Маленькая королева

Весна 102 A.C       Любопытные сиреневые глаза вплывают в его сознание с первыми лучами утреннего света. Яркий, водянистый свет дня настойчиво проникает в покои сквозь узкие зазоры между шелковыми занавесками, а прохлада ранней весны медленно уступает место уюту. Ведь последние угли в камине давно остыли, а мир наружу уже пробуждается от зимней спячки. Ласточки щебечут и радостно размахивают крыльями, празднуя приход оттепели. На кровати, скрытой под горой мягких одеял, лежит его собственная весенняя богиня. Она сморщила брови и устремила свой взгляд в его глаза, сталкиваясь с ним лбом и носом, словно желая слиться с ним в одно целое. Пять лун, проведенных в умиротворенной тишине Драконьего Камня, помогли ей сгладить следы усталости под глазами и выбраться из того мрака, в который она угодила после инцидента на мосту. Теперь Рейнира снова была веселой, как серебристый месяц, летающий по замку с веселым смехом. Она догоняла своего крылатого друга Ауреуса, но в её душе оставались едва заметные, скрытые шрамы, которые она носила в себе как свидетельство своей силы и выносливости. По утрам она тихонько забирается к нему под одеяло, ее пальчики, легкие как бабочки, ласкают давно зажившую рану на его боку. Девочка спрашивает его о делах, и ее утреннее дыхание приносит ему нежное облако сладости. Во время завтрака Деймон вступает в молчаливую борьбу за волю с ребенком, сидящим напротив.       Полуденные встречи стали для него рутиной, которую принц ждет с нетерпением, с тех пор как его маленький сорванец забросила утренние занятия ради покоя на его коленях. Сытый котенок дремлет в тепле его заботы, пока Деймон усердно просматривает счета и бухгалтерские книги острова. Все домочадцы обожают ее. Весь дом обожает Рейниру: конюх прикрепил табуретку к постели, чтобы ей было удобнее забираться на нее; слуги подают более изысканные блюда, потому что она настаивает на том, чтобы ее доля еді доставалась ему. -Тебе нужно снова стать таким сильным, как Караксес, дядя, — говорит Рейнира. Радость, которую принесла Отрада Королевства, является неоспоримой для всех вокруг. Ее дамы трудятся, словно пчелы, и шепчут слова заботы, быстро приводя девочку в порядок, когда он возвращает ее после долгого дня, проведенного в источниках Драконьего Камня. Повара и буфетчицы бросают все и молча выстраиваются по краям Драконьей ямы, когда он взмывает в небеса с драгоценным свертком, пристегнутым к его груди. Их нервные вздохи разносятся по ветру, смешиваясь с ее восторженными криками, когда они пикируют и вращаются в воздухе. Люди наклоняются друг к другу, проявляя внимание и жестикулируя, и Деймон понимает, что они обсуждают священную связь, которая существует между ним и ней — он, преданный дядя, и она, нежная малышка. Деймон лишь пожимает плечами, принимая комплименты с несокрушимой улыбкой, ибо как объяснить тем, кто никогда не ощущал ту неотразимую привязанность к собственной крови? Как объяснить, что каждый ее живой проявленный момент беспокойства о его благополучии, каждое мгновение, когда она отказывается от общества других, чтобы быть с ним, исходит из чувств, выходящих далеко за пределы стандартных границ родства между дядей и племянницей.        Он всегда стремился к связи с собственной кровью, иногда даже молился о ней, но никогда, даже в самых дерзких фантазиях, не представлял, что эта связь окажется настолько глубокой. Видеть, как ее сердце расширяется под давлением эмоций, быть свидетелем того, как она выделяет для него уголок в своей душе, как и он для нее, наполняет принца Таргариена бескрайней любовью и делает его менее одиноким. -Дядя! У нас есть важная тема для разговора, — молвила Рейнира торжественно в одно солнечное утро. Ее руки осторожно покинули его лицо и соединились друг с другом, точно как у будущей королевы. Деймон усмехнулся, быстро поцеловал ее в нос и молча показал, что она может продолжать. Они оба засмеялись, прежде чем Рейнира вернулась к начальной теме разговора. Мы должны устроить праздник в честь возвращения Сиракс и Караксеса. — В честь Сиракс, ñuha jelevrеа? — прошептал он нежно. Толстые, пушистые щечки покраснели от возбуждения, когда она причесывалась, все еще не привыкнув к ласковым обращениям, которыми принц стал называть ее — обладательницей исключительной уникальности. Ее улыбка стала еще шире, когда Деймон начал медленно распутывать ее сонные локоны, проходя гребнем с драконьими зубьями через каждый локон, словно в медитации, ожидая продолжения. — Нет, это потому, что они связаны священным браком, Деймон! — Принцесса не стеснялась своего ограниченного жаргона. Он снова усадил ее на колени и улыбнулся. — И когда же они вступили в этот брак, моя милая? Рейнира надменно посмотрела на дядю, выражение ее лица было очень похоже на его собственное. — Когда мы поженились, Деймон, — ответила она. Верно, это был глупый вопрос. Он смеется, когда она заметно соглашается. -Но ты думаешь, что это то, чего они хотят? — Ты сказал, что ты и Караксес — мои, и Сиракс — тоже моя, так что они должны принадлежать друг другу. А Сиракс — единственный друг Караксеса, и он защищает ее от Серебряного Крыла и других сварливых драконов так же, как я защищаю тебя! — невозмутимо заявила дочь Визериса. Ошеломленные, его пальцы замерли, заплетая ей волосы, пока он слушал, как этот ребенок ростом с метр беззаботно излагает огромность того, что между ними существует, самыми простыми словами. Его сердце замирает, Деймону приходится прочистить горло, прежде чем продолжить работу. — Конечно, — говорит он. — А что ты предлагаешь отпраздновать? — Полет на драконе, я на Сиракс! — восклицает Рейнира, вскакивая на ноги и поворачиваясь к нему лицом, держа руки на бедрах, как валирийская воительница, готовая к бою. — Ни в коем случае, — отвечает Деймон. — Дядя, ты сказал все, что я захочу! — взмолилась Рейнира. — Ты сказал, что мы вместе, что мы — семья. Этого достаточно для меня! Деймон терпеливо перевязывает