Я найду тебя там

Глава 16. Когда Мэл вернулась в спальню, ее соседки были уже в постелях и усиленно делали вид, что спят, хотя Мэл не покидало ощущение, что они прислушиваются к ее шагам. На утро Ханна не разговаривала с ней и старательно игнорировала ее присутствие, Сьюзен же поздоровалась с ней очень сдержанно, при этом избегая смотреть ей в глаза. Когда Мэл отправилась на завтрак в Большой зал, она совсем не удивилась, заметив, как косятся на нее некоторые из студентов Пуффендуя, Гриффиндора и Когтеврана. За столом Слизерина ее откровенно обсуждали, обмениваясь глумливыми ухмылками. Джонни Уолшер рядом с ней делал вид, будто его до крайности интересует содержимое тарелки, Сьюзен и Ханна, сидевшие напротив, разговаривали только между собой, низко склонившись друг к другу, словно в попытке отгородиться от Мэл. У Мэл впервые за долгое время пропал аппетит. Пару минут она угрюмо водила ложкой по тарелке, затем поднялась из-за стола и вышла из Большого зала, чувствуя на своей спине многочисленные взгляды. По пересудам, звучавшим из каждого уголка замка, Мэл выяснила, что тем, кто накануне обезоружил Снейпа, был Захария Смит. Он же препирался с Невиллом за дверью и не позволил ему освободить Северуса и Мэл под предлогом того, что пауки разбегутся по школе. Заранее заговоренная Джинни дверь после того, как захлопнулась, перестала реагировать на большую часть вскрывающих заклинаний, и, поскольку Джинни была задержана в коридоре Филчем и не имела возможности прервать действие защиты, Невиллу удалось вскрыть дверь только взрывным заклинанием. К обеду разговоры о Мэл стихли, но ситуация стала только хуже. Снейп прямо посреди занятий забрал всех без исключения членов Отряда Дамблдора. Вернулись они только к вечеру: измотанные, бледные и мрачные. Мэл не решалась спросить у кого-нибудь из них о том, что произошло, но по их напряженному виду догадалась, что Снейп сурово наказал их за вчерашнюю выходку. Мэл не могла винить его за подобную реакцию: если бы он спустил им все с рук, его авторитет, как директора школы, был бы окончательно подорван, и школа оказалась бы под угрозой ученического бунта. Однако для Мэл его поступок обернулся тотальным и жестким бойкотом со стороны не только членов Отряда Дамблдора, но и практически всей школы: все конечно же решили, что именно Мэл выдала Снейпу имена членов Отряда. Мэл догадывалась, что Снейп выудил имена виновников у Невилла с помощью легилименции, причем, сделал это так искусно, что Невилл даже не заметил чужеродного вторжения в свою голову, поэтому не опровергал слухи о виновности Мэл. Она было попыталась объяснить все это соседкам по комнате, но они даже не стали ее слушать. Она не ловила на себе злых или презрительных взглядов, не слышала перешептываний за своей спиной, нет: по какому-то общепризнанному, негласному сговору они решили наказать ее, сделав вид, будто Мэл вовсе не существует на свете. Они не смотрели на нее, не заговаривали с ней, а, если приходилось взаимодействовать с ней на занятиях, то делали это сквозь стиснутые зубы. Все это казалось Мэл невыносимым. Она бы с куда большей охотой предпочла, чтобы они оскорбляли ее. Теперь, когда она осталась совсем одна без какой-либо поддержки, Мэл стала легкой добычей для группы привилегированных слизеринцев, зарученных поддержкой Кэрроу в своих бесчинствах над студентами других факультетов. Как ни странно, Мэл была им почти благодарна за то, что они по крайней мере не игнорировали ее. Их глумления в коридорах, в Большом зале и даже на занятиях ее почти не задевали. Кто-то из них однажды обозвал ее «Снейповской подстилкой», и все остальные мгновенно подхватили это прозвище, разнося его по школе со скоростью свежей сплетни. Однажды Мэл даже услышала его от студента Когтеврана в библиотеке, когда он заметил, что она стоит за соседним стеллажом, и указал на это своему собеседнику словами: «Тише, тут Снейповская подстилка». Конечно, Мэл было обидно. Ни разу в своей жизни она еще не ощущала себя настолько одинокой. В воскресные вечера она могла обнаружить, что не разговаривала ни с кем уже более двух суток. Заходя в гостиную Пуффендуя, она чувствовала себя персоной нон-грата, при появлении которой все замолкали и отворачивались, делая вид, будто занимаются какими-то своими делами. Невыносимее всего было находиться в спальне девочек, где Ханна и Сьюзен, приглушив голоса, болтали и хихикали друг с другом, притворяясь, что Мэл нет в комнате. Раньше перед сном они часто втроем собирались вместе на ковре посреди спальни, играя в настольные игры или обсуждая домашнюю работу, теперь же Ханна и Сьюзен располагались на дальней от Мэл кровати, прилагая все усилия, чтобы она не могла слышать их разговоров. У Мэл вскоре началась бессонница. Иногда она по полночи лежала на кровати, пялясь в потолок, и, как это часто бывало в детстве, представляла все возможные сценарии развития романа, который в данный период читала. Не думая о себе, о своей жизни, о Снейпе, Ханне, Сьюзен, ей становилось легче, но сон все равно порой не посещал ее до самого утра. С тех самых пор, когда она последний раз говорила с Северусом, она больше не желала обдумывать и мусолить в голове его слова. Мысли об их правдивости или ложности она засунула в далекий ящик на глубине сознания, и, как в квантовой механике, пока этот ящик был закрыт, кот был одновременно жив и мертв, слова Северуса одновременно лживы и правдивы, а сам Северус одновременно верен Дамблдору и Темному Лорду. Иначе она не могла: любая мысль о Северусе причиняла ей боль. Она старалась поменьше времени проводить в замке, поэтому, несмотря на то, что на улице с каждым днем становилось все холоднее, часто и подолгу гуляла. Редкие вечера она проводила за домашним заданием в компании Кровавого Барона в ее излюбленном чулане под верхней площадкой Астрономической башни. Это стало единственным местом, где она чувствовала себя комфортно и могла с кем-то поговорить, однако посещать чулан слишком часто было нельзя: попадись она Кэрроу или Филчу, лучшего места для пыток сложно было бы придумать. Кровавый Барон относился к ее бездумной болтовне обо всем подряд вполне терпимо, хотя иногда Мэл подозревала, что мученическое выражение на его лице было связано вовсе не с попыткой правдоподобно изображать висельника. К тому же, если раньше он мог висеть под потолком по несколько часов подряд, то теперь при появлении Мэл все чаще уходил лязгать цепями на лестницу, стеная при этом как-то особенно жалостливо. Однажды после ее длинного монолога про картофельные шарики, которые подавали на ужин, он впервые за все это время подал голос и пожелал Мэл при следующем приеме пищи «отравиться, принять смерть с достоинством и продолжить путь в мире ином». Данная формулировка недвусмысленно подсказала Мэл, что призрак передумал делить с ней бессмертие в стенах этого замка, что несколько ее обидело. Хотя Мэл пыталась отогнать эти чувства, но она все равно злилась: злилась на Ханну, Сьюзен и Джонни, злилась на Снейпа, злилась даже на Клемента и Доменику Хайенг. Она знала, что, возможно, на месте своих однокашников вела бы себя точно так же по отношению к человеку, которого считала предателем и подхалимом, и что они не были виновны в своих заблуждениях о ней. Она знала и то, что мистер и миссис Хайенг не пишут ей не потому, что забыли про нее, а по причине необходимости скрываться, поскольку все считали их погибшими, а передвижение почтовых сов часто отслеживалось. И ей было известно, что Северус Снейп вовсе не был обязан соответствовать ее ожиданиям, а также непременно быть человеком-который-был-верен-Дамблдору. Но она все равно злилась и ничего не могла с собой поделать. Иногда в чьей-то безмолвной компании ей хотелось закричать – только бы они перестали ее игнорировать, делать вид, будто ее не существует, но, подобрав свою гордость, она молчала, напустив на лицо маску безразличия. Так прошел месяц, показавшийся Мэл годами. И однажды, проснувшись утром в своей постели под тихую болтовню Ханны и Сьюзен, она поняла, что больше не может оставаться в школе. Зачем она столько времени торчит в месте, где все ее ненавидят? Она уже совершеннолетняя волшебница, на нее больше не распространяются ни Надзор, ни опекунство, и она вправе сама решать, где и как ей жить. Дождавшись, когда соседки уйдут на завтрак в Большой зал, она вскочила и, повинуясь этому внезапному порыву, начала стремительно закидывать вещи в свою дорожную сумку. Учеба? Ей плевать, что она не сдаст итоговый экзамен. Где гарантия, что на следующий день все не поменяется, а мир не рухнет под гнетом темных сил? А сейчас у нее есть шанс начать жить так, как она хочет, уехать отсюда, быть может, даже покинуть Великобританию, обосноваться там, до куда еще не добрались руки Темного Лорда. При этой мысли ее охватило радостное возбуждение. Она вывалила из сумки большую часть учебников, свитков, перьев и прочих учебных принадлежностей и небрежно запихнула их под кровать. Та же судьба постигла учебные мантии, летнюю обувь и парадную одежду. Закончив собирать сумку, Мэл села на кровать, достала из носка запрятанную наличку и принялась пересчитывать ее, размышляя, на сколько ей хватит денег. Нужно было где-то обменять их на доллары и центы, чтобы суметь затеряться среди маглов, но, в целом, у нее было достаточно денег на первое время. А потом, когда все немного поутихнет, можно будет и задуматься о том, чтобы снять деньги с ее счета в Гринготтсе. Чтобы покинуть замок, Мэл не собиралась дожидаться ночи и сбегать под покровом темноты, как мелкий воришка, к тому же, ночью школа охранялась куда сильнее, чем днем. Она не стала долго раздумывать, как претворить в жизнь свой побег: достаточно было просто побыстрее добраться до Хогсмида и оттуда трансгрессировать в безопасное место. Предвкушение свободы внушало Мэл чувство невероятной уверенности, и на место постоянных переживаний пришло наконец тотальное безразличие. Пока все ушли на первое занятие и не успели ее хватиться, она, вскрыв дверь заклинанием, проникла в спальню мальчиков и забрала из нее первую попавшуюся под руку метлу, подписанную, как собственность Захарии Смита. Поскольку Захария никогда не нравился Мэл, к тому же, помимо обычного общепринятого игнорирования Мэл, он частенько позволял себе корчить мину отвращения при ее появлении, она не испытывала ни малейшего укора совести от своего поступка. Мэл знала, что плохо летает на метле, однако полагала, что ее навыков будет достаточно для того, чтобы добраться до Хогсмида, не врезавшись в дерево. Насколько она знала, чары, наложенные на территорию Хогвардса, защищали его от постороннего вторжения извне, но не блокировали пересечения внешней границы школы с помощью лётных чар изнутри. Скорее всего, на воздушную границу с внутренней стороны наложены только обнаруживающие заклинания, но это мало волновало Мэл: к тому моменту, как ее хватятся, она уже будет в Хогсмиде. Поскольку окна в спальнях Пуффендуя в силу своего маленького размера и низкого расположения над уровнем земли явно не были предназначены для тайных побегов, Мэл решила тихонько проскользнуть через кухню на верхнюю площадку