The flame has no living heart

      У Астариона было очень много секретов. А от секретов рукой подать до откровенной лжи. Ранее он никогда об этом не задумывался, но привал в подземном храме Госпожи Тайн невольно подталкивал к таким размышлениям. Недовольство Шэдоухарт из-за этого недолгого и объективно вынужденного промедления почти забавляло Астариона. Насколько сильно девушке хотелось как можно скорее отказаться от остатков своей личности, которые еще не запятнала Шар. Впрочем, в обмен на собственную идентичность та могла получить поистине божественную благосклонность и силу.       Весьма разумная сделка, если так подумать. Пожалуй, на ее месте Астарион поступил бы точно так же.       Но до решающего момента еще далеко, а их отряд изрядно потрепал тот огромный ортон, чью голову заказал Рафаил. Отдых был действительно необходим, но Астарион не мог избавиться от ощущения жгучего напряжения. Ведь он выполнил свою часть сделки, когда же камбион решит сдержать свое слово? Произойдет ли это сегодня? Может ли дьявол вообще проникнуть на территорию, пускай и темной, но все же богини?       Предстояло узнать, но до этого Астариону оставалось только ждать. И думать.       Обман давался эльфу настолько легко и естественно, что порой он и сам не знал, что из сказанного им являлся правдой, а что — нет. В других ситуациях Астарион точно осознавал. что лжет, но не понимал, зачем он это делает. Последнее особенно беспокоило его, так как любая утрата контроля над самим собой, навевала… Неприятные ассоциации.       Астарион понятия не имел, зачем он решил делать вид, что любит читать и занимается этим почти каждый привал.       Не сказать, что он вообще не любил этим заниматься, конечно нет. Но это абсолютно точно не то, чему он стал бы посвящать свое свободное время, а в эти дни оно было в остром дефиците.       Была ли это попытка произвести выгодное впечатление на его новых союзников? Или, наоборот, этой видимостью активной деятельности оградить себя от них? Возможно, в начале этого безумного путешествия Астарион еще знал или, скорее, помнил ответ. Но теперь… Совсем как в его прошлой жизни, привычки становились истинной природой Астариона, заменяя то, чем он был на самом деле. Чем он мог быть в других условиях, в другой жизни.       Имитация чтения была замечательной возможностью ненавязчиво наблюдать за другими. В последние дни это всё чаще был юный тифлинг. А этим вечером он и вовсе решил облегчить Астариону задачу и побыть с эльфом у его палатки. Несмотря на практически иррациональную неприязнь к Рафаилу, Брисеис настоял, что хотел бы присутствовать при этой встрече, чтобы убедиться в том, что сделка прошла честно.       Эта безудержная, почти всегда неуместная готовность помочь и поддержать. В мире Астариона она была равносильно слабости. А быть слабым ты можешь чаще всего только однажды, прежде чем кто-то этим не воспользуется.       Ведь это и происходило прямо сейчас, не так ли? Астарион все еще придерживался изначального плана использовать глупого тифлинга, чтобы в худшем случае он не вонзил ему нож в спину, а в лучшем — помог в достижении его целей?       Ведь так?       И все же слабость Брисеиса ощущалась какой-то… Необычной. Пускай и была, без всяких сомнений, все еще слабостью.       Та дроу, пускай и была к чертям поехавшей сукой, кажется, действительно разбиралась в зельях. Астарион не сомневался, что та действительно сдержала бы свое обещание, если бы эльф помог ей в утолении ее парадоксальных низменных желаний.       Но глупый тифлинг не захотел этого. Отказался от преимущества, к которому нужно было лишь протянуть руку и перешагнуть через жалкие остатки самоуважения Астариона. Впрочем, какие еще остатки? Даже их больше не было…       То же убийство дьявола по приказу Рафаила. Чего Брисеис добился, оказав Астариону помощь? Что он получил? Астарион видел раны, которые едва успевали исцелить в хаосе битвы Шэдоухарт. Ощущал стойкий и очень знакомый запах крови тифлинга в воздухе, но вместо привычного голода и возбуждения он вызывал лишь раздражение, граничащее с обезумевшей злостью.       