План Ворона

Ширен С того дня, как они покинули Драконий Камень, она сидела в своей каюте безвылазно. И не горела желанием выходить. Слишком уж ей было страшно… Девочка не понимала, как так получилось, но она вернулась туда, где прожила всю свою раннюю жизнь. Единственным человеком, который навещал ее, разговаривал с ней и пытался утешить, был Луковый рыцарь, но то, что он ей говорил, совсем не помогало ей успокоиться. Наоборот, оно все шире раскрывало перед ней ужасную правду. Она так любила своего отца… А он взял — и принес ее в жертву. Просто потому что так велела Мелисандра! «Я не буду плакать!» — кричала она сама себе. Отец всегда был холодным и отстраненным, люди шутили, что когда боги раздавали людям чувства, он отошел по нужде, но сама верила, что это не так, что папа на самом деле добрый и чуткий, просто скрывает это… «Ну вот он и проявил к тебе теплые, даже можно сказать, жаркие чувства. И как? Понравилось?» — слышала она издевательский внутренний голос. Она знала, что дядя Роберт был дураком, который испортил все. И что дядя Ренли был ничуть не лучше. И что мама всегда была немного не в себе. И даже добрый мейстер Крессен… Но отец — он не такой, как все они! Он лучше! Раньше она и в самом деле в это верила. «Ну уж нет! Я дочь Баратеонов! Нам — ярость! Я сильна! Я должна быть сильной! Раз уж я, судя по всему, единственный человек в этом проклятом семействе, у которого мозги не набекрень!» Забавно, что безопаснее всего ей было именно на Стене, куда первым делом ударили Иные и мертвецы. Но сейчас это ее не смешило. Она любила своего отца. А он… Она вздрогнула, заставив себя выкинуть из головы воспоминания о жаре огня и бесконечной боли. Снова чуть было не заплакала — и снова сдержала слезы, затыкая плотину памяти другими воспоминаниями о хороших временах. Например, об уроках с мейстером Крессеном, с которым можно было поговорить обо всем на свете. Он так много знал… И читать ее научил. А теперь его не было с ними. Сир Давос, не раздумывая, оставил его на Драконьем Камне. Потом она вспомнила Лилли и Сэма. Удивительная пара, что и говорить. Все знали, что Сэм нарушил ради Лилли обеты Ночного Дозора, но это почти никого и не волновало. А еще он любил книги так же, как и она. А еще он приходился ей пусть и дальней, но все же родней. Ведь его матерью была Мелесса Тарли, в девичестве Флорент… Ширен сейчас не могла вспомнить, в какой степени родства находились друг с другом Селиса и Мелесса, но поверить в то, что они происходят из одной семьи, удавалось с трудом. Мать Сэма, если верить его рассказам, была теплой и доброй женщиной, совсем не такой, как ее… Ну, кроме ушей, разве что. Ширен невольно коснулась собственных ушей, вспомнив, сколько шуток ходит среди людей про семейство Флорентов и эту часть тела. «Может, в этот раз я все-таки встречусь с ней?» — почему-то подумала она. Мысли девочки сами собой переключились с Сэма на Лилли. Вот уж кто-кто, а она стала для Ширен настоящей и приятной неожиданностью. Раньше она много читала об одичалых, но Лилли опровергала собой все, о чем писали авторы книг. Самой счастливой она была в те моменты, когда Ширен учила ее читать. И училась она даже охотнее, чем сир Давос. Она была старательной, милой и доброй. И слушала рассказы Ширен, затаив дыхание, ни разу не посмотрев на нее как на глупую маленькую девочку… Вот только мать ее сильно не любила. И запрещала ей видеться с Лилли, хотя та не совершила ничего плохого и была совсем безобидной. Но она все равно виделась — и сейчас улыбнулась, вспомнив, как радовалась Лилли каждой их встрече. Она даже вспомнила Джона Сноу, лорда-командующего Ночного Дозора. Сурового, строгого и не очень приветливого — как и ее отец. Но ей он всегда улыбался при встрече. И ее лицо, кажется, совсем его не беспокоило. А однажды, когда они были одни, он