The flame has no living heart

      Воздух ощущался холодным и спертым, он царапал легкие на каждом глубоком вдохе, словно когти крыс, изо всех сил пытающихся вырваться из своей клетки.       Астариону это было знакомо. Такой воздух обычно бывает в подвалах или старых каменных зданиях, где никому нет дела до комфорта постояльцев. При всём стремлении Касадора к роскоши, эта страсть никогда не распространялась на его отродий, в каком-то смысле, его самую ценную собственность. Зарру было достаточно едва поддерживать в них эту противоестественную жизнь, пока эта жизнь ему еще нужна. Но кажется, что совсем скоро Астарион и его собратья окончательно исчерпают свою полезность.       Астарион ощущал привычное извращенное гостеприимство всем своим нутром. Сами стены давили на него, сжимали в своих тисках, чтобы у эльфа в какой-то момент треснули ребра и выпали глаза из черепа. Он словно опять вернулся на псарню. Домой.       Он вернулся.       Боги.       В этом не было сомнений. Его лицо распухло от избиений настолько, что не позволяло держать глаза открытыми; в голове был мрак и оглушительный шум. Где-то на фоне — жалкое и бесполезное блеяние Императора, который ничем не мог помочь, да и вряд ли по-настоящему хотел. Если он все еще нуждается в спасителе миров, которые избавит всех от гнета Абсолют, то в этом месте героев он точно не найдет.       Астарион едва ли полноценно ориентировался в окружении, и все же он все понимал. Чувствовал. Крепкая хватка кандалов вокруг конечностей, стирающая сгибы кистей до крови, холодный могильный воздух, сухими губами прижимающийся к обнаженной коже.       И голос. Этот голос ни с чем не спутать. Он доносился отовсюду, со всех сторон, снаружи и внутри. Даже если бы на Астариона снизошло милосердие, которого он не заслуживал, и он оглох, то эльф все равно продолжил бы слышать своего бывшего хозяина. Настоящего хозяина. Вечного хозяина. Ты начал жизнь его собственностью, и в этом же статусе и умрешь.       — Ты вернулся, Астарион. На что ты рассчитывал? Что я не найду тебя?       Действительно хороший вопрос, пускай это и должна быть просто пустая, грубая издевка.       Было время, когда Астарион верил, что мог стать чем-то большим и переписать предначертанную судьбу. Впереди призрачно маячила новая жизнь, где Астарион — не инструмент, не жертва, не шлюха, годная только на то, чтобы подкладываться под других. Астарион мог быть другим, в обществе того, кому действительно было не все равно.       Но это была ложь. Предсмертный делирий. Слишком долго Астарион блуждал в тенях и обманывал себя. Теперь он прозрел. Уголки раздраженных опухших глаз неприятно защипало от слез.       Это было несправедливо, даже если заслуженно. В мире полно плохих людей, но не все из них расплачивались за свои прегрешения. Так почему именно он? Почему такой ублюдок, как Касадор, получит свою пресловутую счастливую концовку, когда Астарион должен потерять жизнь и душу ради этого?       — И какую омерзительную компанию ты нашел себе за время отсутствия…       Об Астарионе можно было говорить что угодно. Но ему не хотелось что-либо слышать о его… Друзьях? Людях, которые использовали его? Или которых использовал он? Одним богам известно.       События последних дней казались по-настоящему абсурдными, а потому вымышленными. Словно все это время Астарион так и не покидал замок Зарра. Его разум просто попытался создать невозможную сказку, где эльф был героем, где его решения и поступки что-то значили, а рядом были люди, которые, если и не заботились о нем, то хотя бы не сделали ему, по большому счету, ничего плохого.       — Особенно тот четырехрогий тифлинг.       Не будь Астарион настолько напуган, то был бы взбешен. Одна мысль о том, что эти залитые кровью глаза могли видеть Брисеиса, была невыносимой. Не осталось сил даже на банальный самообман, что, когда все закончится, и душа Астариона сгорит дотла, чтобы подпитать пламя величия Касадора, Брисеис сможет вздохнуть с облегчением, избавившись от от тяжкой ноши в лице слабого, несчастного вампирского отродья. Когда Зарр вознесется, никто не будет в безопасности. Включая юного тифлинга с сияющими золотым глазами, словно звезды в ночи.       — Исключительно отвратительное создание. Впрочем, чему я удивляюсь? Подобное тянется к подобному…       Кажется, что вампирский лорд окончательно сошел с ума за время отсутствия Астариона.       Увидеть тебя — и счесть уродливым. Нужно быть либо слепым, либо безумным.       Брисеис.       