Блэквуды

Лунный свет лишь на мгновение выхватывает блестящую гладь металла прежде, чем рука прячет холодное бездушное лезвие среди рукавов. Я замираю в коридоре, прислушиваясь к шорохам в доме. Ночь. Тихое тиканье часов шепчет мне из темноты гостиной, за окном едва шелестит бесплодный ветер, ветви деревьев в саду трепещат, будто зная, зачем в ладони лежит клинок. Меня тянет в соседнюю спальню, тянет неудержимо, изнуряюще, долго, что-то тянет в груди, настоятельно бормочет в сердце. Мне кажется, я давно должен был выполнить свою миссию, своё дело, годами оттачивал знания, учился у лучших преподавателей, развивал в себе это чувство. Стремления должны быть оправданы, и я шагаю вперед так спокойно и неудержимо. Двери скрипнули на миг, но не потревожили цель. Длинные черные волосы на белой подушке, сияющее безмятежное лицо в бледных лучах. Что-то требовательно пульсирует в сознании опасностью, но желание сделать удар куда больше. Я не могу себе отказать, я не могу, я уже чувствую, как легко лезвие войдет в открытую, слабую плоть. Испуганный девичий взгляд будит меня уколом стыда. Я просыпаюсь в собственной постели, подолгу не могу встать и обхожу родных стороной. — Отец, мне снится один и тот же сон… — Отец, почему я питаю ненависть к своим близким? — Отец… — Возможно, они сделали что-то плохое? — Я уверен, что нет. Отвлекаясь от очередного артефакта, Эреб поправляет очки на носу и серьезно обдумывает мой вопрос. Он всегда готов меня выслушать и всегда готов помочь, он единственный не будет осуждать за мои ужасные мысли. Сжимая в ладони подаренный отцом кулон, я правда чувствую, как он придает мне смелости и силы. — Знаешь, иногда наши чувства остро улавливают даже малозаметные посылы. Признайся, у тебя бывали моменты, когда, глядя на незнакомого человека, ты ясно видел на его лице след порока. Возможно, твое сознание предупреждает об опасности. У меня нет оснований ему не доверять, но я не верю, что всё так просто, я любил их столько лет. Неужели всё изменилось в одночасье? Мои близкие стали вдруг врагами? Они не могут так просто предать, но… В лесном тумане едва различимо тело на земле, светлый костюм и мерзкие знаки отличия. Мой клинок уже готов избавиться от целестинской грязи, но мать, склонившись над ним, вдруг медлит, думает о чем-то, приказ не отдает. — Мы заберем его в поместье. — Он наш враг, я каждый день убиваю ему подобных. — Его предали свои же. Всё не так просто, Мом. Мне знакома его фамилия на мундире. Я не верю тому, что вижу, не хочу верить, но мать заставляет меня донести светлого до дома. Сомнений в словах отца у меня всё меньше. Теперь я действительно вижу, как гнилое нутро проступает за благостной оболочкой. — Мом?! Брат едва стоит на ногах, настолько жалкий, что мне противно пачкать об него руки. Репутация всей семьи поругана одним единственным ублюдком. Я чувствовал, я знал, что так и будет, а потому уже готов исправить эту жуткую оплошность. Мне стоило поверить отцу сразу. Клинок поет в моей ладони, вымывая кровью позор своего рода, желание высечь этот грех оказалось громче чужого крика боли. — Мом? Знакомый голос вдруг вытянул из толщи воспоминаний, она уже не раз спасала меня из этого бездонного, темного омута. Еще не успев открыть глаза, я нахожу ее ладонь и хрупкий стан, притягивая к себе и зарываясь в пахнущие лесом локоны. Такая ласковая, что я забываю о собственном стыде, вине и никчемности. — Агния. — Снова сон? — Угу. — Мне кажется, тебе нужно побольше работать вечером, чтобы не хватало сил на подобные мелочи. Мы с удовольствием готовы помочь. — Будь ваша воля, вы бы с меня не слезали. — Будто ты сам так жаждешь слушать о чужих проблемах и возиться с чужими болячками. — Не жажду… С обоих краев кровати ко мне приникли еще две мавки, наверняка только проснувшись, но уже желая получить свою толику тепла. Пришлось оторваться от Агнии и обнять всех разом, чтобы каждая осталась довольна, чтобы благодарные поцелуи заскользили по шее, окончательно пробуждая меня. Открыв глаза, я слеповато прищурился от яркого холодного света зимнего солнца, залившего спальню, с ним и в без того остывшем доме казалось совсем зябко, настолько, что из-под одеяла не хотелось вылезать. Довольно расслабившись, я позволил себе еще немного отдохнуть, позволив девушкам поболтать и поиграться. Анька уложила голову