La caverna dei Draghi: Зов Дракона

Секретарь Академии Сумеру аль-Хайтам. Отчёт №4 от чашки кофе пополам до победного тоста.       Гонимый прочь лучами кровавого рассвета с места ночлега, Аль-Хайтам поднялся довольно рано. Бодрствовала лишь Янмэй, с какой-то невысказанной нежностью перевязывающая плечо Сяо чистыми бинтами, пока тот задремал, опираясь спиной на высокий валун, покрытый золотистым песком. Не имея ни малейшего желания разрушать идиллию иностранных знакомых, Хайтам предпочел сразу заняться завтраком, ведь так не любил начинать свое утро на голодный желудок. Сейчас ему до невыносимого хотелось вернуться в город, посетить кафетерий Академии, насладиться свежесваренным в турке кофе и угоститься какой-либо выпечкой, но выбирать особо не приходилось. Благо, сосед его был тем еще любителем комфорта. Аль-Хайтам подошел к парню, укутанному в спальный мешок (даже спрашивать не хотелось, где он взял такую приблуду), ввел код на Мехраке, который Кавех, по всей видимости, никак не мог спрятать от зануды-соседа, а из волшебного чемоданчика секретарь достал старую турку и небольшой сверток с кофейными зернами. Загадки пустыни пусть даже и не решаются, но кофе должен быть по расписанию. Хоть какая-то иллюзия приятной стабильности на землях давно погребенной песком цивилизации Царя Дешрета.       Стоило признать, что ощущение нарастающей тревоги ни разу не покинуло Аль-Хайтама. Оно лишь ютилось где-то под ребрами, прячась за сердцем, легкими, другими органами, так не желая покидать его тело. Отчего же душа трепетала при виде гробницы? Они побывали внутри, но вид пирамиды все так же настораживал и отталкивал, вместе с тем словно бы хватая за запястье и умоляя зайти в себя, открыть все секреты и разузнать страшную тайну, спрятанную за многовековым камнем. Но пока что седовласый просто варил кофе, ярким запахом которого разбудил рыжую неприятность, что спала неподалеку от едва горящего костра.       — Кофеёк… — сонно пролепетала она, а затем потянулась со звуком, напоминающим «мурчание» пустынной лисицы. Она поднялась на локтях, с хитрой ухмылкой поглядывая на турку с кипящим в ней напитком. Что-то было совсем не так в ее виде, рыжая выглядела взвинченной, но, кажется, силилась справиться с дискомфортом внутри себя, надевая на маску беспечности.       — Кофе, да, — спустя несколько мгновений ответил секретарь, разливая в два деревянных стакана бодрящее чудо пустыни. Что ж, порция его уменьшилась ровно наполовину, но Аль-Хайтам не брезговал поделиться с компаньоном, особенно, замечая, как схожи их взгляды, обузданные спрятанной внутри тревогой.       — О-о-о, аукцион невиданной щедрости! — она звонко рассмеялась, усаживаясь на небольшом покрывале и поправляя одежды, пока тонкими пальцами перехватывала с его грубых ладоней стакан. — Спасибо, Хайтам.       В этих словах точно было больше глубины, чем могло показаться на первый взгляд. Что-то словно ударило парня под дых, когда он услышал интонацию рыжеволосой, но стоило медленно перевести на нее взгляд, как уже скрылось невесомое волнение под густыми ресницами, а щеки слегка порозовели от глотка горячего кофе. Что ж, расспрашивать он так или иначе не планировал, лезть в чужую голову он хотел лишь тогда, когда в этом был научный интерес, не более того. Но ум ее интриговал.       Бывают такие умы, прикоснувшись к которым хочется сразу же убрать руку, помыть ее, спрятать в перчатку и забыть о том, что когда-либо вообще пытался тронуть «это». Бывают такие, от которых кожа покроется мурашками и тело взбудоражится в ужасе непостижимой глубины безумия человека. Бывают те, от которых до ужаса приторно на зубах, от которых хочется поскорее избавиться, но каждый раз возвращаешься к этим ощущениям от вынужденной тяги к отвратительному. У нее был такой ум, в который хочется впиться зубами. Словно сочный плод, свисающий с самой низкой, склонившейся ветви дерева, который манил тебя маленького, когда ты прыжками и палками пытался сбить его с ветви и наконец ощутить вкус этого блестящего, словно полированного фрукта. И тебе никогда не надоел бы этот вкус.       