конец ее заплетенной косы, а затем притягивает ее к себе. Нежные прикосновения к кончикам ее пальцев служат извинением, прежде чем он продолжает. — Нет, я спросил о твоем предложении. Неужели ты оставишь своего воина в одиночестве лететь на грозном Караксесе? Разве мне не нужна своя собственная богиня-дракон, чтобы защищать меня так же, как Сиракс защищает Караксеса? Должно быть, такая перспектива кажется ей смешной, потому что Рейнира хихикает, ее тело снова тает в его объятиях, когда она соглашается на просьбу. — Глупый Деймон, — шепчет девочка. — Aōha dovodedha Деймон, — отвечает он. — Ñuhon ***        Ужин — настоящее празднество. Рейнира, получив согласие, незамедлительно побежала на кухню, топая ногами по коридору. За ней спешил один из слуг, в тяжелых стальных доспехах, которые не могли сравниться с ее безудержным энтузиазмом. Повара превзошли самих себя, судя по разнообразию блюд, разложенных перед ними. Деймон не удивился, видя, как племянница очаровала их своим обаянием. -По крайней мере, я не один такой, — язвительно подумал он, замечая, что тарелка с лимонными пирожными стоит ближе всего к месту, где сидела девочка, маленькие корявые пальчики уже пытаются достать второе пирожено. В углу комнаты один из конюхов играл на флейте, явно пытаясь произвести впечатление на одну из горничных, стоявшую в стороне со своими спутницами, обмениваясь робкими взглядами и кокетливыми улыбками. Восторг маленькой виновницы торжества, сидевшей рядом с ним, возбужденно подпрыгивавшей на месте, так заразителен, что он не мог не пригласить всех присоединиться к празднику.       Глядя на веселящуюся толпу людей, танцующих на лепестках цветов, аромат которых усиливал настроение, принц молча признавал, что ему гораздо ближе и понятнее такое откровенное веселье, чем чопорные манеры, принятые при дворе. Крепко задвинув за собой двери гостиной, перед которыми великолепно стояли два верных Золотых Плаща, готовых в любой момент к действию, Деймон повернулся к Мастеру Кораблей. Тот уютно расположился в одном из кресел у камина, кувшин с вином в его руке уже находился на полпути к пустоте. -Чем обязан я твоим неожиданным приходом, Повелитель Приливов? Должен признать, что твоя внезапная появка вместо моей дорогой кузины вызвала у меня удивление. Ведь, судя по всему, дорогу из Дрифтмарка на драконе можно пройти гораздо быстрее. На протяжении нескольких мгновений, пока сереброволосый мужчина проглатывал следующий глоток вина, ответил грубым смехом. — Ну, Деймон, представляю, что ты удивишься, когда узнаешь, что мы оба, кажется, хорошо знакомы, чем позволяют формальные титулы. Деймон прошел в глубь комнаты, налил себе бокал, в его выражении лица заметно было недовольство. — Мне не дано познать знакомство с моей кузиной и ее супругом, который исчез в неизвестность после моих разногласий с дедом. Глаза Корлиса сверкали от удовольствия. — Если бы я не знал тебя Деймон, то я бы сказал, что ты обижен. На его воротнике засветилась слабая искра, уши покраснели от смущения, будто его застали врасплох. Прочистив горло, он крепко сжал руку, удерживая рукоятку Темной Сестры. — Что ты от меня хочешь, Корлис? Сформулируй свою цель четко, у меня нет времени на твои игры.       В комнате наступило короткое молчание, где оба мужчины участвовали в метафорическом поединке умов, каждый не желая стать первым, кто сломается. Но Корлис надулся и перевел взгляд на принца, невозмутимость Деймона исчезла, как пыль. — На ступенях растет влияние Триархии, нам необходимо подавить это в зародыше, пока ситуация не вышла из-под контроля. — Это решение, которое должна принимать Корона. Я не вижу, каким образом я могу быть полезен. — Ты — Корона, Деймон. Старый король уже не в состоянии управлять королевством. Таргариен остался неподвижным, погруженный в размышления, вспоминая содержание последнего письма от Аэммы. В последние несколько лун, проведенных на Драконьем Камне, у него появилось чувство удовлетворения, которое окутало душу. Это удовлетворение ослабило острое чутье и сделало принца менее бдительным, что было ранее так полезно в мире дворцовых заговоров. Сейчас он вспоминал, как письма от доброй сестры стали приходить все реже и реже. Они были бедны на подробности о дворце, так как большая часть внимания была сосредоточена на Рейнире. Деймон оправдывал эту краткость, ведь он понимал, что долгая разлука с дочерью была для Аэммы тяжелой. Он знал, что решение держаться подальше от дома и королевских интриг не находило одобрения у Аэммы. Его предложения присоединиться к ней и Рейнире на Драконьем Камне отвергли по просьбе их деда. Деймон сочувствовал сестре, но не хотел подвергать свою жену опасностям в Красном Замке, особенно так скоро после… Сделав глоток вина, чтобы на мгновение отвлечься, Деймон пытался вспомнить какие-либо намеки на серьезное заболевание, кроме краткого упоминания о слабости несколько месяцев назад. Он ушел в свои размышления, пробуя забыть о собственной беспокойстве, и, как всегда, прибегнул к привычному острым шуткам и язвительным замечаниям.       — О, вот объяснение, почему ты внезапно решил выползти из тени. Жаль, что тебе не удалось продержаться в качестве наблюдателя на более длительный срок. Скажи мне, Корлис, как наша милая кузина? Знает ли она, что ты пришел сюда просить моей помощи, или же она все еще пребывает у двора, шепчет королю на ухо, в то время как ты пытаешься перетащить меня на свою сторону? — Деймон, брак изменил тебя, сделал более снисходительным, — заметил Корлис. Увидев, что принц не отвечает, добавил: — Я думал, что ты, как никто другой пониманшь, что в нашем мире нет места сентиментам. Ты всегда был непреклонным, но, кажется, что что-то изменилось. Брат Визериса с насмешкой молвил: — Я бы сказал, что это несостоятельность лояльности с твоей стороны. Будущий монарх не может позволить себе иметь рядом тех, кто проявляет нестабильную верность, не так ли? — Я предан Короне, так же как и ты, у нас есть общая