***
У Дженни была тяжёлая история развода. Всё чаще ей приписывали трагичную судьбу Мэрилин, что выбешивало бы её в нашем отрезке, но никуда от этого не деться, когда ты столь знаменита, желанна и несчастна одновременно. Дженнифер Карлтон вышла замуж по молодости. Свадьба пришлась на девятнадцатилетний возраст, потому что их с Крисом любовь была слишком ярка. Ярче софитов. Ярче бриллиантов. Он был обходителен с ней, был заботлив и всегда, во всём-всём-всём, поддерживал. Дралась Дженнифер или играла — Крис действительно души не чаял в своей даме сердца, на последние деньги покупая подарки. И она любила его взаимно. И они были бедны, как ребята из «Даров Волхвов» О.Генри. А Крис любил её, как и клялся в церкви: «…В нищете…», а дальше уже пофигу. Казалось, их любовь была вечна, как пророчили его идеальные, верующие в Господа, родители. Они ждали от них внуков, ждали совместной счастливой старости, идеальной супружеской жизни душа в душу, какая была у них самих. Но судьба распорядилась парой иначе. Дженнифер не смогла спокойно пережить славу. Извините, в голову столь резко ударила звёздная жизнь! Бесконечные письма от кавалеров не могли не радовать, пусть и оставались неотвеченными. Кристофер, добрая душа, до какой-то поры был спокоен насчёт своей супруги и даже разрешал читать чужие письма. Он знал, что эта не изменит, как бы ни подурнела за последние годы. Знал, что не оставит, как бы ни влекла красавицу-жену эта блатная жизнь с привилегиями. Но Дженнифер было слишком тяжело пережить настолько резкую славу. Она увлеклась алкоголем. Крис отбирал бутылку. Она кричала, что ей нужна помощь. Она стала считать, что недостаточно привлекательна для Голливуда. Крис пытался доказать обратное, но когда с тобой в одной временной линии существует Мэрилин, взгляд тупел. Пошли слухи, что Дженни любит зависать с чужими мужчинами. Слухи были ложными. Что же было потом? Дженнифер кое-как пережила этот паршивый период, затем с ненормальной одержимостью увлёкшись покупкой совершенно ненужных в их «семейном гнёздышке» вещей. Всё просто: импульсивные покупки поднимали ей настроение. А Кристофер, хоть и был мужчиной самодостаточным, любящим быть одетым с иголочки, был настолько прост и прижимист, что даже стригся только по праздникам. По старой привычке. Потому ему не нравилась тропа транжиры-Дженни тратить деньги попусту. Она была законченной шопоголичкой. Он таких не любил. И потом. Жена его, в какой-то степени, обеспечивала. Его это не особо смущало — зато смущало других вокруг. Бедный Крис не понимал подвоха, потому что всё равно работал — портным. Да, зарабатывал гроши по сравнению с Дженнифер, ну и что? А вот другим было дело. И Крис потерялся. Замкнулся. Стал раздражительнее. Последней точкой стал его вопрос, когда же наконец они заведут детей. «В доме пусто, — говорит. — Давай родим, пока возраст позволяет». Дженнифер же упёрлась, что не желает рожать. Как минимум, опасается обезобразиться от родов. Или заработать критичное осложнение. Умереть. Свихнуться… — как насчёт психологического здравия?! Как максимум, женщина не видела себя в роли матери. Ей казалось, её ребёнок будет несчастен в этом доме. Ей было тяжело. Крис уважал её мнение. Ушёл тихо, потому что уважал. Это был спокойный развод без скандалов. Возможно, оттого и душераздирающий. — Тебе нужен не я, а мне нужна не ты. Пойми, все будут счастливы, если рельсы разойдутся. Наши с тобой, — сказал он спокойно, держа в руках чемоданчик. — Звони мне, если будет, что рассказать. Но лучше не надо. Сама понимаешь… — Ты же всё ещё любишь меня? — Не стану спорить. Но вместе нам тяжело, родная. — Мы изначально не должны были быть вместе, — согласилась Дженни, смотря на пока ещё мужа. — Спасибо, что был со мной. Это был… длинный путь от никого до… — Ты не была «никем», — вновь завёл шарманку тот. — Нет, Крис. — Я любил тебя простой. Прости. Это конец для обоих. — Я понимаю. — Удачи тебе в личной жизни. И не злоупотребляй алкоголем, хорошо? — И тебе удачи, — бросает Дженни словно бы равнодушно, как перед носом мягко, беззлобно захлопывается входная дверь. А через полгода она узнаёт, что её бывший муж женился на простушке-коллеге. И она была за него рада. Жаль только, что на свадьбу не позвал. А ещё через время его новая жена родила ему сына. Дженни по-прежнему была рада. Новая жена говорит: «Пусть я и не такая раскрасавица, как бывшая мадам, но зато… я буду стараться хранить наш семейный очаг, ха-ха-ха!». И Крис целует её в макушку, берёт сына в охапку, а самой Дженнифер шлёт письмо с искренним вопросом о здравии, потому что желает ей наилучшего. Потому что окончательно к ней остыл и смирился. Вот суки! Вдвоём! Дженнифер снова пьёт, но теперь в одиночестве. В полном. Одиночестве. Она не знает, оправится ли она после конца столь фееричной истории о любви. Может, действительно стоило потерпеть друг друга ещё немного, а? Авось б стерпелось да слюбилось, нафиг. Хандра в канун Рождества. Что может быть лучше? А ведь когда-то это был её любимый праздник. «Когда-то» — это когда она была ещё маленькой соплячкой, и мамка ей подарила лысую куклу в уродском платье. Без понятия, что за прелесть была в этой косой кукле, но у маленькой Джен аж слёзы рекой текли — до чего здорово! Если подумать, с тех пор она как-то и не отмечала. Не до этого было. Да и Крис что-то не настаивал. Писать письмо Санта Клаусу, когда ты взрослый лоб — это просто смешно. И нет, Кейдж не то чтобы в отчаянии. Разве не забавно это — писать какую-то ерундовину, слать по адресу «Да хоть в преисподнюю!», а потом благополучно забить? — Что же… Хочу счастья. Настоящего. — И Дженни, крепко поцеловав своими накрашенными губами конверт в уголок, кидает его в камин. — С Рождеством меня! Письмо сгорает. Кейдж думает, что это уже последняя стадия отчаяния и отчаливает спать. А письмо в никуда гласит:«Уж не знаю, какого собачьего хрена мне так не везёт в последнее время, но я бы хотела счастья, а не говна за шиворот :) Хочу своего человека. Может быть, он ещё не родился? Тогда пусть поторопится, чёртов любитель мамочек, потому что Дженнифер Кейдж не молодеет.
Желаю интригующего романа, который изменит мою судьбу. А Крису я желаю счастья.
Я спать,
Дженнифер Кейдж-Карлтон».
