The flame has no living heart

      Где-то на периферии промелькнул легкий, изящный жест рукой, указывающий на стоящий рядом с камином шахматный стол на тонких резных ножках. Фигуры располагались на своих законных местах, в молчаливом нетерпении ожидая игроков. Будто бы сам Дом Надежды, совсем как его хозяин, всегда знал, что Брисеис обязательно вернется.       Внешний мир так переменчив и хаотичен, никогда не знаешь, кто вонзит тебе нож в спину, но в Доме Надежды все исключительно постоянно и предсказуемо. Твои желания и старания никак не нарушат неизменчивый покой, так любимый Рафаилом. Если же тебе кажется, что ты можешь что-то изменить — тебя просто нагнало безумие, верный спутник постояльцев этого места. Брисеиса, впрочем, оно с напускной прохладой обходило стороной. Пока что.       — Надеюсь, ты мне не откажешь, — плавный и почти нежный голос Рафаила проникал через огромную дыру в голове и сердце Брисеиса в самые недра души. Тифлингу не нужно видеть, чтобы знать, что внимательный взгляд пока еще по-человечески карих глаз был устремлен на него. — Корилла постепенно учится, но ей решительно не хватает твоих аналитических способностей. Даже любопытно проверить, ухудшились ли они после того, как иллитидский паразит прогрыз путь в твой мозг.       После этого, судя по неспешным шагам, Рафаил устроился за шахматным столом, терпеливо ожидая своего оппонента.       В этой сцене была толика слащавой театральности, всегда свойственной хозяину Брисеиса. Но на этот раз юный (только внешне) тифлинг оказался совершенно несносным актером, невыгодно выделяющимся на фоне роскошных декораций.       Брисеис все еще был в крови, пускай магия Дома Надежды и вылизывала старательно его раны, пытаясь как можно скорее избавить от неприятных симптомов сильной кровопотери. Привычный эпизод — всякий раз, когда тифлинг возвращался Домой после неудачных столкновений где-то на просторе Баатора, его раны исцелялись, словно их и не было.       Боль Брисеиса никогда не имела значения. Особенно та, что не изливается кровью на богатый ковер и не пристает к коже, засыхая неприятной тонкой коркой.       Произошедшее там, недостижимо далеко на Материальном плане. То, что Астарион сделал с ним — или, скорее, попытался сделать.       Не имело никакого значения.       Рафаил мог делать вид, что ничего не произошло — и Брисеису пришлось бы подыграть. Он захочет обсудить случившееся во всех мельчайших подробностях — и у тифлинга тоже не будет выбора.       Самая изумительная и вместе с тем чудовищная деталь Дома Надежды состояла в буквально повисшей в воздухе легкой поволокой иллюзии выбора. Пожалуй, Брисеис мог ответить Рафаилу отказом. Что его сердце только что вырвали из груди и растоптали, причинили ему еще больше боли, чем сам Рафаил когда-то. И что тифлинг не намерен в таком состоянии потакать Рафаилу и угождать его мелочным прихотям.       Пожалуй, Брисеис действительно мог так поступить.       Но был ли он готов к последствиям?       За целую сотню лет ответ на этот вопрос оставался неизменным.       Слегка пошатываясь, Брисеис поднялся на ноги, вытерев об одежду собственные окровавленные руки, пускай и с уже зажившими ранами. Залез в кресло напротив Рафаила с согнутыми в коленях ногами и приобнял их руками. Взгляд желтых глаз старательно избегал всего образа хозяина этого дома, особенно лица. После того, что Рафаил или же те, кто так на него похожи, сделали с ним, Брисеис просто не мог смотреть в эти глаза.       Если когда-нибудь Брисеис вновь увидит Астариона, пожалуй, ему в глаза он тоже смотреть не сможет.       Вместо этого Брисеис сконцентрировался на игральной доске, на мастерски вырезанных фигурах, готовых к ходам. Первым ходил Рафаил, значит, у тифлинга было совсем немного времени, чтобы обдумать свои действия.       Возвращение к истокам, к его родному дому позволило Брисеису вспомнить абсолютно всё, что он утратил при уже известных обстоятельствах, но все еще непонятной причине. Если Рафаил узнает об этих обстоятельствах, приятная партия в Копейщики могла закончиться трагично. Для Брисеиса, конечно. Всё в Доме Надежды существует для удовольствия его хозяина, даже если постояльцы разочаровывают его.       Брисеис не раз совершал то, что Рафаил счел бы чудовищным проступком — предательством или неуважением. Но пока что все эти эпизоды оставались надежно заключены лишь в памяти тифлинга, скрытые от посторонних глаз. Тифлинг объяснял эту способность собственной ментальной выдержкой. Рафаил многому научил его, как подчинять своей воле дарованную им мощь адских глубин, как влиять с ее помощью на материю и человеческий разум.       Вполне возможно, что Брисеис оказался еще более прилежным учеником, чем сам Рафаил мог предвидеть. Тифлинг не решался во всем полагаться на способность утаивать мысли от Рафаила, но всегда вспоминал о ней, когда нуждался хотя бы в подобии защиты от своего хозяина.       