План Ворона

Патрек Десять дней в обществе внезапно изменившегося Эдмара стоили ему много новых седых волос. Когда это случилось, они путешествовали по землям Риверрана. Вечером Эдмар был тем, кем он за многие годы привык видеть своего друга — улыбчивым и уверенным в себе сыном лорда. Утром из двери спальни вышел мрачный убийца с холодными глазами. Первую неделю он надеялся, что внезапная перемена настроения так же резко и пройдет. Не прошла. Взгляд Эдмара стал еще тяжелее и холоднее. А еще он изумился тому, с какой теплотой этот новый Эдмар поприветствовал его наутро. Словно они не виделись много лет. Какое-то время он даже вернул себе привычную жизнерадостность. Которая, впрочем, не прожила дольше утренней трапезы. Потому что изменился не только он — большинство гостей постоялого двора в одночасье как-то посерьезнели и постоянно о чем-то между собой перешептывались. Краем уха он услышал разговоры о какой-то войне, вторжении, битвах… Наверное, в этих землях опять разбойники разгулялись, решил он. Простолюдины всегда приукрашивали все, что видели или слышали. А вот Эдмар почему-то так не считал. Он внимательно слушал, о чем они болтают — и с каждой минутой становился все мрачнее. Если первое время его лицо выражало скорее растерянность, то теперь на нем появилась какая-то затаенная злоба. Потом кто-то из гостей упомянул об убийстве Кэт… От этого у Патрека кровь в жилах застыла. А Эдмар… он даже бровью не повел. Патреку пришлось собрать волю в кулак, чтобы прямо здесь не наброситься на того, кто распространяет подобный бред и не потребовать сказать, откуда идут эти слухи. Наконец, Эдмар нарушил молчание и… Нет, он обратился не к тому, кто болтал о смерти его старшей сестры, а к Патреку. И спросил, как поживает Джон Аррен. Он и ответил: никак не поживает, умер он недавно… Реакция Эдмара на столь очевидный ответ снова его поразила. Затем он посоветовал поскорее доесть и как можно скорее выдвигаться в Риверран. Дальше они ехали так быстро, что чуть не загнали коней насмерть. Дальше Эдмар приказал ему — не попросил, а именно приказал — остаться в Риверране, пока они с лордом Хостером будут решать, что им делать дальше. Окончательно сбитый с толку Патрек не стал спорить и попытался немного расслабиться после дороги, но Риверран, кажется, пребывал в еще большем смятении, чем гостиница, в которой все началось. Здешний люд перешептывался между собой непонятно о чем еще больше, чем там. Он пытался понять, в чем дело, обращался во всем, кого встречал, к слугам и рыцарям… И все они шарахались от него, как от прокаженного. И все они первым делом задавали ему один и тот же вопрос: «Ты помнишь?» Да что он должен помнить-то? Примерно так он и отвечал. После чего очередной вопрошающий терял к нему всякий интерес — или советовал поговорить с «лордом Эдмаром». Оставалось только ждать и наблюдать за тем, что происходило дальше. Он и ждал. Гулял по Риверрану, пытался флиртовать с молоденькими служаночками, но и они в большинстве своем оказались «измененными» и почти не обращали на него внимания. И это злило. Но по-настоящему он взбесился после того, как услышал разговор о том, что надо быть верными Драконам, которые скоро вернутся… «Чего???» — он не мог поверить собственным ушам. Таргариены? Да у кого вообще язык повернулся такое сказать? Кто осмелится служить наследникам Безумного короля после того, что он сделал со Старками? После того, как Рейгар похитил и обесчестил леди Лианну? Сначала он попытался найти безумных заговорщиков самостоятельно. Потом все-таки решил сначала рассказать обо всем Эдмару и лорду Хостеру — чтобы вместе с ними отыскать и