***
— Маньячка! Пошла в задницу! Дженнифер отличалась от девиц из фильмов ужаса тем, что не прикрывала голую грудь руками, картинно вопя от страха, а тут же нагой вскочила в боевую стойку — прямо в наполненной ванной. …Готовая драться, как воин, а не как не умевшая даже нормально сжимать кулаки глупышка-очаровашка-Джен. Из-за бортов ванной волнами потекла вода, помешанная с парфюмом. Банный коврик намок. Оставшаяся лужа подползла к ногам Кенбары, просто хмуро сверлящей в незнакомой ей женщине дыру. Затем она как-то раздосадовано покачала головой, словно это она тут истинная хозяйка дома — это Дженни взбесило ещё больше. — Кто Вы?! — рявкает Дженни и целится в «маньячку» случайным бутыльком. — Я сейчас вызову полицию! — Дамочка… Уважаемая, — Кенбара всё с тем же лицом «всё ок!» похлопывающими движениями нащупывает на груди свой значок. Хватается за него пальцами, демонстрирует: — Уже здесь. — Вы идиотка?! Я сейчас реально вызову полицию! — Не ошибитесь номером. Вы арестованы. — Это какая-то очень плохая шутка от Криса?! Ах он мерзавец! А говорил, что забыл!.. — Даже спрашивать не хочу. Будем оформлять Вас. — Крис — это мой бывший муж! — Дженни переступает через борт ванной и недовольно тычет пальцем в женщину. — Повторяю в последний раз: «Кто. Вы. Такая». — Это Вы кто такая? — порядком начинает злиться Кенбара, поняв, что с ней уже не играют. — Вы хоть осознаёте, в каком месте Вы находитесь?! Она лихо подбирается к голой Дженни, пытается взять её в захват, дабы надеть на сумасшедшую наручники, однако… Голая, но не напуганная Кейдж ловко берёт её в захват сама, скручивает и прикладывает лицом к стене. Всё происходит настолько молниеносно, что Такахаши даже удара со всего маху по её полицейской гордости ощутить не успевает. Она просто, дёрнувшись, пытается оказать должное сопротивление: как следует подавшись вперёд, резко наклоняется назад. Она даёт незнакомке затылком по её покатому лбу, победно ухмыляясь. Дженни стонет. Кенбара выбирается из залома и хватается за рацию, что-то там приговаривает… Дженни закрывает свой возмущающийся рот, потому что теперь на ней наручники. — У нас тут очередной пародист Дженнифер Кейдж, приём! — сообщает Кенбара. — «Пародист»?! Да что Вы себе позволяете?! — Дженнифер злобно звенит наручниками. — Отпустите меня — я Вам дам пощёчину! — Да-да, конечно. Минуту. — Вы что, ослепли?! Я и есть великая и неповторимая звезда Голливуда! Я Дженнифер Кейдж! — Признаю, поразительное сходство. Сколько Вас вообще водится в одной этой стране? Чёрт, рация!.. — Милочка, посмотри на меня ещё раз. Я тебя прошу, сеньорита Коп! — Помолчите, будьте добры. — Почему Вы вообще работаете в полиции?.. — Чтобы ловить помешанных на давно умершей звезде личностей вроде тебя, — закатывает глаза Кенбара. — Серьёзно, сколько уже можно? — Но я жива… — Вчера Монро, сегодня Кейдж. А я тогда в рядах якудза. — Монро чё, тоже сдохла? — Вы на свою речь посмотрите. Ну какая из Вас, извините меня, Дженнифер Кейдж? — Иди на хер, а? — М-м. — Тупая дура. Кенбара на минуту выглядывает из ванной. Дженнифер жалуется на то, что ей холодно голой. И что наручники оставят некрасивый след на запястьях. — Так. — Да? — максимально очаровательно хлопает ресницами Дженни в надежде подкупить Кенбару. — Могу я Вам чем-то помочь?.. Ох, простите мне мою негостеприимность… — Даже странно спрашивать. А какой сейчас год? — А Вы как думаете, мисс? — Две тыся… — Одна тысяча. — Поправляет Кейдж твёрдо. — О Господи… — Ты психически больная, — с улыбкой говорит Дженни и осторожно тянет к Кенбаре свои запястья в наручниках. — Умоляю, я хочу тебе врезать… — Как у Вас бывшего звали? Кристофер, говорите? — хмурит лоб Такахаши. — Да, — Кейдж воет в душе. Допрос в ванной тем временем продолжается: — У него двое детей от швеи из ателье? — Один сын. — И дочь? — Нет. — Значит, потом родят. Дженни хочет озадаченно почесать затылок, да не получается — грёбаные, Кенбара, наручники! — Если ты из будущего, я сейчас застрелюсь. Просто знай. — Не надо, — Такахаши выставляет перед чужим лицом свою ладонь. — У Вас не такая смерть. Если это всё не розыгрыш, конечно. — Стоп, что? — Я сейчас вернусь, Кейдж. — Что… Нет, а как я помру?! Не то чтобы я верила, просто… — От алкогольного отравления вроде. Да погодите Вы!.. — От алкого… Кошмар! — Ждите! Через минуту-две Кенбара действительно возвращается и освобождает Дженни от наручников. Удивительно, но обещанной пощёчины в адрес полицейской так и не было. — Одевайтесь… — произносит Такахаши потерянно. — Сама разберусь. Вас как зовут, к слову? — Кенбара Такахаши, — трясущимся голосом говорит она, медленно пятясь к выходу из ванной. На что женщина обратила внимание первым делом: из гостиной доносятся звуки играющего проигрывателя пластинок. Каждый кусочек этого дома, что во временном отрезке Кенбары стал музеем, казалось, действительно был жив: комнаты проветривались, на кухне слабо пахло едой, а в спальне лежала распитая бутылка вина. Когда она заходила в «ванную», такой отдающей настоящим человеческим теплом чертовщины в музее не было. Увидеть лежащего в ванной человека для неё потому было большим шоком. Просто невероятно огромным!.. — Кен… Кто? — Дженни так и застывает с открытым ртом. Такахаши выходит из ванной, закрывает дверь и… исчезает. Растворяется в воздухе, проваливается сквозь землю, пропадает — называй как хочешь, зритель, но Кенбары просто н-е-т. — Мэм, Вы в порядке? — обращаются к офицеру Такахаши внезапно. У неё же в этот момент дрожит всё тело, словно она озябла на зимнем холоде. Ей было странно. Нет, страшно. Дыхание участилось, зрачки беспокойно забегали. Она совершенно точно не принимала на грудь перед сменой. Просто… отмечала Рождество по-своему. В одиночестве. …Писала письмо. Она смотрит, тяжело дыша, на работающую в руках рацию без помех и смотрит на своего напарника с телефоном в кармане. — Пожалуйста, загугли мне Дженнифер Кейдж! Срочно! — чуть ли не трясёт мужчину за плечи, задыхаясь. — Как она умерла?! — Да я это и без интернета знаю… А ты, что ли, нет? Кейдж просто скончалась от остановки сердца в 65-летнем возрасте. Редкий случай для такой знаменитой личности — умереть так мирно. — Рада за не… Да просто загугли мне её, чёрт побери! «Дженнифер Кейдж. Интересные факты про Дженнифер Кейдж. Факт номер «один»: Печально известная своей несчастной любовью великая актриса не притрагивалась к алкоголю после тридцати одного года, панически опасаясь любого предложения даже легко выпить. Дженнифер призналась, что после некого «интересного случая» перестала употреблять спиртное. Её бывший муж, Кристофер Нильсон, предполагал: «Наверное, сработал мой последний совет не пить больше. Она молодец!». Но в чём же тогда заключается её «интересный случай»? Пишите в комментариях!».***