Астрономической башни, где в светлое время не проводилось занятий, и оттуда покинуть замок. Добравшись через проход домовых эльфов до винтовой лестницы у подножья башни, Мэл остановилась и прислушалась. Башня казалась пустынной, лишь где-то вдалеке уныло лязгал цепями Кровавый Барон. Мэл проворно вбежала по лестнице на верхний уровень, более не заботясь о том, что может на кого-то наткнуться. Внутри нее бушевало волнительное возбуждение, словно все ее негативные, тщательно сдерживаемые эмоции, накопившиеся за прошедшие недели, нашли единовременный выход в этом лихорадочном порыве. Добравшись до верхней площадки башни, она привязала к спине сумку, на всякий случай использовав для этого помимо ремешка специальное закрепляющее заклинание, затем наложила на себя дезолюминационные чары: весьма посредственные, но способные на некоторые время скрыть ее от посторонних глаз. Подойдя к краю башни, Мэл осторожно выглянула наружу. Головокружительная высота вселила в нее легкий страх: она уже очень давно не практиковалась летать на метле. Неожиданная идея заставила ее ухмыльнуться. Направив волшебную палочку в воздух и визуализировав перед собой образ бутыли, которая частенько мелькала на столах посетителей таверны «Три метлы», она произнесла: «Акцио, огневиски!». Несколько секунд ничего не происходило, затем что-то стремительно засвистело в воздухе за окном, и в руку ей влетела крепкая бутыль, наполовину заполненная янтарной жидкостью. На бутыли кое-где еще поблескивали мелкие осколки оконного стекла, которое она, видимо, пробила в полете. Мэл откупорила бутыль и сделала несколько крупных глотков. Прохладная жидкость обожгла ей горло, желудок будто объяло огнем, но через минуту огонь утих, оставив после себя приятную теплоту, обволакивающую внутренности. Мэл понятия не имела, из какого закоулка замка выскочила эта бутыль и кому она принадлежала, но сейчас ей было абсолютно на это наплевать. Опьяненная не столько огневиски, сколько своей выходкой, Мэл забралась на метлу, поднялась на несколько сантиметров над полом, а затем направила метлу вперед. Мэл не разбиралась в метлах, но метла Захарии определенно была хороша: за краткие полминуты она развила огромную скорость, и Мэл едва успела набрать высоту прежде, чем врезаться в крышу одной из башен замка, мимо которой она пролетала. Ветер швырял ей волосы в лицо, солнце слепило глаза, но Мэл впервые за этот месяц чувствовала себя человеком. Перед границей замка она немного сбавила скорость, ощущая, как от напряжения и волнения сдавливает желудок, но вот граница была преодолена, и впереди замаячили покрытые черепицей крыши Хогсмида. Недолетав до деревни, Мэл повела метлу к земле. Приземление вышло не слишком мягким: Мэл под сильным углом накренила метлу и едва успела выровнять ее прежде, чем пропахала носом землю. К тому же, она не учла направление ветра, в результате чего при маневре резкий порыв снес ее с метлы и повалил на землю с высоты двух метров. Из груди выбило воздух. Лежа на земле, покрытой жухлой осенней листвой, и пытаясь сделать вдох, Мэл пообещала себе, что больше никогда не будет летать. Она чувствовала, что нужно торопиться. Поднявшись на ноги, она покрепче перехватила свою сумку, а затем крутанулась на месте, представив перед глазами дом родителей. Через секунду, открыв глаза, она обнаружила, что стоит на знакомой аллее перед калиткой, увитой засохшим желтым плющом. При взгляде на дом, в котором прошло ее детство, Мэл ощутила, как болезненно сжалось сердце. С тех пор, как пропали ее родители, она так и не решилась вновь его посетить. Поверенный ее родителей уговаривал ее отобрать вещи, которые она бы хотела сохранить в память о родителях, но Мэл отказалась, попросив его просто очистить дом с помощью заклинания. Тогда ей было пятнадцать лет, и это казалось ей правильным решением – нечего было коробить душу болезненными воспоминаниями. Однако теперь она горько жалела об этом решении. Как бы ей сейчас хотелось забрать себе любимый мамин плед, пахнущий ее духами, и папины виниловые пластинки. Отцовский проигрыватель достался ему от его дедушки и окончательно перестал работать, когда Мэл была еще ребенком. Уотнер каждый раз расстраивался, когда проигрыватель ломался, и всегда долго и обстоятельно чинил его, поэтому, когда Джиллиана обнаружила, что проигрыватель постигла ожидаемая «смерть» от износа, она, чтобы не расстраивать мужа, запустила его работать на одном лишь волшебстве, не сказав Уотнеру об этом, поскольку тот всегда считал, что волшебство лишает музыку души. Он так ничего и не заметил. Проигрыватель продолжал работать до самого исчезновения Джиллианы. Возможно, это была одна из причин, почему Мэл два года назад так отчаянно сопротивлялась всем попыткам заманить ее в этот дом: она знала, что если найдет проигрыватель «бездыханным», это будет означать, что ее мама действительно мертва. Но так было раньше. Сейчас она многое бы отдала, чтобы еще раз послушать на нем любимые пластинки отца. Переборов болезненные воспоминания, Мэл двинулась по подъездной алее к крыльцу дома. Каждая мелочь цепляла ее взгляд: здесь она упала и рассекла штырем коленку, а в этом колодце маленькой купалась в ведре, на котором отец опускал ее до самого дна. Эта трещина в плитке появилась, когда папа уронил тележку с бетонными блоками во время укладки крыльца, а с перил в этом месте осыпалась краска, когда Мэл в порыве злости пнула лестницу ногой и отбила себе большой палец. Поднявшись по ступенькам, Мэл постучалась в дверь. В доме должны были обитать маглы, которым мистер Хайенг сдал его в наем пару месяцев назад, но Мэл не была уверена, что застанет их дома посреди рабочего дня. Через несколько секунд дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина в бриджах и футболке, с подвязанными на затылке платком белокурыми волосами. - Добрый день, - поздоровалась она, с недоумением оглядывая Мэл. – Чем я могу вам помочь? - Добрый день, - отозвалась Мэл, стараясь аккуратно заглянуть ей за спину и разглядеть хоть что-нибудь знакомое в новом убранстве дома. – Я… меня зовут Мэл. Мелани Донован. Я сдала вам этот дом. Скажите, здесь случайно не осталось вещей моей семьи? Женщина пару секунд настороженно разглядывала Мэл, будто пытаясь понять, стоило ли ей доверять, но потом отступила вбок, приглашая ее войти. - Кажется, я вспомнила ваше лицо на одной из фотографий. Входите, кое-что из вещей осталось, - сказала она, - не особо ценное, поэтому мы упрятали вещи в сарай. Мэл прошла в прихожую и осмотрелась. В доме поменялось все: вплоть до занавесок на окнах и цвета дверных косяков, только деревянное покрытие пола осталось прежним: лак с него в левом углу комнаты был немного откупорен – это маленькая Мэл, сидя одетой в углу и дожидаясь, пока родители соберутся на прогулку, от безделья ковыряла его нотгями. Миссис Грин проводила ее в сарай, где хранились оставшиеся от прежних хозяев вещи. Сарай нисколько не изменился: в углу стоял тот же самодельный стол с одной ножкой чуть короче остальных, отчего со стола вечно все скатывалось, а стены усеивали ряды пластиковых полок, подвешенных на ржавые гвозди. В правом углу стояли несколько грубо сбитых деревянных ящиков, на которые миссис Грин и указала Мэл. - Вот здесь все оставшиеся вещи, которые мы обнаружили в доме при въезде, - сказала она. – Кстати, я видела там коробку, подписанную для вас. Не знаю, что там, мой муж так и не смог ее открыть. Мэл посмотрела на нее с удивлением. - Чему вы удивляетесь? – нисколько не смутившись, спросила миссис Грин. – Да, мы вскрывали все коробки, чтобы убедиться, что там нет опасных вещей или каких-нибудь газовых баллонов. Может, в этих коробках картины, которые могли бы испортиться, если бы мы хранили их в сырости. В общем, я буду в саду на качелях. Как закончите - зовите, - с этими словами она вышла наружу. - Спасибо, миссис Грин, - рассеянно пробормотала Мэл ей вслед. В ящиках в основном был напихан всякий хлам: старые, пропахшие плесенью полотенца, отсыревшая коробка от компьютера, покрытый копотью котел, несколько склянок из толстого матового стекла с мерцающей на дне жидкостью. Но среди этого хлама обнаружилось и то, что Мэл больше всего хотела найти: тот самый древний, неработающий проигрыватель и стопка покрытых пылью виниловых пластинок, завернутых в плотную бумагу. С чувством радостного открытия Мэл достала из ящика свои сокровища и упаковала в сумку. В последнем из ящиков она обнаружила ту самую коробку, про которую говорила миссис Грин. На вид это была обычная коробка из плотного черного картона с наклеенным на крышку кусочком бумажного скотча, на котором кривоватым подчерком Джиллианы – таким же неаккуратным и небрежным, как у Мэл, было выведено ее имя. С замиранием сердца Мэл постаралась вскрыть коробку, однако крышка упорно отказывалась ей поддаваться. Прочный картон даже не продавливался под ее пальцами, из чего Мэл заключила, что на коробку были наложены какие-то защитные чары. Мэл навела на коробку волшебную палочку и тихо прошептала: «Откройся». Сначала ей показалось, что ничего не произошло, но тут вдруг пыль, толстым слоем покрывавшая крышку, взметнулась в воздух и сложилась в трудно различимое слово: «Мэл?». - Да, это я, Мэл, - шепнула Мэл. Пыль осела на ее руки и плечи. Мэл не двигалась, позволяя неведомой магии идентифицировать ее. Спустя пару секунд замок щелкнул, и крышка рывком распахнулась. Мэл с замиранием сердца заглянула в коробку. Сначала она испытала разочарование, увидев на ее дне какие-то бумаги и конверты, но после внимательного осмотра содержимого ее охватило чувство радостного изумления родительской проницательности. Родители будто знали, что Мэл однажды понадобится самый обычный магловский паспорт, медицинская страховка, а также толстая пачка магловской наличности. Обычно волшебники при необходимости пользовались «Конфундусом», чтобы получить какую-либо магловскую услугу, но это категорически претило отцу Мэл, который считал подобное отношение к людям унизительным. Именно поэтому у Джиллианы, как и у него самого, был собственный паспорт и иные необходимые документы. Как оказалось, для Мэл он также успел сделать магловские документы, даже где-то добыл неподвижную фотографию на паспорт. Разглядывая документы, Мэл охватило чувство глубокой нежности к отцу. Она вытащила все документы и деньги из коробки и спрятала их во внутренний карман своей сумки. Прибравшись и вернув ящики на свои места, Мэл вышла из сарая, нашла миссис Грин и поблагодарила ее за помощь. «И куда теперь?», - подумала она, бросив прощальный взгляд на дом. Чтобы трансгрессировать, необходимо знать название места, куда собираешься прибыть, или хотя бы как оно выглядит, но Мэл не имела ни малейшего представления, куда бы она хотела отправиться, поэтому после недолгих раздумий она побрела пешком в сторону городка, раскинувшегося в десяти милях от дома. Там она села на поезд до Лондона. Несколько часов спустя Мэл сняла номер в маленькой дешевой гостинице. Ее комната едва вмещала в себя шкаф, кровать и тумбу с телевизором, между которыми с трудом можно было маневрировать, но Мэл все равно она очень понравилась. Она не