покарать изменников. И ворвался в покои лорда Риверрана без стука, с порога заявив, что в замке заговор. Извинился за непрошенное вторжение — и выложил все как на духу. Реакция лорда Талли и его сына… Она в очередной раз его поразила. Не было ни удивления, ни недоверия, ни растерянности, ни гнева, ни требования немедленно отыскать предателей. Только мрачная решимость и холодная, почти северная ярость. А потом Эдмар так же прямо объявил ему, что Талли и все их знаменосцы уже присягнули дому Таргариенов. Что бы он ни чувствовал до этого момента, все это меркло на фоне того потрясения, что он испытывал сейчас. Он смотрел на своего сюзерена и своего друга, не веря, что они могут не только состоять в таком чудовищном заговоре, но и возглавлять его. Ему казалось, что ничего безумнее придумать никак нельзя. Пока они не объяснили причину своего решения. Там было все. Магия, древнее зло и страшные чудовища. Возвращение Долгой Ночи — и обращение времени вспять, чтобы спасти Вестерос и весь мир. Именно для этого они должны были сплотиться вокруг Таргариенов и лично короля Джона. «Какого еще короля Джона?! Клянусь Семерыми, кто такой этот Джон Таргариен?» Ответ стал для него еще одним сногсшибательным откровением. Сын Лианны Старк. Причем законнорожденный. От Рейгара Таргариена. Ранее известный под именем Джона Сноу, которого благородный лорд Эддард Старк почти двадцать лет прятал от своего лучшего друга, выдавая за собственного внебрачного сына… Он не мог поверить в то, что лорд Старк мог так долго хранить такую тайну от человека, который был ему ближе любого брата. Лорд Хостер и Эдмар еще многое ему рассказали — и многие вещи шокировали ничуть не меньше. Там была Вторая Долгая Ночь, в которой люди потерпели поражение. Были возродившиеся драконы — самые настоящие. Были какие-то «война пяти королей» и «красная свадьба». Была правда об отношениях Серсеи и Цареубийцы… Причем Цареубийца неведомым образом оказался на их стороне. Никто не мог объяснить, как так вышло. Каждая такая новость ложилась непоисильным бременем. И ему оставалось только молча слушать — он обрел голос лишь тогда, когда Хостер и Эдмар закончили свои откровения и вернулись к текущим делам. Прямо сейчас во все стороны уже летели почтовые вороны, созывавшие знаменосцев Речных земель на войну. Кому-то было велено укрепить границы с владениями Ланнистеров, Тиреллов, Баратеонов и прочих. В этот раз враг не застанет их врасплох. Но самой главной их задачей было решить вопрос с Фреями. Вот так Патрек Маллистер и выехал через два дня в составе войска Эдмара, направлявшегося к Близнецам с прощальным напутствием лорда Хостера, которое почти полностью легло в три слова: «головы, пики, стены». И если посмотреть в глаза любому из тех, кто выехал вместе с ними… Каждый готов был выполнить этот приказ с большой охотой. И по пути их становилось только больше — к ним присоединялись новые отряды. Сам Патрек все это время продолжал наблюдать за тем, в кого превратился Эдмар. Время от времени сквозь эту оболочку проглядывал знакомый ему старый Эдмар, который мог там пошутить, тут поддержать разговор, но это случалось очень редко. Новый Эдмар был неизменно сдержанным и жестким. Почти таким же, как какой-нибудь Станнис Баратеон. Патрек не мог не поразиться такой внезапной перемене. Четыре бесконечно долгих дня он пытался как-то ужиться с новым Эдмаром, показались ему вечностью. Между тем к ним присоединились люди Джоноса Бракена и Титоса Блэквуда, чему Патрек совсем не обрадовался — теперь еще и этих придется как-то разводить по разным углам… Чего он никак не ожидал (и что добавило ощущений того, что мир