Белла значит война

      Уют комнаты, залитой полуденным светом, навевал умиротворение и покой. На обоях и кухонной мебели плясали солнечные зайчики, прыгая на лицо и руки, даря приятное тепло. Лиф с наслаждением сидела в стареньком обшарпанном кресле напротив телевизора, тихо похрипывающего и передающего новости о погоде. Безоблачное небо собралось радовать жителей Лондона на протяжении долгих недель. Лето постепенно переползало к самому пику и не душило жарой, которую Илифия терпеть не могла. Ей всегда была ближе зима с колючими снежинками и большими хрустящими сугробами. Белый чистый мир, который в городе, к сожалению, оставался серым и тусклым.       Поёрзав на кресле, Лиф постаралась принять более удобное положение. Вытянула ноги, желая провалиться в мягкую обивку и утонуть в сладкой дрёме, но услышала медленные, шаркающие шаги в свою сторону. Они были какими-то неуверенными, не предвещающими ничего хорошего, из-за чего вся безмятежность растворилась. Отец всегда вышагивал по дому бодрой походкой, а когда его что-то мучило, терял живость. На небольшой столик приземлился свежий выпуск «Ежедневного пророка», и тут стало всё понятно. Не нужно даже видеть лица единственного близкого человека, чтобы понимать, какие чувства сейчас его одолевают.       Лиф подтянула к себе ноги. Нервно начала теребить ногтем ткань кресла, надеясь на быстрый разговор, где каждый останется при своём мнении, но отец никогда не заканчивал спор на спокойной ноте. После всегда хотелось смыть с себя это неприятное ощущение, будто с ног до головы облили чем-то липким. — Что это, Илифия? — прогремел спокойный голос Дариуса Керр над головой. В нём звучали нотки негодования, еле различимые, но, живя под одной крышей уже больше двадцати трёх лет, Лиф прекрасно могла различать фальшь в напускном спокойствии. У самой внутри завозился неприятный ком, а внутренности будто в узлы стянуло, но удалось дать ровный ответ: — Моя новая статья, — ноготь продолжил ковырять обивку. На стареньком кресле уже все подлокотники были с небольшими заплатками, потому что никак не удавалось избавиться от глупой привычки. Всякий раз, когда пропадало спокойствие и накатывали неприятные чувства, хотелось хоть чем-то занять руки. — Я бы назвал это полным безобразием, — отца по-прежнему не было видно. «Может, и к лучшему», — рассуждала Лиф, потому что смотреть сейчас ему в глаза не хотелось совершенно. Что в них можно увидеть, кроме разочарования? Больше всего на свете хочется быть гордостью родителя, радовать успехами, но Илифия лишь из раза в раз огорчала. Она не знала, когда череда её неудач и поражений прекратится и отец вновь одарит её яркой улыбкой. Не было никаких сомнений — её любят безмерно, и ничего в жизни, никакой поступок не изменят этого. Только кошки продолжали скрести душу от очередного неприятного разговора, который должен сейчас состояться. — А что с ней не так? — нитка была нервно вырвана пальцами, а потом брошена на пол. К ней присоединилась ещё одна, и ещё, пока отец легонько не хлопнул дочь по руке, чтобы истязание бедной мебели прекратилось.       Наконец показалась высокая фигура главы семьи Керр. Он рывком поднял со стола газету и уселся на диван, стоящий напротив. Небрежным жестом «Пророка» открыли на нужной странице, и Лиф сильнее вжалась в кресло, теперь надеясь провалиться в него по другим причинам. Сейчас отец, как и всегда, начнёт зачитывать статью, которую она написала, да таким голосом, что щёки и шея покроются багровыми пятнами от стыда. В последнее время чувство уязвлённости не покидало её, будто пришёл бланк из Хогвартса с плохими оценками. Отчитают и отправят в комнату зубрить очередной учебник или выполнять домашнюю работу на лето. Сейчас она уже взрослая девушка, и пусть её не лишат телевизора или других развлечений, но осадок от выговора будет такой величины, что полностью закроет собой дно души. — «Новый законопроект вызвал неразбериху в мире магии. Желание присвоить независимость домовым эльфам давно бродит среди волшебников, но никогда ещё не воспринимался всерьёз. После забастовки небольшой группы домовиков членам Парламента поступил запрос. Роза Уизли — кандидат в роли будущего министра, решила ввести закон, освобождающий эльфов от пожизненного рабства, уверяя: «Мы живём в современном мире, где каждый заслуживает свободы». Но такие нововведения не пришлись по душе ни гоблинам, ни большей части домовиков».       