The flame has no living heart

      Как и всегда за последние двести лет, у Астариона всё получилось. Даже не пришлось прилагать особых усилий, на самом деле. Честно говоря, было немного обидно. Эльф мог быть гораздо более обворожительным и красноречивым, если в этом была нужда. Мог бы часами разглагольствовать о достойной небожителей, просто неземной красоте самых невзрачных и заурядных созданий. Сплетать изящные слова в елейной оболочке в крепкую удавку, которую вампир обернет вокруг чужой шеи. Такой уязвимой, манящей шеи…       Которая к полуночи все равно достанется кому-то другому.       Его очаровательная, трогательная жертва была именно там, где он и хотел. Наедине с ним. Там, где их никто не увидит. Но, возможно, найдет. Треклятые личинки и телепатическая связь между их обладателями. Если Брисеиса захотят вернуть, отобрать у него, ты же видишь, как на него смотрит тот волшебник, как затягивается его запахом гитьянки, твой маленький тифлинг вовсе и не является твоим, здесь вообще ничто не принадлежит тебе, червь, это точно сделают.       Как же легко было вести под руку и талию субтильное, податливое из-за действия алкоголя тело. Лёгким, немного театральным движением Астарион, будто бы в танце, развернул тифлинга к себе лицом, чтобы, тщательно запечатлевая в памяти мягкие черты, прижать его к ближайшему дереву. Тифлинг на мгновение поморщился, наверное, незначительно прищемив хвост, и чуть отстранился, чтобы освободить его. Астарион не видел, но чувствовал, как острый кожистый конец будто бы невзначай задевает колени эльфа.       С губ скорее невольно, чем намеренно сорвалась некая клишированная заготовка. Дело привычки. Отвратительной, пагубной привычки. Что-то про «как же долго я ждал этого момента», но Астарион так и не успел договорить. Его прервали, практически заткнули тонкие, горячие губы Брисеиса. Чтобы дотянуться до сравнительно невысокого эльфа, еще более субтильному юноше приходилось чуть подниматься на носки и опираться ладонями о крепкую, вот уже двести лет безмолвную грудь Астариона.       Не таким Астарион представлял себе первый поцелуй с юным тифлингом. Он рассчитывал на по-своему трогательное девственное недоразумение. Если это прелестное создание не помнит, что когда-либо с кем-то спало, можно считать, что этого никогда и не было, верно?       Но Брисеис целовался… Не так, как ожидал эльф. Техника, разумеется, хромала, но не была совсем безнадежной. А недостаток умений и опыта с лихвой компенсировала совершенно непредвиденная страстность. Словно тебя целует тот, кто действительно этого хочет. Кто по-настоящему тебя любит и хочет продемонстрировать это так, как только может.       Это очень ценный талант. Астариону понадобилось лет шестьдесят, чтобы освоить его в совершенстве.       Астарион с толикой внутреннего удовлетворения и какого-то облегчения поддался поцелую, расслабленно размыкая губы и позволяя рукам с нарочитой небрежностью блуждать по телу тифлинга. Даже сквозь слои одежды он чувствовал мощный жар проклятого дьяволами тела и вместе с тем удивительную мягкость темной кожи, напоминающей о небе за мгновение до заката.       Астарион не спешил заходить дальше, выпускать клыки в прямом и переносном смысле. Приходилось то и дело напоминать самому себе, что эльфу больше некуда торопиться. Что эта ночь рано или поздно закончится, а юный тифлинг все еще будет дремать в своей палатке, сворачиваясь в клубок и приобнимая себя собственным хвостом на какой-то очаровательно кошачий манер.       На этот раз Астариону не нужно никуда уводить эту заблудшую овечку. Если же она на утро не вернется в свое стадо, то с глупого, жадного, крайне неосмотрительного волка просто сдерут шкуру.       Как и следовало сделать с самого начала.       Это промедление только раззадоривало юного тифлинга. Астарион чувствовал, как тонкие пальцы отчаянно цепляются за шнуровку его рубашки, как сильно очаровательному созданию хочется большего. Астарион привык быть желанным, в этом и был весь смысл его жалкого, незатейливого существования.       И все же… Желание юного тифлинга было каким-то особенным. Почти таким же пьянящим, как и его кровь.       Возможно, дело было именно в этом. В том, что тифлинг оказался его первым за все эти двести лет. Дело было не только в его крови, но и в добродушной готовности делиться ею так беззастенчиво и просто. Словно для него это ничего не стоило. И при этом Астарион даже этого не заслуживал.       Понадобились усилия, чтобы прервать поцелуй и отстраниться от Брисеиса. Астарион широко улыбнулся, обнажая клыки, и перехватил подрагивающие руки, отчаянно цепляющиеся за его одежду.       — Как интересно… — прохладное дыхание Астариона осело на разгоряченной коже. — Неужели все жрецы Ильматера такие распутники, как ты? Надо почаще наведываться в их монастыри. Все эти краснеющие от одного взгляда монашки… Кто знал, что я столько теряю, ни разу не заходя к ним исповедаться?       Тифлингу едва ли удалось изобразить убедительное недовольство. Он обеспокоенно нахмурил брови, но так и не смог скрыть теплую улыбку.       — Ты абсолютно отвратителен, — тифлинг игриво сощурил желтые глаза, кажется, едва сдерживая смех.       — А ты… — Астарион прижал одну из рук к своему рту, чтобы провести по тонкой коже губами и совсем незначительно — самыми кончиками острых клыков. Судя по тому, как вздымалась грудь тифлинга, у него перехватило дыхание. — ты великолепен.       Даже такой незначительный комплимент, на самом деле, не комплимент, а банальная констатация очевидного факта, заставила тифлинга смущенно улыбнуться, стыдливо отвести взгляд и, кажется, покраснеть. Астарион видел это даже на коже, на которой вообще не должен быть заметен румянец.       Глупый тифлинг, кажется, собирался окончательно испортить эльфа. Мало того, что он теперь — народный герой, так еще и не вынужден прилагать особых усилий, чтобы на него смотрели с таким трепетом и обожанием. Всё казалось таким… Простым. Астарион не привык к подобному. До этой судьбоносной встречи каждая улыбка судьбы оказывалась обманчивым оскалом с обагренными кровью клыками.       — Могу ли я увидеть тебя… — выражение собственных желаний, очевидно, давалось тифлингу с большим трудом, но он, очевидно, пытался. Это было по-своему трогательно, почти лестно. Ничто не сравнится с чистейшей невинностью. Впрочем, Брисеису уже удалось удивить Астариона сегодня. — Без одежды? Пожалуйста?..       Он даже говорит «пожалуйста».       Он всегда был в восторге от таких. Помнишь?       — Моя радость… Только потому что ты просишь об этом так трогательно. И только если ты отплатишь мне тем же…       Астарион ощутил привычное касание ночного воздуха на холодной коже, стоило светлой рубашке оказаться где-то поблизости на траве (одежда эльфа прошла через многое, а чрезмерная аккуратность в подобной ситуации была просто неуместна). С одеянием тифлинга, впрочем, пришлось повозиться, но в этом не было ничего удивительного. Все же Брисеис был, предположительно, жрецом просветлённого божества, а не уличной шлюхой, в отличие от… Некоторых.       И все равно это промедление оказалось чересчур для юного тифлинга. Астарион едва успел освободить своего очаровательного партнера из плена этого невзрачного выцветшего балахона, и Брисеис вновь втянул вампира в трепетный поцелуй. На этот раз теплые ладони тифлинга оказались прижаты к голой груди Астариона, и он отчетливо ощущал жар чужих рук. Настолько горячие, что, наверное, могли бы даже заставить вновь биться много лет назад остановившееся сердце. Наверное.       Руки самого Астариона плавно и ненавязчиво перемещались от талии тифлинга выше, дальше, к изящным изгибам спины, к явно выпирающим под кожей позвонкам, к выдающимся лопаткам, где у предков тифлингов, проклявших их на сомнительное существование, должны быть крылья.       Астарион невольно задал пример своему любовнику. Тепло чужих рук постепенно перемещалось с груди эльфа к широкой спине с искусным рельефом мышц и…       Астарион почувствовал это. Как кончики пальцев с длинными когтями повторили узор его шрамов. Напоминание о его мучителе. Это были не случайные касания, а вдумчивая попытка изучить, понять, что происходит.       Если бы сердце Астариона и так не билось уже сотни лет, в этот момент оно точно пропустило бы удар.       Брисеис резко отстранился от Астариона. Убрал руки с его тела и скрестил на собственной груди. Неожиданно Астарион почувствовал себя уязвимым, как никогда обнаженным, хотя нижняя часть его тела все ещё была скрыта одеждой.       — Что это? — голос юного тифлинга звучал четко и внятно, словно он вмиг протрезвел. — Обернись.       Астарион срочно должен был что-то придумать. Иначе его жертва уйдет, и ему придётся вернуться в замок с пустыми руками. А потом поплатиться за это.       — Дорогой, я понимаю, как сильно тебе хочется увидеть меня со всех возможных ракурсов, но… — Астарион делал всё в своих силах: заговаривал зубы, делал нелепые театральные пасы руками, обворожительно улыбался, смотрел на тифлинга, словно он — само божество. Он пытался защитить себя, хотя и осознавал безнадежность своих стараний.       — Обернись.       Астарион посмотрел на Брисеиса, словно увидел его впервые в жизни.       В светящихся жёлтых глазах появилось нечто необычное. Что-то, что было в них всегда, но Астарион этого просто не замечал.       Сосредоточенность. Напряжённость. Подозрение.       У юных глупышек из Врат Балдура просто не бывает таких взглядов.       Астарион ошибся.       Не жертва.       Хищник.       Астарион знал, на что способны сильные маги. Те же Гейл, Шэдоухарт и Уилл. Не те люди, которым стоит переходить дорогу. Ведь им нечего терять. Все они чем-то пожертвовали, чтобы завладеть такой силой. Речь не только про хваленый Клинок Фронтира и впустую потраченную душу. Все они чем-то пожертвовали, ведь такая сила не даётся просто так.       Интересно.       Чем пожертвовал маленький тифлинг? Даже не помнит об этом… Или говорит, что не помнит. Неужели цена была настолько дорога?       Таких людей стоит бояться.       И Астарион боялся.       Он отошел от тифлинга на пару шагов, изо всех сил стараясь не выдать испуг. И обернулся.       Обычно после этого следовало что-то неизменно болезненное и унизительное. Вроде свиста и укуса плети. Или обманчиво нежного прикосновения к шее, к линии роста волос. А затем — жестокая рука впивается в светлые локоны и заставляет задрать голову назад настолько резко и безжалостно, что в ушах стоит хруст собственных позвонков.       Интересно, что же случится с Астарионом на этот раз.