Чудовищная слабость, которая в мастерском исполнении Брисеиса почти напоминала силу.       Брисеис сидел рядом под навесом палатки Астариона, поджав под себя ноги и обернув хвост вокруг себя. Тот чем-то занимался в своем дневнике, содержание которого до сих пор было для эльфа загадкой. Астариону нравился думать, что после целого дня безупречного геройства тот выплескивает на бумагу весь накопившийся и тщательно скрываемый негатив, но чем дальше, тем больше Астарион сомневался, что в этой чудесной голове, украшенной двумя парами рогов, вообще есть место для темных мест. Всё заняли цветы и щеночки. Возможно, свой уголок там нашел и сам Астарион. Эльф мог на это только надеяться, и все же мысль об этом была… Приятной.       — Думаешь, он сдержит свое обещание? — заговорил тифлинг, не отрывая взгляда от своего журнала. Тот придирчиво растирал пальцем собственные записи, сделанные углем. Очевидно, что вся эта затея с Рафаилом до сих пор вызывала у него глубокий скептицизм.       — Если он нас обманет, то я обещаю до конца своих дней — который никогда не станет, потому что я вампир, конечно же — посыпать голову пеплом со словами о том, что ты был прав, а я ошибся.       Астариону казалось, что он достаточно хорошо справлялся с имитацией чтения, а не рассматривания тифлинга рядом. К счастью, сам Брисеис был сосредоточен на своем занятии, чем облегчал эльфу задачу.       — Я бы на это посмотрел, — тифлинг мелодично рассмеялся, прикрыв рот своей книгой, после чего вновь сосредоточился то ли на письме, то ли на рисовании. Астарион до сих пор не мог понять. Руки Брисеиса, конечно, ему нравились, но лицо и шея все же привлекали больше внимания.       С тифлингом было… Комфортно. Единственное подходящее слово, чтобы описать то, что ощущал Астарион. Это не безопасность и неуверенность, что точно не помешало бы эльфу.       Но пока что было более чем достаточно банального комфорта. Мелочь, но на самом деле роскошь, недоступная Астариону последние двести лет.       — Знаешь, — вновь заговорил Брисеис, нечаянно размазывая уголь по щеке. Первый инстинкт Астариона — вытереть грязь с чужой кожи, боги, он бы слизал ее, если бы пришлось, если бы тифлинг приказал, но тот сдержал порыв, покрепче вцепившись пальцами в обложку книги. — Я всё думаю о том ортоне.       — А я о нем совсем не думаю. Впрочем, если Рафаил действительно не сдержит свое обещание, вспоминать я его буду чаще. И не только его. И не в очень положительном русле.       Попытка Астариона отшутиться, очевидно, не удалась. Брисеис смотрел строго перед собой, мысленно обращаясь к воспоминаниям о недавнем сражении, и, кажется, вообще не слышал своего собеседника.       — На мгновение мне показалось, что он… Узнал меня. Я не знаю, как это объяснить, к тому моменту уже было не до слов. И все же я заметил в его глазах нечто… Словно он узнал меня, совсем ненадолго. Я не знаю, как еще это объяснить.       Брисеис выглядел как никогда опечаленным. Будто впервые за это путешествие сумел найти подсказку о своем прошлом, но она ему совершенно не понравилась. Зрелище оказалось почти физически болезненным для Астариона, а потому тот отложил треклятую книгу, которую за все эти дни он не "прочитал" даже до половины, и подсел поближе к тифлингу, невесомо положив ладонь на чужую щеку. Не столько прикосновение, сколько ненавязчивое напоминание вернуться из омута воспоминаний в реальный мир. Два желтых огонька внимательно сфокусировались на Астарионе.       — Ты такой романтичный, моя радость, — с напускной мечтательностью вздохнул эльф, слегка стирая следы угля с щеки тифлинга. — Даже в разгар сражения заглядываешь врагам в глаза, пытаясь найти там то, чего нет. Он ортон, Брисеис. Отвратительное создание из глубин Преисподней, отправившееся туда, куда ему и дорога. А ты — мой герой и спаситель, благодаря которому мы, я надеюсь, узнаем правду о происходящем на моей спине. Между вами нет и не может быть ничего общего.       