Я найду тебя там

Глава 14. На вокзале Кингс-Кросс было немноголюдно, лишь несколько обособленных группок волшебников в темных мантиях с наброшенными на головы капюшонами стояли на платформе девять и три четверти и тихо переговаривались между собой. Мэл сидела одна в пустом купе «Хогвардс-экспресс» и наблюдала в окно за тем, как облака сизого пара поднимаются в серое, пасмурное небо. Казалось, что в поезде совсем никого нет, но Мэл видела, как мимо ее купе то и дело проходят студенты, занимая свободные места. Мэл знала, что в Хогвардсе в этом году поубавится учеников: новый директор, имя которого еще не было озвучено в официальных источниках, принял решение о запрете маглорожденным детям учиться в школе, но обучение для всех остальных: чистокровных и полукровок было объявлено обязательным. - «Ежедневный пророк»! - послышался голос разносчицы газет за дверью купе. Мэл выскользнула в коридор, чтобы купить газету. Вернувшись на свое место, она с нетерпением развернула газету, и сердце ее замерло: на первой полосе была размещена фотография Северуса Снейпа, а под ней крупными буквами значился заголовок: «СЕВЕРУС СНЕЙП УТВЕРЖДЕН В ДОЛЖНОСТИ ДИРЕКТОРА ХОГВАРДСА». Все это время Мэл душил страх, что она больше никогда не увидит Северуса. Ей казалось, что их новая встреча невозможна: вряд ли он, став приближенным Того-кого-нельзя-называть, вновь вернется в Хогвардс. Но вот, его лицо смотрело на нее с фотографии, и невидящий взгляд так хорошо знакомых колючих глаз, лишь мельком скользнув по объективу, застыл на незримой читателю точке поверх него. Мэл было странно думать о том, что она увидит Северуса спустя каких-то несколько часов, когда всего пару минут назад она была почти уверена, что они больше никогда не встретятся. Поезд двинулся с места. Мэл откинулась на спинку сидения и погрузилась в свои радостные мысли. Она понимала, что у нее, возможно, даже не будет возможности поговорить с ним. Гораздо лучше, если она временно оставит свои догадки при себе, и Северус сможет чувствовать себя в безопасности, веря, что не существует ни единого человека в этой вселенной, способного выдать - добровольно или принудительно - его тайну. При условии, что Мэл не надумала себе эту тайну сама. Но ее грела мысль о том, что Северус будет в школе, рядом с ней, а не где-то далеко в компании Темного Лорда или Пожирателей смерти. Этого знания пока будет для нее достаточно. В середине пути поезд остановился. В коридоре происходило какое-то волнение. Мэл к тому моменту уснула и проснулась только тогда, когда дверь ее купе резко распахнулось. Двое незнакомых мужчин внимательно осмотрели купе, заглянули на верхние и под нижние полки и обшарили обнаруживающими заклинаниями каждый угол, но, не найдя того, кого искали, ушли. Мэл догадалась, что они, вероятно, разыскивали Гарри Поттера. Поезд простоял на одном месте около получаса, пока Пожиратели смерти проводили обыск, а затем вновь двинулся в путь. По прибытии поезда его коридоры наполнились наконец привычными голосами и суетой. В тот момент, когда Мэл выволокла свой чемодан из купе и увидела в коридоре знакомые лица, от сердца у нее слегка отлегло. Подобное чувство охватило не ее одну: казалось, каждый студент испытал облегчение, когда родные башенки замка, пиками торчащие из-за стройной полосы деревьев, замаячили вдалеке, едва различимые в сумеречном тумане. Звучащие повсюду голоса осмелели, где-то слышался смех, внушительная фигура Хагрида возвышалась над толпой испуганных первокурсников. В тот миг, когда Мэл спустилась на перрону, ее настигло стойкое ощущение, будто ничего не изменилось. Сейчас карета, запряженная фестралами, отвезет студентов до самых ворот Хогвардса, их встретит ворчливый смотритель Филч, а затем они войдут в украшенный Большой зал с ломящимися от еды столами, займут свои привычные места, и Дамблдор постучит вилкой по своему бокалу, чтобы произнести приветственную речь. Но когда студенты вошли в Большой зал, то обнаружили, что тот не был украшен, и даже свечи, зависшие над столами, казалось, испускали вместо живого теплого света зеленоватый холодок. Посмотрев в дальнюю часть зала, Мэл почувствовала, как сердце пропускает удар. В центре преподавательского стола восседал Снейп: такой же, как и всегда, мрачный и отчужденный, с лицом, застывшим в непроницаемой маске. Взгляд его, казалось, был погружен глубоко в себя, словно он усиленно пытался абстрагироваться от всего, что его окружало. Преподаватели рядом с ним были неподвижны и напряжены, как статуи, и только двое новых преподавателей, которых, судя по статье в «Ежедневном пророке», звали Амикус и Алекто Кэрроу, выглядели оживленными и вполне довольными происходящим. Студенты, с гомоном ввалившиеся в Большой зал, мгновенно затихли, заняли свои места и, поддавшись общему настроению, окаменели в странном, неестественном напряжении. Снейп взошел на помост в центре зала и начал произносить приветственную речь