Толедский клинок (чёрно-белая версия)

      Сержант Гарсиа должен был оставить выкуп у подножия холма на границе общественных земель и ранчо Сан-Антонио, после чего отъехать на расстояние в пятьдесят варас и ждать появления Констансии в компании разбойников.       По дороге Монастарио и де ла Вега ещё раз согласовали свои действия, и Энрике, не сдержавшись, заметил:       – Сеньор Луго получил ранчо примерно в моем возрасте, но имея всего лишь чин капрала. И он креол, не испанец. Думаете, мне, толедцу, была приятна враждебность местных землевладельцев? Ведь большинство из них ниже меня по происхождению и воинскому званию, но волей судьбы я нищий, а они…       – Такие, как мой отец? – перебил Диего. В его голосе слышалась не злость, но горечь.       – Нет, ваш отец – сын майора де ла Веги, одного из основателей Калифорнии, и благороден по крови, пусть наши взгляды на мир и различны, – Энрике в кои-то веки проявил тактичность.       – Вы злоупотребляли вашим служебным положением, – упрямо гнул свою линию правдолюбец де ла Вега. – Непомерные налоги…       – Неужели? – усмехнулся Энрике. – Если бы это было правдой, то я бы носил шелка, подобно вам, и спал в кровати под балдахином. Диего, оставим это.       – Мы ещё вернёмся к этому разговору, – пообещал де ла Вега.       – Непременно, – согласился Монастарио. – Однако замечу, что будь я мерзавцем, то не преминул бы заметить, что вы перепутали Цезаря с царем Иродом или Понтием Пилатом. В толедских приютах, знаете ли, дают недурные знания, и я неплохо помню богословие, историю и философию.       О том, что Энрике с детства много читал, он решил умолчать – де ла Вега и так высмеял его литературные вкусы. И впрямь, любителю «Декамерона» не понять поклонника трудов по военной истории…       – Я, право, не вполне понимаю… – начал де ла Вега, он же Эль Зорро.       – Диего, – поддел спутника Энрике, – то, что в университете вам ставили сносные оценки за красивые глаза, я уже давно понял. Пирушки и романы, так?       – Почему это за красивые глаза? – обиделся де ла Вега. – Увы, теология с философией навевали на меня тоску, поэтому – выучил, сдал, забыл. И вы ведь помните, каким я был, когда только прибыл в Мадрид. Думаете, у меня оставались силы и время на развлечения, если я хотел стать настоящим кабальеро?       – Нет, не думаю, – признался Монастарио.       – Тогда зачем…       – Вы отвечали колкостями на мою любезность. Вероятно, я хочу…       – …отомстить?       – Нет. Подергать лиса за хвост.       Де ла Вега обиженно умолк.       Наконец, Энрике не выдержал:       – Де ла Вега, вы что, оскорбились?       – Нет, сеньор капитан, – ровно ответил тот. – Мы почти на месте, видите холм?       – Вижу, – Монастарио пустил коня шагом. – Я и без пограничных знаков помню, что здесь пролегает граница ранчо Сан-Антонио, я ведь был здешним комендантом, – он криво усмехнулся.       – Спрячемся за тем кустарниковым дубом, согласны?       – Sí, – Энрике кивнул и тронул поводья.       Местность была и впрямь открытой, единственным представителем чапарраля являлся густой кустарник, избранный де ла Вегой для укрытия.       