Белла значит война

      Колючий ворс ковра впивался в руки и лицо, но не мог привести в чувство. Ничего не осталось, кроме боли, и из этой самой боли теперь состояло распластанное тело. Кровь испачкала пол, осталась каплями на стене в углу. Безопасное место всё-таки окропили, осквернили, растерзав до мяса прячущуюся в нём жертву. Полностью рухнули надежды, что в мэноре есть хотя бы одно укромное место, где никто не найдёт и не тронет. В любом случае скрываться бессмысленно, потому что даже если игра в прятки будет выиграна, придётся выйти самой. Таковы жестокие правила: чтобы остаться победителем, нужно много раз делать вид сверженной.              И сейчас, лёжа у ног Друэллы, Лиф сдерживала в себе крики агонии, что вызывала боль. Она это стерпит, и пусть воспалённый от ужаса мозг не мог анализировать и здраво думать, он не переставая пытался отгородиться от происходящего. Нужно просто пережить и не умереть от кровопотери в комнате, ставшей камерой пыток. Возможно, стены именно этой спальни больше всего видели крови, жестокости. Ничего не задерживалось слишком долго в голове, а попытки отвлечься вытеснялись жгучим желанием прекратить мучение. Руки безвольно шарили в поисках помощи, которой здесь просто не было. Даже палочка — скверный союзник, взбунтуется от любой попытки колдовства.              Горло сжали спазмы, и Илифию вырвало желчью чуть ли не саму себя. Тошнота душила. Вместе со всхлипами они не давали глубоко дышать, а корсет продолжал сдавливать рёбра. Ещё немного — и захрустят кости. Почему же разум не отключался, когда так нужно? Мир продолжал ощущаться более-менее чётким, недоброжелательно настроенным. Сплёвывая мерзкую на вкус слюну, Керр молилась. Просила Бога прекратить пытку, посланную ей явно для проверки силы, но она слабая. Была готова признаться об этом и кричать всем подряд, лишь бы больше не сталкиваться с уготованными ей всевышним преградами. Мама всегда говорила, что молиться можно, если есть нужда хоть к кому-то обратиться, излить душу. Илифии обращалась, правда, её, очевидно, никто не слышал, потому что боль не прекращалась: ноги немели, и жизнь уходила с каждым тяжёлым выдохом.              Друэлла позвала домовика. Имя чётко разобрать не получилось, как и вид самого прибывшего. Просто сгусток нечёткого образа, мельтешащего перед глазами и доводящего до очередного выхаркивания желчи. Только через долгие пару секунд наступило долгожданное облегчение, а балансирующий над пропастью разум возвращался к анализированию происходящего. От этого хотелось взвыть, потому что потеря сознания была слишком необходима. Не пришлось бы сдерживать слёзы, рвоту и рвущиеся наружу чувства. Не было бы необходимости поднимать голову и сталкиваться с холодным взглядом матери Беллы. Маска беспристрастия и никакого сожаления от того, что пару минут назад она собственными руками наносила режущее заклинание по оголённым ногам.              Домовик умело залечивал раны, явно исцеляя не в первый раз. Хотелось верить, что в последний, но глупо на это полагаться. Неизвестно какие поступки в понимании Друэллы разочаровывающие, а учитывая тернистый путь впереди, надеяться на избежание наказаний в будущем — слишком самоуверенно. Может, воспринимать всё происходящее как подготовку перед встречей с более опасным человеком? В его арсенале явно больше страшных и доставляющих мучения заклинаний. Наверное, после них не то что встать не получится — существовать станет невыносимо. Илифия могла лишь подавить всхлип отчаяния, ведь осознание того, чем она сейчас занималась, больно впивалось в рассудок, пожирало изнутри её самообладание. Привыкать к пыткам — вот уж действительно полезный навык.        — Поднимайся, сегодня ты должна отобедать со своим будущим мужем, — статус Рудольфуса не звучал как что-то, выбивающее из равновесия. Керр же знала больше о Беллатрисе в качестве Лестрейндж, чем Блэк. Поражало то, что мужем он станет теперь ей, а не сумасшедшей ведьме. Такое интересное сочетание — невеста одного, а сердцем принадлежащая другому. Прямо мелодрама, но хотелось утирать слёзы не от душещипательного сюжета, а от непосредственного участия в этом Лиф. — Я сказала — поднимайся, — скомандовала женщина, рывком ставя на ноги оставшееся без сил тело. Пусть теперь на нём не было ни единой раны, ноги по-прежнему дрожали от фантомной боли.              