взъерошил ей волосы и сказал, что она напоминает ему Арью, младшую сестру. Такую же любознательную девочку, как и Ширен. Она вспомнила, как потемнело его лицо, когда он вспомнил об Арье. Судя по тому, что до нее доносилось, Арья Старк погибла в Королевской Гавани, пытаясь спастись из рук Ланнистеров… А сейчас она вдруг задумалась о том, вернулась ли к Джону память, как вернулась к ней? Если да, это было бы просто замечательно, ведь все его родные вернутся к нему! А он потерял намного больше близких людей, чем она. Вот бы посмотреть, как он обрадуется! Ширен вздохнула, привычно загнав грустные мысли на задворки сознания и сосредоточившись на том, что происходило вокруг нее. Недавно ей принесли обед, а она так к нему и не притронулась — и только сейчас почувствовала, как ей хочется есть. Поела — и почувствовала себя еще лучше. Потом подумала, что неплохо бы немного вздремнуть. И заснула, едва забравшись на кровать и коснувшись головой подушки. ------------------------------------------------- Она смотрела, как волны бьются о борт «Черной Беты». Почему они так долго стоят на якоре в Черноводном заливе, она не знала и никто не потрудился ей об этом рассказать. Они стояли на якоре в опасной близости от доков уже несколько часов, но Луковый рыцарь почему-то не торопился уводить свой корабль дальше. Сегодня она проснулась отдохнувшей, окрепшей и гораздо более счастливой, чем вчера. И нашла даже смелость одеться должным образом и выйти из каюты с высоко поднятой головой. Когда она поднялась на верхнюю палубу, сир Давос сначала бросил в ее сторону обеспокоенный взгляд, но потом, увидев ее улыбку, успокоился и даже расправил плечи, будто скинул с них тяжелую ношу. Он шагнул было к ней, но тут его отвлек один из матросов и они о чем-то заговорили. Ну да ничего, Ширен и сама могла прогуляться. Походила немного по палубе, потом нашла место у борта и стала любоваться волнами. Просто стояла и смотрела, словно море могло вымыть из ее головы плохие мысли. Матросы ее не беспокоили, а стражники в основном оставались внизу. Единственным, кто подошел к ней, был Маттос, но и он ограничился приветствием. Как будто они все чего-то ждали… Она отвернулась от моря и оглядела судно, обратив внимание на то, что большая часть команды ничего не делает, а просто ожидает непонятно чего. Сир Давос стоял у руля вместе с сыном и о чем-то с ним разговаривал. Ширен не могла услышать, о чем. Потом ее вдруг кольнуло воспоминание — он ведь не вернулся из того боя. «Как же ты погиб? Умер от меча, стрелы или копья? Сгорел в Диком огне? Утонул?» — с Диким огнем второе не исключало третьего. Эта смесь могла гореть и в воде. И ведь не спросишь — он, как оказалось, не помнил обстоятельств собственной гибели. А вот сир Давос помнил. И был рад снова увидеть сына живым. И она была рада за него. Никогда раньше Ширен не видела Лукового рыцаря таким счастливым. Он был хорошим человеком — и заслужил свой кусочек счастья. Один из матросов что-то крикнул, указывая пальцем на море. Сир Давос тут же повернулся в ту сторону. — Эй, на «Бете»! Чего стоим, кого ждем? — донесся громкий молодой голос. Сир Давос быстрым шагом подошел к борту. — А грести нормально ты так и не научился! — весело крикнул он в ответ, широко улыбаясь. — Сколько можно ждать уже? Ширен, смущенная и заинтригованная, тоже подошла и посмотрела за борт. К кораблю приближалась весельная лодка, в которой сидело несколько человек, но пока она не могла разглядеть, сколько именно. Потом все-таки сумела — в лодке находилось трое молодых парней. Двое — совсем еще мальчишки, чуть старше ее теперешней. Один толстый брюнет с курчавыми волосами, второй худой и жилистый блондин. Третий, постарше этих двух, плечистый и крепки, сидел на веслах — именно он и перекрикивался с Луковым рыцарем. Никого из них Ширен не могла вспомнить. Они