***
Астарион быстро замечает, что что-то не так. Трудно не заметить, когда возлюбленный при первой же встрече вдруг выпрыгивает в открытое окно прямиком в кусты терновника. Сначала Астариона берёт недоумение, а затем приходит любопытство. Такие встречи с Тавом повторяются ни раз, ни два. Он явно что-то скрывает. Поэтому за работой в своём кабинете Астарион не выдерживает и спрашивает камердинера: — Мой соловушка готовит сюрприз? Он не поднимает глаз от документов на собственном массивном столе. Захват власти над Фаэруном идёт рука об руку с бюрократией: письма правильным людям, свидетельства о землевладении, отчёты о работе гильдий. Мир безусловно шепчет взять его в свои руки, но это скучнее, чем звучит. — Ничего не слышал об этом, господин. — Тогда в чём дело? Камердинер молчит, подбирая слова. Кажется, во дворце действительно не знают, какого дьявола происходит со спутником хозяина. — Он ведь не сошёл с ума? — вздыхает Астарион. Тав нет и сотни лет, все их друзья пока ещё живы. Откуда могло взяться безумие? — Несмотря на удивительное поведение в отношении встреч с вами, господин, в остальном не было ничего примечательного. — Скажи ему зайти ко мне сегодня вечером… Впрочем, не стоит. Я сам приду. В какой из спален он сейчас ночует? — В восточном крыле, второй этаж, лазурная комната.***
Астарион ждёт Тава в спальне. Он скрывает своё присутствие, прячется в тени, не давая и единой возможности понять, что подстерегает своего трусливого зверька. Ждать приходится чуть дольше обычного, но через полчаса ручка двери поворачивается направо. Лёгкий сквозняк, Тав ступает тихо, крадётся к постели. И тогда Астарион даёт о себе знать. Их взгляды пересекаются в темноте, идеальную тишину не прерывает даже шелест листьев дерева за окном. Тав было косит взгляд к окну, но волна мурашек предостерегает. Не нужно. Его поймали. — Привет, — выходит сдавленно и со смешком. Тав подходит ближе к Астариону, подхватывает его руки в свои. — А я спать собирался. — Как мило, прелесть моя, – мурчит тот в ответ, не понимая, что происходит. — Но мне кажется, что ты заплутал в нашем доме и забыл, где мы спим. Вот, пришёл тебе напомнить. — Ох, да, ха-ха, я просто… — Потерял дар красноречия. — Да, — серьёзно отвечает Тав. — Это смертельная болезнь, не хотел тебя заразить. — И как же она передаётся? Так? Астарион берёт лицо Тава в свои ладони, мажет большими пальцами по щекам. — Или так? Поцелуй мягкий, ласковый, всё такой же, как миллионы до него. Тав улыбается, будто ничего не было. И тогда Астарион целует его вновь и вновь. Делает шаг вперед, подводя к постели. Может, Тав ждал, когда Астарион по нему соскучится? Глупое, милое сердцу отродье. — Я же твой спутник? — Неужели я сказал это вслух? — они обмениваются улыбками, валятся на кровать и продолжают чуть влажные поцелуи. — Или ты читаешь мои мысли? — Я знаю всё, о чём ты думаешь. — Тогда, как насчёт… Тав резко охладевает, толкает ладонью Астариона в грудь и отодвигается прочь. Так, вот и вернулись странности. Может поза была неудачной? Астарион ложится на спину, тянет за выставленную Тавом руку, чтобы усадить его на себя, но тот вырывает её из небольшой хватки. Какого гнолла?! — Это какая-то игра? — О чём ты? — У нас всё хорошо. Я одариваю тебя своей любовью, а ты цветёшь в моих руках в благодарность: поёшь баллады, утоляешь мой голод кровью и страсть — плотью. А затем происходит-... это! В чём проблема? Тав вздыхает, ложится на бок рядом с Астарионом. — С последним пунктом. — Тебе наскучили занятия любовью? Я оскорблён. Мне казалось, ты грезил, чтобы мы предавались пороку годами. — Совсем нет! Я хочу тебя, Астарион! Но… Если бы Тав мог густо краснеть как прежде, он бы обязательно это сделал. Но теперь от жара в теле нет и следа, только гремучее давление внизу живота от стресса. С языка одно за другим слетают слова как есть: ему очень нравится их секс, но между ягодиц от него саднит. И стоит только попривыкнуть, как всё возвращается уже на следующий день. — Боги… — Я хочу умереть прямо сейчас, — шепотом выдыхает измученный признанием Тав. — Иди ко мне, глупое создание, — Астарион мягко обнимает Тава, гладит по волосам, позволяя спрятать лицо в тканях рубашки на груди. — Ты же понимаешь, что это не единственный способ предаваться страсти? Или в твоей семье настольной книгой были запреты отцов-основателей? — Я знаю о сексе! — И что мне нравится тебя дразнить? Ты мог сразу мне всё рассказать, я с удовольствием буду готовить тебя сам. — Вгони мне кол в сердце, я не хочу это обсуждать. Астарион смеётся, гладит по спине Тава. Кому расскажи, что спаситель Врат Балдура – вечный ментальный девственник, обхохочешься!***