Показалось, что сказанное смогло переубедить Брисеиса. Он слабо улыбнулся и положил собственную ладонь поверх руки Астариона. Тифлинг выглядел спокойным, почти умиротворенным. Приятное зрелище, которое, впрочем, долго не продлилось. Брисеис опустил взгляд на свой дневник и, крепко прижав его к груди, чуть отдалился от Астариона. На коже эльфа все еще оставался отголосок тепла Брисеиса. Астарион сжал пальцы покрепче, словно хотел удержать его как можно дольше.       — Я тут занимаюсь чем-то очень важным, так что не подглядывай. Я сам всё покажу, когда будет готово, — Брисеис продолжал прижимать дневник к груди, из-за чего писать в нем было, очевидно, сложно, но желание поддерживать таинственность оказалось сильнее.       — Секреты? От меня? В любом другом случае это разбило бы мне сердце, моя прелесть, но тут как-то даже окружение к этому располагает. Хорошо, как скажешь. Судя по всему, Рафаил как раз обожает, когда другие томятся в ожидании.       К тому моменту Астарион уже не видел смысла скрываться за книгой. Брисеис точно знал, что на него смотрят, и его это не особо смущало. Как и всегда в их отношениях, юный тифлинг значительно облегчал Астариону жизнь.       Неожиданно в воздухе повеял знакомый запах. Гранат и сандал. Кровь Брисеиса, хотя поблизости ни одного дьявольского отродья.       Астарион глубоко вздохнул, отчасти для того, чтобы получше ощутить аромат чужой крови, отчасти из-за порыва удивленного разочарования.       — Почему я опять чувствую твою кровь? Ты что, порезался? Бумагой?       — Я специально, — непринужденно пожал плечами Брисеис, не отрывая взгляда от бумаги и что-то размазывая по ней предположительно окровавленным пальцем.       — Я ведь уже говорил, что ты беспокоишь меня?       — Ты довольно часто об этом говоришь.       — Видимо, недостаточно. Чем ты там занимаешься? Пока я не видел, договорился с Шэдоухарт провести какой-то кровавый ритуал для хозяйки этого чудесного заведения? Потому как, напомню, что всё кровавое — это по моей части, и я оскорблен, что ты не посвятил меня в ваши чудовищные планы.       Брисеис улыбнулся, но едва ли отвлекся от своего крайне самозабвенного занятия. Будто бы не догадывался, какой эффект на Астариона оказывает его кровь. И не только кровь.       — Поделись хотя бы, не терзай меня так.       Астарион и сам не знал, шутил ли он или действительно просил тифлинга "поделиться". Впрочем, в реакции юноши он не сомневался. Брисеис отвлекся на эльфа и ненадолго задержал взгляд на нем, словно пытался понять, о чем его просили. Смущенно отведя взгляд, тифлинг протянул Астариону тонкую руку. На подушечке одного из пальцев был тонкий и неглубокий, но все же кровоточащий порез. Не было ни единого промедления, прежде чем эльф тонкими губами обхватили палец, пытаясь высосать из ранки столько пьянящей крови, сколько мог. Совсем немного, крошечная рюмка по сравнению с полноценным бокалом, но содержимое все так же безукоризненно. Напоследок кончиком языка проведя по порезу, словно по-кошачьи пытаясь зализать его, Астарион отстранился и с каким-то растроганным удовлетворением заметил, что тифлинг покраснел.              — Ты, кажется, был чем-то занят? — напомнил Астарион, скаля зубы в беззлобной улыбке.       — Да... Был.       Брисеис вернулся к своему дневнику. Астарион поймал себя на мысли, что не особо сокрушается о том, что камбион запаздывает. Ему нравилось... Это всё, что бы это ни было. Эта пустая болтовня, ощущение связи с другим существом и вера в то, что у этого контакта нет никакой темной скрытой подоплеки.       И все же Астарион соврал бы, если бы сказал, что ему не было любопытно, чем таким Брисеис занимался всё это время.       — Я закончил. Только...       Рука с постепенно заживающей ранкой на пальце осторожно коснулась колена Астариона, чтобы точно привлечь внимание эльфа. Словно он мог смотреть на что-то еще, кроме маленького тифлинга.       — Пообещай, что ничего не скажешь об увиденном. Я знаю, что ты очень захочешь опустить какую-нибудь шутку, потому что для тебя это естественная манера общения. И она мне нравится. Обычно. Но это не тот случай. Для меня это... Важно. Поэтому лучше ничего не говори. И вообще сделай вид, что ничего не произошло.       