Скиталица

      В темнице было невероятно холодно. Это уже не то теплое утро в Иерусалиме, когда Манджула просыпалась с лучами солнца, радуясь, что ей выделили южную комнатушку. Сейчас серый песок забился в волосы, путая их между собой, а на лице от колючего пола появилось несколько ссадин. За целые сутки ей не принесли абсолютно ничего. Хотелось пить, а в желудке образовалась дыра. Она оглядывала помещение, но на глаза не попадалось совсем ничего, занимающего или стоящего хоть капли внимания. Помимо нее тут находились ещё несколько человек, которые, похоже, смирились со своей судьбой и коротали часы во снах или несбывшихся мечтах. Интересно, о чем они думали?       Внезапно стража, стоящая у входа, засуетилась. Вероятно, привели какого-то важного господина, ведь Балдуин, как сказал вчера Тиберий, должен приехать только через два дня. Так что рассчитывать на скорое освобождение — глупо. От стражи можно было уловить некоторые тихие монологи, которые девушка предпочитала пропускать мимо ушей, но один заставил вскочить с пола и навострить уши:       — Король? — девушка не видела, что там происходит, так что пришлось полагаться на слух и воображение.       — Говорили, что завтра прибудет.       — Может, случилось, что?       — Кто его знает? Поправь жилетку лучше, простофиля, а то опозоришь нас! — довольно милый диалог без всяких формальностей, заставил Манджулу искренне улыбнуться. Это гораздо лучше, нежели наигранное дружелюбие меж придворными снобами. Только вот проблема вовсе не в этом.       Что здесь забыл иерусалимский?       Вероятно, по ее черную душонку пришли, что с одной стороны означало ее скорейшие вызволение, а с другой — стоило скорее придумывать план. Например то, зачем она вчера воровала обыкновенный пергамент и что ее вынудило прибегнуть к такому решению проблемы. Пока девушка впопыхах хваталась за голову и пыталась стряхнуть с нее немалое количество пыли, в проходе показался силуэт.       Это он — Балдуин.       На нем не оказалось привычных белых одеяний, украшенных золотой вышивкой, вместо этого исхудалое от болезни тело покрывала кольчуга, синий, местами потертый плащ, а на груди красовался красный крест. Маску он так же поменял на более плотную, с прорезью мелких узоров.       В нем изменилось все, кроме глаз.       Он по-прежнему смотрел на нее с лёгким прищуром, заставляя чувствовать себя менее напряженно, однако вряд ли его обрадовали, когда доложили о поведении Манджулы. Глухими шагами он приблизился к индианке, останавливаясь в метре от решетки. Стояла тишина. И это умиротворение прерывало лишь дыхание Балдуина, доносящееся из-под маски. Он точно недоволен ее поведением, это можно понять без слов. Честно говоря, Манджула подумала, что, находясь на месте иерусалимского, так же задумалась насчет такого поведения. Оно было неуважительным по отношению к людям, которые очень гостеприимно к ней отнеслись. Но привычка получать адреналин и совершать незаконные вещи оставалась в ней и играла злую шутку. Так как тебе больше не кажется что-то таким непостижимым. Все так просто — отнял и уже в шоколаде. И как бы человек не осознавал, что его путь бесчестен, его не вытянешь из этой ямы, которая будет утягивать все глубже и глубже, до того момента, пока человек полностью не погрязнет в грехах.       Но за грехи приходит расплата…       — Мне доложили о произошедшем, — недовольно молвил Балдуин, складывая руки на груди. — Честно признаться, до конца не хотелось верить. Я не смею предположить, чем ты руководствовалась, коль шла на такое недоразумение! — к последним словам юноша прибавил угрожающего тона, надеясь, что до его лекаря дойдет вся серьезность случившегося.       — Прошу помилования, Ваше величество, коль и знаю, что не в праве… — итак, ход первый: Манджула решила давить на жалость. Но правильно ли она поступила, зная о суровости Балдуина в таких вопросах? Он не мелочился на предателей, и это стоило учитывать.       — Объяснись.       — Не поймите меня неправильно, однако мне требовался пергамент, дабы написать письмо моему отцу. В целях обговорить состояние Вашего здоровья и методах дальнейшего лечения… — теперь девушка наконец-то осознала, насколько глупо из-за таких мелочей идти на такие пожертвования. Глаза короля забегали по лицу индианки и выражали полнейшее замешательство, ведь ему и в голову не могло прийти то, что такая девушка, как Манджула сможет додуматься сотворить такое.       — Это абсурд! Неужели ты смела подумать о таком? Мне вовсе не составило бы труда достать тебе бумагу! — насупился король. Он и вправду разгорячился, восприняв такие слова, как унижение себя, своего достатка и достатка своей страны. Конечно, листы у него не в избытке, однако и не были в критически малом количестве, так что он мог со спокойной душой, выделить Манджуле целую дюжину.       — Правда? Просто у нас, пергамент — предмет роскоши, — она благодарила свою чудно работающую голову, которая не позволила попасть в еще более неудобное положение, граничащее с заключением свободы.       — И поэтому ты решила пойти на преступление? — иронично выдал король, и, можно покляться, его брови выгнулись под маской.       Глупо.       Вся эта ситуация была глупой.       Манджуле нечего было ответить, она опустила глаза в пол, тихо прошептав: «прости». Глаза Балдуина округлились. Прости? Это очень несерьезно!       — Ты хоть понимаешь, что ограбила человека? — вспылил король. — Это большой грех! — его очень расстроила сложившаяся ситуация, так как в его жизни впервые появился человек, готовый слушать, а не говорить, и тут происходит такой неожиданный сюрприз. Иронично, не правда ли?       — Я раскаиваюсь, король Балдуин! — иерусалимский на время забыл, как дышать, наблюдая за трясущимся тельцем Манджулы, которое опустилось на колени и склонилось перед ним. — Клянусь служить верой и правдой, да гореть мне в аду, если я нарушу обещание! — она разволновалась еще больше, прерывисто дыша, в то время как Балдуин… а что он? Он был слегка обескуражен поведением этой девчонки, так внезапно свалившейся ему на голову. То крадет и подводит его, то в верности клянётся…       Диковинная, однако…       — Ты прощена, — кивнул головой иерусалимский, заставляя девушку вскочить с колен и счастливо улыбнуться. Он опустил пальцы правой руки себе на подбородок и задумчиво стал поглаживать: — Что мне с тобой делать? — и вновь эта странная ирония, льющаяся с его уст вот уже как две недели.       Манджула согрешила бы дважды, если бы соврала, что ей это не нравилось.       — Не знаю… — повторив задумчивое лицо государя, она слегка погладила по подбородку пальчиками и приговаривая себе в потеху: — Любить и жаловать, наверное… — игривый взгляд после сопроводил заливистый смех брюнетки, ласкающий слух Балдуина.       — Куда я денусь, — саркастично молвил он, копируя слова девушки, сказанные ему когда-то давно в почивальне, что, казалось, прошла уже целая вечность… Он любил людей, которые заставляют отвлечься и перестать вести подсчет прожитых дней.       Манджула, по его мнению, была из таких личностей…

***

      — Ваше Величество, мне всё же позарез нужна бумага, — протараторила голубоглазая, как только они покинули мрачную и сырую темницу, подставляя лица яркому иерусалимскому солнцу.       — Я дам тебе ее лично, как только мы достигнем моих покоев.       — Идет. Как твое самочувствие? — этот вопрос она задавала молодому человеку чуть ли не каждую их встречу, превращая это во что-то вроде милой привычки. Но, все же, король хотел поставить на этом точку, дабы лишний раз не трепать ей нервы своими «как обычно».       — Манджула, оно стабильно. Я сообщу, как только почувствую изменения, а последний раз они были около недели назад, — она коротко кивнула и уставилась куда-то в пол, плетясь за королем, который набрал скорость. Девушка стала слегка отставать, едва не наступая пациенту на пятки, однако тот, на удивление, шел стабильно, широкими шагами и достаточно быстро. Возможно, король сам, того не замечая, стал поправляться, по крайней мере раны больше совсем не гниют, да и дискомфорта в его повседневной жизни стало куда меньше. Девушка шла и любовалась проделанной работой, будто в действительности лечила Балдуина, а не валяла дурака, смешивая лекарства друг с другом. То есть — с чем попало.       — Хотел тебя предупредить, — внезапно сказал Балдуин, так же внезапно останавливаясь посреди дороги. Он по-деловому расставил руки в боки для дальнейшей тирады, как в него врезалось летящее на всех порах и не замечающее ничего вокруг существо в лице Манджулы. Как результат — оба валяются возле ступенек ко входу во дворец. Девушка уже подумала, что убила и без того больного короля, однако лицо, выглядывающее из-под земли, глупо улыбалось. Неизвестно что вызвало в нем такую потеху, ведь упасть на дорогу, еще и с грузом сверху — так себе занятие. Она попыталась подняться, однако ее грудь и вследствие — шея, была полностью передавлена корпусом мужчины, затрудняя дыхание.       — Какой… ты… тяжелый! — попытки снять его с шеи увенчались успехом, а с груди — нет, видно, ему самому было трудно подняться, и девушка уже хотела позвать кого-нибудь на помощь, чтобы разобрались с больным и недо-врачом, который его чуть ли не покалечил, как услышала тихий смех Балдуина. Она пришла в ярость. — Я тут задыхаюсь, а он смеётся! — возмутилась индианка, брыкаясь и пытаясь вылезти из-под его тела.       Он продолжает смеяться, но встает с нее, после чего подает руку.       Манджула, пыхтя, поднимается, все еще недовольно поглядывая на короля, однако ей показалось, что это мелочь, ведь Балдуин впервые так смеётся. Он был тем человеком, что не любил говорить о своем горе, он всегда жил, как обычный правитель, в действительности неся огромную ношу. И никогда не жаловался — поистине гордый и заставляющий проявлять к себе уважение мужчина.       — Прошу прощения, просто Вы, леди Манджула, невероятно причудливы в гневе! — он обаятельно подмигнул ей своим великолепным голубым оком, и, подержав еще несколько секунд за руку, отпустил. Щеки девушки окрасились в нежно розоватый оттенок, и иерусалимский сравнил их с цветами из своего сада. Ведь у него имелись не только красные розы, а и белые, и даже розовые. Он мог сравнивать каждый определенный цвет с разными чертами ее характера, однако в такой милый и нежный момент на ум приходили лишь нежно-розовые оттенки лепестков.       — Вы не видали меня в истинной ярости, так что берегитесь с такими выводами! — хихикнула брюнетка, все также розовея от взгляда голубых глаз.       Они впервые так говорили…       — Звучит довольно угрожающе, однако, я бы поглядел на это зрелище, — иронично молвил он, однако реакция девушки оказалась не совсем той, которую он ожидал.       — Это будет мерзкий опыт, и, кстати говоря, Вы что-то собирались сказать, Ваше величество, — напоминание о насущном, заставили переключиться Балдуина в другое русло. Однако он все же запечатлел где-то в уголке памяти горделивое лицо Манджулы в этот момент и ее интригующие жестикуляции руками. М-да. Она любила жестикулировать.       — Я уезжаю в Византию на две, возможно, три недели. Все зависит от дороги. За тобой приглянут и в целях безопасности не будут выпускать из замка до моего приезда, — все это, будто проливной дождь, свалилось на смуглое лицо девушки. Ее планы очень сильно подкосились, и еще нужно будет провести немалое время в раздумьях, дабы решить этот абсурд. Какая Византия? Однако ей поручено не отходить от Балдуина ни на шаг, а это будет отличной возможностью быть всегда в поле зрения и видеть, что происходит.       — Я еду с тобой! — решительно молвила она, получая недовольный взгляд от государя.       — Нет.       — Балдуин, но я твой лекарь и имею право сопровождать во всяких походах. Я не буду мешаться под руками, однако продолжу твое лечение. Несколько недель перекроют тот путь, который ты успел проделать на пути к выздоровлению! — она отчайно хотела получить одобрение и одновременно шагнуть на новую ступень выполнения своего плана.       Который, по правде говоря, уже не так горела выполнить…       — Это опасно, я не могу брать на себя такую ответственность! — возразил король, но в глубине души он все же понимал, что в словах индианки если здравый смысл.       — Я взрослый человек, Балдуин. Ничего со мной не случится, мы ведь не на войну едем, — думал он долго, около двух минут, нервно поглядывая то на Манджулу, то куда-то ей за спину. Но все же он решил позволить ей такую вольность и понять, что она тоже человек, тоже работает и заинтересована в качественном выполнении своих услуг. Сделав глубокий вдох, он молвил:       — Я даю тебе позволение, однако потребую повиновения и действий, которые не будут позорить нашу честь, — наконец-то согласился мужчина, намекая на ее вчерашнюю вылазку. И вправду, она оказалась крайне неудачной.