The flame has no living heart

      Астарион считал себя невероятно хорошим во всем (или почти всем), что он делал. Одного прокола много лет назад и годового заточения в склепе в качестве наказания оказалось достаточно, чтобы не оставить Астариону даже шанса на ошибку.       Но, очевидно, он все еще ошибался. И кара не заставила себя ждать.       То, что мучителя и тюремщика Астариона больше не было в живых, не имело никакого значения. Наказание за оплошность являлось неизменно неотвратимым. Если подходящего палача рядом не оказывалось, ты всегда мог принять эту роль на себя.       Астарион заперся в одной из многочисленных гостевых спален на верхнем уровне замка. Пожалуй, гораздо уместнее было бы остаться там, внизу, вместе с теми, кого Астарион обрек на многолетние страдания. Но каратель из него был никудышный — его жестокость была робкой, мелочной и решительно недостаточной. Только и мог, что причинять боль тем, кто подпускал вампира слишком близко, потому что доверял ему — так по-детски трогательно и безусловно. На большее Астарион просто не был способен.       Ты еще бесполезнее, чем я думал. Я мог наполнить твое пустое существование смыслом. Но то несносное создание все испортило, убив меня, и теперь ты обречен.       Астарион действительно оказался обречен. Возможно, не по той причине, которую подразумевал до боли знакомый голос в его голове.       Богато обставленная спальня напоминала о чем-то, что должно было остаться далеко в прошлом. Высокие гладкие стены незаметно сжимались с каждым мгновением, проходящим мучительно долго. Пройдет еще много времени, прежде чем у неспособного пошевелиться даже на дюйм Астариона начнут с мерзким хрустом ломаться кости от невероятного давления, и даже вскрикнуть не получится из-за невероятного напряжения в груди и отсутствия воздуха в легких…       Но этот миг обязательно наступит.       Где-то очень далеко — в противоположном конце комнаты — проклятая жрица Селунэ (родная кровь Астариона или что-то в этом духе, разве это существенно?) гремела кулаками по крышке гроба. Но Астарион знал, где находятся ключи, а для надежности забаррикадировал дверь тяжелым креслом.       — Астарион! Открой дверь!       Пытаться докричаться до Астариона в тот момент — так же бесполезно, как и прыгнуть в свежевырытую могилу вслед за усопшим в надежде остановить его и удержать в мире живых. Отчасти эльф сочувствовал сестре, ведь она совсем не понимала, что происходит. Куда делся маленький тифлинг, почему от Астариона настолько сильно разило его кровью.       Зачем мальчишка вообще притащил Кристэль сюда? Зачем сам заявился в это проклятое место? Его, его вина, он всё испортил. Если бы не тифлинг и внезапно вскрывшиеся факты его утерянной биографии, Астарион уже смог бы вознестись. Но Брисеис вновь и вновь нарушал его планы, оспаривал то, что Астарион заслуживал, перечил и сопротивлялся тому, что его не касалось.       Поэтому его необходимо было остановить. Любым способом. Касадор, даже при всей своей омерзительности, был прав. Тифлинг лишь тянул его на дно, убеждал отречься от собственного потенциала. Он хотел, чтобы Астарион остался собой. Словно в упор не видел, насколько это создание ничтожно.       Но, если виноват во всем Брисеис, то почему наказание понес Астарион?       В памяти против воли всплывало опустошенное выражение лица Брисеиса за мгновение, как он растворился в воздухе, а в нос навязчиво забивался приторно сладкий и до боли знакомый запах вишни, мускуса и серы. Присутствие Рафаила в этой истории не удивляло, и все же заставляло задуматься.       Ты словно нарочно связываешься с последними проходимцами, которые хотят причинить тебе вред. Я не хотел. И все равно это сделал.       Брисеис мог сознательно лгать о своей связи с камбионом, но это был тот случай, когда действия были красноречивее любых слов.       В какой-то мере это касалось и самого эльфа.       Разум Астариона перешел в почти звериное состояние, когда ты мыслишь наиболее простыми и прозаичными материями. Размышления о проведении ритуала остались далеко позади, словно не они явились катализатором всех этих чудовищных и абсурдно бессмысленных событий. Эльф поставил на кон всё, чем незаслуженно одарила его судьба, и он ошибся. Расплата была близка.       Ведь Брисеис не простил бы его, даже при всей бескрайней широте его души. Чего Астарион боялся? Кто из его покровителей пугал вампира больше других? Новые друзья или старые?       