подошли к самому борту и матросы тут же сбросили им канаты, которые парни в лодке пусть и не сразу, но поймали. И их затащили на борт «Черной Беты». Ширен видела, как крепыш помогает перелезть толстячку. Худой блондин забрался сам. — Охренеть, — вместо «здравствуйте» сказал старший из парней сиру Давосу. — Оно все-таки сработало… Давос улыбнулся еще шире — и крепко обнял гребца, который был одного с ним роста. Рядом стоял Маттос — он тоже был удивлен столь теплой встрече. Оказывается, он тоже не знал этого парня. Да кто же он такой, в самом-то деле? И что, спрашивается, должно было «сработать»? Наобнимавшись как следует, сир Давос, наконец, соизволил их познакомить. — Джендри Уотерс, — уверенным голосом представился крепыш, протянув Маттосу руку. — А это Пирожок и Ломми. Его попутчики явно не разделяли уверенности старшего товарища. Ширен показалось, что они сами до сих пор не понимали, куда попали и как. А еще его голос и отдельные черты лица… Они почему-то казались ей знакомыми. Наконец, взгляд голубых глаз Джендри задержался на ней… И он не вздрогнул, в отличие от большинства остальных. Прошло еще какое-то время, прежде чем девочка, наконец, смогла связать отдельные признаки воедино. — Ты кто? — спросила она Джендри. — Мне кажется, ты похож на дядю Роберта… — Вообще-то, я его сын… пусть и внебрачный, — сразу признался Джендри, а сир Давос многозначительно почесал бороду. Ширен удивленно моргнула, а потом застенчиво улыбнулась. — Выходит… Мы с тобой родня, кузен. Рада знакомству… Она и раньше знала, что у дяди Роберта много внебрачных детей. Оставалось узнать, кем этот парнишка был для Лукового рыцаря. — Я тоже рад познакомиться с тобой. Давос столько хорошего про тебя рассказывал, — ответил на комплимент Джендри. — О… — девочка покраснела от смущения, таких слов в свой адрес она не слышала, наверное, никогда. — Значит… это тебя мы ждали здесь… На лице сира Давоса проскользнуло нечто вроде вины. — Надо было раньше тебе все сказать, но… Он не договорил, хотя этого и не требовалось. Она и сама понимали, что вряд ли прислушалась бы к его словам. Слишком уж она была подавлена свалившимися на ее маленькую головку событиями. — И куда мы идем дальше? Туда, где нас не достанут? — она не стала уточнять, кто именно не достанет. Наверное, они направятся куда-то далеко-далеко. За Узкое море. Ей давно хотелось увидеть Браавос с его легендарными каналами и Титаном… Рано или поздно, Иные придут и туда. Значит, надо успеть, пока не… — В Белую Гавань, — ответил Луковый рыцарь. — Куда? — еле слышно переспросила девочка — ей показалось, что она ослышалась. — А оттуда в Винтерфелл, — Давос убедил ее в том, что она не ослышалась. «На Север? Но почему? Почему именно туда?» Хотя… Если она снова увидится там с Сэмом и Лилли… Или хотя бы с Джоном… Это тоже неплохо. Да и посмотреть на Винтерфелл, построенный самим королем Браном Строителем, тоже было интересно. — Это долгая история, миледи, но нас там ждут друзья, — грусть в его голосе немного смутила Ширен. — Ну все, парни, поднимаем шлюпку на борт и поднимаем паруса, а в дороге я все объясню… Ширен с интересом посмотрела на него. — Долгая история, говорите… Мне как раз такие и нравятся. ------------------------------------------------- Джейме Из-за проливного дождя они вынуждены были найти укрытие получше, чем ночлег у костра. Именно это и привело их в этот дерьмовый постоялый двор у Золотой дороги. Если бы погода не испортилась так быстро, он бы и не подумал даже приблизиться к такой грязной дыре. Даже если бы с ним не было Томмена и Мирцеллы. Места вроде этого были последними, где следовало оставаться на ночь членам королевской семьи или родственникам дома Ланнистеров. Он представил, какой шум подняла бы Серсея, окажись она сейчас с ними… Джейме вздохнул и постарался не думать о сестре. Если