Let It Hurt.

Проходит неделя, за которую не случается ничего необычного. Многие ездят на лекции, иногда пропускают, но изо дня в день ничего не меняется. Как и нудность преподавателя, который вёл сейчас лекцию. Голос медленнй, тихий, будто не на огромную аудиторию рассказывает, а себе под нос бубнит. Карина уже с первых минут играет в Homescapes, проходя уровни и совершенствуя дом. Иногда даже обращается к Айыллаане, уточняя, какой ковер подойдёт лучше к зеленому дивану. Подруга всегда отвлекается от пролистывания новостной ленты и подбирает на свой вкус, а когда у Долиашвили не получается пройти уровень, так как самолётики постоянно летят в неправильном направлении, она берёт всё в свои руки. Ей это даже нравится. Нудное повествование преподавателя перебивает несильный стук в дверь, из-за которой показывается миловидное лицо и бело-фиолетовая чёлка. — Здравствуйте? — девушка неуверенно заходит, — Это же сорок пятый кабинет, да? — преподаватель сам выглядит шокировано, но утвердительно кивает на заданный вопрос, — А я… — не успевает незнакомка договорить, как Романова встает со своего места с тихим: «Блять, забыла». Карина чувствует лёгкий толчок в бок: — Отвечаю, новенькая та, про которую Маша говорила, — кивает Айыллаана и откидывается на спинку скамейки. Сладывает руки на груди, точно уверенная в своей догадке. — Внимание, группа! — Маша кашляет, прочищая горло, — Прошу любить и жаловать нашу новенькую — Свету Токарову. — Привет всем, — девушка всё также неуверенно машет немного рукой, оглядывая всех своим взглядом. — Это Эдуард Альбертович — наш философ, — Маша указывает на преподавателя. — Здравствуйте, — видно, что Свете вообще не до преподавателя, ей бы упасть куда-нибудь и расслабиться. — Проходи, — Маша сажает новенькую рядом с собой, Маруся была на больничном, поэтому место пустовало. Карина тут же поворачивается, протягивая руку и представляясь с улыбкой. Айыллаана тоже пожимает руку Свете, сразу объясняя, как произносится её имя. Токарева на всё кивает, доставая тетрадь и ручку. — Ой, дорогая, поверь, такая хуйня на философии тебе точно не понадобится, — усмехается Карина. — А да? Я просто хотела хорошее впечатление произвести, — произносит Света, на что все улыбаются. Карине кажется, она уже забыла, какова улыбка Маши, ведь всю неделю она была очень угрюма. Грело душу то, что сейчас её настроение приподнялось. По инерции Карина смотрит на компанию девочек на первом ряду, которые будто сразу же проснулись, как услышали о новенькой. Встрепянулись и устремили свои взгляды на Свету. Как бы ей не перепало за ту же разноцветную чёлку. Своих Мила и её шестерки уже вроде не трогают, а вот за новое лицо Карина переживала. Телефон Маши вибрирует и улыбка тут же исчезает с лица. Мила Грац: «Это чё за хуйня?» Маша замечает, как руки начинают немного дрожать. Она поворачивается на одногруппницу и сталкивается с колким взглядом, который готов был убивать. Она знает, что будет на перерыве. Ей этого не избежать, хоть и страшно. Но страшно лишь где-то в глубине души, где-то на подсознательном уровне, так-то Маша сильная девочка, она справится и даст отпор. Ей просто надо немного времени. — Эй, всё нормально? — интересуется Света, легка касаясь трясущейся руки. — Да, — Маша улыбается уголками губ, замечая взгляд Карины. Она уже давно что-то замечает и разнюхивает по поводу состояния Романовой, как бы та не утверждала, что всё в норме. Долиашвили даже общалась с прошлой старостой — Настей, которая отказалась от этой должности в этом году. Та ей конкретики не дала, лишь кусала щёки изнутри и бегала глазами по коридору, будто пыталась захватиться взглядом за чью-то фигуру, которую не могла найти. Карина спрашивала: почему отказалась, что не так, это так сложно, что с Машей происходит, преподаватели угнетают или кто-то другой? Но Настя отмалчивалась, а когда Карина начала заявлять, что в полицию пойдет, что будет разбираться, то девушка начала умолять прекратить это делать и оставить данную ситуацию в покое, мол, Маша, может, просто с парнем рассталась. Ага, парнем. Карина знала, какие парни у Романовой, и это точно не в кавалерах дело. Поняв, что от одногруппницы ничего не добиться, она оставила её, но затею разобраться не бросила. Упёртая, как баран. Начался перерыв и все табуном побежали вниз в столовую. Маша идёт в туалет, заведомо зная, кто