Следующая встреча Кенбары и Дженни не была такой же шокирующей, как первая. Казалось бы, Такахаши уже повлияла на концовку жизни Дженнифер Кейдж — она у неё славная, — и мисс полицейская может вести свою рутину дальше припеваючи. И нет больше резона ей появляться в золотой век Голливуда снова, не так ли? Так почему же вышло так, что они снова стоят друг перед другом? Великую актрису спасли от смертельного алкогольного отравления. Разве не ради этого эта странная женщина пожаловала в её ванную из будущего? Нет? Так или иначе, их вторая встреча произошла совсем по-другому: никто не принимал ванну, не писал писем, не патрулировал в музее. Никто не пытался изменить чью-либо судьбу. Кенбара ведь уже повлияла на мировую историю! У неё в голове не укладывается просто! Такахаши сидит сейчас на диване и читает Арисиму Такэо. Такахаши сидит, а перед её глазами буквально из ниоткуда возникает Дженнифер Кейдж. Неужели история имеет возможность измениться снова? — Хах, я так и знала!.. — топает ногой актриса, положив одна руку себе на талию. — Кен… Барбара, это твой дом?! — Кенбара, — спокойно поправляет женщина. — Да, ты у меня дома. — Я смотрю, ты ни капли не удивлена! — Как и ты. Хозяйка дома захлопывает книгу, хлопает по месту возле себя на диване; Дженни хлопает глазами. — Присаживайся. Не стой, — говорит Кенбара. — Я что, правда в будущем?.. — медленно садится на диван гостья. — Расскажи мне, что произошло после моей смерти… — Разумеется, Земля не выдержала такого удара и взорвалась, — она закатывает глаза. — Имею ли я вообще право рассказывать тебе что-либо? «Эффект бабочки» — это про нас с тобой. — М-м… Мне просто интересно. А можно оглядеть твои апартаменты? — Валяй. — Или «апартаменты» — это сильно сказано? — ухмыляется Дженни. — Обыкновенная квартира обыкновенного полицейского, — Кенбара ведёт плечами, и Дженни первым делом убегает на кухню. Квартира Такахаши находится на втором этаже — скромная, уютная и чисто убранная. В комнатах царит выдержанный минимализм, коего Дженни ещё не совсем понимает, но ей всё нравится, придираться не будет. На кухне пахнет жареным рисом и какими-то специями. Кейдж с детским озорством осматривает маленькую рисоварку хозяйки квартиры. Осторожно трогает пальцами. Вздрагивает, когда электрический чайник на кухонной тумбе щёлкает. — Чай будешь? — спрашивает Кенбара, оглядывая силуэт Дженни с зала. — Лучше кофе. Через несколько секунд Кенбара уже возится с баночками-скляночками за спиной Дженни. Кейдж с прикрытыми веками шумно вдыхает носом запах крепкого быстрорастворимого кофе, блаженно улыбаясь. Ей молча подают огромную кружку классического Нескафе. — Здорово тут, — выносит вердикт актриса из прошлого. — Не здоровее чем у тебя, полагаю. — Ну уж нет, дорогая, — говорит. — У тебя круче, поверь мне, — говорит и отпивает кофе. — Мне тут нравится так сильно, что ты даже вообразить себе не можешь. — Пф-ф, грандиозной Дженнифер Кейдж нравится у меня в квартире? — Такахаши косит глаза на, пожалуй, слишком красивую женщину. Про остальные её внешние качества говорить не будем. — Благодарю… Премного. — А знаешь, как я сюда попала? — Мысли читаешь. Как раз хотела спросить. Дженни причитает, что кофе отстой и громко ставит кружку на стол. И говорит: — Я много экспериментировала. Мне стало интересно, смогу ли я попасть к тебе в предполагаемое будущее, как ты попала ко мне несколько дней назад. Попробуешь угадать принцип? Даю подсказку: связано с желанием. — Только не говори, что ты т-о-ж-е писала письмо на Рождество? — хлопает себя по лбу Кенбара. — Потому что я уже догадываюсь, какого хрена. — Не говорю, — прикусывает нижнюю губу Дженнифер, стреляя глазками. — Ну… понятно. Значит, ты написала письмо «мне» снова? — Я писала кучу писем. Однако всё это было не то! — Гм. Любопытно. — Прозвучит абсурдно, но… ты пользуешься помадой? — Что? А. — Кенбара недолго копошится в карманах домашних шорт. — Да. Вот этой. — И показывает собеседнице. Дженни смотрит на то, как выкручивается ярко-красного цвета стик помады. Охает. Кенбара медленно тянет её к своим губам — Кейдж хватает за локоть, стиснув зубы. — Н-не надо, милая! Не делай этого!.. Пока что! — Что-то вроде машины времени? — выгибает свою угольно-чёрную бровь Такахаши. — Что-то вроде!.. Откуда у тебя вообще эта… моя помада? Такахаши чешет лоб в раздумьях. Говорит: — Подарил напарник на Рождество. Сказал, коллекционная, принадлежавшая некой знаменитой личности. И она уже, кажется, понимает, какой именно. — Ага, «некой»! — возмущается Дженнифер. — Моя она! И-и-и… догадка подтверждается. — Вот дерьмо. Больше не буду пользоваться ею, — дразнит, щуря тёмно-карие глаза, Такахаши. — Да твой напарник, должно быть, кучу бабок отвалил за вещицу! — Он мог бы и предупредить, что я не первый человек, который пользовался этой помадой… Фу. — Он у тебя шутник? — Скорее помешанный на всём, что ретро. И на тебе в том числе. Хотя было б за что… — Ха-ха-ха! — смеётся Дженнифер. Её смех заразителен, звонок — под стать девиц того времени, хохочущих от нелепых шуток своих джентльменов. Но Дженни смеётся искренне, и чуткая до лжи Кенбара это ощущает. — …Я не люблю сочно-красную помаду, но сам красный люблю, — говорит Кенбара внезапно. — Я в принципе не часто ношу вульгарную косметику… На Рождество, вот, хотелось себя приободрить. Хоть как-то. Актриса вальяжно подходит к сидящей на кухонной тумбе Такахаши, качая бёдрами. Огибает один край каменного кухонного островка и нежно обращается: — Ну-у, тебе идёт красный, — говорит томно. — Я бы посмотрела на тебя со своей помадой на губах, о-оу да… — очерчивает чужой изящный контур взглядом. — Кенбара, милая моя… А ты тоже целовала конверт с письмом для меня? — хитро тянет затем Дженнифер. Такажаши нервно сглатывает, и кофе встаёт поперёк горла. Её кружка теперь у раковины. — «Тоже»? — эту часть Кенбара, ладно, игнорирует. — Я сняла излишки помады конвертом. — На-а-адо же какое интересное совпадение!.. В смысле, я поцеловала конверт перед тем, как сже… кхм, отправкой. — Меня больше интересует, как мой напарник достал твою помаду и зачем подарил мне, — размышляет та вслух, уведя взгляд в сторону. Дженни же беспокоит, как «равнодушно» Кенбара сейчас реагирует на эту шокирующую информацию о путешествии во времени. Неужели в будущем людей совсем-совсем ничего не удивляет? — Сломается ли наша реальность, если я принесу свою помаду в твоё время, к тебе? — продолжает Кейдж, приухлыльнувшись, всё тем же тоном. — Подумать только… Мы сломали время какой-то там помадой! — Знаешь, я думаю, тебе не стоит создавать никаких парадоксов… — в свою очередь спокойно рассуждает