Астарион невольно задумался, заметил ли тифлинг его исчезновение, ведь сам эльф уже давно потерял счет времени. Как он поступит, когда поймет, что в загоне не досчитались одной овечки?       — Все твои старания, попытки ублажить и гарантировать благосклонность — и он все равно бросил тебя на произвол судьбы. Со мной. Двести лет, а ты так и не научился справляться с единственной своей задачей.       С одной стороны, Астарион был готов поверить, что Брисеис действительно оставил его. Что пропажу вампира он воспримет с облегчением, как избавление от ненужной ему обузы.       Но с другой, Астарион понимал, что это не так. Что Брисеис другой. Глупый, легкомысленный, свято верящий, что каждый заслуживает второй шанс. Он бы попытался найти Астариона. Возможно, даже догадался бы, где именно его искать. И захотел спасти его.       Но Астарион поймал себя на мысли, что не хотел, чтобы его спасали. Только не тифлинг.       Возможно, хотя бы отчасти Астарион боялся, что Брисеис станет свидетелем его грандиозного позора. Увидит его таким, каким Астарион был все эти двести лет. За время этого путешествия вампир просто упивался тем, что выдавал себя за того, кем никогда не являлся.       Но это место — и этот человек — срывали с Астариона все маски.       Впрочем, дело было не только в этом. И осознание этой причины невольно вызвало горькую усмешку на потрескавшихся губах вампира. Единственный повод для веселья в этом аду.       Астариону не хотелось, чтобы юный тифлинг подвергал себя опасности ради него. Он никак не мог привыкнуть к самому концепту беспокойства за чужую жизнь больше, чем за свою собственную. Ведь разве не для этого Астарион все это время пытался втереться в доверие Брисеиса? Чтобы тот не вонзил ему нож в спину, а в нужный момент смог защитить от чужих кинжалов?       Так не этого ли он хотел? Чтобы тифлинг, ведомый чем угодно, начиная от чистоты души и заканчивая привязанностью к Астариону, ринулся к нему на помощь, пренебрегая здравым смыслом и собственной безопасностью?       В какой-то мере Астариона даже тешило понимание того, что его план абсолютно провалился, а тифлинг, хотя бы отчасти, но все же был прав насчет него.       Возможно, Астарион действительно лучше, чем ему кажется.       Эльфу хотелось найти в этом осознании хоть какое-то утешение перед неминуемой смертью. Но у него ничего не вышло.       ***       Шэдоухарт спросила, где Астарион. Отметила, что слышала какой-то грохот в его с Брисеисом комнате, но списала всё на вспыльчивость нрава и специфические вкусы в постели.       Брисеис все еще не сказал никому, что случилось с Астарионом.       Он взглянул на жрицу с каким-то растерянным недопониманием, словно понятия не имел, о ком шла речь, и поспешно вышел из постоялого дома на улицу.       Этой ночью, будто бы на зло, во Вратах Балдура шел проливной дождь. Никому бы и в голову не пришло задерживаться в такое время под открытым небом. Будто бы очередное напоминание о том, насколько Брисеис одинок в сложившейся ситуации. Смешно по-своему. Юноша был окружен надежными людьми, которым можно было довериться. Но вместе с тем Брисеис был так далек от них. Словно по щелчку пальцев тифлинг перенесся на эфирный план. Брисеис видит их, но они его не видят и не слышат.       Шатающимися шагами отойдя недалеко от входа в таверну и держась одной рукой за стену здания, тифлинг обессилено сполз на скользкую и влажную от затяжных дождей уличную брусчатку. В этом положении был своеобразный комфорт — свернуться калачиком на дремлющей в ночи улице, слушать, как капли стучат по крыше и падают тебе за шиворот, и каждый раз по коже пробегают мерзкие мурашки.       Настолько комфортно, что будто бы привычно.       Брисеис не понимал, что с ним происходило. Почему в тот самый момент, когда необходимо бороться до последней капли крови, когда Астарион как никогда нуждается в его помощи, тифлинг чувствовал себя таким… Слабым? Ни на что не годным? Сил не хватало даже на то, чтобы банально оторвать голову от земли.       Внутри будто бы что-то надломилось. Какая-то неизвестная, безымянная часть Брисеиса, которая все это время держалась из последних сил, наконец-то сдалась.       Он просто хотел, чтобы Астарион вернулся. Чтобы он был в безопасности. И вместе с тем Брисеис не мог избавиться от мысли, что не может этому никак поспособствовать. Но почему именно сейчас тифлинг утратил всякую надежду? Брисеис сталкивался с невероятными противниками, и пока что ему удавалось победить их всех. Вампирский лорд не должен вызывать чрезмерных опасений, а одного божественного Избранного тифлинг уже убил в проклятых Шар землях.       Так что изменилось?       