сошел с ума), стало удивительное дружелюбие между старыми врагами. Бракен и Блэквуд за эти дни ни разу даже голос друг на друга не повысили и иногда даже поддерживали «заклятых друзей» на военных совещаниях. Когда-то примирение этих домов казалось ему таким же невероятным, как пересыхание морей, угасание солнца и другие вещи, предшествующие концу света. Хотя, если вспомнить то, что их ждало через несколько лет… Это было не так уж и далеко от истины. Почему-то его совсем не утешала эта горькая ирония. Воины Маллистеров подошли к ним уже после того, как на горизонте показались Близнецы. Он надеялся, что хотя бы с теми, кого отправил его отец, он будет чувствовать себя спокойнее… Какое там. Едва ли не каждый из них оказался «измененным», мрачным и полным с трудом сдерживаемой ярости. И он в одночасье оказался в окружении людей, которых, казалось бы, знал большую часть жизни, а с другой, не знал вообще. Затем началась осада. Они разбили лагерь на подступах к Близнецам на правом берегу, а на левом тем временем появилось еще одно войско. Сюда зачем-то пришли северяне — он четко разглядел знамена Ридов и Мандерли, но старковских там не было. И они тоже разбили лагерь — совершенно спокойно, как будто так и надо было. Очень странная получилась осада. Очень непонятная. Они пришли покарать вероломных Фреев не за то, что они сделали, а за то, что они еще не сделали — и не сделают, их стараниями. Нет, то в чем их обвиняли, было совершенно непростительным грехом, но Патрек никак не мог заставить себя принять их действия как необходимые меры. Потому что человека следовало наказывать за совершенный проступок… Да, Фреи это совершили — о чем собравшиеся в лагере люди прекрасно помнили… Но здесь-то они этого не совершили! Как же все запутанно выходило… Один раз он попытался поговорить об этом с Эдмаром — и оборвался на середине фразы, встретившись с его ледяным взглядом. Что еще раз убедило Патрека в том, что в теле его друга теперь жил совсем другой человек. И от этого становилось страшно. Даже очень страшно. И Патрек не мог этого отрицать. Осада шла уже второй день, а осажденные словно бы и не замечали ее. Все это время Фреи хранили молчание и не предпринимали никаких действий. Были, конечно, вооруженные люди на стенах, как и в любом другом замке. Но это и все. Эдмар, лорд Титос, лорд Джонос и сам Патрек ходили среди солдат и воодушевляли их, готовя к окончательному уничтожению дома, контролирующего Близнецы и Переправу. По крайней мере, так было несколько минут назад — до того, как ворота замка открылись и оттуда выехали пятеро всадников. Едва они переехали мост, ворота тут же захлопнулись, а всадники направились к лагерю осаждающих. Бракен и Блэквуд тут же встали рядом с Эдмаром. И Патрек тоже. Он еще издали разглядел в руках одного из фреевских всадников большой мирный флаг. Понятно, переговорщики. Вел их пожилой мужчина с острыми чертами лица и скошенным подбородком, выдававшим в нем близкого родственника лорда Уолдера. Оружия при них, как он заметил, не было. Они даже доспехов надевать не стали. — Лучники! — крикнул Эдмар слегка дрогнувшим голосом. — Готовьсь! — он указал рукой на группу всадников. — Цельсь! — ЧТО?? — Патрек резко развернулся к нему. Эдмар мазнул по нему недовольным взглядом и снова впился глазами в приближающихся людей Фреев, готовясь отдать приказ. Титос Блэквуд и Джонос Бракен довольно оскалились в предвкушении начал битвы. Они жаждали крови. Патрек несколько раз, не веря собственным глазам, посмотрел на Фреев и Эдмара — и бросился к своему другу, рывком развернув его к себе. Эдмар недовольно дернул плечом, но взгляда не