женщина, — так что не тащи эту проклятую помаду сюда. А я не буду брать твою-свою помаду к тебе. — Ты думаешь, мы схлопнемся тут к чёртовой бабушке? — Рисковать ни к чему, — отчего-то не сдерживается и ухмыляется в ответ Кенбара. И Дженни внутренне радуется. Говорит: — У тебя дома нет граммофона или проигрывателя. Ты что, не любишь музыку? — Люблю. Но в основном она играет у меня в наушниках. Бо́льшую часть времени тратят на то, чтобы показать-объяснить Дженни сами наушники Кенбары. И ещё немного тратят на экспресс-ознакомление актрисы прошлого с нынешними хитами. Время вместе летит слишком быстро. — Оу, уау… — глупо хлопает своими большими глазами Кейдж, — впечатляет… И ты это слушаешь, да? — Не совсем. То, что я сейчас показала тебе — попса. Мировые хиты, — Такахаши с серьёзным видом ищет что-то, что новая знакомая бы наверняка оценила. — Как тебе вот эта исполнительница? Она не должна стать шокирующей для тебя. — Мне определённо нравится её фото на «пластинке»! Очень красивая женщина. Она поёт о чём-то глубоком? Ах, наверное, о любви! — В точку, — Кенбара качает головой на романтический образ Дженни, когда-то, на минуточку, нагишом дававшую ей отпор в ванной! А потом Дженнифер слушает. А потом Дженнифер включает вторую песню из альбома, третью, четвёртую… — проглатывает чувственный альбом залпом. И Кейдж говорит, что этот глубокий голос из будущего стал её любимым. И Кейдж говорит, что хотела бы, чтобы эти песни играли в её спальне, пока она с многолетней грустью в глазах наводит марафет. Такахаши рада, что выбор исполнительницы для первого раза пришёлся актрисе из прошлого настолько по нраву. Нет, она даже горда собой! Lana Del Rey — Chemtrails Over The Country Club. Поёт как раз-таки о золотом веке Голливуда, великом времени. Времени столь же великой актрисы и красавицы Дженнифер Кейдж, что по-прежнему светится в гугле как мирно умершая в 65-летнем возрасте. И Кенбара выдыхает.***
Дженни помнит содержание своего письма. Держит в голове, что его суть была в находке истинной любви, настоящего нелипового счастья. Так, опираясь на этот факт, значит… …Кенбара Такахаши — человек, который сможет скрасить её посеревшую после развода жизнь? На самом деле, верится без труда, зритель. Кенбара интересная, рассудительная, является внимательной слушательницей и неплохим предохранителем от всякой чуши, на которую способна несколько импульсивная Дженнифер. Да, возможно она слишком суровая для общения ради смеха, но в этом есть свой шарм, не так ли? В этом её серьёзном прямом взгляде и угольных бровях, почти всегда находящихся в хмуром положении. У неё прямой чёрный волос, приятный парфюм и низкий уверенный голос, которому хочется верить. Такахаши красивая. Она как будто бы вся лоснится, сияет от чистоты и ухоженности. Её ненароком хочется потрогать: погладить по крепкой спине, потрепать по плечам, взъерошить копну длинных густых волос на умной голове. Но что немного отталкивает живущую всё в том же золотом веке Дженнифер — Кенбара является женщиной. И да, тут актриса сама себе врать не станет. Влечение к женскому полу у неё было всегда, однако поддаваться ему смысла не было. Почему? Потому что дамы наверняка предпочтут ей кавалера, какой бы прекрасной она ни была. Так казалось Дженни, по крайней мере. Но что если взять ту же Кенбару из будущего? Она ведь, в теории, может среди все-е-ей толпы людей, включающей мужчин, выбрать именно её? Может же?.. И вообще. Что Кенбара загадала? Что написала в письме? Это сильно Кейдж беспокоит. Неужто тоже искала любви? Что ж, не похоже на мисс полицейскую, идущую на голых женщин с кулаками в их же, на минуточку, ванной! — Что ты попросила в письме, милая? — и вот, спрашивает Дженни, а её выразительные светло-карие глаза аж сияют от радости. Радости увидеть Кенбару снова. — В том роковом письме в никуда? — уточняет та на всякий. И ей пеленгаторно кивают. — Хорошего друга. Крепкую опору. — Закачивает предложение. — Друг — это хорошо, конечно, но… — Дженни грустит. — И… И всё?.. — и очаровательный огонёк в её взгляде медленно угасает. А Кенбара вновь разжигает: — Нет. Это была лишь часть желания, погоди. Друга я просила, друга я получила-расписалась на месте. Вон, видишь? Напарник же подарил мне эту идиотскую помаду, чтобы я к тебе свалилась как снег на голову? Я это осознала. Оценила. — Естественно, это была шутка. — Между прочим, то, что он хороший друг, он лишь недавно доказал на практике. — И как же именно? — поинтересовалась Дженни. — Тяжёлое дело было одно. На участке сделали ставку на нас с напарником, мол, мы с ним управимся меньше чем за сутки. И меня тоже ввязали в спор, но я не придавала этому внимания. В итоге спор мы проиграли. Ребята потребовали легендарную помаду в качестве выигрыша. — Постой… Только не говори, что ты всё же отдала им помаду! — Ага, конечно. Даже если бы они настаивали, они бы «заработали» от меня. А так, мой напарник отдал им свой коллекционный веер, попросив больше мой подарок не трогать. — Интере-есненько. А могу я уже начать тебя ревновать к твоему напарнику? — Не надо. Всё равно второй частью желания стала ты. Дженнифер неловко смеётся и оставляет все объяснения на саму Такахаши. Такахаши говорит: — Я попросила преданного человека, с которым спокойно, тихо, мирно состарюсь в одном доме. Достала эта нервотрёпка в жизни. «Спокойно, тихо, мирно состарюсь в одном доме», — повторила про себя Дженни, улыбаясь. Это было очень в духе японки-Кенбары — так тактично, осторожно попросить о настоящей любви. — А ты чего попросила в письме? — совершенно расслабленно спрашивает Кенбара, как вдруг Дженни подсаживается к ней на диван поближе. Кладёт одну свою руку ей на плечо, а второй нежно касается чужих тонких пальцев. Дженни целует Кенбару буквально в уголок губ, оставляя смазанный красный след у линии рта. Они обе держат глаза прикрытыми, а их кончики носов невесомо соприкасаются. Такахаши даже дышит спокойно-размеренно. От её присутствия становилось неподдельно хорошо. Они заранее знают, что они судьба друг друга, раз уж так вышло. Кенбара тоже целует Дженни, но уже в подбородок. Она ведёт своим носом по чужому загорелому лицу, исследует каждый сантиметр, мажет губами, пока не оставляет краткий поцелуй на её приятно пахнущей кремом коже. Дженни открывает глаза, и её длинные ресницы щекочут. — Что же будет, когда помада закончится? — вопрошает она, беря лицо Такахаши в ладони. — Что же будет?.. — и заправляет прямую прядь за ухо. — Я обещаю, мы что-нибудь придумаем, — клянётся Кенбара ровно. Странные у них всё-таки чувства друг к другу. Но факт есть факт — вместе им лучше, чем по отдельности. И своё время, в котором они жили, им одинаково не нравилось. Дженни совсем