Возможно, разница была в том, что все это время рядом с Брисеисом был Астарион. Казалось бы, едкие насмешки, не всегда здоровый эгоизм и болезненное стремление к мести и могуществу едва ли могли поддержать в трудную минуту. Но Астарион был большим, чем его внешняя оболочка. И это содержимое, существование которого сам вампир не решался признать, было незримой опорой и защитой Брисеиса все это время.       Но на кого тифлинг мог положиться теперь, когда Астариона не стало?       Мысленно Брисеис обратился к тому, от кого требовал ответов все это путешествие, но так и не дождался.       Кто же даровал тифлингу всю эту силу? И, самое главное, зачем, если в самый нужный момент даже ее оказалось недостаточно? Почему Брисеис не мог быть лучше, внимательнее, проницательнее? Почему он не смог сразу обнаружить пропажу Астариона и его замену доппельгангером? И что Брисеис должен был делать теперь? Орин могла лгать с тем же успехом, что и говорить правду. Брисеис не знал наверняка, кто именно похитил Астариона, а времени у эльфа определенно было немного, пока его спутники решают, как поступить.       Но вместо того, чтобы действовать, хотя бы рассказать других о произошедшем, Брисеис мог лишь захлебываться собственным отчаянием и усталостью.       Теперь ему нужны были не только ответы от своего таинственного благодетеля, но и помощь. Но почему мольбы Брисеиса никто не слышал? Что он должен был сделать, чтобы привлечь к себе внимание?       И в этот момент о себе напомнил голос. Всё это время он был где-то на отшибе сознания Брисеиса и ускользал от него, но на этот раз тифлинг услышал его абсолютно явственно, словно собеседник стоял рядом с ним. Или, скорее, над ним.       — Тебе нужно лишь попросить.       Произошедшее не удивило Брисеиса настолько, насколько должно было. Разум тифлинга давно превратился в проходной двор, а потому незваные гости в голове уже кажутся простой данностью.       Но этот голос был смутно знакомым, пускай и совершенно не поддавался описанию. Не мужской и не женский, не столько голос, сколько обезличенный поток мыслей, гармонично переплетающийся с размышлениями самого юноши. Брисеис никак не мог вспомнить, чтобы испытывал нечто подобное в прошлом, но что-то внутри, за клеткой ребер, отзывалось на незнакомца с восторженным трепетом.       — Я просил. Все это время, — подумал тифлинг в ответ, поджимая губы в порыве горькой, почти инфантильной обиды. Пожалуй, Брисеису следовало быть более, чем обиженным. Но он никак не мог избавиться от радостного облегчения, что кто-то — кто угодно — наконец-то ответил на него мольбы. — И ты молчал.       — До этого момента ты прекрасно справлялся и без меня. Я всегда ценил твою самостоятельность. Но даже лучшие могут оказаться в бедственном положении. А потому я здесь.       Преодолевая легкую немоту мышц, Брисеис поднялся на ноги и отряхнул одежду от влажной грязи. Мгновение назад у тифлинга даже на это не хватало сил.       — Ты поможешь мне?       — Мое дитя… Разумеется. Все это время ты блуждал в темноте, не ведая истинный источник твоего могущества. А потому твои способности были достаточно ограничены. Но теперь, когда ты знаешь, где и у кого просить о большем…       Брисеис телепатически разговаривал с абсолютно бесплотным и обезличенным голосом, но очень четко представлял, как его собеседник погрузился в размышления. Задумчиво потирает подбородок пальцами. Еще немного, и тифлинг сможет восстановить в памяти черты лица.       — Да… Думаю, я знаю, как разрешить твою небольшую неурядицу и вернуть твоего дражайшего друга в целости и сохранности. Пока ты доверяешь мне.       После того, что случилось с Императором, Брисеису стоило относиться с большим недоверием к подобным предложениям. Император использовал их всех, пускай тифлинг и понимал, чем иллитид руководствовался. Его мотивация ясна, даже если Брисеис ее не одобряет.       Но этот неожиданный собеседник, чего добивался он? И самое главное…       — Кто ты? — Брисеис забылся и не заметил, как произнес этот вопрос вслух. Глаза невольно изучали окружение, словно благодетель мог быть где-то рядом не только ментально, но и физически. — Ты бог?       — Этим словом в последнее время чудовищно злоупотребляют, нарекая им то, что даже близко не стоит к божественности. Но в твоем случае…       На улице с Брисеисом никого не было. И все же тот ощущал на себе пристальный, изучающий взгляд откуда-то из темноты.       Что-то подсказывало тифлингу, что прямо сейчас он точно общался не с Ильматером.       — Да. Пожалуй, ты можешь называть меня своим богом.