и понимают всех, кто не похож на них, гораздо лучше, чем мы понимаем тех, кто не похож на нас. Получается, вы лгали об этом? Или вы забыли то, чему научились... у себя дома? -Я слишком долго прожил здесь и научился жить, как вы. В Риме поступай, как Папа Римский. -Мы не требуем сжечь вашу жену. -Кроме того, - продолжал Николай упрямо. - в моем вр... то есть, там, откуда я приехал, женщины были равны мужчинам. И равно отвечали перед законом. Я вообще удивлен, что женщинам за малую измену положено какое-то другое наказание. -Ошибаетесь, Мартин, - покачал головой король. - Женщины не равны нам. Во всяком случае, не всегда и не во всем. И поэтому они заслуживают снисхождения. А дела о малой измене всегда очень сложные. Иногда бывает, что сам убитый оказывается отчасти виновен в том, что с ним произошло. -Не я! - возмутился Николай. Не вы, - согласился король. - Но вы знаете, что сейчас суды рассматривают очень мало дел, где малая измена не была доведена до конца. Вряд ли больше двух на всю Англию за целый год. А доказать обвинение получается еще реже. И поэтому никто не обращает внимание на то, что подобные обвинения, по сути, представляют собой пытки изменить закон и вернуть отмененную больше ста лет назад норму. Но ваше дело — совсем другое. В силу вашего положения и обстоятельств самого дела у вас нет другого выхода, кроме как вынести его на обсуждение парламента? -Да, я так и сказал шерифу. -И вы понимаете, что оно в силу этого станет прецедентом. И неизбежно вызовет ожесточенные споры. И, возможно, приведет к тому, что будет решено дополнить «Закон об измене». И вы имеете все шансы убедить депутатов в своей правоте — у вас есть свидетели и даже орудие не совершившегося убийства. И если вы убедите парламент в своей правоте - по всей Англии начнут жечь женщин. А зная, что такое прецедент вообще и как судьи воспримут прецедент, установленный парламентом, не удивлюсь, если в таком случае женщин будут осуждать за малую измену даже без существенных доказательств, а определение малой измены опять станет настолько расплывчатым, что под него будет. И таким образом мы Вы готовы взять на душу такое, Мартин? Я вот не готов. И никогда бы не был готов. Николай задумался. Он не особо поверил словам короля про судей и прецедент, но если тот был прав хотя бы на одну часть из десяти — на такое он действительно не мог пойти. Это было несправедливо. А решение сжечь жену?.. Неужели он и в самом деле этого хотел? Неужели он вообще мог этого хотеть? Неужели вся его современность и прогрессивность — только внешний лоск, а под этим он остается обычным домашним тираном, который при первой возможности готов стереть в порошок свою жену? Или все-таки нет? Откуда в нем такое? Или все-таки тоже нет? Он утратил чувство справедливости? Или никогда не имел его, а заодно неправильно понял, что такое милосердие, равноправие и правосудие? Неужели люди, которые окружают его сейчас, разбираются в этих вещах лучше? Или они просто сильнее уверенны в своей правоте?.. Николай будто впервые за долгое время посмотрел на себя со стороны. И увиденное, с одной стороны, не слишком ему понравилось, с другой стороны, он совсем растерялся. Король, будто прочитав его мысли, решил «добить» его последним аргументом. -И подумайте о своем сыне. Насколько я знаю, неприязнь к вам ваша жена на него не распространилась. -Не могу сказать, что она так уж сильно его любила. - скривился Николай. - Но они всегда... неплохо ладили. -Подумайте, что будет с ним, когда он узнает, что его отец добился того, что его мать сожгли. Подумайте о том, что ему предстоит жить с этим еще пятьдесят лет, шестьдесят... Что ему предстоит самому жить в браке, зная это. Что ему предстоит родить и воспитать своих детей. И устроить их браки. Зная это. Подумайте, наконец, о том, что он будет думать о вас. Лично о вас, виконт Стю. Николай подумал еще. Яснее не становилось. -Хорошо, - сказал он. - Я согласен вообще не требовать казни. Но пусть тогда она окажется в тюрьме на пятнадцать лет. -На десять. -Нет, Ричард, от этого я точно уже не отступлюсь. А еще, вы поможете мне развестись. А если не получится развестись, то аннулировать мой брак. Но в таком случае вы должны оставить моего сына моим законным наследником. -В вашем случае развестись будет очень легко, Мартин. Но даже если не удастся, можно сделать так, что он унаследует все ваши владения, но не ваш титул. -Нет, вместе с титулом, - возразил Николай. Король кивнул. -Я посмотрю, что можно сделать. Может быть, титул станет выморочным, а потом я снова дарую его вашему сыну своей властью... -А если вы... вас уже не будет к тому времени, Ричард? Не сочтите за дерзость. Вы не могли бы дать мне обещание от имени ваших наследников?.. -Мартин, вы забываетесь. Если вы останетесь при своем мнении, мне будет, конечно, сложнее добиться от парламента нужного мне решения. Но ненамного сложнее. Я сам могу предлагать законопроекты, у меня есть депутаты, избранные от Йорка и из моих бывших герцогских владений. Можно приказать Лайному собрать королевских сержантов... Или ваш частный законопроект не попадет в повестку дня. Или у парламента не хватит времени его рассмотреть — в конце концов, он касается всего одной семьи... -Я знаю, Ричард, я, в конце концов, юрист. -А я решил вам напомнить. На случай, если вы забыли. Как забыли о том, что я не могу связывать обещанием своих преемников и править из могилы. Николай не был безоговорочно согласен со всем, что говорил король, но почувствовал, что пришло время достичь компромисса. -Извините меня, Ричард. -Ваши извинения приняты, Мартин. И я искренне благодарен вам за то, что вы все-таки решили поступить правильно. Буду считать это подарком на день рождения. * * * Николай вернулся домой за полночь, когда даже все слуги спали. Кроме Кейт, которая маялась последнюю неделю из-за ареста госпожи. На столе в холле Николаю оставили поздний ужин: кусок холодной свинины, краюху черного хлеба и кружку пива. Николай поймал себя на мысли, что за последние полторы недели в доме стало совсем мрачно и одиноко, что было удивительно, ведь дом совсем не был необитаем, а люди, которых теперь в нем не было, всегда ненавидели хозяина, да и появлялись там не то, чтобы часто. Уснуть после вечернего разговора у него все равно бы не получилось, а сидеть при свете двух свечей, есть заветренную свинину и запивать ее пивом, да еще и ловить на себе заплаканный, полный ненависти взгляд бродившей по комнатам, как привидение, Кейт было слишком тягостно. Поэтому Николай решил сходить в «Чернильное пятно»: холодную свинину с пивом можно было поесть и там. Отказавшись от предложения Дэвида, который дежурил в тот день у главного входа, проводить его (по пути он несколько раз пожалел о своем отказе), Николай быстрым шагом дошел до кабака и открыл дверь. Несмотря на продолжающийся траур по барону Одли и комендантский час, который начинался теперь на два часа раньше из-за событий вокруг Стального двора, здесь было, как всегда, светло, многолюдно и шумно. Один из столов ближе к двери занимали отец и сын Брэндоны. Видеть их было неприятно, и Николай предпочел сделать вид, что не узнал их. Два стола в центре зала были придвинуты друг к другу. За ними расположилась большая компания, кажется, из Кингс Линна (Николай запомнил их на прошлогоднем парламенте). Во главе стола сидел Уильям Лэси из адмиралтейства — он организовывал конвои в разных регионах королевства и заседал в суде, присуждавшем призы. Через несколько столов от них, у окна сидели барон Бергавенни и граф Вестморленд. Весь их стол был заставлен пустыми тарелками. Саймона нигде не было видно. Николай прошел в глубь прямоугольного, вытянутого в направлении собора Святого Павла, зала, ближе к дальней от входа стене, и занял место через три стола от шумной компании. Впрочем, компания была хоть и шумной, но вполне дружелюбной, и даже пригласила Николая за свой стол. -Мартин, давайте к нам, - со своего места прокричал ему Уильям Лэси. Если бы Николай не видел его, то узнал бы по голосу: когда мастер Лэси кричал или нервничал, его ирландский акцент, почти незаметный во время спокойного разговора, становился заметнее. -Да! Давайте к нам! - поддержали его остальные. Николай пересел к ним. Из кухни появился «Саймон», принял у него заказ на пиво и холодную свинину (ничего другого у него, по совпадению, не было) и опять скрылся на кухне. Пока Николай сидел без пива, некий Томас Терсби, купец и один из немногих за столом, кто сохранил относительную трезвость, предложил остальным еще раз выпить за здоровье короля. -За короля! Да здравствует король Ричард! - подхватили остальные захмелевшими голосами. Николай в ответ на это слабо улыбнулся. Господин Терсби, думая, что этим достаточно усыпил его бдительность, начал разговор, ради которого, видимо, он и пригласил за стол к выходцам из Бишопс Линна королевского советника: -Мы слышали, виконт Стю, - начал он как-бы развязно и как-бы пьяно. - Что его величество в честь дня рождения начал войну с Ганзой!.. Мы, конечно, поздравляем его, со всем заранее согласны и считаем, что давно было пора приструнить этих пиратов. И давно уже мы заслужили продавать наши товары везде и под своим флагом! Но мы боимся, не является ли этот шаг... преждевременным?!.. Чтобы мы могли возместить те доходы, которые мы навсегда потеряем из-за этого! Или его величество нам возместит?!.. -Ты говори за себя, Том, - тихо сказал сидящий рядом с ним человек, смотря на дно своей кружки; Николай вспомнил и его тоже, и его соседа; это были купцы по фамилии Картер и Белис; он видел их при дворе этой зимой — именно они заключили торговый и союзнический договор с Данией. Николай громко обратился к мастеру Лэси: -А вы, Уильям, что делаете в такой компании? Тот развел руками: -Вы же знаете мое занятие: корабли, призы, судебные заседания... Разбираясь в этом, я заметил, что в Бишопс Линне слишком много недовольных. И вот, решил, что в Королевском совете должны знать об этом. -Быстро же распространяются новости! Не прошло и недели, как Стальной двор осадили, а в Бишопс Линне об этом знают уже настолько много, что даже сделались недовольны! -Я хотел сказать, - прокричал Уильям Лэси со своего места; его акцент сделался еще сильнее. - что было много недовольных среди тех купцов из Бишопс Линна, которые были в эти дни в Лондоне!.. -А почему, господа, - Николай перевел взгляд с мастера Лэси на купца Терсби. - вы не обратились к герцогу Норфолку? -А потому, - ответил Терсби. - что герцог Норфолк — друг короля и... как бы это сказать... доблестный рыцарь. Он всегда согласится с подобным решением своего суверена. Нам же нужен кто-нибудь, кто... способен лучше воспринять разумные доводы. Я имею ввиду — сейчас! Только сейчас! Так его величество и советники отличаются невероятной мудростью, невероятной мудростью! -И в чем же ваши доводы, Терсби? - устало спросил его Николай. -Во-первых, - ответил тот. - я знаю, что вы до сих пор должны двадцать пять фунтов городскому совету Лондона за ремонт дома. Во-вторых, эта война затруднит нашу торговлю с некоторыми городами, которые, хоть и состоят в Ганзе, тем не менее, дружественны нам, прежде всего, с Данцигом и Гамбургом... -Да, мы просим его величество свободно выпустить из английских портов корабли из Данцига... - вмешался в разговор Картер. -Вы очень быстро узнали о новом указе короля. Белис поднял на него мутный, пьяный взгляд. -Ох, да ладно! Про штурм Стального двора ф-ф-фсе слышали, - он хохотнул. - Эт-ту вашу канонаду было на Ломбард стрит слыхать. А то не понятно, что вслед за этим последуют р-р... р-репрессали!!.. Он с силой выговорил последнее слово и замолчал, видимо, лишившись сил. -Еще мы хотели бы попросить за корабли из Гамбурга, - мягко сказал Торсби. - Но самое главное, о чем мы хотели бы смиренно просить короля... Мы просим его не совершать враждебных действий против Ганзейского союза и не давать Любеку поводв для войны. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не достигнем соглашения о свободной торговле отдельно с каждым городом, наша торговля с которым значительна... -А может, на хуй этот Гамбург! - неожиданно закричал Джон Белис. Все уставились на него, а он, воодушевленный этим, продолжил, размахивая собственным столовым ножом с рукояткой из слоновой кости, обращаясь как-будто только к своему другу: -Смотри: у нас Дания есть? Есть. Берген у нас есть? Есть. -Его величество пообещал помочь королю Хансу сохранить унию, - перебил его Николай. -Во, - Джон Белис поднял со стола свою кружку с пивом и отсалютовал ему. - Значит, точно есть. Исландия у нас есть... В Великое гер... гр... гр-цогство Московию мы с тобой плаваем? Плаваем. И на новых берегах мы скоро свои склады построим. Кста-а-ати! А ты вообще помнишь, сколько там рыбы?!.. А у нас на четверых теперь три корабля!! Р-рыболовецких! А у нас ебучий Гамбург за десять лет два корабля спиздил!.. Тем более, пока я есть, Берген у нас всегда будет!!.. Так может, ну его нахуй, этот Гамбург?!?! -Том, а ведь ты тоже решил что-то там построить? В новых землях? -Да... - не очень уверенно ответил господин Торсби. -А в этом году, пока вода была открыта, сумел целых три раза отправить свои корабли в устье Двины? -Это были не совсем мои корабли... - начал оправдываться тот. -Правда в том, Торсби, что ты за грут удавишься, - сказал кто-то с другого конца стола. - И Гамбург тебе, и Бразилию, и арендаторов с земли сгоняешь ради шерсти... -Значит, п-р-р-рживет! - стукнул кулаком по столу Джон Белис. Николай не знал, притворялся ли господин Белис пьяным, или даже в таком состоянии не «отключался» полностью, поэтому не мог определиться, чем именно восхищаться: его умением контролировать себя или его актерским способностям. Сидевшие за столом никак не отреагировали на выходку Белиса (хотя Николай заметил, что несколько человек хотели что-то сказать, и двое уже даже открыли рты... но потом почему-то передумали). -Будете в Б-бргене — заходите! - с пьяной радостью сказал ему Белис. - Обычно я там. Меня избрали упр... упр... упр-вляющим мстного английского пд... пд... пдворья... -Я не возьму у вас денег, Терсби, - наконец смог ответить Николай. - Такие просьбы — не мое дело. У меня нет никаких дел в Бишопс Линне, а герцог Норфолк — мой друг, и мне незачем соперничать с ним и покушаться на его власть. Его величество уже принял решение отпустить суда из Кельна и Гамбурга, и даже с товарами, правда, общим весом в пятьсот фунтов на корабль. Относительно прочих ваших жалоб, он, я думаю, посоветует вам дождаться парламента и высказаться там. Картер обеспокоенно посмотрел на него: -Вы сказали: «отпустить»? А что будет с остальными?? -Остальные конфискуют. Все. -О! - закричал Белис. - Еще одну посудину себе прикупим! Х-хчу карраку! Де-де-десятиаушечную. Саймон! Тащи две бутылки бургундского!! -Извините, что побеспокоили вас, советник, - развел руками Томас Картер. - Вы, конечно, правы, и мы не должны были... -Вы ведь понимаете, что я передам содержание этого разговора королю и герцогу Норфолку во всех подробностях, какие смогу вспомнить? -Конечно, сэр, - печально улыбнулся Картер. - Это ваше право. -До свидания, господа. Николай поднялся на ноги, когда его окликнул Уильям Лэси. -Извините, Мартин. Все документы уже поданы, но, видимо, из-за покушения на послов великого герцог... принца Ивана, осады Стального двора, смерти барона Одли стало не до них... В общем, вы не могли бы напомнить его величеству и Королевскому совету... -О чем напомнить, Уильям? -Мы рассмотрели дело (вернее, дела) о захвате кораблей адмирала Коатенлема природным сыном его величества. Там все просто, и по закону приза эти корабли его. И решения по каждому из кораблей уже вынесены. Но дело в том, что лорд-капитан хотел передать эти корабли в королевский флот. Он написал отцу письмо, где просит принять корабли в дар, а так же разрешения оставить их в Кале под его командованием. Мы, со своей стороны, конечно же, сделали копии судебных решений и отправили их виконту Ловеллу. Но, похоже, они где-то затерялись, или лорд-камергер еще не обратил на них внимание. Не могли бы вы напомнить ему, чтобы мы могли внести эти корабли во все списки и реестры и покончили с этим делом... -Я расскажу его величеству, Уильям, - пообещал Николай и двинулся к выходу. -От всего многочисленного семейства Невиллов, - выкрикнул из-за своего стола граф Вестморленд. - мы хотим сказать его величеству, что полностью поддерживаем его в его решении начать войну с Ганзой! Давно пора! -И, смею сказать, от имени всех жителей Бристольского залива, - добавил барон Бергавенни. - И да здравствует его величество! Пусть живет еще два раза по тридцать восемь лет!! Николай кивнул и продолжил идти к двери, уже сомневаясь, что ему удастся скоро до нее добраться. И действительно: когда он проходил мимо Брэндонов, к нему обратился Уильям страший: -Извините, что отвлекаю вас от ваших дел, Мартин. Но вы не могли бы уделить нам немного времени? Николай решил и дальше делать вид, что не узнает его. -И вы меня извините, сэр. Никак не могу припомнить... Уильям Брэндон поморщился, будто от боли: -Зачем вы так, Мартин? Вы, конечно, могли подзабыть Томаса, но такого, чтобы вы забыли, кто я такой, просто не может быть. Это было правдой. С королевским маршалом, сэром Уильямом Брэндоном, Николай познакомился еще летом восемьдесят третьего года, сразу после коронации короля Ричарда. Ни имя, ни фамилию со знаменитым знаменосцем Генриха Тюдора он никак не связал, подумал, что они просто однофамильцы, которых среди английских дворян, особенно мелкопоместных, было немало. Они быстро подружились (почти так же быстро, как с Робертом Брэкенбери). Николай тогда загорелся идеей сделать из «маршальских людей» не просто приставов в суде лорда-стюарда, а сделать из нее «предка» современных британских МИ-5 и МИ-6. Он хотел, чтобы численность маршальских людей стала стабильной и во всякий момент времени равнялась двадцати четырем, из которых десятерых он хотел превратить в своеобразный «спецназ», который помогал бы королевским коронерам, другим маршальским людям и чиновникам двора задерживать оказывающих сопротивление преступников, вооруженных заговорщиков и наемных убийц, поддерживали бы порядок на заседаниях суда лорда-стюарда и другими подобными вещами. Из оставшихся четырнадцати четверым он хотел поручить расследование заговоров, поиск шпионов и других врагов короны; шестерым — расследование общеуголовных (кроме убийств) преступлений, включая деятельность банд, при дворе и в радиусе двенадцати миль от королевских резиденций - они должны были действовать в тесном сотрудничестве с коронерами; оставшиеся четверо должны были стать джеймсами бондами пятнадцатого века и собирать для короля важную информацию о событиях за границей, а также выполнять разнообразные его (и правительства) поручения за границей же — от доставки конфиденциальной корреспонденции до политических убийств. Николай считал, что ресурсов у системы на это вполне хватит, как хватит на увеличение числа коронеров и постоянно действующую курьерскую службу (в отношении коронеров и курьеров время показало его правоту). Сэр Уильям, естественно, с энтузиазмом поддержал его. Все лето и осень они обсуждали, как именно можно все это организовать, предлагали конкретные кандидатуры, спорили, пытались вычислить, сколько это будет стоить казне, корректировали планы, даже успели подготовить два законопроекта, которые хотели показать королю. За это время Николай как-то незаметно познакомился со всем многочисленным семейством Брэндонов, три раза побывал у них в гостях в их доме в Саутуарке и два раза сэр Уильям побывал в гостях у Николая. ...