немного пьёт мартини у Такахаши дома, чтобы расслабиться ещё больше и потанцевать с ней под их любимые песни, обняв за шею, талию, плечи и обратно. Страшно от конца «умерла от алкогольного отравления», конечно, но всё будет хорошо. Она уверена. Кенбара ей явно не даст умереть подобным образом. Так оно и оказывается. Дженни и сейчас отображается в интернете как спокойно умершая женщина. Правда, факты о том, что она при жизни ни капли в рот не брала, магическим образом испарились. И дата смерти совсем немного вперёд передвинулась. У Дженни будет хороший конец, даже если они с Кенбарой больше никогда не увидятся. И всё-таки до ужаса страшно это — каждый визит друг к другу иметь возможность влиять на глобальные события настоящего. Кенбара ведёт мысленный отчёт после каждой их встречи, проверяя в сети, как бы они не наделали дел, потому что после отчаливания актрисы обратно в своё время ничего вернуть уже было нельзя. Каждая их встреча — контрольная точка. Точка сохранения, если мы сейчас говорим об играх. Кенбара даже некоторое время думает, что ей стоит прекратить искать встречи с Дженни, дабы не рисковать. Кенбара хочет попрощаться с помадой, но у неё не получается. Она снова стоит у зеркала, снова ровно по контуру красит губы и снова отчётливо представляет себе Дженни. Её оживлённый дом, а не тот мёртвый, застывший во времени музей. Видит её танцующей, с распущенными волосами, с ненакрашенными ресницами. И видит её наяву. И всё-таки спустя одиннадцать встреч они друг другу признались, что они друг друга любят.***
«А ведь всё началось с обыкновенного письма…» — вспоминают они обе, лёжа на кровати. Сначала Кенбара и Дженни написали их самые сокровенные желания на бумаге, затем мазнули по ним помадой из прошлого, а в конце путём множества проб пришли к выводу, что сами письма послужили лишь толчком для их длинной истории — ключевым же атрибутом для скачка сквозь время стала помада. Перед второй их встречей Дженнифер пробовала писать письма в будущее, сжигать их, бесполезно целовать конверт, тем самым лишь переводя продукт. Ничего не выходило. Ей было необходимо хорошенько подумать о том, как вообще можно ненамеренно переместиться в другое время, как это сделала её новая знакомая. И всё это казалось ей таким странным, до чёртиков пугающим… Она просто допустила мысль о Кенбаре, шагающей по её «дому» в будущем, думающей наверняка о ней — великой актрисе, — раз пригрозила: «Вы хоть осознаёте, где Вы сейчас находитесь?!», «Сама Дженнифер Кейдж!..», бла-бла-бла. И Дженни просто красила губы помадой, думая о вот такой вот Кенбаре — работающей, серьёзной, гоняющей в голове мысли о ней-звезде старого Голливуда. И так она очутилась перед Кенбарой, первым делом выкрикнув своё любимое: «Так и знала!». И это был момент, с которого понеслась их история на две души. Сейчас Кенбара неподвижно лежит на кровати и смотрит в потолок, пока её пальцы задумчиво перебирает Дженнифер. Они обе молчат о своём. Буквально в последний визит Дженни своей дорогой подруге у них состоялся серьёзный разговор. Очевидно, что они друг к другу относятся по-особенному. Они доверяют друг другу свои тайны, выслушивают тяготы жизни того или иного времени, много смеются и много изучают. Они близки: близки их мысли, их души. Не было больше того «принюхивания» одной дикарки к другой, этой тупой пробы однополого влечения. Такахаши тогда сказала, что прошлый её роман с тайским боксёром был прекрасен, но, к сожалению, в отличие от Дженни, что развелась со своим супругом, Кенбару с её парнем заставила разлучиться смерть. Её убитый в неравном уличном бою бывший парень был из славного десятка — она даже подумывала выйти за него замуж, если карты лягут удачно. Можете себе представить? Он был тем самым, кто наставил её на «истинный путь». В юношестве Кенбара была мелкой воровкой. От плохой жизни, разумеется. Она была карманницей, каких за сто метров надо обходить дугой. И жила так до тех пор, пока мистер Честные Штаны не заметил, как грамотно, ловко его обчистили. И он поймал её, дал юной девушке подзатыльника для профилактики. И как-то вышло, что они стали дружить. Потом стали встречаться. Спать вместе. Мечтать об общем будущем. И Кенбара почему-то чувствовала, что несмотря на молодой возраст её парень не побоится сделать ей предложение. Как видите, жизнь повернула совсем в другую сторону. На её дальнейшую судьбу-то чувак повлиял, очень даже, — сейчас она работает в полиции и закатывает глаза на таких же малолетних преступников, воспитанных улицей. Однако многие годы ей было интересно, что было бы, если бы её тайский воитель за мир во всём мире не умер, так внезапно, от трёх колотых ранений в живот? А потом она отпустила эту потерю. И Дженнифер сейчас тоже «направляет» её, но по-своему. Они могут беседовать друг с другом часами напролёт обо всём, не боясь разговоров о прошлом. Они смотрят вместе новые и старые фильмы, обсуждают музыку, спорят и затем подолгу целуются на диване. Кенбара подстёбывает Дженни — говорит, что в нынешнее время её, ха-ха, на многих сайтах скорее сравнивают с Джейн Мэнсфилд, нежели с Монро. Дженни же карикатурно злится, заявляет, что ей плевать, кого там с кем сравнивают — до тех пор, пока про неё пишут как про карьеристку в области самого глупого на её памяти кинематографа да неудачницу в личной жизни. То есть, фактически, это комбо из Джейн и Мэрилин… Что может быть хуже, зритель? Кенбара говорит, что их встречи неправильны. Принцип их встреч абсурден, не должен существовать и так далее. «В чём логика происходящего?» — любит говорить она, потому что действительно ненавидит этот парадокс с влиянием на события и данные о Дженнифер Кейдж на просторах глобальной сети. В чём смысл этого «Дженнифер по некой интригующей причине не пьёт алкоголь…», если она всё равно по-любому снова явится к ней в будущее (это же Дженни, камон!); Такахаши угостит её мартини, и снова что-то произойдёт с биографией актрисы. Почему так происходит? К чему бы это? Нормально ли то, что сейчас творится в кровати? — Ты совсем глубоко задумалась… — жалуется на недостаток внимания к своей персоне Кейдж. — Поцелуй меня. — Прости, я просто… как обычно, — улыбается та и с удовольствием жмётся своими губами к чужим. Они всегда целовались чувственно, глубоко. Кенбаре нравилось растворяться в чужой пылкой любви, пока Дженни так глубоко дышит ей в висок, выцеловывая дорожку от линии скул до губ. Они всегда целуются, словно эта встреча — их последняя. Дженни с жадностью вбирает губы своей женшины, лижет их, цепляет зубами. Каждый раз у неё живот скручивает в узел от возбуждения, она елозит на кровати, выгибается в спине — уже стонет в поцелуи. А Такахаши мычит, зажмурив глаза, думает, как