Я найду тебя там

Глава 5. Всю последующую неделю состояние Мэл попеременно сменялось то чувством гнетущей тревоги, то лихорадочным, почти маниакальным возбуждением. Она пыталась внушить себе, что незнакомец, застукавший ее в особняке Оттовейн, не видел ее лица, скрытого под маской и капюшоном мантии, и благодарила свою предусмотрительность за то, что обеспечила мантией Добби. Хотя мужчина мог догадаться, что маленькая фигурка, закутанная в мантию, принадлежала домовому эльфу, он едва ли успел разглядеть что-либо, кроме ее очертаний. Незнакомец вполне мог решить, что Мэл является членом какого-нибудь чистокровного семейства, имеющего домашних эльфов во служении. Одно Мэл знала наверняка: незнакомец в подвале особняка не был Рейнером Оттовейном. Мэл помнила, как выглядел Пожиратель смерти, по фотографиям в газетах. Его круглое, широкоскулое лицо было совсем не похоже на перекошенное от злости, вытянутое и заостренное лицо мужчины, мелькнувшее перед ее взором за миг до того, как они с Добби трансгрессировали. Все эти убеждения ненадолго успокаивали Мэл, но в голове ее непрестанно крутились вопросы. Кем являлся тот мужчина? Был ли он мракоборцем или Пожирателем смерти? Зачем он явился в тот заброшенный, необитаемый дом? Значило ли это, что заклинание, которое использовала Мэл против защитных чар, наложенных на особняк, не сработало, и ее вторжение было обнаружено? Или мужчина посещал дом регулярно и оказался там случайно в то же время, что и Мэл? Что, если защитные чары, наложенные на дом, позволяли идентифицировать ее личность? За несколько прошедших дней она совсем измучила себя этими размышлениями. Только осознание того, что заветная склянка с воспоминанием надежно спрятана среди ее вещей, грело ей душу. Стоило ей только подумать о том, что дело сдвинулось с мертвой точки, что она наконец-то приблизилась к своей цели, пусть и на маленький, неуверенный шаг, ее накрывало лихорадочным чувством восторга. Это чувство привносило нечто новое в ее спокойную, упорядоченную жизнь. Эмоции, захлестывающие, переливающиеся через край были ей не свойственны, но с недавних пор других она не испытывала. Во время ежедневных пробежек Мэл много размышляла о зелье «мертвой воды», прокручивая в голове все возможные варианты будущего, при которых ей удастся приготовить зелье в кратчайший срок и найти своих родителей, возможно - живыми и невредимыми, вероятней всего - лишь след их гибели. О том, что будет с ней дальше, она никогда не задумывалась. Мэл оттягивала тот момент, когда настанет время посмотреть воспоминание старухи Оттовейн: отчасти потому, что боялась разочарования, отчасти, чтобы продлить состояние воодушевления, проявляющего удивительную живучесть в неведении. Мысль о возможной неудаче немедленно отзывалась в ее теле уже знакомым Мэл чувством стянутости внутренностей, словно кто-то скрутил узел у нее в животе. Всю неделю она упорно занималась домашней работой и накопившимися отработками, иногда выделяла время на то, чтобы почитать магловские романы, порой прямо за завтраками или ужинами в Большом зале. В воскресенье утром она посетила Хогсмид и насладилась сливочным пивом, а вечером отправилась на кухню и под удивленными взорами домашних эльфов приготовила Добби огромный пирог с патокой и взбитыми сливками. Она понимала, что оттягивать решение вопроса с Омутом памяти больше нельзя, и твердо решила, что приступит к нему на следующей неделе. Ей было известно, что данный артефакт имелся у Дамблдора и обычно стоял в его кабинете. Оставалось только как-то убедить директора одолжить его ей. Но неожиданно для Мэл эта часть ее плана оказалась самой простой. Мэл сказала Дамблдору, что хотела бы последний раз увидеть своих родителей в воспоминаниях, и, хотя эти слова прозвучали не слишком убедительно, ведь Мэл не умела ни притворяться, ни выдавливать из себя слезы, Дамблдор ей поверил. - Как много вы знаете об Омуте памяти, мисс Донован? – спросил