The flame has no living heart

      Астарион и сам не заметил, когда всё естество Брисеиса стало таким привычным, практически уютным. Абсолютно всё, начиная с запаха крови, ритма сердцебиения и заканчивая разумом юного тифлинга. Дом вдалеке от дома. Место, где тебе всегда рады, несмотря ни на что.       Так как Астарион успел привыкнуть к телепатической связи с Брисеисом, он тут же с тревогой отметил, что в голове тифлинга что-то поменялось. Звенящая пустота сознания жертвы амнезии сменилась сбивчивым хаосом многочисленных пестреющих картинок, накладывающихся друг на друга резких звуков и беспорядочных мыслей самого Брисеиса, протекающих поверх воспоминаний и переплетающихся с ними. Складывалось впечатление, что, хотя бы частично, память Брисеиса восстановилась, но Астарион не мог вычленить что-либо конкретное без разрешения самого тифлинга. А он хотел показать совсем другое.       В этом хаосе сложно было восстановить истинную картину произошедшего. Но Астарион попытался, позволив тифлингу ментально взять его за руку и повести вперед по своему недавнему прошлому. Физически Брисеис также держал его за руку, так и не отпустив ее за всё это время.       Астарион видел знакомые коридоры замка Зарра глазами Брисеиса, обращал внимание на то, как часто мальчишка моргал, то и дело проводя по лицу горячей ладонью, чтобы стереть с него пот и кровь — как чужую, так и свою собственную. Руки предательски дрожали, но они же были окутаны плотной темно-красной аурой магической энергии. Мальчишка всегда был силен, но Астарион не помнил, когда в последний раз волшебство Брисеиса была настолько… Чистым. Изумительным в своей абсолютности. Астарион ощутил нечто среднее между страхом и завистью.       Оставалось лишь посочувствовать тем, на кого эта энергия оказывалась направлена. Но всякий раз, когда Брисеис сталкивался с очередными противниками, их образы становились белым расплывчатым пятном в памяти юноши, словно тифлинг не находил в себе сил даже воспринимать своих оппонентов и что он с ними делал. Впрочем, здесь Астарион ничего не упускал. Потому что он уже всё увидел.       Несмотря на то, с каким феерическим успехом тифлинг прорывался сквозь ряды врагов, Астарион улавливал тревожный страх Брисеиса — не столько за себя или кого-то еще, сколько за полную потерю контроля над ситуацией. Типично и даже ожидаемо — кровопролитие было крайней мерой для Брисеиса, но Астарион точно знал, что с постояльцами этого места нельзя договориться по-человечески. Потому что они и не люди вовсе. Кто-то в прямом, а кто-то в переносном смысле. Они отринули свою свободу и истинную сущность ради того, чтобы оказаться хотя бы в тени чужого величия.       Астарион хотел мысленно сказать Брисеису, что он не должен винить себя за произошедшее. Что он не сделал ничего плохого, даже наоборот. Что эти ублюдки заслужили такого обращения в той же мере, что и Астарион не заслужил своего. Конечно, он хотел отомстить лично. Но возмездие в мастерском исполнении Брисеиса, как ни странно, его тоже устроило.       Впрочем, поток воспоминаний Брисеиса было не остановить, и Астариону оставалось только наблюдать.       Вампир обращал внимание, что время от времени тифлинг зацикливался на, казалось бы, несущественных вещах. Одно из воспоминаний представляло собой статичное изображение главной двери в тронный зал, словно в творившемся беспорядке мальчишка нашел возможность изучить сложный изысканный рельеф на каменной поверхности. Даже Астарион никогда не обращал на нее особого внимания, несколько раз пытался расшифровать незнакомый язык, но почти сразу сдавался.       Взгляд неспешно осматривал дверь сверху вниз, после чего зациклился на одной из крыс или мыши, высеченной в камне. Через Брисеиса Астарион почувствовал смутное узнавание чего-то и связанную с этим тревогу. Словно этот символ был тифлингу знаком, но он не ожидал (или не хотел) увидеть его здесь. Брисеис указал пальцем на изображение, словно демонстрировал его кому-то незримому, и здесь фрагмент завершился.       