Лиф приложила руку к лицу, слушая отца. Она не хотела видеть, как его взгляд темнел, а брови хмурились с каждой новой строчкой. Даже солнце за окном скрылось, и комната вмиг преобразилась, приобретая более мрачные, серые оттенки. — «Вспыхнули протесты и бунты. Можно ли утверждать, что мисс Уизли, будучи дочерью маглорождённой, понимает все аспекты работы эльфов? Притесняемые в прошлом маги без чистой крови — её основная забота, на которую она опирается, вводя свои законы, не учитывая интересов всех сторон. А тем временем между гоблинами и эльфами нарастает конфликт…» — Дариус сделал паузу, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха и продолжить, но Илифия остановила его коротким словом: «Пап». В нём содержалось так много мольбы.       Нестерпимо захотелось впиться ногтями в подлокотник, но пришлось сдержанно положить руки на колени и принять самый безобидный и глупый вид, чтобы назревающая ссора не вспыхнула, словно искра. Отец свернул газету, похлопывая по дивану и ожидая, когда дочь, наконец, скажет хоть что-то насчёт возмутительной статьи, которую она удосужилась написать. Лиф молчала. Ей просто нечего было ответить. Лишь бы уже провалиться в кресло и исчезнуть из зала, не быть под прицелом голубых глаз. — Ты ведь не этим хотела заниматься, — нарушил тишину Дариус. — Быть журналисткой, писать захватывающие статьи о волшебном мире. — Я их и пишу. — наверное, стоило просто молча слушать и кивать, но захотелось отбиваться. Характер не позволял быть смиренной, и от этого всегда одни проблемы. Сколько Лиф себя помнила, она никогда не могла придержать язык за зубами, какой бы покорной ни казалась на первый взгляд. — Разве не видишь? Я делаю всё, чтобы исполнить мечту! — Скандалы, разбирательства, интриги. Ты лезешь в чужую жизнь, вырезаешь из неё возмутительные факты, а потом демонстрируешь их обществу. Поступаешь как жёлтая пресса, выпуская дешевые и бессмысленные статьи. — По-твоему, у всех путь начинается легко? — Илифия поднялась с кресла и стала вышагивать по залу, чтобы сдержать в себе негодование. — Нужно из кожи вон лезть, выворачиваться наизнанку, чтобы начальство допустило хоть что-то к печати. — Ты выворачиваешь наизнанку других. Как думаешь, хорошо ли будет складываться чужая карьера после такого? — Дариус смотрел на дочь снизу вверх. Наблюдал за её мельтешением, а она только больше петляла по комнате, лишь бы как-то сбить с себя пронзительный взгляд. — Почему мне должно быть дело до чужой карьеры? — смешок вышел совершенно не весёлый. Воззвать к её совести у отца никогда не получалось. Правда, сейчас было действительно стыдно, и причина крылась далеко не в чьей-то работе. Скоро отец заведёт насчёт этого разговор, а Илифия всеми силами постарается защититься, делая при этом хуже и себе, и родителю. — Это всего лишь статья, пап. Никто не станет воспринимать её серьёзно, как и всегда. — Но ты сделала всё, чтобы на неё обратили внимание, упомянув чистоту крови. Зачем? Для чего бредишь раны прошлого, которое тебя никогда не касалось? — сердце сжалось, негодование быстро пропало, как и все слова оправдания. Мерзко, гадко, паршиво: всё это подходило под описание нынешнего состояния. Даже трусливо спрятаться негде, потому что отвращение от собственного поступка было у неё в голове и давило на череп. — Прошлое звучит отголосками в нашем мире, — тихо ответила Лиф. Её не услышали — она и не хотела быть услышанной. — Что бы сказала мама? — это были добивающие слова. По всему телу пробежала дрожь, и еле удавалось сдерживать подступающие к глазам слёзы. Отец никогда не был честен в бою, в каждом споре знал, как выбить из равновесия, но сейчас… это слишком. — Она ведь была маглом.       Илифия отвернулась, чтобы не показывать исказившееся от боли лицо. На стене, куда упал взор, висела картина Агнес Керр. Улыбающаяся женщина смотрела прямо в душу, обнимая за плечи белокурую девочку, а поверх рамы свисал небольшой золотой крестик. Хотелось подойти к единственному неживому изображению матери и спросить: «Почему ты так рано от нас ушла?», но это было глупо. Сколько ни пытайся, ответом останется тишина. Дариус тем временем поднялся наконец с дивана, оглядываясь в окно. Там уже успели охватить весь небосвод тучи. Синоптики ошиблись. Не будет никакого безоблачного лета.       Разразился шторм.