голосом твердым, но совершенно бесцветным и механическим. Он говорил о новых ценностях школы, что-то про защиту чистоты крови и новые распорядки: запрет регистрации новых ученических организаций и запрет собираться в коридорах школы более чем по три человека. Его слова сопровождала мертвая тишина, не нарушаемая даже шорохом одежды. Большинство студентов Слизерина слушали Снейпа с благоговейным вниманием, другие же, как и студенты иных факультетов, старались даже не смотреть в его сторону. Среди них Мэл с удивлением заметила и Драко Малфоя, выглядевшего непривычно поникшим и надломленным. Вскоре кое-кто из студентов Гриффиндора с подчеркнутым пренебрежением принялся за еду, игнорируя речь Снейпа и даже не притворяясь, что слушает его. Мэл же внимательно всматривалась в лицо Северуса, пытаясь понять, какие чувства он испытывал, стоя за помостом человека, которого убил, в окружении людей, которые его ненавидели. Закончив речь, Северус вернулся за свой стол. Послышались аплодисменты и одобрительный свист за столом Слизерина. В почти абсолютной тишине прошло распределение первокурсников, боязливо пятившихся при каждом взгляде и движении Северуса в их сторону. После окончания распределения студенты молча принялись за еду. Мэл с аппетитом, который определенно вызвал неодобрение у ее соседей по столу, набросилась на поджаристую гусиную ножку с тыквенным пюре. Когда она, окончив трапезу, вновь кинула взгляд на преподавательский стол, глаза ее на секунду встретились с глазами Северуса, и в груди развернулось щемящее чувство радости и тоски одновременно. Ужин быстро подошел к концу. Большинство студентов, едва проглотив несколько кусочков пищи, снова застыли, словно под обездвиживающим заклятьем, не переговариваясь друг с другом и устремив глаза в пол. Снейп встал из-за стола и объявил окончание вечера, попросив старост факультетов сопроводить первокурсников в их гостиные, а затем первым стремительно направился вон из Большого зала, не глядя по сторонам. … В новом учебном году школа изменилась до неузнаваемости. Новым преподавателем по Защите от темных искусств был назначен Амикус Кэрроу – Пожиратель смерти, чьи воспитательные методы отличались крайней жестокостью и явными садистскими наклонностями. На третьем занятии он привел в кабинет трех провинившихся первокурсников и попытался заставить Мэл и ее однокурсников практиковать на них «Круциатус» и «Империус». Когда же они отказались, Кэрроу применил поражающее заклятье к Невиллу Долгопупсу и продолжал пытать его, пока заплаканная Ханна Аббот не согласилась попробовать запрещенное заклятье. Конечно, ничего у нее не вышло, и Кэрроу перенес свой гнев на нее. Магловедение стало обязательным предметом для всех. Методы Алекто Кэрроу не особенно отличались от методов ее братца, хотя и обладали несколько большей изобретательностью. Если Амикус использовал преимущественно одно заклятье, наносящее физические увечья, то Алекто могла применить к провинившемуся студенту сразу несколько - как причиняющих боль, так и создающих только иллюзию ее причинения. Не гнушалась она и «Круциатусом». Именно на ее занятии Мэл впервые пришлось испытать на себе действие этого заклятья. К этой боли невозможно было привыкнуть: Мэл казалось, что все ее тело раздирает на части, и в сознании не остается ничего, кроме ослепляющих белых вспышек. Большую часть занятия магловедением Алекто посвящала уничижительным высказываниям в адрес маглов и маглорожденных и восхвалению чистоты крови волшебников. Ее занятия носили преимущественно идеологический характер, нежели информационный, поскольку о маглах Алекто было известно не больше, чем о морщерогих кизляках, и ничего, кроме однообразных оскорблений и надуманных фактов, она выдать не могла. Ее любимым развлечением было заставлять студента рассказывать о своих родственниках или свояках – маглах, и, если ответ казался ей недостаточно унизительным или выражающим отвращение, студент подвергался очередному физическому наказанию. На крики студентов регулярно сбегались другие преподаватели: Флитвик, Макгонагал, Стебель, но брат и сестра Кэрроу каждый раз однозначно давали им понять, что не намерены менять методы своего преподавания, и профессорам оставалось только оказывать помощь своим студентам уже по факту нанесенных им увечий. Несколько раз на занятия приходил Снейп и с выражением брезгливости на лице просил Кэрроу практиковать пытки пореже, поскольку крики из кабинетов были слышны даже из башни директора. Снейп был единственным человеком в замке, к которому брат и сестра Кэрроу прислушивались, поэтому его приход всегда ознаменовал для студентов небольшую передышку. По коридорам студенты передвигались молча и практически бесшумно, поэтому Мэл иногда казалось, что школа наполнена призраками. Единственными, кто чувствовал себя в замке свободно и безнаказанно, оставались студенты Слизерина, чьи родители состояли в рядах Пожирателей смерти. Более того, многие