Эльф избавился от крови и рвоты с пола, но уходить никуда не собирался. Лишь покорно ждал следующих указаний. Удалось распознать в нём того домовика, что напоил её успокоительным и довёл до спальни ночью. Верный прислужник матери даже не смотрел на Илифию, а бесцельно блуждал по комнате взглядом, пока не зафиксировался на какой-то одной точке. Он будто впал в транс, вроде присутствовал, но ни на что не реагировал. Больше не видел и не слышал, и от этого по спине побежали мурашки. Нехорошее чувство закопошилось под рёбрами, добралось до лихорадочно дрожащих рук, вынуждая их ещё больше трястись. Тёмные глаза тут же метнулись к силуэту Друэллы, которая ни на минуту не выпускала палочки из рук.        — Надеюсь, мне не нужно напоминать о манерах? Не смей устраивать сцен, — на вопрос ответили только коротким кивком. Не было особо сил выдавить из себя элементарное: «Да». В горле пересохло, когда конец палочки был вновь нацелен на ноги. — Ты слишком рано опустила платье. Мы ещё не закончили.              И опять всё по кругу. Илифия пыталась себя убедить, что это подготовка, но на самом деле продолжала молиться Богу о спасении.              Сколько прошло времени? Минуты, а может быть, часы? Определить сложно, а замыленный из-за слёз взгляд не мог разобрать, в каком положении находятся стрелки настенных часов. Сколько они вообще успели пройти, пока мать Беллы наказывала своё дитя? Точнее, она наказывала непосредственно Керр, которой прийти в себя удалось, только когда комната опустела и больше никого рядом не было. Будто ничего не произошло, ни единого признака пребывания Друэллы в спальне. Ни крови на полу, ни ран на коже — только бесконтрольный ужас, говорящий о том, что наказание — не плод больного воображения.              Пару минут просидев на коленях в одном положении, Лиф старалась развеять дымку, возникшую в голове. Будто разрушительный пожар прошёлся по мыслям и чувствам, оставляя за собой пепелище. Желание жить здесь и быть Блэк сгорело, но стало топливом для порыва зайти в ванную комнату, осмотреть её вдоль и поперёк, чтобы понять, как вернуться в своё время. Ничего… даже малейшей подсказки найти не удалось. Только полная воды ванная, потухшие свечи с растёкшимся вокруг воском и расчерченный — возможно, кровью, — круг — вот и всё. Керр судорожно перебирала руками огарки, лихорадочно бегала взглядом по комнате и ощущала лишь собственную никчемность. Она ничего не знала о тёмной магии, никогда не питала страсти к запрещённым заклинаниям или ритуалам, всегда довольствовалась ограниченной областью волшебства, не стремясь выйти за грани. Эти рамки были воздвигнуты не только собственным желанием, но и возможностями. «Выше головы не прыгнешь, верно?» — но сейчас обстоятельства вынуждали не просто переступить через себя, а сотворить невозможное. Обмануть время.        — Сука! — Илифия бросила свечу в стену, обхватила руками вроде собственные, но ощущающиеся чужими плечи, стараясь перебороть подступающую истерику, не дать ей снова завладеть телом. Было не время для слёз, но возникающие фантомные образы прошедшей пытки и неотвратимость будущих событий разрывали самообладание на части. Словно неспешный ход по кругу, движение стрелки часов, каждый раз возвращающейся к полуночи, а Лиф возвращалась к незнанию, как выжить. Внутренний голос кричал, что нужно следовать правилам, а значит, не просто примерять чужую личину, а сделать её своей. Собрать по кусочкам мозаику, решить головоломку и никому не попасться.              Прятаться.              Вот что нужно уметь делать в совершенстве. Скрывать намерения, чувства, показывать только те эмоции, которые будут уместны. Как жертва прячется от хищника, так и Илифия будет всеми силами избегать опасности, даже если та поджидала со всех сторон.              