Астариона не простят, но осознание этого не вызывало в душе эльфа особого отклика. Ведь, когда ты пережил такие чудовищные страдания, вынести можно многое. Только больше никогда не видеть боль и разочарование в глазах ярче и холоднее полуночных звезд на небосводе.       Вжимаясь в угол комнаты и поджав под себя ноги, Астарион и сам не заметил, как звуки за дверью прекратились. Судя по изменившейся палитре запахов в воздухе, Кристэль ушла, но появились и новые ароматы. Проклятая сера, но смешанная не с вишней и мускусом, как в случае с Рафаилом, или черной орхидеей и ванилью, как у Мизоры. Новый запах, исключительно приторный и цветочный, кажется, розы и пионы.       Кто-то был с Астарионом в одной комнате. Некто с напускной пренебрежительностью проигнорировал преграду в виде забаррикадированной двери, материализовавшись посреди помещения в облаке рыжеватого дыма.       Астарион осторожно поднял взгляд и совершенно неожиданно увидел смутно знакомое лицо. Благородный изумруд гладкой, чуть блестящей от высокой влажности кожи — это была гадалка-тритон из цирка на подъезде во Врата Балдура.       Но на этот раз в ней что-то поменялось, даже если не брать в учет невероятные обстоятельства ее появления здесь. Она смотрела на эльфа с мягкой улыбкой, и все же уголки ее губ слегка подрагивали, выдавая хорошо скрытое напряжение. Глаза ее были широко распахнутыми и тревожно безжизненными.       — Ты ведь помнишь о предсказании, прелестный эльф? Человек, которым ты мог быть, стоял прямо передо мной. И ты тоже его видел. Ты лучше меня знаешь, что ты увидел.       Астарион до сих пор помнил его. Сейчас этот образ казался далеким и совершенно недостижимым. Сильный Астарион, свободный Астарион, лишенный боли и страха Астарион смотрел на себя настоящего сверху вниз, безмолвно насмехаясь над чужим убожеством.       — Но что же я обнаруживаю… Маленький несносный ребенок, спрятавшийся под одеялом. Набедокуривший и не готовый принять наказание за свою оплошность. Ты разочаровываешь меня.       Не самая убедительная личина спала, обнажая истинную природу незнакомки. Очередная дьяволица. Она была одета чуть менее вычурно и вызывающе, чем Мизора, кожа была приятного оттенка хорошо выдержанного вина. Глаза пылали адским огнем, но от этого в них совсем не прибавилось жизни. Что-то в ее облике напоминало Астариону о городских чиновниках среднего звена, неимоверно утомленных собственной работой.       — Какой это уже по счету дьявол, постучавшийся в твою дверь за последнее время? — вздохнула женщина с поверноснтым разочарованием. — Готова поспорить, эти фокусы уже совсем не впечатляют. Впрочем, это точно повод задуматься.       Взгляд неспешно переместился со сложенных за спиной кожистых крыльев дьяволицы на забаррикадированную дверь. Астарион внимательно прислушался, но не услышал ничего, кроме размеренного сердцебиения незваной гости дворца Касадора.       — О, и не волнуйся о твоей сестрице. Ее здесь нет. Я уже знаю, как ты любишь распускать руки со своими ближними, а лишний накал страстей не нужен.       Мало того, что Астарион допустил ужасную ошибку. Складывалось впечатление, что о ней узнали вообще все, даже за пределами Материального плана.       — Откуда ты знаешь?.. — негромко просипел Астарион, не рассчитывая на внятный и правдивый ответ.       Горло до сих пор болезненно саднило и будто бы опухло от обильного количества выпитой крови. Как давно иссушать досуха смертных стало так тяжело и неприятно? Или же дело именно в Брисеисе?       Дело всегда было в нем.       — У меня очень много глаз, — с напускной любезностью пояснила дьяволица, сцепив руки перед собой в замок. — Одни из них достаточно пристально рассматривают нашего общего знакомого. В таких ракурсах, о которых ты и мечтать не мог.       Эта попытка задеть сработала бы, если бы Астариону не было наплевать. Что происходит с маленьким тифлингом, с кем он делит ложе, в чьих руках он будет засыпать и находить временное убежище от ночных кошмаров теперь, когда Астариона рядом нет.       Ведь мы не предаем тех, кто нам дорог? Так ведь?       Тревожные мысли вместе с иллитидскими паразитами разрывали голову эльфа изнутри. Еще немного, и мозг вовсе не сможет выдавать какие-либо членораздельные мысли, оставив лишь бессвязный бред.       Я облажался, малыш. Крупно облажался. Я молю тебя всеми богами, которые никогда не откликались на мой зов, помоги мне. Не смей, даже не смей помогать мне. Ты пожалеешь об этом. Я всегда заставляю жалеть об этом.       — Мы в чем-то похожи — живем для исполнения воли наших господ. Вот только твой хозяин пал от рук ручного песика одного второсортного камбиона с комплексом неполноценности. Довольно постыдно, ты согласен?       Астариону было сложно сопоставить полную картину происходящего. Пожалуй, если бы Брисеис был здесь, он бы со всем разобрался. Но его рядом нет и больше никогда не будет.       — Ты же не думал, что Мефистофель лично заявился к Зарру на порог, умоляя принять его щедрое предложение? Всегда есть посредники. И я была очень хорошим посредником. Все шло замечательно, пока ты не исчез. Затем вернулся, пускай и не один. Вы поставили под угрозу такую грандиозную сделку. Этот большой ребенок действительно настолько мелочен, что хочет нарушить абсолютно все планы своего отца?       Астарион почти ничего не понял из речи дьяволицы, за исключением того, что они с Брисеисом нарушили чьи-то коварные планы. Опять. Мысль об этом совсем немного, но согревала застывшую в стазисе ужаса и стыда душу.       Оглядываясь назад, Астарион ловил себя на мысли, что… Боги. Они были так хороши вместе. Все эти приключения, невероятные свершения. Дело не в том, что не все из этих поступков Астарион одобрял, а в том, что он в принципе оказался на них способен. И всего лишь на мгновение, проходящее так же неожиданно и стремительно, как настало, эльф не чувствовал себя таким жалким и беспомощным.       Но теперь это все позади.       — Впрочем, инфернальные перипетии тебе вряд ли интересны. Мы оба знаем, ради чего ты здесь.       Астарион сухо хмыкнул и неприятно оскалился, сверкая белоснежными клыками из темноты.       — Хочешь остановить меня? Уберечь ваш драгоценный ритуал от недостойных?       Под искусной маской деловитой отстраненности дьяволицы промелькнула раздражительная брезгливость.       — Зачем мне это? Для господина не имеет значения, кто завершит ритуал. Что же касается меня, признаюсь, несмотря на крайне нелепое завершение жизненного пути, кандидатура Касадора мне нравилась больше.       — Я ранен в самое сердце. Не объяснишься?       — Продолжительные муки делают невероятные вещи с людьми. Ты думаешь, что страдал? Но ты не пережил даже десятую часть того, через что прошел Касадор Зарр. К слову, не помню, чтобы он использовал этот факт, чтобы вызывать жалость.       Астарион не ожидал очередного удара в навеки застывшее сердце. При всем жгучем желании, ему не нашлось, что ответить.       — Повторюсь, что это не имеет значения. Главное, чтобы ритуал завершился. Большую часть работы Зарр уже сделал до тебя, а потому тебе остается лишь найти еще одного человека. Главное — постарайся найти душу, которая уже не принадлежит кому-то другому. Это такая бюррократическая неразбериха. Не представляю, что бы я делала, если бы ты действительно обратил того мальчишку и попытался предложить его душу Мефистофелю. Тебе ведь не привыкать находить агнцев на заклание, разве нет?       — То есть ты хочешь, чтобы я закончил ритуал? Почему?       Губы растянулись еще сильнее, обнажая ряды мелких белоснежных зубов, словно у небольших плотоядных рыб.       — Потому что господин бесконечно добр и милосерден. Жизнь вампиров полна всяческих лишений, так почему бы не протянуть им руку помощи?       Астарион не сдержался и улыбнулся в ответ.       Где-то он уже слышал нечто подобное.       В какой-то мере это было даже забавно. Тот же Рафаил вызвал отторжение после первой же встречи, интересы и намерения Мизоры были вполне понятны с самого начала. Дьяволам нельзя доверять — негласная истина. Для них это лишь игра, и если тебе кажется, что ты выигрываешь — значит, тебя обвели вокруг пальца.       Порой ты даже можешь не осознавать, что оказался впутан в такую игру. Пока на твоем пороге не появится очередное демоническое отродье, ты и не поймешь, во что ты ввязался.       Из темноты углы комнаты донесся хриплый смех. В такие моменты только и оставалось, что смеяться.       — И дело, конечно же, не в семи тысячи душ, которые он получит после ритуала.       — С каких пор тебя это волнует? Да и сколько стоит человеческая душа? Ничтожно мало. Особенно в твоем случае.       На женском лице промелькнула смутная тень снисходительного сочувствия.       — Ты поставил себя в весьма незавидное положение. Видишь ли ты из него иной выход?       Астарион не видел. Потому что зашел слишком далеко.       За такое его не простят. А потому он должен стать тем, кто в прощении не нуждается.       Надежда ушла. Словно кто-то отнял ее и запер где-то очень глубоко, лишая мироздание ее светлой благодати.