её там ждёт. — Вот кто пожаловал, — Мила стояла с ухмылкой, смотря сверху вниз и потирая кулаки. Руки чешутся чтоб ударить. — Ну, и кто такая Света? Почему ты не говорила? Мы же договаривались — без секретов. — Так нет секретов. Я же представила её всем как новенькую, в чём проблема? — Маша взгляда не отводит, смотря собственному страху прям в глаза. Страхи же созданы, чтобы их побеждать, верно? — А как давно ты знаешь о том, что она должна была перевестись к нам? — Мила делает шаг вперед. — Неделю. — Ты не нашла времени рассказать мне? Даже в клубе не нашлось минутки? — с ухмылкой продолжала Грац. — Но сейчас же ты узнала, — говорит Маша и получает удар. У Милы рука тяжелее. Романова сталкивается спиной со стеной, продолжая получать удары. Сползает вниз, закрывая руками лицо. Это первый раз, когда её избивают посреди лекций прям в университете. Ей хочется кричать, но она упорно продолжает кусать язык, щёки и губы. Успеет ещё. Дома. В одиночестве. Ей больно. Она чувствует, как боль растекается по всему телу. Чувствует, что Мила и не собирается останавливаться, лишь наносит очередной удар. Такой сильный, что рассекает бровь. Маша ощущает струйку крови, что бежит по лицу, она закрывается руками. Рукова кофты пачкаются в крови, на языке металлический привкус, ведь губа тоже кровоточит, но это уже по вине самой Романовой. Грац что-то бубнит себе под нос, ругается. Она давит физически и морально. Когда Маша сидит в углу между стен, прижимая к себе ноги и продолжая получать удары по голове, она может точно сказать — сейчас ей страшно. Этот человек весь месяц её подавлял, запугивал и просто уничтожал морально. Маша сильная: она может обойтись без друзей, может пойти по головам и даже стерпеть боль, когда её будут избивать толпой, но она также может быть слабой, когда приходит в пустую квартиру и плачет в подушку. Она может быть слабой наедине с собой. Ей может быть страшно. Когда Мила наносит последний удар слёзы уже текут ручьями по щекам. Она разрешает быть себе собой. Да, возможно, она не разбирается в людях, но такова её натура. Всю жизнь ей не хватало общения и социализации, она закрылась, отбросив мысль о дружбе с кем-то в дальний угол. Когда появилась Мила на горизонте, Маша уже общалась с Кариной и Айылланой, но посчитала, что Грац более интересная и яркая личность, с ней будет интереснее. По началу так и было. Практически всё лето они были вместе, всей компанией проводя время на различных тусовках. Всё меньше времени Маша начала видеться с другими девочками, ссылаясь на дела, когда ехала в очередной клуб к Миле. Но после дружба привратилась в использование. А розовые очки разбились стёклами внутрь. Маше страшно заводить друзей, ведь они причиняют только боль. Дверь открывается и в небольшое помещение вбегает Саша. — Мила, прекрати! — она охватывает за талию обидчика, оттаскивая от Маши, — Прекрати, Мила. Стоп! — сталкивается взглядом с Грац, которая и Филиной готова сейчас дать по лицу. Но девушка не делает этого. Она тяжело дышит, а после уходит, хлопая дверью, под пристальным взглядом Саши. Филина подходит к Маше, садясь перед ней на корточки. Тянется своей рукой к чужим, чтобы открыть лицо Романовой, но та лишь отбивается. — Не трогай меня! — всхлипывает девушка. — Маш… — Не трогай я тебе говорю. Я больше не хочу иметь с тобой дело, — кричит Романова, открывая лицо и смотря в карие глаза напротив. — Маша, ты же знаешь, что я не хотела этого всего. Ты же знаешь, что я не могу ничего сделать, — пытается доказать точку зрения Саша. Девушка была в отчаянии. Она не знала как правильно донести свою позицию. Её начинала злить собственная слабость и невозможность что-либо сделать. — Если бы ты хотела что-то сделать, Саш, ты бы сделала, — чуть ли не шепотом говорит Маша, продолжая смотреть на девушку, которая уже не смотрит в ответ, лишь в пол. От стыда. Филина молчит какое-то время, кусая собственные губы и испепеляя пол взглядом. Она знает, что она может всё поменять, но у неё нет возможности. Нет силы воли. Если бы она только могла вернуться в прошлое и всё изменить — она сделала бы это моментально. Но увы. Каждый должен отвечать за свои решения, сделанные ранее. Саша ударяет рукой о кафель, разбивая костяшки, а после удаляется из помещения, мысленно обещая Маше и себе разобраться со всем. Она станет сильной ради Маши. Она обязана.