он, внимательно всматриваясь в Мэл поверх очков-половинок. - Не очень много, сэр, - ответила Мэл. - Вам следует помнить, что многие волшебники теряли связь с реальным миром, злоупотребляя Омутом и погружаясь в воспоминания о близких им людях на долгие годы. Но я вижу в вас разумного человека, мисс Донован, поэтому один раз - слышите, только один - разрешаю им воспользоваться. - Сэр, я не стану злоупотреблять Омутом, мне просто необходимо… попрощаться, - ответила Мэл, несколько смутившись своей откровенной лжи. Дамблдор, похоже, принял ее пунцовеющие щеки за выражение природной застенчивости. - Сейчас Омут памяти находится в кабинете у профессора Снейпа, - сказал он. – Я поговорю с профессором, и он выделит вам время, чтобы вы могли им воспользоваться. Мэл горячо поблагодарила его. В тот же день после занятия зельеварением профессор Снейп задержал Мэл и сообщил ей, что будет ждать ее вечером после ужина в своем кабинете. Весь остаток дня Мэл пребывала в страшном нетерпении. Она, конечно, не собиралась в этот же вечер смотреть все воспоминания, которые ей удалось добыть: все они подождут, сейчас ей было важно увидеть только одно. Едва дождавшись завершения ужина, Мэл заскочила в спальню, вытащила из вещей мазь для лечения ревматизма, представляющую собой склянку с воспоминанием, на которую были наложены маскировочные чары, и понеслась в подземелье. Мазь от ревматизма в качестве маскировки для зелья была выбрана ею не случайно, ведь никому из ее соседок и в голову бы не пришло воспользоваться ею без спроса. Профессор Снейп уже ждал ее в своем кабинете. Окинув Мэл тяжелым, проницательным взглядом, он указал ей на стоящую на столе широкую каменную чашу с вырезанными на ободке рунами. - Сколько вам нужно времени? – спросил он. Мэл, призадумавшись на секунду, с сомнением пожала плечами: - Я не знаю… Сколько вы готовы мне его дать? - Я даю вам час, - выдержав паузу, сказал Снейп. – Имейте в виду, что ровно через шестьдесят минут, когда я вернусь в кабинет, все должно стоять на своих местах, а ваше воспоминание должно быть вынуто из Омута, - с этими словами он вышел из кабинета. Мэл глубоко вздохнула и подошла к чаше. Внутри нее мерцала серебристым светом странная субстанция. Будто живая, она вихрилась вокруг стенок чаши, то заворачиваясь причудливыми воздушными узорами, то рассыпаясь мелкими искрами. Мэл заворожено смотрела на ее поверхность несколько секунд, прежде чем вспомнить, ради чего она пришла. Сняв маскировочные чары со склянки, Мэл аккуратно откупорила ее и вылила содержимое в чашу. Через пару секунд в глубине субстанции закружился водоворот смутных, призрачных образов. Мэл вынула из своей сумки пергамент, перо и чернильницу, разложила принадлежности на столе рядом с собой так, чтобы было удобно писать, макнула кончик пера в чернила, зажав его в одной руке, а пергамент – в другой, затем опустила голову и, зажмурившись, окунула лицо в чашу. Открыв глаза, она обнаружила, что оказалась в старой, замызганной комнате, стены и пол которой были отделаны грубым, покрытым слоем копоти камнем. Окна в комнате были отворены настежь, но даже это не спасало от стойкой вони, пропитавшей все окружающее пространство. Посреди комнаты стоял большой толстостенный котел, покрытый сажей и источающий едкий запах смолы, которую волшебники в стародавние времена использовали для замазывания мелких трещин. Мэл осторожно подошла к котлу и заглянула вовнутрь: он был пуст. Вокруг котла были расставлены растения в треснутых каменных горшках, несколько склянок с жидкостями и порошками, пять или шесть камней, некоторые из которых показались Мэл знакомыми, и небольшой, наполненный чем-то мешок. Мэл взглянула на свои руки и с удивлением обнаружила, что перо и пергамент перенеслись в воспоминание вместе с ней. Тут дверь отварилась, и в комнату ворвался молодой мужчина со светлыми волосами и маслянистым, лоснящимся лицом. Одет он был старомодно