The flame has no living heart

      Астариону стоило привыкнуть к этим глупым ребяческим выходкам тифлинга. Но они продолжали поражать его вновь и вновь.       Что за святая невинность. Поспешил прикрыть причинные места эльфа, вообще всего эльфа, когда дьявол решил поразвлечься.       В конце концов, это же всего лишь тело.       Тело, над которым Астарион не имел власти последние двести лет.       И теперь, когда эльфу показалось, что он сумел вернуть контроль над собой, этот проклятый камбион вновь его отнял.       А Брисеис зачем-то попытался как-то сохранить достоинство Астариона. Хотя не обязан был этого делать. Хотя такой поступок мог вызвать негодование дьявола, ведь они ненавидят, когда им портят их извращенное садистское веселье.       Глупый тифлинг.       — Знаешь, это было по-своему жестоко, — насмешливо хмыкнул Астарион, осторожно ступая в кромешной темноте по ступеням лестницы на второй этаж. Чтобы хоть как-то ориентироваться в пространстве, эльф внимательно прислушивался к лёгким шагам тифлинга. — Лишил этих арфистов такого зрелища… Думаешь, когда в последний раз они видели нечто настолько великолепное? И не покрытое плотными слоями грязи…       — Это несмешно, Астарион. Мне несмешно.       Голос Брисеиса показался обжигающей пощечиной, но он не звучал злым или раздраженным. Скорее печальным и очень уставшим.       — Если бы со мной произошло подобное, что бы ты сделал? Просто пялился?       — Почему же сразу пялился? Любовался, дорогой.       Брисеис еле слышно пробурчал что-то нечленораздельное, почти прорычал. И открыл дверь комнаты, где на эту ночь остался Астарион.       Закрыв за собой дверь, Брисеис вновь пробормотал заклинание себе под нос, выводя вампира из сумрака, и бросил Астариону его одежду, не сомневаясь в том, что ловкий эльф обязательно ее поймает.       Когда Астарион вновь сумел сфокусировать взгляд после нахождения в кромешной темноте, первым делом тот нашел юного тифлинга. Брисеис смотрел куда угодно, но не на эльфа, кажется, собирался уходить, но что-то сдерживало его.       И Астариона это радовало.       Почему-то не хотелось, чтобы тифлинг так поспешно покинул его.       Вампир ещё недолго наблюдал за этим парагоном девственной наивности и еле слышно, почти восхищённо вздохнул.       — Знаешь, радость моя, если ты не успел чего-то рассмотреть, то можешь сделать это сейчас. Ведь, как там сказал этот дьявол… — Астарион взял небольшую паузу, чтобы вспомнить голос Рафаила и спародировать его максимально точно. — «Между друзьями не может быть секретов». Так?       Брисеис брезгливо поморщился, услышав настолько верную имитацию голоса камбиона. Отчасти Астариона это польстило, так как подтвердило его отличный контроль над собственным голосом.       Отчасти Астарион ощутил странное жжение рядом с уже столько лет небьющимся сердцем.       Совсем немного напоминало чувство вины.       — Почему… — Брисеис нервно прочистил горло и сцепил чуть дрожащие руки в замок. — Ты не одеваешься?       — Как ты можешь быть в этом уверен, если не смотришь на меня?       — Я уверен.       — Посмотри на меня, Брисеис.       Астарион не рассчитывал на такой результат и все же не прогадал. С той же лёгкостью и молниеносностью, как вампирские отродья выполняют приказы своего хозяина, тифлинг перевел взгляд на Астариона. В чужом взгляде мужчина увидел немой вопрос и лёгкую усталость.       Необычное чувство. Достаточно приятное. Стоило ли эльфу начать привыкать к нему?       — Я всё думаю о твоей выходке… С Рафаилом.       Астарион неспешно сокращал расстояние с тифлингом, ненавязчиво зажимая его между собой и дверью комнаты. Брисеис мог уйти в любой момент.       Но он не уйдет.       Потому что одного ты однажды упустил, Астарион. Помнишь, как тебя за это наказали?       Нужно ли напомнить?       Потому что Я могу.       Потому что тебя, ничтожество, вовсе не нужно вновь запирать в гробу на целый год, чтобы погрузить в пучину одиночества, страдания и безбрежной темноты.       — Ты же боишься его, не так ли? — рука осторожно, стараясь не спугнуть, была протянута к лицу Брисеиса. Ещё не касается, просто очерчивает в воздухе тонкие, почти изысканные черты. — На твоем месте, я бы скорее опасался кровопийцу, каждую ночь высасывающего из тебя жизненную энергию, но… Каждому свое.       Хотя Астарион так и остался без одежды, почему-то именно тифлинг казался ему в этой ситуации обнаженным, а потому уязвимым. Брисеис смотрел на него смущённо, несколько сбито с толку.       Но все ещё смотрел. Будто бы не смел ослушаться данного ему приказа.       Приятное ощущение, не так ли?       Но долговечное ли?       Это была опасная игра, возможно, вообще не стоящая свеч. Боги, при первой их встрече Астарион приставил Брисеису лезвие кинжала к горлу, а мальчишка поспешил ответить крохотным, но все ещё болезненным огненным шариком, ощутимо обжёгшим руку эльфа.       