Глава 2
11 октября 2023 г. в 19:24
По горизонту медленно плывут мрачные предвестники грозы, в сердце Деймона Таргариена пробуждается древний инстинкт, схожий с тем, что бурчит внутри зверя, ощущающего надвигающуюся бурю. Тучи, как темные полотна мрачных эпох, настигают небо, заставляя его покориться своей угрозе. Молнии, как мечи небесных богов, периодически разрывают темноту, и в тот миг, когда свет проникает сквозь облака, все вокруг мгновенно оживает, словно мир взывает к небесам.
На берегу, волны, словно воины древних времен, смело бьются о острые скалы, морская вода разлетается на сине-белые осколки, как мечи после сражения. Чайки, как предсказатели судьбы, мчатся над поверхностью, и их крики звучат как предостережение богов. И немногие деревья, как стражи времени, украшающие этот дикий пейзаж, раскачиваются на леденящем ветру, который словно клинок колет кожу.
Деймон вдыхает запах петрихора, словно аромат древних заклинаний, и этот аромат прилипает к древним одеждам, в которые он одет, словно обращая их в часть этой могучей стихии. И кажется, что даже остров, на котором он стоит, дрожит под натиском стихии, будто природа сама ощущает живую силу, бьющуюся внутри него.
Деймон, сознавая важность подготовки к предстоящей буре, все же не может устоять перед звонким хихиканьем, доносящимся сзади. Улыбка, как луч солнца в серых облаках, медленно вырастает на губах, принц медленно поворачивается, чтобы встретить зрелище, разворачивающееся перед ним.
Древний алтарь, который стоит как вестник времен, установленный на возвышенной скале Драконьего Камня, словно преобразился под магическим влиянием момента. Огромные канделябры, искусно изготовленные и украшенные, гармонично размещаются по всей гладкой гранитной плите, словно стражи древности, приготовившиеся к великому представлению. Свечи, внимательно размещенные на них, пылают яркими пламенами, словно драконы, величественно парящие в небесах и сражающиеся с неистовыми ветрами.
На столбы, которые окружают алтарь, нанизаны кисти из ткани, окрашенной в мрачные оттенки темно-красного и оранжевого, словно капли крови и огонь, вечно танцующие в ритме жизни. Эти кокетливые кисти играют с пламенем, словно таинственные феи, чьи обтрепанные концы едва-едва уклоняются от пламенных языков, словно барьер между человеческим миром и миром магии тонок, как нить паутины.
Это великолепное зрелище, как живая отсылка к древней Валирии, не могла не вызвать восхищения в сердце Таргариена. Он обратил свой взор на восторженное дитя, беспечно шатавшееся по мраморному помосту, с его нежных плеч сползала величественная мантия, пропитанная историей и кровью поколений.
Это была восхитительная маленькая девочка, его племянница, ее красота расцветала медленно, словно бутон розы, которой предстояло распустить свои лепестки. Звездная пыль в волосах, неупорядоченная, за исключением нескольких пышных косичек на макушке, словно живая змейка, игриво обвивала ее голову, а аметистовые глаза были широко открыты от удивления, поглощая всю эту великолепную сцену, развернувшуюся перед ней.
Она была настоящим ребенком Валирии, сверкающей звездой, которая нашла свой путь в мир обычных смертных, и Деймон не впервые задавал себе вопрос, как этот драгоценный дар богов мог возникнуть из семени его собственного брата.
В качестве второго сына, он никогда не чувствовал особой амбициозности относительно трона, хотя, конечно, соврал бы, если бы утверждал обратное. Jтец всегда учил их, что дом должен оставаться объединенным, и Дqемон придерживал этой урок в сердце, проводя часы на тренировочных площадках, покрывая свое тело синяками и шрамами, желая превратить себя во всепобеждающее оружие, которое всегда будет готово следовать брату, так же беспрекословно, как и меч, которым он мастерски владеет.
В давнем прошлом он питал нежные чувства к Визерису, поднимал знамена и стремился к поддержке его наследия на троне. Дни и ночи Деймон проводил, леча жестокие раны, полученные в битвах, разворачивавшихся во имя своего брата. И все же Визерис оказался непостоянным в своей преданности, бесчувственным к его мольбам, пока их дед обрекал порочного принца на пустынную судьбу, заковывая в кандалы брака, дракона, низведенного в рабство для капринов Долины.
