The flame has no living heart

      Брисеис лучше многих понимал правила этой игры, пускай и забыл их на какое-то время. Но теперь, принеся по истине дьявольский хаос в обитель Касадора Зарра, тифлинг вспомнил абсолютно всё. Эти аляповатые картинки из прошлого накрыли юношу с головой, угрожая похоронить под собой навсегда. Но он справился. Если юноша пережил подобное за все эти годы, значит, переживет и память об этом.       Брисеис помнил, что в этой игре не бывает безвозмездных проявлений доброты и щедрости. За всё рано или поздно придется платить. За каждый миг недоступного простым смертным величия, за каждого поставленного на колени недруга. Неизбежный час расплаты наступит далеко не сразу. Возможно, завтра или через сотню лет, но должник обязательно оступится, даже если верит, что вечно будет купаться в лучах обожания и благосклонности своего покровителя.       Все ошибаются. И все расплачиваются. И в этот судьбоносный момент бывший благодетель с мелочной придирчивостью припомнит все акты собственной доброты, даже если ты о них не просил. Даже если тебя заставили принять эти блага.       И должнику придется ответить за всё.       Брисеис точно знал, что, когда настанет и его черед платить, цена за то, что он наделал в замке Зарра, окажется неимоверно высокой. Он не хотел, чтобы всё закончилось именно так. Пожалуй, он мог бы остановиться, но насколько просто было этого не делать. Всё это время он ощущал поддержку и участие своего патрона, чье призрачное присутствие буквально обволакивало тифлинга непроницаемым коконом неестественного жара. Брисеиса будто бы незримо держали за руку, чтобы убедиться, что он не сойдет с верного пути опять.       Но затем все закончилось. Больше некого пугать и мучить в дворце Зарра. Тем беднягам в клетках и без Брисеиса хватало смертельного ужаса в их жалком подобии жизни. И вместо былого воодушевления и ощущения единения с чем-то большим, чем ты сам, осталась лишь пустота, страх и неимоверная усталость.       Брисеис пытался покинуть это ужасное место, в котором он так и не нашел Астариона, и вернуться на верхний уровень здания к Кристэль. Но, стоило ему миновать камеры с пленниками, силы покинули Брисеиса. До лифта ему пришлось буквально ползти, ломая длинные когти о холодный каменный пол.       Брисеис просто хотел уйти.       Брисеис просто хотел найти Астариона.       Брисеис просто хотел, чтобы Рафаил оставил его в покое.       Брисеис был так рад, что его гнетущему одиночеству пришел конец. Больше он не блуждал бесцельно в темноте, не помня своего истинного предназначения. Тифлинг вспомнил всё. Самое главное, он вспомнил дорогу Домой.       — Как ощущения? — любезно поинтересовался голос в голове, кажется, мурлыкая себе под нос до боли знакомую мелодию.       Брисеис остановился, чтобы собраться с силами. После чего продолжил ползти, то и дело напоминая себе, что покровителю нужно отвечать. Это меньшее, чем ты можешь отплатить за его всепоглощающую доброту.       — Словно, если я сейчас усну, то уже не проснусь.       — Истинная красота требует жертв, дьяволёнок. А то, что ты сделал… Это было прекрасно. Ты привел огни Преисподней к порогу дома этого гордеца и сжег его на костре собственной одержимости. Даже обидно, что у произошедшего не оказалось достойных свидетелей. Пожалуй, Астариону понравилось бы. Ты так не думаешь?       Астарион.       Брисеис просто хотел помочь ему. Это всё, чего он хотел всё это время — помогать, потому что много лет назад самому Брисеису никто не помог. Но казалось, что все его стремления к благу заканчивались одним и тем же.       Возможно, в этом и состояло его проклятие. Помимо более… Очевидных его проявлений.       — Как думаешь, что твой кровососущий приятель сделает, когда узнает правду?       Брисеису нравилась эта линия разговора, в которой Астарион был жив. Тифлинг бросил все свои силы на битву с Орин, а потому был хороший шанс, что Астариона спасли бы. Но он боялся даже думать о том, как Астарион отреагировал бы на истину о Нечестивом Вознесения.       Потому что Брисеис видел правду. Видел их всех. Все семь тысяч. Вернее, шесть тысяч девятьсот девяносто девять.       Зачинщик ритуала умер, но от этого тифлингу почему-то не стало спокойнее.       — Он так не поступит. Он не такой.       