Брисеис также бегло вспоминал о Гейле, ведь его разум также мог закрываться от телепатической связи с другими владельцами паразитов. Но воспоминания о Материальном плане казались далекими и несущественными. Еще немного — и Брисеис мог забыть, почему так сердце болит, а в глазах неприятная резь.       Но он не забудет. Как вообще можно подобное забыть?       — Я должен попросить прощения, — заговорил Брисеис спустя недолгую паузу, неспособный выносить эту тишину.       Рафаил добродушно усмехнулся и передвинул одну из фигур.       — За что же?       Не меняя свою позу, Брисеис призвал полупрозрачную магическую руку, которая зависла в воздухе над доской, пока тифлинг рассуждал о своем ответном ходе.       — За проявленное неуважение. Когда я не помнил тебя. Я правда не помнил…       Мелодичный низкий смех разлился раскаленным железом в уши Брисеиса. Сложно было размышлять об игре. Какой ход сделать? Почему Астарион так поступил с ним? Что Брисеис сделал не так? Неужели он заслужил такого отношения?       — Брисеис… Безусловное послушание так скучно и избито. Наши с тобой отношения — совершенно иного порядка. Я никогда не терял надежды, что ты вернешься. Не ушел навсегда, лишь ненадолго заблудился в пути.       Призрачная рука неспешным движением передвинула Цирика. Брисеис поймал себя на робкой мысли, что Рафаил действительно не знал, что случилось с его подопечным незадолго до того, как потерять память и попасть на корабль иллитидов. Но в этом месте людям вроде Брисеиса была недоступна надежда. Надежда здесь принадлежала только владельцу этого дома. Она — его восхитительная муза, его беспомощная пленница и ни на что не годная шлюха.       — Более того, ты со своими новыми друзьями очень удачно попали в самую гущу событий. Замечательное стечение обстоятельств, ты так не считаешь? Поэтому тебе не стоит переживать о том, что из-за небольшого бардака, творящегося в твоем разуме, ты сбился с верного пути. Лишь потратил чуть больше времени на дорогу, чем стоило.       В чем-то Брисеис не мог не согласиться.       Тифлинг лучше многих знал, насколько корона Карсуса занимала мысли его хозяина. Большую часть своего служения в рамках договора Брисеис провел на различных уровнях Баатора в поисках даже самых невероятных слухов об этой реликвии. Впрочем, когда Брисеис обнаружил ее местонахождение, было уже поздно. Неожиданное стечение обстоятельств, о котором Рафаил никогда не должен узнать. Поэтому Брисеис не стал зацикливаться на этих воспоминаниях, словно боялся, что таким образом Рафаил мог их увидеть.       А потому действительно было забавно, что судьба так или иначе привела Брисеиса к так желанному Рафаилом артефакту. Очередное напоминание о том, что свобода выбор — всего лишь иллюзия, и что вся жизнь Брисеиса, весь его путь с промерзлых улиц Врат Балдура до роскошного поместья в глубинах преисподней ему не принадлежит.       Всё остальное вызывало смешанные эмоции.       — И не всё это время было проведено с удовольствием и пользой. Искренне сожалею о произошедшем в замке Зарра, — возможно, если бы Брисеис взглянул на собеседника, то увидел бы, насколько Рафаил неискренен. Но вместо этого он не сводил глаз с доски и просто продолжал играть. — Всегда скорбно видеть, когда злоупотребляют искренней добротой и наивностью.       Уголки губ Брисеиса слабо дрогнули, словно по лицу прошла еле заметная судорога. У хозяина всегда было чудное чувство юмора. Это либо оно, либо чудовищное лицемерие.       Тифлинг глубоко вздохнул, чтобы унять всё более навязчивую боль в груди, и передвинул очередную фигуру магической рукой.       — Ты знал, что это произойдет, — Брисеис не сдержался, а потому в его голосе почти прозвучали обиженные, даже обвинительные нотки. К счастью, Рафаил, очевидно, был в замечательном расположении духа, словно он был искренне рад возвращению своего подопечного. Или же недавние страдания Брисеиса так позабавили камбиона.       — Если бы я знал, неужели ты думаешь, что я бы это допустил?       Кажется, у Рафаила действительно было замечательное настроение. Одна шутка за другой.       От постоянного адского жара Брисеису всегда сложно было думать, но память его не подводила. Юноша точно помнил, от кого Астарион вообще узнал об обряде Нечестивого Вознесения. Зачем Рафаил это сделал? Что он от этого получил? Вознесение Астариона никоим образом не помогло бы ему в получении короны, наоборот, могло бы вызвать дополнительные сложности.       Зачем?       Брисеис мог догадаться об истинной причине, так как знал Рафаила достаточно хорошо.       Рафаил был могущественным созданием с поистине впечатляющей родословной. У таких, как он, есть роскошь совершать те или иные поступки, не потому что они пойдут ему на пользу, а потому что просто любопытно взглянуть на результат.       