Деймон чувствовал, как ядовитые лианы обиды медленно обвивают сердце, стремясь презирать все, что связано с Визерисом. Но, на самом деле, он испытывал лишь глубокую скорбь, когда брат грубо отверг то, к чему Деймон стремился, чего жаждал и чего заслуживал — валирийской супруги и истинно валирийского наследника.
Он наблюдал, как требования Короны постепенно высасывали жизнь из его доброй сестры. Когда он впервые встретил Аэмму, та была еще совсем юной, ясноглазой и жизнелюбивой — совсем как ее собственная дочь. Она быстро забывала печали и не давала горести заглушить свою непокорность. Но не прошло и десяти лет, как перед ним предстало изможденное, бледное лицо девочки, ранее такой радостной и независимой, которая обменяла свои куклы на корону, ее детство унес вихрь королевской политики.
Придворные злодеи с наслаждением пожирали последние останки ее духа, зловещие шепоты нарастали, по мере прохождения лет, пустым ожиданием рождения мужского наследника. У принца Бейлона родились двое сыновей, однако им не удавалось принести на свет иного, как маленькую девочку, о которой разговаривали шепелявые языки дворцовых интриг, особенно те, кто прилетали навестить их кузину Рейнис.
Его брат, всегда неспокойный человек, позволил яду заполнить свои уши и безжалостно заставлял Аэмму рожать ребенка за ребенком, высасывая из нее разум и жизненные силы, пока она не превратилась в тень, скользящую между стенами дворца — далеко от образа принцессы, ожидающей корону королевы.
Рейнира, также не осталась в стороне от отцовской нерадости: ее лицо искажалось смятением и унижением, жирные слезы катились по распухшим от гнева щекам, когда Визерис снова и снова упускал из виду ее, поглощенный своими королевскими обязанностями, утопая в своих собственных игрушках.
Именно в эти моменты Деймон чувствовал, как инфернальная ярость разгорается в жилах, кипящий гнев, который можно было утихомирить лишь погружением в жестокую потребность избавиться от Визериса — несмотря на проклятые кровные узы, его крики страдания становились единственным бальзамом на раны, нанесенные его племяннице.
И всё-таки он сдерживал свой бушующий гнев, стремясь исцелить душевные раны, причиненные Рейнире, меняя жестокость на нежные ласки, утирал следы отчаяния своими нежными пальцами, пока не встречал снова смеющиеся сиреневые глаза.
Несмотря на многочисленные унижения, упавшие на долю его семьи, принц гордился своим происхождением. Его детство протекло на коленях любимой матери, а затем и у отца, когда они рассказывали ему истории о храбрости и благородстве предков. Он часами погружался в старинные тома, укрытые в библиотеке, с жадностью поглощая рассказы о мудрости Дейнис или неутомимом труде Эйгона и его великих жен-сестер, под слабым светом луны, проникающей в его покои через окно.
Фехтовальная практика для Деймона представляла не только стремление имитировать грубую силу и мощь, которыми отличался Эйгон, нанося каждый удар с искусством, но и стремление развивать легкость ног и орлиное зрение, чтобы предсказывать следующий шаг противника, которые сделали Висенью одной из величайших воительниц своего времени.
Поэтому он был ошеломлен и возмущен, когда видел, как брат отбрасывает историю своего рода, как пренебрегает своей собственной дочерью в стремлении обрести наследника с мужским именем.
Всё закончилось со смертью их отца. Когда они стояли у погребального костра, Деймон видел в брате не корыстного человека, боявшегося того, на что он все еще считал себя вправе претендовать. И хотя принц выполнил свой братский долг и собрал армию, чтобы защитить на Великом Совете права старшего брата — когда то их отца — на трон, Визерис отплатил ему пустыми обещаниями и стонами о собственных бедах.
Деймон прятался на Драконьем Камне, зализывал раны после очередной размолвки с братом и дедом, утолял свое тщеславие в вине и шлюхах, когда до него дошла весть о кончине брата и о том, что он теперь наследник Железного Трона.