она помнила, она преисполнилась бы презрением к нему. Если нет — почувствовала себя брошенной, а в нем увидела жалкого труса и предателя… Он до сих пор не мог простить самому себе тех слов, сказанных во дворе Красного замка. Разум пытался убедить его в том, что так надо было, но сердце кричало совсем иное… Он помнил, к чему привело следование пути сердца — в той жизни. Он все испортил. «Она, наверное, уже мертва», — мысленно скорбел он. — «Даже если Ренли не зарезал ее прямо там, это сделал Роберт, узнавший от него правду». Заставив себя отбросить бессмысленные терзания, Джейме сосредоточился на том, что окружало его здесь и сейчас. Они ехали уже целую неделю, не щадя ни себя, ни коней. Возможно, у них получилось бы ехать быстрее, если бы не погода. Хорошо еще, что он взял с собой достаточно людей, чтобы разного рода разбойники и прочие недобрые люди старались держаться от них подальше… С ним было три десятка Красных плащей, которых он забрал из Красного замка или подобрал по пути через город. А еще с ними был сир Барристан Селми. Он вспомнил еще раз побег из Королевской Гавани. Второй раз пережить такое он ни за что не согласился бы. Весь город буквально кипел. Он еще успел увидеть, как на Великой септе зазвенели все колокола и какие-то люди, называвшие себя Воробьями, пошли бить городскую стражу. А еще они убили минимум двух Красных плащей, не успевших присоединиться к ним. Их просто сдернули с коней и забили толпой. Хорошо еще, что среди них не нашлось фанатиков, готовых броситься в бой против трех десятков вооруженных всадников. Пару раз, конечно, пришлось прорываться с боем, но, к счастью, обошлось без новых потерь. Простые горожане во время их бегства реагировали… по-разному. Но в основном без агрессии. В самом крайнем случае им в спины летела какая-то тухлятина или камни. Хотя несколько раз Джейме слышал из толпы крики «Ура», «Услышь мой рев» и тому подобное. Он так до сих пор и не понял, кто это кричал — и почему. Но даже когда они оставили Королевскую Гавань позади, их трудности только начинались. Им предстояло пересечь весь Вестерос с востока на запад — с двумя маленькими детьми. Мирцелла и Томмен последние дни вели себя очень тихо и замкнуто. Томмен так вообще, кажется, ни слова не проронил с самого отъезда, и выглядел таким… убитым, что Джейме вообще боялся к нему обратиться лишний раз. Он не был уверен даже в том, помнит ли мальчик свою смерть. И то, насколько сильно он был подавлен, могло объясняться как прыжком в окно, обернувшимся внезапным воскрешением, так и недавним бегством, где им пришлось бросить его маму на верную смерть. Зато с Мирцеллой все было предельно ясно. Всю неделю она была непривычно тихой, но ее взгляд выдавал испуг, смешанный с гневом, вызванным его поступком. И каждый раз, когда их взгляды встречались, он видел в ее глазах это осуждение. «Соберись, Джейме, сначала найди укрытие, а потом думай!» Он толкнул дверь постоялого двора и вошел, держа руку на рукояти меча. Естественно, появление королевского гвардейца в блестящих доспехах и белом плаще не могло остаться без внимания. Все разговоры мигом смолкли и множество пар глаз повернулись в его сторону. И многие из этих глаз были откровенно враждебными, когда в нем признали еще и Ланнистера. Человек десять, собравшихся вокруг двух столов, явно были наемниками. Остальные, судя по всему, крестьянами и купцами. Вооруженные наемники, переглянувшись между собой, перебросились короткими фразами — явно к чему-то готовились. Джейме, внутренне напрягаясь, направился к стойке, за которой трудился хозяин. Кое-кто из наемников украдкой поворачивался в его сторону и уже даже брался за оружие, готовясь пустить его в ход. Но как только в помещение вошел сир Барристан, их решимость моментально угасла. Видимо, у этих охотников за удачей нашлось больше