***

Когда лекция закончилась Света со всеми пошла в столовую. Помещение было достаточно просторным, вмещало столиков двадцать, за которыми все аппетитно уплетали свои котлеты с пюрешкой. Очередь, конечно, была длинной, но ради обеда Света стойко выстояла, а после пошла искать себе место, хотя это казалось практически невозможным, если бы не Карина, которая начала ей махать рукой. Токарова направилась сразу же туда. Надо получше познакомиться с одногруппницами, а то изгоем не особо хотелось становиться. — Падай, — с улыбкой говорит Айыллаана, убирая свой рюкзак со стула, — и рассказывай, как тебя к нам занесло. — Да меня с той шараги выгнали, а предки настояли, чтобы доучилась, так что с боем сюда поступила, — Света оглядывает ещё раз столовую, пока жует котлету. Бежевые стены, позолоченые большие настенные часы, белые столики, — Ну, у вас красиво, по фэншую, так сказать, — с серьёзным лицом заключает девушка, что вызывает у одногруппниц улыбку. — А ты работаешь? Одна живешь? — интересуется Карина. — Котлета ахуенная, — шепчет Света, а после поднимает взгляд на собеседницу, — А, ну, я да, приходится подрабатывать на баре. Но такой бар нищенский, конечно, я там сама себе клиент, но пока зарплату платят меня всё устраивает. Родня у меня в городе другом, а здесь снимаю комнату у бабульки какой-то за двадцатку в месяц; ахуевшая она, конечно. — Всё не так плохо ещё, — усмехается Айыллаана. После обеда одногруппницы идут курить на улицу, а Свете не хочется, поэтому девушка отправляться по длинным коридорам искать аудиторию. Да и оглядеться нужно, в конце концов, а то бегала туда-сюда документы отдавала да справки забирала, даже не успела разглядеть, куда поступила вообще. Внутри здание было не менее красивым, чем снаружи. Бесконечные коридоры, стены которых были окрашены в бежевый; их украшали кое-где картины в деревянных резных рамках. Пол был тоже деревянный, но аккуратный и не скрипучий. Двери были выполнены в коричневых тонах. Практически везде размещались скамейки и пуфики. Стояли живые цветы в огромных горшках. А на втором этаже Света даже обнаружила аквариумы с рыбами. Оставалось надеяться лишь на то, что за ними ухаживают. Как настоящий ревизор девушка решила посетить самое грязное местечко — в плане сплетен тоже — дамская комната. Как только она подходила к помещению на встречу ей шла до жути злая девушка. Мурашки пробежали по спине. Не хотелось ухватить по лицу от такой особы. Света распахивает дверь, чуть ли не влетая. Сразу замечает там Машу, которая стояла у зеркала и разглядывала свое лицо, но, как только Токарова зашла, будто испугалась и начала умываться, явно надеясь на то, что одногруппница скоро уйдет. — Эй, ты в порядке? — Света медленно подходит и дотрагивается до чужого плеча, — Всё хорошо? — она чуть ли не заглядывает в лицо старосты. Маше приходится поднять голову и тогда до девушки доходит, что случилось здесь пару минут назад. — Пиздец… Больше не произнося ни слова, она прижимает Машу к себе, запирая в своих объятиях. Девушка не отвечает, лишь также ладонями закрывает опухшее от ударов лицо. Скоро там образуются синяки. Её бровь была рассечена и кровоточила, она будет напоминать о себе ещё неделю минимум. Сердце Светы сжалось. Это точно не то, что она хотела увидеть в первый свой день. Думала: придет, посидит на скучных лекциях, а потом в комнатушку к незнакомой бабульке потягивать пиво. Думала, что так и пройдет её год, а тут свои разборки