бы побыстрее избавиться от сладкого напряжения между ног. Может, подождать, пока Дженнифер уйдёт и помастурбировать? Или принять холодный душ, чтобы возбуждение как рукой сняло? Что же делать? Но в этот раз всё происходило как-то по-другому. Кажется, сама Дженни была не против переспать. Что ещё удивительнее — она намного смелее трогала Кенбару за грудь, гладила бёдра и тёрлась своей промежностью о чужие вытянутые ноги, сидя верхом. Это говорило об одном: желание взяло своё. Они обе отныне готовы делить вместе ещё и одну постель. Дженни трётся и ластится, как кошка. А Кенбара чувствует, как сильно та пульсирует, возбуждаясь ещё больше. Нежные руки актрисы уже бессовестно ныряют под лямки чёрного бюстгальтера под футболкой, гладят кожу под ними, приспускают их с плеч. Такахаши понимает намёк и избавляется от своей футболки самостоятельно, открывая обзор на скромного размера округлую грудь, от которой у Дженни уже даже пальцы дрожать начинают. Кенбара чувствует, какая сидящая на её голых ногах Дженни влажная. На ней нет трусов — и тут уже даже додумывать не надо: Кейдж с самого начала задумывала заняться здесь сексом. Дженни мокнет, трётся, разводит ноги шире. Дженни носит спортивное платье, но она уже желает очутиться голой, поэтому немедля его с себя стягивает. Настала очередь Такахаши нервно сглатывать. Дженни массирует свою большую грудь, прикусив губу, нежно теребит кончиками пальцем свои торчащие розовые соски и хрипло стонет. Кенбара снова целует её в губы, прижимается своей обнажённой грудью к чужой. Они обе шепчут друг другу сбивчивые слова о желании; руки Дженнифер медленно расстёгивают бюстгальтер на спине Кенбары, стягивают с бедёр трусы. Кенбара тактично прерывает процесс ласк, потому что настаивает на гигиене. Несколько минут они тратят на то, чтобы тщательно помыть руки, и Кейдж чуть ли не берёт Такахаши прямо в ванной, но та уговаривает её, пожалуйста, потерпеть до кровати. А дальше происходит такой жаркий секс, о каком никто из них двоих даже мечтать в прошлом году не смел. Кенбара охотно идёт на ответную ласку, потому что она Дженни любит. Её ноги вальяжно раздвигаются, стоит чужим горячим пальцам осторожно скользнуть по бёдрам вниз, к самой интересной точке. И загорелые пальчики Дженнифер аккуратно отодвигают тёмные половые губы, массируют, осторожно проникают ближе к клитору. И они сначала гладят его капюшон — так приторно медленно, заставляя тело Такахаши мелко дрожать. А потом оголяют сам возбуждённый клитор, дразнят его круговыми растирающими движениями; Дженни попутно пытается лезть туда языком, пальцами второй руки медленно проникая в сочащуюся естественной смазкой вагину. Кенбара сбивчиво стонет, её дыхание рваное, потому что язык Дженни ласкает её усердно, но с большой любовью. Та работает ещё и губами: сосёт и лижет, вбирая клитор внутрь, создавая вакуум. А её язык быстро теребит его, а её длинные пальцы уже двигаются внутри Такахаши в размеренном темпе. Когда Кейдж хлопают по плечам, она вынимает пальцы изнутри, и нить смазки тянется вслед за ними. Кенбара говорит, что она не кончила, но немного устала от постоянного напряжения. Дженни извиняется, смазывает своими скользкими, некогда вынутыми из вагины пальцами Кенбару. Ей в ответ кивают, говорят: «Продолжай. Пожалуйста». Сама актриса золотого века Голливуда отлизывает и дрочит этой полицейской так, что любой в мире позавидует. Им нравилась эта откровенная пошлость между ними — она не взялась из ниоткуда. Они действительно знали, что любят. Кенбара крупно дрожит под натиском Дженни. Дженни работает уже целой ладонью, накрывает ею промежность целиком, трёт-растираёт; под её женщиной становится мокро — это лишь раззадоривает. Не хочется останавливаться. Такахаши сильно напрягается в мышцах, застывает широко раскрытыми глазами на красивом лице Дженни и затем резко обнимает её за шею, когда сильная долгая пульсация внутри наконец заканчивается. Все мышцы внутри крепко стянуло и отпустило от яркого оргазма. Она толчками выдыхает сквозь зубы, а Кейдж целует её в потный висок. Сразу после оргазма клитор слишком чувствителен — любое движение Дженнифер вызывало неприятные ощущения. Однако то, как она дёргалась, как во время удара током, когда Кейдж ещё немного двигала пальцами, вызывало у последней смешок. И Такахаши псевдосерьёзно сказала, что непременно отомстит за эти д-в-а захода подряд. Пошлячка Дженнифер, видите ли, прижала её после первого раунда к кровати, снова просунула руку между ног и двигала ею до тех пор, пока извивающаяся, покрикивающая от ощущений та снова не обмякла. Впрочем, Кенбара сказала — Кенбара сделала. Дженни тоже трахали с большой страстью, не скупясь на ласку и совсем чу-уточку жестокости. Для разбавки! Женщина быстро совала и вынимала из Дженни пальцы, как только поняла, что именно это вызывает у той наиболее громкие стоны удовольствия. Она тоже дразнила её языком, тоже мучила, тискала, растирала пальцами. И тоже на два захода подряд. Дженни в порыве страсти попросила шлёпнуть её по заднице; несколько удивлённая Кенбара шлёпнула так, что аж чёткий красный след от ладони на ягодице остался. После получения разрядки смеялись очень долго. Дженни говорит, что впервые на неё такое нашло. Такой крутой оргазм, все дела, захотелось пикантности. Ну а Такахаши в ответ с чувством вины уверяет, что шлёпает кого-то впервые. Остальную часть ночи проводят за тихим разговором, переплетая пальцы. Под утро Дженнифер исчезает, что не вызывает у Кенбары особого удивления, но она всё равно лениво лезет в телефон, натянув на себя футболку. Настроение у неё на удивление хорошее, даже отличное, да вот только… Ещё некоторое время она просто думает, что ей показалось. Нет. Такого просто быть не может! «Дженнифер Кейдж пропала без вести», — вещает один из старых сайтов. Бо́льшей части фильмов, за которую она обрела настолько громкую славу, не существует.***