— Это твоё? — Тав с ещё мокрыми после ванной волосами, глядит на резную шкатулку на своей половине постели. Он вытирает полотенцем голову, не стремится трогать вещь без разрешения. Астарион читает какие-то важные документы, может он их в этой шкатулке держит? — Твоё, — отвечает тот и откладывает страницы с чем-то несомненно важным, но до измора скучным на тумбу рядом. А затем поворачивается на бок, подперев голову рукой и мягко похлопывает ладонью по кровати. — Ложись и открывай. Без халата. Тав сглатывает, но повинуется. Он спускает с тела шёлковую ткань на пол, забирается на кровать чуть неуклюже и нетерпеливо. С тех пор, как они решили недомолвку, Астарион показал Таву множество невероятных способов любить друг друга. Оказывается, даже с клыками можно сделать захват нимфы. — Что это? Тав не понимает, даже открыв шкатулку. Точнее, цветастый бутылёк смазки он признаёт сразу, а вот литое яйцо на подставке с кристаллом он видит впервые. — Это в рот? — Это в зад, дорогуша. Я больше не могу видеть, как ты мучаешься. — Удивительно. — Смотрите-ка, кое-кто наточил язычок за пару минетов! Каков талант! Тав прикусывает губу, вытаскивает яйцо из шкатулки и решается уточнить: — И… как это яйцо- — Пробка, одуванчик. — Пробка. Как эта пробка работает? Астарион подбирается на подушке выше, присаживается к Таву ближе и забирает пробку из его рук. Вкрадчивым голосом он объясняет: — Сначала ты увлажняешь себя между ног. Как ты это делал и раньше. Выливаешь смазку, — но не всю, — на пальцы и растираешь своё лоно. Затем также заливаешь вот эту часть смазкой и вставляешь себе в зад. Сначала будет непривычно, но затем приятно. Впрочем, не так приятно, как если бы я- — Я понял! Вставляю! И потом? Астарион чуть хрипло смеётся: — Стеснительный бард, удивительный мир. Как быстро я смогу забрать твою невинность? — Проблема в том, что теперь она бессмертна. И вообще-то не так уж я невинен! Астарион насмешливо хмыкает себе под нос и толкает Тава спиной на кровать. Поцелуи быстро становятся спешными, опускаются к груди, уступая место танцующему на сосках языку. В пекло инструкции, Астарион научит Тава на практике. Он подхватывает в руки смазку, откладывая до своей минуты пробку. Выливает вязкую жидкость на ладони и скользит ими вдоль чуть взбухшего от одних только оральных ласк члена. Гладит вверх и вниз, распаляет жар. И целует умело, отточенное столетиями мастерство, чтобы дарить удовольствие только этому глупцу. Астарион переворачивает Тава животом вниз, губами жмется к спине. Ниже и ниже вдоль позвоночника, прикусывает слегка за ягодицу, а затем вполне серьезно за бедро, где кровь слаще всего. Дурман, посылающий искры по всему телу. Тав сам приподнимает зад, как нужно. Соскучился по ласке в любимом месте. Не дождётся, когда его заполнит Астарион, и потому хнычет: — Скорее! — Нет, тебе будет больно. Спешка нам ни к чему. Астарион растирает пальцами узкий вход Тава, постепенно вводит два. С ними проблемы нет, неприятные ощущения начинаются на третьем. И сегодня они попробуют всё исправить. Астарион гладит Тава изнутри, второй рукой поглаживает его яйца и ствол, периодически зажимая у самого основания, чтобы не поспешить. Им нужно как следует растереть простату. И когда стимуляция двумя пальцами приносит наибольшее удовольствие, добавляется третий. — Ах! — Мы только начали, мой дорогой. Если бы была на свете самая желанная пытка, то Тав бы сказал, что это ласки Астариона. И в какой-то момент тело начинает самостоятельно насаживаться на пальцы. Тав сжимает руки в замок, утыкается лицом в локти, словно в грязной молитве изгибается, разрешая разработать себя. А затем пальцы исчезают, и Тав надеется, что вместо них ему вставят… Мурашки! Резкий поворот головы, попытка приподняться подавляется нажимом руки Астариона на поясницу. — Обратно в позицию, — приказывает он. И приходится повиноваться. Анус начинает растягивать что-то необычное. Должно быть, это та самая пробка, и как же она тянет стеночки. — АХ! — Ты отлично справляешься. Кажется, она бесконечна. И Тав безумно хочет с неё соскочить, если бы не удерживающая его рука. Пробка входит и входит, а затем резко фиксируется внутри. Пальцы ног и рук невольно поджимаются, внутри так приятно давит, что грозит излиться спереди. И Астарион в этом помогает. Он гладит Тава так, чтобы тот наконец мог достигнуть блаженства. Вверх и вниз. От самого основания к головке. Тав валится на кровать тяжело дышащим, и рядом к нему ложится Астарион. Нужно не менее десятка минут, чтобы звон в ушах исчез. Такого опыта у Тава ещё не было, и он не уверен, как его определить. — С тобой внутри мне больше нравится, — в конце концов вздыхает он. — Несомненно! Как тебе в голову пришло сравнивать меня? — Тогда достанешь… «пробку»? Астарион улыбается так, словно Тав только что сказал несусветную глупость. — Прелесть моя, ты будешь носить её всё время. Это твой пропуск к любимому мне. Привыкай.