Астарион не стал бы завершать ритуал. Семь душ и семь тысяч, обреченные на вечные муки Баатора — это совершенно разные вещи, и Астарион не мог не увидеть эту разницу. Верно?       Голос приятно рассмеялся, кажется, искренне удивленный и заинтригованный услышанным.       — Мы можем поспорить.       Они постоянно спорили. Спустя тысячи лет жизни у тебя остается не так уж много по-настоящему интересных развлечений, но споры всегда были одним из них. Пускай победитель заранее известен всем участникам.       — У меня не осталось монет душ.       — Деньги ничтожны. У тебя есть что-то, гораздо более ценное.       Брисеис шумно сглотнул слюну и позволил себе небольшую передышку, прижавшись горящей щекой к прохладному камню. Он прекрасно понимал, о чем шла речь.       — Дома по тебе соскучились. Ты даже не представляешь, насколько. Особенно в будуаре. Если ты проиграешь, почтешь местного обитателя своим неизменно приятным обществом, хорошо?       Болезненные воспоминания буквально пригвождали тифлинга к земле, не позволяя двигаться дальше. Но он превозмогал ужас перед собственным прошлом и продолжал ползти к эфемерному, несуществующему спасению.       Голос произносил условия спора так, словно у Брисеиса был выбор.       Платформа лифта была совсем недалеко. Брисеису казалось, что еще немного — и он сможет сбежать. Из этого ужасного места, от голоса в голове, вообще от всего — и сразу же в руки Астариона.       Но силы иссякают. И тифлингу кажется. что он больше никогда не покинет это место и не увидит Астариона. Не сможет сказать эльфу то, что ему стоило услышать всё это время. Но Брисеис либо не успел, либо просто не решился.       Даже несмотря на глубокое истощение, Брисеис до последнего пытался поддерживать ментальный диалог со своим покровителем.       — А если… Я выиграю? Что я получу?       — Мое милое дитя…       Глубокий грудной смех проходится неприятной вибрацией по костям Брисеиса и отдается в слабо трепещущее сердце.       — Ты не выиграешь.       ***       Когда Астарион добрался до нижнего яруса дворца, виновник торжества не очень-то вольготно расположился буквально в футе от лифта. Ринувшись к тифлингу, вампир в первую очередь постарался уловить запах крови Брисеиса в воздухе — он ощущался, но не настолько выраженно, чтобы заподозрить сильное кровотечение. Астарион перевернул практически не реагирующего на него тифлинга на спину и увидел, что на его теле были незначительные порезы, но точно не из-за них сейчас Брисеис с трудом оставался в сознании. Больше походило на глубокую усталость, такую, после которой отсыпаешься несколько суток. Или не просыпаешься вообще.       Астарион старательно прогонял тревожные, язвительные мысли, что он опоздал, что не сумел уберечь единственного дорогого человека в его жизни, что Касадор выиграл, он даже пальцем тебя не тронул, но все равно выиграл, как же ты, несмотря на все твои жалкие потуги, слаб и беспомощен, и несколько раз с усилием похлопал тифлинга по щекам, глубоко сожалея о том, что причинял ему даже этот мизерный дискомфорт. После пары звонких пощечин Брисеис резко распахнул глаза и принялся часто моргать, словно из последних сил пытался сфокусировать взгляд.       — Эй… — собственный дрожащий голос предавал Астариона, и он с трудом сдерживал нервную испуганную икоту. Он ненавидел себя в тот момент. Впрочем, не только за то, как глупо и нелепо, должно быть, выглядел со стороны, чуть ли не рыдая над маленьким тифлингом. — Даже не смей отдавать своему Ильматеру душу, только не сейчас. Ты столько всего должен мне рассказать, а я не умею разговаривать с мертвыми.       Эти слова казались Астариону не очень смешными. И вообще ему было не до шуток. Но Брисеис слабо улыбнулся и протянул к вампиру руку, коснувшись дрожащими пальцами его бледной щеки.       Только в тот момент Астарион обратил внимание, что тифлинг буквально горел. То есть еще сильнее, чем среднестатистический рогатый бедняга, проклятый высокопоставленным жителем Преисподней. Но этот жар не был похож на состояние Карлах. От Брисеиса исходили равномерные волны сильнейшего тепла, и ему они, кажется, не особо мешали (хотя по тифлингу сложно было понять, от чего именно ему так плохо). Как вампира, Астариона тоже едва заботили слишком низкие или слишком высокие температуры. Но это странное наблюдение только больше сбивало с толку.       Что произошло здесь? Что Брисеис сделал? Успеет ли он рассказать, прежде чем это странное изнеможение возьмет над ним верх?       — Ты жив… — слабо прохрипел тифлинг, кажется, давясь собственной слюной. Мальчишка выглядел безднадежным, но почему-то Астарион ощущал себя гораздо более жалким, чем Брисеис.       — Жив, — сухо усмехнулся Астарион, без особых успехов давя из себя улыбку. — Хотел бы я с уверенностью сказать то же самое и о тебе, но что-то ты меня беспокоишь. Я могу сходить за Кристэль. Она вновь в своей человеческой форме. И ей не привыкать поднимать тебя на ноги.       Астарион действительно готов был уйти, но Брисеис с неожиданной силой вцепился в его руки, не позволяя и с места сдвинуться. Усталость в глазах тут же сменилась почти животным страхом.       — Пожалуйста, не оставляй меня! Опять…       В какой-то момент Астариону даже показалось, что его сердце ненадолго забилось вновь. И эти оглушительные удары, грозящие сломать ребра, отдавались невыносимой болью.       — Я буду в порядке, — до последнего настаивал Брисеис, с мольбой заглядывая Астариону в глаза. — У меня нет выбора, — тифлинг горько усмехнулся, но вампир не понимал, от чего он смеялся. — Просто… Побудь со мной. Прошу.       Астарион осознавал, что никак не мог сказать Брисеису «нет» в тот момент, даже если бы он попросил его о чем-то совершенно невозможном или омерзительном. Но Брисеис был не таким. Он вечно умолял Астариона о сущих мелочах, которые ничего не стоили для всех, кроме самого тифлинга.       Чтобы предоставить Брисеису хоть какой-то комфорт в этом жутковатом месте, Астарион сел на пол, оперевшись спиной о холодный камень, и пододвинул к себе тифлинга, положив его тяжелую свинцовую голову себе на колени. Брисеис все еще цеплялся на руки Астариона, и только в тот момент вампир обратил внимание, что у тифлинга были сломаны несколько ногтей.       На мгновение Астарион потерялся в мыслях, рассматривая руки Брисеиса и протирая разгоряченную кожу подушечками пальцев. Он думал о том, на что эти нежные трепетные руки оказались способны. Вещи, о которых Астарион даже подумать не мог. Оказавшись здесь, с этим прелестным созданием у твоих ног, отчаянно хватающегося за тебя руками и ищущего с тобой зрительного контакта, легко было забыть, что произошло наверху. И кто был тому виновником.       — Мне так жаль, Астарион, — негромко прошептал Брисеис, прижав одну из рук Астариона к собственной груди. Тифлинг начал чаще моргать, словно ему было сложно держать глаза открытыми.       — О чем ты?       — Я пообещал, что ты убьешь Касадора. Я пообещал… — Брисеис болезненно поджал губы, словно одни мысли о последующих словах причиняли ему страдания.       — Вперед, моя радость. Расстрой меня. Я разрешаю.       — Он умер. Думаю, я его убил его.       Как ни странно, к тому моменту эти слова уже не удивляли Астариона. Он начал принимать как факт то, что маленький тифлинг оказался сосредоточением неизвестной и, по словам Кристэль, темной силы. Силы, достаточной, чтобы убить настолько могущественное существо, как Касадор.       Подобное должно пугать. Но любые намеки на опаску и подозрение буквально таяли в свете этих печальных золотистых глаз.       — Ты «думаешь» или?..       — Я убил его. И мне жаль. Это было твое убийство. Твоя месть. И я отнял ее… Боги, прости меня…       В любой другой ситуации Астарион рассмеялся бы. Он смеялся и плакал, не способный совладать с эмоциями, которые вызывало в нем это существо у его ног. Он даже не понимал до конца, что именно он испытывал. Возможно, такому мощному, сложному чувству еще не придумали название.       Астарион слабо улыбнулся и ласково провел ладонью по волосам тифлинга.       — На твоем месте, последнее, что я сделал бы, убив могущественного вампирского лорда, так это извинился за это.       — Ты почувствовал, Астарион? Ты должен был стать настоящим вампиром после его смерти. Как и все другие…       Астарион напряженно нахмурился и перевел взгляд вперед, к изящной каменной двери, выглядящей такой же древней, как и всё в этом месте.       — Другие… Ты ведь не отпустишь меня посмотреть, что за той дверью, да?       — Да.       — Как я хорошо научился тебя считывать.       — Но я могу показать тебе… Что я увидел. Что я сделал.       В тот момент это казалось удовлетворительной альтернативой.       Астарион вновь посмотрел на Брисеиса и слабо кивнул, без слов позволяя тому проникнуть в свой разум.