и неопрятно, от его одежды, представляющей собой простую суконную рубаху и штаны из грубой ткани, исходил стойкий запах застарелого пота. При его появлении Мэл испугано отскочила в сторону, но мужчина похоже ее не видел. «Я же читала об этом в учебнике. Конечно, он не может меня видеть», - с легкой досадой на себя подумала Мэл. Мужчина держал в руках несколько свитков и пару небольших холщевых мешочков. Вывалив все это на деревянный стол, мужчина поспешно схватил один из свитков и углубился в чтение. Мэл аккуратно встала за его спиной и, почти не осознавая смысла написанного, стала поспешно переписывать содержимое свитка в свой пергамент. Удивительным образом чернила на ее пере не иссякали и не становились прозрачнее: они словно застыли на том моменте, когда она в реальном времени окунула перо в чернильницу. Мэл обратила внимание, что многие слова и в целом стиль написания были ей не знакомы. Определенно, для расшифровки текста ей понадобится помощь Кровавого Барона. Мэл успела переписать только половину, когда молодой человек вдруг отбросил свиток и схватил с пола одну из склянок. Откупорив ее, он чуть было не пролил содержимое на пол. Это заставило его остановиться, чтобы немного успокоиться: очевидно, он был чересчур перевозбужден. В дальнейшем он действовал гораздо осторожнее. Бормоча что-то себе под нос, он добавил в котел несколько капель содержимого одной склянки, затем другой. Мэл почти не понимала, что он говорит, но тщательно записывала все его действия, сверяя их со свитком. Она увидела, что он, вопреки свитку, не бросил некоторые камни в котел целиком, а предварительно раскрошил, кое-где слегка изменил дозировку. Росы, собранной с напитанного полной луной поля, он добавил на одну каплю меньше, чем указано в свитке, а слюны гиппогрифа - на две капли больше. Затем он обмазал чем-то, напоминающим по запаху драконий навоз, руки и начал аккуратно обстригать ядовито-зеленые листья одного из растений, источающего въедливый, раздражающий носовые пазухи аромат. Мэл заметила, что, когда он закончил, кожа на его руках покрылась кровоточащими язвами. Взглянув в оставленный на полу свиток, она убедилась, что обязательным условием для зелья было собрать листья Орбзонии голыми руками, драконий навоз же предназначался для защиты от ядовитых испарений. В промежутках между добавлением ингредиентов он то прибавлял, то убавлял огонь под котлом, помешивал меняющую цвет жидкость нужное количество раз по часовой и против часовой стрелки, произносил над котлом какие-то латинские слова, вычитанные им из другого свитка. Мэл записывала каждое его движение, каждую мелочь, но ей казалось, что она все равно что-то упускает. Лоб ее от переизбытка усилий покрылся испариной, ладошки взмокли так, что перо выскальзывало из пальцев. Между тем, в комнате становилось все жарче. От котла поднимался густой темно-красный пар, вскоре заполонивший собой всю комнату. Глаза волшебника сверкали каким-то безумным, лихорадочным огнем. Движения его оставались точными и спокойными, но на лице отражалось странное, пугающее исступление. Несмотря на то, что в комнате было жарко, мужчина был бледен, как призрак. Из маленького холщевого мешочка он вынул золотую брошь, на секунду прижал ее к губам, будто прощаясь с ней, а затем закинул в котел. Бурлящая жидкость мгновенно поглотила украшение, издав шипящий звук. В сквозящем над котлом паре мелькнул смутный образ молодой женщины. В довершение волшебник вынул из мешка, валявшегося на полу около котла, пучок мертвых змей, прозрачно-красных, пульсирующих, словно кровяные сосуды, разделил их по одной и аккуратно закинул в котел. Затем он вдруг остановился в нерешительности и застыл, глядя на клубящиеся облачка пара. Мэл на секунду показалось, что он передумал, что сейчас он осушит котел и все прекратит. Но он, задержав на котле странный, затравленный взгляд, начал читать заклинание. Осекся, секунду помедлил и снова