цель, которую мы можем достичь через взаимопонимание, устроившее бы всех нас. Корабли Велариона — ключевой актив для трона, поэтому твоя помощь Триархии будет так же выгодна, — объявил Корлис. Деймон внимательно обдумал его слова. — Так и будет, но, кажется, перед этим мне следует совершить долгожданный визит к своему деду, — ответил Деймон. Корлис, удовлетворенный решением, откинулся на спинку стула и провел пальцем по ободку своего кубка. — Я слышал, что у нас прошла драконья свадьба, куда меня, кажется, не пригласили? Принц вздрогнул, проявив некоторое замешательство, что вызвало у Корлиса усмешку. — Могу ли я предположить, что это вызывает либо удивление, либо радость? — Ты говоришь о верности, — произнес Морской Змей, наклоняясь вперед, чтобы наполнить свой кубок. -Существуют более надежные способы добиваться преданности. Время, когда ты займешь Железный трон, приближается гораздо быстрее, чем ты думаешь, эпоха игр в доме подходит к концу. — Я бы спрсил совета если хотел…- начал Демон. — В любом случае, — согласился Корлис. — Нельзя отрицать, что тебе нужна подходящая супруга, Демон. — У меня уже есть жена, — заметил принц, его голос был низким и строгим. — Подходящая жена, — продолжил Корлис. — Я знаю о твоей любви к Визерису и о твоей ответственности перед его семьей, и не прошу тебя отказываться от этого. Но не думай, что отсутствие равной жены не доставляет тебе страданий. Я счастлив с Рейнис, и хотел бы видеть тебя счастливым мужем. Тебе нужна супруга, способная не только дарить наследников, но и давать советы. И, между нами, в доме Велариона найдется немало валирийских дочерей, которые могли бы подойти тебе намного больше. Невероятное раздражение от его нахальности вспыхивает, словно поток крови из глубокой раны, Демон допускает, чтобы это раздражение проникло в его слова. -Что же ты можешь рассказать о счастье брака, когда даже не способен быть верным своей жене? Скажи мне, кузен, она знает о твоей слабости перед молодыми женскими обаяниями? Взгляд Мастера Кораблей мелькнул кратким огоньком гнева, когда его гордость была задета, но гнев быстро улегся, он рассмеялся, оценивая ситуацию. — Надеюсь, ты не намерен меня за это упрекать. В конце концов, твое пристрастие к блондинкам стало известным в Королевской Гавани за последние несколько лун, верно? Или я ошибаюсь? Корлис ухмыляется, и то, что он заметил в выражении Деймона, считается достаточно адекватной реакцией для такого случая, он встает. Подойдя к дверям гостиной, Веларион оборачивается к Деймону. — Я думаю, мне лучше уйти, — делает небольшую паузу, в его голосе чувствуется покровительственная тревога. — Трон требует своей цены, Деймон, и никто не освобождается от этого, даже ты. У тебя есть о чем задуматься, как мне кажется, но я уверен, что ты примешь решение, которое окажется наиболее плодотворным для Королевства. ***        Счастье — странное создание, размышляет Деймон. Оно открывается в своих воспоминаниях, сменяясь моментами сосредоточенного блаженства и мгновениями непередаваемой интенсивности. В молодости счастье было похоже на рельефный шрам на его бедре от Темной Сестры. Счастье ощущалось как палящий зной летнего дня, теплый и улыбчивый, словно улыбка матери. Счастье имело вкус дорогого миришского вина с насыщенной терпкостью, лопающейся на языке, звучало как резкие трели и дымное ворчание, когда его дракон рвался в небеса. Первый поцелуй, первая победа, ощущение теплой, влажной плоти в первый раз… Определение счастья менялось с каждой минутой жизни. До нее. Прекрасные моменты её смеха, поцелуи с нотками слюны на его щеках, слишком сладкий сок, которым она напоила его, плавающие кусочки моркови в чашке и медленно стекающая лужа на его груди, когда она тревожилась за его благополучие — все эти последние месяцы, проведенные в присутствии принцесы, изгнали одиночество и унесли его горе. Остался только безмолвный покой, чужой, но не нежеланный. Таргариен должен понимать знать, что это не навсегда. Когда они прибывают в Королевскую Гавань, начинает падать снег. Темные серые облака сгущаются над головой, скрывая голубое небо, весеннему веселью приходит конец, сменяясь мрачной меланхолией. Воздух гнетущий и удушливый: белые снежные хлопья кружатся вокруг, но тут же растворяются, едва касаясь земли. Отвязавшись от седла, он быстро укутывает Рейниру в теплый плащ, который принес лакей, мрачное выражение на её лице заставляет его сдерживать вздох.       С того момента, как он донес до неё новости о возвращении, тяжёлая пелена уныния окутала девочку, как мрак ночи. От слёз и отчаяния она прижалась к нему, маленькие руки сжимали его плечи. Даже терпеливые утешения и твёрдые слова не могли успокоить ребёнка, и когда Рейнира увидела его непоколебимую решимость, тревога сменилась капризной упрямостью. Однако мысли о неотложных разговорах с непокорными женщинами вдруг улетучились, когда она заметила приближающегося лорда-командующего, а королевские гвардейцы в белых нарядах бесшумно вступили их на Драконий двор. Ребёнок, всё ещё прижатый к его груди, испуганно хныкал, он крепко обнимал её одной рукой, готовый в любую секунду защитить. Поднимаясь во весь свой рост, Деймон пытался успокоить ураганный стук своего сердца, но взор притянул блеск стали в руках остроушего рыцаря. Остановившись на вытянутой руке, мужчина опустился на колено, протянув Дэймону знакомый меч, инкрустированный рубинами, и произнёс: -Мой король. Глядя на королевских гвардейцев и слушая звон металла, разрезающего воздух, Таргариен наблюдал, как белое море вокруг него склонилось на колени, словно пенные волны перед тем, как разбиться о неумолимую скалу. Он понимал, что дни безмятежности окончены, что блаженство скользило между пальцами, как мелкие зерна песка, быстро ускользая. ***       Спустя несколько часов Деймон уверенно шагал по бесконечному лабиринту коридоров, которые составляют обширную шахту. Наконец, он достигает крутой лестницы, по которой спускается в пещерные глубины обширного сооружения. Время от времени земля под ногами трясется от грохота, камни падают на пол, но он остается спокойным. По мере углубления внутрь бра, солнечные лучи не могут проникнуть в эти могильные глубины, и призрачные тени участвуют в неистовом языческом танце, покачиваясь и кружась по стенам. Низко напевая себе под нос валирийские слова, он проходит мимо рядов камер, где ощущается резкое, сернистое и почти обжигающее дыхание — это приятное дыхание свободы от весьма насыщенного аромата ладана, который прилип к его одежде после кремации.       