2011 (сентябрь)
— Пойдем, — еле стоящего на ногах Антона Шастуна, в котором было уже, кажется, не менее пяти бутылок пива, потянули к выходу из душного прокуренного помещения, и он последовал безропотно, только спотыкаясь на ходу. Через несколько нестройных, заплетающихся шагов, пахнуло свежестью, морем, ночью, и Антон от ветра, охладившего лицо, даже протрезвел немного, всматриваясь в спину человека, идущего перед ним. Тот вел его к набережной, туда, где людской прогулочный поток, еще встречающийся этой осенней ночью, заметно иссякал. Несколько ступеней спускались вниз, к воде. Антон, старательно их отсчитывавший, все-таки оступился, мягко плюхаясь коленями в песок, тут же смеясь над собой и охая от выкрученных пальцев, только теперь замечая, что его держали за руку. Он выдернул ее, прижимая влажную ладонь к песку. Новый знакомый, кажется, Кирилл, имя которого четко сейчас вспомнилось, пока остальная картинка продолжала плыть, опустился рядом с ним. Он прижался теплым боком, плотно, пахнув чем-то острым и терпким, и Антон недоуменно хмурился, возя пальцами по рассыпающимся песчинкам на своих штанах. — Ты классный, — сказал ему Кирилл смазано, проводя носом по щеке. — Тебе говорили об этом? Антон пьяно мотнул головой: — Нет. — Тогда я говорю. Ты когда-нибудь... — Кирилл перевел дыхание, Антон обернулся к нему, столкнувшись со следующим вопросом лицом к лицу, - ...целовался с мальчиками? Кирилл, с легкой улыбкой всматривался своими черными прищуренными глазами в широко раскрытые и не совсем осознанные Антоновы, после решительно накрыл ладонью его щеку, пальцем ловко поднимая легко поддающийся подбородок. Антон моргнул. — Пососемся? — Кирилл, не дожидаясь ответа, прижался к его сухим обветренным губам своими, обводя их языком привычным движением и раздвигая. …Антона слегка подташнивало от выпитого за вечер, он сидел, привалившись к каменной стене набережной, вытянув перед собой длинные худые ноги. — Иногда, знаешь, тебе нравится человек, ты его целуешь, но ничего не происходит, не случается волшебства, а иногда волшебство случается, — рассказывал сидящий перед ним его новый знакомый, присасываясь теперь к непонятно как оказавшейся в его руках бутылке пива, — Иногда, когда целуешь кого-то, ты видишь звезды. В натуре, Тоха. Антон хмыкнул скептически, убирая влажные волосы со лба, попадая не с первого раза, перемазываясь в песке. — Да я клянусь. Я однажды... Был в Сибири... К друзьям ездил. И там, на дискаче, с одним пацанчиком поцеловался. Ты вот не веришь, Тоха. Но так было.. круто, я будто… испарился из тела. Кирилл икнул, заставляя Антона, смеяться, тут же зажмуриваясь в попытке спастись от вертолетов. — Совсем.. нахуй из тела? — уточнил он. — Совсем. Ни ног, ни рук, как ракета улетаешь просто, вж..ик! И врезаешься в небо. . Спустя полчаса Дима Позов, его старший товарищ, нашел его на лавочке около клуба, Антон изо всех сил боролся со сном, и пиво все еще не отпускало, и он не отпускал пиво, уже неосознанно сжимая пальцами стеклянное горлышко бутылки. — Вот какого хрена, Антоша, — Дима попытался поднять его, что получилось далеко не с первого раза: Антон неуклюже перебирал своими длинными конечностями, стараясь помочь, но безрезультатно. — Я понимаю, молодость, мозги отдыхают, но завтра выступление, а как ты теперь встанешь? А? — он всматривался в затуманенные бессмысленные глаза Шастуна с огромными зрачками. — Идти сможешь? Ты уж смоги. Антон старался, опираясь на друга, снова зажмуриваясь, чтобы стойко существовать в этой яркой карусели, пытающейся сбить его с ног. — Дим, — пробормотал он, сильнее хватаясь за шею того, заставляя шипеть от боли. — Мне двадцать, а я еще ни разу не видел звезды. — Да ты гонишь. В Таганроге три недели назад Илюха всем показывал Малую Медведицу. Ты где был? — Не помню, — заплетающимся языком