***

      Дождь за окном не переставая бил по стеклу, хоть и не так сильно, как раньше. Он создавал ощущение, будто кто-то стучится, желая проникнуть внутрь. За слегка занавешенными шторами искажённые тени деревьев танцевали и прогибались от ветра, пугая своими тонкими ветками, напоминающими костлявые руки, которые вот-вот начнут со скрипом оставлять царапины на окне.       Первая мысль, с которой Илифия вынырнула из сна, была об отце. Как он там? Что с ним будет после осознания, что дочь не вернётся? Или вернётся не она, а безжалостная и сумасшедшая ведьма? Вдруг отца уже нет в живых? Беллатриса могла спокойно убить, если, конечно, вернулась к ним домой. «Если…»       Верно. Не было никакой гарантии, что Блэк вообще знает, куда нужно идти. Лиф провела свои последние минуты в будущем, сама даже не понимая, где находится и куда её завёл портключ. Чёрт бы побрал работу, из-за которой она оказалась в нынешнем положении. Потерянная, загнанная в угол жертва обстоятельств, не решающаяся покинуть маленькое убежище. Уже всё тело нестерпимо болело от твёрдой стены и пола, но подняться и лечь в постель было слишком страшно. Успело взойти солнце, немного разошлись тучи за окном, а Лиф всё ждала, когда откроется дверь и впустит в комнату кого-нибудь опасного.       Никто не приходил. Только шум снизу знаменовал о проснувшемся доме. Обитатели сновали туда-сюда, заставляли дрожать и измываться от томительного ожидания. Воображение не на шутку разыгралось, заставляя представлять, как жуткая толпа найдёт её в углу и растерзает на месте. Кровь запачкает ковёр, каплями начнёт стекать по стене, пока Илифия будет биться в агонии, а потом умрёт. Все мысли только о смерти, и каждое решение о том, что делать дальше, опиралось на возможный смертельный исход. Это было неудивительно, учитывая, в чьём доме сейчас находилась Керр.       За дверью послышался шум, вынуждая резко податься к стене и больно стукнуться затылком о ровную, холодную поверхность. Лиф прислушалась, пристально вглядываясь в дверную ручку, но та оставалась неподвижной. Наконец было принято решение подняться с пола, изучить ещё раз комнату при дневном свете. Ничего нового это занятие не принесло. Всё то же разбитое зеркало с осколками, тот же календарь и вырезки из газет. Теперь их удалось прочитать вдумчиво, правда, информация на пожелтевших обрезках заключала в себе лишь короткую сводку новостей о нынешнем положении в мире. Не самом утешающем. «Истерзанное тело магла в тёмном переулке», «Таинственная смерть работника Министерства» и ещё парочка событий в том же духе. Но никто не видел в них связь, а Лиф видела, знала и прекрасно понимала, на чьих руках кровь.       Глаза устремились к ванной комнате, где на полу был расчерчен круг и стояли погасшие свечи. Недавнее событие вновь пронеслось в голове и было таким чётким, что приближаться к месту ритуала совершенно не хотелось. Илифия захлопнула дверь, облокачиваясь на неё спиной и глубоко дыша, чтобы умерить нарастающую панику. Рано или поздно придётся осмотреть ванну, чтобы найти подсказки, понять причину перемещения в прошлое, но сейчас хотелось просто застыть и наконец разобрать по полочкам путающиеся, как клубок ниток, мысли. Керр вязла в собственных эмоциях, путалась в ощущениях и никак не могла прийти к стабильности. Её бросало от ужаса к чувству безысходности и обратно.       Громко скрипнули петли, а по босым ногам пробежал холодный ветерок, вырывая наружу весь страх, который упорно отбрасывался в самые дальние уголки сознания пару минут назад. К нему добавился инстинкт самосохранения, требуя защищаться, выживать и не дать себе ни в коем случае навредить. Смешно, ведь Лиф стояла с ободранными костяшками, исцарапанным лицом и пурпурными синяками на коленках, которые сама же себе нанесла. Со свирепым видом она направила палочку на пришедшего, а потом тут же стушевалась, не понимая, безобидный перед ней человек или нет. В дверном проёме стояла девочка, взгляд которой за секунду из напуганного и растерянного стал холодным и непроницаемым. За это мгновение успели пролететь тысячи мыслей, но ни одна так и не смогла внести ясности в голову. — Почему… — девочка сжала губы, осматривая хаос в комнате. Её голубые глаза внимательно изучали осколки на полу, а потом переместились на Лиф. — Почему ты до сих пор не одета?       