Было странно ощущать — знать, что вскоре ему достанется то, что было украдено у отца и брата — королевская корона. Печаль медленно усиливала свое влияние в его сердце. Возвращаясь в Королевскую Гавань, принц не мог не задуматься о том, насколько достойной была смерть Визериса — слабовольного гедониста, который годами позволял апатии управлять своей жизнью, убитого беглым оленем, которого даже тот не сумел успешно одолеть. Это была далеко не величайшая участь для драконьего всадника, но, вероятно, Визерис и не заслуживал большего, не так ли?
Из задумчивости Деймона резко вырвал вскрик — мейстер Гералдис пришел на помощь маленькой принцессе, помогая ей подняться после того, как девочка споткнулась о длинные хвосты своего пышного одеяния. Однако это не поставило конец ее бесконечному вдохновению: принцеса быстро встает на ноги, ручками напрасно пытаеться отодвинуть огромный головной убор, который намеревается скрыть ее корону, чтобы в полной мере насладиться красотой, раскрывшейся перед ней.
После легкого толчка головного убора ее равновесие становится еще более непостоянным, и мудрый мейстер, предвидя возможное падение, осторожно подхватывает ее пальчики, когда они оказываются слишком близко к толстой горе воска, медленно стекающей по бокам плиты. Они медленно двигаются к кафедре, и Рейнира, всё ещё восхищенно рассматривающая предметы на столе, наконец замечает его и с волнением восклицает:
— Иди, Деймон, иди!
Звук его имени, произнесенный сладким голосом, словно призывал улыбку на его устах; сердце растаяло от любви, точно свечи на карнизе, озаряющие ночное небо.
Она проснулась во время полета на Драконий Камень, легко нахмурила брови, ветер нежно игрался с ее волосами, и только потом осознала, что это он держит ее на своих могучих руках, тогда она лишь усмехнулась и прижалась к его груди, стремясь прогнать прохладу воздуха.
Позже, когда они благополучно приземлились и он, наконец, смог сообщить важные новости, принц наблюдал, как выразительное лицо маленькой Рейниры претерпевало перемены, его сердце буквально застыло в груди, пока принцеса усваивала важную информацию. Невидимые тучи тревожности, спустившиеся на ее душу, огорчили брата Визериса гораздо сильнее, чем он мог себе представить, и тогда девочка задала вопрос с серьезным выражением в глазах:
— Так это означает, что теперь я могу называть тебя своим Деймоном?
Выдох облегченного смеха, словно музыка небес, унес кандалы отчаяния, которые медленно отпустили его сердце, Таргариен ответил: -Ты можешь называть меня так, как пожелаешь, маленькая любовь.
Его слова стали как нежная мелодия, наградой за всю борьбу и страдания, прежде чем Рейнира, взволнованная и счастливая, унеслась прочь, чтобы выйти замуж за своего Деймона. Глядя на принцесу сейчас, когда ослепительный восторг всё ещё сверкал на детском лице, порочный принц поклялся всегда быть часовым на страже ее счастья.
Церемония прошла как мгновение, всё казалось нереальным, словно сон. Теперь он стоял рядом с женщиной, которую столь давно желал, валирийской невестой, и всё же это была ирония собственных желаний — его жена, женщина, о которой он так мечтал, его Рейнис, с которой он мог бы разделить радости и муки. Она стала женщиной, но в этом роковом вопросе он повторил судьбу Аэммы, и ее дочери. Но теперь он пообещал себе, что о принцесе будут заботиться и что ее будут любить — его маленькая королева, равная ему во всех отношениях. Он готов был уничтожить всё, что могло бы поставить под угрозу ее счастье, ведь оно было для него выше всего.
Верховный жрец напевает мелодии, сливающиеся с вихрем шторма, а валирийский язык теряется в бушующей атмосфере. Деймон осторожно прокалывает драконьим стеклом ее нежную кожу, бдительно следя, чтобы не причинить боли. Его невеста с легкостью принимает этот вызов, рвение колеблется в ее девичьей фигуре, и она прогоняет все болезненные уколы, когда решительно впивает драконье стекло в его губы, заставляя его задрожать.
Легкая тревога и набирающая силу грусть могли бы омрачить ее энергичность, но заговорщическое подмигивание и громкий шлепок губами по его лбу, оставляющий огненный глиф в своем следе, возвращают стабильность ее дрожащей ухмылке.