Не имело никакого значения, откуда юноша черпал эту силу. Маленький тифлинг мог в любой испепелить Астариона, словно личинка больше не оберегала его от солнечного света.       Это делало происходящее очень рискованным, но вместе с тем жизненно необходимым.       Астарион должен гарантировать, что хотя бы со стороны тифлинга может не ожидать ножа в спину.       Никогда.       Больше никогда.       — И, несмотря на этот страх, ты попытался испортить ему веселье. Это было очень глупо. Совершенно необязательно. И… Сексуально?       Последнее слово сорвалось с губ как-то странно, словно Астарион не знал его значения. Смятение было вызвано тем, что Астарион, как ни странно, не лгал. Или же не совсем лгал, даже это было ему несвойственно.       Было нечто… Притягательное в попытке Брисеиса защитить его. Нет, «притягательное» — не совсем подходящее слово, даже оно казалось слишком вульгарным.       Астарион испытывал тошнотворную тревогу перед всем неизвестным. А потому поспешил вернуться к тому, что знал и умел лучше всего.       — Что?.. — хрипло прошептал тифлинг, требовательно всматриваясь в лицо эльфа, будто бы поспешно пытаясь определить его истинные мотивы.       Но затем Астарион подошёл ещё ближе, так, что мог ощутить жар чужого тела, наполняющий жизнью его собственные холодные кости и остывшую кровь. Рука, до этого просто заигрывающая с тифлингом, нежно коснулась мягкой щеки, большим пальцем осторожно стирая остатки дорожной пыли со скулы. Любая концентрация и сосредоточенность померкла в глазах тифлинга, оставив место лишь абсолютной растерянности и робкому возбуждению.       — Что слышал, прелесть.       Глубокий вздох, Астарион даже подался чуть вперёд, чтобы ещё более явственно прочувствовать запах тифлинга. Он был неизменно великолепен. Будь у Астариона выбор, он бы все равно продолжал пить именно его кровь.       Будь у Астариона выбор, он бы все равно привел именно этого юношу к Нему.       — Занимательно получается, не находишь? — Астарион почти мечтательно вздохнул, взгляд невольно ушел вверх, словно эльф действительно что-то вспоминал и перестал обращать внимание на Брисеиса, но при этом вторая рука змеёй обвилась вокруг тонкой талии тифлинга. Бежать некуда. — Каждая наша попытка познакомиться поближе так или иначе оказывается связана с дьявольскими отродьями. Ты уверен, что не на это тебя проклял твой предок из Преисподней?       — Ты… Уверен, что хочешь этого?       — А разве я что-то предлагаю? Мы же просто… Разговариваем, разве нет? — губы Астариона против его воли растянулись в широкой улыбке и обнажили острые клыки, готовые впиться в податливую плоть. — Я хочу сказать, последний раз, когда мы пытались приятно провести время, тебя отпугнули мои шрамы. Они все ещё там, моя прелесть. Можешь взглянуть, если сомневаешься.       Неуверенный смешок. Кажется, Брисеис попытался перевести сказанное в шутку, но Астарион точно почувствовал, как напряглось юное тело в его руках и как Брисеис взволнованно переминался с ноги на ногу. Неужели эльф перегнул палку?       — Ты такой жестокий, — это тоже звучало как шутка, но только отчасти. — Я хотел этого тогда и хочу сейчас. Просто…       — Ты постоянно говоришь, что мне надо быть добрее. Так вот, я и собираюсь сделать добро. Кто знает, что ждёт нас впереди… А я не дам одному очаровательному тифлингу умереть девственником.       — Ты… Ты не знаешь точно, девственник я или нет.       — Можно проверить. Думаю, у меня достаточно много опыта, чтобы понять, был ли я твоим первым или нет.       Астарион боялся, что привычные методы просто не работают с тифлингом. Нужно было попробовать что-то ещё. Что-то, что с крахом провалилось бы с любым другим человеком.       Астарион вновь перевел на тифлинга внимательный, жаждущий чего-то взгляд и положил обе ладони на заметно алеющие даже на фоне темно-фиолетовой кожи щеки. Вампир с внутренним удовлетворением отметил, что на него все еще смотрели в ответ.       — Брисеис.       Астарион не помнил, когда в последний раз называл тифлинга по имени. Возможно, только наедине с собой и совсем бесшумно, когда мучительный голод по чужой крови заостренными когтями пытался разорвать себе путь из внутренностей вампира наружу. Но никогда он не произносил это имя, обращаясь к самому юноше. Сам Брисеис тоже обратил на это внимание и тут же подался чуть вперед, полностью сосредоточив свое внимание на эльфе. Еще немного, и их губы соприкоснутся. Астарион хотел этого. Наверное. Боги, он понятия не имел, чего хотел, а потому ненадолго прикрыл веки, чтобы собраться с мыслями и вернуться к изначальным планам, и продолжил.       — После того, как я освободился, пускай и таким необычным образом… Я вновь смог испытать то, что прежде было недоступным. Солнечный свет, проточная вода… Чеснок я все ещё не люблю. Совершенно губительно для поцелуев. Ты позволил мне вновь вкусить настоящую кровь, и я безмерно благодарен тебе за это. Ты не должен был. Очень глупое решение, если уж быть совсем откровенным. Но… Кто я такой, чтобы осуждать чужие вкусы.       Хищно проводя зубами по нижней губе, Астарион наклонился к уху Брисеиса, словно кто-то мог их услышать. Но кто вообще мог оказаться свидетелем этой сцены? Хотелось верить, что паразитам и таинственному Хранителю плевать на все эти мелкие плотские утехи. Что же касалось Плачущего Бога, которому предположительно поклонялся тифлинг… Пускай он сам спустится и вернет свою заблудшую овечку в стадо. А иначе волки будут делать то, что положено им природой.       — Я знаю… Наши маленькие ночные рандеву нравятся тебе так же сильно, как и мне. Здесь нечего стыдиться.       Глухой утробный звук. Кажется, тифлинг шумно сглотнул слюну. Астарион медленно и почти нехотя отринул от Брисеиса, задержав голодный взгляд на чужой шее, на напряженных мышцах, на дрожащем кадыке, на двух маленьких, но глубоких проколах.       — Но есть вещи, которые я до сих пор не познал. Я не помню, когда в последний раз был с кем-то, потому что действительно этого хотел. А не потому что меня заставили или таким образом я должен был чего-то добиться.       Астарион играл грязно, но только потому что точно знал, что поставлено на карту. Если бы и маленький тифлинг это знал…       — Я хочу этого.       Он бы ни за что не осудил вампира. С его-то безбрежной широкой души, горящим сердцем и абсолютно пустой головой.       — Я хочу тебя.       Астарион почувствовал, что юному тифлингу нужны вовсе не слова о неземной красоте и клятвы в вечной любви, как всем его предшественникам. Дитя ждёт совсем другого, хочет, чтобы кто-то развеял терзающие его сомнения и страхи. И эльф оказался достаточно милосерден, чтобы сказать всё необходимое. Или то, что сам Астарион счёл необходимым.       — Происходящее не должно значить больше, чем есть на самом деле. Если ты волнуешься, что в недрах твоей утраченной памяти тебя ждет любовь всей твоей жизни, или Гейл умудрился вывести тебя на какие-то пустые обещания… То ты не предашь их, проведя эту ночь со мной. Мы так и останемся развеселой бандой неудачников, марширующей навстречу неминуемой опасности ради призрачной надежды не стать в один прекрасный день осьминогами. Ничто не поменяется, свет мой. Ничто и не обязано меняться.       Пришлось приложить усилия, чтобы оторвать взгляд от манящей шеи тифлинга и посмотреть на его лицо. Тот почему-то чуть задрал голову, часто моргал и можно было заметить легкое покраснение вокруг крупных раскосых глаз с желтоватым ореолом. Словно мальчишка с трудом сдерживал слезы.       Неожиданно Астарион поймал себя на мысли, что понятия не имел, о чем думал Брисеис и что собирался сделать в следующее мгновение.       — А если я хочу, чтобы это что-то значило?       Голос тифлинга звучал глухо и как-то необъяснимо далеко, словно доносился из совершенно другого источника.       — Если я не хочу, чтобы ничего не менялось?       Тогда ты ещё глупее, чем я думал, маленький тифлинг.       Астарион мог бы попытаться найти различные объяснения услышанному, и многие из них звучали бы вполне убедительно. Возможно, Брисеис по неопытности и наивности путал сочувствие с влюбленностью. Сопереживал тому, кто этого совсем не заслуживал. Считал, что этого достаточно, чтобы, сломя голову, броситься в то, что доступно другим людям, не прошедшим через то, что пережил Астарион.       Эльф чувствовал, как тонкая кожа под его пальцами буквально горела. Кажется, еще немного, и она не сможет сдержать бушующий в душе тифлинга адский огонь.       И Астарион сгорит. Дотла.       Но мысли о собственной смерти, которая должна была навестить его еще очень давно, прерываются ощущением чужих рук вокруг собственной шеи и обжигающим прикосновением.       Какое забавное совпадение. Их второй поцелуй, и вновь его инициировал юный тифлинг. Но на этот раз это не трепетное прижатие губ. Астарион точно ощущал множественные клейма чужой наивной нежности на своих щеках, лбу, опущенных веках, шее. В происходящем было нечто невинное и вместе с тем абсолютно отчаянное. Вампир поймал себя на мысли, что с такой же исступленностью он припадал к шее тифлинга, как сейчас Брисеис — к нему самому.       Ты разрываешь ему сердце, Астарион. Пускай и не понимаешь до конца, почему это происходит, но ты это делаешь. Тебе даже особенно стараться не приходится, ведь это глупое, обманутое создание делает всё за тебя, обманываясь, входя все дальше и глубже в заблуждение, что в твоих руках он сможет найти любовь, заботу и защиту.       Прекрасная работа. Просто изумительная.       Разве не этого ты добивался всё это время?       Да, конечно.       Ведь чего еще Астарион мог добиваться?       Чего еще он мог желать?