***

      

      Онемевшие ноги с трудом несли по каменной кладке. Ни одной глубокой раны, даже царапины не осталось после часовых пыток, но тело всё равно отзывалось негодованием на такое шокирующие событие. Голова пухла, виски пульсировали, вынуждая останавливаться на пару секунд, жмуриться и глубоко дышать, чтобы продолжить путь до ротонды в саду. После долгих громких криков саднило горло, немного немело лицо из-за пролитых слёз, а покрасневшие глаза чудом удалось замаскировать косметикой, которая лежала в шкафу. Впрочем, вряд ли кто-то в этом доме вообще обратит внимание на измученный вид и поинтересуется причиной, скорее, воспримут за слабость, что никак допустить нельзя.              Первостепенной целью сейчас было благополучно пообедать с Рудольфусом, прощупать его характер и хотя бы немного понять, какую непосредственную роль он играет в жизни Беллы, если не учитывать, что они станут мужем и женой. Насколько прохладные у них отношения, или, наоборот, можно считать Лестрейнджа-младшего другом? Второй расклад — проблема, потому что придётся тщательно контролировать свои действия не только с семьёй, но и парнем. Погружённая в мысли, Лиф не сразу заметила перед собой сидящую на корточках Андромеду, что сжимала в руках палочку, направленную на лепестки роз. Её лицо снова не выражало никаких эмоций, но по хмурому взгляду интуитивно чувствовалась невысказанная претензия. Будто Керр успела чем-то задеть и теперь на неё затаили обиду. Неужели утром она слишком погорячилась? Так или иначе останавливаться не было смысла, а стараться выяснить причину недовольства — тем более, но внезапный вопрос пригвоздил к месту.        — Почему ты согласилась? — детские пальчики аккуратно перебирали цветы и безжалостно вырывали портящие вид. Под ногами уже образовывалась горка из трупов растений. — На свадьбу…              — Потому что мне не давали права отказываться? — как вообще под прицелом трёх взрослых тёмных магов можно возражать? Любое необдуманное слово против привело бы к скандалу, за которым последует наказание пострашнее растерзанных заклинанием коленей. И даже не хотелось воображать, в каком состоянии были бы после этого тело и разум. Ко всему прочему Илифии нужно выйти замуж, необходимо, потому что так требовало будущее, а значит, сворачивать с намеченного пути чревато.              Это совершенно не удовлетворило Андромеду, но она не успела продолжить разговор, потому что появившаяся из-за кустов Нарцисса начала недовольно причитать. Ругалась на сестру, что та безжалостно вырвала добрую часть дорогих роз. Илифия не стала вмешиваться и побрела дальше по дороге, иногда оборачиваясь назад, чтобы ещё раз взглянуть на детей. Те казались не по годам взрослыми, слишком покорными и тихими, что никак не укладывалось в голове. Будто юность в понимании Блэков далека от ребячества и шалостей.              Лепестки полетели вдоль аллеи, подхватываемые ветром. Их уносило далеко от сада, как и слова, брошенные Нарциссой в сторону Керр, но их так и не получилось разобрать.              Впереди показалась небольшая постройка, густо заросшая с разных сторон кустами, а по колоннам взвивалась лоза. Весь вид архитектурного искусства казался необычайно мрачным и унылым из-за свинцовых туч, прячущих за собой голубое небо и солнце. Всё стало серым, бесцветным, и даже яркие пеларгонии поблекли, будто медленно увядали. Вдалеке по полю расползался густой туман, закрывая обзор на много миль. Он медленно крался к особняку, чтобы поглотить его целиком, скрыть от всего мира. Керр нестерпимо захотелось броситься прочь, бежать сломя голову по мокрой после дождя траве и в конце концов исчезнуть из мэнора Блэков.              Лиф остановилась на пару секунд и начала глубоко дышать, старалась наконец взять себя в руки. Помогало скверно, а маленькая отсрочка лишь больше убеждала в том, что ещё один шаг вперёд дастся ей гораздо сложнее, чем все предыдущие. И даже сослаться на плохое самочувствие — затея крайне паршивая, ведь Друэлла воспримет это за очередной каприз. Любая оплошность, даже самая маленькая, приведёт к телесному насилию. И как по щелчку пальца пришла мысль, что привела Илифию сначала в замешательство, а потом вызвала мандраж. Если Лорд Волдеморт наказывал свою верную прислужницу, а она продолжала его любить, не значит ли это, что Беллатриса привыкла к боли ещё с детства и считала её чем-то само собой разумеющимся? Может, глядя на мать, боль казалась ей проявлением искренних чувств, любви?              