знала, как надолго задержится в Лондоне, чувствуя себя совершенно растерянной от этой новой, обрушившейся на нее свободы и совершенно не понимая, что дальше с этой свободой делать. В номер она заселилась ближе к вечеру и отпраздновала новоселье перед телевизором с той самой выкраденной бутылкой огневиски. Вкус этого напитка ей не понравился, как не понравился и произведенный им эффект, но данный ритуал не раз описывался в книгах Ремарка и потому казался Мэл обязательным атрибутом жизни одинокого, странствующего человека. Впрочем, последствия этого ритуала проявились уже ранним утром, и Мэл, нависая головой над унитазом в полпятого утра, в очередной раз поняла, что ей все же не зря никогда не нравился Ремарк. … Мэл на несколько дней полностью выпала из информационного пространства волшебного мира. Она не покупала «Ежедневный пророк», не слушала волшебное радио и не встречалась с волшебниками, проводя время, как обычный магл. Каждое утро она завтракала в маленькой кофейне на первом этаже гостиницы, затем гуляла по городу, читала книги или смотрела телевизор, вечером включала проигрыватель и слушала пластинки либо танцевала под любимые мелодии отца. За исключением заклинания, запускающего проигрыватель, она не использовала волшебство и в связи с этим чувствовала себя странно, будто в абсурдном сне. В один из вечеров она прогуливалась по городу и набрела на маленький уютный бар, привлекший ее своей малолюдностью и мягким, приглушенным светом, льющимся из-под расписанных цветами абажуров светильников на каждом столе, отчего свет ложился на пол и стены причудливыми узорами. Мэл села за барную стойку и заказала себе черный чай. На сцене в глубине бара выступал молодой мужчина в клетчатой кепке, джинсах и рубашке с короткими рукавами. Он играл на трубе приятную джазовую мелодию под аккомпанемент пианино, скрытого в густой тени сцены. Мэл различила за пианино силуэт девушки в длинном черном платье, сидевшей к зрительному залу спиной. Движения девушки показались Мэл странными, словно она тыкала клавиши пианино наугад, тем ни менее, звук пианино был глубоким и живым, что не оставляло сомнений в том, что девушка играла не под фонограмму. Внимательно приглядевшись, Мэл заметила, что некоторые клавиши пианино нажимались независимо от ее пальцев. Немногочисленные посетители бара – все до единого, как по сговору, были отвернуты от сцены. Они разговаривали, выпивали, слушали музыку, но упорно не смотрели на исполнителей. Все это показалось Мэл подозрительным. Мужчина в кепке закончил играть, смолкло пианино, девушка в платье обернулась в пол-оборота к зрительному залу, и Мэл чуть не свалилась со стула от неожиданности, узнав в ней Хейзел. Мужчина, заметив, что Мэл во все глаза пялится на Хейзел, кинул на нее настороженный взгляд, затем наклонился к Хейзел и что-то тихо сказал ей. Хейзел стремительно повернулась и, увидев Мэл, радостно вскрикнула, зажав рот рукой. Удивительно, но ни один из присутствующих в баре, в том числе бармен, не обратил на ее вспышку радости никакого внимания. - О Мерлин! Это же Мэл! – Хейзел выбралась из-за пианино и мелким шагом, едва передвигая ногами в тесном коктейльном платье, засеменила к Мэл. Мэл тоже поднялась со своего места и двинулась навстречу ей, с трудом веря своим глазам. - Хейзел! Хейзел, как ты тут оказалась? Ты ведь в Америке! – Мэл заключила подругу в объятия, чувствуя, как сердце переполняется радостью. Хейзел отстранилась и рассмеялась своим заразительным, заливистым смехом. - Ох, Мэл, это долгая история. А как ты очутилась здесь? Я думала, ты в Хогвардсе, - сказала она. - Это тоже долгая история, - уклончиво ответила Мэл, улыбаясь. Она оглядела подругу. Та выглядела не так, как обычно. В этом шикарном, облегающем ее женственную фигуру платье, с идеальной укладкой и особым лоском во всем ее образе она мало походила на ту девчонку, которая прошлым летом каталась с Мэл на колесе со склона прямиком в размытую дождем дорожную ухабину. Но все же это была Хейзел: с озорным блеском в глазах и широкой, ослепительной улыбкой. Когда Хейзел училась в Хогвардсе, у нее было много подруг, вокруг нее всегда вилась стайка девчонок, заглядывающих ей в рот, однако Хейзел тесно общалась с одной только Мэл, несмотря на то, что они учились на разных факультетах и Хейзел была на курс старше. Мэл всегда было странно, почему шляпа на первом курсе распределила Хейзел именно на Когтевран, ведь учеба, хоть и давалась Хейзел легко, была далеко не на первом месте в числе ее приоритетов. Вероятно, дело обстояло в том, что Хейзел отчаянно хотелось попасть на факультет, на котором учились ее родители. Они с Мэл были во многом диаметрально противоположны друг другу: Хейзел - яркая и общительная, немного безрассудная, с языком без костей и искрометным юмором, и Мэл, которая по закону жанра должна была быть всегда в ее тени. Но удивительным образом в своей дружбе они были равны. Внешне казалось, что Хейзел жестче и тверже Мэл, но на самом деле она была хрупкой, рассеянной и в чем-то внушаемой. Она отчаянно нуждалась в том, чтобы ее решениями руководили, и Мэл нередко приходилось брать на себя роль властителя ее судьбы. Несмотря на то, что Хейзел была красивее, общительней и ярче Мэл, она никогда не обладала завышенной самооценкой и не самоутверждалась за счет подруги или кого-либо другого. При всей своей открытости и беспечности, Хейзел обладала тонкой, деликатной натурой – особым чутьем, позволяющим ей всегда быть в центре внимания, но при этом не задвигать в тень других. Каждый человек в ее присутствии чувствовал себя важным и особенным. - Хейзел, что не так со всеми этими людьми? Ты их заколдовала? И пианино – оно что, играет само? – спросила Мэл, когда они заняли места у барной стойки, и Хейзел заказала себе коктейль. - Да, - девушка рассмеялась. – Так и есть. Ты знаешь, я ведь всегда мечтала играть на пианино, но у меня весьма посредственные способности к музыке. Мэл внимательно вгляделась в натужно беспечное лицо подруги. Ей показалось, что Хейзел что-то коробит, не дает покоя, уж слишком старательно она изображала воодушевление от их встречи. - А кто этот трубач? – осторожно спросила Мэл, оглядываясь на сцену, но парня в клетчатой кепке там уже не было. - Это Итан, - просто ответила Хейзел, немного смутившись. – На самом деле, вообще-то он ждет меня снаружи. Мы с ним встречаемся. - Это здорово, - Мэл улыбнулась, силясь понять, почему ее подруга так нервничала, словно говорила о чем-то запретном. – Тогда тебе, наверное, стоит идти. Давай встретимся завтра? - Ох нет, я могу побыть здесь еще какое-то время с тобой. Итан подождет столько, сколько потребуется, - беспечно сказала Хейзел, дернув тонкими плечиками. Мэл обратила внимание на ее пальцы, нервно поглаживающие бокал с коктейлем. Это не было похоже на Хейзел: скрывать что-то от подруги и избегать смотреть ей в глаза, и Мэл посетило нехорошее предчувствие. - Хейзел, - Мэл постаралась перехватить ее взгляд. – Объясни, что происходит? Почему ты не в Америке? Где мистер и миссис Руш? Хейзел повернула к ней горящее лицо и неуверенно улыбнулась. - Мэл, да ведь я уже совершеннолетняя и могу жить отдельно от родителей, - небрежно ответила она. - В Великобритании сейчас опасно, Хейзел, - сказала Мэл. Краем глаза она заметила Итана, который вошел в зал и сел за столик в дальнем углу, уставившись вдаль с каким-то отрешенным выражением на лице. Мэл посетила догадка, но она постаралась сохранить на лице нейтральное выражение, произнося следующие слова: - Особенно опасно волшебникам, которые встречаются с маглами. Хейзел перевела на нее взволнованный взгляд, затем схватила Мэл за локоть и горячо заговорила: - Да, это правда, Мэл. Итан – магл. Но я так люблю его! – она неуверенно улыбнулась, следя за реакцией Мэл. – Послушай, я знаю, что это опасно, но никак не могу иначе. - Расскажи все по порядку, хорошо? – пряча тревогу, попросила Мэл. - Хорошо, давай пойдем к нам домой, - сказала Хейзел, оглядываясь по сторонам. – Мне все время кажется, что в публичных местах за нами шпионят. - Где ты живешь? - В квартире у Итана. - Хейзел, - Мэл внимательно всмотрелась подруге в глаза. – Он заколдован? Хейзел нервно пожевала нижнюю губу прежде, чем ответить. - Он под «Конфундусом», - наконец произнесла она. – Но под слабым, клянусь. Мы познакомились в Штатах и влюбились друг в друга, но я так и не смогла сказать ему, что я волшебница. То есть, я сказала, но он воспринимает это иначе, чем в действительности. Понимаешь, знать правду было бы слишком опасно для него. - Так какого хрена вы в Англии? – прошипела Мэл. - Идем, - Хейзел взяла ее под локоть и потянула за собой. – Итан, пошли, - кинула она Итану, подхватывая его под руку с другой стороны. – Это Мэл - моя школьная подруга. - Привет, Мэл, - Итан улыбнулся Мэл приятной улыбкой, показавшейся ей вполне осознанной. – Странно, только сейчас понял, что никогда прежде не знакомился ни с кем из друзей или родных Хейзел. Мэл с неловкой улыбкой пожала плечами, не зная, что на это ответить, Хейзел же пропустила это замечание мимо ушей. Смотря на Хейзел глазами, полными обожания, Итан помог ей надеть пальто. Заметив настороженный взгляд Мэл на себе, он немного смутился. - Все в порядке? Ты странно смотришь на меня, - сказал он, и Мэл сконфуженно отвела глаза. «Что ж, у него из рта не капает слюна - это уже хорошо», - мрачно подумала она, застегивая свою куртку. Они шли по улице молча, в странном, пугающем напряжении. Мэл было испытала укор совести за то, что заставила Хейзел нервничать, но, проанализировав ее поведение, поняла, что дерганное состояние стало нормой для подруги задолго до их встречи. Спустя пятнадцать минут они оказались в небольшой уютной квартире, обставленной самыми обыкновенными магловскими предметами. Отлучившись в ванную помыть руки, Мэл заметила вещи, явно принадлежавшие Хейзел: зубную щетку с усыпанной блестками рукояткой, женский шампунь для вьющихся волос, крем для кожи. В этих вещах не было ничего странного, но Мэл не покидало ощущение наигранности и иррациональности всей этой картины. Когда Мэл вошла на кухню, Хейзел уже переоделась в пижаму и сидела, забравшись с ногами на стул. - Значит, Итан не в курсе, что ты…, - Мэл осеклась, заметив Итана, вошедшего на кухню. Он взял из холодильника банку пива и присоединился к ним. - Не в курсе о чем? – спросил он, открывая банку. - О том, что я волшебница, милый, - небрежно пояснила Хейзел, глядя на него с нежностью. - Но я знаю, что ты волшебница. - Да, конечно, милый. Мэл пораженно уставилась на Хейзел, та виновато улыбнулась: - Мэл, ты смотришь на меня так, будто я как минимум «Империус» на нем практикую, но на самом деле он совершенно нормально воспринимает реальность и все, что мы говорим. Просто все, что касается волшебства - как слова, так и действия - не производят на него никакого эффекта: все равно, что, например, говорить о политике. Ему кажется, что это самое обычное дело и в этом нет ничего особенного. - Хейзел, ты в курсе, что я вообще-то здесь. Ты говоришь обо мне, как о подопытном кролике, - недовольно пробурчал Итан, отпивая пиво, а затем обратился к Мэл: – Ну, Мэл, расскажи немного о ваших школьных годах. - Мы… с Хейзел хорошо общались, когда учились в одной школе, - неуверенно пробормотала Мэл, чувствуя себя не в своей тарелке. - Ты можешь говорить абсолютно о чем угодно, - ласково подбодрила ее Хейзел, поглаживая Итана по локтю. - Наверное, Хейзел уже рассказывала тебе об этом, - уклончиво сказала Мэл. – Лучше расскажите, как вы с Хейзел познакомились. Итан ухмыльнулся краешком рта. Мэл впервые позволила себе его разглядеть. На вид Итану было около двадцати пяти лет. Темно-каштановые волосы обрамляли лицо с красивыми мягкими чертами. У Итана были выразительные светлые глаза и добродушная улыбка. Он вел себя вполне естественно, вовсе не походя на человека под «Конфундусом», поэтому Мэл почувствовала, что сковывающее ее напряжение начинает спадать. - Мы познакомились, когда я проходил стажировку в Штатах, - начал свой рассказ Итан. – Конечно трудно было не заметить такую девушку, как Хейзел. Я подрабатывал по вечерам в кафе, а она каждый день заходила туда за кофе. Однажды мы разболтались, и я пригласил ее на свидание. Мэл кинула взгляд на Хейзел. Ей было очевидно, что подруга не стала бы заходить в магловское кафе просто «за кофе». Наверняка, Хейзел приметила Итана задолго до того, как они впервые заговорили. - И сколько вы уже встречаетесь? – спросила Мэл. - Почти год. - Итан сделал мне предложение! – воскликнула сияющая, как начищенное серебро, Хейзел и продемонстрировала Мэл кольцо на безымянном пальце. Мэл удивилась, как она умудрилась сразу его не заметить. - Я поздравляю вас! – сказала она со сдержанной улыбкой, все еще не уверенная в искренности своей радости за подругу. – Но почему вы вернулись в Англию? - Моя стажировка в Штатах закончилась, - сделав глоток из банки, ответил Итан. – Я не смог получить разрешение на работу, поэтому пришлось вернуться сюда. - А Хейзел не предлагала тебе… рассмотреть какие-то другие варианты, помимо Англии? Например, Скандинавию? – тщательно подбирая слова, спросила Мэл. Итан посмотрел на нее с недоумением. - Нет, не предлагала. На самом деле, в Англии вся моя жизнь: квартира, работа, друзья…, - он перевел взгляд на Хейзел. – Милая, ты что, хочешь уехать отсюда? - Конечно, нет, - Хейзел немного глупо захихикала, глядя на него с обожанием. - Тогда почему ты спрашиваешь? – спросил Итан у Мэл. Она пожала плечами, чувствуя себя немного глупо. - Просто так… знаю, что Хейзел не особо любит сырую погоду, - уклончиво ответила она. - Ах, ну в Скандинавии, конечно, всегда светит солнце, - с иронией ухмыльнулся Итан. Мэл промолчала, неловко улыбаясь. Итан допил пиво, смял банку и выкинул ее в мусорную корзину, а затем поднялся из-за стола. - Ладно, девчонки, я так понимаю, вы давно не виделись. Поболтайте, а я пошел спать, - сказал он. - Рада была познакомиться, Итан. - Взаимно, Мэл, - он с улыбкой протянул Мэл руку и, когда та вложила свою в ответ, пожал ее с искренним благодушием. Когда за Итаном затворилась дверь, Хейзел под выжидающим взглядом Мэл нервно поерзала на стуле. - Хейзел, почему вы в Англии? – спросила Мэл, чувствуя себя так, будто отчитывает ребенка. – Ты ведь знаешь, что Пожиратели смерти не щадят «предателей крови»! - Да брось, Мэл, - Хейзел дернула плечом. – Все не так страшно. Я приехала сюда месяц назад, и никто до сих пор не тронул меня и пальцем. - А как отреагировали мистер и миссис Руш? - Конечно они были против, даже пытались настаивать, но я ведь совершеннолетняя, закончила школу и теперь могу сама принимать за себя решения. Мэл могла представить, в каком состоянии пребывали сейчас родители Хейзел, отпустив свою легкомысленную дочь в самый опасный уголок мира, да еще и в компании человека, который, сам того не ведая, подвергал ее еще большей опасности. - Они знают про Итана? – осторожно спросила Мэл. Хейзел старательно избегала смотреть на нее. - Знают в общих чертах, но они думают, что он волшебник, - пробормотала она. Больше всего в отношениях с Хейзел Мэл не нравилось брать на себя роль строгого взрослого, отчитывающего нерадивого ребенка. Ее бесило и то, как реагировала на это Хейзел: с недовольством и упрямством с примесью стыда, и то, как она сама при этом себя чувствовала: так, словно была самым душным на свете человеком, навязывающим свое «правильное» мнение. Ей не нравились демонстративные ужимки, извиняющаяся улыбка Хейзел и ее бегающий взгляд. Поэтому в этот раз она решила, что не позволит Хейзел вновь загнать себя в эту роль. Хейзел – взрослый человек и вправе самостоятельно принимать за себя решения. - Ты сильно рискуешь, Хейзел, - только и сказала Мэл, а затем плавно перевела разговор на тему планируемой свадьбы. Хейзел с энтузиазмом подхватила разговор, и они около часа проболтали, обсуждая платье, кольца, гостей и место торжества. Когда всякое напряжение между ними было преодолено, Мэл настигло чувство, будто последних двух лет вовсе не было: ей снова пятнадцать, она обсуждает с подругой шмотки, и голова ее не забита никакими тревогами и заботами. Они расстались, хихикая над размещенной в каталоге фотографией костюма жениха, состоящего из алой мантии из дешевого материала и крашеных под золото доспехов из пластика под стать Годрику Гриффиндору. Перед уходом Мэл пообещала Хейзел заглянуть в гости на следующий же день. Шагая по темной улице под промозглым ветром, Мэл чувствовала, как в ее душе разливается тепло. Вряд ли до этого момента она понимала, насколько была одинока. Может быть, по этой причине ее все это время так тянуло к Северусу Снейпу? С тех самых пор, как Хейзел покинула школу, у Мэл не было настоящих друзей, поэтому она потянулась к первому, кто проявил к ней интерес, и надумала себе больше, чем следовало. Мэл чувствовала себя жалкой. Даже когда она не думала о Снейпе, он незримо присутствовал где-то на затворках ее сознания, не слишком надежно упрятанный в ящик Шредингера. Ее влюбленность начинала казаться ей зацикленностью на фоне теплых и комфортных отношений Хейзел и Итана. Ночью, надев пижаму и забравшись на кровать с большой коробкой мороженого с шоколадной крошкой, Мэл включила на телевизоре какое-то американское магловское ток-шоу. Участники шоу ходили на свидания и вступали в отношения, а между сценами их романтического общения чопорная женщина-психолог в элегантном черном костюме и очках-стрекозах, сидя на кожаном кресле в постановочно прилизанном кабинете, разъясняла зрителям, в чем участники шоу были не правы, что делали не так, и к чему приведут их отношения. «Энтони всячески отталкивает от себя Дэбби, маскируя за своей холодностью крайнюю уязвимость и ранимость. В детстве, отвергнутый родителями и не получавший от них должной порции любви, он принял на себя модель поведения, характеризующую избегающий тип привязанности», - с глубоко интеллектуальным видом вещала психолог. - «Отец Дэбби ушел из семьи, когда ей было тринадцать лет, поэтому Дэбби отчаянно ищет замену ему в Энтони – мужчине значительно старше ее по возрасту, который кажется ей достаточно надежным и зрелым, чтобы суметь обеспечить ей желаемую отцовскую защиту. Их обоих объединяет острый страх перед реальностью и бессознательное желание вернуться в материнскую утробу – место безопасности, покоя и отсутствия личной ответственности. Идею подобного регрессивного желания впервые описал Отто Ранк в своем труде…» Мэл мрачно отправила в рот очередную ложку мороженого, наблюдая через экран, как мужичок средних лет с пузом и лысеющей макушкой Энтони разъясняет хмурой, тучной Дэбби, что они не могут быть вместе в этой или какой-либо иной жизни, поскольку несмотря на то, что он определенно чувствует какие-то трепыхания в своем волосатом пузе, но, даже если это действительно любовь, а не стухший йогурт, съеденный им на завтрак, он слишком сложный человек, чтобы суметь принести ей счастье. Дэбби, с трудом пережевывая свой сэндвич, давилась слезами на этих жестоких словах. - Серьезно, Дэбби? И ты поведешься на этот спектакль? – воскликнула Мэл, с досадой запихивая ложку с мороженым в рот. Как и следовало ожидать, Дэбби повелась, принявшись уговаривать Энтони изменить свое решение и обосновывая это тем, что она не такая, как другие женщины, и сумеет понять его сложную натуру. - Его сложную натуру сможет понять только психиатр, - прокомментировала Мэл. Она с досадой выключила передачу, пребывая в крайне расстроенных чувствах. Мэл плохо спала. Как бы то не было: были ли ее чувства к Северусу настоящими или являлись лишь следствием ее одиночества, она невыразимо по нему скучала. От мысли, что они могут больше никогда не увидится, ее сердце сжимала щемящая боль. Иногда, как и в эту ночь, она горько жалела о том, что сбежала из Хогвардса. Там она хотя бы могла видеть его и знать, что он в безопасности, а теперь ей оставались только испытывать постоянное чувство тревоги от неизвестности. Мэл полагала, что сильно задержалась в Лондоне, к тому же, хоть она и обитала в районе, в котором была низка вероятность встретить знакомого или волшебника, тот факт, что она столкнулась в случайном баре с Хейзел, не внушал ей спокойствия. Мэл была уверена, что Снейпу или кому-либо другому из руководства школы было не до того, чтобы ее искать. Она была мелкой сошкой: не маглорожденная и не чистокровная, не состояла в ряду Ордена Феникса, не боролась в открытую против Пожирателей смерти, и, если факт ее нахождения в доме мистера и миссис Хайенг до сих пор не был обнаружен, ни у кого не было оснований тратить время на ее поиски. Так пролетела неделя. Хейзел и Мэл виделись каждый день. Хейзел раз в несколько дней отправлялась в Косой переулок и покупала свежие номера «Ежедневного пророка». Ей казалось, что, прячась и пытаясь добыть газету через спекулянтов, она привлечет к себе больше внимания, нежели действуя в открытую. Конечно, она всегда рисковала наткнуться на знакомого, но Хейзел это мало заботило. Она не входила в число «нежелательных» лиц, уже закончила школу, ее родители были полукровками и, как в годы Первой магической войны, так и сейчас не выступали открыто против Того-кого-нельзя-называть, а главное: никому, кроме Мэл, не было известно о ее связи с маглом. Но Мэл все равно не могла понять, зачем Хейзел каждый раз рисковала, чтобы добыть эту газетенку. «Ежедневный пророк» давно не публиковал ничего значимого, освещая только то, что требовалось представителям новой власти. К тому же, никому не следовало знать, что Хейзел перебралась из Америки обратно в Англию. По крайней мере, на месте Хейзел Мэл постаралась бы сделать так, чтобы эта информация оставалась в тайне. Когда Мэл, давно позабыв о принятом ею ранее решении, говорила об этом с подругой, та лишь отмахивалась, называя Мэл трусихой. Беспечность и крайняя неосторожность Хейзел – вот то, что заставляло Мэл вопреки своему желанию оставаться на месте. Ее тревожило то, как Хейзел воспринимала нависшую над ней и Итаном угрозу - словно незначительную, временную неприятность, которая вносила досадные затруднения в ее новую жизнь. - Хейзел, вы с Итаном должны уехать, - в очередной раз убеждала подругу Мэл, когда они промозглым ноябрьским вечером прогуливались по набережной. – Ты ведь