Воспоминания хаотично сменялись вновь и вновь. Астарион успевал уловить общее содержание, но не всмотреться в детали. Следующий полноценный фрагмент недалекого прошлого — Брисеис был здесь, на нижнем уровне дворца. Архитектура схожая, но помещения незнакомые — видимо, именно это находилось за той злосчастной дверью, к которой Брисеис так и не отпустил вампира. Чем дальше, тем больше Астарион понимал мотивацию тифлинга.       Увиденное сбивало с толку, но Брисеис понимал, что оно значило, и это знание передавалось и Астариону на неком подсознательном уровне. Вампиру не нужно было слышать мысли тифлинга, чтобы их улавливать.       Брисеис поспешно проходил по каменным коридорам, стараясь как меньше осматриваться по сторонам, но все равно видел абсолютно всё. За многочисленными металлическими решетками Астарион замечал скрытые полумраком знакомые лица с горящими голодом и страхом глазами цвета крови. Кого-то из них он встречал лет сто назад, а с кем-то не прошло и двух месяцев. Все они должны быть мертвы, но и назвать их нынешнее состояние «жизнью» язык не поворачивался.       Двести лет Астарион был уверен, что приводил жертв на съедение к монстру. Их страдания были незаслуженными, но хотя бы недолговечными. Но кто бы мог подумать, что процесс пожирания окажется отложенным и гораздо более коварным.       Астариона обманули. Все эти два века его обводили вокруг пальца. Впрочем, это неудивительно. Касадор издевался над его плотью и душой, как выяснилось, с доверием обошелся точно так же.       Астарион даже представить не мог, как отреагировал бы на подобное зрелище, застав его лично. Если бы ему пришлось столкнуться со всеми несчастными лично. Но вампир смотрел на всё глазами Брисеиса, юный тифлинг был с ним каждое мгновение, его беспокойный разум обволакивал всё естество Астариона, не позволяя впасть в отчаяние или замешательство. Астариона все еще держали за руку, тонкие пальцы то и дело сжимали ее, чтобы привлечь внимание и не дать отвлечься.       — Сколько? — мысленно спросил Астарион, не ожидая, что Брисеис ответит. И все же вампир хотел сконцентрироваться на чем угодно, кроме тех лиц за решеткой.       — Семь… — вяло ответил Брисеис спустя долгую паузу. Его голос звучал изнеможённым и сонным. — Семь тысяч… Вернее, шесть тысяч девятьсот девяносто девять, не считая тебя. Не волнуйся. Ты ошибся совсем немного…       Неуместная безмятежность тифлинга в той же степени гневила, что и успокаивала. Брисеис будто бы не понимал, о чем шла речь, как много происходящее значило для Астариона. И вместе с тем мальчишка был рядом. Прошел через это всё, только потому что думал, что там, в конце этого бесконечного коридора, сможет найти Астариона.       — Ты издеваешься. Тот дьявол… Он обманул меня.       Сухая усмешка неожиданно ударила по ушам. Астариону показалось, что этот звук необычно раздвоился, словно насмехались над ним сразу два человека.       — Это не так, Астарион. Рафаил умолчал, сколько душ необходимо для ритуала. Ты сам сделал выводы. И они оказались неверны.       — Покажи мне Касадора, — нетерпеливо огрызнулся Астарион, желая увидеть что угодно, кроме, о боги, этих лиц. Этих шрамов. Таких похожих на его собственные. Все они — всего лишь агнцы на заклание. Средства для достижения одной чудовищной, восхитительной цели. — Что с ним стало?       Астарион чувствовал, как тифлинг поспешно пытался перейти к нужному воспоминанию, но даже тогда ему удалось показать вампиру лишь обрывистые фрагменты произошедшего. Это была не просто тревога или страх, как раньше. Мальчишка будто бы терял рассудок, из последних сил поддерживая связь с окружающей действительностью.       Обжигающее тепло на коже, исходящее откуда-то глубоко изнутри тифлинга. Невнятные напевы незнакомой, но надолго остающейся в памяти мелодии, то и дело они прерывались влажными всхлипами и еле слышным смехом. Астарион видел, как каменный пол буквально раскалывается, обнажая зияющую пропасть, в глубине которой — жар, огонь и дрожащие от нетерпения и предвкушения когтистые лапы, цепляющиеся за несчастную жертву и утягивающие ее вниз. И эта жертва — монстр, превративший жизнь Астариона в кромешный ад.       