Пожалуй, в этом и была разгадка. Ничего сложного. То, что разбило Брисеису сердце, что могло разделить жизнь Астариона на «до» и «после». Для кого-то это просто увеселительное зрелище, и результат для него в общем-то неважен, ведь он ничего не потеряет.       — Я мог предположить, что нечто подобное случится, впрочем. Смертные — или же почти смертные, как в этом случае — готовы пойти на ужасные вещи, когда ведомы жаждой власти или страхом. Как думаешь, что из этого руководило Астарионом больше, когда он хотел обречь твою душу на вечные муки в Преисподней? Все же ты знаешь нашего кровавого знакомого гораздо ближе, чем я.       Брисеис с особенным иступленнием пытался сосредоточиться на игре, чтобы не позволить недавним воспоминаниям нахлынуть на него с головой.       Астарион даже не смотрел на него в тот момент. Неужели Брисеис был настолько отвратителен ему?       — Теперь я не уверен, знал ли Астариона. Я не могу ответить.       Или же в этот миг им руководила совесть, не позволяющая смотреть в глаза человеку, чье доверие ты предал?       Какая же выборочная совесть.       — И все же я думаю, что он сделал это в порыве эмоций. Астариону это свойственно. В другом случае он бы не…       Желание оправдать было совершенно естественным, а потому непреодолимым. Брисеис сумел остановить себя, не договорив, но Рафаил услышал достаточно. Тихая усмешка. Улыбка на губах, должно быть, стала мягче, будто бы сочувствующей.       — Ты помнишь историю, которую я рассказывал тебе в детстве? О скорпионе и лягушке?       Брисеис помнил всё. Порой он помнил так много, что хотел броситься в беспокойные пучины Стикса и навсегда утратил память.       Скорпион хотел пересечь реку, но не умел плавать, а потому попросил лягушку переправить ее на своей спине. Лягушка сомневалась, так как боялась, что скорпион ее ужалит. В ответ скорпион заявил, что не станет этого делать, ведь в таком случае они оба утонут, равзе это в его интересах? После этого лягушка согласилась. Но посреди реки скорпион все же ужалил лягушку, и ои оба пошли на дно. Из последних сил лягушка спросила у скорпиона, зачем он это сделал и погубил их обоих.

      Я скорпион. Такова моя природа. Мне жаль. Надеюсь, ты простишь меня. Знаю, кроме тебя, такое не простил бы никто.

      — Я помню.       — И в чем же мораль этой истории?       — Порочные люди не способны противиться собственной природе, даже если своей жестокостью причиняют вред не только другим, но и самим себе.       — Верно. Но я думаю, что не все так однобоко. Что если это история о непреодолимости природы не только скорпиона, но и самой лягушки? Ведь она знала, что доверять скорпиону не стоит, несмотря на всю разумность его аргументов. И все равно согласилась помочь ему.       — Так лягушка сама виновата в том, что умерла?       — Можем ли мы винить человека в том, над чем он невластен? Вопрос сугубо дискусионный, а потому ты можешь со мной не согласиться. Но я думаю, что нет. Никто не виноват. Произошло ровно то, что и должно было. Лягушка и скорпион оказались обречены, как только встретились друг с другом.       Картинка перед глазами плыла и судорожно дергалась. Брисеис вытер рукавом влажное лицо и передвинул последнюю из своих фигур в нелепой попытке продлить игру, исход которой заранее известен. Как вообще можно играть против того, кто всегда прав?       Ведь в замке Зарра действительно произошло то, что должно было. Как Брисеис мог рассчитывать на иной исход? Как посмел возлагать на Астариона какие-то бесплотные надежды, побуждать его идти против собственной природы и пытаться быть тем, кем он не являлся?       Рафаил в этой истории никого не винил. Но Брисеис был готов поспорить.       — Мы все еще говорим об истории?       — Конечно. О чем еще мы можем говорить?       Шах и мат. Побоище на доске — очередное напоминание о том, что Рафаил всегда остается в выигрыше, несмотря ни на что. Иногда Рафаил позволял Брисеису выигрывать, в качестве ободрения или утешения. Сегодня же, видимо, он не заслужил даже мнимой заботы.       — Кажется, сегодня не твой день, Брисеис. Сначала проиграл спор, затем — партию в Копейщиков. Как бы я ни старался, а Тимора, кажется, не просто отвернулась от тебя, но никогда и не одаряла тебя своим взором.       Дыра в голове тифлинга будто бы расширялась все больше и больше, перекидывалась ниже к сердцу, грозясь обратить юношу в ничто. Брисеис хотел, чтобы всё это закончилось. Даже если вновь придется вернуться в Материальный план, даже если Астарион опять попытается продать его душу за бесценок. Что угодно лучше Дома Надежды. Его дом. Его могила — рано или поздно. Это предопределенно так же, как и все в жизни Брисеиса.       — Что я должен делать теперь, когда нам известно местонахождение короны?       — Ты неизменно исполнителен, дьяволенок, но ты только вернулся домой после долгого отсутствия. Уверен, все до смерти хотят увидеть тебя вновь. Не отказывай им в этом удовольствии. Так же, как ты не отказал сейчас мне.