выдал Антон. — Дим, а? — Ну чего? — тот удобнее перехватил его за тощую талию, почти взваливая на себя. Им оставалось пройти совсем немного, впереди уже маячил их корпус. — Ты целовался до звезд? — До звезд в лоб только получить можно. Или нажраться. Как ты сейчас. Долбоеб. Антон сглотнул вязкую горькую слюну и зажмурился, совершая эти нехитрые движения ногами, чувствую твердую руку Димы на своем теле. А когда открыл наконец глаза, они уже были у двери их номера. — Так. Стой пока, — Позов аккуратно прислонил его к стене, орудуя ключом, — Завтра не проснешься если, ледяной водой тебя окачу. Антон сам дошагал до первой попавшейся на глаза кровати, которая не сказать чтобы оставалась неподвижной, и рухнул на нее, с облегчением выдыхая. Тут же его подхватили волны, настоящий шторм, перепачканными руками он вцепился в покрывало. — Ты люляся конить, — пробормотал он пораженно. — Что? — Влюблялся? — Вот же настырный какой, — Дима сел рядом, кровать прогнулась под его весом, и тут же Антон почувствовал, как его неумело гладят по голове, — Или это пиво со мной разговаривает? Да, влюблен я, влюблен, Антош. Ниче, ты тоже скоро встретишь ту самую... — Дима вздохнул, его рука замерла, он старался расслышать, что бормочет ему в ответ Антон, едва ворочая сонным языком. — Того.. того с..самого? — Ну, или того самого, — хмыкнул Дима, и продолжил гладить его по вихрам. — А теперь засыпай, пьянь.2014 (апрель)
Что тогда пришло ему в голову (возможно, алкоголь?), и почему он пошел на поводу у этого желания, Арсений не мог себе внятно ответить: он и не спрашивал, когда, вдруг перестав мягко пинать под столом ноги Шастуна и ловить его удивленные-непонимающие-восторженные взгляды, он просто вскочил, воспользовавшись тем, что увлеченный разговор за пьяным столиком обходил их с Антоном стороной, и без слов позвал следовать за собой. И Антон теоретически сам был виноват, что понял. Арсений потянул его за собой по питерским дворам, приговаривая, что "тут недалеко", "еще немножко", без конца оборачиваясь – Антон оказался пьян сильнее, чем ожидалось, и иногда отставал – приходилось возвращаться назад, вытягивать его из дворов-колодцев, как золотую рыбку, смеяться беззвучно, смеяться громко, смеяться с ним, наконец надежно (безнадежно) перехватывая влажную теплую ладонь, успевая отрицать существование глупых бабочек в животе. Антон ничего не говорил, не отнимал руки, только улыбался, а когда Арс перепутал поворот, и они оказались в тупике, у стены, разрисованной ярким даже в сумерках граффити, принялся зачитывать вполголоса как всегда Арсению незнакомое: "А плюс Б в крутом пике, А — это ты, Б это я в тупике". Арсений, прислушиваясь к нему, улыбался тоже. Глубоко имел он в виду эту модную молодежную музыку, но не в этот раз, не от Антона. Что-то там про космический корабль продолжал смущенный Шастун, и почему-то казалось, что не было ничего важнее. Антон врезался ему в спину, когда Арсений притормозил у парадной, подбирая код от двери. — Ты был тут? — Арсений ловко и привычно открыл тяжелую дверь, пропуская Антона первым. Улыбнулся на вопрос: — Да, но выше. Я же почти Карсений, который живет на кры…ше. Они поднялись вверх по лестнице до последнего этажа, потом еще, на пыльный чердак, и уже там, добравшись до тускло выделяющегося в темноте окошка, Арсений, наконец, витиевато объяснил, что "Это единственная крыша, откуда видны звезды в Питере". Он не сказал "Хочу показать тебе", он не сказал больше ничего, осторожно ступая на влажную после дождя, местами обесцвеченную временем жестяную поверхность. И только ненадолго отвел взгляд, погружаясь в сумерки, окутавшие город, осматривая силуэты крыш, сияющий купол Исаакия, мерцающие городские огни: машин, квартир и фонарей. Ветер уже приносил весну, и Арсений подставил ему лицо, сразу же улавливая запах сигарет