подвергаешь опасности не только себя, но и его. - Да брось, Мэл. Хватит нудить, Итан не может сейчас уехать, у него здесь контракт, к тому же, как я по-твоему объясню ему свое желание уехать: «Извини, дорогой, безносый волшебник угрожает всему волшебному миру, поэтому нам надо смотаться подальше отсюда»? - Так примени к нему волшебство, заставь его, как заставила не воспринимать всерьез все наши разговоры! - Мэл, я не хочу. Это нечестно по отношению к нему. Мне и так ужасно стыдно, что я не могу признаться ему в том, что я волшебница, и вынуждена применять к нему «Конфундус», а ты предлагаешь полностью изменить всю его жизнь, перевезти в другую страну. Послушай, я не Гарри Поттер, меня никто не разыскивает, я никому не интересна. О наших отношениях знаешь только ты. - Хейзел, ты ведь понимаешь, что из-за какого-то дурацкого контракта ты ходишь по лезвию ножа? Если ты так не хочешь признаваться ему в том, кто ты есть, то на время уезжай сама. - Оставить его здесь? Ну нет. У нас только стало все хорошо: Итан сделал мне предложение, и я вроде как нашла магловскую работу на время, пока все не устаканится. - Ты всерьез считаешь, что это достаточная причина, чтобы оставаться здесь? - Ну, пожалуй, есть еще одна: нигде, кроме Англии, я не сумею сохранить такую аристократическую бледность кожи. Ты ведь знаешь, что под солнцем я немедленно покроюсь веснушками. Что бы Мэл не говорила, Хейзел отказывалась даже задумываться над ее словами. Чтобы перевести тему, она выпытывала у Мэл, почему та сбежала из школы. Доводы про пытки Кэрроу, которые обычно использовала Мэл, казались Хейзел недостаточно убедительными, хотя Мэл не исключала, что многие студенты не прочь были бы сбежать из школы как раз по этой причине, но не делали этого из страха навлечь беду на свои семьи. Уклоняясь от расспросов Хейзел, Мэл прекрасно понимала, что настойчивость подруги вызвана желанием отомстить Мэл, поэтому после последнего разговора она уступила Хейзел и сдалась: больше они не поднимали между собой тему переезда. Мэл проводила много времени не только с Хейзел, но и с Итаном. Хейзел работала пару часов в день и остальное время была абсолютно свободна, Итан же присоединялся к их прогулкам по вечерам. Мэл сама толком не знала, почему ежедневное общение с подругой стало ей так необходимо: возможно, она скучала по человеку, с которым можно было просто поболтать обо всем на свете. Наверное, Хейзел тянуло к Мэл по той же причине, поэтому она каждый день приходила к ней в гостиницу со свежими булочками с сыром и обжигающе горячим кофе, и они вместе усаживались завтракать на пожарной лестнице гостиницы с видом на Темзу. Итан совсем не возражал против компании Мэл: он был общительным человеком, и, похоже, Мэл ему нравилась. Некоторые вмешательства в механизмы восприятия им реальности не лишили его собственной индивидуальности. Узнавая его, Мэл постепенно прониклась к нему чувством дружеской симпатии. Он сочетал в себе душевную мягкость, оттеняющую некоторую резкость Хейзел, но при этом имел спокойный и твердый характер. Помимо работы служащим в банке, он увлекался джазом и выступал трубачом в частных клубах, а иногда, как в тот вечер, когда они с Мэл познакомились, - в обычных барах. Он искренне любил музыку и частенько играл Хейзел и Мэл на трубе по вечерам после работы, когда они зависали в их маленькой уютной квартирке. У них с Хейзел были особые отношения: он потакал ей во всем, и это не было следствием волшебства, но при этом полностью руководил ее решениями. Ее яркая, подвижная натура констатировала с его мягкостью, основательностью и приземленностью, и вместе они составляли такой гармоничный дуэт, что Мэл, глядя на них, сама того не желая, испытывала легкую зависть, разбавленную тоской по собственной бесперспективной влюбленности. … Северус устало обвел взглядом Большой зал. Место на скамье за столом Пуффендуя рядом с Джонни Уолшером уже вторую неделю пустовало. С тех пор, как исчезла Мэл, у Северуса почти пропал сон. В те редкие часы, когда он засыпал, ему неизменно снились кошмары, в каждом из которых Мэл погибала. В этих снах не было ничего удивительного, ведь примерно такие же сценарии – возможно, чуть менее абсурдные - он проигрывал в своей голове в приступах тревоги, лежа по ночам в постели. Она исчезла, испарилась, и он не знал, что делать и где ее искать. Порой страх в нем перемежался со злостью: зачем она это сделала? Почему не обратилась к кому-нибудь со своей проблемой? И неужели Долгопупс оказался настолько бестолковым, что не смог вспомнить, как Северус копался в его голове? Эти недели после их последнего разговора и до того, как она сбежала, были лучшими за последние несколько месяцев его жизни. Ему пришлось поступить с ней жестоко, но мысль о том, что она знала правду, что она дошла до нее сама и не поддалась на всеобщую ненависть к нему, Северусу, грела его душу, поддерживала его силы. А теперь она сбежала, и он вновь погрузился на дно пропасти. В тот день, когда Мэл исчезла, Северус не сразу заподозрил неладное. Конечно, об ее отсутствии на занятиях никто не потрудился ему сообщить. Он видел, как по коридорам школы носится встревоженная профессор Стебель в сопровождении Ханны Аббот и Сьюзен Боунс, но, пребывая под привычным панцирем отчуждения, не обратил на это внимания. Мэл не было ни на завтраке, ни на обеде. После обеда Северус решил проверить ее присутствие на занятии по зельеварению, но ее там, конечно, не оказалось: трудно было ожидать, что Мэл Донован посетит занятия и при этом откажется от обеда. Все вокруг молчали, подчиняясь негласному правилу держать Северуса в неведении обо всем, что творилось в школе. Перед ужином он зашел в кабинет директора и заметил пробитое чем-то окно, но, сколько бы он не осматривал кабинет, так и не смог выяснить, что же из него пропало. Все ценные предметы были на месте. Осколки окна по большей части были раскинуты на внешнем козырьке, помимо них иные следы чужого пребывания не обнаруживались, не были потревожены защитные заклинания, исходя из чего Северус предположил, что украденное было призвано заклинанием «Акцио» за пределы кабинета, не относилось к магическим артефактам, которые нельзя было призвать волшебством, и по сущности своей не представляло особой ценности. Северусу было трудно поверить, что подобную дерзость могла совершить Мэл Донован, однако, когда в его памяти всплывал образ Мэл, одержимой идеей приготовить «Атрофакцию», данная мысль уже не казалась ему столь абсурдной. Когда Мэл не оказалось и на ужине, Северус подошел к профессору Стебель и, стараясь не обращать внимания на отразившееся на ее лице отвращение при виде него, напрямую спросил, куда подевалась ученица ее факультета. Стебель сдержанно ответила, что не видела мисс Донован со вчерашнего вечера, ее соседки же последний раз видели ее утром: они ушли на завтрак, а она осталась в постели. - И что же, они не поинтересовались у нее, почему она не идет на завтрак? – спросил Северус. Флитвик, Стебель и Макгонагалл переглянулись. - А то вы не знаете, Снейп, что последний месяц они, как и все остальные студенты, ее бойкотировали, - холодно пояснила профессор Макгонагалл. – Не удивительно, что мисс Донован решила сбежать из школы. - Бойкотировали? Почему? – не в силах скрыть своего недоумения, спросил Северус. Он усиленно пытался вспомнить прошедшие недели. В редкие моменты, когда он видел Мэл, она казалось ему непривычно мрачной и замкнутой в себе, но он считал, что это связано с ее изменившимся к нему отношением. За все это время они ни разу не пересекались взглядами. И конечно, он не заметил, как изменилось отношение к ней других студентов. - Из-за вас, конечно, - холодно ответила Минерва. – Студенты решили, будто это она сдала вам членов Отряда Дамблдора. Северус вспомнил, что именно Макгонагалл застала его за применением легилименции к Невиллу Долгопупсу в тот вечер, когда горстка недоделанных повстанцев устроила ему засаду. А этот недоумок после оглушающего заклятья был в таком потрясении, что даже не заметил вторжения в свою голову и, как и все остальные, решил, что их сдала Мэл. - С чего вы взяли, что она сбежала из школы? – спросил он у Минервы, охваченный острым чувством досады на самого себя. - Мы проверили границу, - ответил за Макгонагалл Флитвик, не поворачивая к Северусу головы. – Оказалось, что кто-то покинул сегодня школу на метле примерно в полдесятого утра. - И вы ничего не сообщили мне? – медленно проговаривая каждое слово, угрожающе спросил Северус. На чьей бы стороне он не находился на самом деле, мягкость в отношении коллег и студентов была чревата последствиями, в неблагоприятности коих он уже успел убедиться. - Мы хотели сначала убедиться, что мисс Донован действительно покинула школу, - уклончиво ответила Стебель. Что она, что Флитвик прятали от Северуса глаза, одна только Макгонагалл не отводила от него взгляда, в котором отчетливо читалось глубокое презрение. - Впредь докладывайте мне сразу, - с недвусмысленной угрозой в голосе велел Северус и собрался было отойти от преподавательского стола, как Минерва окликнула его. - Снейп! Он повернулся в пол-оборота, давая ей понять, что не намерен задерживаться дольше необходимого. - Неужели вы не слышали, как мисс Донован по вашей вине называют студенты Слизерина? - И не только Слизерина, прошу заметить, - подал голос профессор Слизнорт, сидевший слева от Флитвика и до этого усиленно делавший вид, будто его здесь нет. - Нет, я не слышал, - сказал Северус. - Повторять этой мерзости я не буду, но будьте уверены, что ваша «слава» теперь запятнала и ее, - выдержав паузу, проговорила Макгонагалл. Северус двинулся прочь, чувствуя себя совершенно растерянным. Когда он выяснил у Блейза Забини, первым попавшимся ему под руку на пути из Большого зала, каким прозвищем студенты Слизерина «и не только» наградили Мэл, его охватило чувство злости на самого себя. Он думал, что сделал все от него зависящее, чтобы защитить Мэл, но оказалось, что, упустив одну малейшую деталь, «запятнал» ее своей славой, как справедливо выразилась Макгонагалл. «Снейповская подстилка» - от подобного прозвища его тошнило. И кто только додумался до этого? Северусу было запрещено покидать школу, но он точно знал, какие меры необходимо было предпринять. Прежде всего он связался с Яксли через камин и сообщил ему о сбежавшей студентке, о том, что в случае обнаружения Мэл Донован кем-то из Пожирателей смерти, ее необходимо было вернуть в школу целой и невредимой, а уж он, Северус, в дальнейшем позаботится о ее наказании. Поскольку Яксли служил в Министерстве, его задача состояла в том, чтобы донести данную информацию до Пожирателей смерти, егерей и всех, кто служил Темному Лорду и мог так или иначе наткнуться на Мэл. Целью Северуса было не столько найти Мэл, сколько обеспечить гарантию ее безопасности и неприкосновенности в том случае, если ее найдут «охотники за головами». Северус преподнес информацию так, чтобы у Яксли не возникло ни единого сомнения в том, что девчонка нужна Северусу живой и невредимой. К счастью, Яксли не стал задавать лишних вопросов: какая-то сбежавшая из школы студентка была ему