Цзин Цзюй

Шан Цинхуа проснулся с жуткой сухостью во рту и неприятным ощущением высохшего пота на теле. Его организм был истощен прошедшей течкой. Омега потянулся к подготовленному заранее кувшину воды и залпом выпил почти половину. Полегчало. Он натянул белье и свободную пижаму, собрался достать ключ от гостиной из ящичка тумбочки, но заметил, что тот лежит сверху. Цинхуа ненадолго завис, пытаясь понять, как он там оказался. Порывшись в своей ненадежной памяти, он вспомнил недавнюю ночь. Схватился за голову и отчаянно покраснел, вспоминая, что и как творил. Вспомнил, как смотрел на него Мобэй. Его голубые глаза сияли в ночи, наверное от его способности. В темных зрачках горел огонь желания, который всегда так пугал омегу. И он бы ужаснулся этому воспоминанию, если бы не безудержная нежность в тех же глазах, мягкость и бережность в действиях. Он смутно помнил прохладу чужой большой ладони на своей щеке, ласку этого прикосновения. Это заставляло его сердце затрепетать, а разум — начать сомневаться. Действительно ли Мобэй Цзюнь такой же, как и все альфы? Он не взял Цинхуа, когда тот так активно и явно себя предлагал, и омега не знал, правда это говорило кое-что о характере Мобэя, или это был прием, чтобы усыпить его бдительность и сделать ход потом. Шан Цинхуа очень хотел надеяться, что верным является первый вариант. Он осторожно вышел из спальни, прислушался, убедился, что в квартире тихо и прошмыгнул в ванную, чтобы принять душ. Освежившись, он направился на кухню, поставил вариться рис, достал из морозилки кусочек тыквы и отправил ее запекаться. Набравшись смелости, он дернул ручку гостиной — заперто. Он вернулся с ключом, но тот ничем не помог, дверь была закрыта изнутри. В смешанных чувствах омега взял на руки Сяо Юня, но мохнатый паршивец предпочел корм ласке хозяина. И вот Цинхуа остался наедине со своими мыслями. Ему было стыдно за его поступок, он смутно помнил, как рыдал у двери гостиной и умолял альфу принять его. Какой позор. И именно он говорил, что все альфы только и ждут того, чтобы воспользоваться течным омегой. Однако именно Мобэй Цзюнь стал жертвой домогательств, даже заперся, чтобы Цинхуа к нему не проник! Омеге хотелось спрятаться в каком-нибудь углу и никогда оттуда не выходить. Мобэй, со своей же стороны, выполнил обещание, отчего у Цинхуа невольно защемило сердце. Разве можно быть таким красивым и честным одновременно? И главный вопрос — как им жить дальше, после всего, что натворил Цинхуа, и наговорил Мобэй! Сделать вид, словно ничего не произошло? Так Шан Цинхуа теперь не сможет смотреть альфе в глаза, какой там как раньше. К развитию отношений в более близком плане он не был готов. Не тогда, когда в его памяти все еще живы те ужасные воспоминания. Собраться с мыслями ему было не суждено, тихо щелкнул замок, и секунду спустя в дверях кухни появился Мобэй Цзюнь. Он вздрогнул и замер, увидев омегу, словно не ожидал его тут увидеть. Он принюхался, убедился, что феромоны Цинхуа больше не отдают сладким дурманом течки, прошел к столу и сел напротив. Цинхуа съежился и попытался спрятать взгляд, щеки его покраснели, что не ушло от внимания Мобэя. Он тихо вздохнул. — Все в порядке, Цинхуа. Ты был в течке и почувствовал рядом альфу. Это чистая физиология, не бери в голову. — Ну ты же себя сдержал, — буркнул омега. — Потому что я не в гоне. В противном случае я бы вел себя еще хуже, и ты не мог бы мне воспротивиться. — Когда у тебя гон? — обеспокоенно вздрогнул Шан Цинхуа, внутри все опять похолодело от страха. Мобэй не мог этого не заметить. — Где-то в декабре, не волнуйся, к этому времени я уже уйду отсюда. Кухня погрузилась в тишину. Неловкую, неприятную. Цинхуа поставил кипятиться воду для чая, чтобы хоть как-то себя занять. Альфа наблюдал за ним и задумчиво хмурил брови, размышляя, как бы сказать о своих чувствах и желаниях. — Но я не хочу тебя оставлять, — наконец произнес он, когда вода закипела. Шан Цинхуа не отвлекался от приготовления чая, но весь обратился в слух, ожидая, что еще скажет альфа. — То, что я сказал той ночью — это правда. Я правда так о тебе думаю, и я хочу остаться с тобой. Не потому что у тебя есть еда и прочее, а потому что ты создаешь вокруг такой уют, даришь столько тепла, что я эгоистично не хочу это терять. — Я не хочу никаких отношений, — выпалил омега. — Хорошо, я не настаиваю. По правде говоря, я сам не уверен, что испытываю к тебе романтические чувства. Мне надо разобраться в себе. Если ты позволишь, мы можем остаться друзьями? Жить как друзья? Заманчивое предложение. Такое заманчивое, что Цинхуа не против принять его. — А что если поймешь, если хочешь большего, чем дружба? Я не смогу принять твои чувства. — Почему? — Мобэй чуть склонил голову и скривил губы в горькой усмешке. — Я настолько тебе противен? — Вовсе нет, — поспешно возразил омега. — Просто… я не переношу альф в целом. Незадолго до гибели родителей… на меня напали трое альф. И они… ха, ты должен понимать, что они сделали со мной. Я не могу это произнести. Его руки задрожали от вновь накатившего ужаса. Мобэй Цзюнь услышал тоненький всхлип, вскинулся, чтобы подойти и успокоить, но остался на месте. Сейчас его действия могут только сильнее напугать омегу. — Все хорошо, Цинхуа, — как мог мягко произнес альфа, — мы не будем торопиться, и я никогда не сделаю того, что ты не захочешь. Обещаю, как друг тебе обещаю. — Да, хорошо, доготовь завтрак, я приду чуть позже, — не дожидаясь ответа, Цинхуа бросился в спальню, к своему гнезду. Оставив Мобэя сидеть на кухне с удушающими чувствами на сердце.