Казалось, что именно в ад Касадор в тот момент и направился. Очень уместно.       Брисеис не оставил ему ни единого шанса. Ни мгновения на то, чтобы напасть или произнести хоть слово. Велика вероятность, что Касадор даже не успел осознать, что произошло. Астарион сам удивился тому, что его это вполне устроило. Он очень хорошо знал, каким прекрасным катализатором для страха выступает непонимание и замешательство.       Никто и никогда по-настоящему не объяснил Астариону, за что он страдает. Значит, и Касадор этого не заслуживал.       Стоило Касадору со скорее шокированным, чем испуганным воплем исчезнуть в образовавшемся разломе, Брисеис опустил взгляд на собственные дрожащие руки и, загибая пальцы, принялся с затяжными паузами считать от одного до семи. Подсчет занял несколько долгих минут. Всё это время он не переставал мурлыкать себе под нос навязчивую мелодию, то и дело сбиваясь с ритма ради очередного истеричного смешка.       Когда Брисеис закончил считать, он вновь перевел взгляд на пропасть. Будто живая, она извергла Касадора обратно, после чего разлом затянулся, словно и не было. Внешне Зарр выглядел так, словно никак пострадал. Но к тому моменту Астарион уже понял, что способности Брисеиса работают гораздо более изысканно. Мальчишка не причинял им физический вред, и невольно Астарион задумался о том, что же они увидели, что именно Брисеис им помогал.       Вампир искренне надеялся, что это было хотя бы наполовину так же мучительно, как-то, что пережил Астарион за эти двести лет.       В тот момент Астарион больше всего на свете хотел увидеть лицо своего мучителя, но Брисеис не стал этого делать. Вместо этого он просто смотрел перед собой, чтобы убедиться, что довел свое дело до конца. Астарион его не осуждал. Мальчишка не должен был всё это видеть, вообще ввязываться в чудовищную историю, затянувшуюся на долгие века.       Брисеис не должен был делать это из-за Астариона. Или ради него. Но он сделал, потому что… Почему?       Почему он это сделал?       Почему Брисеис не мог быть как все остальные?       В жизни Астариона было полно мужчин и женщин, которыми он обладал в самых разных смыслах.       Почему Брисеис просто не мог быть одним из них?       Глубоко погрузившийся в собственные беспокойные мысли, Астарион не заметил, как тифлинг прервал телепатический контакт и совсем размяк в его руках. Мальчишка был плох. Казалось, еще немного, и он вырубится окончательно.       — Мне жаль, Астарион, — слабо прошептал Брисеис, цепляясь тонкими пальцами за руки Астариона, словно все еще боялся, что его могут покинуть. — Мне кажется… Мне кажется, я сделал что-то очень плохое. Я чувствую себя так, словно…       Астарион мягко, почти сочувственно улыбнулся.       Глупое создание. И великолепное.       — Ты прекрасен, Брисеис, — на выдохе рассмеялся Астарион, бережно гладя волосы тифлинга. Он сел поудобнее, чтобы лучше смог устроиться сам Брисеис. Кажется, мальчишка был готов уснуть — вот так, прямо здесь, с кучей трупов наверху и множеством страдающих вампиров за дверью. — Что бы ты ни делал.       Если бы только Брисеиса, даже настолько замечательного, было достаточно, чтобы Астарион ощущал себя сильным. Неуязвимым. Свободным. Всё закончилось бы здесь и сейчас. Астарион бы придумал, что делать с тысячами настоящих вампиров, ведь Брисеис и так сделал достаточно для него. И после этого они вернулись бы к их спутниках, а также к их безудержным актам геройства.       Всё было бы, как раньше.       Но…       — Но вопрос с Вознесением все еще открыт, — еле слышно прошептал Астарион, словно стыдился собственных слов.       — Закрыт… — слабо настоял Брисеис, уже едва шевеля языком. Он устало закрыл глаза и прижал руку Астариона к груди. Подобным жестом дети прижимают к себе любимую игрушку, чтобы она помогла им уснуть. — Недостает одной души.       — Верно. Для завершения ритуала нужна еще одна душа.       Астарион знал, что должен был сделать. То, что его бывший хозяин не успел или не смог совершить.       Это то, чего он хотел. К чему шел всё это время.       Не так ли?