Лестрейндж поднялся, стоило ему только увидеть приближающуюся Лиф. Галантно отодвинул стул, а потом сел напротив, продолжая пытку взглядом, которая началась ещё утром. Миндальные глаза вызывали непонятно откуда возникающий животный страх. Так, как он, не смотрят ни на друга, ни на невесту. И вроде бы вражды распознавать не удавалось, но чувство обречённости, заблаговременного поражения всецело поглощало. Противник заранее давал понять, кто выйдет проигравшим, и было неважно, что никакого боя или даже соревнования не намечалось.              «Всё хорошо. Просто обед, ничего криминального», — пыталась успокоить себя Илифия, но, когда взгляд упал на разнообразие столового сервиза, захотелось громко завыть. Поесть утром так и не вышло. Желудок тогда скрутило с такой силой, что получалось лишь внимательно слушать разговоры и усиленно переваривать каждые брошенные невзначай слова. Единственная пища — это информация для размышлений, но она, к сожалению, не давала энергии телу.        — Думал, ты не придёшь, — начал беседу Рудольфус, не прикасаясь к еде. По его лицу абсолютно не было понятно, какие мысли крутятся в голове, что затрудняло задачу Илифии распознать хотя бы приблизительную причину, по которой жених решил завести разговор именно с этого. Сама она надеялась просто молча просидеть в ротонде какое-то время, а потом благополучно уйти, но, видимо, не сегодня.        — Я и не хотела, — на честное признание ответили только кивком. Словно короткая фраза всё объясняла и дополнения к ней не требовалось. В этом «не хотела» для Рудольфуса содержалось слишком много. Не хотела быть здесь, выходить замуж, выполнять навязанные семьёй долги, оправдывать ожидания.        — Поэтому ничего не ешь? — руки Илифии, теребящие под столом скатерть, дрогнули, а миндальные глаза жениха лишь на секунду задержались на нетронутой порции салата, потом вернулись к собственной. Лестрейндж, наконец, приступил к трапезе. Методичными движениями накалывал маленький вилкой овощи, ожидая ответа на поставленный вопрос.        — Просто нет аппетита, — если бы в данный момент живот протяжно заурчал, ситуация начала бы походить на комедийную сцену из фильма, после которой наглая ложь раскрывается мгновенно. Есть хотелось зверски, и в голове начали понемногу выстраиваться мысли о том, чтобы украдкой подглядывать за женихом и в точности копировать его манеры за столом. Ничего ведь сложного. Салфетку положить на колени, руки аккуратно разместить по обе стороны от тарелки так, чтобы локти не соприкасались с поверхностью, а главное — усиленно делать вид, что всё внимание обращено к блюду, даже если Рудольфус не прекращал поднимать свой взгляд на Беллатрису и смущать своим разглядыванием. Причём не в самом хорошем смысле этого слова.        — С самого утра? — тёмные брови сошлись на переносице, а недоверие наконец скрасило безэмоциональное лицо, придало ему больше острых черт. Правда, создавалось впечатление, что теперь на неё смотрят предостерегающим взглядом, выискивая малейшие признаки лжи. — Лучше прекращай. Понимаешь же, что ничего не добьёшься.              Керр потребовалось несколько минут, прежде чем понять, о чём вообще идёт речь. Скорее всего, Лестрейндж посчитал болезненный вид Беллы результатом долгой забастовки родителям. Отказ от еды своего рода знак несогласия. Детская уловка, которой пользуются, чтобы добиться желаемого, но это вряд ли произвело бы на Блэков хоть какое-то впечатление. Впрочем, разубеждать сейчас не было никакого смысла. Пусть лучше плохое физическое состояние воспринимается как протест, чем в итоге придумывать тысячу причин своему скверному виду.        — Перейдём к главному, — постарался перевести тему Рудольфус, понимая, что желания говорить с ним у собеседницы особо нет. Илифия всё продолжала молчать, лишь бы ненароком не сболтнуть ничего лишнего. — Нам нужно выбрать точную дату. Родители решили, что будет лучше, если этим займутся непосредственные участники предстоящего… события.              