Прижимаясь спиной к двери, Керр не знала, что ей стоит ответить. Но от неё и не ждали никаких слов. Тут же началась суматоха. Появилось несколько эльфов, а из шкафа сами собой выплывали платья и украшения. Лиф не успевала следить за всем происходящим, становясь куклой, которую наряжают и прихорашивают. Безвольный манекен, обвёрнутый дорогими тряпками, чтобы выставить напоказ любопытным глазам.       Ужас — первая вспыхнувшая эмоция, когда корсетом неприятно стянули рёбра, а на шею приземлилось увесистое и очень холодное ожерелье. Илифию приводили в порядок не просто так. Залечивали раны, пудрили и румянили лицо, скрывая болезненный вид ради чего-то… или кого-то. Но не было моральной подготовки или хотя бы принятия реальности вокруг. Всё только наваливалось на голову, которая не успевала переваривать происходящее. Почему такая спешка? Зачем её наряжают? Кому хотят показать и для чего? — Быстрее, Белла, мама будет злиться! — уже теряла всякое хладнокровие незнакомка, пока миниатюрными пальчиками водила палочкой из стороны в сторону. Кудрявые непослушные волосы старались уложить в причёску, но даже магии не удавалось справиться с гнездом на голове.       Точно. Теперь она — Беллатриса Блэк. Дочь тёмных магов, славившихся помешательством на чистоте крови. Ей нужно быть жестокой, нужно привыкнуть к роли, чтобы никто и мысли не допустил о новой хозяйке тела Беллы. Ни одна душа не должна знать об Илифии Керр. Чтобы вернуться в своё время, придётся принимать нынешние правила игры. Милосердие, доброта, отзывчивость — всё это нужно перечеркнуть красной ручкой, замазать чужой кровью. Но на запястье ведь нет чёрной метки, а значит, ещё есть хоть немного времени, чтобы подготовиться. Хотя можно ли к такому быть готовым вообще? Писать статьи о маглорождённых и высмеивать их ради привлечения внимания — не то же самое, что истреблять.       Белокурая девочка тем временем подталкивала к выходу. «Нарцисса Блэк, скорее всего», — подумала Лиф, но как-то вскользь. У неё в голове копошились другие мысли — тревожные, на грани очередной паники, которая ещё не достигла пика, но стремительно набирала обороты. Попытки не поддаваться окружающему хаосу были тщетными, крупицы самообладания таяли, как маленькие льдинки в тёплых руках. Может, потеря рассудка произойдёт раньше, чем все страшные события настигнут её? — Их нужно встретить, — Нарцисса вывела Илифию, подталкивала в спину, вынуждая сначала ускорить шаг, а потом сорваться на бег. Каблуки звонко стучали по полу, дыхание постепенно сбивалось, а из-за тугого корсета глубоко дышать не получалось. Кружилась голова, проносящийся мимо мир только сильнее вызывал тошноту. Ещё немного, и тело не выдержит такого напряжения, подведёт в самую неподходящую минуту.       «Кого?» — Лиф неслась сломя голову, не разбирая особо дороги, да и не помнила, как выйти к спуску в холл. «Кого мне нужно встретить?» — а время медленно утекало. Когда уже прекратится этот бег в неизвестность?       Показался портрет семьи, что по-прежнему вызывал в душе чувство неотвратимости. Керр пробежала мимо, немного задерживаясь на первой ступеньке, чтобы отдышаться. Внизу шла тихая беседа, а гости, которых нужно встретить, уже поднимались наверх. В чёрных мантиях, они передвигались бесшумно и были похожи на сгусток тени. Лица скрыты масками с резными узорами. Становилось дурно, приближаться не хотелось совершенно, но каждый шаг по лестнице сокращал между ними расстояние. Голова закружилась, а нога очень некстати оступилась. Вот он — неподходящий момент, настиг слишком резко. Лиф прокатилась на спине прямиком к многоголовому чудищу. Рука слишком поздно ухватилась за поручень, и теперь девушка сидела на ступеньках прямо перед прибывшими гостями. Словно жертва, брошенная куском свежего мяса для скорейшего утоления голода. Через прорези в масках на неё взирало несколько пар глаз, но этого было мало, чтобы понять настрой прибывших. Зато достаточно для страха, каждый раз крепко обнимающего всё тело Лиф при удобном случае.       