из них не упускали возможности поглумиться над студентами других факультетов, устраивая им засады в темных закоулках коридоров и башен. Единственным местом отдушины для каждого студента была гостиная его факультета, куда не могли попасть ни слизеринцы, ни брат и сестра Кэрроу. Там каждый вечер проходили горячие обсуждения, устраивались небольшие вечеринки и праздновались маленькие победы. Там успокаивали плачущих и просящихся домой первокурсников. Там студенты обменивались угощениями, добытыми с кухни, и там же строили планы возмездия, которые неизбежно проваливались, не успев даже начать претворяться в жизнь - слишком силен был страх перед жестокими наказаниями Кэрроу. В обстановке постоянной тревоги и страха Мэл вскоре возобновила свои пробежки. Она выбегала ранним утром, когда утренняя роса еще серебрилась на буйной траве, густо покрывающей заброшенное поле для квиддича, на котором давно не велось ни тренировок, ни матчей. Пробежки были единственным занятием, помимо чтения, которое все еще помогало ей радоваться жизни. Иронично, что теперь ей больше не приходилось маскировать свои книги по темным искусствам, зато на все магловские романы, которые она привезла с собой, пришлось наложить добрый десяток маскировочных чар. Иногда Мэл задумывалась о том, что сделали с ней запрещенные заклятья: ощупывала каждую недобрую мысль, каждое злое чувство на предмет чужеродного вмешательства. Она боялась, что эти заклятья наделали прорех в полотне ее души, безвозвратно изменили ее. Порой по ночам ей снился ее боггарт – тело с пустыми глазами, изъеденное личинками от неудавшегося Патронуса. Просыпаясь в холодном поту, она вскакивала с постели и выбегала в гостиную, где мерила шагами углы, пытаясь обнаружить в своем сердце следы бесчувственного, подавляющего мрака. Но сколько бы не продолжались эти поиски, она не находила в себе никаких изменений. Это все еще была она – Мэл, такая же, какой была всегда. Чтобы удостовериться в этом, Мэл всегда вызывала в своей голове образы родителей, мистера и миссис Хайенг, Хейзел и, конечно же, Северуса. Сердце ее при воспоминаниях о близких людях наполнялось теплом и любовью, и она возвращалась в постель, успокоенная ощущением собственной целостности. В середине сентября за завтраком Мэл получила почтовую сову с письмом без обратного адреса и подписи. Торопливо вскрыв конверт, она принялась за чтение. «Дорогая Мэл. Рад сообщить тебе, что у нас все хорошо. Там, где мы остановились, очень уютно и хорошая погода. Но вскоре мы поедем куда-нибудь еще, поскольку здесь бывает слишком сыро. Надеюсь, что ты в порядке». Стиль этой короткой записки, а также торопливые, летящие буквы, стремящиеся соскочить со строк, напомнили Мэл манеру письма мистера Хайенга. «Что бы значило это «слишком сыро»?», - думала она, задумчиво разглядывая письмо. – «Вероятно, они решили покинуть Великобританию. Давно пора». Девушка почувствовала, как внутри нее развязывается тревожный узел: с Клементом и Доменикой все хорошо, они живы и, возможно, уже далеко отсюда. Скорее всего, они отправили это письмо давно, просто оно шло из Шотландии слишком долго, к тому же, проверялось на подлете к Хогвардсу. Мэл искренне надеялась, что они уже покинули остров и теперь находятся как можно дальше отсюда: в другой стране, на другом континенте – там, где их никогда не найдут. В тот же вечер, войдя в свою спальню, Мэл наткнулась на Ханну Аббот и Сьюзен Боунс, склонившихся с взволнованным видом над каким-то предметом в руках Ханны. - Что там у вас? Ханна вздрогнула и обернулась. В ее ладони Мэл разглядела значок, который им на пятом курсе изготовила Гермиона Грейнджер для того, чтобы знать, когда состоится следующий сбор Отряда Дамблдора. - Мэл, на значке указаны дата и время, - с возбуждением произнесла Ханна. – Кто-то снова хочет собрать Отряд Дамблдора. Мэл присела на кровать, вспоминая, где ее собственный значок. Вероятно, затерялся где-то на дне чемодана. - С какой целью? – сдержанно поинтересовалась Мэл. - Не знаю, не думаю, что для обучения, - ответила Ханна. – Скорее, с целью борьбы против новой системы. - Ты пойдешь? – спросила Сьюзен у Ханны, зачарованно глядя на свой значок. - Думаю, что да, - ответила та. – Снейпу и Кэрроу пора дать отпор. Мэл заметила, что глаза у нее выглядели заплаканными. - А ты? – в свою очередь поинтересовалась Ханна у Сьюзен. Та с сомнением пожала плечами: - Я не знаю. А что если нас раскроют? - Не глупи. Хуже уже точно не будет. - Я вот в этом не уверена. А что насчет тебя, Мэл? Мэл нахмурилась и с задумчивостью устремила взгляд в окно. - Нет, я не буду в этом участвовать, - наконец произнесла она. - Почему же? – сухо спросила Ханна, бросив на нее странный взгляд, показавшийся Мэл осуждающим. - Просто я думаю, что сейчас борьба бессмысленна, - уклончиво ответила Мэл. Конечно, у нее имелись собственные причины для того, чтобы не вступать в Отряд Дамблдора. Хотя ни она, ни ее соседки