Последнее слово прозвучало со странной окраской в интонации. Будто не одна Беллатриса считала свадьбу обременительной, только сопротивления со стороны будущего мужа не наблюдалось. Был не рад, но не возражал. Смирился, искал выгоду? Чёрт пойми, что происходит в головах у жителей мэнора. Будто у каждого внутри сидит бес, который рано или поздно проявит себя, и быть свидетелем этому Илифии совсем не хотелось. Но больше пугал факт наличия дьявольской сущности у Беллы, скелетов в шкафу. Какие тайны она хранила, для чего проводила ритуал?              Верно — не вычеркнутым пунктом в списке дел был ритуал, о котором нужно узнать, а потом выяснить, как вернуться в своё время. И пока Рудольфус говорил что-то о мероприятии, в голове крутились шестерёнки. Где вообще можно прочитать о магии, благодаря которой мир перевернулся с ног на голову? Или, вернее было сказать, отмотался почти на век назад. Время само по себе слишком сложная вещь, а пробовать его обмануть — задачка, посильная не всем. У Беллатрисы получилось — получится ли у Лиф? Она просто не понимала, как ритуал вообще работал и по какому принципу перенёс её не просто в другое тело, а в человека, живущего в прошлом. Что это за магия такая, насколько же она тёмная, и почему семнадцатилетняя школьница вообще умудрилась ею воспользоваться? Вопросы нахлынули как вода через пробитую дамбу, и этот бурный поток не удавалось сдерживать.        — Белла, — прозвучавшее чужое имя не сразу выдернуло из раздумий. Оно пока не прижилось, не ощущалось собственным. Только через несколько попыток удалось достучаться до погрузившуюся в себя Илифию, другое дело, что она уже давно потеряла нить разговора и даже не знала, что говорить. Очень опрометчиво.        — Да? Я слушаю, — наглая ложь была моментально раскрыта.        — Я задал вопрос.              По крепко сжатым губам Рудольфус понял, что его собеседница совершенно выпала из разговора и все прошедшие минуты он говорил в пустоту. Оправдываться та не собиралась, а спрашивать, что же послужило такой глубокой задумчивости, Лестрейндж не хотел. Ему не было безразлично, просто он никогда не получал ответов на вопросы и раздражал Беллу своим «фальшивым», как она говорила, беспокойством.        — Какую дату ты хочешь выбрать для помолвки?        — Чем позже, тем лучше, — сообразила Илифия. И ей больше времени подготовиться, и в глазах остальных выглядеть негодующей от предстоящей свадьбы. Если, конечно, была правильно оценена позиция Беллы в данном вопросе.        — Ты не сможешь долго откладывать в дальний ящик. Мы поженимся, Беллатриса, раньше или позже — не имеет значения.        — Речь пока только о помолвке, — подметила Илифия ровным голосом, хотя внутри всё сжималось от напряжения. Лестрейндж смотрел на неё отнюдь не добродушным взглядом. Опять предупреждал, что неизбежно, не скрыться и не убежать. Он будто видел насквозь, в точности знал все желания Керр, которые крутились не только вокруг свадьбы.        — Пока, — согласился Рудольфус. — Но Блэки не нарушают договорённостей, значит, нет причины для сомнений.              Порыв ветра принёс вместе с собой запах мокрой листвы, приближающегося очередного ливня. Как в знак подтверждения, в небе затрещали тучи, предупреждая всех вокруг поскорее спрятаться. Задрожали кусты и деревья, а их макушки качнулись из стороны в сторону, будто были недовольны капризами природы, что не намеревалась успокаиваться. По куполу застучал дождь, но прячущиеся под крышей так и не сдвинулись с места. Лишь неотрывно наблюдали друг за другом.        — Значит, первого августа, — выдавила из себя Керр, понимая, что до назначенной даты осталось не так уж много времени. Как между попытками освоиться в новом мире и не выдать себя никому ещё искать книги с нужным ритуалом? А дуэль? Перенесётся ли она к концу лета, или её «экзаменаторам» взбредёт в голову провести ту в ближайшие дни, пока суматоха с помолвкой не охватила всех?              Рудольфус согласился, и дальше разговор перешёл в бессмысленное обсуждение мелких нюансов мероприятия. Илифия старалась либо кивать, либо показывать своё безразличие. Она не имела ни малейшего понятия, как вообще проходят светские вечера, что на них принято делать и как себя вести. В голове представлялась картина с чарующей атмосферой, незамысловатой музыкой на фоне и приятным вкусом вина на языке. Аристократы будут вести лёгкую беседу, хвалить внешний вид и обсуждать все сплетни Лондона. Но это выстроенное идеальное изображение распадалось лишь от одной мысли, что в мэноре Блэков собирается не только высшее общество, но и не самое приятное. Опасное, если быть точнее, а значит, вечер по объявлению новоиспечённой пары будет самым настоящим гадюшником, где каждый захочет поплеваться ядом при удобном случае. Многообещающе, ничего не скажешь.              