А потом сэр Уильям оказался замешан в восстании Бэкингема. Все еще ничего не понимая, Николай был одним из тех, кто настойчивее других просили простить Брэндонов и восстановить их в правах. Сам сэр Уильям очень убедительно говорил о том, как его запугали братья Стенли, как был убедителен герцог Бэкингем, убеждая его в том, что сможет принести большую пользу Англии, чем кто-либо, если окажется при власти, как вокруг него вились агенты маркиза Дорсета и барона Скейлза... Король Ричард простил Брэндонов примерно в феврале, хотя вряд ли это случилось из-за заступничества Николая или кого-либо еще. Скорее, это было связано с тем, что Ричард пытался политически маневрировать и показать, что он готов к компромиссу с самыми разными партиями. До лета все было почти по-прежнему, и Николай опять несколько раз побывал у Брэндонов дома. Правда, с Уильямом-младшим он так и не увидился, а сэр Уильям отговаривался тем, что тот в Бургундии исполяет какие-то его поручения. В середине лета Томас тоже куда-то уехал по просьбе. А потом сэру Уильяму не нужно было больше врать, ведь их дружба закончилась: Брэндоны оказались замешаны в заговоре Коллингбурна. Не то, чтобы кто-то говорил кому-то патетические речи, как в шекспировских пьесах (или голливудских фильмах) — просто все взрослые мужчины в семье ударились в бега. Бывший королевский маршал совершил тур по Восточной Англии, подбивая местных на восстание, прежде, чем засел в соборе города Глостера, пользуясь правом убежища. Томас прятался у друзей (по слухам, где-то на юго-востоке), Роберт бежал в Руан, а Уильям сразу прибился ко «двору в изгнании» Генриха Тюдора. Потом Уильям младший приехал вместе с ним в Англию, после битвы оказался в Лондоне, а потом погиб в суматохе, предшествовавшей возвращению короля Ричарда. О том, что он погиб, было известно точно: в день Всех Усопших Верных кто-то рано утром выбросил из телеги его изрядно разложившееся, но все еще узнаваемое тело. Уильям старший и Томас (который был тяжело ранен в битве на Дадлингтонском тракте и отлеживался в семейном доме в Саутуарке) посидели в Тауэре, затем в Ладлоу, а затем каким-то образом добились прощения и теперь, по слухам, лишенные всех постов и даже шанса их получить, жили тише воды в Бишопс Линне, где к ним через некоторое время присоединился Роберт, который сразу же после исчезновения графа Оксфорда и Филибера де Шанде сел на корабль, шедший в Эдинбург. Николай даже представить себе не мог, что им могло понадобиться в Лондоне. -Посидите с нами, Мартин, - жалобно и одновременно просительно посмотрел на него сэр Уильям. - В память о нашей дружбе. В память об Уильяме. -Не лицемерьте, - сказал ему Николай. - Во-первых, я даже и знаком-то с ним толком не был. Во-вторых, вряд ли человек вроде вас будет в течение пяти лет скорбеть о смерти сына. В-третьих, судя по тому, что вы не предложили выпить за здоровье короля, вы вообще мало о чем сожалеете. Уильям Брэндон внезапно перестал плакать и посмотрел на Николая тем взглядом, который сам Николай называл про себя «нейтральным». Таким взглядом обычно смотрят юристы, судебные и полицейские чиновники, секретари и клерки в присутственных местах, а также чьи-нибудь «законные представители», когда хотят показать, что на самом деле они никого не осуждают, ничьей стороны не занимают, а «просто выполняют свою работу». Самым примечательным было то, что он был одинаково знаком как жителям начала двадцать первого, так и их коллегам из пятнадцатого века. -Будь по вашему, - сказал сэр Уильям. - С тех пор, как... с Уильямом случилось то, что случилось, я окончательно потерял возможность стать опять королевским маршалом. -Вы были неплохим королевским маршалом, Уильям. Возможно, даже лучшим за последние годы. С тех пор, как вы сбежали, работа маршальских людей до сих пор остается организована... несколько по-другому. Да и те изменения, которые мы задумали, не доведены до конца. Да почти и не начаты. Но вы сами такое сделали с собой и с королевством. Если бы вы не сбежали... Николай думал, что взгляд и выражение лица «я только выполняю свою работу» не имеет степеней. Оказалось, что имеет. Сэр Уильям сейчас нацепил на себя сразу третью и сказал нарочито официальным тоном: -Да, мне пришлось оставить службу летом восемьдесят четвертого года по причинам... -Cбежал, - второй раз за разговор осадил его Николай. - как предатель, лицемер и грязный пес. Сэр Уильям замолчал (впрочем, ни испуганным, ни смущенным он не выглядел), а в разговор вступил Томас Брэндон: -Милорд Стю, мы были в Лондоне и слышали, что вы обвиняете свою жену в малой измене. Я хочу сказать, что мы сочувствуем горю, постигшему вашу семью и надеемся, что правосудие восторжествует. Но также это значит, что вы почти наверняка захотите развестись или аннулировать свой брак. А это значит, что вы почти наверняка захотите жениться снова. Помните мою сестру, Мэри? Николай видел Мэри пару раз, когда бывал у Брэндонов дома. Симпатичная, неглупая, с хорошо подвешенным языком, долго (для своего времени) пробывшая не замужем. Вот и все, что он о ней помнил. -Мы предлагаем вам жениться на ней, - продолжал Томас Брэндон. Николай перевел взгляд на сэра Уильяма. -Зачем мне это? -Во-первых, ей еще нет тридцати, и поэтому она может подарить вам наследника. -Ей двадцать девять. И я не собираюсь лишать своего сына наследства. -Конечно, - выставил вперед руки в примирительном жесте сэр Уильям. - Но все же у вас всего один ребенок, это так ненадежно... Если вы женитесь на нашей сестре, будущее вашей династии, вашего наследия будет более надежным. Что до ее возраста, то королева Иоанна — упокой Господь ее душу — первый раз стала матерью в тридцать три года, и в течение следующих пяти лет родила королю четверых абсолютно здоровых детей! Николай на это промолчал. Сэр Уильям воспринял это молчание как приглашение к дальнейшим переговорам. -С другой стороны, я понимаю вас, Мартин, - сказал он сочувственно. - Сколько вам? Кажется, сорок пять? Многим в таком возрасте... не нужна жена. Во всяком случае... Я и сам, честно говоря, последние лет пятнадцать чувствую себя прескверно. По утрам буквально за шкирку поднимаю себя с постели. И столько хворей, которые уже никогда не пройдут... В таком случае, Мэри станет вам надежным другом и интересной собеседницей — она добра, пунктуальна, хорошо образована и искренне будет уважать своего мужа. Она сможет вести хозяйство и управлять вашими домами и землями, а в доме не позволит слугам лениться. Она поможет вам сберечь деньги и не будет. Если вы заболеете, она купит все нужные лекарства и поможет вам в точности исполнять все предписания врачей, и будет ухаживать за вами до самого последнего часа. А на королевском пиру она будет выглядеть по крайней мере не хуже... чем кто-либо еще. И что еще немаловажно — хоть ей и нет еще тридцати, она близка к этому возрасту. О чем вам говорить с шестнадцатилетней девчонкой? А Мэри уже видела в этой жизни кое-что... особенно в последние лет шесть... поэтому поймет вас лучше многих! Наконец, мы слышали, что вы должны денег городскому совету Лондона. Мы дадим за Мэри хорошее приданое. -Разве у вас есть деньги? -У нас есть деньги. И есть возможность быстро достать еще больше денег. Николай задумался. Уж слишком сильно это было похоже на его первый брак. Ему сватали невесту, с которой они не были знакомы вообще. А в семье невесты его откровенно ненавидели все, просто лучше умели это скрывать из-за привычки к жизни при дворе, в отличии от Янгов, которые скрывать не умели вообще ничего и среди которых у него хотя бы в начале был хотя бы один союзник — тесть. С другой стороны, и Николай не был уже тем растерявшимся, отчаявшимся, полуголодным и валящимся с ног от недосыпа вчерашним попаданцем. Нет. Теперь он был министром правительства, другом короля, уважаемым юристом и носил тот же титул, что и лорд-камергер. Так что в этот раз можно все обыграть по-другому. -Мне нужна тысяча фунтов. Золотыми монетами, - Через неделю. Но, как вы понимаете, все решится только к закрытию парламента. И как бы все ни решилось, эту тысячу я оставлю себе. Когда соберется парламент, я знаю, но не могу вам сказать. На свадьбе никого из вас не будет. Будут только сестры моей невесты. Те из них, которые замужем, будут без мужей. Ее мать может прийти. Если она жива. Я плохо помню вашу семью — решите там как-нибудь сами. Если я замечу в тот день рядом со свадьбой кого-нибудь из мужчин семейства Брэндонов — отправляю вашу Мэри домой прямо от алтаря. Роберту и Томасу я помогу найти должности. Но выбирать они не смогут, велят ли им отправиться в новые земли, или в Московию, или наоборот, в Бенин, или под французские мечи и пули в Бретань или в Неаполь. А может быть, я оставлю их на своей службе... Но вы, Уильям, в любом случае будете сидеть в той дыре рядом с Бишопс Линном, где вы вы сидели до этого. -Мы жили в самом городе. -Да хоть на ганзейских складах — мне насрать. Если мне покажется, что ты не то, что выполз оттуда, а просто слишком громко храпишь во сне и из дыры доносится слишком громкое эхо — я тебя раздавлю. -Вы бы могли быть более учтивы, - сказал ему Томас. - если хотите еще раз жениться. Не думаю, что многие захотят выйти за вас замуж или отдать за вас кого-нибудь из своих родственниц после того, как вы сожжете свою жену. -Да и у вашей Мэри вряд ли много женихов после того, что сделал Уильям-младший, - хохотнул Николай. - Не говоря уж о других дочерях. Да и вам с Робертом больше нечем заняться, кроме как пропивать отцовское наследство при жизни отца. -Не раздавите, Мартин, - ехидно ухмыльнулся сэр Уильям. - Я вас знаю... -А вы попытайте счастья, - повторил Николай фразу, которую за последние несколько месяцев не раз произносил король. - Если вы так уверены во мне. Сэр Уильям промолчал. -Таковы мои условия, - сказал Николай. - И торговаться я не намерен. Или вы принимаете их, или идете искать своей дочери другого жениха. Томас посмотрел на отца. Сэр Уильям тяжело вздохнул и как-то по-стариковски махнул рукой. -Мы согласны. -Вот это да, Уильям. Неужели от вас и вправду отвернулись вообще все? Мне даже стало немного вас жаль. Совершенно искренне. Сочувствую вам, - произнес Николай тоном, в котором при всем желании нельзя было отыскать и нотки сочувствия... а потом захохотал от внезапно пришедшей в голову мысли. - Надо было приложить очень серьезные усилия, чтобы вашей единственной надеждой выбраться из королевской немилости был я! Случайно так не получится!!.. Сэр Уильям отреагировал на это как-то странно. Он... прослезился. -Вы даже не пытаетесь скрыть злорадство, Мартин. И вы, конечно правы, после всего, что я сделал королю!.. И лично вам. Но все же спасибо вам, Мартин. За вашу доброту, за ваше терпение, за милосердие, - сдавленным шепотом сказал сэр Уильям; теперь он в полном смысле слова плакал, руками размазывая слезы по лицу. - Так может быть, в память о нашей дружбе, вы все-таки... -Нет, Уильям. Не переоценивайте мою жалость и ваше умение лицемерить. Все условия остаются в силе. Продолжим этот разговор, когда у меня дома будет лежать тысяча фунтов, а депутатов парламента распустят по домам. И последний вопрос, который его величество обязательно задаст мне: вы готовы... как бы это сказать?... покориться ему, что ли?.. -Да. Да! - сэр Уильям закивал головой с такой силой, что она, казалось, скоро оторвется от шеи. - В его руки мы вручаем наши судьбы, наши — Уильяма, Томаса, Роберта, Мэри, Маргарет, Элизабет, Анны и всех, всех, всех. И судьбу самого нашего Дома! Пускай он располагает нами, пусть распоряжается нашими жизнями, как ему будет угодно! Он не найдет себе слуг более верных!.. Слушать это было противно. Николай поднялся на ноги. -В таком случае, я посмотрю, что можно сделать. До свидания, сэр Уильям, сэр Томас, - сказал он и направился к выходу. Уже