еще не были ни на едином его собрании в этом году, они единогласно были уверены, что тот, кто собирал Отряд вновь, делал это с целью борьбы против Снейпа, Амикуса и Алекто Кэрроу. А Мэл не могла выступать против Снейпа. Даже если бы он действительно оказался верным слугой Того-кого-нельзя-называть, Мэл не смогла бы причинить ему зло. - Так поступают только трусы, на мой взгляд, - выдержав паузу, заметила Ханна и, поджав губы, принялась расправлять свою постель. Мэл ничего не ответила, но почувствовала себя неуютно. Она мельком взглянула на Сьюзен и увидела, что та смотрит на нее с пониманием. Очевидно, у Сьюзен были иные мотивы, но она так же, как и Мэл, испытывала сомнения по поводу разумности этой идеи. В последующие дни по не слишком тихим перешептываниям Ханны и Сьюзен в их общей спальне Мэл узнала, что Сьюзен все же вступила в Отряд Дамблдора вместе с Ханной. Сформировать Отряд вновь было идеей Невилла Долгопупса, Джинни Уизли и Полумны Лавгуд. Из прежнего состава им удалось собрать только тринадцать человек, и пока, судя по всему, у них не было четкого плана дальнейших действий. В следующий понедельник Мэл заметила, что Амикус и Алекто Кэрроу отсутствовали на завтраке. Занятия по ЗОТИ и магловедению они в этот день отменили. На обеде Сьюзен тихонько поделилась с ней, что Джинни Уизли, Невилл Долгопупс и Симус Финниган в минувшее воскресенье наслали на Кэрроу двойной ослабляющий сглаз и скрылись до того, как те успели их разглядеть. Члены Отряда Дамблдора за обедом едва заметно переглядывались между собой с довольными ухмылками, а все остальные были счастливы провести целый день без ненавистных преподавателей, однако всеобщая радость длилась недолго. Вместо ужина Снейп собрал студентов в Большом зале и устроил допрос на предмет того, кто наслал сглаз на брата и сестру Кэрроу. В ответ в зале воцарилась гнетущая тишина. Было слышно, как за окном глухо ухает сова. Из темной ниши зала вдруг показался Амикус Кэрроу. Ноги едва его держали, он выглядел бледным и ослабленным, но лютая ненависть, исказившая его лицо, не вызывала ни у кого сомнений в том, что он твердо вознамерился найти виновных. Надеяться было не на кого: кроме Снейпа и Кэрроу другие преподаватели в зале отсутствовали. - Директор задал вам вопрос, - прошипел он, проковыляв к ближайшему от себя столу, которым оказался стол Когтеврана, и наставив палочку на одного из студентов – невысокого худощавого парня с взъерошенными темными волосами. - А ну – ты! Отвечай! – зарычал Кэрроу. Мэл показалось, что от злости у него перекосило рот. Парень побледнел. Мэл явственно увидела, как на его коже проступают крупные мурашки, и волоски на руках встают дыбом. Даже если бы он знал ответ на вопрос Снейпа, сейчас он едва ли смог бы выдавить из себя хоть слово. - Я… я не знаю… я, - промямлил парень. - Круцио! – из палочки Кэрроу вырвалась красная искра. Парень повалился на пол, взревев от боли, на виске у него отчетливо запульсировала жилка. В рядах студентов послышались слабые испуганные возгласы. Сьюзен рядом с Мэл зажала рот рукой. Мэл метнула взгляд на Снейпа, но лицо того оставалось абсолютно непроницаемым. - Я буду пытать его, пока кто-нибудь из вас не признается! - закричал Кэрроу, и голос его эхом разнесся по залу. Он взметнул палочкой, словно хлыстом, и его жертва завопила нечеловеческим голосом. Побледневшая до цвета мрамора Джинни поддалась было вперед, но тут по залу отчетливо разнесся спокойный, но твердый голос Снейпа: - Довольно, Амикус. Мальчик может умереть из-за болевого шока. - И что с того, Снейп? – огрызнулся Кэрроу, не прекращая пытки. - А то, что Темный Лорд не давал распоряжения убивать студентов по твоему усмотрению, Амикус, - невозмутимо ответил Снейп. На тупом лице Кэрроу на секунду отразилось сомнение. Парень под его ногами, издав сдавленный рев, выгнулся в неестественной позе. - Думаю, Темный Лорд не разозлится на меня за то, что я поставил сопляков на место, - сказал Кэрроу. - Темный Лорд разозлится на тебя за то, что ты не исполнил его прямой приказ, - металлическим голосом проговорил Снейп, - не провоцировать панику и мятеж в Хогвардсе. Кэрроу неохотно опустил палочку и обвел взглядом, полным ненависти, напуганных студентов. - Учтите, что вы мне еще за все заплатите. И он не соврал. Если он и раньше не проявлял сдержанности на своих занятиях, то теперь он дал своим садистским наклонностям волю в полную силу. Выходя с занятия ЗОТИ, Мэл чувствовала, как дрожат и подгибаются ее колени, а голова разрывается тупой, саднящей болью от страшных заклятий, насылаемых Кэрроу на каждого, кто все еще противился практиковать темные искусства на своих однокурсниках. Члены Отряда Дамблдора больше не пытались устраивать Кэрроу мелкие пакости, приняв решение совершать только те действия, которые могли защитить обитателей Хогвардса от жестокости Кэрроу без риска причинить им вред. До того самого понедельника, когда Кэрроу пытал студента