Секунды перетекали в минуты, но никто так и не сдвинулся с места. Стоило подняться, выпрямить спину и сделать вид, будто ничего не произошло — только ни ноги, ни руки не слушались. Лишь глаза метались из стороны в сторону, ошарашенно следя за прибывшими. Чёрная фигура отделилась от остальных, протянула руку в перчатке, чтобы помочь подняться, но такой жест вежливости мало ли что мог за собой скрывать. Приняла бы помощь Белла? Мысли путались, как беспомощные бабочки в паутине. Хотелось уже, наконец, подняться и не усугублять положение своим отказом. Пришлось крепко сжать чужое запястье, впиваясь ногтями в ткань. Кожа перчатки оказалась мягкой и приятной на ощупь, но всё равно вызывала омерзение. Этими руками убивают, мучают, доводят до сумасшествия. И эти руки сейчас аккуратно помогают встать. Диссонанс.       Слишком поздно пришло осознание, что палочка осталась в комнате наверху, и теперь, если придётся защищаться, то только голыми руками. Глупая Керр растерялась и утонула в собственных мыслях вместо того, чтобы прихватить важную вещь с собой. С другой стороны — противопоставить четырём высоким фигурам в масках просто нечего. Разве что поразить их тщетными попытками зажечь «Люмос». — Беллатриса… — прошипел кто-то чуть в стороне. Илифия, наконец, перевела свой взгляд от миндальных глаз в прорезях маски на женщину. Та словно сошла с картины за спиной и одаривала точно таким же тяжёлым взглядом. Пусть её лицо не кривилось от недовольства, а оставалось равнодушным, нетрудно было догадаться, в каком бешенстве сейчас пребывала мать Беллы. — Полагаю, мисс Блэк очень хотела нас видеть, раз бежала так быстро, — молодой голос звучал ласково и нежно, заставляя Лиф рефлекторно дёрнуться в сторону. За словами крылся какой-то подтекст, и уловить его пока не получалось. Если бы голова хотя бы на минуту заработала исправно, удалось бы оценить весь масштаб проблемы, но пока никакого осознания не пришло. — Беллатриса, будь добра, спустись к сестре, — Друэлла кивнула в сторону девочки у подножия лестницы. Она казалась скульптурой, застывшей с ровной спиной и сложенными спереди в замок руками. Не ребёнок, а бездушный кусок камня. — Мы присоединимся чуть позже.       Илифия послушно спустилась вниз, стараясь не оглядываться назад. Она чувствовала на спине чужой взгляд, стискивала длинные рукава в кулаках, чтобы хоть немного умерить напряжение, скопившееся в каждой клеточке её нового тела. Андромеда, как поняла Керр, молча направилась куда-то в глубь поместья, никак не комментируя произошедшее. На ней было лёгкое чёрное платье, которое закрывало каждый участок тела. В такое душное утро их наряды были самой настоящей пыткой. Пот сбегал по спине и шее, неприятно прилипала ткань к телу. Очень хотелось сбросить с себя это похоронное одеяние.       Девушки зашли в просторную столовую, освещаемую проглядывающим из-за облаков солнцем. Слишком уютное место для такого дома. Эльфы накрывали на стол, Нарцисса следила, чтобы всё было идеально и никакая деталь не выбивалась из общей картины. Словно сейчас вся семья соберётся за столом и будет обсуждать насущные проблемы под весёлый смех с радостными улыбками на губах. Но лица сестёр Беллы были слишком мрачными и напряжёнными, рушили всю надежду на спокойный завтрак. Илифия стала наворачивать круги, делала вид, что рассматривает столовый сервиз, а сама никак не могла перестать думать о прибывших гостях. Как хорошо отыгрывать свою роль, если все обитатели поместья прекрасно знают Беллатрису и её прошлые поступки? Для Керр они были просто недоступны.       На столе лежал «Ежедневный пророк», и Илифия медленно склонилась к газете, рассматривая новости первой полосы. Фотографии неизвестных ей магов, огромное количество ненужной информации и ничего о надвигающейся Первой Магической войне. Год в углу страницы был всё тот же — тысяча девятьсот шестьдесят восьмой. Сменился разве что день с пятнадцатого на шестнадцатый. Если Керр правильно помнила даты, то сейчас Белле семнадцать лет. Совсем юная, ещё даже не выпустилась из Хогвартса. Нарциссе и Андромеде и того меньше, а они уже знакомы с Пожирателями смерти и наверняка прекрасно знают, что те из себя представляют. Был ли среди них тот, о ком не переставая крутились мысли? Вряд ли. Иначе не удалось бы спокойно покинуть холл, отделавшись испугом и подвёрнутой ногой, которая постепенно начинала пульсировать и ныть. — Видела бы ты её взгляд, когда оказалось, что он не пришёл, — шептала Андромеда, а Нарцисса напряжённо поправляла небольшой букет цветов в вазе. Неожиданно ехидная улыбочка растянула губы, а в глазах заблестели искорки озорства. Ещё пару минут назад эта пятнадцатилетняя девочка напоминала безжизненный мрамор, а сейчас демонстрировала чувства, причём создавалось впечатление, что они навеяны далеко не детским ребячеством. — Печальная картина.       