мне на плечо, прикрыв веки и блаженно улыбаясь, молчаливо ластилась ко мне, как кошка, стараясь приникнуть всем телом. С другой стороны, весело болтая ногами, Яна щекотно огладила пальчиками мое горло и опустилась ниже, то ли стараясь запомнить мою внешность, то ли заставляя засмеяться. — Зря я не верила подружкам, когда они шептались о своих женихах, этого стоило подождать восемнадцать годков. — Семнадцать, Яна, не привирай. — Месяца не хватило в деревеньке досидеть! Это не считается! Я что, хуже остальных выгляжу? Коснувшись губами рыжего виска, я скользнул к ее ушку и ответил так мягко, насколько мог. Юный темперамент девушки не допускал ни одного дурного слова в ее адрес. — Нет, ничуть не хуже. Проследив, как краска залила щеки мавки, я повернулся к старшей. Агния, бесстыдно усевшись на бедра, склонилась сверху, расцеловывав мои щеки. — Не ходи сегодня никуда, останься с нами, посмотри, как хорошо здесь. — Агния… я должен помогать. — Никому ничего не должен, ты только наш ведьмак, остальные не оценят ни твоей доброты, ни силы. — Мне и не нужно, чтобы меня ценили. — Ох, ну что за глупенький колдун, всем это нужно, всем и каждому. Вот увидишь, эти глупцы забудут твои заслуги и отвернутся от тебя, как только возникнет возможность. Нет смысла тратить на них время. Понизив голос до интимного шепота, мавка беззастенчиво заёрзала на месте, сбросив ставшей лишней сорочку. Вторя ей как по команде, Яна потянулась к моей шее, запечатлев на ней долгий поцелуй, а Анька игриво прихватила мочку уха. Думать стало совершенно невозможно, мысли с трудом цеплялись друг за друга, пытаясь выдать что-то в ответ на тираду Агнии, но чувства захватили меня целиком. Притиснув девушек к себе, я склонился к полной груди одной из них и сжал бедро другой, отдаваясь во власть этих бесстыдниц. — Мом, поцелуй меня. — И меня, милый, посмотри на меня. — Пожалуйста, обними нас крепче. Я потерялся в своих ощущениях, разгоряченные тела, нежнейшие губы и шесть ласковых рук. Еще ни разу не выходило отказать или уклониться от их намеков, Агния очаровывала меня, а я и не торопился ей мешать, забывая обо всем на свете и довольствуясь ее слегка собственнической любовью. Словно помощь другим могла стереть мои прошлые ошибки, а услужливость оправдывала мимолетные наслаждения. Потеряв остатки терпения, мавка чуть приподнялась на коленях, готовясь пустить меня в своё лоно, как за стуком крови в висках и тихих вздохах я вдруг расслышал стук. Особенный стук, означающий прибытие нового гостя у ворот. Долг ведьмака требовал выйти на улицу и встретить его. — Только не сейчас… Почуяв неладное, Агния замерла на секунду и мгновенно надула губы, прильнув ко мне и будто надеясь придавать своим весом к постели. — Ты занят! — Это может быть что-то срочное и… важное… — Подождут! Зажмурившись на миг, я медленно выдохнул, возвращая остатки самообладания. Придержать разгоревшийся жар в груди было непросто, но я отчаянно надеялся, что дело у гостя достаточно быстрое и пустяковое, чтобы не испытывать моё терпение долго. Поймав мавок в объятья, я крепко поцеловал каждую из них, ожидая, что это небольшое обещание усмирит их гнев, и выбрался из постели так быстро, как мог. Настойчивый стук у ворот повторился, он отдавался где-то в глубине разума, давя на нервы и вынуждая собираться шустрее. Стянув с ближайшего стула домашние штаны, я натянул их наспех и босиком спустился через террасу к главному входу. Распахнув двери, я застыл на пороге, зимний утренний мороз за мгновение взбодрил меня, забрав почти все тепло. — Что? Передо мной в паре-тройке метров у крепких деревянных ворот перетаптывались трое мужиков в теплых полушубках. Насколько я мог знать, все были мелкими помощниками старейшины: то ли посыльные, то ли служки. Старший из них стянул меховую шапку с головы, обнажив островок лысины, и торопливо поклонился. — Здрасьте, господин ведьмак, доброго утра вам. — По делу давай. — Вас зовут на площадь встретить гостей из Ломара. Там пара десятков людей, говорят, едут в бывшие земли Мнара, Сарнатские топи, на поиски потерянных останков города и его сокровищ. — А я тут причем? — Рось… Ростислава послала, просит присутствовать на переговорах с чужаками. Набрав в грудь воздуха, я оперся боком о косяк и медленно выдохнул. Мысли в голове мешались, и совершенно не хотелось встречаться