здравого смысла, чем у Лораса Тирелла. Одно дело — выйти вдесятером против одного, и совсем другое — против Джейме Ланнистера и Барристана Отважного, стоящих спиной к спине. А когда к ним присоединился Пес, наемники окончательно выкинули из своих голов мысли о хорошей драке и возможных трофеях. А как только в зал стали заходить Красные плащи, все они почему-то перестали отводить взгляды от своих тарелок и кружек. Еще раз быстро оглядевшись по сторонам, Джейме нарисовал на своем лице самодовольную ланнистерскую улыбку, которую он привык носить все эти годы. Подошел к заинтересовавшемуся хозяину гостиницы, наблюдавшему за происходящим из-за стойки. Это был крупный полный мужчина с густой бородой, пахнущий дешевым пивом и конским навозом. — Нам нужны комнаты, достойные дома Ланнистеров, — бросил он самым высокомерным тоном из тех, что были ему доступны, швыряя на стойку кошель с серебром, при виде которого у бородача загорелись глаза. Хозяин тут же радостно закивал, оскалив гнилые зубы. — Конечно, милорд, лучшие комнаты в моем скромном заведении — ваши! — и он стал звать своих служанок, требуя, чтобы спальные покои были готовы как можно скорее. И сам вышел из-за стойки, чтобы проводить высоких гостей. — Сюда, милорды… Джейме переглянулся с сиром Барристаном и на прощание обвел презрительным взглядом уткнувшихся в столы несостоявшихся противников. «Чем скорее мы будем дома, тем лучше…» ------------------------------------------------- Мирцелла За последние дни после побега из Красного замка и столицы она отбила себе седлом весь зад. И теперь впервые с самого отъезда смогла переночевать под крышей — и неважно даже, что крыша эта принадлежала ветхой и грязной лачуге, называемой «постоялым двором». Зато она была. И могла защитить их от ливня и ветра. Но у нее болели не только ноги и зад. Страх, растерянность и злость терзали и ее сердце. Они не унимались с того самого момента, как они покинули Красный замок, бросив ее маму с ножом у горла. Она не могла поверить тому, что видела. Дядя Ренли пытался убить ее мать. В тот момент ей показалось, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Она понимала, что должно было случиться. Отец попытается спасти ее — и это, возможно, сорвет их побег… Но вместо этого он сказал те ужасные слова — и бросил маму на произвол судьбы и милость вероломного дяди Ренли. Мирцелла даже не заплакала после этого, так она была потрясена. Она словно и не замечала криков бунтующего города, через который они ехали. Они вырвались на свободу — и продолжали скакать в сторону заката, пока лошади не устали настолько, что не могли везти их дальше. Тогда они разбили лагерь на опушке неподалеку от дороги — еще никогда Мирцелле не доводилось спать в такой неудобной и жесткой постели. И она никак не могла заставить себя поговорить с отцом. Она вообще старалась избегать того, кому совсем недавно сказала: «Я рада, что ты мой отец». Только Томмен оставался рядом. В первые моменты после воссоединения он буквально вцепился в нее, но потом как-то замкнулся и совсем почти не плакал, только молчал. Она догадалась, что он тоже, наверное, помнит будущее, но не стала расспрашивать о том, что случилось после… нее. Но, судя по тому, во что превратился ее невинный младший братик, ничего хорошего. Она не переставала думать о событиях в Красном замке. Они преследовали ее по пятам — особенно тот, последний момент. Да и не только, там была целая череда невозможных событий. Сначала ее убили. Потом она очнулась здесь. Потом сир Барристан и отец заявили о своей верности Таргариенам — причем разным представителям этого дома, чего она никак не могла понять и принять, не говоря уже о том, что отец рассказал о Джоне Сноу… который оказался Джоном Таргариеном. Были даже слухи о том, что Пес убил Джоффри… Она не скорбела по старшему брату, но