Уже в своей комнате Илифия начала понемногу выстраивать в голове чёткую последовательность действий. Сначала решила перерыть все книги, которые только имелись в спальне. Несколько с запрещённой литературой, парочка художественных и одни сплошные учебники. От тёмной ведьмы ожидания были несколько выше. Керр в принципе представляла обитель Беллатрисы уставленной редкими фолиантами, множеством колб с сомнительным содержимым и несколькими смертоносными артефактами, хранящимися на полках. В итоге — пустое пространство с вещами первой необходимости. Будто хозяйка намеренно не хотела обживаться в этом месте. Керр, впрочем, тоже не имела особого желания, но ощущение неуюта скребло между лопаток. Возникла нужда снова ощутить яркие лучи солнца, нежась в любимом старом кресле, слушать, как отец насвистывает что-то под нос, готовя им ароматные кружки кофе. Тоска сжала сердце до боли. Отмахнуться о нахлынувших воспоминаний не получалось совсем, что угнетало с каждой минутой всё больше и больше. Почувствует ли она когда-нибудь здесь что-то помимо страха и грусти? Словно Илифия попала в котёл с вредоносным зельем, где ей суждено вариться среди самых негативных чувств.              Время постепенно ускользало. Минул ужин, который прошёл всё в той же угнетающей атмосфере. Каркаров пару раз постарался завести разговор, но получал в ответ только незаинтересованный взгляд. Его улыбка, впрочем, ничуть не меркла, не трескалась от равнодушия Илифии, а наоборот, становилась всё шире и шире. Какая-то неестественная заинтересованность горела в парне, вызывая нехорошее предчувствие. И он, к слову, был единственным проявляющим внимание к Белле, когда остальные после назначения даты помолвки не замечали её, воспринимали декором за столом. Рудольфус мог несколько раз бросить задумчивый взгляд, Рабастан пребывал в своих мыслях вместе с Лестрейнджем-старшим. Они отвечали на вопросы Друэллы словно на рефлексах.              От такого приёма пищи и расшатанных нервов терялся всякий аппетит. Или причина заключалась в долгом отсутствии хоть чего-то съедобного в желудке, и теперь голод терзал тошнотой? Илифия старалась особо не обращать внимания на своё самочувствие ни за столом, ни когда вернулась в комнату. Заполняла мысли более важными вещами, например, прокручивала в голове, что успела запомнить из этикета, пролистывая книгу с жуткими картинками про монстров. Она не понимала, зачем вообще смотрит что-то настолько бессмысленное вместо того, чтобы забыться сном до утра. Всему виной страх, и как бы ни хотелось, наконец, отмахнуться от переживаний, навязчивые мысли о скорой смерти не давали спокойно закрыть глаза.              Лиф положила книгу на грудь, раскидывая руки в стороны. Мягкая кровать была просто огромной, и от этого создавалось ощущение уязвлённости, собственной ничтожности. Пальцы гладили шёлковую простынь в попытке таким методичным действием привести к спокойствию. Ноготь начал ковырять дорогую ткань, и пришлось отдёрнуть руку. От привычки стоило поскорее избавиться, пока все скатерти и покрывала не превратились в решето.              За окном разбушевалась природа, бились ставни об стены, а под мелодию дождя громко стучали навесные часы, совершенно сбивая такт всему оркестру из звуков. Илифия приняла бы странный шорох за дверью как что-то незначительное, навеянное её воображением, но он повторился. Загудело что-то, зашипело и заплакало, будто за стеной стояла толпа, выманивая наружу. Илифия отложила в сторону книгу, медленно подошла и приложила ухо к деревянной поверхности, сжимая палочку в руке с такой силой, что костяшки белели. Тишина.              