совершенно не интересна. Он пообещал в скором времени разослать сов с соответствующими инструкциями Пожирателям смерти. Северус все же надеялся, что найти и вернуть Мэл в школу удастся раньше, чем ее обнаружит кто-нибудь из них. На поиски он отправил Хагрида, который хоть и не был рад оказывать Северусу услугу, покорно согласился поискать Мэл Донован в тех местах, которые она могла посетить: дом ее родителей, дом семьи Руш, а также дома попечителя ее родителей и ее бывшего опекуна. Теперь, когда прошло почти две недели, а Хагрид вернулся ни с чем, сообщив Северусу только то, что Мэл заглядывала в дом своих родителей сразу после того, как покинула Хогвардс, Северус не мог избавиться от постоянного чувства страха, засевшего у него внутри. Что с ней сейчас? В безопасности ли она? Увидятся ли они когда-нибудь снова? В сердце его зияла отвратительная, высасывающая пустота. До того, как Мэл исчезла, Северус даже не подозревал, как много она значила для него; что он настолько был привязан к Мэл, что теперь, когда ее не было рядом, никак не мог изгнать ее из своих мыслей. Она всегда маячила на периферии его души. Ему оставалось только ждать новостей от своих названных соратников, и Северус не знал, хочет ли он на самом деле их получить. … Мэл проснулась от громкого стука в дверь. Смахнув остатки сна, она с трудом выкарабкалась из постели, удивляясь, кого это принесло практически в полчетвертого утра. Она еще не успела дойди до двери, когда услышала звонкий голос своей подруги, отчетливо слышимый сквозь тонкие стены. - Мэээл! Открывай скорей! Это мы! Мэл распахнула дверь и увидела Хейзел, которая стояла, опершись на дверной косяк, в тонком ситцевом платье на толстые шерстяные колготки, в огромном дутом пуховике и нелепой шапке. В каждой руке у нее было по две бутыли огневиски. Позади нее с извиняющейся улыбкой на лице топтался Итан. - Хейзел! Ты рехнулась? Уже почти четыре утра! Я думала, что это Пожиратели смерти явились по мою душу, - воскликнула Мэл, протирая глаза. - Милая, Пожиратели смерти не стали бы стучать, - с осоловелой улыбкой заметила Хейзел. От нее несло спиртом. - Когда ты успела напиться? – спросила Мэл, пропуская их в комнату. - Она выпила всего одну стопку, - ответил Итан за Хейзел. – Это просто эффект плацебо. Она уверена, что ужасно пьяная, потому едва держится на ногах. Хейзел скинула ботинки и с разбегу завалилась на кровать Мэл. - Мэл! Снимай свою ужасную пижаму и одевайся! Итан знает одно чудное место, где мы можем немного посидеть, - заявила она. Мэл оглянулась на Итана. - Что за место? - Пшеничное поле, там можно встретить потрясающий рассвет, – пояснил Итан. - Рассвет будет через часов пять, - заметила Мэл, но тем ни менее, заряженная их весельем, стала вынимать теплые вещи из шкафа. - Мы пока погуляем и разогреемся огневиски, - сказала Хейзел. – Не представляешь, каких трудов мне стоило его добыть в такое время! А ведь Итан никогда не пробовал огневиски, правда, Итан? - Абсолютная правда. Но думаю, что оно не должно сильно отличаться от обычного ирландского виски, - ответил Итан с улыбкой. Когда Мэл оделась, они, запихнув бутылки в рюкзак Итана, забитый пледами и одеялами, выдвинулись в путь. По словам Итана до пшеничного поля из этой части Лондона добираться было всего ничего – не больше часа прогулочным шагом. Ночь стояла достаточно теплая для осени, поэтому, пригубив совсем немного виски перед выходом, Мэл чувствовала себя на улице вполне комфортно. По пути они периодически доставали одну из прихваченных бутылей, поэтому через час уже были сильно навеселе. Добравшись до сельскохозяйственных угодий, они расположились на небольшом пригорке с видом на бескрайние поля, простиравшиеся далеко за линию горизонта. Мэл и Хейзел наколдовали костер, растопили вокруг снег, так что земля прогрелась, как под жарким летним солнцем, и расстелили на земле одеяло. До рассвета оставалось еще около трех часов. Они легли на одеяло и стали смотреть на усыпанное звездами небо, передавая друг другу по кругу огневиски. Костер грел их только с одной стороны, с другой же они были представлены осенней стуже, поэтому они накрылись сверху еще одним пледом и использовали согревающие заклинания. Мэл чувствовала, как от виски по телу разливается приятное тепло. Голова немного кружилась, но сейчас это ощущение уже не казалось ей таким некомфортным, как прежде. Огонь потрескивал, метая в воздух оранжевые искры, растворяющиеся в ночном мраке. Хейзел, зажатая между Мэл и Итаном и разморенная их теплом, о чем-то болтала заплетающимся языком. Мэл лениво ей отвечала, а Итан, казалось, и вовсе задремал. Мэл не знала, сколько прошло времени прежде, чем небо начало светлеть, а звезды на небосводе – бледнеть и гаснуть. Она сбросила с себя истому, почувствовав, что начинает подмерзать, а тепло тлеющего костра и согревающих заклинаний перестает действовать. Она тяжело поднялась на ноги, стараясь совладать с головокружением. Хейзел рядом с ней распихала Итана. - Я чуть не уснула, - сказала она, хотя Мэл отчетливо помнила, как Хейзел пару минут назад в очередной раз пригубила бутылку. – Итан, ты проспишь весь рассвет. - Кто включил свет? – сонно пробормотал Итан, щурясь и прикрывая руками глаза. - Как же здесь холодно, - заплетающимся языком пробормотала Мэл и на нетвердых ногах закружилась вокруг костра, раскинув руки по сторонам. Хейзел рассмеялась: - Ты что делаешь, Мэл? - Я танцую, чтобы согреться, - ответила Мэл, подпрыгивая в танцевальном па. Она чувствовала себя совершенно пьяной и утратившей всякие границы. Прохладный ветер, бескрайние просторы, рассветное зарево действовали на нее не менее опьяняюще, чем огневиски, поэтому она загорланила песню. - Вызывайте экзорциста, - усмехнулся Итан, приподнявшись на локтях и наблюдая за ней. - Кого? А, это тот, кто занимается деньгами у маглов? – уточнила Хейзел. - Ты говоришь про экономистов, дурочка. Экзорцисты изгоняют из людей демонов, - пояснил Итан. - Демоооон забрал весь урожай, а что же делать нам – каждый раз, каждый раз! - пропела Мэл, страшно фальшивя. Хейзел вскочила на ноги и пустилась в пляс вместе с Мэл. Итан засмеялся, глядя, как они, едва держась на ногах, подпрыгивают и размахивают руками под весьма посредственное исполнение Мэл старой пастушьей песенки. - Мэл! – смеясь, воскликнула Хейзел. - Что? - Не уезжай! Мы могли бы подыскать тебе здесь работу и квартиру, - Хейзел, запыхавшись, попыталась перехватить Мэл под локоть, но та с задорным криком увернулась. - Нет, я уеду! Уееееду в далекие края, в бескрайние леса… - затянула новый мотивчик Мэл. - Нет, послушай, Мэл! Я скучала по тебе все это время, это правда… - Хейзел остановилась и оперлась руками о колени, переводя дыхание. – Если мы не будем посещать районы, где живут волшебники, то мы все будем в безопасности, переждем это время, а потом… наша свадьба… ты должна на ней присутствовать. - Звенят колокола, и свадьба прогремела на весь двор! - хохоча, пела Мэл, пританцовывая вокруг Хейзел и Итана. - Хейзел, отстань от человека, - с усмешкой сказал Итан, ежась под пледом. – Если она хочет уехать, значит, у нее есть на то причины. - Какие причины? Пожиратели смерти? Тот-кого-нельзя-называть? Им на нас плевать, - Хейзел засеменила за Мэл, стараясь приноровиться к ее неустойчивому танцу. - Хейзел! – Мэл остановилась и с улыбкой повалилась на подругу. Та поймала ее в объятия. – Я просто должна уехать. Здесь мне не спокойно. И спокойно здесь не будеет никогдааа, - эти слова она снова пропела хриплым от смеха голосом. – Если они найдут нас, то, возможно, убьют, как предателей крови. - Ох, мне плевать на них, Мэл! - Хейзел с хохотом отстранилась от Мэл и взяла ее за плечи. – Пойми! Мне плевать! Я не боюсь Того-кого-нельзя называть! И я не боюсь его имени, - она задрала голову и весело прокричала в розовое рассветное небо. – Волан-де-Морт, я тебя не боюсь! Мэл согнулась от хохота. Через несколько секунд послышался оглушительный хлопок. Мэл, Хейзел и Итан оглянулись на источник звука. Секунду назад бескрайние, залитые бледным светом поля были совершенно пустынны, а уже в следующий миг в нескольких метрах от них материализовалось трое мужчин. Не успела Мэл вынуть из кармана волшебную палочку, как один из прибывших – поджарый, широкоплечий мужчина с нарастающими на лоб седыми волосами выкрикнул: «Экспеллиармус». Палочка Мэл выскользнула из кармана и влетела в руку незнакомцу. Мимо проскочила еще одна вспышка. Мэл оглянулась на Хейзел и заметила, как ее пальцы все еще сжимают пустое пространство, в котором секунду назад была ее палочка. Итан вскочил на ноги. - Какого черта! Кто вы такие? – воскликнул он. - Умолкни и брось на землю волшебную палочку, - велел егерь, целясь в Итана. - Какую… – растерянно пробормотал Итан. - Он безоружен, - поспешно крикнула Мэл. Краем глаза она взглянула на Хейзел. Лицо подруги было белее, чем снег. Не отрывая глаз от нацелившихся на них палочек, Хейзел мелко дрожала, задрав руки вверх. - Струпьяр, а ну проверь, - велел тот, кто видимо был у них главарем. Высокий мужчина в кожаном плаще с забранными в хвост волосами подошел к Итану и попытался обыскать его. - Эй, убери от меня руки! – крикнул Итан, отходя на шаг. - Итан, умолкни! – громко прошептала ему Мэл, но было поздно: полыхнула красная искра, и Итан, отлетев на несколько метров, повалился на землю. Хейзел вскрикнула и тут же зажала рот руками. - Вот так-то лучше, - пробормотал Струпьяр, приблизившись к нему. – И кому из вас, недоумков, пришло в голову произнести имя Темного Лорда? - Как ваши имена? – спросил главарь, приближаясь к Хейзел и окидывая ее оценивающим взглядом, от которого у Мэл пробежал по спине холодок. - Хейзел Руш, - сдавленно пробормотала Хейзел. - А ты? – он повернулся к Мэл, упирая конец волшебной палочки ей под подбородок. - Ме… Мелисса Уолшер, - ответила Мэл. - Филлиус, проверь их в списке нежелательных лиц, - велел главарь третьему мужчине в кожаной куртке. – А вы, - он указал концом палочки сначала на Хейзел, затем на Мэл, - что бы ни единого звука и движения, а то я за себя не ручаюсь. Тот, которого звали Филлиус, прежде, чем исполнить приказ, несколько секунд сосредоточенно вглядывался в лицо Мэл. - Где-то я тебя уже видел, - пробормотал он, вынимая из кармана потрепанные свитки. Но Мэл не слушала его, сосредоточившись на звуках, доносившихся у нее за спиной: Струпьяр шарил руками по одежде Итана, обыскивая карманы. Ничего в этот момент Мэл не хотелось больше, чем того, чтобы Итан оказался без сознания. - Что вам от нас нужно? – послышался слабый голос Итана, разрушив все ее надежды. - Где ты, щенок, спрятал волшебную палочку? – спросил Струпьяр, переходя к обыску одеяла и пледа. «Пожалуйста, молчи», - с мольбой думала Мэл, стараясь незаметно повернуться лицом к Итану, но ее движение не ускользнуло от главаря. - Я же сказал: не двигаться! – прорычал он. - Сивый, в списках их нет, - сказал третий мужчина, вглядываясь в длинный, измятый лист пергамента. - Скажи-ка, милая, кто твои родители? – Сивый приблизился к Хейзел вплотную и чуть склонил к ней голову, будто внюхиваясь в ее волосы. – От тебя так приятно пахнет… Ты уже