отвел. — Это же переговорщики! — закричал Патрек, чувствуя, как его захлестывает паника. — Мы не можем просто так их убить? — С чего это мы не можем? — хмыкнул Эдмар. — Это же Фреи. Однажды я им уже поверил. Второй раз я этой ошибки не совершу! Патрек был в отчаянии. Он судорожно искал нужные слова. Он оглядывался в поисках поддержки — и не находил ее. Он словно остался единственным во всем войске человеком, который еще не забыл, что такое честь. — Вы вообще представляете, что о нас будут думать? Если вы убьете тех, кто пришел на переговоры, ваша честь будет смешана с грязью! — Честь? — брезгливо выплюнул это слово Эдмар. — Какая еще честь может быть у Фреев? — НО У НАС ОНА ЕСТЬ!! — заревел Патрек, чувствуя, как по его спине течет холодный пот. — Они окружены. Они в нашей власти. И даже если это обман… Что могут сделать пять безоружных человек против целого войска? Эдмар стиснул зубы и, наверное, впервые с того момента, как все началось, прислушался к его словам. Не нашел, что можно возразить — и отвернулся. — Семья. Долг. Честь. Девиз дома Талли, — напомнил ему Патрек, почувствовав, наконец, почву под ногами. Эдмар еще помолчал секунду-другую, после чего, наконец, скомандовал: — Держать луки наготове. Но без команды не стрелять. С этими словами он выехал вперед, взмахом руки увлекая за собой всадника-знаменосца, несущего флаг с прыгающей из воды форелью. Знаменосец тоже выехал из строя и что-то закричал — фреевские всадники, услышав его, тут же повернули к ним. И Патрек, наконец, выдохнул с облегчением. Он и не заметил, в какой момент перестал дышать. Эдмар дожидался послов рядом со знаменосцем дома Талли. Когда всадники из Близнецов подъехали достаточно близко, Патрек узнал в их предводителе сира Стеврона Фрея, старшего сына лорда Уолдера и его наследника. И неважно, что он по возрасту годился ему и Эдмару в отцы. Всадники остановились от Эдмара на почтительном расстоянии, сир Стеврон спешился и бросил поводья одному из своих спутников. Он пошел вперед пешком, трясясь от страха — еще никогда Патреку не доводилось видеть настолько испуганных людей. Стеврон был смертельно бледен и обильно потел, глядя снизу вверх на Эдмара, Титоса и Джоноса, которые отвечали ему полными ненависти взглядами. Остановившись, сир Стеврон несколько мгновений собирался с духом и затем дрожащим голосом произнес: — Мой отец мертв. Эдмар какое-то время смотрел на него, после чего запрокинул голову и расхохотался в голос. Следом за ними рассмеялись Блэквуд и Бракен. Стеврон еще раз вздрогнул от этого хохота и только Патрек пытался, как мог, успокоить своего друга и его спутников. Наконец, они замолчали и Эдмар вновь обратил свой взор на парламентера. — Как? — грубо спросил он. — Он сошел с ума… Вскочил на постели посреди ночи, метался и кричал. Нес какой-то бред. Что-то про живые пироги… Я так и не успел его расспросить. Прибежали двое моих братьев и зарезали его… — последние слова Стеврон произнес еле слышно. Патрек вздрогнул от такого шокирующего признания. Неужели Фреи оказались еще и отцеубийцами? И как пироги могут быть живыми? Даже в рассказанных ему страшных историях о «Красной свадьбе» не упоминалась ничего подобного. Фреи совершили много зла, но на такое даже они не были способны. — Они кричали, что он их отравил… — он помолчал несколько секунд. — Твердили, что отец отравил всех своих сыновей и внуков. Но… Потом… — Стеврон заколебался. — Один из слуг сказал… что тоже все помнит… И что он пережил нас всех… И видел, кто их всех… — Я и сам это знаю, — бесцеремонно перебил старика Эдмар. — В замок проник Безликий, принявший облик Покойного Уолдера. До этого