Наша жизнь — это раны,
Это шрамы на сердце.
Мы теряем надежду
И взрослеем так рано;
Наша жизнь — это шрамы
Йорш «Шрамы»
Он давно не может привыкнуть. Се Лянь стал любимым, у него есть человек, который им дорожит. Но в глубине души до сей поры дыра, которая образовалась из-за темного прошлого. Сны подобного контекста у него были в могиле Советника Фан Синя. Когда Се Ляня нагоняли воспоминания тех дней у него появлялась фантомная боль в районе сердца. Он слишком привык справляться со своими проблемами в одиночку, хотя это даже решением не назовешь. Бог Войны Увенчанный Цветами режет себя мечом, если бы божественные сили отсутствовали на нем бы не осталось живого места. Руки, ноги, бедра, все подвергалось «методам успокоения» Сяньлэ. В те моменты, как лезвие проходилось по коже, он вспоминал алтарь, Безликого Бая, простой народ и меч торчащий из его груди. Кровь капала на пол давно забытых храмов, маленьких домиков, иногда в купальне, которая находилась в Доме Блаженства. Се Ляня делал это в любом месте, где его не увидит Сань Лан. Древнейший Бог Войны давно понял, то, что ему страшно. От него отвернуться, будут смотреть с отвращением. С точно таким же отвращением, как он смотрел на себя. Убожество. Слабое, бесполезное ничтожество. Сань Лан его возненавидит. Он от него откажется, как это когда сделали все близкие люди Наследного Принца. Он привык, да первое время будет больно, но потом… А что потом? Он дышит Хуа Чэном, он им живёт. Его потеря будет последней каплей. Последней каплей его желания жить. Се Лянь более 800 лет просто существовал. Проткнули мечем пару сотен раз, ну и ладно, закрыли в гробу на сотню лет, плевать. Но если он будет лишён последнего верующего, Бог Войны не выдержит. Не выдержит он, а вместе с ним и его психика. Се Лянь сломлен, он кукла, которую когда-то сломал кукловод, но в итоге забыл починить. Этим кукловод был не только Безликий Бай, это был и он сам. Комично не правда ли? Сам себя сломал, да он и вправду Посмешище Трёх Миров. Они с Баем были как две капли воды, но вот одна капля очистилась, а вторая смешались с собственной кровью. Второй каплей являлся Се Лянь. Он сам выпустил ту кровь из своих вен, он сам словно искусный зелье вар идеально их смешал. Вода — та личность, которую всем показывает Сяньлэ. Милый, улыбчивый юноша, который давно принял свое прошлое. Кровь — его настоящая личность, которую он показывал сам себе. Слабак со сломанным и разбитым в дребезги сердцем. Се Лянь желает признаться Сань Лану, рассказать про свои проблемы. Но в подобные моменты страх сдавливает горло. Страх. Страх очень силен. Он манипулирует демонами, богами, людьми. Ему подвластно все. Все живое находится во власти страха. Бояться можно чего и кого угодно. Страх — сильнейшее орудие пытки. Как раз этой пытке подвергался Се Лянь за время всего своего существования. Да-да, именно существования, а не жизни. Уточнения довольно бесполезное, но важное. Все эти терзания съедали А-Ляня изнутри. Он сидел на бортике бочки в купальне. Се Лянь планировал принять ванну, после этого. В своих руках он крутил меч, это был не Фансин. Фансин слишком ему дорог, он не может его так осквернять. Это было неправильно. Одно быстрое и легкое движение и на руке красуется порез. Первый, второй, третий, четвертый… И так может продолжаться бесконечно. Се Лянь не понимает когда ему, стоит остановиться. Он не видит границы в этом. Он ведь просто себя успокаивает, разве не так? Да, способ отвратительный даже по меркам людей, но рабочий. Даже в этот момент Се Лянь заигрался и не услышал шаги в сторону ванной комнаты. Дверь распахивает и на пороге стоит Хуа Чэн, у которого на лице красуется улыбка. Но его улыбка молниеносно гаснет, когда он видит картину перед собой. Его муж сидит с окровавленными руками, и спокойно рассматривает проделанную им роботу. Лицо Князя Демонов искажается от ужаса. Его глаз хаотично бегает по комнате в попытке найти виновного порезов, он не хочет и думать! Не то, что принимать тот факт, что это сделал сам Се Лянь. — Гэгэ?.. До Сяньлэ с опозданием доходит, что именно сейчас произошло. Се Лянь разворачивается, и смотрит на своего супруга со смесью страха и ужаса, которая читается в его ореховых глазах. — Сань Лан… Дзинь. Меч падает на пол, а Се Лянь за ним. По его щекам кататься слезы. — Сань Лан, прости. Я виноват. Я убожество. Умоляю, прости…