закончила школу? Хейзел всхлипнула. Мэл видела, что она силилась что-то ответить, но могла лишь хватать ртом воздух. - Отойди от нее! – послышался голос Итана позади них. Судя по шаркающим звукам, он попытался приподняться. - А ну молчать! – велел Струпьяр. – Сивый, тут нет больше волшебных палочек. Сивый оторвался от Хейзел и посмотрел туда, где, видимо, находился Итан. - А как твое имя? – спросил он. - Не твое дело! – голос Итана звучал неуверенно. - Отвечай, если не хочешь лишиться жизни, идиот! – велел Струпьяр. Послышался треск, Итан протяжно застонал. Мэл мысленно молилась, чтобы Итан не ляпнул лишнего. - И чем ты собираешься лишить меня жизни? – отдышавшись, спросил Итан. – Этой штукой? Это что - палочка для суши со встроенным электрошокером? Воцарилось молчание. Сердце Мэл ухнуло куда-то вниз. От алкогольного опьянения ничего не осталось: никогда еще она не ощущала свою голову более ясной и болезненно сосредоточенной, чем в этот момент. Сивый сделал шаг в сторону Итана, но тут Хейзел с рыданием вцепилась в его руку. - Пожалуйста! Пожалуйста! Не трогайте его! – взмолилась она. – Он ни в чем не виноват! Не трогайте его! Мэл обернулась и увидела, как Итан вскочил на ноги. - Хейзел! Егеря переглядывались между собой. - Заткнись, сука! – Сивый высвободил руку из хватки Хейзел и оттолкнул ее так, что она едва сумела удержаться на ногах, затем резко повернулся к Итану. – Эй, парень, скажи, ты учился в Хогвардсе? Мэл встретилась глазами с Итаном, посылая ему мысленные сигналы ответить согласием, но он лишь растерянно склонил голову набок, переводя взгляд на Сивого, а с Сивого на Струпьяра. - Хогвардс? Что это? Какое это имеет значение? – пробормотал он. - Да он чертов магл! – вскричал Струпьяр. - «Авада кедавра» - небрежно произнес Сивый, взмахнув палочкой. Полыхнула зеленая искра, глаза Итана на мгновение помутились, а затем он рухнул на землю. Мэл не могла оторвать взгляда от его застывшего тела, не в силах поверить в реальность происходящего. Не могла даже тогда, когда Хейзел рядом с ней рухнула на колени и зарыдала. - НЕТ! – истошно закричала она. – НЕЕЕЕТ! ЧТО ВЫ НАДЕЛАЛИ? ОН НИЧЕГО ПЛОХОГО НЕ СДЕЛАЛ! - Ты видимо была в него влюблена, а, крошка? – Сивый подскочил к Хейзел и, схватив ее за волосы, рывком поставил ее на ноги. - Мерзкая предательница крови! - в глазах его читалось отвращение. Хейзел, заливаясь слезами, обмякла в его руках, словно тряпичная кукла. Глаза ее почти исчезли под красными, опухшими веками. - Знаешь, что мы делаем с такими, как ты? – Сивый мягко взял ее за подбородок и заставил поднять голову почти к самому своему лицу. – Для маглорожденных и маглов у нас припасена смерть самая обычная и скучная, мне такое совсем не нравится, - он ухмыльнулся, большим пальцем смахивая слезу с ее подбородка. – Но для предателей крови, для тех, кто трахается с маглами, у нас есть кое-что особенное, - он повернул лицо к Филлиусу и медленно кивнул ему, - Ты знаешь, что делать. На конце волшебной палочки Филлиуса загорелся слабый сероватый огонек, и в следующий миг Мэл почувствовала холод, обволакивающий ее тело промозглым туманом. В груди нарастало чувство высасывающей пустоты, поглощающей все мысли и эмоции. Словно невидимый камень придавил ее к земле, и Мэл в миг утратила силы жить и бороться. Двигаясь, словно в толще воды, она огляделась в поисках источника этого жуткого холода. За спиной у Филлиуса парило огромное существо в черном балахоне с лицом, скрывающимся под капюшоном. Серые, покрытые влажными струпьями руки безжизненно свисали вдоль его тела. - Ты знаешь, что такое поцелуй дементора, милая? – ласково спросил Сивый, продолжая поглаживать лицо Хейзел большим пальцем. Та ничего не ответила, только судорожно всхлипнула в попытке сдержать рыдания. Глаза ее были плотно зажмурены. - Наверное, ты знаешь. Ты ведь училась в Хогвардсе, в отличие от твоего славного, теперь уже мертвого магла, - продолжал Сивый. – Но ты мне нравишься - такая красивая куколка, такие нежные губки. Я дам тебе и твоей подружке шанс спастись, - он отступил на пару шагов назад. У Хейзел, едва он ее отпустил, подкосились ноги, и она чуть было не упала, но Мэл успела подставить ей руку. Хейзел схватилась за нее так отчаянно и с такой силой, что Мэл едва удержалась от болезненного стона. - Что ты опять придумал, Сивый? – с возмущением спросил Струпьяр, обеспокоенно топчась на месте. От присутствия дементора ему явно было явно не по себе. – Пусть целует их и дело с концом. - Помолчи, Струпьяр, - отмахнулся Сивый, не отводя плотоядного взгляда от Хейзел. На лице его блуждала игривая улыбка. – Я даю вам фору в пятнадцать секунд. Отсчет пошел. Хейзел, похоже, мало понимала, о чем он говорит. Глаза ее потеряно блуждали по земле, словно она искала что-то жизненно необходимое и никак не могла найти. - Хейзел…, - Мэл потянула ее за руку, с тревогой оглядываясь на Сивого, который одними губами отсчитывал неумолимо уползающие секунды. – Хейзел, прошу тебя! – она с силой потянула Хейзел за собой. Та словно приросла к земле. Ее окоченевшее тело показалось Мэл холодным и неживым, будто дементор уже высосал из нее душу. - Послушай подружку, Хейзел, - со смешком посоветовал Струпьяр. - ХЕЙЗЕЛ! – закричала Мэл и со всей силы влепила подруге затрещину. Та встрепенулась, как испуганная птица, и с непониманием уставилась на Мэл. – БЕЖИМ! – Мэл схватила руку подруги и, потянув ее за собой, кинулась прочь. Хейзел наконец подчинилась. Мягкий, пушковый снег проваливался под их ногами. Куда они бежали, Мэл не знала, холодная ладошка Хейзел в какой-то момент выскользнула из ее руки. Вокруг были только бесконечные, пустынные поля: ни единого деревца, ни единой возможности спрятаться или укрыться. Шанс, предоставленный им Сивым, был всего лишь насмешкой – игрой, которую затевает кошка с мышью прежде, чем ее убить. Прозрачный, алый свет рассветного солнца заливал засохшие колосья пшеницы, проглядывающие из-под снега, выхватывая поблескивающие на них бисеринки росы, сверкающие на свету, как драгоценные камни. Словно во сне, в голове Мэл промелькнула мысль, что Итан был прав, и она никогда в своей жизни не видела ничего красивее этого алого рассвета. В абсолютном безмолвие Мэл слышала только шорох снега и сухой травы под своими ботинками и ботинками Хейзел. Она бежала изо всех сил, не оглядываясь, - бежала так, что сердце выпрыгивало из груди, но поле не желало кончаться, скрываясь за горящим, будто охваченным оранжевым пламенем горизонтом. Вдруг она услышала пронзительный крик. Сердце ее ухнуло вниз. Мэл оглянулась и увидела, как над Хейзел, отставшей от Мэл на десяток метров, нависла огромная черная фигура. - Хейзел! – завопила Мэл. Когда она попыталась развернуться, ноги подвели ее, и она споткнулась, потеряв равновесие и завалившись вбок на одно колено. Глаза на секунду заволокло пеленой. Подчинив себе непослушные ноги, Мэл встала и бросилась к подруге. Почему она не двигается? Почему стоит на месте словно в оцепенении, а руки безжизненно болтаются вдоль тела? Чем ближе Мэл подбегала, тем отчетливее видела, что черная фигура практически слилась с Хейзел в одно целое, прислонив свое лицо к ее лицу. Мэл не добежала до Хейзел трех метров, когда дементор вдруг оторвался от Хейзел, и та, как тряпичная кукла рухнула на колени. Мэл успела увидеть, как серая дымка отделяется от тела подруги и растворяется в черной щели, зияющей под капюшоном дементора. - ХЕЙЗЕЕЕЕЛ! – Мэл не сразу поняла, что этот пронзительный, хриплый вопль издает она сама. Хейзел была жива, раз держалась на коленях, но что-то с ней было не так: ее спина расслабилась, плечи опустились, и голова слегка завалилась вбок. Она, двигаясь будто механически, обернулась на крик, и Мэл, совершенно не замечая, как к ней приближается дементор, застыла, встретившись с глазами подруги, в которых не осталось абсолютно ничего – только безжизненная пустота. Мэл все смотрела в эти глаза в полном оцепенении, не замечая охватившего ее обездвиживающего холода. А потом все вокруг заволокло туманом, померкло, и Мэл провалилась во тьму. … Сквозь пелену холода и мрака до Мэл доносились приглушенные голоса. - Этот недоумок вовремя вспомнил, где раньше видел лицо этой полукровки. - Даже если бы она подохла, хуже бы не стало. Одной полукровкой меньше. - Меньше заморочек со Снейпом. Он сейчас в числе любимчиков Темного Лорда. - Темный Лорд доверяет ему не больше, чем всем остальным. - В самом деле? Не больше, чем тебе, Сивый? Он, а не ты убил Дамблдора там, на Астрономической башне. - Заткнись! Голоса стихли. Мэл медленно выползала из мрака, чувствуя себя так, будто барахтается в волнах, относящих ее все дальше и дальше от берега. Совсем обессилев, Мэл провалилась в беспроглядную тьму, и в бреду ей почудилось, будто она снова оказалась в болоте в Запретном лесу и пытается высвободить тело из тугих, обездвиживающих силков. Она словила приступ паники, и ее гулко забившееся сердце выдернуло ее из мрака, швырнув в сознание с такой силой, что на мгновение ей показалось, будто ее голова сейчас разорвется. Она приподнялась и судорожно глотнула ртом воздух. Когда она открыла глаза, перед взором замелькали вспышки, словно от тысячи фотокамер. - Очнулась наконец? Хвала Мерлину, а то от общества твоей подружки мне не по себе, - послышался голос где-то совсем рядом. Мэл вздрогнула и огляделась. Сквозь растворяющиеся вспышки проступил образ темного подвального помещения, освещаемого только одним тлеющим факелом. В углу на полу сидел человек – смутно знакомый, с взлохмаченными грязными волосами, низким лбом и глубоко посаженными глазами, влажно сверкающими из-под кустистых бровей. Мэл понадобилось несколько секунд, чтобы узнать в нем Аврана Бергмана – спекулянта, который помогал ей добывать книги по темным искусствам и ингредиенты для зелья. - Узнала? Ты провалялась в отключке несколько часов, я уж думал, что ты не вернешься и станешь, как твоя подружка, - Авран кивнул куда-то в сторону. Мэл оглянулась. В дальнем углу сидела Хейзел: безэмоциональная, безразличная и расслабленная, как кукла. Ее стеклянные, ничего не выражающие глаза неотрывно смотрели в пол, голова безжизненно склонилась к плечу. Мэл приподнялась и подползла к ней. Схватив ее за плечи, она попыталась перехватить ее взгляд. - Хейзел! – позвала она. Хейзел откликнулась машинально, словно радиолокационный маяк на сигнал. Она подняла глаза, но, несмотря на то, что они смотрели в сторону Мэл, их взгляд не сфокусировался ни на ней, ни на чем-либо другом. Мэл вглядывалась в эти глаза в надежде отыскать в них хоть что-нибудь – маленький отголосок жизни, тень прежней Хейзел, зарницу ее души, но они были совершенно пусты. - Хейзел, прошу! – Мэл потрясла Хейзел за плечи, будто надеясь, что это поможет ее вернуть. По щекам у нее текли горячие слезы, застилая пеленой, растворяя перед взором лицо Хейзел: бледное и безликое, как фарфоровая маска. Возле краешков ее губ еще оставались две маленькие, едва заметные морщинки, которые превращались в ямочки каждый раз, когда Хейзел улыбалась. Ее лицо было прежним, но теперь казалось Мэл совершенно чужим, незнакомым: широкий рот утратил присущую