продолжил. Последнее слово прозвучало едва слышно, Мэл едва сумела его различить. Слабая вспышка на мгновение озарила комнату, ослепив Мэл. Когда девушка вновь открыла глаза, темно-красный пар из помещения исчез бесследно, словно его никогда и не было. В котле мирно плескалась прозрачная, полувязкая жидкость без цвета и запаха. Волшебник стоял, не шевелясь. С ним происходило что-то странное, но Мэл не успела понять, что именно. Комната стала стремительно отдаляться от нее, прерывая воспоминание. Вынырнув из чаши, Мэл непроизвольно отшатнулась, едва не уронив со стола чернильницу. Перед ее глазами все еще стояло лицо волшебника в последний миг перед тем, как все исчезло: в его выражении было что-то противоестественное, ненормальное. Впрочем, этот человек явно имел странности и до того, как начал готовить зелье. Да, он определенно давно начал терять рассудок. С Мэл такого не случится. Придя в себя, Мэл проверила свой пергамент и с облегчением обнаружила, что все записи, которые она делала в воспоминании, остались на нем. Мэл добавила еще несколько слов о конечном виде и консистенции зелья, затем спрятала пергамент и другие принадлежности в мантию и собрала воспоминание волшебной палочкой обратно в склянку. До прихода Снейпа оставалось еще пять минут. К некоторому удивлению Мэл, прежде чем войти, Снейп постучал. - Вам хватило времени посмотреть ваше воспоминание, мисс Донован? – осведомился он, входя и внимательно оглядывая кабинет. - Да, спасибо, сэр, - рассеянно ответила Мэл, пребывая мыслями где-то уже в другом месте. Снейп вскользь прошелся по ней равнодушным взглядом. Похоже, он и думать забыл про ее руку и черный порез на ней. - В таком случае, можете идти, - сказал он, более не обращая на нее внимания. … На следующий вечер Мэл аккуратно переписала свои записи, систематизировав их и дополнив теми элементами, которые сохранились в ее памяти. Кровавый Барон помогал ей переводить устаревшие слова и выражения на современный английский язык. - Барон, вы говорили, что это зелье запретили, потому что от него кто-то пострадал. Что вы имели в виду? – спросила Мэл у признака, внимательно наблюдавшего за ее действиями со своего привычного поста. - Когда начнешь готовить… поймешь, - ответил он. - Это фишка такая у привидений – говорить загадками? – проворчала Мэл, вновь зарываясь в свои записи. Кровавый Барон немного помолчал. - Если ты… произнесешь заклинание «Септус тонитрибус»… твои записи сами… систематизируются, - прошипел он. Не открывая глаз от пергамента, Мэл с улыбкой ответила: - Если я произнесу заклинание «Септус тонитрибус», то меня убьет молнией. Придумайте уже что-нибудь новое, дорогой Барон. В учебники по травологии Мэл вычитала, что ядовитая Орбзония, как правило, продается исключительно в семенах, поскольку период ее цветения недолог, и аромат, ею источаемый, крайне токсичен. Кроме того, это растение являлось довольно редким: Мэл с большим трудом нашла его семена в каталоге одного старомодного журнала, выпускаемого небольшим тиражом. Журнал доставил Мэл семена почтовой совой только месяц спустя. Растение цвело два раза в год: в мае и в ноябре. Поскольку до мая оно все равно бы не успело вырасти, к тому же, Мэл еще нужно было собрать и подготовить остальные ингредиенты для зелья, она решила, что будет готовить зелье в ноябре. Оставшиеся месяцы до экзаменов Мэл занималась подготовкой ингредиентов: с разрешения мадам Стебель посадила в школьной теплице растения и с несвойственной ей скрупулёзностью ухаживала за ними; настаивала раз в месяц в полнолуние росу и по капле собирала ее в специальную емкость из лунного камня. В конце мая роса в ее емкости вдруг потемнела, видимо, из-за того, что последняя добавленная порция росы была испорчена прошедшим ночью дождем, и Мэл пришлось начинать все сначала. С помощью Аврана Мэл раздобыла некоторые редкие камни и порошки. «Рыжий» камень необходимо было минимум полгода постоянно