При появлении сержанта Гарсиа Монастарио в полной мере ощутил себя преступником. С одной стороны, это было неприятно и непривычно, с другой – вернулась радость от осознания, что длительному притворству положен конец. А ещё – Энрике наконец-то понял, что сеньор де ла Вега занимался самообманом. Диего не был глуп, и, несмотря на свои идеализм и максимализм, диктуемые молодостью, мог разобраться в политике, экономике и прочем. Но ему нравилось играть в героя Калифорнии. Справедливости ради стоит заметить, что все началось с просьбы дона Алехандро помочь в борьбе с Монастарио. И Диего не счёл нужным разобраться, кто прав, а кто виноват, не попытался наладить хорошие отношения с комендантом, а сразу же по прибытии в Лос-Анхелес, перевоплотившись в Эль Зорро, начал их противостояние, столь ребяческое, сколь и опасное для обоих. Энрике и сейчас, признаться, предпочел бы в одиночку спасти Констансию. Эль Зорро, как ни крути, вышел победителем. Монастарио давно не ощущал себя настолько уязвимым.       Пока капитан предавался внутренним терзаниям, Гарсиа отъехал на оговоренное расстояние, натянул поводья, остановился и зачем-то махнул рукой. Тихо фыркнув, Энрике скосил глаза на Эль Зорро, неотрывно смотрящего вдаль. Они условились при надобности преследовать разбойников поодиночке и сигнализировать о присутствии друг друга, насвистывая «гимн Риего» (идея принадлежала де ла Веге, который во многом оставался мальчишкой).       …Белая мантилья Констансии была хорошо видна в темноте, и Энрике невольно вздрогнул: сеньорита походила на невесту и в то же время – на Плакальщицу, героиню местного фольклора.       Стоило двум разбойникам, прихватив с собой деньги, пуститься в обратный путь, как Зорро под прикрытием кустарника бесшумно отъехал подальше и, вероятно, двинулся следом, когда оставшийся бандит отпустил девушку. Бросаясь за ним в погоню, Энрике мысленно выругался, поскольку увалень Гарсиа, как обычно, медлил. Сержант, впрочем, с перепугу заорал ему в спину: «Зорро! Зорро здесь!» – что было довольно забавно. Монастарио не сомневался, что пока Гарсиа усадит Констансию в седло, вернёт отцу и солдаты начнут ловить бандитов, похитителей и след простынет.       Вороной Эль Диабло не намного уступал Торнадо, поэтому Энрике вскоре смог приблизиться к разбойнику на расстояние выстрела и… промазал. Благо, у Монастарио имелось два пистолета, и второй шанс капитан не упустил. Спешившись, он вынул из ножен шпагу и подбежал к неподвижно лежащему на земле преступнику. К счастью, тот был ещё жив.       – Куда они поехали? – спросил Энрике, сдернув с чужого лица платок.       Незнакомец не ответил – он пытался молиться. Впрочем, луна светила ярко, и Монастарио его узнал. Это был вакеро дона Луго, однажды попавший под арест за драку в пуэбло.       – Хуан, кто остальные? – проявил настойчивость Энрике, видя, что жизнь покидает пастуха.       – Будь проклят… Фернандо! – успел прохрипеть Хуан.       Монастарио задумался. Какой Фернандо? Не короля ли проклинал вакеро? Луго, получив за воинскую службу ранчо, ушел на покой, но затем ненадолго занял пост алькальда. Впрочем, не исключено, что его сыновья не стали глуповатым фермерами. Не исключено также, что их привлекает воинская служба. Энрике не знал ни одного вменяемого креола либо испанца, который бы оставался роялистом. Роялистами оставались те, кто впрямь не имел другого выбора, был недальновиден, равнодушен или далёк от политики. Если сыновья Луго неглупы и амбициозны, то, действительно, такая авантюра против вице-короля была неплохой затеей. Сеньорита не пострадала, зато испанские власти вновь сели в лужу. Вот кому Зорро подаёт дурной пример, так это местной молодежи…       Несмотря на то, что Монастарио и сам считал короля ничтожеством, он поморщился – совсем недавно капитан представлял упомянутые власти. И сомневался, что выбрал бы виселицу, если бы вице-король предоставил ему выбор между нею и службой короне. Что ж, все, что ни делается, делается к лучшему…       Оставив мертвого вакеро лежать на земле, Энрике направил коня к Каса-де-Ранчо-Сан-Антонио. Если он прав, то первыми двумя разбойниками являются молодые сеньоры Луго, и, уменьшив денежные средства дона Эстебана, они отправились на свою асьенду. Соответственно, и Диего там. И без пистолетов… Обеспокоенно нахмурившись, Монастарио помчался во весь карьер, впервые признав, что лошади у дона Алехандро де ла Веги – лучшие в Калифорнии.       