14. Песня
Изумятся птицы,
Если эта лютя зазвучит.
Лепестки запляшут…
В отличие от шагов Иоланты, шаги мастера Хоркина было хорошо слышно от первого этажа Башни до третьего. Рейстлин, проводив ведьму, которая не задержалась, допив свой чай, от нечего делать, вымыл пол еще и в кухне и устроился с книгой, присев возле камина и чувствуя себя совершенно уставшим и изрядно поработавшим сегодня. — Каштановый, ты еще не сбежал? — вопросил коричневый маг от дверей. — Что-то тихо. Клянусь Красной Луной, он наверняка дал деру вместо того, чтобы заняться уборкой, едва я вышел за порог. — Я здесь, учитель, — отозвался Рейстлин выходя из кухни. — А. Не ждал тебя увидеть. Значит, не сбежал? — Нет, мастер Хоркин. Хоркин крякнул, кажется, довольно, и поманил Рейстлина к себе: — Бросай свои книги и пошли ужинать. Через дорогу есть пристойный трактир. Даже тебе не зазорно будет туда показать нос. — Мне не хочется, мастер. — Ну, — неракский маг хитро прищурился на своего новоявленного ученика, — напомни-ка мне, Каштановый, ты ведь маг? — Да, мастер, — удивленно кивнул Рейстлин, которого сбивала с толку манера его нового учителя выражать свои мысли. — Ну так на пустой желудок много не наколдуешь. Идем, Каштановый. Рейстлин сдался. Они вышли из Башни в бархатные сумерки. Небо, по которому весь день неслись тревожные рваные облака, к ночи разъяснилось, и стало тихо. На улицах стало меньше горожан и больше — солдат. Рейстлин невольно оглянулся, отчего-то опасаясь встретить Карамона, но тут же одернул себя. Глупо. Братец в лагере, при Танисе, и вряд ли его в первый же день отпустят в город. В “Драконьем Хвосте” к вечеру, разумеется, стало больше народу. Почти все столы были заняты, но мастер Хоркин, раздвинув солидными плечами группу каких-то гоблинов, прошел к стойке. Рейстлин едва успевал протискиваться следом. За стойкой разливала эль та же девица, с которой Рейстлин разговаривал утром. — Нашел, значит, Башню, мастер маг? — весело улыбнулась она. — Вечер добрый, мастер Хоркин. Что тебе? — Ужин два раза, милая, — Хоркин сиял широкой и солнечной улыбкой. — Что там у тебя сегодня? — Кроличье рагу. — Отменно. И две кружки эля. Что ты будешь пить, ученик? — Воды, — сказал Рейстлин, прикидывая, во сколько обойдется тарелка рагу, которую он совершенно точно не осилит целиком. Обычно Карамон был всегда готов забрать порцию, в которой брат вяло поковырялся вилкой, выбрав самые нежирные кусочки, но теперь Карамона рядом не было. Китиара снабдила Рейстлина некоторой суммой денег, от которой он, было, пытался отказаться из болезненного чувства гордости, однако, он не был знаком с местными ценами. — Кружку кипятка. Хоркин выразительно фыркнул и потянул Рейстлина к свободному столику в углу. *** И вот — Рейстлин сидит за столом в трактире, а перед ним стоит тарелка кроличьего рагу, вздыхающего паром, восхитительно пахнущего, так что просыпается даже вялый аппетит Рейстлина. Вторая такая же — перед его новым учителем, который довольно принимается за еду. Порции им принесли такого размера, что не оскорбился бы и Карамон. Рейстлин достает из складок мантии мешочек и кидает в кипяток щепотку сушеных синих соцветий. Они плывут по поверхности воды в кружке, намокают и поблескивают в свете свечей люстры янтарными искорками, завариваются совершенно синим, как будто в воду налили чернил. — Что это у тебя такое, Каштановый? — интересуется мастер Хоркин, который занимается рагу. — Что за дрянь? — Это цветы нустарии бахромчатой, мастер, — отзывается Рейстлин, — иначе ее называют ожерельем Нуитари. Могу ли предложить тебе? — Нет уж, уволь, предпочту эль. Так ты, значит, сведущ в травах? — Немного мне известно, — скромно отвечает юный маг. Хоркин хмыкает и подвигает Рейстлину ближе его тарелку. — Учитель, пока тебя не было, к тебе в Башню приходили, — Рейстлин берется за ложку. — И кто же? — Иоланта… Госпожа Иоланта. — Иоланта. И как она тебе показалась, Каштановый? — хитро щурится бурый маг. — Околдовала? — Нет, она не применяла никаких заклинаний… Прости, почему ты смеешься, мастер Хоркин? — Так, все пустяки, продолжай, ученик. Что же она тебе сказала? Рейстлин смотрит в свою кружку, в чернильные глубины отвара нустарии. — Она рассказала мне, что произошло с магами, мастер. С Башней Высшего Колдовства. С богами магии в Нераке. Я ничего не знал об этом. — Экий ты неосведомленный, — мастер Хоркин аккуартно подбирает последние кусочки рагу и подвигает к себе первую кружку эля. — И откуда ты такой взялся? — Из Утехи, мастер. — Это мне ничего не говорит, ну да ладно. И зачем ты явился в город? Рейстлин поднимает взгляд от тарелки на Хоркина. Они сидят недалеко от камина и слышно, как громко трещит жарко раскормленное пламя, звон кружек покрывает гул голосов, смех, брань. Огоньки свечей на люстре, представляющей собой подвешенное под потолком старое колесо, мечутся и выплясывают какой-то возбужденный танец вместе с тенями по стенам. Пахнет едой, разлитым