Он бросает привычный взгляд на пещеру своего гостя, который заставляет его улыбнуться. Таргариен замечает золотистый отблеск на фоне горящих углей, теперь уже тусклых в глубоких тенях, и выпускает смешок от аналогии с их ситуациями. В воздухе витает знакомый запах железа, серы и гниющей плоти, который становится тяжелее, по мере того как он приближается к загону в конце коридора. Усиливая интенсивность музыкального плетения слов, которые он напевал под нос, порочній принц надеялся, что недавно разбуженного дракона будет так же легко подчинить своему пению, как и того юного птенца, который неохотно расстался с ним всего несколько мгновений назад после обряда возжжения. Спустя некоторое время, он выходит из пещерных глубин Драконьей ямы с пепельным лицом и сажей, омытым жаром драконьего пламени. Но в груди первый раз преобладает чувство спокойствия и облегчения, с тех пор как он первый раз преклонил колено перед королем. Начало его правления, по крайней мере, не будет помечено бегством Бронзового Зверя. Он погружается в свои размышления, когда его внимание привлекает движение фигуры в тени у входа в яму. Одетая в черную шелковую парчу с вышитым хинином и прозрачной вуалью, Королева, которой никогда не было, опускается в глубокий реверанс, тяжелые юбки ее платья распускаются вокруг. Eglivys aōhys — произнесла она, язвительное выражение ее лица заставило принца вздрогнуть. Уголки глаз Деймона напряглись от раздражения, но он быстро сдержал свои эмоции. — Встань. Его вопросы о том, как она внезапно оказалась здесь, были бесчисленны, но он решил начать с самого насущного. — Что привело тебя сюда, кузина? Похоже, ты сбилась с пути, раз оказалась в таком неподходящем месте, — заметил Деймон, его глаза мерцали, как искры, выбрасываемые ударом кремня о сталь. Женщина забавно подняла бровь и небрежно заметила: — Я хотела увидеть последние огарки. Он выглядел таким маленьким при смерти, не так ли? Наклонив голову в знак согласия, он пробормотал информацию, которая витала в уме с тех пор, как мастер передал ему ее. — Мне рассказали, что ты была свидетельницей последних приготовлений Молчаливых Сестер. — Почему это удивляет тебя? -Мертвые короли не обладают властью. Уголки ее губ на мгновение задрожали, на изгибе рта мелькнуло легкомыслие. — Если бы осталась одна из его дочерей, но, увы, осталась только я, — произнесла она невозмутимо, складывая руки. — А как жк Аэмма? — Дйемон бросил вызов, кузина издала легкое насмешливое фырканье. — Соколы — не драконы, кузен. -Смело с твоей стороны, — язвительно заметил он, глядя на обожженные драконом руки. На бледных щеках появился румянец, но она лишь подняла подбородок. -У меня есть причины для смелости, Деймон. В конце концов, я летаю на Красной Королеве. — К сожалению, ты по-прежнему можешь называть меня Вашей Милостью, — произнес он с укором, в ее глазах на мгновение вспыхнуло раздражение, как огонь, но затем женщина взяла себя в руки и снова стала спокойной, как всегда. — Аэмма действительно ухаживала за ним, — признала она. — Но она не задержалась, когда он перешел под опеку Молчаливых Сестер. Слишком много тяжких воспоминаний, по-моему. — Ваш ум как всегда остр, как и ваше красноречие. — Ты мне льстишь, у меня никогда не было такого прекрасного голоса, как у тебя. Деймон замешкался, но ненадолго. Она осталась, затаилась в тени и прислушалась. — Я просто хотел удостовериться, что со зверем все в порядке, вот и все, — объявил принц, знакомое пламя раздражения лизнуло его вены. — Его пепел в воздухе, а меч у твоего бедра — Бронзовый Зверь, должно быть, подумал, что ты — старый король, воскресший из огня. — Теперь Блэкфайр мой, — ответил Деймон, крепко сжав меч, украшенный кроваво-красными самоцветами. -А Вермитор — нет, — отметила Рейнис. -Какая жалость, — выдохнул Деймон с резкостью, на мгновение смятение омрачило его черты.       — Пламя забрало твою красоту, а от твоих детей остался лишь окаменевший камень. Чего ты добилась своим воровством, кроме гнева нашего деда? Алый цвет на ее шрамами покрытой коже стал бордовым, она уже не та дерзкая невеста десяти и четырех лет, которую подожгло драконье пламя, которая бежала к морю с украденным яйцом, вскоре превратившимся в камень, но все еще оставалась смелой. -Дед простил меня. Как и тебя, за то, что ты украл невесту моего сына. Он даже позволил маленькой золотой вещице покинуть яму, так что мы оба воры, прощенные за наши грехи. -Это не одно и то же, — рычит он. Ты украла то, что никогда не должно было быть взято из нашего дома. Рейнира всегда была моей по праву рождения и по всем остальным правам. Рейнис качает головой, сверкая серебром и опалами. -Корлис рассказывал мне, как ты любишь свою маленькую жену. Она действительно очень маленькая. Я и не подозревала, что твои вкусы такие специфические, но ты всегда был странным. -Если тебе так хочется поговорить о мужьях и женах, — прорычал Деймон, — то давай поговорим о твоем муже, который грабит, разбойничает и сеет свое семья в бедных девах, которых только может найти. Рейнис бросает на него взгляд, и Таргариен видит, как она сжимает кулаки, но затем медленно, равномерно вдыхает, успокаиваясь. — Я не хотела обидеть тебя, — говорит она сквозь зубы. — Я разделяю опасения моего мужа по поводу вашего неудачного брака. Она может быть отрадой королевства, но пройдет еще много лет, прежде чем Рейнира сможет произвести на свет истинное наследие, которого жаждет королевство — сына и наследника, который последует за вами. — У меня есть наследник, — говорит Деймон и ухмыляется. — Кто она — твоя королева или наследник? Королевство никогда не примет женщину в качестве твоего наследника, Деймон. — Я же говорил тебе… — Твоя мать выполнила свой долг, а я — свой… — продолжает она. Аэмма — нет. Ты так уверен, что ее дочь не потерпит такого же поражения? — Попридержите язык, ибо последствия могут вам не понравиться, принцесса, — предупреждает он. -Лучше нам расстаться, чтобы не наговорить того, о чем потом придется сожалеть, — говорит она. Губы ее кривятся, затем смягчаются, прежде чем принцесса заговорит снова. — Я верю, что ты примешь правильное решение, касающееся твоего брака и будущего Малого Совета. Не обращая внимания на его вопиющую насмешку, она продолжает.       — Я оставляю вас, чтобы ты смог отправлять спать свою маленькую жену, — лаконично произносит она, тяжелые юбки шуршат, когда Рейнис уходит без сопровождения стражников, неустрашимая в своем высокомерии. Провожая взглядом удаляющуюся фигуру, Деймон кричит драконоблюстителю, выходящему из одного из вольеров: — Никто не должен приближаться к Бронзовому Зверю, никто, кроме меня, и уж точно не эта сучка Веларион!       Гнев подстегивает его шаги, когда принц врывается в двери своих покоев. Грубо срывая с себя одеяния, он с досадой признает, что кузина, как бы досадно не было, оказалась права. Будущее Королевства зависело от него, и первый шаг к тому, чтобы не потерять это шаткое равновесие, начался с назначений в Совет. Пока лорд Стронг был вполне подходящим Десницей, но сможет ли он способен выработать решения, основанные на прагматизме, а не на идеалистических сентиментах — в этом Таргариен еще сомневался. Прислонившись к железной ванне, вода в которой все еще обжигала на ощупь, Деймон плавал между миром сна и бодрствования, вдыхая успокаивающий аромат лаванды, сплетающийся и танцующий в его чувствах. Узлы его тела медленно развязываются после напряжения с самого утра, он чувствует непреодолимую вялость, отягощающую конечности, — усталость долгого дня наконец настигла его. Вздохнув, он снова опускает голову в воду, копоть и грязь смываются с его тела и окрашивают воду в мутно-коричневый цвет. Порочный принц как раз любовался аркадским уголком, который ему удалось выкроить для себя, когда к нему без предупреждения вбежал один из младших конюхов. Задыхаясь, упираясь руками в колени, взъерошенный парень, заикаясь, излагает причину своего вторжения. — Ваша Светлость… Принц…приношу свои извинения. Королева просит вас и отказывается уладить дело иначе.       Глубоко вздохнув, он поднимается с теплых вод, отмахивается от окаменевшего мальчика и одевается, прихотливо размышляя о предстоящих трудностях. Однако в этот момент что-то, кто-то более насущный, звал его по имени. Повышенные голоса, доносившиеся из покоев, были достаточной подсказкой, и сцена, в которую вошел Демон, хоть и была ожидаемой, но он отчаянно хотел ее избежать. Потирая виски, чтобы унять головную боль, которая грозила начаться с самого утра, он оценивает сложившуюся перед ним ситуацию. Группа горничных, все в разной степени возбуждения, сгрудилась по одну сторону кровати, причитая слова успокоения, чтобы уговорить разъяренного ребенка подчиниться. С другой стороны мать и дочь зашли в тупик, зеркально отражая друг друга немигающими глазами и упрямыми подбородками. В углу валяется разбитая ваза, мелкие осколки глазурованного костяного фарфора ловят свет фонаря, рассыпаясь по полу. Сощурив глаза, он испустил тяжелый вздох усталости, пульсация в висках внезапно усилилась. -Хватит об этом, Рейнира, — авторитетно заявляет его добрая сестра. — Мы это уже проходили, и я не намерена терпеть дальнейшее нахальство. Принцесса смотрит на мать, а потом кричит: -Я хочу, чтобы меня дядя уложил! Все убирайтесь! — яростно топает она ногой, выражая свое негодование. Темные облака гнева собираются на лице Аэммы, ощутимый гнев заставляет ее встать прямо, и заговорить. -Я твоя мать, и ты будешь говорить со мной с уважением. Сейчас же ложись в постель, или я сделаю это за тебя. -Я хочу, чтобы мой Де… Напряжение в комнате спадает, ярость близка к тому, чтобы разгореться, как лесной пожар, когда он вмешивается, негромко прочищая горло, чтобы дать понять о своем присутствии. — Почему такой переполох, маленький дракон? Две головы поворачиваются, чтобы посмотреть на него, знакомые глаза светлеют, когда она одаривает его вниманием, которого жаждет ее мать для себя.       Улыбнувшись Рейнире, Деймон посмотрел на Аэмму, которая с напряженным выражением лица наблюдала за этим обменом. — Что здесь происходит? — Рейнира отказывается идти без нее — я даже не могу произнести это, настолько это абсурдно. — Она иногда стесняется людей. Я могу помочь, если ты… — Я не обычные люди, Деймон, — прерывает его Аэмма, в ее тоне прозвучал яд, — И как ее мать, я могу сама уложить свою дочь спать. Её слова разносятся как эхо, наполняя внезапное пространство между ними, несдержанная жестокость распространяется с быстротой ядовитых сорняков, уничтожая всё благородное и чистое на своём пути. Стоя сзади Аэммы, он видит, как её тело начинает дрожать от видимой страдальческой боли, руки сжимаются на талии, словно пытаясь смягчить удар, который ей нанесла дочь.       В комнате устанавливается мрачная тишина, прерываемая лишь треском камина; от шока всё замирает на месте. Холод становится ощутимым, настолько сильным, что Рейнира, хотя она слишком молода, чтобы понять полную меру разрушения, чувствует резкое изменение обстановки. Она широко раскрывает глаза, беспомощно глядя на него. Лицо её бледнеет, когда она видит перед собой свою мать в подавленной позе. Когда принц уже приближается к ней, медленно пересекая пол комнаты, его добрая сестра выбрасывается вперёд и схватывает за руку испуганного ребёнка. На её лице застыла решимость.       