на глазах у всех остальных, Мэл часто задавалась вопросом, почему Северус Снейп всегда присутствовал на всех завтраках, обедах и ужинах в Большом зале, ведь было очевидно, что это давалось ему нелегко. Все без исключения: студенты, преподаватели и даже смотритель Филч ненавидели брата и сестру Кэрроу. Но эта ненависть не шла ни в какое сравнение с тем чувством, которые они питали к Снейпу. Они не просто ненавидели его - они испытывали к нему глубочайшее презрение и отвращение. И эти эмоции мгновенно пропитывали каждое помещение, в котором появлялся Снейп, они ощущались в воздухе почти осязаемо: отражались на лицах людей и в их презрительном молчании, и даже в том, как старательно они игнорировали его присутствие, обходя его фигуру стороной за несколько метров, словно от него исходил отвратительный смрад. Невольное презрение к нему испытывали даже слизеринцы. Никакой поступок во все времена не осуждался людьми больше, чем предательство. Но после того случая с нападением Амикуса на студента Мэл стало ясно, что, присутствуя в Большом зале, Снейп выступал барьером между садистами Кэрроу и студентами - тем самым ограничителем, который не позволял брату и сестре творить произвол хотя бы в те моменты, когда студенты принимали пищу. Мэл удивляло, почему же никто этого не видел. Почему никто не замечал, что Снейп пытается их защитить? Северус и Мэл почти никогда не пересекались взглядами. При случайной встрече он смотрел на нее безразлично и отчужденно – также, как и на остальных, но в глубине его глаз мелькало что-то, что заставляло сердце Мэл сладко и в то же время болезненно ныть от наполнявшей его мучительной, невостребованной нежности. Ей хотелось подойти к нему, пусть даже при всех, и убедить его, что в этом мире остался человек, которой все еще был ему верен, стереть с его лица это затравленное выражение, замаскированное за холодной, непроницаемой маской. Но она ничего не предпринимала, пусть даже их отдаленность с каждым днем становилась для нее все более невыносимой. Мэл много раз размышляла о том, стоило ли ей поделиться с Северусом своими догадками, убедиться в том, что она поняла все правильно, но каждый раз она отметала эту мысль, принимая ее за проявление эгоизма. Да, возможно она будет знать правду, но так ли это нужно Северусу? Помимо существующих в его сердце страхов, к ним прибавится еще один: страх разоблачения. Пусть Мэл владеет окклюменцией и умеет защищать свой разум, но сможет ли она сохранить тайну под пытками «Круциатуса»? Мэл была в должной мере разумна, чтобы понимать, что недостаточно просто кидаться громкими словами и обещаниями о сохранении тайны. Она и сама не могла быть до конца уверенной в том, что способна противостоять любому воздействию, любым пыткам, на которые способны Кэрроу. Что уж говорить о Северусе… … Было раннее утро. Холодное октябрьское солнце алым светом заливало окрестности замка. Северус снова всю ночь не мог сомкнуть глаз. Он уже и не помнил, когда в последний раз нормально спал. Ему захотелось прогуляться: пройтись по территории Хогвардса, пока не было риска кого-нибудь встретить. Накинув мантию на плечи, он вышел из замка. Прохладный осенний ветерок ласкал его кожу, и на секунду он остановился, чтобы поймать этот момент тишины и спокойствия. Он давно отточил мастерство в искусстве абстрагироваться от реальности в присутствии других людей. Это давалось ему почти легко: он просто представлял, что все, что происходило вокруг, не имело к нему отношения. Так было легче справляться с презрением и ненавистью, окружавшими его, словно кокон, где бы он не появлялся. Но, выходя на улицу и гуляя в одиночестве, он мог позволить себе ненадолго вернуться к действительности: наслаждался солнцем и ветром, запахом травы и утренней росы, и тем, как приятно было провести полчаса в окружении только деревьев и птиц. Его успокаивала мысль о том, что, чтобы не происходило в его жизни, природа оставалась неизменной: живой и притягательной, чистой и исполненной гармонией - такой же, какой она была всегда. И что бы еще не происходило, она такой и останется. Пересекая аллею, Северус вдруг замер на месте, увидев, как с поля для квиддича навстречу ему направляется Мэл. Ему бы следовало свернуть чуть левее, чтобы избежать встречи с ней, но ноги сами понесли его вперед, и вскоре она его заметила. Первой его реакцией было острое желание вновь замкнуться в себе, как он это делал при каждой их случайной встрече, дабы она не заметила охватившей его маленькой радости. Удивительно, как он скучал по их встречам наедине, скучал по возможности быть самим собой, по тому обезоруживающему чувству собственной уязвимости, которое она заставляла его испытывать. Но теперь он не мог позволить себе всего этого. Мэл считала его предателем, убийцей и лжецом, и Северусу не следовало переубеждать ее, как бы отчаянно ему этого не хотелось. Не дойдя до Северуса пары метров, Мэл остановилась и растерянно