Илифию поразило осознание, как удар высоковольтного тока. Руки сомкнулись на спинке стула, ноготь начал царапать дорогое дерево. Картинка в голове сложилась, словно пазл, но никакого восторга от осознания — только очередной всплеск паники. Белла была не просто сумасшедшей — она безумно влюблена в Волдеморта, и этот факт вышиб из Керр слабую уверенность в том, что она успешно отыграет свою роль. Если уже сейчас над ней шутят в подобном духе, значит, девушка демонстрировала свои чувства остальным, может, даже самому объекту воздыхания! Но когда успела? Когда у них произошла роковая встреча? Была ли она вообще, или Беллатриса настроила себе воздушных замков только по рассказам сторонников? «Просто пиздец».       Как со всем справляться, если Илифия никогда не видела лица Тёмного лорда до первого падения? Старые газеты двадцатого века содержали в себе фотографии Волдеморта, описывали все страшные кровопролитные события и отдавали дань памяти погибшим, но из прошлого мага ничего не было. Ни родословной, ни изображений из годов юности. Никто не желал вспоминать, а статьи времён войны спрятали в Министерстве. Будь у правительства возможность, они наверняка стёрли бы всё, вычеркнули почти четыре года диктатуры.       Андромеда продолжала что-то шептать Нарциссе, возможно, речь шла уже совершенно на другую тему, но Лиф чувствовала, как спокойствие даёт очередные трещины. Препираться с новоиспечённой сестрой не было никакого смысла, только это ведь не в духе Беллатрисы Блэк. Наверное… Что вообще можно знать о характере девушки и её отношении к своим родственницам, основываясь лишь на общих сведениях из будущего? Отношение к маглам и маглорождённым совершенно понятно, но семья — абсолютно другой вопрос. — Помолчи, — грубый голос прозвучал неуверенно. На грани просьбы и мольбы, но произвёл эффект не хуже, если бы был угрозой. Андромеда тут же притихла, сжимая губы. Лицо её на несколько тонов побелело, а каменное выражение наконец вернулось на место. Кротость, понимание и покорность были маской девочки, скрывающей истинные чувства. Не нужно быть Пожирателем смерти, чтобы скрывать свою личину. Здесь все демонстрировали ненастоящие лица.       Нарцисса нахмурила светлые брови, бегала глазами от одной девушки к другой. Снова воцарилось молчание, которое никто не хотел прерывать. Тишина, впрочем, продлилась недолго, потому что в столовую вошли гости в сопровождении хозяев дома. Друэлла одарила Илифию тяжёлым взглядом, от которого нервно дрожали руки. Пришлось сцепить их за спиной, чтобы никто не увидел, какое впечатление производит женщина на собственного ребёнка. Илифия решила отвлечься, перевела внимание на Пожирателей и столкнулась с изучающим взглядом незнакомого ей парня. Слишком пристальным, будто видящим насквозь. Даже не отвернуться, иначе игра будет проиграна, не успев толком начаться. Пришлось поддерживать зрительный контакт, разрываться внутри на куски, а внешне строить невозмутимый вид. Это стоило огромных усилий.       Наконец, гости расселись за стол, и Лиф, воспользовавшись шансом, потупила взгляд на пустую тарелку. Она знала, что миндальные глаза не прекратили за ней наблюдать, но больше не могла оторваться от сервиза и узоров скатерти, которую неистово начала терзать ногтями под столом. Завязалась светская беседа. Друэлла расспрашивала о чьём-то здоровье, интересовалась обстановкой в Министерстве и отвечала на точно такие же бессмысленные вопросы, из которых полезного почерпнуть было нечего. Разве что благодаря ей, наконец, удалось узнать личности прибывших. Лестрейнджи. Небезызвестная семья верных сторонников Тёмного лорда. А чуть дальше от них сидел Каркаров, переговариваясь то ли с Рабастаном, то ли с Рудольфусом. Илифия не особо понимала, кто из них кто. На вид два молодых парня с вьющимися угольными волосами и привлекательными чертами лица. Один широко улыбался и вёл себя менее сдержанно, чем другой. В нём преобладала подростковая игривость.       «Скорее всего, младший», — промелькнуло в голове, но достаточно быстро мысли о Лестрейнджах пропали, стоило только ароматным блюдам оказаться на тарелках. Живот скрутило от голода, захотелось проглотить целиком яичницу и долго смаковать хрустящий бекон, наплевав на этикет, который она, к слову, не знала вообще. Всё базировалось лишь на самых элементарных вещах: не чавкать, не говорить с набитым ртом и не задирать ноги на стул. Только этого было слишком мало для поддержания роли аристократки. Каким столовым прибором начинать есть? В какой руке держать вилку, а в какой нож? В голове вертелся даже самый смешной вопрос: «А нужно ли оттопыривать мизинец?» Лиф растерянно смотрела на свой завтрак, пока остальные уже успели приступить к первому блюду. — Мисс Беллатриса, — обратился к ней Каркаров, привлекая тем самым взгляды всех присутствующих. Его таинственная улыбка не предвещала ничего хорошего. Всё тело напряглось, а разум лихорадочно прокручивал в голове факты о Белле, чтобы найти верный ответ, если ей зададут вопрос. — Вы сегодня так обворожительно выглядите, что мне, честно признаться, стыдно просить вас составить нам компанию на тренировочном корте.       Пришлось приложить немало сил, чтобы выдавить из себя лёгкую улыбку. Илифия продолжала мучить несчастную скатерть руками, подбирая верные слова. У самой внутри расползалось чувство безысходности, ведь сражаться с кем-то из присутствующих равноценно раскрытию собственной слабости. — Вы только прибыли, — секундная заминка помогла выровнять сбившееся дыхание. — Неужели не желаете отдохнуть? — скорее всего, Белла с радостью согласилась бы на проведение дуэли, но Лиф нужно отсрочить это событие, чтобы придумать вескую причину для следующего отказа. — Прошу прощения, совершенно вылетело из головы, — продолжал улыбаться Каркаров. — Это приказ Милорда, и он хочет удостовериться, что ваши магические способности за год в Хогвартсе… скажем так, не покрылись пылью, — тяжело было точно понять — над ней насмехаются или приводят веские аргументы, из-за которых она должна согласиться. Скорее, и то и другое, а значит, нужно как-то отреагировать. — И почему же вы решили взять на себя роль моего экзаменатора? — недовольство удалось передать безупречно, правда, истинная причина заключалась в том, что всё медленно скатывалось в пропасть. Один шаг, и Илифия сорвётся вниз, не прожив даже сутки. — Праздный интерес, Рудольфус много рассказывал о ваших навыках. — Игорь преувеличивает важность события, — вмешался Лестрейндж-старший. Он был приятной наружности и не внушал сильного страха, если, конечно, забыть о том, что являлся Пожирателем смерти. Мужчина бросил короткий взгляд на Илифию, а потом обратился к родителям Беллы. — Мы прибыли раньше совершенно по другим причинам, если всё ещё в силе. — В силе, Рейнхард, — ответила Друэлла, обманчиво вежливо улыбаясь. — Блэки держат своё слово и не нарушают заключённых договоров.       Назвать всё происходящее милой беседой нельзя было от слова совсем. Пусть никто не выражал откровенной враждебности, но Илифия чувствовала, как атмосфера давит на неё со всех сторон. Какая кошка пробежала между двумя семьями, раз сейчас они недоверчиво смотрят друг на друга? О какой сделке вообще шла речь?       Андромеда и Нарцисса молча ели завтрак. На них вообще никто не обращал внимания, будто девочек вовсе нет за столом. Нестерпимо хотелось стать таким же приведением, молчаливым наблюдателем, которого никак не касается разговор. А он, очевидно, касался, потому что Друэлла смотрела на Лиф предупреждающим взглядом, будто та может сейчас разрушить все тщательно строившиеся планы. Видимо, той самой кошкой раздора была Беллатриса. «Неужели…» — Когда состоится помолвка? — Рейнхард взял в руки чашку с кофе, но так и не сделал глотка, лишь внимательно следил за своими собеседниками, иногда переключаясь на Керр, словно тоже ожидая от неё бунта. — В письме вы указали только месяц. — Ожидали вашего приезда, чтобы обсудить лично, — Сигнус Блэк, наконец, присоединился к обсуждению, будто до этого его участие вообще не требовалось. — Мы планируем устроить приём в начале августа.       