Антона. Тот стоял чуть поодаль на фоне города, жадно затягиваясь и выпуская дым, сигарета тлела в его пальцах как маленький светлячок. Арсений успел подумать, что не видел ничего красивее. Антон сделал несколько шагов вперед, порывисто разворачиваясь к нему, будто вспомнив что-то, как его вдруг повело, он попытался вернуть равновесие, споткнулся, сделал по инерции большой шаг в сторону, к краю, и, не удержавшись, тяжело, всем собой врезался в маленькую ограду, установленную по периметру. Издав жуткий скрежет, та отсоединилась от места крепления, двинулась вместе с Антоном. Арсений поймал его скорее удивленный, чем испуганный взгляд. Он застыл в нелепой и слишком ненадежной позе. Время стало вязким и ненастоящим, пока Арсений делал к нему эти шаги, стараясь быть осторожным, хотя инстинктивно хотелось наплевать на все и броситься. Пространство, тоже походившее на кисель, поглотило звуки и ветер, пока он приближался на достаточное расстояние, чтобы протянуть руку, и, не отрывая взгляда от глаз Антона, даже не моргая, пытался не думать о продолжающем съезжать ограждении, за которое продолжал держаться Шастун. Беззвучно попросил его: "Не шевелись". Антон моргнул согласно, и просто, как кукла, подался вперед, когда Арсений выверено, но резко дернул его на себя, обхватывая обеими руками, не сдержав то ли выдох, то ли всхлип. Он сделал еще несколько шагов, удаляясь от края, не выпуская из рук Антона, покорно следовавшего за ним. "Дебил… потащил тебя… ты же почти…чуть не…" — Арсений не мог перестать стискивать Антона, не справляясь с внутренней дрожью, понимая, что он безнадежно потерял лицо, пряча его в теплом, пахнущим светом вороте, задевал ладонью теплую кожу под задранной им курткой. — Арс, ну все обошлось ведь, — мягко подал голос немного протрезвевший Антон, — я еблан неуклюжий, прости. Прости, — взволнованно повторил он, чувствуя, как Арсений вздрагивает, и неловко провел ладонями по его спине. — Все хорошо, ты меня спас. Ты не Карсон, ты суперарс. Суперстарс. Супер… —…хуярс, — Арсений пытался смеяться, но это получалось истерически, и голос охрип как после рыданий, — привел тебя, пьяного, на крышу. Он не мог удержаться от новой волны осознания, чувствуя на ресницах злые, горькие слезы. — А я не пьяный, — тихо заверил Шастун. — И вообще, ты хотел показать мне звезды, — добавил он по-детски. Арсений нервно хмыкнул, поднимая голову, избегая встречаться с ним глазами. Посмотрел на небо. Оно было темным, с тяжелыми дымными клочками туч, без единой звездочки. Покачал головой: «А их нет». Антон смотрел на него. Не отрываясь, не проверяя. Одновременно с тем, как не выдержавший Арсений все-таки повернулся к нему, он выдохнул шумно: «Есть». Несколько мгновений Арсений тоже смотрел на него. Снова, неизбежно сталкиваясь с огромными затуманенными глазами. Как там было? «И только в твою сторону кивает компас». Не в силах отпустить его, пока они не ушли с крыши, Арсений на долю секунды потерял контроль и очнулся уже прижимающимся к сухим горячим губам, которые тут же ответили, как всегда отвечали глаза. Горьковатый привкус пива, сигарет, и еще чего-то о чем догадывался (самого Антона), того, что искал всю свою жизнь, дворами темными, и так иронично, так растравительно, что нашел сейчас в длинном мальчике на крыше. Чуть позже, наспех склеив с чужой помощью разъезжавшуюся по швам действительность, Арсений с трудом отстранился, накрывая ладонями его холодные торчащие уши. — Завтра не вспомнишь ничего, зюзя, — тихо прошептал он, смущенно, слабо улыбаясь и отводя взгляд. — Я не пьяный. Я не забуду, — выдохнул Антон. — А если я сделаю так? — Арсений достал из кармана телефон, быстро включил и выключил фонарик. Они продолжали стоять так близко, касаясь друг друга. — Придется сделать еще, — выдохнул Антон и, прикрыв глаза, снова к нему склонился.