уставилась на него. На ней была спортивная майка, обнажавшая плечи, и свободные шорты. Взгляд Северуса задержался на мягкой линии ее шеи, скользнул по тонким ключицам, спустился по крутому изгибу талии к узким бедрам и стройным, но крепким ногам. Ему вдруг пришло в голову, что она вовсе не была такой хрустально хрупкой, какой казалась в свободной учебной мантии. Она была тоньше и худощавее, чем большинство других девушек, но ее фигура выглядела сформировавшейся и гармоничной. Куда делся ребенок с острыми коленками и сутулыми плечами? И когда Мэл Донован успела стать взрослой девушкой? Северус не мог оторвать от нее глаз: кожа ее влажно блестела на солнце, волосы, собранные в хвост, растрепались, несколько прядей прилипло ко лбу, и лицо горело от недавней физической нагрузки. Внутри Северуса поднималось странное, волнующее чувство, охватывающее жаром каждую клеточку его тела. Он рванулся было, чтобы пройти мимо нее, но Мэл вдруг улыбнулась ему так, как улыбалась прежде, с особенной, предназначенной только ему теплотой. Он замер, не в силах сдвинуться с места. Как давно ему не приходилось видеть устремленной на него улыбки. - Доброе утро, – тихо сказала она и, не в силах, видимо, больше выносить неловкую паузу, прошла мимо него в сторону замка. Движения ее были слегка скованными, словно она силилась вести себя естественно. Северус кинул мимолетный взгляд ей вслед. Как это было странно: она не смотрела на него ни с презрением, ни с осуждением, ни с иными чувствами, которые он мог от нее ожидать. И, встречая его случайно в школьном коридоре или пересекаясь с ним в Большом зале, она никогда не прятала от него глаз, как это делали другие. Ее лицо оставалось непроницаемым, но в глазах всегда сиял теплый свет, и ему, Северусу, казалось, что этот свет предназначен только для него. Иногда он даже испытывал злость. Неужели она отказывалась верить в то, что он убил Дамблдора? Если это действительно так, то это еще хуже, чем ненависть и презрение, которые питали к нему все остальные. Уж лучше бы она разочаровалась в нем, чем обманывала себя заблуждениями. Но чего он еще мог ожидать от одинокого ребенка? Северус старательно продолжал убеждать себя в том, что видел в Мэл только ребенка. Когда в прошлом году он оставался с ней наедине в полумраке своего кабинета, это было делать труднее всего. Она всегда рассуждала, как взрослый человек, и ему с ней было легко, как с равной себе – так легко, что он забывал об их разнице в возрасте. Когда же они пересекались в школе: на занятиях ли, в коридоре или ином месте, пропасть между ними отчетливо маячила перед его глазами: в школьной форме, с учебниками в руках и заляпанными чернилами пальцами Мэл Донован выглядела совсем юной. Но то, что он испытал сейчас при их случайной встрече, Северусу не понравилось. «Надо выкинуть все это из головы», - с досадой на себя думал он, вышагивая по влажной траве. … В следующую среду Мэл обедала в Большом зале, когда к ней вдруг подошла Алекто Кэрроу. Лицо ее оставалось непроницаемым, но Мэл уже знала, что предстоящий разговор не сулил ей ничего хорошего. - Мелани Донован – это ты, насколько я помню? – без приветствия уточнила Алекто. В ее сжатой в кулак руке мелькнуло что-то белое. – Тебе тут пришло письмо, - и она протянула Мэл смятый листок со вскрытым конвертом. Все пуффендуйцы за столом разом затихли, прислушиваясь к словам Кэрроу. - От твоей подружки Хейзел, – продолжала Алекто нарочито небрежным тоном. – Кстати она приложила к письму еще кое-что, я оставила это в своем кабинете. Не хочешь сходить туда вместе со мной? Как будто у Мэл был выбор. Ханна и Сьюзен неотрывно смотрели на Мэл глазами, полными сочувствия. Поднимаясь со скамьи, Мэл заметила, что Джонни Уолшер, сидевший сбоку от нее, старательно делал вид, будто его не существует, опустив голову чуть ли не до самой тарелки с супом. Алекто кинула выразительный взгляд на Амикуса, и тот, кивнув, поднялся со своего места и последовал за сестрой. Снейп поднял голову, внимательно наблюдая за Алекто, Мэл и Амикусом, направляющимися к выходу из Большого зала. Лицо его впервые за долгое время утратило выражение погруженной в себя отчужденности. Мэл казалось, что они идут чрезмерно быстро – слишком быстро, чтобы она могла сообразить, что же такого прислала ей Хейзел, и как ей себя в связи с этим вести. Войдя в кабинет магловедения, Мэл сощурилась от яркого солнечного света, заливающего каждый угол помещения. Тепло, испускаемое солнечными лучами, шло в разрез с теми ощущениями, которые она испытывала. Оно казалось ей почти гротесным. Алекто подошла к своему столу и раскрыла лежащий на нем газетный кулек. Мэл различила переливающиеся в свете солнца зеленые камешки. - Смотри-ка, целый пакетик леденцов, – сказала Алекто. В кабинет вошел Амикус и встал около двери, загородив собой проход. - Тут написано: мятный вкус, - продолжала Алекто, вынимая из газеты вскрытую упаковку. - Твоя подруга