будучи одной ногой на улице, он услышал пьяный крик Джона Белиса: -Вот бы московиты Данциг захватили! Я бы им на это денег дал!.. * * * Придя домой, Николай сразу же отправился в кровать, но долго не мог уснуть, ворочаясь в постели, а когда все-таки забылся тяжелой, зыбкой полудремой, снова оказался в будущем, где читал биографию Ивана III, принадлежавшую перу Пола Мюррея Кендала. Там рассказывалось о том, что чин рынд, как и их парадные одеяния придумали специально для телохранителей, сопровождавших Ивана Патрикеева, Даниила Патрикеева и Ивана Плещеева в Лондон, а король Ричард, побеседовав с ними о ямской службе Московского государства, существенно улучшил свою курьерскую службу. А еще о том, что начиная с 1490 года большинство иностранных специалистов, которых великий князь приглашал к себе на службу, были бургундцами, меньшинство — англичанами, а итальянцы на московской службе почти перестают встречаться. Потом Николай посмотрел снятый в середине семидесятых дорогущий сериал (судя по костюмам и качеству картинки), плод итало-франко-российского сотрудничества - историю семьи Медичи от заговора против Пьеро Подагрика до венчания великого герцога Франциска и Бьянки Капелло с Владимиром Высоцким в роли Лоренцо Великолепного. * * * Когда на следующий день Николай явился в Вестминстер-холл ровно в полдень, как и велел ему король предыдущим вечером, он испугался было, что что-то напутал и все-таки опоздал. Очевидно, переговоры с послами на сегодня закончились, так как навстречу Николаю от холла шли граф Линкольн и герцог Норфолк, за ними паж Томас Мор, сэр Роберт Перси и почему-то сэр Роберт Брэкенбери. Заметив, видимо, его замешательство, герцог Норфолк решил приободрить его. -Проходите, Мартин, - сказал он, указывая на рукой в направлении холла. - Его величество ждет вас. -Я не опоздал? -Нет, это нам приказали прийти раньше. Ранульф Арчер нашел того, кто нанял убийц. -Неужели?! И кто это был? -Их переводчик. -Как это? -Как? Он нашел убийц, которые говорят только на том самом бургундском диаекте, заплатил им, потом подговорил того старика со Стального двора. Сказал, что знал о том, что тот, как он выразился, «полоумный» и его легко будет запутать речами про «древние ганзейские привилегии» и прочей чепухой. После этого он на словах описал им того, чьей смерти желал, и велел потом искать убежища на Стальном дворе. Старик, в свою очередь, получил их словесное описание и потом приказал открыть им ворота. Его зрение оказалось в гораздо лучшем состоянии, чем разум. -Вы сказали «того»? Он что, хотел убить только одного из послов? -Нет, он хотел убить того, кого они и убили. Одного из телохранителей. -Зачем? -По его словам, это началось еще тогда, когда принц Иван утверждал свою власть в Новгороде. Якобы они с убитым жили там, в Новгороде, с рождения и дружили, сколько себя помнили. Вместе их призвали в городское ополчение, вместе они сражались в битве, которую Новгород проиграл. А вот дальше, по словам переводчика, их пути разошлись. Убитый втерся в доверие к какому-то вассалу принца Ивана по кличке Хромой Теодор, и очень быстро достиг высокого положения при дворе сначала этого Теодора, а потом и принца Ивана. А вот сам переводчик остался в Новгороде и пережил гнев принца Ивана, и бедность, последовавшую после поражения в войне, и расправы, которые творили люди принца, и в конце концов сбежал. Сначала в город под названием Плесков, потом в город под названием Выборг, потом в Уппсалу, потом в норвежский Нидарос, а потом в Стафангр. Там он нанялся к какому-то каперу, которому король Ханс разрешил грабить английские корабли. А потом они ограбили какого-то норвежца... или ганзейца?.. В обшем, по возвращении в Стафангр ему пришлось сесть на корабль, шедший в Йорк. В Йорк он прибыл тогда, когда его величество после битвы с самозванцем решил провести там внеочередной Совет севера. И стоило ему приехать, его, конечно же, несправедливо, обвинили в том, что он хотел напасть на человека в одном из кабаков. Ему пришлось бежать в Лондон. И везде он, по его словам, терпел нужду, несправедливость, мерз, голодал и не мог найти работы. И только в последние два или три года, когда торговля с Московией стала регулярной, он стал есть досыта и хорошо одеваться. -Так он что, не понимал, что этим своим убийством может порушить всю дружбу Москвы и Лондона и всю торговлю? -А он сказал, что хочет только восстановить справедливость по отношению к своему другу. -Я все еще не понимаю, причем здесь вся Московия, Том... -Я тоже, но он сказал, что возненавидел Ивана почти так же сильно, как своего друга, и если бы земли принца опустошила война, был бы очень этому рад. А еще сильнее радовался бы, если бы принц Иван погиб на этой войне. Он сказал, что уже много лет искал возможность отомстить обоим и даже утратил надежду. Но возможность отомстить представилась, когда он приехал в Кале, чтобы встретить московских послов. Он узнал своего врага, а тот его — нет. Тогда он задумал убить его, причем так, чтобы этим убийством поссорить принца Ивана с Англией и Ганзой. А еще он не думал, что мы будем штурмовать Стальной двор. Он думал, что мы не решимся. И таким образом его тайна навсегда останется тайной. Николай неверяще посмотрел на Томаса Говарда: -И всего-то?! Глупость и зависть какого-то мелкого мудака?!.. -Примерно так, если снять всю дипломатическую шелуху, и сказали московские послы. Мало того, они прямо обвинили своего переводчика в том, что он лжет. Ведь, по их словам, телохранителями принца и его приближенных становятся только благородные люди, причем, как я понял, не из джентри, если мерить на наши титулы. На это он ответил... я не совсем понял, что он ответил. То ли его друг обманул Хромого Теодора и принца Ивана, и те, обманутые им, незаслуженно пожаловали ему титул. То ли он сам подделал свою родословную или присвоил чужую. А потом он попросил разрешения поговорить с послами на их языке. Его величество разрешил, но попросил, чтобы переводчик... -Подождите... А кто вам переводил? Ведь вы уже не могли доверять этому... -Господин Арчер привел с собой того человека из Общества купцов-авантюристов, который переводил вчера. Его величество попросил, чтобы тот остался и выслушал разговор. Ричард не требовал пересказывать разговор ему, просто хотел убедиться, что его таким образом не обманывают и не сговариваются против него. Послы согласились. Обвиняемый не был согласен, но его мнения никто не спрашивал. -И что потом? -Они долго говорили друг с другом, после чего послы заявили, что теперь они верят тому, что все было именно так, а не иначе. А человек из общества купцов-авантюристов сказал, что все было честно, но содержание разговора должно остаться между собеседниками. -А потом? -А потом господин Арчер и трое гвардейцев увели обвиняемого, его величество попрощался с нами, а сам остался еще о чем-то поговорить с послами в компании Тома Скрупа. -И почему я все это пропустил?!?! -Не знаю, Мартин. Его величество сказал, что в вашем присутствии нет необходимости. Николай открыл рот, чтобы еще что-то сказать, но в разговор вмешался граф Линкольн: -Извините нас, Мартин, мы и так уже достаточно задержали вас с этими разговорами. Поспешите, а то вы, похоже, опаздываете! Николай раскланялся с ними (остальные, кроме Томаса, который ждал на почтительном расстоянии, уже ушли) и поспешил к дверям Вестминстер-холла. Томас подошел к нему и некоторое время шагал рядом. -Сэр, - обратился он к Николаю. - я обязан предупредить вас, что его величество велел похоронить барона Одли в девятый день октября, гуляния в честь своего дня рождения провести на неделе, которая начинается после дня Всех Усопших Верных, а лондонское ополчение соберется для учений сразу после этого. «Королевские торжества сразу после моего «второго дня рождения второго ноября», - подумал Николай. - «Похоже, ни его величество, ни виконта Ловелла позвать не удастся: оба опять будут заняты». -А как себя чувствует лорд Кендал? - спросил он Томаса. -Гораздо лучше, сэр. Но врачи все еще велят ему проводить весь день в постели. Правда, теперь уже можно убирать из-под головы подушки, если ему неудобно. * * * Когда Николай вошел в помещение Вестминстер-холла, король все еще беседовал с послами. Томас Скруп вежливо улыбнулся ему и кивнул в знак приветствия, из чего Николай заключил, что, даже если он и опоздал, никто этого опоздания не заметил. Либо не придал ему значения. Пока он шел через весь холл, эхо доносило до него реплики, которые произносили собеседники: -...Да, это полезно, - говорил король. - Теперь, когда мы узнали больше об этой вашей ямской службе, мы кое-что изменим в похожей службе, которая есть у нас. Повинность по содержанию лошадей... Мы благодарим вас за совет. -Ум любого из рабов божьих скуден и слаб, - с поклоном отвечал Иван Юрьевич. - Но мы всегда готовы поведать тебе о том, что сами сумели уразуметь, государь, - с поклоном отвечал Иван Юрьевич. Король молча кивнул в ответ. -Прости мне мою дерзость, государь, - неожиданно сменил тему Иван Юрьевич. - Но не знаешь ли ты, жив ли еще человек по имени Николас фон Попплау? -Нет, точно мы ничего не знаем. Но мы слышали, что недавно он умер. -И я слышал так же. Я был знаком с ним. Хороший человек. -Он около месяца провел у нас в гостях шесть лет назад. Да, хороший был человек, - согласился король. Николай подошел к ним, поклонился сначала своему суверену, потом московским послам. -И что теперь, Ричард? - спросил он после того, как король отпустил московских послов, предварительно еще раз выразив сожаление по поводу произошедшего нападения и соболезнования по поводу смерти их телохранителя, назначив следующую встречу на завтра. -Ничего, - ответил король. - Ганзейцы не убивали посольского телохранителя, но были пособниками убийц, помогли злоумышленникам совершить нападение на людей, которые, как послы, находились под моей защитой. Вы ведь не будете отрицать, что телохранитель посла в этом смысле — то же, что и посол?.. Еще до убийства они сговорились с убийцами укрыть их у себя, что и сделали, злоупотребляя своими привилегиями. Они вообще не хотели помочь нам в расследовании. А этот старик — как его там зовут? Он, не будучи чиновником торгового союза, действовал от имени Ганзы. В том числе тогда, когда уже после ареста угрожал Англии войной и пиратскими набегами. И его никто не остановил и не поправил. Одним словом, все, что делала Ганза последнюю неделю мало отличается от собственно покушения на жизнь иностранного