держать в тепле, и Мэл носила его у себя на груди, не снимая. Русалочий камень нужно было прогревать на солнце, пока он не потрескается, и Мэл почти каждое утро, кроме дождливых дней, выносила его на поляну под солнцепек. Хотя она и старалась укрывать его от посторонних глаз, в одно утро камень пропал, и Мэл пришлось заказывать его у Аврана снова и начинать все сначала. В это время в Хогвардсе происходили большие перемены. Отряд Дамблдора был обнаружен инспекционной дружиной, и занятия больше не проводились. Дамблдор исчез, директором школы была назначена Амбридж, Фред и Джордж Уизли организовали саботаж против режима Амбридж, а затем эффектно покинули школу. Незаметно подкрались экзамены. Голова Мэл была забита тем, чтобы вовремя полить и убрать от солнца свои растения и не пропустить полнолуние, чтобы выставить настаиваться росу. Экзамены волновали ее гораздо меньше, чем ее однокурсников, хотя она и старалась уделять подготовке к ним хотя бы пару часов в день. Но, к собственному удивлению, Мэл сдала СОВ неплохо. Она получила «превосходно» по заклинаниям и Древним рунам, на последнем поразив экзаменаторов беглым литературным переводом сложного текста. На зельеварении она чуть было не загубила зелье, но вовремя вспомнила, что светловолосый маг из воспоминания старухи Оттовейн крошил камни с низкой плотностью вместо того, чтобы добавлять их в зелье целиком, а водоросли предварительно замачивал на несколько минут в горячей воде. Последовав этим советам, Мэл изготовила зелье сносного качества. Теоретическую часть она написала идеально, поскольку, изучая зелья в книгах по темным искусствам, незаметно для себя уяснила и запомнила все основные хитрости и свойства стандартных ингредиентов. За зельеварение, таким образом, она получила «выше ожидаемого». Та же оценка значилась в ее табеле и по травологии. На ЗОТИ она в подробностях расписала действия всех черномагических заклятий, но почти ничего не ответила на вопросы про защиту от них. На экзамене по трансфигурации Мэл создала вполне сносную кружку, но слабо написала теоретический экзамен, а на Истории магии Мэл по привычке потянуло в сон, и она едва исписала один лист. По трансфигурации, защите от темных искусств, уходу за магическими существами и астрономии она получила «удовлетворительно», а по истории магии – «слабо». После экзаменов всему магическому сообществу стало известно о том, что Тот-кого-нельзя-называть действительно вернулся. Дамблдор был реабилитирован и вернулся на пост директора, а Амбридж куда-то испарилась, по поводу чего, собственно, никто не расстроился. Мэл же с мрачным удовлетворением твердо уверилась в том, что ее родители погибли от рук Пожирателей смерти. Последние сомнения исчезли. Теперь у нее не оставалось пути назад. На каникулы Мэл забрала с собой растения, камни и емкость с росой, чтобы не прерывать подготовку ингредиентов для зелья. Лето она по традиции провела у семьи Руш. Обстановка среди волшебников с каждым днем становилась все более напряженной и тревожной. Даже обычно жизнерадостная и легкомысленная Хейзел вдруг как-то поникла и все больше старалась вовлечь Мэл в разговоры о последних новостях. Мэл поднимала эту тему неохотно. Она была слишком зациклена на подготовке ингредиентов для своего зелья, на изучении новых, добытых для нее Авраном книг о свойствах камней и растений и о сложных черномагических зельях. Ей было наплевать на все, что творилось извне. Весь ее мир сосредоточился вокруг книг, камней, растений, веществ и порошков. Она много гуляла, играла с Хейзел в настольные игры, читала магловские романы или просто бездельничала, лежа под сенью ветвистого дерева в тишине и покое, но не переставая помнить о том, что русалочий камень грелся на солнце в двух метрах от нее, а росу нужно было через два дня снова выставлять под лунный свет. Пока Мэл методично и скрупулезно занималась своими ингредиентами, в ее душе царили покой и равновесие.