Он до безобразия простой, такой привычно сладкий и в нем никогда не было ничего нового, но ощущение свежести, что дарил он, еще долго держало тебя в тонусе. Ее ум был в точности фрукт, который хочется попробовать, но ты скачешь, все никак до него не дотянешься, пускай и пробовал уже сотни таких фруктов. Этот в моменте был самый желанный. И такая страсть к получению чего-то новенького, чего-то, чем раньше не обладал, затуманивала разум, мешала свободно мыслить, когда эта рыжая девушка рядом снова произносила какую-то до нелепого очевидную мысль раз за разом, пока не приходила к чему-то действенному и удивительному в то же время. Гению, каким являлся Хайтам, это было непонятно. Гении мыслят сложными комбинациями, а она — говорит все, что в голову взбредет, пока не соберет мозаику. Как маленький ребенок, играющийся с пазлом, резко начинает понимать, как именно это складывается. Она вряд ли была тем самым фруктом. Кажется, ее вкус обладал другими свойствами. Ощутить его было интересно, но насколько это нужно? Аль Хайтам ведь уже не маленький мальчик, для которого «хочу!» — повод действовать. А ее ум — вовсе не игрушка и лезть туда не надо. Но каждый раз при разговоре, каждый раз случайно прислушиваясь к ее словам, сказанным другим людям, он желал постичь эту простоту. Желал понять, что же такого необычного в этом фрукте? Почему именно он приковал к себе взгляд, желание, интерес? Бесконечные вопросы, которые не приводили ни к чему, Аль-Хайтам привык оставлять на потом, а лучше даже отложить в настолько долгий ящик, что уже и забылся бы он, подобно снам, растворяющимся образам перед глазами с самого утра.       И он не стал лазить туда руками, перебирать пыльные полки давно устаревших намеков на воспоминания, лишь молча наслаждался напитком в компании девушки и превосходного рассвета.       Стоило ему сделать последний глоток, как неожиданно на ноги подскочил Кадзуха, что даже дернуло руки секретаря от неожиданности. Рыжая закричала на него, ведь ее напугал он в разы больше и тем самым разбудил весь лагерь.       — Сегодня у нас пляжная сцена! — торжественно объявил Кадзуха, разведя руки в разные стороны, как волшебник в конце собственного шоу.       — Какая к черту пляжная сцена?! Ты уже здоров или что? — сердито прорычала в ответ бестия, рассматривая друга. Он, кажется, действительно был здоров. Потрясающая магия исцеления, которой раньше Аль-Хайтаму не доводилось видеть в таком ее исполнении. Это наводило на мысли, которые он откладывал на потом, не желая сейчас сильно забивать свою голову.       — Ты же работала в издательском доме Яэ! Мало легких романов прочитала? В каждом романе про приключения есть пляжный эпизод, где путешественники отдыхают у моря, а рядом красивые девушки в купальниках! — блондин проснулся явно заведенным и готовым к свершениям, за что получил от рыжей заряд огня прямо по носу. Благо, теперь всем было известно, что такие ее удары безвредны для человека.       — Помните, мы проходили оазис неподалеку? Давайте сходим туда, будет весело, реа~ально! — уже умолял парень, на что остальные лишь вздохнули. Неожиданно голос подала Янмэй.       — Я была бы не против... Нам всем следует отдохнуть, а в такой жаре идти обратно будет тяжело после произошедшего вчера… — она не смотрела ни на компаньонов, ни на своего наставника, но говорила весьма четко. Что ж, какой-то прогресс, хотя бы больше не мямлит особо. Аль-Хайтам перевел взгляд на ее верного товарища, тот лишь неуверенно покачал головой, но, кажется, он все еще был недостаточно далек от сонного состояния, чтобы мыслить разумно.       На удивление, даже сам Хайтам был не против такого вида отдыха. Он не любил пустыню, но оазисы в ней были настоящим чудом природы, а свежесть воздуха там ощущалась настоящим тропическим дождем, расслабляющим все, едва не поджаривающееся на солнечном пекле, тело.       — Вот! Даже Мэй не против побыть для меня красоткой в купальнике! — гордо заявил Кадзуха, комично уперев руки в боки.       — Позволить спросить, где ты возьмешь купальники для своих красоток? — лукаво задал вопрос Аль-Хайтам, лениво подперев рукой щеку.       — Я взял, — -стыдливо, не поднимая голову, признался Кавех, словивший такие взгляды от девочек, что ему сразу стало понятно, насколько иногда лучше промолчать, чем говорить.       — Решено! — хлопнул в ладоши бывший пострадавший, начав быстро собирать свои вещи из хором Кавеха. — Экспедиция имени Каэдахары Кадзухи выдвигается на ближайший оазис, наш девиз: «Жаль, что без пива!»       