Когда церемония подошла к концу, и большинство свечей исчезло в огне, они направились обратно в замок. Ветер утих, облачность медленно разгонялась, открывая дорогу неожиданному яркому солнечному свету. Дрозды и пыжики осторожно высаживаются из своих укромных уголков и радостно распевают, согревая землю. Рядом с ним раздается резкая трель дракона, и мгновенно Рейнира оживает, дергая его за пальцы — обе их руки теперь крепко обвязаны марлей, чтобы остановить кровь, текущую из свадебных ран.
Он, с осторожностью взял её раненую руку в свою, а затем возвратил к девочке взор. На лице Рейниры расцвело умоляющее выражение. Приподнятая бровь — все, что нужно для ободрения.
— Деймон, нам следует привести сюда Сиракс, чтобы Караксес больше не чувствовал себя одиноким kostilus Kepus, -молвила принцеса, глядя на дядю с нежностью в глазах. Рейнира не дожидалась ответа, зная, о том, что он готов пойти на любые уступки, чтобы сделать ее счастливой. Затем начала пересказывать все выходки своего любимого дракона, которые он пропустил.
Принц сжал пальцы девочки, считая такие извинения вполне приемлемыми, его очаровательная племянница-жена вернулась к своим рассказам. Она часто останавливалась, чтобы сорвать неуклюжую горсть дикого вереска, растущего пятнами по всей изрезанной поверхности скалы.
Его мысли были полностью поглощены ее золотой спутницей, названной в честь валирийского божества любви и красоты.
Он до сих пор помнит бушующий гнев, который ему пришлось пережить, открывшему сокровище драконьего яйца, извлеченного из недр Драконьего Камня, и спрятавшему его в колыбельке своей маленькой племянницы. Может быть, этот суровый фанатик лишил прав собственных дочерей, ноно Деймон был бы проклят, если бы позволил Рейнире испытать такое же неуважение.
Порочный принц отлично знал, что такое пустота, ощущаемая человеком, лишенным дракона, ибо сам он пережил это состояние, прожив достаточно лет, чтобы, наконец, найти свою истинную половину в облике Караксеса.
Горькая боль в костях напоминала о времени, когда он призывал богов, молился, искренне взывая к высшим силам, чтобы из его каменного плода вышел на свет дракон.
И Деймон никогда не пожелал этого бремени ни одному человеку, и тем более блестящей девочке, которая стала единственным лучом надежды в угрюмой реальности.
Его дед воспламенился яростью, гневом и беспокойством, когда узнал, что яйцо наконец вылупилось, а связь между драконом и всадником уже установилась. В тот день тронный зал гудел от ярости старого короля, в адрес Деймона устремились резкие слова, порицающие его за недостаток достижений, диатрибы о несостояьельности как внука, супруга и воина. В то время как брат стоял недовольно у трона, губы его складывались в мрачные линии.
Их отец тоже присутствовал, но стоял в стороне. Деймон вынес все эти издевательства, согласившись на годичное изгнание в Долину. Безжалостно отделившись от своего дракона, он с сожалением читал письмо, которое доставила ему Аэмма, в котором о описывала растущую близость Рейниры и Сиракс. Все оскорбления, которые он перенес от своей бронзовой сучки, смылись с него, как вода с пернатой спины утки. Вместо этого в сердце поселился восторг, когда он снова и снова читал слова Аэммы, воображая себе день, когда он поднимется в небеса вместе со своей племянницей.
Когда они вернулись в замок, букет из цветов, сорванных хаотично, медленно передавался из рук в руки, чтобы соответствовать своим размерам. Усталость после насыщенного утра окончательно одолела племянницу, Деймон держал головной убор Рейниры под второй рукой. Он широко открыл рот, как пасть дракона, и потер руками уставшие глаза, затем быстро вызвал одну из спешащих к ним служанок и передал ей сонного ребенка. Поцеловав ее в щечку и пообещав уложить спать в скором времени, Деймон удалился, направляясь к своим людям, которые покинули Городскую стражу, чтобы сопровождать его на Драконий Камень.
Есть ли какие-нибудь новости из Королевской Гавани? — спросил он, все еще ощущая во рту вкус крови.
Стражники качнули головами, но принц знал, что это только вопрос времени. Старый король больше не поднимался в небо на Вермиторе — смерть жены, бабушки Деймона, женщины, которая устроила его первый брак, изменила все.