посла. Мое решение остается неизменным. На парламенте мы примем закон об упразднении ганзейских привилегий. -Может быть, лучше действительно пойти на компромисс? Все-таки в прошлой войне вы потерпели сокрушительное поражение... -Вы говорите прямо как Джон Кендал. Тот, правда, призывает к осторожности в отношениях со Святым Престолом. Прошлая война была проиграна из-за того, что устроил здесь дядя... в смысле, мой тесть — да смилостивится над ним Господь — когда задумал реставрацию Ланкастеров. Почти восемь месяцев королевством не управлял вообще никто... А еще из-за того, что Нед именно с Ганзой договорился о помощи на море, когда задумал возвращение. Сейчас все по-другому. У нас есть свои корабли. Мы выиграли войны против Франции, Шотландии, Бретани и Португалии, из них против Бретани и Португалии — на море, а против Франции и Шотландии — и на суше, и на море. У нас лучшая артиллерия в Европе. У них вообще нет своих войск, мы очень хорошо научились отражать их пиратские набеги. Помешать нам торговать с Данией, Норвегией и Исландией они не могут. Запрет на торговлю с самими ганзейскими городами никогда не соблюдался! Думаю, может хватить одного толчка, чтобы они развалились. -Я бы поспорил, по крайней мере, насчет Шотландии и Франции... -Да, мы проиграли бой на ярмарке в Лохмабене. Но Данбар все еще английский, а шотландцы теперь даже думать боятся о том, чтобы напасть на нас. Даже пограничные грабежи прекратились, спросите Тома Дэйкра. У Франции мы выиграли войну на море в первый год моего царствования и войну за Бретань. В том, что Бретань пала, нет нашей вины. И, строго говоря, Бретань не пала. Брест до сих пор находится под властью герцогини Анны. -На ваших мечах, Ричард. -Тем более, Мартин. Мы выиграем войну с Ганзой, а уж если нам помогут союзники... Но позвал я вас не для того, чтобы обсуждать будущую войну с Ганзой, тем более, такую, которая может еще и не случиться. У меня есть совместное поручение для вас и графа Вестморленда. -Я вчера видел его в «Чернильном пятне» вместе с бароном Бергавенни, - вырвалось у Николая. -Знаю. Он присоединился ко мне за завтраком, еще затемно. И с бароном Бергавенни я тоже сегодня виделся. Сразу после завтрака. Они с леди Рамзи попросили меня рассудить их. Кстати, что от вас хотели купцы из Линна? -Они хотели, чтобы я попросил вас сохранить привилегии Гамбурга и вообще не ссориться с Ганзой, ведь это, по их словам, преждевременно и чуть ли не разорит их всех. -Почему они не обратились к Тому Говарду? -Это было первое, что я спросил. Они сказали, что Том — слишком большой ваш друг, чтобы поддержать их и, как они выразились, «услышать голос разума». -Это все? -В общем, да. А еще, я заметил, что не все поддерживали господина Торсби, который отстаивал эту точку зрения. По-моему, большей части купцов во главе с Картером и Белисом — они еще помогли заключить договор с Данией — гораздо важнее Амер... в смысле, новые территории, торговля в устье Двины и страны Кальмарской унии. -Я думаю, вы и так знаете, что я мог бы им ответить. -Примерно это я и ответил им от вашего имени, Ричард. Еще я видел вчера вместе с купцами из Линна Уильяма Лэси. Он просил сообщить вам, что адмиралтейство отправило виконту Ловеллу копии судебных решений о кораблях, принадлежавших Жану Коатенлему, но они где-то затерялись после того, как покинули адмиралтейство. Что, по его словам, не удивительно, принимая во внимание смерть барона Одли и нападение на послов. А еше, Ричард, я принял решение второй раз жениться. -Вы тоже? -Я не совсем понимаю, ваше величество... -Не обращайте внимания. На ком вы хотите жениться? -На Мэри Брэндон. -И что вы из них выбили? -Тысячу фунтов через неделю безо всяких обязательств с моей стороны, но под обещание сэра Уильяма не высовывать носа из дома. -Разумно. Они согласны подчиняться мне? -Сэр Уильям вообще сказал, что более верных слуг вы теперь не найдете. -А маркизу Дорсету вы, значит, отказали?.. -Он бросил пить?.. В смысле, мне ничего не известно ни о каком брачном предложении с его стороны. И вообще, насколько я знаю, церковь считает подобные отношения противоестественными. Король даже не улыбнулся. -Дорсет, пошел бы и на это, если бы знал наверняка, что этим достигнет своих целей. Но пока он всего лишь собирается женить вас на своей дочери Дороти. -Дороти?! Ей ведь лет восемь?.. -Десять. По слухам, он хочет предложить вам консумировать брак через два года. Видимо, пример леди Стенли ничему его не научил. -Нет, Ричард, я не хочу иметь никаких дел с семейством Вудвилл-Грей. -В таком случае, я разрешаю вам жениться на Мэри Брэндон. Вчера я отправил в Каслтаун письмо с приказом Чарльзу Хиллу прибыть в Брест и занять там должность лейтенанта Томаса ФитцДжеральда. Томас и Роберт Брэндоны пока будут служить под его началом. Если наши переговоры с королевством Бенин увенчаются успехом и нам позволят построить свой замок рядом с их столицей или на побережье, Роберт Брэндон будет назначен лейтенантом этого замка, а Томас Брэндон — лейтенантом нашего гарнизона в новых землях. -Спасибо, Ричард, - низко поклонился Николай. -А теперь о моем поручении. Вернее, о двух поручениях. Во-первых, я хотел бы, чтобы вы вместе с графом Вестморлендом съездили к герцогине Анне с посольством. -С посольством? -Да, герцогиня Анна — государыня в своем праве, и с ней нельзя обращаться, как с очередным вассалом. А герцогство Бретань — почти королевство, такое же, как, например, Бургундия. -Неужели вы подарили ее высочеству замок Ладлоу? -Конечно, нет. -Вы объявили какую-то его часть землей герцогства Бретань? -Нет. Но землей герцогства Бретань считается земля, на которой стоит ногами герцогиня Анна, до тех пор, пока она на ней стоит. -Меня поражает ваше крючкотворство, Ричард. -Я просто пытаюсь оправдать прозвище. А теперь слушайте. Вам следует сделать три вещи. Во-первых, засвидетельствовать ее высочеству наше почтение и пригласить ее в Виндзорский замок на празднование Рождества. Во-вторых, вы должны предложить ей отказаться от притязаний на графство Ричмонд за пятьдесят тысяч фунтов. Деньги будут выплачиваться ей равными суммами раз в год в течение десяти лет. И, наконец, вы должны познакомиться и составить впечатление о Николя Коатенлеме. Он с недавних пор заделался главным советником герцогини и даже нанял ей новую «гвардию». А еще он пытается вмешиваться в управление замком. Вы должны выяснить, доверяет ли ему ее высочество, какие титулы она ему пожаловала и на какие должности назначила, но главное — что вообще за человек Николя Коатенлем и чего он хочет. Можно ли иметь с ним дело? Насколько он хуже маршала де Рие (не думаю, что он лучше)? Ведь он и нанятые им «гвардейцы», если верить отчетам коменданта и городских властей, представляют весь герцогский двор в изгнании. В общем, посмотрите на это своими глазами. После возвращения из Ладлоу вы обязаны дать мне отчет, конечно, но после этого вы можете не появляться в Вестминстере и вообще при дворе до самого открытия парламента. Вы должны будете составить иск, личный законопроект, который вы представите в парламенте по вашему делу. -Очевидно. -В этом вам поможет господин Лайном и королевские сержанты. Они будут помогать вам и вашим юристам... вы наняли кого-нибудь? -Еще нет. Я еше не решил, но, может быть, я буду сам представлять свое дело в парламенте. -Вы выдержите?.. В любом случае, они будут помогать вам готовиться к парламентским слушаниям. У вас дома. Чтобы решение, вынесенное по вашему делу, не обрушило все законодательство об измене. Сколько времени вы посвятите этому, кто из сержантов (или все) будет вам помогать — дело ваше. Но окончательный вариант законопроекта, уже одобренный мной, должен быть готов к Сочельнику. -Он будет готов к Сочельнику, - поклонился Николай. -А сейчас идите домой и собирайтесь в дорогу. Мои слуги пока не доставили письмо графу. Когда он узнает о моем поручении, он с вами свяжется. -Простите, Ричард, но могу я сам доставить ваше письмо графу Вестморленду? -Зачем вам это? -Граф сейчас, когда приезжает в Лондон довольно часто ходит смотреть травлю медведя. Братья моей жены... моей бывшей жены проводили очень много времени в медвежьих ямах, а я там так ни разу и не был. И вот недавно стало интересно: что же это такое?.. * * * Те медвежьи ямы, а вернее, медвежьи «сады», которые многие в прошлом будущем Николая видели в кино, уже существовали, но их на весь Саутуарк в это время было вряд ли больше двух. Пока все было гораздо проще. На берегу, на достаточном удалении от жилья при помощи колышков и досок на открытом воздухе была сооружена ограда (колышки вкапывали в землю острым концом параллельно друг другу, а сверху на каждые два клали еще один колышек либо доску и прибивали гвоздями) более или менее круглой формы, которая обозначила собой границы импровизированной арены, в центре которой в землю было вкопано бревно. Сверху в бревно при помощи огромного гвоздя была вколочена цепь, кончавшаяся ошейником, надетым на медведя. Цепь была недостаточно длинной для медведя, не позволяла ему отходить от бревна далеко и периодически немного его придушивала, что только сильнее злило животное. Арену окружала толпа настолько плотная, что из ее задних рядов было вообще невозможно понять, что происходит на арене. Николай порадовался, что арена находится на открытом воздухе, иначе нетрудно было бы представить, какая вонь стояла бы в закрытом, тесном помещении (впрочем, над толпой плыл мерзкий запашок какой-то горелой дряни — местного фастфуда, который чуть ли не на вес по фартингу с человека продавали снующие в толпе лоточники; определить природу этого фастфуда точнее, чем словом «дрянь» не представлялось возможным). Когда Николай все же протиснулся сквозь толпу и оказался прямо у ограды, рядом с графом, который сидел на раскладном стуле, положив руки на ограду (рядом с ним стоял телохранитель), представление было в самом разгаре. Медведь стоял на задних лапах, в три четверти оборота к ним с графом. За его спиной валялись два собачьих трупа, одна из еще живых собак повисла на нем, вцепившись в шею слева-сзади, вторая бегала справа от него, пытаясь вцепиться то ли в лапу, то ли в бок, а еще две, стоя на безопасном расстоянии, заходились истеричным, злобным лаем. Вдруг одна из собак разбежалась и прыгнула на медведя спереди, видимо, пытаясь вцепиться ему в морду. Николай опять не успел ничего понять, -Так! Хуйни их, блядь! - кричал граф во всю силу твоих легких. -Слыш, ваше лордейшество! - закричал ему стоявший