элем, кожей, железом оружия и дымом. По залу бегает Руни, ловко балансируя подносами, как заправская танцовщица, уворачивается от наглых рук. — Я ищу знания, мастер, — отвечает Рейстлин, кладя ложку. Хоркин наклоняется к нему через стол, над своей кружкой с элем, в упор смотрит на него глазами цвета синей стали и роняет: — Вот как. А ты лжец, ученик. Ты, светлый маг, переоделся в черную мантию и приехал сюда, в оплот Тьмы, в Нераку, под крыло самой Пятиглавой — за знаниями? Не в Вайрет, а сюда? Ты мне показался умным человеком, Каштановый. Подумай-ка еще и попробуй выдать более правдоподобный ответ. — Мне жаль, но это правда, наставник, — ровно отвечает Рейстлин, не отводя взгляд. — Я приехал вместе с братом. Он рвался в наемники, и взял меня с собой. А мантию я сменил из опасений, что белые одежды вызовут вопросы. — Здесь, ученик, белая мантия вызовет отнюдь не вопросы, а нечто другое. Славный здесь подают эль, зря ты отказался. Хоркин откидывается на спинку стула и одним глотком ополовинивает кружку. Рейстлин теряется с ответом, не зная, что сказать, и не потерял ли он то минимальное доверие своего учителя, которое по умолчанию отпускается в кредит совершенно незнакомому ученику. Голоса, шум, грохот и гул перекрывает струнный звон, просочившийся в открытые окна и дверь, пролившийся разом, вдруг, неожиданно-мелодичным звуком среди трактирной какофонии вместе с доносящейся с улицы песней, взрезающей душный воздух: — Эй, Королева, не молчи, Скорей нам дай ответ — Когда сумеет злую тьму Рассеять скрытый свет? Скорее меч свой наточи, Поправь свой арбалет. Уж скоро эту злую тьму Рассеет скрытый свет. Пока Богиня заперта, Спою еще куплет. Уж скоро эту злую тьму Рассеет скрытый свет. Минует ночь, взойдет заря На много-много лет. Когда пронзительную тьму Рассеет скрытый свет… В трактире поднимается гвалт и суета. К удивлению Рейстлина, солдаты, которые зашли пропустить по кружке, и которых здесь сейчас было немало, хватают оружие и ломятся к дверям торопливо, исполнительно, словно давно ожидая появления певца. Рейстлин, вглядываясь через окно, видит на противоположной стороне улицы, наверху увитой плющом стены сидящую фигуру в характерной позе, с лютней на колене. — Сотню монет сталью от Ночного Властелина тому, кто изловит с-суку! — рявкает совсем рядом с ними минотавр, огромный, едва не задевающий вытянутыми вертикально концами рогов люстру, так, что Рейстлин едва не подскакивает. — И ведь почти каждый день поет, — вальяжно прижмуривается Хоркин. — Кто это, мастер Хоркин? — спрашивает изумленный молодой маг. — Кто поет? — Да кто бы знал. Этого, прости, Лунитари, певца уже давно ловят — а поймать не могут. Смотри — опять след простыл. Рейстлин наблюдает за суетой, пока его учитель невозмутимо единым махом допивает свою кружку эля. Как раз когда он протягивает руку к второй кружке, Рейстлину внезапно кажется, будто он спит: от дверей к стойке проталкивается Карамон, досадливо распихивая посетителей. Он шарит глазами по залу в поисках разносчицы и замечает брата. Ловко меняет траекторию и скоро останавливается возле стола. — Рейст! — Каштановый, что это? Какие-то твои подозрительные знакомства? Что за молодчик? — интересуется Хоркин. Если Карамону было удивительно и непривычно видеть брата, облаченного в черную мантию, то и он сам переменился за тот день, что они не виделись. Вместо прошитой куртки на нем теперь черный кожаный доспех и высокие сапоги со шпорами. — Прости, мастер. Разреши тебе представить, это мой брат, Карамон Маджере. Карамон, это мой учитель, мастер Хоркин. — Ах, да, местный маг, — кивает Карамон. — Какой любезный юнец, грех не свести знакомство, — усмехается Хоркин, и Рейстлин чувствует, как краснеет. — Прости, учитель, — еще раз повторяет Рейстлин и спрашивает: — Так что ты здесь делаешь, братец? — Приехал за тобой, Рейст. Бросай все, ты понадобился госпоже Китиаре. Едва отыскал эту вашу Башню, будь она проклята, да там заперто — я и зашел промочить горло. — Разумеется, заперто, — ворчливо вставляет бурый маг. — Мы ведь здесь. Так что, Каштановый, тебе нужно уехать? Хоркин цепко наблюдает за братьями. Похожего в них — разве что цвет волос. Он видит, как при приближении брата его ученик вдруг почему-то словно поникает, приподнимает слегка плечи, словно не чувствует себя в безопасности. Как смотрит на этого скрипящего новеньким доспехом Карамона — слегка исподлобья, с каким-то презрением и опаской одновременно, словно ждет, что тот его потащит из-за стола, если он откажется ехать. Словно готов закрыться, отшатнуться. На любимых братьев так обычно не смотрят. — Если хочешь — никуда не ехай, ученик, — бросает он. — Ты при мне, могу не пустить. — Если ты позволишь, мастер Хоркин, я все-таки поеду, — отзывается Рейстлин. — Что случилось, Карамон? Кто-то заболел? — Да, кое-кто немного прихворнул, — ухмыляется Карамон. — Можно и так сказать. Ну, увидишь, впрочем. Бери свою лекарскую сумку — и едем.