Патреку казалось, что стать еще бледнее, чем сейчас был сир Стеврон, невозможно. Но он побледнел еще больше. Нервно сглотнул. — Откуда вы… Да, он так и сказал… Но как Безликий попал в Близнецы… И что заставило его всех убить… — Вообще-то это не Безликий был, а Безликая, — Эдмар слегка приподнял один уголок рта, помолчал немного и ударил Стеврона сногсшибательной новостью. — И зовут ее Арья. Именно она и убила, приняв лицо твоего отца, всю твою родню — в том самом зале, в котором вы убили ее брата и ее мать! Патрек пошатнулся — он был уверен, что ослышался… Арья… Это что, племянница Эдмара? Но она же ребенок совсем! Она никак не могла быть Безликой! Или… могла? Выходит, у Старков теперь есть свой человек в гильдии лучших убийц известной части мира? — Зима пришла в дом Фреев, — провозгласил Эдмар. — И мы решили принести ее немного раньше. С этими словами его улыбка превратилась в смертельный оскал. Все оставшиеся у Стеврона крохи самообладания тут же испарились в никуда. — Милорд! Умоляю вас! Я не участвовал в этом преступлении! Я всегда был вам верен! Я сражался за короля Робба! Я погиб за него! Никто из них… — дрожащая рука обвела четырех всадников, приехавших вместе с ним, — …не принимал участие в Красной свадьбе! И они тоже верно ему служили! И не только мы! Дом Фреев никогда не предаст вас! — он рухнул на колени. — Прошу вас, лорд Эдмар… Мы ни в чем не виновны… Умоляю вас! Патрек смотрел то на старика на коленях, то на Эдмара верхом в седле. Эдмар смотрел на Стеврона сверху вниз — и на его лице был виден весь калейдоскоп чувств. Но Патрек, думавший когда-то, что знает этого человека, не мог и предположить, что сейчас сделает тот, в кого Эдмар превратился. И от этого становилось еще страшнее. Наконец, Эдмар заговорил. — Я хочу, чтобы вы привели мне Черного Уолдера и Лотара. И тогда… может быть… я предложу вам хлеб и соль, — ледяным голосом произнес он. Стеврон, который и не пытался скрыть безмерного облегчения, торопливо закивал. Затем встал с непривычным для его возраста проворством, вскочил на коня и во весь опор понесся обратно к замку. ------------------------------------------------- Меньше чем через час они снова встретились на том же месте и в том же составе. Только теперь к участникам переговоров добавились двое слегка побитых и крепко связанных мужчин с кляпами во ртах. Патрек сразу узнал в одном из них Черного Уолдера Риверса, очень хорошо известного человека в Речных землях с очень нехорошей репутацией. Раньше наследник Сигарда пересекался с ним всего несколько раз, когда тот приезжал во владения Маллистеров по каким-то делам. Вторым, очевидно, был Лотар — его Патрек не знал вообще. Бракен и Блэквуд к тому времени вернулись к своим людям, чтобы дать им указания на случай, если переговоры сорвутся. Эдмар же за час вообще не сдвинулся с места. Двое спутников сира Стеврона подвели к нему Черного Уолдера — и Эдмар был явно рад встрече с ним. Уолдер смотрел на него глазами, полными презрения, а Стеврон провожал его с неподдельным трепетом. — Что? — насмешливо поинтересовался спешившийся Эдмар. — Нечего больше сказать, а? — Мы-ы-у-а-ы, — промычал завязанным ртом Черный Уолдер, пристально глядя на Эдмара. — Ах, да, прости, забыл, — тем же тоном ответил Эдмар, противно улыбаясь, и вытащил из его рта кляп. — Я помазанный рыцарь! Я требую суда поединком! — тут же заорал Уолдер, едва его рот освободился. Патрек нахмурился. Эдмар… он даже не дрогнул. — Помазанный рыцарь, перерезавший горло моей беспомощной сестре, — каждое его слово словно вколачивало в крышку гроба бастарда из Близнецов новый гвоздь. И Патреку очень не понравился