в нескольких «пролетах» ограды от него грязный, беззубый, и судя по виду, полностью опустившийся старик, указывая пальцем в направлении собаки, продолжавшей вгрызаться в медвежью шею. - Пизда твоему медведю! Щас захуярят!! Граф Вестморленд молча показал ему средний палец. -Спорим?! - не унимался старик. - Спорим на фартинг, лордейшество?! Фартинг-то у тебя точно есть!.. Медведь принялся крутиться на месте, пытаясь ухватить лапами вцепившуюся ему в шею собаку и сбросить ее с себя. Граф Вестморленд наконец-то заметил Николая. -Добрый день, виконт Стю. Берегитесь: маркиз Дорсет ищет вас по всему городу, пытаясь организовать ваш брак с его десятилетней дочерью. -Добрый день, граф. Его величество уже обрадовал меня. Я принес вам письмо от него. -Его величество уже знает?! - как-будто искренне удивился граф. - И что же там, в письме, если в качестве курьера выступает целый виконт? Хотя, если бы меня обвиняли в высокой измене, вас бы сопровождало человек сорок. -Да ничего такого... сильно... особенного... - немного смущенно ответил Николай, передавая графу письмо. - Просто никогда не видел, как травят медведя. Вот, захотелось посмотреть. -Никогда не видели?! - повторно удивился граф. - Надо сказать, сегодня вы выбрали неудачный день. Сегодня здесь скучно. Вот, помню, летом, когда они выпустили сразу восемь медведей и двух львов... -И что было? -Один медведь из всех выжил. Но он уже впал в бешенство, поэтому его застрелили из арбалета. -Потрясающе. -Я еще и поэтому обрадовался, когда узнал, что мы собираемся заключить соглашение с московитами, - увлеченный рассказом о любимом зрелище, граф, похоже, не заметил иронии. - Говорят, у них много медведей. Только их подворье надо было поменять местами с башней, чтобы было поближе к городу. -Теперь там будет не все подворье, а только склады и, возможно, церковь. -Так еще лучше!.. * * * В дороге, однако, дружелюбие и оживленность графа Вестморленда пропали, и почти всю неделю, которую занял у них путь до Ладлоу в конном паланкине графа в сопровождении телеги обоза и свиты из тридцати пяти человек (пяти слуг, пяти телохранителей графа, ехавших верхом и двадцати пяти посаженных на лошади «морских гвардейцев» его величества), он провел в напряженном молчании. Скорее всего, виной тому была мучившая его бессонница и головные боли, а так же то, что невольным свидетелем его болезни оказался малознакомый и — Николай хорошо понимал это — малоприятный ему человек. Они два раза останавливались на ночлег в городах (сначала - в Оксфордском доме епископа Рассела, второй где их принимал , потом – в епископском замке Вустера, где их принимал сам епископ Бэйнбридж) и оба раза граф Вестморленд просил заваривать ему какие-то травы, которые, очевидно, не помогали. Самый долгий разговор состоялся у них тогда, когда они только-только оставили за спиной Оксфорд. -Это правда, что вы уговаривали его отступить в Йорк? - спросил граф неожиданно. -Не только я. Независимо от меня эта мысль пришла в голову лорду Кендалу и капитану кастильских наемников Салазару. А на поле боя я не был, но, говорят, его половина придворных отговаривала. Так что не могу даже сказать, что мое мнение было решающим, - решил немного слукавить Николай. -Я еще отговаривал кузена не ввязываться во все это. Еше летом восемьдесят третьего. Правда, не сам, а через, - граф невесело усмехнулся. - надежного человека. -Мне это даже в голову не пришло, - растерялся Николай. - Но я слышал, что одного мнения с вами был епископ Рассел. -Одного мнения, - снова невесело усмехнулся граф. - Это точно. Но Джон вообще принял это все слишком близко к сердцу. -Вроде бы потом они помирились и сейчас епископ вполне... э-э-э... благосклонно относится к королю. Все хорошо, что хорошо кончается. Вестморленд рассеянно покивал, а потом удивил Николая еще сильнее. -Я знаю, откуда вы на самом деле, Мартин. Скажите, мне долго осталось? Юлить было бы неправильно. -Если теперь все пойдет так же, как тогда, то не больше девяти лет, насколько я помню. -Вы не помните, от чего я умер? Николай покачал головой. -А мой сын унаследовал титул? -Нет. Он умер на год или на два раньше вас. Ральф, ваш внук. Не помню, когда он должен родиться. -И что обо мне помнят? -Что вы вернули себе королевскую милость, стали графом и, возможно, вместе с Нортумберлендом предали своего суверена в битве на Дадлингтонском тракте. -Предал суверена? -Тогда победил самозванец. -На волосок от победы которого мы были и, как вы выражаетесь, сейчас. Все хорошо, что хорошо кончается. Воистину. * * * Когда их кортеж въехал во внутренний двор замка в Ладлоу, они сразу же заметили бесцельно бродящих и греющихся вокруг разведенных прямо на жухлой осенней траве безо всякого порядка костров людей, одетых в плохонькие камзолы с вышитым на них горностаевым мехом, с парадными протазанами в руках и дрянного качества мечами в ножнах. Между кострами энергичным шагом передвигался худощавый, невысокий, разодетый в пух и прах молодой человек, с губ которого, казалось, никогда не сходила насмешливая полуулыбка. На его поясе в позолоченных ножнах висела шпага с клинком длинной с целый двуручный меч. Увидев паланкин, он резво подбежал к нему, растолкал графских слуг, снял с себя роскошный шелковый плащ и расстелил его перед дверью на совершенно сухой траве, открыл дверь, и отскочил назад, одновременно с этим срывая с головы роскошный берет, украшенный павлиньими перьями, после чего изогнулся в поклоне настолько низком, что своим беретом подмел еще несколько дюймов травяного покрова перед гостями герцогини. В этой позе он простоял, пока граф Вестморленд и виконт Стю не вышли из паланкина, вытерев невольно ноги об его плащ. После этого он распрямился и, раскинув руки, будто бы для объятий, воскликнул: -Граф Вестморленд! Виконт Стю! Мы рады приветствовать вас при дворе Анны, Божьей Милостью герцогини Бретонской! Добро пожаловать! Мы всегда рады нашим самым надежным друзьям! -Коатенлем, - спросил его Вестморленд с кислой улыбкой. - А ты помнишь, что лорд-капитан Кале сделал с твоим дядей? Неужели так приятно после этого перед англичанами стелиться? -Мне, конечно, жаль дядю. Мало того, если бы нам пришлось встретиться в бою и не было бы иного выбора, я бы, не моргнув глазом, перешел на его сторону. Но он мертв, а мы живы, и у нас есть более важные дела, чем скорбь по человеку, который умер так, как хотел! -Повешенный на рее, как пират? - уточнил граф Весморленд. -Это... это мелочи. Главное, что он умер с мечом в руках, на палубе своего любимого корабля, как пират... э-э-э... то есть, как воин и рыцарь! Но важнее даже этого судьба Бретани, которая прямо сейчас задыхается и стонет под сапогами злых и равнодушных солдат, состоящих на службе у беззаконного тирана Карла VIII!!! Мы должны вызволить ее из-под пяты узурпатора!! Возрождить ее к новой жизни!! -Может быть, для начала надо было помочь ей сохранить первую жизнь? Помню, какой-то бретонский адмирал всю войну просидел в Нанте... Еще можно было бы понять, что он не хочет сражаться со своим близким родственником, но получилось так, что он ни разу не вышел на бой ни с кем. Николя Коатенлем ничуть не смутился словам графа Вестморленда. Он только поменял выражение лица - как маску - и мгновенно сменил свою скользкую ухмылочку одухотворенной печалью. -Так уж вышло, что в летней войне флот не играл никакой роли, - с чувством произнес он, всхлипнул и шмыгнул носом, вытерев его краем широкого рукава. - И я ничем не мог помочь своей дорогой государыне! Ах, если бы можно было втащить корабли на берег и пойти в них на врага, используя их, как, говорят, на востоке использкую всяких диковинных зверей, сидя на их спинах и обстреливая врагов из луков и арбалетов! Или, укрывшись в них, подобно троянскому коню, застать коварного Карла врасплох! Но, к моей великой скорби, не в моих силах было помочь ее высочеству! По счастью, она в великой мудрости своей сумела сохранить себя и часть своих земель... Слушая всю эту чушь, которая давно осточертела ему в исполнении других людей (местные политические деятели очень любили патетику, апелляцию к трансцедентным ценностям и высокий стиль - как и политики во все времена, наверное; но местные время от времени делали это по-ренессансному красиво), Николай подумал, что Коатенлем вообще не боится их, иначе не скоморошничал бы настолько откровенно. Так могло быть только в одном случае: если герцогиня была у него в кармане. Он грубо перебил треп Коатенлема вопросом: -Вы что, принуждаете ее высочество выйти за вас замуж? Тот снова скользко ухмыльнулся: -Нет, что вы, министр Стю!.. Я, хоть и являюсь Великим Адмиралом Бретани, Сенешалем Бреста, Великим Пенсионарием Нанта... -Пенсионарий? - удивился граф Вестморленд. - Эта должность больше распространена в Бургундии... -Вы сомневаетесь в решениях суверенной государыни?! - взвился Коатенлем; но так же быстро он успокоился и продолжил перечисление своих титулов. - ...