В происходящем сейчас совершенно не было логики. Кенбара запуталась. Первым делом ей, конечно же, приходит в голову мысль навестить свою любимую в её таймлайне, но… Помады, некогда помогавшей совершать скачки, нет. Нет и точка. Её просто нет! Как и Дженни! Она, сама не своя, присаживается на край кровати, по-прежнему пахнущей Дженнифер. Она массирует виски пальцами, переводит взгляд от одного угла спальни к другому. Что случилось? Кейдж вернулась в своё родное время и пропала без вести? Нет, Кенбара так не думает. Ах, как же ужасно у неё раскалывается голова. Если Дженни вдруг решила остаться в её временном отрезке именно сейчас, это влечёт страшные последствия, о которых Такахаши уже думала прежде. Пугает. Пугает. Обездвиживает. В их и без того парадоксальной ситуации создаётся ещё больше дыр. Шутки про схлопнувшуюся вселенную, дай Господь, — просто шутки. Если следовать логике выстроенных событий, помада досталась Кенбаре благодаря её напарнику, который тащился по известной Дженнифер Кейдж, её времени и культовым фильмам. Тащился настолько, что аж купил помаду на аукционе, отвалив сумму, какая не снилась её родословной. (Да уж. Свезло, что её напарник — не абы кто, а младшенький сынок мэра города)… Однако. Только задумайся на пару секунд, зритель: что произойдёт, если Дженни резко переметнётся в будущее, оставив свою звёздную жизнь позади? Будет ля-фини? Правильно. Не будет её дальнейших ролей — Такахаши прячет бледное лицо в ладонях в осознании. Не будет настолько оглушающей славы, что аж барабанные перепонки лопаются, мозги пухнут! Не будет!!! Грех Кенбары был в том, что она настолько часто проверяла биографию Дженни в интернете, что чуть ли не наизусть знала основные моменты её жизни. Женщина выявляла даже самые маленькие отклонения от биографии первоначальной, оригинальной, — каждый раз сожалела о том, что вмешалась в чужую судьбу. Мир рушился на её глазах, и это было неправильно. Опять же. «Неправильно». И посмотрите на них сейчас. Если Дженни «ушла» именно сейчас, значит, она не успела сняться в череде важных для её репутации фильмов, верно? Следовательно, её слава в во времени Такахаши несколько сомнительна. Среднего уровня, угасшего — да, возможно. …Следовательно, напарник не купит эту злосчастную помаду. А продавалась ли она вообще на аукционе? Как всё было сложно и нелогично. И во всём виновата их с Дженнифер любовь. Что же теперь с экс-великой актрисой? Она жива? Она материальна? Существует здесь и сейчас? Или её — ха-ха-ха! — Схлопнуло меж вселенными? Эта дура бы наверняка сейчас отшутилась, что она «повесилась на временной петле». Хах, очень смешно… Да уж… Кенбара как никогда сильно скучает по невероятно тупому юмору Дженнифер. — Извини, что сейчас отвлекаю тебя… Да, — говорит она в телефон. И да, она позвонила своему напарнику. — Ты сейчас сильно занят? — Нет, — отвечает тот чуть настороженным тоном. — Знаешь, вне работы мне кроме как историей кинематографа и устранением конфликтов между отцом и братом, по правде, заняться совсем нечем. Так что случилось, Такахаши? — Какой-то ты непривычно болтливый сегодня. Твой папа-мэр, что ли, ещё раз выборы выиграл? — Э-э-э, нет, его переиграл мой старший брат. — Серьёзно? — Да, — вздыхает мужчина. — Ты не следишь за новостями? — Слежу, но не за теми. — За какими тогда? — Дженнифер Кейдж знаешь? Он на некоторое время отходит от звонка, чтобы перекинуться парой слов с родными. Слышно, как супервлиятельный брат едко шутит над его «уж больно облегающим синим костюмчиком», но потом сразу же извиняется, хрипло рассмеиваясь. Напарник Кенбары же парирует тем, что он хотя бы не «мэр с брекет-системой и телохранителем-любовником». Последнее было личным. Такахаши даже немного успокаивается под звуки чужих шуточных выяснений отношений. Но она надеется, очень сильно надеется, что ей в её дерьмовой ситуации помогут. Напарник ведь всё ещё её дорогой друг, не так ли? Хоть эта часть желания у неё может пойти гладко? — Так о чём мы? — её друг-коллега кашляет в кулак. — Дженнифер Кейдж, — напоминает Кенбара, и тот охает. — Знаю-знаю! Крутая она актриса, только жаль, что всё так закончилось! — Она ведь пропала без вести? — Да… К сожалению, мир так и не узрел её истинного потенциала. — Она тебе нравится? — Зачем ты спрашиваешь… — Нравится или нет? — спрашивает, поддразнивая. — Сразу предупреждаю, что она определённо крутая, но не мой типаж! Имею в виду, внешне привлекательна, но характер… — Ты что, боишься самоуверенных женщин? — Просто чересчур самовюблённых, — улыбается в слова он. — А что случилось-то? Только не говори, что очередная сумасшедшая пародистка. — А есть пародисты Дженнифер? Ходят ещё по Земле? — Если очень постараться, можно и косплееров моего папы найти, — теперь смеётся, по-прежнему время от времени замахиваясь на вредного брата любимым веером. — Я бы просто хотела прикупить кое-чего… Эй, ты там? Сначала дослушай, пожалуйста, и не считай меня безумной — я тебе это припомню завтра в участке. — Страшно… Весь во внимании, мэм. — Есть аукцион, где я могла бы купить любую её вещь? Желательно, носибельную: помаду, тушь или… обувь? Вопрос, конечно, суперский. Слышно, как её верный напарник задумчиво чешет затылок веером. После чего говорит: — Не знал, что ты тоже таким увлекаешься. — Не бойся, — Кенбара звучит хитро, — не флиртую. — И слава Богу. Прости. — Тебе твоя китайская женщина пистолет к виску приставила? — Нет, к телефону. Кенбара, удачи! — Да сдался ты мне!.. — Такахаши искренне закатывает глаза. — Где я могу купить хоть что-то Дженниферское? — Если прямо сильно надо, я достану тебе. Серьёзно, просто дай время. — Откуда достанешь? — Такахаши, мы говорим о нашем общем увлечении или о крэке? Сказал, что достану — значит, достану! — А ты хорош. — Я люблю свою невесту. — …Стал ещё лучше. — Будь на связи, ок? Я тебе потом про свои виниловые пластинки расскажу. Они мне достались от… И Кенбара из вежливости, уважения, благодарности и прочего позитива дослушивает своего напарника до самого конца. И он действительно оказывается человеком дела. На следующее утро он притаскивает Такахаши в дом катану, завернутую в бинты; под ошарашенный взгляд своей напарницы, запыхавшись, говорит: — Твоя эта Дженнифер любила историю мира! Японии — в особенности! Прямо фанатела, как ярая отличница!.. — задыхается, но продолжает: — Фу-у-ух, Боже… Зуб даю, Такахаши, что она принадлежала ей! — Какого… катана?! — ей осторожно передают в руки оружие двумя руками. По-самурайски, традиционно. — Забавно. Твоя ведь культура, — улыбается мужчина. — Погоди, я очень благодарна тебе за это, я даже представить не могу, каким образом, однако… «Носибельно». Я просила, чтобы это было «носибельно», — говорит Кенбара уже в отчаянии. Она обрыскала весь интернет, она написала и сожгла кучу писем, объездила весь город… Всё тщетно! Хотелось просто расплакаться. — Прости, я сделал всё, что мог, — напарник продолжает по-доброму улыбаться, щуря свои миндалевидные карие глаза. Одёргивает полы своего синего костюма, говорит дальше: — В каком-то смысле катана тоже носибельна, знаешь? Имею в виду, ты можешь носить её на спине. — Спасибо… Спасибо тебе огромное, — благодарит от всего сердца Такахаши. Они крепко обнимаются у порога, после чего мужчина, кивая, кивая, кивая напоследок, садится обратно в машину и уезжает. А Кенбара остаётся с катаной наедине. Она принимается осторожно разматывать старые бинты на лезвии, уже смирившись с тем, что всё потеряно. Она берёт рукоять в одну руку, а второй продолжает бесконечно разматывать. «Где она её вообще достала?». Разматывает. «Где доказательство, что оружие принадлежало именно ей»? Разматывает. «Сколько денег этот тип отвалил за покупку катаны актрисы из Голливуда»? Вот и закончила. А лезвие у катаны длинное, красивое, острое. С каким-то посланием на его поверхности… Была такая штука у старушки Дженнифер как «вечная помада» — в смысле того, что абсолютно нестираемая. Так вот. Этой помадой из прошлого было написано: «Любимой Такахаши. Мы обязательно встретимся».***