этот тон — даже меньше, чем слова, сказанные его другом. — И после этого ты хочешь честного поединка? Ты требуешь суда поединком? — продолжал Эдмар. Черный Уолдер с насмешкой сплюнул ему под ноги. — Это мое право! Эдмар помолчал немного, после чего коротко скомандовал державшим его людям Фреев: — Отпустите. Стражники тут же повиновались и быстро отступили назад. Патрек смотрел на него в замешательстве: «Боги, Эдмар, что ты задумал?» Черный Уолдер тоже продолжал сверлить его взглядом и выразительно повел связанными за спиной руками, напоминая о том, что их тоже не помешает развязать. А дальше случилось то, от чего Патрек чуть не упал на месте. Эдмар рванулся вперед, схватил одной рукой Уолдера за ворот, а второй с размаху врезал ему по лицу. Голова Черного Уолдера откинулась назад, он почти потерял равновесие и мог упасть, если бы Эдмар не удерживал его на месте. И не продолжал бить. Снова и снова, раз за разом. Он бил и бил. Кровь все сильнее заливала лицо, но Эдмар не унимался… Скорее даже наоборот, с каждой секундой он распалялся все сильнее. Как будто он ждал этого момента даже не дни — годы. Он продолжал бить, пока ноги Уолдера, наконец, не утратили способность поддерживать его тело в вертикальном положении. И он рухнул в грязь, увлекая за собой и своего палача. Эдмар тут же оседлал Уолдера и… Нет, не продолжил избивать его кулаком. Он схватил Уолдера за шею и стал бить головой о землю. Теперь Черный Уолдер мог лишь кричать что-то бессвязное, но Эдмар не унимался. Откуда-то в его руке появился камень, который очень удобно поместился в кулаке. Патрек с ужасом наблюдал за тем, как его друг замахнулся им над головой противника… И тут ему показалось, что время на мгновение застыло. Он даже поверил в то, что Эдмар одумается — или что он просто хочет напугать… Камень резко опустился вниз. И он услышал отвратительный хруст. Новый замах, новый удар, новый хруст. И снова. И снова… Брызги крови летели на землю и тело Эдмара, пока он продолжал бить камнем лицо Черного Уолдера. Кое-что долетало и до тех, кто находился рядом. Криков больше не было — осталось только еле слышное бульканье. Потом смолкло и оно. Но Эдмар все равно продолжал бить камнем по тому, что когда-то носило имя Черного Уолдера Риверса… И ничто не могло заглушить в ушах Патрека Маллистера этих жутких ударов, которые, как он верил, не забудутся никогда. Он и сам, затаив дыхание, смотрел на то, как его лучший друг забивает человека насмерть, словно в него вселились какие-то демоны из преисподней. Даже когда от головы Черного Уолдера не осталось ничего, Эдмар продолжал бить — и он видел, с каким запредельным наслаждением тот это делает. Но в конце концов даже его беспредельная ярость пошла на убыль. Эдмар вскочил на ноги — и его повело в сторону, словно он стоял на палубе корабля в сильную качку. Он отступил на пару шагов от остывающего трупа, все еще держа в руке окровавленный камень, и брезгливо плюнул в сторону убитого. А затем повернулся в сторону стоящего на коленях с кляпом во рту Лотара Хромого. — А ты… ты тоже… хочешь суда… поединком? — совершенно нечеловеческим голосом поинтересовался наследник Риверрана. И глаза его… Они прямо-таки умоляли ответить «да». Лотар смотрел на него с таким ужасом, словно он видел перед собой восставшего Иного. И Патрек не мог его в этом винить. Только сейчас он разглядел на его штанах огромное мокрое пятно — державшие его стражники, похоже, это пятно не только увидели, но и учуяли, судя по их брезгливым лицам. Так и не дождавшись ответа, Эдмар насмешливо фыркнул застывшему от страха Лотару и махнул свободной рукой. — Уведите! Пусть живет