Великим Пенсионарием Нанта, Фужера, Динана и Рогана, капитаном Собственных Ее Высочества Копьеносцев и магистром Ордена Горностая... -Что еще за Орден Горностая? - спросил, в очередной раз перебивая его, Вестморленд. -Он перед вами! - обвел рукой двор Николя Коатенлем. - Это добровольцы, благородные люди, которые в годину бед согласились присягнуть ее высочеству и встать на защиту ее жизни и престола... Николай присмотрелся к слонявшимся по двору людям в аляповатых одеждах. Несколько откровенно бандитских рож, парочка людей столь тощих, что в прошлом будущем Николая им бы поставили диагноз “дистрофия”, как минимум один бывший бомж с контагиозным моллюском на лице, несколько явных алкоголиков, еле стоявших на ногах и каждые две-три минуты прикладывавшихся к мехам или глиняным бутылкам в их руках. Граф Вестморленд, очевидно, заметил то же самое. -Это вот этот сброд, что ли?! - со смехом спросил он. - Ты где их взял? Выкупил у какого-нибудь коменданта тюрьмы всех бродяг и висельников?.. А вот Николаю стало не смешно. Они что, под носом у констебля замка взяли герцогиню в заложники? -Коатенлем, - резко сказал он. - так что там со свадьбой? “Великий адмирал” опять улыбнулся. -У меня достаточно опыта в дипломатических делах и я знаком со многими государями, поэтому сумею подобрать ее высочеству достойного ее жениха... я имел ввиду, дать ее высочеству совет, касающийся ее замужества и выгоды, которую может принести это замужество герцогству Бретань. Ответ не очень обнадежил, как и ответ юной герцогини. Анна Бретонская приняла их с графом Вестморлендом в том же Большом зале, где за три месяца до этого проходили переговоры с королем Ричардом, сидя на том же стуле с высокой спинкой, который занимал тогда он, только на этот раз стул стоял, повернутый в направлении противоположной стены, у окна, выходившего во двор. Зал, как и двери в личные покои герцогини, охраняли солдаты замкового гарнизона. -Магистр Коатенлем — вернейший из наших слуг, господа. Ведь я помню своих союзников, - спокойным тоном заявила она им, руками разглаживая складки на платье. Испания не явиласт на поле боя, римский король прямо предал меня, а король Ричард... я благодарна ему за всю помощь, которую он оказал мне, но лучше других понимаю, что из-за предательства моих собственных вассалов эта помощь была подобна человеку, который бросал золотые монеты на дно глубокого колодца. Никто не захочет бросать много золотых монет в колодец. Все предпочтут вообще не бросать золотые монеты в колодец. Как вы видите, немногие мои вассалы последовали за мной сюда. Значит, те, кто лишен возможности делать, что должно, должны найти способы делать хоть что-нибудь. Адмирал Коатенлем умеет собрать войско, а особенно — флот, и горячо привержен идее защитить Бретань от тирании французских королей. И да — копейщикам герцогини нет доступа в мои покои, если это вас беспокоит. «Да, - подумал Николай. - С этим Коатенлемом можно иметь дело так же, как и с маршалом де Рие. Он решил сделать себе карьеру на том, чтобы стать вторым человеком в Бретани, и даже посадил герцогиню не на цепь, а на очень длинную веревку, причем сама герцогиня при этом полностью понимала, на что идет». Дальнейший визит прошел не особенно интересно. Договорились о том, что «копейщики» получат под казармы комнату на последнем из жилых этажей надвратной башни и будут и дальше охранять только внутренний двор замка. Коатенлем примерно каждые полтора часа требовал отдать ему реальную власть то над Ладлоу, то над Брестом, на что неизменно получал от графа Вестморленда ответ, что Ладлоу управляет его величество через констебля, а Брестом — брат графа Десмонда в качестве констебля замка и сэр Чарльз Хилл в качестве заместителя, и так будет, пока ее высочество не попросит о другом, а она пока не попросила. Николай проводил очень мало времени в обществе своего почти тезки: ему все время хотелось превратить эту насмешливую, смазливую, самодовольную рожу в кровавое месиво. Конечно, у него ничего бы не получилось и, попытайся он сделать такое, он бы просто опозорил себя. С другой стороны, если бы ему все-таки удалось превратить рожу Николя Коатенлема в кровавое месиво — было бы гораздо хуже. Поэтому большую часть времени он проводил в обществе юной герцогини. Он довольно быстро (почти так же быстро, как она согласилась отказаться от прав на графство Ричмонд) понял, что она действительно умна и рассудительна не по годам, а еще — слишком рано повзрослела даже с учетом эпохи, и теперь смотрит на мир с характерным для подобных людей сочетанием опыта, наивности и недоверчивости. Если Николя Коатенлему удастся в скором времени претворить свои планы в жизнь, на трон возрожденного герцогства Бретань сядет трудный подросток. И ни у кого не было возможности ничего с этим сделать. Бывают места, откуда не хочется уезжать. Из Ладлоу, наоборот, хотелось уехать как можно быстрее. А потом долго и тщательно отмываться в бочке с горячей водой. * * * В остальном осень прошла без событий. Кроме отчета о поездке в Ладлоу Николая вызывали ко двору еще три раза: первый, когда двоюродный брат португальского короля все-таки приехал в Лондон, чтобы заключить мирный договор, и на одном корабле с собой привез свою вдовую сестру Изабеллу вместе с ее сыновьями - одиннадцатилетним Хайме, герцогом Браганса и девятилетним Динисом, предложив немедленно и тайно заключить брак между ней и королем Ричардом. Тот объявил на совете, что это предложение — результат тайных договоренностей герцогом Бежа, о которых он не сообщил никому из своих советников, включая виконта Ловелла, и которых ему помогли достичь его сестра, вдовствующая герцогиня Бургундии Маргарита, сэр Эдвард Брэмптон и «вдова Грей» вместе с дочерью за какие-то послабления маркизу Дорсету и разрешение вернуться в Англию для графа Риверса (такое же неформальное, как и запрет) - последнего оставшегося в живых сына Ричарда Вудвилла и Жакетты Люксембургской. Рассказав все это, Ричард немного в духе своего брата Эдуарда поинтересовался у советников, что ему делать. Виконт Ловелл был настолько задет недоверием друга детства, что отказался участвовать в обсуждении. Лорд Кендал, которому после Дня Всех Святых врачи разрешили немного времени проводить каждый день на работе, неожиданно оценил красоту игры и поддержал все действия суверена. Николай советовал отказаться от брака и не злить короля Жуана, хоть и понимал, что это бесполезно. В середине ноября в Виндзорском замке состоялось венчание (тогда Николай побывал при дворе второй раз), а в начале декабря Ричард даровал герцогу Браганса титул герцога Глостера. Все это и в самом деле выглядело довольно двусмысленно (у младших детей короля Англии герцогских титулов не было), но помогло сделать короля Жуана очень сговорчивым на переговорах. Окончательный текст договора, подписанный все в том же Виндзорском замке в рождественский Сочельник, существенно отличался от того, который привез в ноябре герцог Бежа. Третий раз Николай побывал при дворе недели за две до Рождества. На этот раз король позвал только его, чтобы лично предупредить о том, что он не должен вступать в контакт с ганзейскими послами. Те прибыли из Любека, чтобы убедить короля Англии сменить гнев на милость, забыть инцидент на Стальном дворе и восстановить ганзейские привилегии в стране. Король Ричард, как и предупреждал, отказался встретиться с ними. Отказались и королевские советники. Единственным из приближенных короля, с кем они не успели поговорить, оставался к этому моменту Николай. Из-за того, что почти все время проводил дома, готовясь вместе с королевскими сержантами к рассмотрению его персонального законопроекта в парламенте. То, что взаимная неприязнь в отношениях с графом Вестморлендом превратилась после поездки в Ладлоу, по крайней мере, в «истинный» нейтралитет, помогло Николаю во время единственного заседания, посвященного его личному законопроекту. Депутаты, которые с самого начала относились к этому законопроекту со смесью страха и раздражения (возможно, считая, что таким способом король хочет незаметно подобраться к обсуждению «Закона об измене» с тем, чтобы ужесточить его), к концу этих псевдосудебных слушаний пошли в разнос. Когда Николай, который в конце концов решил сам обвинять свою жену, прочитал длинную заключительную речь, где напомнил обо всех доказательствах, уликах, юридических и моральных аргументах, кто-то выкрикнул с места под смешки остальных парламентариев: -Так я не понял, как нам голосовать-то теперь?! В ответ на эту хамскую, неуместную шутку, еще раньше короля, на помощь Николаю пришел граф Вестморленд: -Голосовать нужно так, как велит тебе твой христианский долг и твоя совесть! Я, со своей стороны, собираюсь голосовать за законопроект виконта Стю. Как бывший мировой судья, я нахожу его доводы убедительными, его доказательства достаточными, а требования — вполне справедливыми! И признавая убедительность его доводов с точки зрения здравого смысла, я считаю, что нельзя, чтобы суды решали, должно ли наказывать женщину за малую измену, ориентируясь лишь на один прецедент, пусть и созданный судом, выше которого в королевстве нет. Нужно внести изменения в «Закон об измене», для чего разработать новый законопроект, который касался бы всех подобных случаев! -Но сто лет назад покушение на убийство мужа перестало считаться малой изменой! - выкрикнул кто-то еще. -Да, - согласился граф Вестморленд. - Но как убедительно продемонстрировал нам виконт Стю, покушение жены на жизнь мужа остается актом малой измены по сути! Разве справедливо, что преступление существует, но наказания за него нет?! Или, наоборот, оно такое же, как и за свершившееся преступление, хотя вред от него меньший?! -Так может, тогда и положения про высокую измену пересмотреть?! - не унимался депутат, который не мог определиться, как ему голосовать. - За попытку не так строго наказывать?.. -Нет!! - разнесся под сводами Вестминстер-холла голос короля. - В отличие от малой измены, даже покушение на высокую измену наносит равный, если не больший, вред, как и высокая измена, доведенная до конца! Но тебя мы в любом случае запомним. -Почему, государь? - не понял тот. -Потому, что ты точно замышляешь измену. Иначе зачем тебе, обсуждая нечто совершенно другое, пытаться скостить наказание за высокую измену?! Решил соломки себе на будушее подстелить?!.. Точно что-то задумал! В зале послышались смешки. Несмотря на то, что шутка короля вышла не слишком смешной, атмосфера в зале заседания тут же изменилась. Стало как-будто легче дышать, а в окна словно бы первый раз за утро начал проникать солнечный свет. Депутаты развеселились, даже слишком, до той степени, которая не совсем уместна на заседании главного законодательного органа государства. -Я есть хочу! - выкрикнул с места еще один член Палаты Общин. -Поддерживаю достопочтенного джентльмена! - заявил со своего роскошного сидения, расположенного на возвышении вдоль стены, один из лордов. - Перерыв! -Подождешь, Бергавенни! - ответил ему король. - лорд Рэтклифф, прошу вас. Сэр Ричард Рэтклифф, сидевший по левую руку короля, поднялся на ноги. -Голосуйте, господа! Те, кто за законопроект виконта Стю, скажите: «за»! -За! - послышался нестройных хор голосов. -Теперь те, кто против, скажите: «против»! -Против! - послышался такой же нестройный хор голосов, только гораздо более тихий. -Перевес имела сторона, поддержавшая законопроект! - объявил лорд Рэтклифф, садясь обратно на свое сидение. - А теперь... перерыв?.. -Я не разобрал ваших последних слов, спикер Рэтклифф, - весело усмехнулся король. -Я сказал: только вы можете объявить перерыв, ваше величество. Лорды духовные и светские, а также общины ваших ваших подданных просят вас воспользоваться этой привилегией, так как хоть дух человека силен, но плоть слаба. Мы собрались здесь еще затемно, сейчас же — уже далеко за полдень, а некоторые из нас, прежде чем явиться сюда, не сумели вкусить даже хлебной корки... -Прежде, чем распустить вас до завтра, - сбивая атмосферу всеобщего веселья, ответил