La caverna dei Draghi: Зов Дракона

3 октября, 16:47. Приключенческий прогрев [главное в пути — не терять хорошее настроение]        “Пройдет печаль, растает горюшко,                    Не плачь, душа, нам не впервой, Лети легко, как птичье пёрышко,                            Лети домой,               Лети домой…“       “Я всегда вспоминаю эту песню, когда идёт дождь. Мы сочинили её с Кадзухой прямо в вечер нашего знакомства, пережидая грозу в тесной пещерке под отвесной скалой.        С того дня прошло всего чуть меньше двух лет, а такое ощущение, будто пролетела целая жизнь, которой у меня не было. Не знаю, что бы я делала, не будь Кадзухи рядом. Хотя первые полгода после того, как он нашел меня на берегу Инадзумского моря, я неплохо жила в храме Наруками, отвечая на письма поклонников издательства, всё же без него жизнь не была бы такой прекрасной. Я уверена в этом. Не было бы всех этих шуток, песен, не было бы Алькора, бескрайнего изумрудного моря, загорелых лиц со сверкающими улыбками, треска костров посреди лесной чащи…        Не было бы меня.“        Сорвавшись с навеса, с глухим стуком на страницу блокнота упала дождевая капля и размазала свежие чернила, превратив слово «меня» в неразборчивую кляксу. Безымянную это ничуть не смутило. Она даже улыбнулась, проводя пальцем по влажной строке, чтобы всё предложение выглядело слегка смазано. Кто-то ещё навряд ли будет читать эти заметки, а для неё не обязательно, чтобы текст выглядел идеально — девушка и без этого вспомнит, что именно было написано.        Словив себя на этой мысли, она тут же со смешком подумала, что Кадзуха непременно поспорил бы с ней на эту тему. «Ты даже имени своего вспомнить не можешь. Веришь в то, что разберешь свои каракули через парочку лет? Смотри, как бы не забыла основы письма. Альцгеймер имеет свойство прогрессировать, дорогая», — реплика друга зазвучала в её голове так, будто он в самом деле произнёс это прямо сейчас, нависая над её плечом. Но на крыльце больше никого не было. Лишь она и шум грозы.        Девушка захлопнула блокнот, положила его рядом с пузырьком чернил на небольшой столик и подтянула колени к груди, чтобы обнять себя руками. В такую погоду безымянной путешественнице хотелось нырнуть в мягкий омут созданных воспоминаний, подобный её снам, рисующим размытые картинки незнакомых, но очень родных запахов, мест и звуков. И, откинувшись на спинку кресла-качалки, она прикрыла глаза и прислушалась к звуку дождя, стучащего по крыше. Она вспоминала, как его капли утопали в песке.       Тогда Кадзуха впервые встретил её — одинокую, странную, неземную.        Она очнулась на берегу моря. Сильный, но тёплый предгрозовой ветер пытался играть с её мокрыми волосами, а соленые волны пенным одеялом тщетно старались прикрыть наготу.        Девушка просыпалась медленно. Позже он узнает, что она ещё ни о чем не думала в тот момент. Лишь чувствовала: ощущала зябкий и мокрый холод, бегущий по позвоночнику, и колючий песок, прилипший к щекам. Слышала шум моря и гул ветра. Голос природы ей показался совсем диким, лишенным человеческого присутствия.        Эта картина была жутка и очаровательна. Обнажённая и бледнолицая, с россыпью крупных веснушек на левой щеке, с пламенем в волосах — русалка на берегу штормящего моря. Тонкая и изящная, как произведение искусства, она приподнялась на руках, и рассеянным взглядом волчьих глаз обвела край отвесной скалы.        “Здесь никого нет“, — подумала она первым делом, с трудом поднимаясь на ноги. Тело слушалось её неохотно. Она и правда двигалась, словно сирена, впервые выбравшаяся на сушу, или словно младенец, делающий первые шаги. А может, она пришла из Атлантиды — девушка не знала, да и не думала об этом, как оказалось. Она просто шла, слушая приближающуюся грозу и наблюдая за серыми тучами в вышине.­        Привыкший реагировать быстро, в этот раз Кадзуха замер, не в силах оторваться от созерцания её силуэта: слишком спокойного, чтобы шагать нагой под чернеющим небом. Самурай зачарованно выдохнул, подползая к краю пещеры, в которой планировал переждать грозу. А русалка шла в его сторону, по пути разглядывая пушистые аралии, чьи ветви колыхал ветер.        — Хэй! — окликнул он её, когда неизвестная была на достаточно близком расстоянии, чтобы услышать. Русалка медленно повернула голову, ничуть не испуганная вторжением в её одинокое шествие, и столкнулась с ним взглядами. Она приветственно улыбнулась, а Кадзуха вздрогнул, удивлённый тем, что девушка ничуть не стесняется своей наготы, будто это было в порядке вещей, и поэтому поспешно опустил глаза. Русалка, кажется, поняла его, ведь когда она заговорила, голос её звучал шутливо, словно смущение парня её позабавило.        — Можешь дать мне что-нибудь из своей одежды на время?        Кадзуха молча кивнул, не позволяя себе смотреть на неё, и прошел вглубь пещеры, где горел разведенный им костёр, а рядом лежала походная сумка. Он порылся в ней и вытащил запасной комплект одежды, точно такой же, какой был на нём — красные хакама и коричнево-белый хаори.        Кадзуха слышал звук её шагов, последовавший за ним, поэтому сразу же завёл руку с одеждой за спину, передавая незнакомке. В ответ раздалось короткое улыбающееся «спасибо», и с минуту самурай ждал, пока она оденется.        — А ты отчаянная, — сказал он, поворачиваясь, когда русалка заверила его, что в «всё готово». Кадзуха сложил руки на груди и подозрительно прищурился. — И не похоже, что тебе нужна помощь.        — Уже вроде не нужна, — пожав плечами, ответила девушка. — Спасибо за одежду.        Глаза самурая превратились в щелочки, а брови сдвинулись к переносице. И как на это реагировать? Он окинул девушку внимательным взглядом.        Она точно была не местная: от внешнего вида и повадок до акцента, который он не слышал ни в одной из стран, в которых бывал. Разве что её говор слегка походил на сумерский. Она оттуда? Быть может, пассажирский корабль потерпело крушение, и она чудом выбралась на берег? Но почему обнаженная? Почему выглядит так, будто ничего пугающего не случилось? Почему не растеряна, не встревожена? Да и о затонувших кораблях за последнее время не было никаких известий, уж он-то бы точно знал, работая на грузовом судне.        Кадзуха пребывал в растерянности и совсем не понимал, что он должен сделать. Не столько из-за неловкости ситуации, сколько из-за самой девушки, такой легкой и непринуждённой, что невольно в её компании кажешься себе излишне серьёзным.       — Ты… человек? — неуверенно спросил он, внезапно вспомнив, что вообще-то живёт в мире, где не каждый с виду среднестатистический представитель человеческой расы таковым является. Может, она и вовсе кицунэ — как раз и правда очень похожа на образы из легенд.        Она пощупала свои руки и волосы, словно именно это действие поможет ей определиться с ответом на вопрос самурая, после чего удивлённо хлопнула ресницами.        — Да вроде человек, — сказала она, почесывая затылок. — А почему спрашиваешь?        — Странная ты просто.        — Правда? По-моему совсем обычная…        — Все шизики так говорят, — прыснул он. — Но в любом случае, человек ты или нет, опрометчиво с твоей стороны доверять первому встречному инадзумцу.        — Ина… Ина… Инадзума… — русалка подняла задумчивый взгляд к потолку пещеры, пытаясь что-то вспомнить. — Это слово такое знакомое, но никак не могу понять, где его слышала.        Тут настала очередь Кадзухи вновь удивиться. На долю секунды его глаза расширились, но тут же он снова нахмурился, изучая выражение на лице незнакомки. Ему начало казаться, что девушка его разыгрывает, и каждая часть этого представления тщательно спланирована. Лишь жертва в его лице была случайна — самурай не знал, что не успеет вернуться в город до наступления грозы.        — Хочешь сказать, что не знаешь где находишься?        — Э-э-э… — протянула русалка и вздохнула. — Похоже на то. Понятия не имею где я и почему очнулась на берегу моря, — призналась она и, кажется, только сейчас вспомнив, что ей было холодно, потерла руки и присела на корточки поближе к огню.        Кадзуха тоже вздохнул, но бесшумно, сел рядом с ней и подкинул несколько веток в спокойно потрескивающее пламя. Он прищурился, склонив голову в бок, и уточнил:        — А имя хоть своё помнишь?        Ей понадобилась минута на раздумья. По волчьим глазам Кадзуха видел, как она силится вспомнить не только своё имя, но и что-нибудь другое. Хоть что-нибудь. На мгновение взгляд русалки потускнел, сияние звёзд в серебряных глазах замигало, готовое пропасть, словно их гонят прочь рассветные лучи, но лишь мгновение. Это было так красиво и завораживающее, что Кадзуха вздрогнул от пробившей его дрожи. Русалка хмыкнула.        — Нет, — сказала она. — Кажется, я вообще ничего не помню.