с Роськой, мы давненько не виделись, с месяц или два после отъезда Геты. Я отклонил все предложения зайти в гости и отнекивался от расспросов больных, подосланных мне, но, видимо, долго это продолжаться не могло, придется выйти к остальным. — Хорошо, я приду, когда соберусь. — Вас подождать? — Не надо, идите. Немаленький и дорогу помню. Отвернувшись от гостей, я закрыл за собой дверь, ноги уже порядочно замерзли на холоде, но стоило только переступить порог дома, как едва не сделал шаг назад. Закутавшись в мой домашний халат, Агния замерла посередь кухни, хмурясь и сверкая глазами из сгустившегося в комнате полумрака. Нечисть в чистом ее виде. Тихий голос послышался страшнее грома: — Стоит ей только поманить… — Ты сама знаешь, что у меня есть обязанности. — Это не твоя обязанность! — Моя, я оберегаю эту деревню не только от болезней, но и от лихих людей. Мавка промолчала, недовольно поджав губы и резко отвернувшись к окну. Слегка пригнувшись, я подкрался к ней, не издав ни единого звука, и резко обнял за бедра, подняв девушку над полом. Вскрикнув от неожиданности и с силой вцепившись в мои плечи, Агния, кажется, растеряла остатки своей ревности. — Мом! Это что такое?! О матушка, какой же ты холодный! — Так и будешь дуться на меня или согреешь скорей? — Да как же… Ох, какой ужас, иди сюда. Я хоть немного… — мавка выдернула полы халата из-под моей хватки и закрыла ими нас обоих, позволив держать ее обнаженной. Обняв мою голову, она прижала ее к своей теплой груди. — Вот так! — И уши еще. Горячие ладошки послушно легли мне на виски, чуть оглушив. — И уши… И так в голове ничего нет, так ты последнее отморозишь. — Ну раз ничего нет, тогда греть нужно было другое. — Так я тебя точно никуда не отпущу, отправишься обратно в постель. — Попозже, как с делами разберусь, а там гори оно всё синим пламенем. Не хочу сегодня возиться с зельями, подождут. Подняв взгляд, я поймал поцелуй Агнии и мягко опустил ее на место, мгновенно попав в объятья еще двух мавок, и, только отметив каждую объятьями и мимолетной лаской, смог добраться до шкафа, чтобы наспех одеться для встречи с чужаками. Из дома к площади я прошел так быстро, как только мог едва не срываясь на бег, морозный воздух обжигал гортань, игривый ветер словно специально подхватил свежевыпавший снег с крыши и нагло сыпал им прямо в лицо. Где-то на грани сознания заворочались тяжеловесные, слишком путанные мысли Глл-Хтаа-Инн, почти невидимой темной тенью замершего на краю леса. Обратив к нему внимание, я постарался сформулировать мучивший меня вопрос: — Как ты вообще так легко пропустил Ломарцев в деревню? Я думал, ты готов напасть на любого. — Ломарцы — дальняя ветвь моего племени, часть народа Кньяна, принявшего культ Цатоггуа. Изображения этого божества до сих пор хранятся в храме Олатое. — Ты поклоняешься Цат-Цатоггуа? — Нет, его легенды под запретом, но когда-то он почитался. — Значит, по старой памяти пустил. Придется о них позаботиться. — Ты говоришь глупые вещи, Самакон. Пользуйся их уважением, съешь, как рабов, или убей, сделав им-бхи, я не даю им защиту, они показали древний символ, позволявший прислушаться к мелким речам, только и всего. — Я понял тебя. Посчитав разговор оконченным, Инн шагнул глубже в лес, явно потеряв остатки интереса к пришельцам. Я бы хотел расспросить его побольше, не сейчас и не здесь, но странное создание, причисляющее себя к незнакомому народу Кньяна, выдавал информацию обрывками, по настроению и так неполно, что из всего множества терминов я точно знал только об одном: им-бхи были телами всё тех же рабов, поднятыми после смерти для грубой работы, ими пользовались там, откуда Инн родом. — Уже заждались вас, господин ведьмак! Только ступив на обширную площадь, усыпанную снегом, я неожиданно оказался в центре внимания. Четыре крытые повозки, вставшие полукругом на противоположной от главной дороги стороны, стали подобием сцены, где не меньше десятка бесцветных ломарцев застыли с недовольными лицами прямо перед воинственно настроенной Роськой, уткнувшей руки в бока и хмурящейся не меньше чужаков. Стоило лишь приблизиться к ним, как взгляды присутствующих скрестились на мне. Замерев и подспудно опасаясь вспышек агрессии, как от рассерженного зверья, я постарался говорить как можно мягче: — Не ожидал, что здесь так нужна моя помощь, просили