Пожалуй, в этих словах было разумное зерно. Брисеис расставлял границы, заранее оберегал то, что могло быть задето. Логичное решение, тифлингу стоило бы совершать их почаще.       И все же Астарион не мог избавиться от чувства тошнотворного отвращения. Тот шумно сглотнул слюну, и на вкус она была как желудочный сок.       Он едва нашел в себе силы, чтобы театральным жестом "запереть свой рот и выкинуть ключ куда подальше". Тифлинг почти умиленно улыбнулся, но тревожное сомнение во взгляде никуда не исчезло.       Брисеис вырвал страницу из журнала и передал ее эльфу. На ней был портрет Астариона, классический профиль. Рисунок был определенно не кисти придворных художников, и все же автор определенно умел рисовать и достаточно искусно, особенно учитывая чудовищную ограниченность подручных средств. Единственным цветом, помимо черного угля, была некая засохшая красная жидкость, подчеркивающая цвет глаз вампира. Астарион догадывался, что это было.       — Я даже не знал, что умею рисовать. Пускай и не очень хорошо, но все же. Я просто попытался взяться за карандаш и… Рука будто бы сама знала, что делать. Недостаток материалов, конечно, мешал, но... Наверное, это и не должно быть красиво. Вернее, еще красивее, чем ты есть на самом деле. Я просто хотел сдержать свое обещание. Ты не должен полагаться на меня или кого-либо, чтобы иметь возможность видеть свое лицо. Вспоминать, как оно выглядит. Конечно, ты можешь делать с рисунком что угодно, я не обижусь. Так или иначе, мне было просто приятно сделать что-нибудь для тебя.       Астарион едва ли слышал тифлинга. В тот момент юноша мог говорить о чем угодно. Что он тоже вампир, но ему получалось скрываться лучше эльфа, что он отпрыск какого-нибудь злобного бога, что угодно. Это не имело никакого значения. В конце концов, слова — пустая мелочь в сравнении с поступками.       Он держал лист с рисунком за самый край, словно боялся осквернить его своим прикосновением. В голове было непривычно пусто, никаких мыслей или даже эмоций. Впрочем, было желание все же заговорить, пускай Брисеис так настойчиво попросил этого не делать.       — Я люблю тебя.       В воздухе повисла неловкая пауза, словно весь лагерь это услышал, а заодно и Побережье Мечей. Астарион с опаской перевел взгляд с рисунка на художника, но увидел перед собой лишь усталость и непомерную грусть. Брисеис утомленно закрыл глаза и отвернулся, поджимая к себе согнутые в коленях ноги и обнимая их руками.       — Я ведь попросил не шутить надо мной.       Действительно, Астарион. Зачем ты издеваешься над юношей своей гадкой, всем очевидной ложью?       Ведь ты не любишь маленького тифлинга, ты вообще никого не любишь, потому что никто, в свою очередь, не любит тебя. Никто никогда не заботился о тебе, не защищал, не думал о твоих желаниях, не делал ради тебя даже сущих мелочей, просто потому что хотели сделать тебе приятно...       — Это же всё ради твоего блага, моя радость, — непринужденно рассмеялся Астарион, лукаво наклоняя голову набок и с игривой легкостью пиная тифлинга локтем в бок. — Таким образом я держу тебя в тонусе, чтобы в будущем никакие сладкоголосые дьяволы не одурачили тебя ложью и лестью. Мы бы этого не хотели, верно?       После недолгой паузы тифлинг улыбнулся, пускай и через силу. Когда Астариону показалось, что ему удалось хоть немного расслабить Брисеиса и снять напряжение, в нос, будто бы на зло, ударил еще один знакомый запах. Вишня, мускус и сера. Несмотря на то, что обоняние Брисеиса было в разы хуже, он, судя по всему, тоже это почувствовал. Всё тело тифлинга крупно содрогнулось, и он резко отвернулся в сторону негромкого звука, будто бы легкого треска искр.       — К слову, про сладкоголосых дьяволов... — Астарион не видел лица юноши, но очень хорошо мог представить его выражение, особенно эмоции, бушующие в глубине желтоватых глаз. От этой картины стало не по себе, поэтому эльф поспешил очистить разум и убрать рисунок Брисеиса между страниц своей книги.       Ожидание завершилось.