Пронзительный крик, и маленькие руки ребёнка безуспешно пытаются разжать стальную хватку матери, но та не останавливается, продолжая неуклонно двигаться к кровати. — Я предупреждала тебя. Я терпела тебя весь день, но ты не слушаешь, — прогремела Аэмма с горечью, её голос дрожал от подавленного гнева. С жирными слезами в глазах Рейнира взлетела на покрывало, стремясь укрыться от материнского гнева. Аемма, с лицом, лишенным какого-либо выражения, словно высеченным из мрамора, обратилась к одной из служанок и приказала: — Задуйте все свечи. Не хочу, чтобы даже малейший луч света проник в эту комнату сегодня ночью. Рыдания становились всё громче, но безрезультатно. — Она была слишком долго лишена должной дисциплины, но больше нет. Увидев опухшее от слёз лицо и синяк на руке, Деймон утратил последние признаки самообладания. Он подбежал к маленькой фигурке, сжимавшейся в углу — раненому птенцу, пытавшемуся злизать свои раны. Игнорируя возражения своей доброй сестры, он поднял девочку на руки, крепко обнимая. Теплая влага проникает сквозь воротник дублета, и свидетельства её горя вновь разжигают огонь негодования в его груди. Он моргает, пытаясь разгонять темные мысли, и совершает несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить свою внутреннюю бурю. Разум приходит к нему медленно, словно сквозь густой туман, Деймону приходится бороться, чтобы прислушаться к разуму. Но он упорно продолжает этот бой ради неё. Наблюдать, как любимая дочь предпочитает кого-то другого в его присутствии после долгого периода разлуки, должно быть горькой истиной для родителей. Аэмма не была исключением.       Деймон осторожно поглаживает пальцами поражённые места, внимательно следя, как она дергается и корчится от дискомфорта. Затем обращает взгляд на свою добрую сестру, её глаза горят яркой лавандовой страстью, и лишь после этого выносит приказ, обернутый в просьбу, и предназначенный только для её: -Позвольте мне заботиться о ней. Я настаиваю. *** Когда Деймон наконец освободился из объятий Рейниры, на дворе уже воцарилась ночь. Последний раз он оглянулся в комнату, прежде чем осторожно закрыть дверь. С досадой он увидел, что большой палец ее руки оказался между ее губами, и мягкие сосательные звуки нарушали ночную тишину. Он начал нежно покачивать ее тело, напевая валирийские колыбельные, его рука плавно скользила по спине, когда она цеплялась за одеяло, Деймон прошептал заверения о будущих прогулках на драконах, прежде чем наконец смог убедить измученного ребенка откликнуться на мягкий призыв сна. Он не упрекал ее за настороженность, ведь несмотря на месяцы, проведенные в весенней радости, их отношения были непостоянными.       Мрачные тучи, опустившиеся на них с тех пор, как Корлис сообщил ему о болезни внука, только усугубились, когда они спустились в Красный замок. Он никак не мог избавиться от звенящего холода, такого же морозного, как только что прошедшая зима. Весь день Деймон исполнял свои обязанности, по традиции подожгли костер своего предшественника. Но теперь, когда все было сделано, он обнаружил, что ищет утешения в объятиях своей маленькой племянницы. Он прижимал её к себе ещё крепче, пальцы его рук переплетались с её пальцами в неразрывном объятии. Деймон не обращал внимания на поднятые брови придворных и ропот служанок, следовавших за ним по коридору с Рейнирой на руках. Что такое их пустой шепот перед лицом необъяснимой привязанности, которую он испытывал к этой маленькой девочке? Бывали дни, когда они сидели в уютной тишине Драконьего Камня. Рейнира поднимала глаза от своих кукол, и её взгляд был ярче, чем тлеющие угли в камине. Деймон поражался силе любви и преданности, которую он испытывал к ней. Ночи, проведенные в борьбе с алебастровыми чудовищами, пытавшимися унести ее на своих могучих плечах, также давали ему возможность любоваться точным оттенком олова ее локонов, перебирая колечки на его пальцах, пока она наконец не погружалась в сон.       Намного позже, когда он снова окажется в стенах своих покоев, ожесточенно вдалбливаясь в непорочную шлюху, закроет глаза, и воспоминания о серебряных колечках сменятся. Теперь они превращаются в серебряные спирали, достаточно длинные, чтобы обвиваться вокруг и душить. Девичьи визги перерастут в хриплый скулеж, горло огрубеет и затрещит от нахлынувшего удовольствия, Деймон сорвется с места — обещание радостного будущего окажется куда более приятным, чем та неполноценная пизда, в которой он окажется.        Сумерки покинули небо, унося с собой последние краски, теперь темнота окутала замок. Служанки снуют по коридору, зажигая все бра, когда его глаза перескакивают через все колебания теней от мерцающих факелов, предсказуемо замечает свою добрую сестру, стоящую в стороне, ее силуэт оранжевый от отблесков огня. Едва различимое горловое дыхание было единственным сигналом, который он услышал, прежде чем она начала двигаться, без слов требуя, чтобы он присоединился к ней. В коридоре царила тишина. Служанки уже ушли, и лишь редкий лязг доспехов указывал на присутствие рыцарей, стоящих на страже перед покоями Рейниры. — Она здорова? — осведомилась Аэмма. — Да, просто переборщила с нагрузками, но завтра Рейнира будет в порядке, — ответил он. Аэмма кивнула, на них вновь опустилась тишина, напряжение проникло в разговор, словно незваный гость, время казалось тянулось бесконечно. Принц заметил восторженное созерцание на ее лице, черты лица Аэммы стали отрешенными. Таргариен был готов выразить сочувствие, утешительные слова уже были на кончике его языка.       — Я вижу, что ваше пребывание на Драконьем Камне было приятным, вы оба кажетесь очень близкими — ближе, чем когда либо были, — произнесла Аэмма. Деймон едва не споткнулся о камень, выскочивший на неровной поверхности, пораженный, казалось бы, безобидным заявлением. Сердце замирало, словно свинцовая гиря в желудке, когда воздух между ними наполнился напряжением, готовясь вместить разговор, которого он избегал. Отбросив опасения, он быстро возвратил себе самообладание и сказал: -Да, это так, но я и Рейнира — рады вернуться сюда. Она скучала по тебе последние несколько лун. Наступает тишина, затем сквозь пустоту прохода разносится звонкий смех, ядовитый в своей иронии. Ледяные голубые глаза — совершенно несхожие с аметистовыми глазами Таргариенов — поражают своей необъяснимой глубиной. — Прости меня, Деймон, произносит она. — Если я сомневаюсь в правдивости твоих слов. Когда-то Рейнира искала спасения в моих объятиях, но теперь я вижу, что ее взор ищет тебя, полагаясь на то, что ты сможешь преодолеть её внутренних демонов. Его добрая сестра всегда была воплощением благородства. Мягкая рука, когда она сидела рядом с ним, а его тело содрогалось от лихорадки; украденный кусок пирога, чтобы смягчить строгость брата; Аэмма несла с собой женскую нежность матери, украденную из его жизни слишком рано. Болтовня, которая делала более сносными скучные приемы, шутливые насмешки, приносившие все более редкие улыбки на ее лице; они оба игнорировали белесую бледность ее кожи и невозможность откинуться на спинку стула.       Вонь крови и смерти впиталась в каждой щели, на каждой стене, несмотря на прошедшие недели. Она была единственным доверенным лицом, когда никого другого не было. Он даже и не мог представить, что вы зовет у нее гнев, и от этого у него остался горький привкус во рту. Гнев и обида вспыхивают в нем, зачатки негодования угрожают прорваться сквозь слабо удерживаемые нити самообладания, но мысли о крошечной крошке, уютно устроившейся в своих ярких мечтах о драконах и галантных воинах, заставляют его подавить свои страсти. Несколько мгновений они молчат, шаги каждого из звучат так же громко, как барабанные удары в битве. Деймон терпеливо ждет, стискивая челюсти и сжимая руки, белые от напряжения. — Почему так долго, добрый брат? Или это была еще одна из твоих хитростей? Кровь приливает к его щекам, на лице появляются пятна гнева, а глаза, полыхая гневом, настойчиво пронзают его взглядом. — Я выполнил свою обязанность, Аэмма. Я здесь. — Ах, да, долг — вот и все, что осталось, не так ли, Деймон? Какая же это была тяжкая жертва.- Язвительное презрение прошло сквозь хлипко воздвигнутые стены его сдержанности и иссушило последние остатки самообладания. — Неужели ты думал, что я не знаю твоего желания завладеть валирийской женой? Я заметила, с какой страстью ты следил, как твой брат переживает все, о чем ты мечтал и жаждал. Ты был так же страстен, как обреченная на смерть дворняга, умирающая от голода, произнесла Аэмма, стремительно приближаясь к нему, словно кобра, готовая к удару. — Если бы судьба была добрее, я никогда бы не поручила свою дочь такому, как ты. Твоя жадность, с которой ты удерживал ее рядом весь день… твоя навязчивая преданность — это отвратительно и бесчестно. Я думала, что она в безопасности, но ошиблась. Теперь я это осознаю. Слова вылетели из ее уст, как пепел, что-то мерзкое и нечистое, наполнив воздух вокруг своим отвращением и неодобрением. Корлис, Рейнис, и теперь она. Шквал сомнений в искренности его преданности, язвительные насмешки относительно характера его отношений с Рейнирой — все это он вынужден был переносить. Деймон устал от вечной борьбы, устал от необходимости доказывать свою правоту перед теми, кто не имел представления о том, через что им пришлось пройти за эти несколько месяцев. Каждая слезинка, каждая улыбка, каждая неудача и каждый шаг вперед — они были его свидетелями и его бременем. И все же.       Деймон отступает назад, каждое ее обвинение, острое как меч, вонзается в него. Руки сжались в кулаки, а губы искривились в жестокой усмешке, прежде чем он наносит свой ответный удар, задевая нежные раны, которые она тщательно хранит в своем сердце. -Ты можешь сколько угодно сожалеть о своих решениях, Аэмма, но теперь пути назад нет. Я всегда обещал защищать и заботиться о ней, и не было ни одного дня, чтобы я не выполнял это обещание. То, что ты не смогла сдержать свои собственные обещания перед ней, это твоя ошибка, а не моя. — Возьми эти. Деймон пытается сдержаться, но неуемная ярость разрывается, словно расплавленный огонь, прорывающийся сквозь холодный земный покров. — Пять лун, Аэмма, как ты могла? Как ты могла оставаться вдали от дочери, которая, по твоим словам, дороже тебе жизни? -Ты жестокий ублюдок. — И все же ты отдала ее мне, — выплеснул он в ответ, каждое слово обжигая своей страстью. Почти незаметное вздрагивание, которое он мог бы упустить, если бы они не стояли лицом к лицу, дает ему понять, что удар был чрезмерно глубок и болезнен. Однако он слишком разгневан, чтобы помочь себе. Ее веки дрогнули, женщина быстро смахнула слезы, но затем все ее поведение изменилось, став неожиданно спокойным. Ярость, выплеснувшаяся из нее, стала такой же холодной, как северные зимы, и когда она заговорила, ее голос дрожал от боли. — Ты знаешь, почему я не могла, Деймон. Дед запретил мне присоединяться к тебе, и я сделала то, что было необходимо, чтобы обеспечить безопасность своей дочери. — Ты выбрала, что было удобно для себя. — Что ты хочешь сказать? — отшатывается она в замешательстве, но Деймон не колеблется. — Я пожертвовал возвращением в столицу, потому что знал — мы оба знали, что пиявки Двора сделают все, чтобы разлучить ее со мной. Я решил держаться подальше от дворца, даже когда мне это не требовалось — я упустил последние моменты перед гибелью деда, я боролся против собственного крова, потому что для меня была важна ее безопасность, и все же ты не смогла отправиться на Драконий Камень, чтобы быть с ней?       — Я была той… ее голос густеет от неизреченных эмоций. По алебастровым щекам катятся неожиданные слезы, по телу бегут волны страдания. -Это я мучилась и переносила невообразимые муки, чтобы принести ее в этот мир. Ты мог бы доказать силу своей преданности ей жестокостью своих клинков и стали, но это была я, кто страдал от боли и истекал кровью… -И я тоже! — рычит Деймон, его заявление раздается в проходе, как раскаты грома. -Ты сражалб, чтобы привести ее в этот мир, а я никогда не признавал этого. Каждого ребенка, которого ты родила, каждого ребенка, которого ты утратила — я скорбел о них вместе с тобой, как брат, стараясь сделать все возможное, чтобы облегчить твои страдания, но я был не в силах, и за это всегда буду сожалеть. Он направляется в свои покои, сделав пару шагов в направлении, вспоминает слова, которые она бросила ему совсем недавно. Опираясь рукой на ручку двери, Деймон не оборачивается на тени, которые теперь принимают форму женской фигуры за его спиной. Жалобное сопение пронизывает мрачную тишину, когда он произносит единственное, что остается сказать. — Ты права относительно моего желания иметь жену по собственному выбору. Я никогда не скрывал своих предпочтений. Однако, если ты ожидаешь, что я буду извиняться за свои чувства, за любовь, которую я питаю к ней, то ты зря надеешься. Я тоже проливал кровь ради нее, Аємма, и как бы ты ни старалась, ты не сможешь игнорировать факт, что из нас всех, я был единственным, кто сдержал все обещания, которые я дал ей. Ни Визерис, ни ты. *** Тронный зал наполнился до отказа, шорох разговоров присутствующих напоминает раздраженное шелестение листьев, подвергнутых натиску особенно игривого ветра. Один из септонов долго рассуждает о значении царской власти и роли, которую он должен играть в жизни своих подданных, но Деймон отключается от бесконечного потока речей старого мудреца, предпочитая сосредотачиваться на зрелище, развернувшимся перед ним. В воздухе витает несокрытое ожидание, любопытство и волнение наполняют помещение не меньше, чем золотые гербовые знамена, богато украшающие стены. В первых рядах оживленной толпы стоят Корлис и Рейнис, их пристальные взгляды медленно скользят по многолюдной аудитории, люд толкаются и прижимаются друг к другу, чтобы лучше рассмотреть зрелище, разыгрывающееся перед Железны Троном.        Рядом с ними находятся отпрыски Велариона, гордо одетые в алый золотой и морской аквамарин, которые символизируют цвета их Дома. Его взгляд ненадолго останавливается на девушке, едва ли старше той, что была его доброй сестрой, когда обменяла горные вершины Долины на корону, которая теперь украшает его венценосную голову. Вспомнив свой разговор с отцом этой девушки, он не может сдержать усмешку. Длинные, узкие глаза, полные губы — она, безусловно, обладает красотой, размышляет принц, но сравнивать ее с бесподобной красотой александритовых прудов и ангельских черт, которые украшают его сестру, кажется ему забавным. На заднем плане стоит дочь того дурка, который смел прикоснуться к Рейнире и надеяться, что останется в живых после этого. Каштановые волосы и русые черты лица подсказывают очевидную родственность между двумя девушками, и это неожиданность для него. Вспоминая слова лорда Стронга о том, что последняя была нанята в качестве фрейлины, наследник размышляет о том, как его кузина отнеслась бы к дружбе, которую ее дочь завязала с представителем столь скандального Дома. Медленно окинув взглядом множество благородных особ, охваченных восторженным увлечением и навевающих на лицах напускное благоговение, он приостанавливает свой взор, как только достигает своей избранной.       Ее обычная дружелюбность исчезла, она стоит в стороне, с непреклонным лицом и глазами, которые уклоняются от сторонних взглядов. Сжатые челюсти и напряженные линии ее тела свидетельствуют о том, что не только он один переживает мучительные воспоминания о том, что произошло прошлой ночью. Глубокая волна грусти окутывает его, когда Деймон в очередной раз задумывается о том, какая бездна появилась между ними за один день; оба они идут по неотвратимым путям, которые разошлись без его ведома. Из размышлений его выводит горловое дыхание, он обращает внимание на септона, который ожидает его, протягивая тонкую диадему, дополняющую величественную корону, которая увенчивает его глову. Повернувшись, он расплывается в огромной ухмылке, глядя на видение, которое являет собой его Рейнира.       Лиф шелкового платья, цвета ночи, увенчан тысячей крошечных рубинов, которые мерцают и переливаются при каждом движении. Ее нежную фигуру украшают драгоценности, которые он с преданностью привозил ей после каждого своего дальнего путешествия: ожерелья, браслеты и кольца, изготовленные из лучшего золота Пентоса и драгоценных камней Тироша, капающих в расточительной демонстрации богатства, словно дождь из сокровищ. На фоне всей этой роскоши ее рука крепко сцеплена с концами его церемониальной одежды, пухлые щеки окрашиваются в яркий алый цвет, когда девочка нервно переминается под бдительным взором зрителей, ее круглые, доверчивые глаза неотрывно устремлены на него. Игривое подмигивание разряжает напряжение, принц внимательно венчает ее голову тяжелой короной. Громкие аплодисменты разносится по всему залу — празднования начинаются и за пределами дворца. Яркие звонкие смешки вырываются из уст его маленькой жены, когда корона, все еще слишком большая, сползает с ее головы, неуклюже прикрывая один глаз. Этот вид так же светел, как первые солнечные лучи на его коже, словно вспышка надежды в темном мире. Так же радостен, как полеты, в которые он отправляется на своем драконе, украшенной сердоликом. И все, что он хочет сделать, — это застыть в этом сиянии навечно, нетронутым и чистым, как картина.       Опустившись на корточки, Деймон аккуратно поправляет корону, словно она — самый драгоценный из алмазов, а затем с болезненной нежностью прикосновения целует ее нос, как бы скрепляя завет и обещание в едином поцелуе. Не обращая внимания на завистливые взгляды, направленные в его сторону, Деймон берет ее на руки, и они выходят встречать радостную толпу. Восторг народа раздается в восторженных возгласах, колокола Крепости звонко звенят, обещая новую эру, и по мере утихания этой радости становятся различимыми мелодичные песни радостной толпы. Маленькая королева. Маленькая королева.