Каса-де-Ранчо-Сан-Антонио белела вдалеке, словно давешняя мантилья Констансии, и Энрике стало совестно, что белый цвет ему в первую очередь напоминает любимого жеребца Бланко. Нет, он, конечно, не отказался бы от возможности забраться на балкон своей сеньориты в этом черном, облегающем фигуру костюме и жарко поцеловать ее, не снимая маски, но зачем разбивать девушке сердце? А если Констансия не испытывает к нему нежных чувств, и плотское желание – все, что есть между ними, то они оба могут зайти слишком далеко. К тому же, что бы там де ла Вега ни утверждал, он был явно расстроен благосклонностью Констансии к Энрике.       Пуская Эль Диабло шагом, Монастарио задумался о более насущных вещах. Его интересовало, где сейчас Диего, так как сражаться с «разбойниками» не имело никакого смысла.       Со стороны растущего у самой стены пышного куста раздался знакомый свист – жив, hijo de puta!       – Это были сыновья дона Антонио, вы можете себе такое представить? – захлебываясь эмоциями, зашептал ему Зорро. – Как мы поступим, Эн… сеньор? Я перелез через стену, выяснил истину, забрал деньги и решил подождать вас, раз уж меня не заметили.       Монастарио сомневался, что Зорро остался незамеченным, но промолчал. Как бы там ни было, успехи Лиса впечатляли.       – Думаю, мне следует подбросить сержанту Гарсии анонимный совет внезапно нагрянуть к Луго, – продолжил Зорро, и в этот момент…       – Берегись! – крикнул Энрике, отправляя коня с места в карьер и надеясь, что Эль Зорро последует его примеру.       Зорро не подвел. Но, как и опасался Монастарио, в них принялись стрелять. Одна пуля просвистела совсем рядом, вторая…       – Живы?! – крикнул Энрике.       – Sí, – откликнулся Зорро, и больше они не разговаривали почти до самой границы ранчо.       Когда стало понятно, что их хотели прогнать, но не подстрелить, по настоянию Энрике путники спешились. Оказалось, что вторая пуля задела плечо де ла Веги. Оторвав край плаща, капитан кое-как перебинтовал руку Диего, и они продолжили свой путь, но уже без скачки во весь опор.       – …Я был членом «Атенея», – не без гордости признался де ла Вега, когда Энрике закончил обрабатывать его рану. «Царапину», как выразился сам, гм, герой Калифорнии.       Невесело усмехаясь, Монастарио ответил на это:       – Что ж, роялисты нас вполне могут казнить вместе. Или мы все ещё враги, Диего?       – Не думаю, – поискал взглядом рубашку де ла Вега. – Хотя с вами непросто.       – Взаимно, – ухмыльнулся Монастарио, измученный спором о том, стоит или нет доносить на сыновей бывшего алькальда и что делать с тремя тысячами песо.       Надевая халат, Энрике начал рассуждать вслух. Все будут уверены, что капитан Монастарио сбежал на север, чтобы сесть на корабль в Сан-Франциско, и поэтому имеет смысл поехать на юг и там уже подумать, как быть дальше. Тем более, вице-королю не до преследования бывшего коменданта Лос-Анхелеса.       – Я бы хотел поехать с вами, – внезапно заявил де ла Вега.       Кудрявая прядь падала ему на лоб, и Энрике не сдержал улыбки.       – Засиделись в Лос-Анхелесе?       – Пожалуй, – согласился Диего. И лукаво прибавил: – Я ведь должен убедиться, что вы не возьмётесь за старое на новом месте.       «Оставайтесь дома, – уж было хотел съязвить Энрике, – авось губернатор пришлет в пуэбло нового коменданта, и его моральные качества одобрит ваш отец». Ранее Монастарио бы привела в бешенство сама мысль, что хоть Диего, хоть Зорро смеет судить его поведение, основываясь, главным образом, на собственной наивности и фанабериях дона Алехандро, но капитан ужасно устал. Он не был обязан оправдывать надежды де ла Веги. В конце концов, Диего – сын ранчеро и ему ближе такие военные как, к примеру, Гарсиа.       Вместо этого Энрике прохладно произнес:       – Если не передумаете, то я собрался в Сан-Диего. Хозяин местной таверны – мой давний знакомый, он меня, если что, спрячет…       – …в подвале? – разулыбался де ла Вега. То ли впрямь не заметил настроения собеседника, то ли сделал вид, что не заметил. – Лучше уж в винном погребе. Послушайте, Энрике… вы уверены, что не хотите попрощаться с доньей Констансией?       – Уверен, – заверил Монастарио.       – Вы жестоки к ней, – заметил Диего.       – Не люблю давать ложных надежд.       – Никаких ложных надежд… – пробормотал де ла Вега, отводя взгляд и странно усмехаясь.       Энрике молча пожал плечами – что тут скажешь? «Возьметесь за старое», видите ли! Сказал бы прямо, что сеньора Зорро в отсутствие коменданта с фантазией заест тоска. И что не хочет жениться, поскольку любит детей, но приключения любит больше. Как бы там ни было, долго их с де ла Вегой приятельство не продлится. Они разные, и судьбы у них различны.       – Скажите, Энрике, – внезапно спросил Диего, – вы ведь примкнули к восстанию потому, что, как военный, хотите защищать королевство, но не короля?       – Моя шпага принадлежит народу Испании, а не династии Бурбонов, – ответил Монастарио.       Странный вопрос. Неужели де ла Вега до сих пор не понял очевидного?       – А Новая Испания? Вы…       – Я был типичным комендантом гарнизона, Диего, – как в прежние времена, мгновенно вскипел Энрике, – и не самым худшим! Спуститесь наконец с небес на землю и не будьте Дон Кихотом! Чтобы стать защитником Калифорнии, нужно, к примеру, разбираться в политике.       – Нужно иметь совесть, вот и все, – огрызнулся де ла Вега.       – Оставайтесь дома, нам не по пути – я бессовестный, и мне на это наплевать.       – Нет.       – Я не герой вроде Риего, черт возьми!       – Мне это известно. Но я никогда не был в Сан-Диего. Я могу поселиться отдельно и ехать на расстоянии от вас.       – Что вы скажете отцу? – устало спросил Энрике.       – Солгу, как обычно, – пожав плечами, де Ла Вега помрачнел.       Зачем ему это? Разве что…       Монастарио сощурился:       – Вы что-то недоговариваете, Диего.       Сверкнув улыбкой, собеседник сделал вид, что не расслышал последние слова.       – Говорят, в Сан-Диего красиво.       – Вам нравятся кактусы? – скептически поинтересовался Энрике.       – Полагаю, залив мне придется по душе и, возможно, даже вдохновит. С тех пор, как вас арестовали, муза покинула меня, – нарочито длинно вздохнул «поэт и музыкант».       Монастарио закатил глаза. Де ла Вега был в своем репертуаре. Вероятно, он увязался за Энрике банально потому, что лисы очень любопытны.       – У вас есть выпить? – спросил Монастарио, сдаваясь, после чего патетично заявил, словно парируя удар в поединке: – На мою долю выпало слишком много испытаний.       – В пещере есть бутылка темпранильо, минуту.       Оставшись один, Энрике вынул клинок из ножен и долго смотрел на гравировку, силясь понять, что ждёт его в будущем. В одном он был полностью уверен: во что бы они с де ла Вегой ни ввязались снова, это будет незабываемо.