только поприветствовать. Роська, что случилось? Мельком глянув на самого крепкого и высокого из ломарцев, стоящего перед остальными, девушка возмущенно зашипела. — Этот дятел… — Эта девочка утверждает, что она тут главная. Перебив Роську, мужчина ухмыльнулся, снисходительно глядя на новую волну ее негодования. Спеша успокоить девушку, я встал рядом с ней и, насколько возможно, вежливо уточнил. — Да, так и есть. — Неужели здесь так плохо с мужчинами? — Чья бы корова мычала! Роська сделала шаг вперед, дернувшись к ломарцу, но я придержал ее за плечо. — Она единственная дочь старосты поселения. — А сам староста? — Уже довольно стар. — Хм… Мужчина вновь повернулся к девушке, словно по-новому на нее взглянув и постаравшись заметить то, что не получилось раньше. Потерев белесую щетину на подбородке, он отвесил что-то вроде поклона. — Ясно, тогда прошу меня простить. — Неужели у вас на севере не бывает такого? — Бывает, но эта… слишком хилая. — Хилая?! — Роська вновь встрепенулась, ее щеки покраснели от холода и злости. — У нас бы такая не пережила зиму. Не обессудьте, мы нечасто видим другие народы и еще реже встречали кого-то, кроме оборотней. Добродушно улыбнувшись, чужак невинно пожал плечами, а я не смог с ним не согласиться. Рядом с высокими, выращенными в суровых условиях ломарцами дочка старейшины выглядела совсем миниатюрной, метр с кепкой, не больше, хотя ее рост был обычным в деревне. Девушка как девушка. Краем глаза я заметил, как Роська подозрительно затихла, вдруг выпав из разговора, пока я обдумывал слова незнакомца. Такая сосредоточенность заставила меня внутренне напрячься. Скосив взгляд, я заметил, куда она смотрит. Рося внимательно и неотрывно рассматривала мою шею. Поторопившись на встречу, я даже не вспомнил о шарфе. О демоны. Стараясь выглядеть невозмутимо, я вновь обратился к ломарцу, отчаянно надеясь больше никогда не пересекаться с девушкой взглядом. — Так вы тут надолго? — Как позволите, неплохо было бы отдохнуть после горного перевала, хотя бы неделю-две, но если мы лишние гости, то хватит и пары дней, восполнить запас воды и наловить немного рыбы в дорогу до Сарната. Из чистой вредности я позволил себе небольшую колкость, так и напрашивающуюся в этом разговоре. — А, значит до Иба? Опасливо прищурившись, мужчина скрестил руки на своей необъятной груди. — Сарната. Нам не нужен мусор, оставшийся от жаб. — Ящериц. — Ну, коне-ечно. Потеряв всякое желание продолжать со мной диалог, ломарец вновь повернулся к Роське, ожидая вопросов и вынудив ее прекратить прожигать во мне дырку взглядом. — Сколько вас? — Двадцать человек, ровно, ни больше, ни меньше. Последнее он уточнил с такой серьезностью, что у меня закрались нехорошие сомнения в количестве путешественников, впрочем, проверять их я всё равно не стал бы. Понятливо кивнув, девушка сделала шаг вперед, демонстративно скинув мою ладонь с плеча. — Отец дал добро, и я не стану ему перечить, но вы должны придерживаться наших правил. — Разумеется. Услужливо улыбнувшись, чужак вновь выдал подобие поклона и быстро отошел от нас, возвращаясь к сородичам. Не теряя времени зря, я тоже поспешил уйти, пока Роська не пристала ко мне с расспросами, хотя, судя по ее реакции, о моем существовании она забудет минимум на месяц, если не больше. Как же всё дерьмово складывается. Сунув подмерзшие руки в карманы, я медленно выдохнул и запрокинул голову к небу. В чистой прозрачной синеве солнце уже клонилось к отдаленным пикам гор, в то время как на часах едва ли был обед. Снова ночью будет холодно, снова придется просыпаться, чтобы поддерживать огонь в печи, снова вода в колодце замерзнет, а мавки будут клянчить пирожки, чтобы баловаться в нагревшейся от готовки кухне и отвлекать меня от самой муторной работы. Неплохо бы за сегодня хотя бы взвар из лекарственных трав наварить, рыбаки за ним скоро в очередь встанут. Добравшись до ворот ведьминого дома, я заглянул в окна, заметив силуэты мавок в теплом свете свечей, и уже от этой мелочи в груди словно поселилось тепло. Толкнув калитку, я сделал шаг, переступая грань двора, как что-то вдруг вцепилось мне в штанину. От неожиданности чуть не упав, я развернулся, уже собираясь грубо сбросить сбрендившую дворнягу, но у ноги вдруг обнаружил не широколобого щенка, а мелкого худощавого волка с удивительно осознанным взглядом.