и тайны. — Ой, бля, я ж холодную воду купила только что, подожди, — она отпускает Машу, которая уже успела поплакать ей в кофту, оставив там мокрый след от солёных слёз. Света начинает рыться в рюкзаке, а после достает оттуда бутылку воды. Она действительно была холодной. Девушка прикладывает её к рассеченной брови одногруппницы, из-за чего Маша жмурится. Токарова дует на это место, что вызывает у Романовой смешанные чувства. Вроде и больно, а вроде и щекотно. Вроде и плакать хочется, а вроде и улыбка на лице. — Ну, ты какая-то странная, — говорит Света. — Почему? — Тебя побили, а ты улыбаешься. — Просто никто мои побои ещё не обрабатывал, тем более с таким сосредоточенным и смешным лицом, — Маша начинает открыто хохотать, пытаясь парадировать лицо Светы, когда та дула на место ушиба. — Э, не было такого, у меня не такое лицо! — смеётся Токарова. Когда девушки успокаиваются Света вдруг заявляет: — Может уйдём с пар? — Первый день, а уже прогуливаешь? А я то думала, чего тебя с прошлого места учёбы выгнали, — улыбалась Маша. — Да я тут с самым главным уже познакомилась. Я про Эдуарда Альбертовича, если что. А остальное — похуй, лучше покажи в городе что-то интересное, — староста прикусывает губу, положительно кивая. Впервые за продолжительное время Маша чувствовала себя хорошо, хоть её и побили. Улыбка рядом со Светой не сходила с лица настолько, что щёки начинали болеть. Новенькая девочка стала первым человеком, кто позаботился о ней без осуждений и допросов. Хотя на самом деле в том, что этого не происходило раньше, виновата только Маша, ведь она даже своим подругам не могла рассказать, что происходит в её жизни и как сильно на неё это влияет. Постоянно отмахивалась, мол, всё хорошо, когда в действительности это являлось самой грязной ложью. Ей не хотелось быть слабой. Маша отводит новую знакомую на набережную. Она была невероятно красивой. Ещё красивее здесь ночью. Когда всё освещено желтыми фонарями, а разводные мосты подсвечиваются огоньками. Сейчас на воде были небольшие волны, заигрывающие с яркими лучами заходящего за горизонт солнца. Людей было не так много как в выходные — это безоговорочно радовало. Света покупает им по газировке, залезая на каменный бортик. — Как твоя бровь? — интересуется девушка у Маши, которая усаживается рядом. — Практически не болит, — конечно, Света же нашла где-то перекись и пластыри, обработав всё и заклеив, чтобы защитить от попадения инфекции. — За что она так тебя? Если не секрет, — они обе понимали, о ком идет речь. По крайней мере, Свете так казалось. И этого человека Маша совсем не хотела сейчас вспоминать, а тем более говорить о нём, поэтому просто отмахивается. А Света и не расспрашивает больше. — Слушай, Свет, — внезапно начинает Романова, привлекая внимание новой знакомой, — Постарайся доучиться спокойно, без лишних приключений, — Маша улыбается уголками губ, смотря в глаза напротив. Токарова не особо понимает к чему это, но некоторые догадки всплывают в голове, из-за чего она просто кивает. Девушка в принципе сама этого хотела. Одногруппницы продолжают сидеть какое-то время так, болтая ногами и наблюдая за прохожими. Все были такими разными, и ты никогда не узнаешь, какую историю несёт тот или иной человек, какой путь он прошел, чтобы оказаться сейчас в том месте, в котором находится. Они разговаривают о каких-то незначительных вещах, а после, когда начинает темнеть и холодать, расходятся по домам согреваться.