Дальше Илифия слушала разговор вполуха. Её мало беспокоило грядущее событие, в отличие от дуэли, которая рано или поздно состоится. Эта проверка силы, очевидно, — первый этап получения метки. Наверняка Беллатриса горела идеей обзавестись клеймом настолько быстро, насколько вообще возможно. Может, ритуал, который она проводила, был сделан именно ради этого. Произвести впечатление, показать умение орудовать не только боевыми заклинаниями. Самоуверенность и погубила ведьму, а разбираться с горой проблем теперь придётся не кому иному, как Керр.       Завтрак за размышлениями пролетел очень быстро. Лиф смогла благополучно добраться до своей комнаты, пребывая в состоянии между парализующим шоком и истерикой. Стремительно развивающиеся события усугубляли и так плачевное положение. Придерживаться плана, составленного на скорую руку, теперь казалось просто невозможным. Он и раньше вызывал сомнения, а сейчас просто разбивался вдребезги. Победить Каркарова можно, только предварительно выведя из игры, но тогда ему на смену придёт Рудольфус или Рабастан. Кто сильнее — можно только гадать, да и толку нет. Илифия всё равно намного слабее каждого из мужчин.       Петляя по просторной комнате, Керр боролась со жгучим желанием сбежать. Её останавливала лишь одна простая истина: «Уйду — и изменю события будущего», а этого допустить никак нельзя. Тогда наперебой кричала другая мысль: «Останусь — и результат может быть таким же». Надежда только на «может», но и она была хрупким доводом для веской причины, чтобы не покинуть поместье. Плыть по течению событий — паршивый вариант, ведущий в могилу. — Беллатриса.       Всё внутри перевернулось. Переживания о поединке затмились страхом перед вошедшим человеком. Друэлла задумчиво обводила комнату взглядом, намеренно не обращая внимания на дочь. Её шаги были лёгкими, совершенно бесшумными, но оттесняющими Лиф в угол, в маленькое укрытие, где была проведена ночь и где, казалось, будет безопасно. — Ты сегодня меня очень разочаровала, — продолжала наступать женщина, выговаривая слова медленно. Она намеренно растягивала время, следила за разгорающимся страхом в глазах дочери. — П… потому что упала перед гостями? — лопатки столкнулись со стеной, и отступать было больше некуда. — Прости, я… — Не только, — в руках Друэлла крепко держала палочку, в то время как Керр стояла безоружной. Перед глазами силуэт матери начинал расплываться от быстро скапливающихся слёз. Илифия бессильна перед неизвестностью, а догадками терзала свою душу. Она была готова упасть на колени и просить прощения, но прекрасно понимала, что сделает только хуже. Оставалось молча и покорно ждать. Может, всё обойдётся? — Подними платье.       Нет, не обойдётся.       Дрожащие руки вцепились в подол и медленно оголили ноги. В голове разом стало пусто, когда резкая боль прошлась по коже. Режущее заклинание разодрало до крови колени. Вскрик испуга быстро утонул в судорожном вздохе после ещё одного удара. Илифия зажмурилась, будто это могло помочь ей абстрагироваться от наказания, но стекающая по ногам кровь и пронзительная боль не давали ни на минуту забыть о происходящей пытке. Она просто хотела, чтобы это скорее закончилось, а после четвёртого удара молилась Богу о потере сознания. — Надеюсь, больше ты не станешь будить весь дом ночью своими очередными выходками, — ещё одно режущее. Лиф стискивала зубы, сдерживая рыдания и крики, но выходило скверно. Тело навалилось на стену, еле удерживаясь, чтобы не упасть на пол. — Будешь ответственнее подходить к своим обязанностям, — наверное, она говорила про встречу гостей и падение прямо к ним в ноги, но мысли об этом быстро растворялись в той агонии, которая сейчас охватывала Керр без остатка. — И прекратишь, наконец, разочаровывать.       Сколько ещё было нанесено увечий? Трудно даже понять, когда всё прекратилось. Руки безвольно свисали по швам, а грудную клетку сдавливали всхлипы. На ногах не осталось живого места, но они, разодранные до мяса, ещё как-то умудрялись держать Илифию в вертикальном положении. Друэлла наблюдала за всем этим с безразличием. В ней не было желания упиваться властью или пытками — лишь стойкая вера в то, что физическое насилие — наилучший способ донести информацию. И тут, пожалуй, она была в чём-то права.       Керр убедилась, что точно умрёт в этом мире.