Под заливистый смех знакомых Аль-Хайтам спрятал собственную улыбку, что лишь на секунду растянула пересохшие от ветра пустыни губы, а соколиный глаз украдкой заметил смущенную улыбку наблюдающей за ним рыжеволосой загадки.       Утро сменилось днем, когда сладкие россказни Кадзухи о невероятном оазисе дали о себе знать реальностью, что оказалась еще приятнее. Залитый солнцем, он буквально истекал нежной свежестью, росли высокие пальмы, в тени которых нашел себе приют Сяо, разлегшийся на теплом песке. Кажется, он был чрезмерно уставшим по сравнению с обычным состоянием, ведь даже сюда шел без типичных для него сражений по пути, оставляя это дело генералу махаматра, управляющемуся с копьем и грубой силой так, что пустынные скорпионы разбегались в страхе при одном лишь его виде, да инадзумскому разбойнику, который, оправившись от еще вчерашнего перелома, как угорелый носился по песку, все подскакивая в воздух, седлая небольшие торнадо, собирая для Сайно в кучу этих несносных, любящих прятаться в песке созданий, а тот шинковал их словно бы на мясо.       Сейчас ночной охотник безмятежно спал, сокрытый тенью пальмы, а Аль-Хайтам сидел неподалеку, пролистывая уже в десятый раз перечитанную книгу. Она ему осточертела, так что седовласый с тяжелым вздохом закрыл научный труд, опираясь спиной на ствол пляжного дерева. Глаза сами по себе нашли два веселых белых пятна, стоящих по колени в прохладной воде. Безмятежная, она брызгалась водой в подругу, что пыталась защищаться соломенной шляпкой от жестоких нападок, а рыжие кудри подхватывались легким бризом, словно были невесомые, взмывая в воздух. Она улыбалась ярче всех, а жизнь, кажется, для нее была главной наградой за все пройденные наказания. Это вдохновляло и озадачивало секретаря одновременно. Как в одном человеке умещалась энергия целого солнца? Как она затмевала собой каждое светило, стоило ей лишь улыбнуться во все тридцать два ровных зуба, стоило слегка сморщить веснушчатый нос в приступе смеха, стоило только в очередной раз неопределенно, на чистых рефлексах, коснуться отчего-то любимого кулона, а губы ее вздрагивали нежной кокетливостью.       Вспоминала? Вряд ли. Скорее всего, ее жизнь будет бесконечным скитанием в поисках потерянного прошлого, но Аль-Хайтам был уверен, что она отблагодарит всевышнего за каждое отправленное ей испытание только потому, что по пути встретила новых друзей и новые впечатления. Она не смотрела на него, а это было вовсе и не нужно, Хайтам не хотел лишнего внимания этой персоны, только наблюдать со стороны и ощущать эти странные чувства, это умиротворение и благодать, словно бы в присутствии древнего, благосклонного божества. Очередная нирвана поглотила ученого, а он был вовсе не против, наслаждаясь этим беззаботным днем, проводимым на оазисе.       — Сяо, просыпайся, — почти промурчала Янмэй, подошедшая к парням. Она выглядела слегка окрыленной, словно бы беззаботные игры с подругой на этом островке рая в бесконечной жаре пустыни вдыхали жизнь в её небольшое тело. Она склонилась над наставником с широкой улыбкой, когда он приоткрыл глаза и слабо кивнул ей в ответ. Кажется, было время обеда. Брюнетка повернулась к секретарю и слегка смущенно пригласила его поесть, на что он с благодарностью поднялся с места и присоединился к остальным.       Сегодня у них была жаренная курица в медовом соусе, кажется, Янмэй вовсе не была нужна кухня, чтобы приготовить что-то действительно вкусное на завтрак, обед и ужин. В стороне остывал миндальный тофу. Аль-Хайтам иногда задавался вопросом, почему Сяо питается исключительно этим блюдом, но в собственных мыслях пришел к тому, что ответ скорее всего скрывался в нарушенном пищеварении или каких-либо врожденных болезнях. Задавать лишних вопросов ему не хотелось, если это не было дело жизни и смерти, поэтому парень не особо обращал внимания на кулинарные предпочтения выходца Ли Юэ.       — Поднимем же бокалы, друзья! — обратился Кадзуха к ребятам, прекрасно зная, что ни у кого из них не найдется с собой бокала. — За выздоровление и удачный выход из смертоубийственно-жутко-опасной ловушки древнего царя, за мою прекрасную подруженьку Аканэ и за всех нас, переживших моральный апокалипсис!       Тост был сказан, рыжеволосая похлопала, вновь заливаясь ярким смехом, остальные силились сдержать смешки, чтобы особо не поощрять его шуточки, но вскоре почти никто не выдержал и обед закончился тем, что Кавех подавился курицей, не в силах перестать смеяться.