король. - Мы хотели бы напомнить вам, что, по законам королевства, достаточно присутствия одного депутата в зале заседаний. Однако завтра нам предстоит третье чтение Закона об отмене ганзейских привилегий и все, чьи доводы не услышат и чей голос не засчитают, будут сами виноваты в этом, если завтра утром решат посмотреть, как собаки сворой рвут медведя на части, или потрясти стакан с костями в каком-нибудь кабаке, или останется на ночь в доме... какой-нибудь замужней дамы в Саутуарке, и забудет покинуть это богоугодное заведение с рассветом... Окончательная судьба закона решится завтра. -А нельзя вообще не отменять ганзейские привилегии? - раздался очередной возглас с места. -За последние дни ты уже пять раз спрашивал об этом, Терсби, - ответил король. - И каждый раз мы говорим тебе, что не будем этого делать. Слишком тяжелы их условия для наших торговцев, слишком нагло ведут себя их пираты, слишком мало они боятся нашего гнева и слишком неохотно подчиняются нашим законам. Если Бишопс Линн или ты лично приспособились к их поведению, то другим повезло меньше. -И все-таки, по меньшей мере для Бишопс Линна, выгоды перевешивают... - попытался возразить Терсби. -Очень сомнительные выгоды, - перебил его король. - Ведь если мы оставим все, как есть, к нам и нашим людям придут владельцы рыболовецких кораблей и будут требовать защитить их от пиратов либо добиться возмещения в ганзейских судах. И это будут, по большей части, те же люди, что до этого упрашивали нас не давать отпор Ганзе. Дальше ты скажешь нам, Терсби, что Ганза просит мира и даже направила в Лондон послов, которые тщетно пытаются поговорить с нами, на что мы ответим, что это никак не помешает им вероломно напасть чуть позже, когда мы будем меньше всего ожидать этого. Мало того, в обычае Ганзы — напасть ровно в то время, когда их послы ведут переговоры. А уж пиратствуют они и вовсе без объявления какой-либо войны. После чего уже мы напомним тебе, что, если мы оставим все, как есть, ганзейцы начнут свои пиратские нападения на северном торговом пути у берегов Московии, а также у берегов новых земель. Шестой раз ты спросил об одном и том же, Терсби, и шестой раз мы говорим тебе: нет, все остается по-прежнему и останется по-прежнему. Томас Терсби поднялся со своего места и молча поклонился. -А теперь, - произнес король. - мы прерываем сессию, не покидая парламент, до завтрашнего утра. Все вы до сих пор находитесь под присягой, джентльмены. Король, спикер и архиепископ Кентерберийский, который сидел по правую руку короля, поднялись на ноги. Король раскланялся с архиепископом Стиллингтоном, потом со спикером Рэтклиффом. Перерыв начался. Депутаты потянулись к выходу. Приподнятое, жизнерадостное настроение остальных было максимально далеко от того, что чувствовал в тот момент Николай. Пропала та крупица веры в справедливость собственных действий и моральное превосходство над «хроноаборигенами» (как он до недавнего времени продолжал называть их про себя)... пропала даже злость на жену. Осталась какая-то опустошенность и опять, как после слов Роберта Брэкенбери на «поминках» барона Одли, полезли мысли о бессмысленности существования, которые он упорно отгонял от себя. Николай почувствовал, что сейчас ему необходимо исповедоваться. Он подошел к архиепископу Стиллингтону, который заканчивал разговор с Ричардом Рэтклиффом. До него донеслись слова: -...я обязательно напишу им, Ричард, - успокаивал своего собеседника архиепископ. -Почему уже во второй раз я не могу назначить на приход своего человека?! - «кипятился» лорд Рэтклифф. - На тот приход, который принадлежал моей семье в течение многих поколений! Почему каким-то попам взбрело в голову, что это их приход?! В этот момент он обернулся и заметил Николая. -Добрый день, Мартин! Поздравляю с победой! Ваш будущий шурин, Роберт Брэндон, насколько я знаю, сейчас в Лондоне. -Да, он как раз занимается нашей с Мэри свадьбой. -Скажите ему, чтобы нашел Макгрегора и поговорил с ним. Это приказ короля. Николай не успел ответить, как лорд Рэтклифф ушел быстрым шагом, протискиваясь сквозь толпу. Николай обратился к епископу Стиллингтону. -Роберт, - сказал он. - Я хотел бы исповедаться. -Конечно, Мартин. В каком грехе вы хотите покаяться? -В том-то и дело, Роберт, что я не знаю... Это связано с тем, откуда и как я попал сюда... А ведь вы один из немногих, кто посвящен в тайну, а значит, я могу говорить свободно, не опасаясь... -Тогда это будет не совсем исповедь... Впрочем, это все не важно. Говорите, Мартин. Все, что считаете нужным. Я готов вас выслушать. -Правильно ли я поступаю? Конечно,я знаю, что со своей женой поступаю совершенно неправильно. Но и со всем остальным... Всю жизнь я считал, что обладаю знаниями из будущего, более цивилизов... то есть, чем-то, что поднимает меня над всеми вами и дает мне некое... задание. Сделать ваш мир лучше, принеся в ваш мир вот то, о чем я говорил... Что для меня естественно, как рыба для воды, а вам самим и узнать неоткуда. Или, на худой конец, поторопить эти улучшения, приблизить их на много столетий вперед... И свои убеждения я всегда считал гораздо лучше ваших. Например, я думал, что больше вашего знаю о генд... скажем так, о женской природе, и уже поэтому не способен возненавидеть жену, всегда буду понимать ее и никогда не совершу по отношению к ней никакого насилия, что бы она сама ни делала. Поддаваться на провокации должны были менее утонченные и более жестокие люди... типа... типа вас... А потом я два месяца подряд хотел сжечь свою жену заживо, а отговаривал меня Ричард, король Англии, который... Извините, Роберт, для вас, наверное, это все звучит дико оскорбительно. -Все хорошо, Мартин. Почти нет. Продолжайте... если хотите, конечно. -А завтра я получу в канцелярии персональный закон, по которому мою жену законопатят в тюрьму на пятнадцать лет... Ох, я, наверное, совсем непонятно стал выражаться, - извинился Николай, почувствовав, что от волнения начал перемежать свою речь современными русскими словами. -Я почти все понимаю, Мартин, не волнуйтесь. Вы просто говорите, что думаете. Как я и предупредил вас в самом начале. -Или вот моя вторая жена... Нет, речь не о ней, я ее почти не знаю... Господи, я почти не знаю вот уже вторую женщину, на которой собираюсь жениться!.. Что я делаю... Но ладно. Тем летом я начал дружить с ее отцом, познакомился с ее братьями. И даже не понял, что их старшенький, Уильям-младшенький, был знаменосцем у Генриха Тюдора! А папаша участвовал в каждом крупном заговоре против Ричарда III с восемьдесят третьего по восемьдесят пятый год! А я еще хотел помочь своей старой родине, чтобы она через пятьсот лет жила лучше, чем через пятьсот лет в моем прошлом... будущем... Ох. Даже сам себе не смог помочь, чтобы меня через хуй не кинули. Дважды. А самое главное, что я не то, чтобы этого не знал. Знал. Но не хотел верить. -Запомните эти ощущения, Мартин. Иногда вас почему-то настолько сильно начинает интересовать то, что больше и сильнее вас, что забываете жить. Вы стремитесь добиться чего-то через пятьсот лет, но пропустили то время, когда жена начала ненавидеть вас и захотела убить. Зная вас, я не думаю, что вас есть, за что ненавидеть. Но даже если она настолько впала в грех, или заболела душевно или телесно (вроде бы, от телесных болезней такое тоже случается) — ведь не за один день это произошло. С некоторыми из своих друзей отсюда вы знакомы без малого двадцать лет, но до сих пор считаете их крупными, но тупыми животными, вроде овец или свиней. Вы рассуждаете о каком-то задании, но даже себе не можете объяснить, каким образом очутились здесь в ноябре лета Господня одна тысяча четыреста семьдесят второго. -И что мне делать? -Почитать Екклесиаста. Особенно первую главу и последнюю. «Бывает нечто, о чем говорят: «Смотри, вот это новое». Но это уже было в веках». «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». «И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его». Никто из людей не смог управить все на пятьсот лет вперед, даже Александр Великий. И не сможет. Никто из людей не сможет даже понять, что будет происходить через пятьсот лет, даже если его перенесут сквозь время и покажут все. Так что проявите немного смирения, положитесь на Господа в том, что вы не можете ни понять, ни изменить, и займитесь тем, что можете. Перестаньте смотреть на друзей сверху вниз. Объясните сыну, почему так поступили с его матерью, если до сих пор этого не сделали. Подумайте и о вашей будущей жене: не хотите ли вы жениться на ней только для того, чтобы удобно было мучить ее отца и братьев за то, что они предали вас. -Чушь. Это просто договорной брак. Они дали мне тысячу фунтов. На эти деньги я куплю два ганзейских корабля, а еще отдам долги. -Чушь? Хорошо. Я поверю вам, Мартин. Только Господь читает в сердцах людей, а значит, знает, что за чушь у вас там написана. А я, грешный раб его, знаю, что люди очень часто женятся по договоренности, а до свадьбы могут даже ни разу не увидеться друг с другом. Особенно люди вроде вас, Мартин. Но дальше некоторые живут дружно, другие не так дружно, а кто-то совсем не дружно. Кто-то, стиснув зубы, терпит. Вы с леди Элеонорой не смогли даже вытерпеть. Постарайтесь сделать так, чтобы со второй женой вышло лучше. Можете в этом брать пример с вашего друга - короля Англии. Все три его брака, хвала Господу... -Что вы все заладили: «Господь» да «Господь»?.. -Вы обратились к католическому архиепископу, Мартин. Да еще и просили об исповеди. Каких еще слов вы ожидали от меня? Чтобы вы знали, для исповеди нужно понимать свой грех и искренне раскаиваться в нем. Участие же священника хоть и гораздо менее важно, но все же обязательно. И я участвовал в таинствах. Профанировал их. Допускал вас до исповеди и причастия. -Я схизматик, это почти не считается. Архиепископ тяжело вздохнул. -Вы и святому Петру так скажете?.. Наверное. Ведь это ваш ответ на все случаи жизни. Я... я не знаю... у меня слов нет, Мартин. Вы, может быть, единственный из людей — не святых, не апостолов, не праведников... -Нас таких, на всю Англию, думаю, человек семь-восемь... -Один из немногих людей — не апостолов, не святых, не праведников — кто смог получить неопровержимое доказательство бессмертия души. Но это не изменило вас ни на гран. Вы так и остались алчным, скоморошествующим гордецом. Ганзейские корабли, мелкая месть престарелому неудачнику, Московия через пятьсот лет... Николай, который уже успел прийти в себя, просто равнодушно пожал плечами.