***
Насколько же проще было общаться, пока я восхищалась Хосоком просто как артистом! Вроде да, он такой крутой, известный, офигеть какой недосягаемый – и вот, он в моем директе. Каждое его сообщение заставляло кровь закипать от эмоций. Хотелось большего: удержать его внимание, получить еще одно сообщение, узнать мнение про новое видео с танцем... но это все было, как я знаю теперь, лишь легкой разминкой. Когда я села в такси после конкурса, то очень ясно поняла, что весь разговор пыталась выглядеть на экране как можно лучше. И совершенно забыла про страх перед маньяками, потому что вся сосредоточилась на Хосоке. Я стиснула Несси и зарылась с головой под одеяло. В Сеуле скоро семь утра, у нас будет минут десять, чтобы поболтать, прежде чем Хосоку надо будет начать собираться на новый рабочий день. Глаза ломило, а тело было вялым и слабым. Кажется, стоит поговорить с руководителем и попробовать поменять утренние занятия на вечерние. Может, кто-то готов будет со мной поменяться? Потому что такими темпами скоро превращусь в зомби. Я зевнула, скинула одеяло с головы и взяла телефон. Стоило уделить внимание своей странице в Инстаграм, которая росла с какой-то невероятной скоростью. Поначалу сильный толчок дал ответ Джей Хоупа под двумя моими видео. Информация об этом развирусилась, но не превратилась в скандал, так как жили мы в разных странах, и вроде как заподозрить оказалось не в чем. Ага, это я на страницах сплетен прочитала. Благо, мои родители были про театр и изобразительное искусство, так что эта информация обошла их стороной. А то сложили бы два плюс два и получили бы верный ответ. Но даже после того, как ажиотаж вокруг реакции Джей Хоупа утих, мое имя все равно стало известно на просторах сети. А уж с советами самого Хосока, того самого гения танцев, я еще и выросла в своей хореографии. Все мечты стали ближе на пару-тройку метров. Несси, которая не могла уснуть из-за беспокойной хозяйки, вытянулась всем своим маленьким тельцем, растопырила пальчики на задних лапках, после чего подскочила и убежала к приевшейся за пару дней лежанке. Хотела шикнуть на нее «Предательница», но телефон вдруг разразился вибрацией от звонка Хосока. – Привет? – удивленно сказала я, приняв вызов. – Привет, – как обычно в это время, голос Хосока звучал хрипловато. – Ты чего так рано? – я зажала трубку между ухом и подушкой и натянула одеяло до подбородка. Из-за практически полной темноты, каждое моргание становилось все более долгим, а каждое закрытие глаз – все более блаженным. – У тебя же очень поздно, хотел, чтобы ты смогла лечь пораньше, – голос мужчины звучал чуть глуховато, словно он старался говорить как можно тише. Я знала, что сегодня Хосок оставался на ночь в общаге после каких-то там физиотерапевтических процедур. Возможно, кто-то еще. – Ты же понимаешь, что не я лягу пораньше, а мы будем дольше разговаривать? – я тихо хмыкнула, стараясь не потревожить родителей, хоть они и спали в другой комнате. – Это был второй... эм... – он протяжно замычал, периодически срываясь на хрип, – подходящий мне вариант. Я зажмурилась и прикусила костяшку указательного пальца в попытке не начать пищать. Все внутри бурлило словно ведьминский котел с кипящим любовным зельем. Такой утренний, домашний, растерянный Хосок был слишком очарователен, чтобы можно было на него спокойно реагировать. Я улыбалась так, что щеки начинали ныть, но совершенно не могла остановиться. Тело не слушалось, когда дело касалось этого невероятного человека. – Так и скажи, что просто хотел поболтать подольше. Заботится он, – даже я слышала в своем голосе ненормальную, шальную улыбку. – Ты что, смеешься надо мной?! – он старался говорить одновременно шепотом и грозно, что не очень сочеталось между собой. От этого я не выдержала и все же рассмеялась, тут же уткнувшись лицом в подушку и накрывшись сверху одеялом, заглушая звуки. – Совсем нет, – я не была уверена, расслышал ли Хосок хоть что-то. Но он все же ответил. – Сложно говорить на английском, – в его голосе тоже звучала улыбка. Традиционно сложилось, что по видео мы созванивались, когда у меня было утро, если удавалось состыковать расписание. Так что ночами приходилось угадывать его эмоции через интонации. – Ты можешь выучить шведский, – стало жарко и душно, и я стянула одеяло с головы. Более свежий воздух комнаты попытался остудить лицо и щеки, но не вышло. Кровь бурлила, поднимая температуру тела и вынуждая сердце биться быстрее. Или наоборот – Хосок ускорял сердцебиение, заставляя меня сгорать в высоких температурах. – Или ты корейский, – он прозвучал еще глуше, еле слышно. Я села на кровати, отчего одеяло соскользнуло и упало на матрас. Темнота и возникшая после сказанных слов тишина создавали ощущение вакуума. Кажется, каждая моя мышца вибрировала мелкой дрожью, а каждый нерв – опасно натянулся, вот-вот лопнет. – Хосок?.. – тихо позвала я. – Да? – так же тихо ответил он. Ладони вспотели, и спинка телефона ощущалась неприятно скользкой. Шершавый хлопок простыни под второй рукой еще чувствовался холодным, но