пока. Робб, я уверен, будет рад моему подарку… — он снова жутко рассмеялся. — Да уж… Думаю, он найдет, куда его пристроить. Главное сердцедрево винтерфелльской богорощи давно не пробовало людской кровушки… Сколько веков ему не приносили надлежащих жертв, уму непостижимо! «О каких жертвах он говорит?» Неужели Робб Старк хочет возродить древние кровавые ритуалы Первых людей, приносивших человеческие жертвы своим богам? Да нет, не может этого быть! Хотя… Если магия и в самом деле возвращается в мир… Такое выглядело не таким уж и невозможным. Лотар, судя по всему, тоже так думал. Потому что до Патрека донесся новый запах, еще более неприятный. Похоже, он не только обмочился. Стражники Фреев, сморщившиеся от источаемой им вони, уволокли своего родича прочь. А Эдмар, отбросив в сторону уже не нужный ему камень, снова посмотрел на бледного, как смерть, сира Стеврона. — Кто-нибудь, принесите хлеб и соль нашему… гостю. Наш разговор обещает быть долгим. ------------------------------------------------- Пока их люди уносили кусок мяса, еще совсем недавно называвший себя Черным Уолдером Риверсом, они направились в шатер Эдмара для переговоров. Стеврон сумел совершить обряд гостеприимства с хлебом и солью, но Патрек видел, что он в таком состоянии и двух слов связать не может — и сам прекрасно понимал, что старик сейчас чувствует. Он и сам поверить не мог, что Эдмар на такое способен. Раньше он даже отдать подобного приказа не мог, не говоря уже о том, чтобы вот так забить человека собственными руками. Он даже кровь с рук не смыл и сел за стол переговоров в таком виде. Хотя жажду крови он, слава Семерым, утолил. И говорил со Стевроном совершенно спокойно, а иногда даже и вежливо. И все равно Патрек не мог отделаться от предвкушения того, что еще мог натворить Эдмар, когда в нем снова проснется эта дикая ярость. И что он может совершить уже сейчас, если переговоры пойдут не так, как он того хочет. Да, он признал за Фреями право владения Близнецами и назвал Стеврона новым лордом вместо его отца. Но дальше началось то, от чего Патреку стало не по себе еще сильнее. Эдмар предъявил Фреям чудовищную цену мира — и предательства, которого они не успели совершить. Во-первых, размер пошлины, которую они могли собирать с путников за пользование переправой, теперь устанавливался в Риверране — и он был намного меньше тех грабительских условий, что любил устанавливать старый Уолдер. Во-вторых, он потребовал выдать ему всех, кто принимал участие в Красной свадьбе. Абсолютно всех, вне зависимости от сословий и родственных отношений. И неважно даже, «помнили» они это событие или нет. Эдмар не стал уточнять, что их ждет. Явно ничего хорошего… Были и другие условия. И за отказ или нарушение любого из них дом Фреев прекратил бы свое существование. Полностью и навсегда. — Но… Но… — лорд Стеврон дрожал и заикался, но все же осмеливался возразить. — Вы требуете от нас выдать так много наших родственников… на верную смерть? Эдмар, на лице которого засыхала кровь одного из этих «родственников», внимательно посмотрел ему в глаза и отчеканил: — Или их — или всех. Выбирайте. Сейчас же. Стеврона передернуло от такой альтернативы. Он опустил взгляд и посмотрел на свои трясущиеся руки, в которых находилось будущее его дома. — Их… — еле слышно выдохнул старик. Выбор был ужасным — но остальные варианты были еще хуже. — Прекрасно. Из тех, кто уцелел, — это слово Эдмар подчеркнул с откровенной издевкой, — мы возьмем заложников. Они уедут жить во все основные дома Речных земель. И снова Стеврон вынужден был кивнуть, соглашаясь на все условия. Но здесь он мог надеяться хотя бы на то, что