очень заботливая. Скажи, где она их купила? Мэл испытала столь сильное недоумение, что даже ненадолго позабыла о страхе. - Вы серьезно собираетесь наказать меня за то, что мне прислали магловские леденцы? – с недоверием спросила она. - Умница, сама призналась, а я боялась, что ты будешь сопротивляться, – с мерзкой улыбочкой сказала Алекто. – нет, не только леденцы. Тебе, моя дорогая, прислали две книги в бумажных обложках. Изображения на обложках совершенно неподвижны, как на магловских книгах. А еще какую-то странную штуку. Что это такое? – Алекто брезгливо подняла заклинанием левитации музыкальный плеер размером с суповую тарелку. Мэл вспомнила, что как-то писала Хейзел о том, что ее отец при жизни мечтал выписать себе такую штуку, чтобы слушать любимую музыку в наушниках по пути на работу. - Похоже на магловскую взрывчатку, - подал голос Амикус. - Это плеер, - спокойно ответила Мэл. – Прибор для слушания музыки. Еще до того, как она договорила, плеер, подвисший над столом, вспыхнул синим пламенем, так же, как и книги, сложенные стопкой на краешке стола. - Один твой друг, пухлый такой, с лицом в пятнах, сказал мне, что ты всю жизнь увлекаешься магловской культурой: читаешь их книжки, любишь их еду. Что ты на это скажешь? – сладким голосом спросила Алекто. - Мне нечего сказать, – просто ответила Мэл, прекрасно понимая, что любые ее последующие слова только раззадорят Алекто. - Ты проявляешь слишком явный интерес к магловским выродкам и их мерзким изобретениям, - с презрением произнесла Алекто, склоняясь над Мэл. – Поэтому мы решили, что ты не выйдешь отсюда, пока не съешь все конфетки, которые тебе прислали, - не отрывая взгляда от Мэл, она взяла со стола несколько конфет и протянула ей. Мэл показалось, что конфеты выглядят не так, как обычно. Голубовато-зеленый цвет их красителя приобрел странный ядовитый оттенок. Алекто выжидающе смотрела на Мэл, губы ее кривились в довольной ухмылке. - Давай быстрее, Алекто, у меня сегодня еще есть дела поважнее, - подал голос Амикус у Мэл за спиной. - Ты слышала Амикуса? Быстро взяла конфету, – велела Алекто. Глаза ее опасно сверкнули, а кончик волшебной палочки уперся Мэл под подбородок. Мэл взяла конфету с ее ладони и засунула в рот. На вкус она была такой же, как и обычно – мятной, холодящей рот, немного сладкой. Спустя полминуты конфета полностью рассосалась на языке, и тут с ее телом начало что-то происходить. Мэл почувствовала, как горло начинает распухать, и дышать с каждой секундой становится все труднее. Она рефлекторно схватилась за шею и открыла рот, пытаясь глотнуть побольше воздуха, но в горле будто образовался пузырь, не позволяющий сделать ни единого вдоха. Перед глазами потемнело. Через несколько секунд ноги ее подогнулись, и она опустилась на колени. Мэл отчаянно загребала ртом воздух, хрипя и задыхаясь, руки ее бездумно шарили по шее, губам, подбородку. Сквозь вспышки света, мелькавшие в глазах, она видела, как Алекто подскочила к ней. Одной рукой она схватила Мэл за волосы, а другой запихивала ей в рот злосчастные конфеты, пытаясь протолкнуть ей их в горло. Из глаз Мэл брызнули слезы. Она почувствовала, как содержимое желудка рвется наружу, но пузырь в гортани не позволял ему пройти. Ей показалось, что ее внутренности раздирают на части острыми когтями. Сознание начало меркнуть. И тут все резко прекратилось. Она судорожно глотнула воздух, наполняя кислородом легкие. Пузырь в горле лопнул, Мэл согнулась, пытаясь подавить рвотный рефлекс, и в следующую секунду ее вырвало желчью. Сквозь слезящиеся глаза она видела перед собой чьи-то ноги в потрепанных ботинках, полы длинной черной мантии, запачканные рвотой. Сквозь слух прорезался знакомый голос, монотонно произносящий заклинание, с каждым словом которого Мэл становилось легче. Рвота закончилась, и Мэл обессилено повалилась на пол, не заботясь о том, что ее лицо и волосы запачкались в теплой отвратительной жиже. Сердце и легкие разрывало от боли, а желудок по ощущениям превратился в вакуум, неприятно пульсирующий под ребрами. Голос закончил зачитывать заклинание. - Опять ты вмешиваешься, Снейп! – послышался раздраженный голос Амикуса. – Не помню, чтобы Темный Лорд ставил тебя во главе нас! - Он поставил меня во главе школы, а значит, и во главе вас, – жестко ответил Северус. - Фу! Она запачкала своей рвотой весь кабинет! – с отвращением рявкнула Алекто. - Эта девчонка заслужила наказание. Зачем ты вмешался? – продолжал Амикус. - Девчонка наказана достаточно, – спокойно отозвался Снейп, – что бы она ни сделала. - Ей прислали магловские книги, Снейп! Магловские конфеты, какую-то магловскую... штуку. Ее однокурсник сообщил, что она постоянно якшается со всякими подобными вещицами. Она – предательница крови! – прошипела Алекто. - Она полукровка, замечу, как и большая часть студентов. Тем не менее, я сам решу, какое наказание ей назначить. Есть гораздо более действенные методы выбить из студента