Неуверенный шаг обратно к кровати. Беглый взгляд на стрелки часов, подползающих к трём часам ночи. Выходить сейчас было совершенно небезопасно, даже если убивать Керр пока никто не собирался. Будет весьма обидно после заключения сделки о свадьбе обнаружить труп невесты, а ещё обиднее — им непосредственно стать. Поэтому Лиф быстро укуталась в одеяло, закрываясь с головой, чтобы ничего не видеть. Только слышать она не перестала и буквально через секунду подскочила из-за протяжного хрипа: «Узна-а-ай». Можно было сослаться на что угодно в эту минуту. Воображение, помешательство, сумасшествие, но мозг отказывался воспринимать чужой шёпот как что-то нереальное. Он точно был, точно звучал и определённо что-то значил. Спальня тут же показалась местом, где непременно произойдёт нечто плохое. Учитывая все события, произошедшие здесь, чувствовать себя в полной безопасности казалось смешным. Но выходить смелости по-прежнему не хватало.              «Ке-е-ерр», — послышалась собственная фамилия, и Лиф чуть ли не с грохотом отворила дверь, направляя палочку в темноту, с которой не справлялся даже свет от ритуальных свечей, выставленных по всему периметру, чтобы боязливо не искать в мрачных углах чьё-то присутствие. Коридор был пустым. По крайней мере, в это хотелось верить, ведь чётко разглядеть, что скрывается и скрывается ли вообще вдали, не получалось. Снова повторился шёпот, и ноги сами понесли к источнику звука, потому что никто в этом доме не должен знать Илифию Керр. А если знал, то его следовало заставить замолчать навечно. Убить? От собственных мыслей стало дурно. Она пока не была готова отнять чью-то жизнь.              Мрак сгущался вокруг. Чары света не справлялись с его натиском, готовые в любой момент потухнуть, оставить волшебницу наедине с собственным ужасом и потенциальной опасностью. Портреты недовольно хмурились, иногда причитали за потревоженный сон. Ситуация начала казаться полным абсурдом, а мысли о сумасшествии обрели чёткость, стоило только вспомнить домовика матери и странную успокаивающую настойку. Беллатриса страдала безумием? Поэтому никто не обратил внимания на громкие крики посреди ночи? Неужели теперь Керр понемногу будет сходить с ума? Вернее, она уже теряет рассудок, раз бездумно следует за чьим-то голосом, который мог звучать только у неё в голове.        — … дело важное… — донеслось откуда-то снизу. Только сейчас Илифия заметила лестницу, к которой дошла в полубредовом состоянии. Поспешно погасила «Люмос» и на цыпочках подкралась к перилам, чтобы лучше слышать разговор. Видно, не одной ей не спалось в эту хмурую ночь. — …Милорд просит разобраться с этим как можно быстрее.        — Нам привести Фламеля живым?              Тело постепенно сковывало напряжение. Всё внутри переворачивалось от того, что в данную минуту разговор внизу приобретал секретный характер и вряд ли непосвящённой в ряды Пожирателей Белле вообще можно его слушать. Фамилия казалась смутно знакомой, но, перерыв все свои воспоминания вверх дном, Керр не могла точно понять, где вообще о ней слышала и в каком контексте. Может, если бы она ещё пару секунд покопалась в голове, то непременно нашла бы ответ, но вокруг талии крепко обвились чьи-то руки, а рот зажали ладонью, не позволяя вскрикнуть и вообще издать хоть какой-то звук. Страх, словно тугая лоза, стянул всё тело.        — Тише, — прозвучал шёпот возле самого уха, а чужое дыхание пробило до дрожи. — Лучше не дёргайтесь, мы же не хотим, чтобы вы случайно перевалились через перила и упали прямо к ногам Лестрейнджей внизу.              Крепкая хватка не давала не то что шевелиться, а даже свободно дышать. Рука с палочкой лихорадочно дрожала, готовая сотворить хоть какое-то заклинание, чтобы, наконец, высвободиться из пут. Каркаров за спиной сделал несколько шагов назад от лестницы, наверное, понимая, насколько взрывоопасный человек сейчас находится в его руках и от которого ожидать чего-то конкретного вообще не стоит. Вдруг она сама бросится с лестницы? Пожалуй, ему очень повезло, что телом владеет теперь не Беллатриса.        — Никто не должен заподозрить неладное, поэтому обойдитесь без лишнего шума. Важно узнать, где искать… — голоса постепенно отдалялись, и последние предложения не удалось разобрать из-за расстояния и гулко стучащего сердца. Хватка на талии ослабла только через пару минут, когда воцарилась тишина, и Илифия, не теряя времени, направила на горло противника конец своей палочки. Она сама не ожидала, что может быть такой быстрой, но, пожалуй, всему виной адреналин, а не собственные навыки. Игорь поднял руки, беззаботно улыбаясь и не предпринимая никаких попыток перестать быть под прицелом. Что делать дальше? Наслать безобидную порчу и посмешить собственными потугами? Парень заговорил первым, вынуждая отложить наказание, которого и не было бы:        — Подслушивать — не самое благородное дело, мисс Блэк. Любите чужие тайны? — усмешка портила всю серьёзность ситуации. Будто сейчас отчитывают нашкодившего, несмышлёного ребёнка, и это подогревало порыв наслать на напугавшего Игоря проклятие. Он наверняка видел страх в тёмных глазах, чувствовал сумасшедшее биение сердца, но не подавал виду, а только насмехался. «Может, всё же не заметил», — попытка успокоиться не возымела никакого эффекта, руки продолжала терзать мелкая дрожь, а сбившееся дыхание, казалось, было слышно на весь коридор. Илифия повела плечами, будто разминала шею перед нападением, но в действительности пыталась сбросить охватившее напряжение.        — Когда людям есть что скрывать, они не дают ни единой возможности быть услышанными, — как же хотелось сейчас выглядеть безмятежно, потому что сказанные с полным спокойствием и безразличием слова слишком сильно диссонировали с эмоциями на лице. Керр выглядела кошкой, загнанной в угол дворовой ребятнёй, протяжно шипящей на них, выгибающей спину и скалящей зубы. — Значит, не такая уж это и тайна.        — Насколько мне известно, в этом доме проявлять чрезмерное любопытство чревато проблемами. Кто будет беспокоиться о лишних ушах, когда потенциальных слушателей быть не должно?        — Но мы с вами здесь, — нахмурилась Илифия. Ей потребовалась пара секунд, чтобы прокрутить ещё раз ситуацию в голове, а потом войти в роль той, кем она теперь являлась — ведьмой, до безумия жаждущей стать Пожирательницей смерти. Палочка коснулась кожи шеи человека напротив, а потом впилась в неё, угрожая проткнуть насквозь. — Что, не посвятили в важное дело, и теперь вы решили вынюхивать?        — Полегче, мисс, — Игорь опустил взгляд на оружие. — Смею заметить, что не я один что-то вынюхиваю, — он продолжал улыбаться, хотя заметно потерял уверенность в правильности происходящего. Рассматривать Беллатрису в качестве союзника было не самой здравой идеей. Лиф же лихорадочно старалась придумать, как ей поступить дальше. Она сама не в выгодном положении, чтобы угрожать.        — Я не задавалась целью, — это звучало совершенно не убедительно, но не говорить же, что главной причиной ночной прогулки стал воображаемый голос. Замечая скептический взгляд, Керр тут же продолжила. — В отличие от вас.              Внизу послышались шаги, вынуждающие случайно встретившихся магов в коридоре быстро и бесшумно скрыться в темноте. Разговор так и не был закончен, но каждый для себя решил сделать вид, будто никакого ночного «рандеву» не произошло. Керр аккуратно шла вдоль стены, ведя рукой по обоям, чтобы не столкнуться случайно с преградой, если та возникнет. Зажжённый «Люмос» мог привлечь к себе внимание, поэтому приходилось передвигаться на ощупь. А мысли тем временем крутились вокруг такой личности, как Игорь.              По скупым выдержкам из старых газет было известно о парне немного. Директор Дурмстранга, которому удалось избежать заключения в Азкабане благодаря раскрытию большинства личностей своих товарищей, если их, конечно, можно было таковыми назвать. Впрочем, этого хватило, чтобы охарактеризовать человека как предателя. Ждать подлости от такого нужно в любую минуту и желательно свести к минимуму ситуации, где Игорь может подвести, подставить, предать. А он захочет это сделать, учитывая, что ни о каком сотрудничестве и взаимной помощи друг другу речи не зашло. Что вообще тот намеревался выяснить сегодня? Для чего подвергал свою репутацию среди союзников опасности? По голове того никто не погладит и не похвалит, если обнаружится странная тяга парня к копанию в чужих тайнах, никак его не касающихся. Минимум — пытка Круциатусом или ещё чем похуже, максимум — смерть.              Фамилия Фламель резко возникла в голове и не исчезала из неё вплоть до возвращения в спальню. Она не давала покоя, а ответ ускользал, словно вода, утекающая сквозь пальцы. Уставший разум и недостаток сна уже давали о себе знать, поэтому стоило только голове соприкоснуться с подушкой, как морок полностью завладел разумом.              Илифии снились песочные часы, застывшие в вертикальном положении, а крупицы внутри сияли золотом.