это событие тоже легло в общую линию невероятных совпадений и поворотов. Последующие дни мало отличались друг от друга. Они ехали, останавливались на привал, ночевали и снова ехали. Но она все не могла успокоиться. Избегала отца и старалась держаться возле Томмена, пока они ночевали в таких условиях, каких мама никогда не допустила бы… И только ухудшившаяся погода вынудила их выйти к людям и остановиться на постоялом дворе, при виде которого мама закатила бы грандиозный скандал и обещала кары небесные на головы всех присутствующих. Зато здесь нашлась настоящая кровать, которую ей пришлось разделить с Томменом. Она предпочитала не думать о том, для чего во всех здешних комнатах стоят только двухместные кровати. Томмен сидел на краю кровати, глядя перед собой в одну точку. Рядом на низком стуле сидела их септа-воспитательница. Самой Мирцелле не сиделось, ей хотелось размять как следует ноги, затекшие после долгой езды. И тут открылась дверь и в комнату вошел отец. Очень недовольный. Септа тут же вскочила на ноги и поклонилась ему, а он коротким жестом велел ей выйти прочь. И запер за ней дверь. Затем внимательно посмотрел на нее снизу вверх. Потом бросил такой же долгий взгляд в сторону Томмена. Выражение его лица не изменилось, но Мирцелла понимала, что им предстоит важный разговор. И даже догадывалась, о чем именно — о том, чего она так долго избегала. Он все еще носил доспехи, он вообще, кажется ни разу их не снимал с самого отъезда. И мрачное лицо только усиливало его усталый вид. Понятное дело, всю неделю он не мог отдохнуть толком… — Мирцелла… — начал он. Она взяла себя в руки — и посмотрела на него тем взглядом, который часто видела у матери. Он замялся, подошел к ней поближе и продолжил: — Я все понимаю. Ты многого не знаешь и наверняка думаешь… почему я оставил Серсею. Ее глаза сузились, а губы сжались. — Я не думаю. Я просто очень зла на тебя. Отец замялся на мгновение — он и в самом деле выглядел растерянным. — Почему ты ее бросил? — прямо спросила она, выплескивая в этих словах всю накопившуюся боль. Отец вздрогнул и не сразу нашел нужные слова. — Я снова не смог спасти ее… Как не спас тогда. Ты даже не представляешь, что было… со всем. Ты не представляешь, как низко она пала… после того, как вы ушли из жизни. — Она наша мать! — не унималась Мирцелла. — Она твоя сестра! Она любила нас! И тебя она любила! Я не представляю, что она могла сделать, чтобы это испортить! Отец закусил губу и не смог ответить на ее выпад. Просто молча смотрел на нее. И она смотрела в ответ, гадая про себя, как он сможет — или хотя бы попытается оправдать свой поступок. — Ты был прав. Это сказал не отец. Это сказал молчавший последние дни Томмен. Взгляд Мирцеллы тут же метнулся в сторону брата. Ей показалось, что она ослышалась, ее гнев испарился быстрее, чем снежинка на раскаленной сковороде. Малыш Томмен… Как он мог сказать такое о маме? Она спохватилась, что сидит с открытым ртом, как дура — и быстро его закрыла. — Мирцелла… — она видела, с каким трудом ему дается каждое слово. — Мама… Она еще хуже… чем Джоффри. Она чудовище… Но… Но даже чудовища… они любят… своих… детей… «Этого не может быть, он не может говорить такие вещи! Он же…» Она бросила взгляд на отца, который моментально побелел. И в его глазах виднелся… самый настоящий страх. — Боги… Томмен, ты что, тоже помнишь? Так что же ты молчал все это время? — спросил он дрожащим голосом. — Почему? Почему ты так поступил? Томмен всхлипнул. — Я хотел остановить ее… Остановить маму… Если бы меня не стало… У нее больше не было бы причин творить эти безумства… Она больше никому не причинила бы вреда… — Томмен… — отец закрыл глаза, было видно, как больно ему это произносить. — Она заняла трон… — В каком смысле — «если бы меня не стало»? — выпалила Мирцелла. — Ты что с собой сделал? Томмен