дурь, нежели заговоренные конфеты, Алекто. И заговоренные весьма посредственно. Мэл услышала, как Алекто что-то отвечает Снейпу, но слов не разобрала, сосредоточенная на том, чтобы побороть новый приступ рвоты. Сквозь закрытые веки она увидела вспышку света, и рвота с пола, ее волос и лица исчезла. - Вставайте! - прозвучал обращенный к Мэл голос Снейпа. Аккуратно и медленно отрывая от пола каждую конечность, Мэл поднялась. Голова все еще кружилась, и она едва сумела удержаться на ногах. - Идите за мной, – Снейп стремительно развернулся и вышел из кабинета. Мэл на ватных ногах последовала за ним. Амикус и Алекто проводили Мэл недобрыми взглядами. Они шли медленно, поскольку Мэл все еще с трудом владела своим телом. Когда они наконец добрались до кабинета Снейпа, и дверь за Мэл затворилась, она со вздохом тяжело привалилась к стене. Слабость постепенно отступала. Снейп зажег несколько свеч на столе, и маленький кружок теплого света осветил его лицо, обращенное к Мэл. - Не думайте, что это так просто сойдет вам с рук, мисс Донован, – сказал он. - Какой идиот догадался прислать вам магловские предметы? - Моя подруга, – устало ответила Мэл. - Вы жметесь к двери. Надеетесь сбежать? Сядьте за стол, раз ноги вас не держат, – велел Северус. - Я постою, - сказала Мэл, отлипая от стены. Она подошла к столу и оперлась рукой о спинку стоящего рядом стула. - Смеете мне перечить? – отчеканил Снейп, прожигая ее взглядом. – Не думайте, мисс Донован, что мое прежнее отношение к вам что-то значит. Теперь, когда мне больше не нужно скрываться, я вовсе не намерен деликатничать с вами. Мэл ничего не ответила, глядя на Северуса в упор. В глазах ее застыло странное выражение, показавшееся Северусу одновременно упрямым и задумчивым. - В прошлом году меня весьма забавляла ваша любовь к изобретениям магловских выродков, но в этом я не потерплю ваших наклонностей. Еще раз кто-то увидит вас с книгой или пришлет вам магловские предметы, пеняйте на себя, – со спокойной, но весьма убедительной угрозой проговорил Снейп, продолжая сверлить ее взглядом. – Вы меня поняли? - Да, – вымолвила Мэл. На губах ее на мгновение мелькнула горькая улыбка и тут же погасла, как далекий огонек маяка, поглощенный мраком ночного неба. Северус почувствовал, как сердце в его груди дрогнуло, но внешне ничем себя не выдал. - Можете идти, - тихо сказал он. Мэл, задержав на нем взгляд на пару лишних секунд, с усилием развернулась и направилась прочь. Она чувствовала себя совершенно раздавленной, и не по той причине, что десять минут назад едва не задохнулась от мятных конфет. В какой-то момент под ледяным взглядом Северуса ей показалось, что все, что было между ними, она надумала себе сама, и он вовсе не нуждался ни в ее любви, ни в ней самой. Да, наверное, она никогда ничего для него не значила. Что они делали вместе? Всего лишь проводили вечера за разговорами. Она никогда не тешила себя надеждой, что он полюбит ее. Мэл Донован – не та девушка, в которую влюбляются. В ней нет ни женственности, ни обаяния, ни сексуальности. Она носит мешковатую одежду, не красится и не делает причесок, не умеет флиртовать и по-идиотски шутит, а еще она, конечно, младше Северуса на двадцать лет. Но она надеялась, что что-то значит для него, что их особая, установившаяся за полгода связь, душевная близость так же важна для него, как и для нее самой. «Чего ты ожидала?», - думала Мэл, вышагивая по коридорам Хогвардса. – «Что оказавшись с тобой наедине, он сразу станет прежним? Особенно после того, как ты залила его своей рвотой», - она горько усмехнулась своим мыслям. Вечером после занятий и ужина в гостиной Пуффендуя ее уже поджидал Джонни Уолшер. При виде Мэл он вскочил с кресла и застыл, не зная, куда себя деть. - Мэл…, - пробормотал он, и лицо его немедленно окрасилось в горчично-желтый оттенок. Мэл с недоумением уставилась на Джонни, силясь понять, почему он смотрит на нее так виновато. - Что такое, Джонни? – спросила она. - Слушай, извини меня, я правда не хотел ничего говорить про тебя Кэрроу. Она выловила меня в коридоре и спрашивала про тебя. Ты ведь знаешь ее методы. Если бы я не сказал, она бы пытала меня, - бормотал Джонни, заламывая пухлые, усыпанные веснушками руки. Мэл даже не сразу поняла, о чем он говорил. Медленно, со скрежетом в памяти всплывали слова Алекто, прозвучавшие всего несколько часов назад. Что-то про друга, который рассказал Алекто об увлечении Мэл магловской культурой. Так это был Джонни. - Все в порядке, Джонни. Не бери в голову, - слабо улыбнувшись, заверила его она. На лице Джонни отразилось облегчение. Прихватив учебники, Мэл устроилась в дальнем углу гостиной за домашней работой. Преподаватели, по всей видимости, стремясь загрузить студентов так, чтобы у них не оставалось времени на тревожные мысли и неблагоразумные идеи, задавали им гору домашней работы, и никакие душевные переживания Мэл не служили оправданием, чтобы от нее отлынивать.