Деймон не утратил надежду на то, что, где бы она ни находилась, на небесах или в преисподней, его бабушка увидела бы, что случилось с женщиной, на которой она когда-то вынудила его жениться. В любом случае, отказ старика отправиться в полет без своей покойной жены даровал им драгоценное дополнительное время.
Деймон быстро направился в свою комнату, чтобы поспешно умыться и переодеться. Затем направился в покои Рейниры, несущий с собой тарелку лимонных пирожных. Его удивило, что она еще не спала, ведь он был уверен, что усталый снова обретет себя в мире снов.
Она встретила дядю радостной улыбкой, на ее яблочно-красных щеках появились две милые ямочки с обеих сторон. В глазах загорелся возбужденный свет, когда она увидела свои любимые угощения, и поспешно опустилась на корточки, толстое одеяло быстро отбросила в сторону, чтобы дотянуться до деликатесов.
Деймон громко хихикнул, ощущая в себе детскую игривость, быстро скинул ботинки, прыгнув на пушистый матрас. Он обнял Рейниру и покрыл ее лицо мелкими поцелуями, в ответ она засмеялась, а затем начала икать.
Только после этого он отпустил ее, сел, скрестив ноги, и протянул тарелку. Принц ненадолго задержал дыхание, пока принцеса бережно взяла кусочек пироженого, мелкий сахар посыпался на кровать, как тонкий слой снега.
Некоторе время спустя, Деймон с Рейнирой раскинулись на кровати с набитым животами, принц лежал наклонившись на бок, в руках держал влажную салфетку и бережно стирал сладкий сахар, приставший вокруг её уст. Её глаза, отяжелевшие от сна, сонно следили за его действиями — девочка была словно послушное дитя, радующееся тому, что его заботой занялся дядя.
Таргариен разгладил её нахмурившиеся брови, Рейнира нерешительно прошептала:
— Неужели плохие люди собираются отнять меня у тебя, дядя?
Деймон вздохнул, отложив ткань в сторону, нежно провел по пухлой щеке ребенка прокручивая в голове ее вопрос.
Как ему объяснить, что те, кто должны были охранять её от жестокостей этого мира, оказались теми же людьми, которые с радостью готовились принести её в жертву, словно агнца на заклание?
Его дорогая племянница с вечно живыми глазами — её невинность была бесценна, как жемчужина, спрятанная в надежной раковине. Деймон решительно не желал стать причиной угасания её радостного духа.
— Да, среди нас есть и плохие люди, но я обещаю, что буду тебя оберегать. Ты же доверяешь своему дяде, не так ли, issa dōna?
Её доверчивые глаза, смотрят на него в ответ, затем принцеса решительно кивает головой, её кудри беспорядочно разлетаются по подушке. Нежно чмокнув её в ладонь, Деймон мысленно извиняется за причиненную боль и открывает рот, чтобы успокоить дочь Визериса как вдруг раздаётся стук.
Внезапный гул нарушает спокойствие, воцарившееся в комнате. Он поспешно направляется к двери и распахивает её, на лице отражается раздражение, но мрачное выражение мейстра стирает все следы веселья с его лица.
-Королевские корабли замечены, мой принц. Похоже, небольшой флот направляется к Драконьему Камню.
Деймон был человеком, в котором сходились многие пороки: неадекватный внук, дядя-прогульщик, жестокий воин, принц изгой. Однако, его нельзя обвинять в трусости. В этом стоит винить Визериса а не его.
Взгляд смерти он впервые перенес, будучи зеленым мальчишкой лет двух, неистовым, багровым от чешуи огнедышащего орудия разрушения. Ноющее одиночество, идущее от израненной, одинокой души, было чувством, с которым он жил всю свою жизнь. И принц мужественно преодолел свои страхи, чтобы предъявить права на зверя, который стал для него той привязкой, заземляющей его, когда никто другой не мог этого сделать.
С годами и переменой обстоятельств изменилось и лицо страха. Теперь он боялся разочаровать Аэмму и потерять Рейниру.
Оглядывая ребенка, сидящего среди горы подушек и беззаботно слизывающего с пальцев последний кусочек сахара, Деймон понял, что выбор был сделан за него в тот момент, когда он взял её в жены. Твердая решимость сковала его позвоночник, а трепет улетучился, когда Деймон Тарнариен отдался своему истинному долгу.
Угроза войны приближалась к их дому, и Деймон был к ней готов.