опустил взгляд и втянул голову в плечи. А потом вдруг резко выпрямился и быстро ответил: — Я покончил со своей жизнью. Вышел в окно своей спальни. Мирцеллу передернуло от этого шокирующего признания. Аж ноги подкосились. «Томмен покончил с собой?» Она почувствовала слезы на щеках даже раньше, чем осознала, что плачет. Потом она сама собой присела рядом с Томменом и крепко обняла ее, продолжая тихо плакать и прижимая к себе дрожащее тело брата. «Боги… Что происходит в этом мире? Мама… Что ты натворила?» Когда, наконец, он немного успокоился, она заставила себя отпустить его. Выпустив наружу накопившиеся чувства, Томмен немного успокоился, а вот отец… Он выглядел по-настоящему раздавленным. А она все еще не знала, что именно заставило брата наложить на себя руки. Но спросить его об этом она не могла. И обратилась к отцу. — Что она сделала? — Сожгла Великую септу Диким огнем, — ответил вместо него Томмен. — Там столько людей сгорело… Брат дедушки Тайвина. Тиреллы… Маргери… — на последнем имени он вздрогнул. А затем продолжил. — Но и это еще не все. Она и до этого совершила… много всего ужасного. Это было кульминацией. И когда я подумал, на что она еще способна… Я понял, что должен сделать, — добавил он с непривычной для его лет решительностью, которой она никогда прежде не слышала от своего маленького братика. — Это… Ты был прав. Она совершила еще много всего, — отец, наконец, обрел голос. Он сел рядом с ними, отчего кровать прогнулась под весом взрослого человека в доспехах. — Квиберн… Он по ее приказу создал нового Гору… И это далеко не все. «Нового Гору? Это как?» — подумала она, с содроганием вспомнив жуткого рыцаря-великана на службе деда Тайвина. Томмен, судя по тому, как расширились его глаза, тоже его вспомнил. — Квиберн? — переспросила она — и от одного этого имени Томмен вздрогнул. — Странный человек, который, по слухам, занимается некромантией и другими темными искусствами. Но на самом деле он неплохой собеседник и отличный лекарь, — спокойно ответил отец. «Некромантией?» — Мирцелла побледнела. А отец продолжал говорить, истории лились из него так же быстро, как и дождь за окном. И с каждым его откровением ей становилось все страшнее. Он рассказал им все, что произошло в мире после того, как они покинули его. Все картины надвигающегося конца света, все растущее безумие их матери, весь хаос, охвативший Семь Королевств. Рассказал об Эуроне Грейджое и драконах. И еще… И еще о том, как мама приказала Горе убить его. И это окончательно разбило ей сердце. И она увидела в глазах отца непролитые слезы, невыносимую боль, которую он старался скрыть, признаваясь в содеянном. Теперь, когда ей открыли истинную картину грядущего, все теплые мысли о матери вылетели из ее головы. Да и Томмен, очевидно, чувствовал то же самое. То, что Бран, этот милый мальчик, все-таки выжил и, можно сказать, выздоровел, обрадовало ее. Но то, что началось дальше… «Долгая Ночь? Иные? Белые Ходоки? Мертвые, встающие из могил?» Он рассказал и о том, что сам участвовал в повороте времени вспять. Но благодарить за это нужно не его, а того, кто подарил им второй шанс. И не только им подарил — из-за чего им и приходится бежать в относительную безопасность Утеса Кастерли. Которым, как он надеялся, к их прибытию будет править уже другой человек. Наконец, отец замолчал. И они долго молчали, смиряясь с новой реальностью. А потом отец вышел из комнаты, сказав, что ему надо охрану проверить. И оставил их одних, пока не вернулась септа. А потом служанка принесла еду. Мирцелла заставила себя проглотить несколько кусков, а потом легла спать. Попыталась заснуть — получилось с трудом. И в последующие ночи ей тоже не удастся нелегко заснуть — это она точно знала. И во сне ее будут преследовать самые жуткие кошмары из всех. И многие из них будут носить лицо ее матери.