Кенбара застаёт Дженни абсолютно потерянной и дезориентированной в пространстве. Стоящей в классических рубашке и брюках прямо перед их кроватью. Возникшей из ниоткуда. Дженни же застаёт Кенбару заплаканной. Она стоит с катаной в руках, стоит с серьёзным лицом, а из её грустных карих глаз катятся слёзы. Губы поджаты, аккуратный подбородок мелко дрожит. Последние несколько дней негативно отразились на её лице, значительно углубив синеву под глазами. Она словно постарела на пять лет, утратила какую-никакую радость во взгляде. Такахаши долго смотрит на такую родную ей, единственную в своём роде Дженнифер. — Я… пропала куда-то?.. — хлопая глазами, глупо улыбается Кейдж, — я предполагаю… Кенбара срывается с места, выронив из рук катану. Она притягивает Дженни к себе, прижимает к груди и причитает. Ворчит. В край злится и искренне бьёт свою любимую женщину по заднице, хотя хотелось бы как следует дать битой по голове, а потом совершить сэппуку. Ей не хватало чувств. Зла не хватало на всё произошедшее! — Я впервые вижу тебя такой, — ласково стирает пальцами с чужого лица дорожки слёз Дженни, заглядывая прямо в глаза. — Прости меня. Я не знала, что так выйдет… Правда прости, милая, я сильно виновата. — Просто помолчи, — рьяно мотает головой Такахаши. Её дрожащие пальцы комкают ткань рубашки Дженнифер, а сама она вдыхает знакомый запах, думая: «Как же я по ней соскучилась». «Как же я боялась, что больше никогда её не увижу». — Смотрю, ты уже нашла свою катану, — тихо смеётся актриса. — Что ж… Счастливого Рождества-а-а, моя дорогая! Жаль, что раньше време… С опозданием в век, точнее, ха-ха… — Это ещё и мне на Рождество, — тяжело вздыхает Кенбара, не смея сводить взгляд с женщины. — Хэй, я знаю, я виновата, я обязательно заглажу свою вину, клянусь! — Дженни… — Я надеюсь, наши планы на Рождество ещё в силе? Ну, знаешь, моё внезапное появление у тебя в гостиной, моё маленькое красное платье, твоя сексуальная полицейская униформа… И… Дженни кратко целует Такахаши в лоб, поняв, что бедняге явно не до её идиотского флирта. — Давай проведём время вместе, — просит Кенбара. — Я в норме. Просто пообещай, что не будешь делать так больше. — Я реально сломала время? Ха-ха, ты бы точно обалдела на моём месте — я просто исчезла! — Дженнифер. Я и так «обалдела». — Оке-е-ей, мамуль, клянусь, что не буду выкидывать сюрпризов в чьей-либо временной линии… — закатывает глаза актриса. — Я знаю, я инфантильная, пошлая, а ещё юмор у меня дерьмо собачье. — В точку, — согласно кивает Такахаши. Дженни не может наглядеться на свою спутницу. Вновь вернувшая в свою душу былое спокойствие Кенбара будто бы источала свет, так сильно некогда пропавшей Кейдж нужный. Она смотрит на неё, влюблённо хлопает ресницами и чувствует себя всё той же мелкой соплячкой, которая плачет над уродской лысой куклой на Рождество, потому что её ей подарила мама. А маме всегда было насрать на Дженни — есть она или нет, хороший она человек или сомнительный. Главное, чтоб достижения её были громкими. Дженни много чего вспоминает, пока они молча сидят с Кенбарой вместе. Она думает о своём прошлом, о Крисе и его беременной супруге, о любимой Такахаши, об их общем будущем. О Рождестве, с которого всё и началось. — Просто пообещай, что снимешься в этих чёртовых фильмах, за которые тебя ещё, наверное, три века будут вспоминать, окей? — пихает Дженни в бок Кенбара. — Как минимум, у тебя на носу фильм, который на каждое Рождество целыми семьями пересматривают. Не просри! — Оу, уау, а ведь правда. Я пришла кастинг на какую-то хрень не так давно. А она, оказывается, ценная хрень. Ну и… хрень. — А я люблю этот фильм. — Постой… — аж вскакивает Кейдж. — Честно?! — Да. — Йес-с-с! Это победа! Ха, выкусите! — Чему ты радуешься? Тебя я там вообще не особо помню. — Эй… — Ха-ха-ха, ладно, прости. Просто не ломай наш таймлайн, Джен. Он и так сломанный. — Так ты тоже виновата! Не сваливай всё на одну меня! — Не спорю, — Кенбара опускает свой самый ласковый взгляд на Дженни. И говорит: — А как разберёмся с каноничностью твоей биографии, можно и вместе попробовать пожить. — И пожениться! — Тоже можно… — задумчиво возводит глаза к потолку Кенбара. — Это серьёзное предложение руки и сердца? — Пока нет. Пото-о-ом точно будет. Мы же прямо сейчас боимся сломать вселенную, ага? — Да. Ну а про следующее их совместное Рождество ты, дорогой зритель, уже знаешь. И жизнь просто… идёт своим чередом.***
Зритель, недоумевая, вытаскивает кассету со странным содержанием, подписанную как «#1». Это был очень специфический любительский фильм, где даже постельные сцены подавались чисто уровня хоум-видео. Или скорее это был не фильм — одна чья-то жизнь в восьмидесяти минутах. Концовка у фильма, так или иначе, была хорошая. Дженнифер Кейдж успешно снялась в фильмах, что обязаны были выстрельнуть, стать классикой наших новогодних каникул, так сказать. И, написав финальное письмо Крису о том, что у неё всё в жизни сложилось славно, переехала во время Кенбары навсегда. Дженни ненавидела своё время. Свой образ. То, во что превращалась её фильмография, потому что не такую жизнь она хотела прожить. Потому тут, в нашем времени, началась её жизнь новая. Кенбара, её друг, который по сей день седеет от «схожести» супруги своей коллеги с великой актрисой прошлого, помогли когда-то-Дженни с документами. Они оба были копами, но вдвоём мутили какую-то воду, от которой что у самой Кейдж, что у мэра-брата-с-брекетами глаза на лоб лезли. В общем, закончилось всё неплохо. Обрезки фильма дали понять, что привлекательная и спортивная уже-не-Дженнифер начала свой актёрский путь заново. Прощупала почву, начала со второсортных боевичков. Кенбара же так и продолжала свой полицейский путь до тех пор, пока просто не ушла в отставку. Титров не было. Просто секундно мелькнувший кадр со скромной свадьбой. — Этот фильм был основан на реальных событиях? — вдруг спрашивает зритель у одной женщины, что ему эту кассету и дала. — Нового имени Дженнифер нам так и не сказали. Может ли она жить среди нас? И стоит ли верить фильму? — Не знаю, — говорит та загадочно, качая головой. — Но, согласись, почему бы раз в жизни не поверить?