заложников не убьют… сразу. Патреку стало по-настоящему жаль этого человека — сир Стеврон всегда был намного лучше своего презренного отца, за грехи которого он сейчас расплачивался. Здесь Эдмар и Стеврон еще могли поторговаться насчет того, сколько заложников требуют победители и кто из них куда отправится. И они, похоже, все-таки договорились… пока Стеврон не упомянул Толстую Уолду. — Нет! Ее не возьмем. А если и возьмем, то как гостью, а не как заложницу, — тут же отрезал Эдмар. — Она помнит, кстати? Стеврон был удивлен внезапной переменой настроения наследника лорда Хостера так же, как и Патрек. «С чего он вдруг так забеспокоился о Толстой Уолде?» — недоумевал Маллистер. Он вспомнил эту жирную уродину, которую встречал пару раз во время своих визитов в Близнецы. — Я… Не могу сказать. Она и раньше была очень замкнутой… Вот и сейчас… Когда началось… она забилась в свои покои и сидела там… Я видел, что ей очень страшно… — Значит, помнит, — недовольно поморщился Эдмар. — Ох, боги… Жаль. Мне правда жаль. Стеврон обменялся растерянным взглядом с Патреком, словно они интересовались друг у друга: «Чего это он?» — Могу я поинтересоваться, почему? — этот вопрос задал все-таки Патрек. — Она едва ли не единственная из всего их семейства, кто действительно заслуживает милосердия после того, что с ней совершил этот выродок Рамси Болтон, — с грустью в голосе ответил Эдмар. Патрек боялся спрашивать, что именно совершил «этот выродок», но понимал, что не спросить все равно не может. Стеврон все равно не мог найти в себе силы, чтобы поинтересоваться. — И что… этот… Рамси… с ней сделал? — он не мог скрыть дрожи в голосе, понимая: нечто, способное вызвать у этого Эдмара жалость к Фреям… Оно должно было оказаться по-настоящему чудовищной вещью. И он не ошибся. — Она вышла замуж за Русе Болтона и родила ему сына. Рамси убил отца, а ее вместе с ребенком отвел на псарню… и спустил голодных собак. Они их и загрызли. Живьем. Обоих. Патрек молча смотрел на него, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Позеленевший Стеврон, должно быть, чувствовал примерно то же самое. А Эдмар вернулся к переговорам относительно заложников. Правда его оппонент больше не торговался — просто слушал и кивал, не в силах отойти от последней новости. — И еще одно, — Эдмар сделал паузу, внимательно глядя в глаза Стеврона. — Вы отдадите мне Рослин, — и сердито добавил: — В этот раз мы с ней поженимся у меня, в Риверране. Стеврон вздрогнул и изумленно замер… Но возразить не осмелился и торопливо закивал: — Конечно… Как скажете… — выдавил из себя он. Патрек, который тоже не успел еще отойти от жуткой судьбы Толстой Уолды, быстро заморгал, глядя на друга и не веря его словам. «ПОЖЕНИТЕСЬ? Ты серьезно? После всего, что ты сделал, ты хочешь ЖЕНИТЬСЯ на одной из них? После всего того кошмара, что они обрушили на тебя в прошлой жизни, а ты на них — в этой?» И… Рослин Фрей? Что это за Рослин такая? Патрек напрягал память, пытаясь вспомнить девушку с этим именем — все тщетно. Нет во всем этом было какое-то безумие… и в то же время гениальность. Одной рукой он наносил Фреям карающий удар и накидывал удавку на горло тех, кто этот удар пережил, а второй привязывал их к дому Талли самым простым надежным способом из всех, что могли прийти на ум. Патрек еще раз посмотрел на Эдмара, который в один момент превратился из молодого и жизнерадостного рыцаря, кого он когда-то знал и с которым дружил… в какого-то дикого варвара, которого, тем не менее, все слушались и все уважали. «Кто же ты, Эд? Как ты стал таким? И, самое главное, осталось ли в тебе хотя бы частичка моего старого друга?»