постепенно согревался под рукой. – Что если... – сердце переполнилось и заныло от невозможности вместить все, что в нем зарождалось. – Я выучу корейский? – Кэрри... С той стороны снова была тишина. Но в этот раз какая-то зловещая, нехорошая. Ее хотелось разбить и уничтожить, чтобы больше никогда не возникала и не вмешивалась в наши отн... наше общение. Пока что общение. Сердце билось все ближе к горлу, а мышцы свело от неподвижности и неудобной позы. Я подвинулась к стене и откинулась на нее спиной и затылком. Закрыла глаза. Хотя в комнате и так было темно, в этом не было никакой нужды. – Ты не хочешь? – все так же тихо спросила я. – Я не могу так... Горло сдавило, пришлось сильнее зажмуриться и сделать глубокий, шумный вдох через нос. – Как? – голос сорвался на хрип. Снова проклятая тишина. Конечно, она не сможет обмануть. Он не стал бы писать, звонить, постоянно быть на связи, если бы все это ничего не значило. Нет, я не дура, и не поверю в «ничего особенного». Но, кажется, сейчас будет сюжетный поворот. Можно оторвать руки автору, который решил написать эту историю не как легкий роман, а как какую-то драматическую фигню? – Это.. я... мой английский плохой. Я ждала продолжения. Мол «мой английский плохой, поэтому я буду говорить очень простыми предложениями, и проблема в следующем». Но он замолчал, будто решил, что мне хватит такого невнятного ответа. Кровь снова вскипела, но на этот раз не от того, что из моего сердца пытались вырваться хрупкие бабочки. – Не делай так, – резко ответила я и вздрогнула от того, что сама себя напугала громкостью голоса. – Хосок, пожалуйста, – это было тише и моляще. Я вдавила трубку в ухо и напряглась, вслушиваясь в каждый шорох, каждый звук с той стороны. Губы задрожали, пришлось поджать их, чтобы удержать на месте рвущиеся наружу эмоции. Он молчал. Пауза все затягивалась, превращаясь в ночного монстра, раззявившего перед моим лицом клыкастую пасть. Но мозг лихорадочно щелкал воображаемыми кнопками калькулятора в попытке произвести необходимые расчеты человеческих чувств. Если бы мы сидели за покерным столом, я бы объявила «ва-банк». – Ты нравишься мне. Как мужчина. Из трубки послышался грохот, но через несколько мгновений раздался запыхавшийся голос Хосока: – Кэрри, я... О, Боже. Я не знаю, что сказать. Я рас... рас... – он начал заикаться. – Растерян? – подсказала я. – Да! Мы рассмеялись одновременно. И неуютная, холодная темнота комнаты в мгновение стала мягкой, приглашающей отдохнуть перед новым днем жизни. – Что будем делать? – спросила я после того, как мы посмеялись. – Не знаю. Все так сложно, – послышался вздох. – Что сложного? Ты мне нравишься, я тебе тоже, – я говорила бодро и с улыбкой, которая должна была передаться голосу. Но все внутри затвердело колючим многогранником, чьи углы воткнулись в ребра и позвоночник. – Мне даже сложно поверить, что я нравлюсь тебе. Многогранник пошел трещинами и начал медленно осыпаться песком. Улыбка снова поселилась на губах, заставляя щеки болеть от напряжения. – Почему же? – я переложила телефон в другую руку и принялась разминать затекшие пальцы. – Я в одной группе с Тэхёном! Ты вообще видела его? – он прозвучал в полный голос, весело, энергично, словно не было той давящей тяжести. Хосок мне нравился любым, но такой дарил ощущение правильности происходящего. – Видела, – я усмехнулась и не стала ничего больше говорить. Мужчина какое-то время помолчал, после чего все же ворчливо продолжил. – Как ты можешь после этого говорить, что тебе нравлюсь я? – Хмм... легко? – Кэрри! – Я. – Мне надо идти. Я оторвала телефон от уха и посмотрела на часы. В Сеуле еще нет семи утра. – Сбегаешь от разговора? Пауза. Тишина. Мгновения. – Да. – Напишешь? – Напишу. – Хорошего тебе дня. – И тебе. Хосок положил трубку. Я упала на кровать и раскинула ноги-руки звездочкой. И правда нравлюсь. Хоть он ни разу этого не сказал, я ничуть в этом не сомневаюсь. Но есть что-то, что останавливает его. Как бы докопаться до этих причин?***
Руки тряслись, когда Хосок положил трубку. Хорошо, что это был аудиозвонок! Мужчина не был уверен, что смог бы удержать лицо, если бы видел Кэрри в момент... Он упал на подушку. Ему точно не послышалось. Нравится как мужчина?! Не как знаменитость?! Она правда общается с ним не потому что «Вау, это же один из BTS», а потому что он – это он? Хосок приподнялся на локтях, взял телефон и открыл профиль Кэрри. Ее последний танец был на голову выше того, что она поставила пару месяцев назад. Конечно, не сравнится с двумя на его песни. Но если оценивать чисто технически – девушка выросла как танцор и хореограф. И, да, без лишней скромности – во многом это было его заслугой. Мужчина взялся за Кэрри как за мемберов и видел результат этой работы. Надеялся, что сможет этим, в том числе, удержать ее внимание. В этом ли все дело? Он заблокировал телефон и упал обратно на кровать. Будильник еще не прозвенел, можно позволить себе несколько минут безделья. Нравится как мужчина... где заканчивается он, и начинается его публичная жизнь?