ему выразительность, и брови – главный элемент ее мимики -теперь были неподвижны. - Это бесполезно, - прозвучал голос Аврана у Мэл за спиной. – Твою Хейзел уже не вернуть. Ее здесь больше нет, осталась одна только оболочка. Мэл обернулась, пытаясь разглядеть его сквозь пелену слез. - Неужели ничего нельзя сделать? – с отчаянием прошептала она. Авран ответил не сразу. Мэл показалось, что на лице его отразилось сочувствие. - Ничего, - сказал он. - Ты ведь и сама это знаешь. После поцелуя дементора не возвращаются. Таких случаев не было. Мэл застыла перед Хейзел в полном оцепенении, отказываясь понять и принять слова Аврана. - Где мы? – хрипло спросила она. - Сам точно не знаю. Наверное, это дом Сивого или кого-то из егерей. Здесь они держат своих пленников. - Давно вы здесь? - Несколько дней. Они не знают, что со мной делать, потому что меня нет ни в одном списке: ни маглорожденных, ни полукровок, ни чистокровных. - Как это? - Уже давно никто не знает моего настоящего имени, - Мэл слышала, как Авран мрачно усмехнулся. – Я не учился в Хогвардсе, но тем не менее я волшебник. Они боятся ошибиться и убить не того. - А кто вы на самом деле? – безразлично спросила Мэл только, чтобы заполнить невыносимую тишину. Она отползла от Хейзел и повернулась к ней спиной, чтобы не видеть этих стеклянных глаз. - Ты ведь не думаешь, что я тебе скажу, девочка? – отозвался Авран. – Кстати, ты здесь не задержишься надолго. Они долго спорили, но в итоге вызвали Снейпа. Он скоро должен быть здесь. Мэл медленно покачала головой из стороны в сторону. - Я не оставлю Хейзел здесь, - прошептала она. - Хейзел здесь больше нет, - тихо, но убежденно проговорил Авран. Мэл ничего не ответила, и они замолчали. Послышались приближающиеся шаги, затем лязгнул ключ, и железная дверь со скрипом отворилась. Слабый свет факела выхватил из мрака внушительную фигуру Сивого. Мэл подняла на него глаза. Его лицо казалось самым обычным, человеческим, но было в нем что-то дикое, звериное - возможно, то безжалостное выражение, которое читалось в каждой его черте: в холодных голубых глазах, в изгибе рта и сжатых мышцах челюсти. - Очнулась? – лающим голосом спросил Сивый, скользнув безразличным взглядом по Мэл. – Тебе повезло больше, чем подружке. А жаль: она симпатичнее, и так трогательно умоляла. Но ничего, я и в таком виде найду ей применение, - он ухмыльнулся, подошел к Хейзел и, подхватив ее за талию, заставил подняться. Мэл не понравилась его ухмылка. Она вспомнила, как Сивый обнюхивал Хейзел, трогал ее лицо, вспомнила влажный, плотоядный взгляд, которым он ее пожирал. - Куда ты ее ведешь? – спросила Мэл, поднимаясь на ноги. У нее не было при себе ни палочки, ни какого-либо оружия, но ей было все равно: она не отдаст Хейзел этому ублюдку. - Не твое дело, - отозвался Сивый, приближаясь вместе с покорной Хейзел к двери. Мэл хотела было кинуться ему наперерез, но Авран, мгновенно подлетев к ней, схватил ее и зажал в руках плотным кольцом, не позволяя сделать ни единого движения. - Отпусти! – завопила Мэл. - Угомони ее, иначе до прихода Снейпа она не доживет, - угрожающе прошипел Сивый, выволакивая Хейзел из камеры и закрывая за собой дверь. Залязгали цепи и замки. Мэл обмякла в руках Аврана, чувствуя, как горячие слезы вновь неконтролируемо застилают глаза. - Слышала его? Успокойся. Ты ей ничем не поможешь, - тихо, но с нажимом велел Авран, понемногу ослабевая хватку. Мэл забилась в угол, обхватив руками колени. Тело ее охватила крупная дрожь. Окончательно догорел факел, и помещение погрузилось в непроглядную тьму. Мэл не знала сколько прошло времени: в тишине и темноте оно тянулось бесконечно медленно. Когда вновь залязгали замки, Мэл почудилось, что прошло уже несколько часов с тех пор, как увели Хейзел. Луч «Люмоса» осветил лицо Струпьяра в дверном проеме. - Ты! – он кивнул на Мэл, жмурившую глаза с непривычки. – Пойдем, за тобой пришли. Мэл с трудом оторвала от пола затекшие конечности. Струпьяр вывел ее в коридор, запер дверь на все замки и велел следовать за ним. Они миновали несколько открытых подвальных камер, от которых исходил земляной запах, затем поднялись по крутой лестнице на первый этаж. Свет лампы ударил Мэл по глазам, и перед ее взором расплывались, как водяные блинчики, красные круги. Они прошли по коридору, источавшему атмосферу затхлости и запущенности, наступая на усыпавшие пол окурки и обертки, а затем вошли в большую комнату, и Мэл встретилась глазами со Снейпом. Он выглядел таким же, как и всегда: болезненная пергаментная кожа, бездонные черные глаза, длинные пряди волос, обрамляющие лицо, черный сюртук и мантия с широкими полами. Они не виделись всего две недели, но Мэл казалось, будто с тех пор прошла целая вечность. На выцветшем от времени, продавленном диване сидел, по-хозяйски раскинув руки по сторонам, Сивый, а рядом с ним Хейзел. Хейзел. При взгляде на нее Мэл с трудом удержалась, чтобы не закричать от ужаса. Хейзел лежала на диване абсолютно голая, все ее тело было покрыто кровоточащими следами укусов. На ее бедрах зияли две большие гематомы, от которых к ногам паутинкой тянулось красное сосудистое разветвление, растрепанные волосы свисали вдоль лица липкими прядями, губы опухли, а между ног на внутренней стороне бедра была размазана кровь. Мэл на секунду показалось, что она мертва: ее тело было неподвижно, а стеклянные глаза уставились в одну точку, но, приглядевшись, она увидела, как размеренно вздымается ее грудь. У Мэл все поплыло перед глазами. - Разве тебе разрешено покидать Хогвардс, Снейп? – подал голос Сивый. - Это не твое дело, - огрызнулся Северус. - Возвращаю тебе твою пропажу, - Сивый небрежно кивнул головой в сторону Мэл. - Где ее палочка? – мрачно спросил Северус. Сивый вынул из кармана куртки две волшебные палочки и кинул их к ногам Мэл. - Ищи, где твоя, - велел он ей. У Мэл сжалось сердце при виде волшебной палочки Хейзел – тонкой и изящной, как яблоневая веточка. Она подобрала с пола свою палочку и сжала ее в кулаке так, что ногти впились в ладони. - Ей сильно повезло, что Филлиус вспомнил ее на той фотографии, что ты присылал, до того, как дементор высосал из нее душу, как из ее подружки, - сказал Сивый, по-хозяйски проводя ладонью по щеке Хейзел. - Что ты собираешься с ней делать? – небрежным тоном спросил Северус. - Она останется со мной, - с ухмылкой ответил Сивый. Взгляд, которым он одарил Северуса, был преисполнен вызова, мол: что ты со мной сделаешь? – Это моя добыча, и я праве делать с ней, что пожелаю. К тому же, теперь она нравится мне куда больше, чем при первом знакомстве: не кричит и не плачет, такая сладкая и послушная, - он погладил Хейзел по бедру. У Мэл от отвращения и ужаса перекосило лицо. Снейп на это ничего не ответил и повернулся к Мэл. – Надеюсь, мне не нужно применять силу, чтобы вы пошли со мной, мисс Донован? – прозвучал его мягкий голос. Мэл, изо всех сил стараясь держать себя в руках, двинулась к нему навстречу. Каждый шаг отдавался болью в груди. - Провожать вас не надо? – глумливо спросил Сивый, чьи руки все еще блуждали у Хейзел по бедрам. Северус ничего не ответил, настойчиво подтолкнув Мэл к выходу. Мэл кинула прощальный взгляд на Хейзел и вдруг отчетливо, с полной ясностью осознала, что не сможет оставить ее здесь, что, если она сейчас просто уйдет, то никогда не сможет себе этого простить. Решение пришло к ней мгновенно. Вот, секунду назад она была уверена, что никогда на такое не пойдет, а уже в следующий миг ее рука с зажатой в пальцах волшебной палочкой поднялась, и губы сами собой, как будто без всякой команды со стороны мозга, едва слышно прошептали заклинание: «Авада кедавра». Мелькнула зеленая вспышка. Хейзел дернулась, глаза ее закатились, тело безжизненно обмякло, и грудь наконец перестала вздыматься. Она была мертва. Глядя на ее безжизненное тело, Мэл почувствовала, как что-то в ее груди безвозвратно сломалось. Секунду царило молчание. Сивый переводил ошарашенный взгляд с Хейзел на Мэл и обратно, Северус застыл, как каменное изваяние, Струпьяр вытаращил глаза, ставшие круглыми, как у совы. А затем все пришло в движение. Лицо Сивого исказилось от ярости, он вскочил, одновременно вынимая волшебную палочку, Северус резким движением руки задвинул Мэл себе за спину. Красная вспышка. Мэл зажмурила глаза, но ничего не произошло – Северус отразил заклятье. - ПРОКЛЯТАЯ ТВАРЬ! – орал Сивый нечеловеческим голосом. - Уйди с дороги, дай мне расправиться с ней! Это была моя добыча! МОЯ! – он обернулся к Хейзел, грубо схватил ее за плечи и с силой потряс, будто пытаясь заставить работать вышедшую из строя игрушку. Воспользовавшись тем, что он отвлекся, Северус вытолкнул Мэл в коридор, быстро шепнув ей: - Трансгрессируй в Хогсмид! – а затем захлопнул дверь. Разносились вспышки, хлопки, разъяренный вопль Сивого. Мэл трясущимися руками нащупала входную дверь, ведущую на улицу, на полусогнутых ногах выскочила из дома, отбежала на пару метров и круто повернулась на месте, представив Хогсмид. Внутренности ее завернуло крюком, затхлый коридор схлопнулся, а через миг она вывалилась на сырую, кое-где покрытую снегом землю. Из груди выбило воздух, Мэл закашлялась, приподнимаясь на локтях, и огляделась вокруг, подмечая, что приземлилась прямо около таверны «Три метлы». На улице никого не было, стояла темная, безлунная ночь, и ни в одном из окон деревни не горел свет. Мэл встала на ноги и зашагала вокруг таверны, испытывая странное чувство, будто все это происходило не с ней, будто последние сутки были всего лишь абсурдным сном. Северус все не появлялся, но Мэл была не в состоянии испытывать ни беспокойства, ни чувства вины. Несколько минут назад она убила свою подругу, направив волшебную палочку прямо на ее грудь и применив самое страшное из запрещенных заклятий, но в данный момент не способна была даже думать об этом. Ее сердце оставалось абсолютно пустым, словно кто-то выключил на нем питание и стер все данные. Наконец в метрах двадцати от таверны послышался хлопок. Мэл инстинктивно вынула волшебную палочку, но к своему облегчению увидела очертания знакомой фигуры, материализовавшейся чуть выше по склону. Северус огляделся вокруг, но, заметив ее, продолжил стоять на месте, поэтому Мэл двинулась ему навстречу. Ночная тьма надежно скрывала его лицо. Когда их отделяло два метра, Мэл остановилась. Она думала, что он будет злиться и отчитывать ее, но он молчал, застыв, словно под воздействием обездвиживающего заклятья. В густой темноте Мэл видела лишь его силуэт. Опустошенное сердце Мэл вдруг тяжело дрогнуло, отозвавшись гулким ударом в ушах. Северус ничего не сказал, Мэл даже не видела его лица, но одно его присутствие заставило ее чувства проснуться и обрушиться на нее с такой силой, что привычное самообладание оставило ее. Повинуясь непреодолимому порыву, Мэл подошла к Северусу, обхватила его руками за шею и крепко обняла. Тело ее затряслось от беззвучных рыданий. Она и сама не знала, чем конкретно вызваны ее слезы: скорбью по Хейзел, ужасом от пережитого за последние сутки, горечью или тоской по Северусу, которую она вынашивала в себе гораздо дольше, чем последние полторы недели, - наверное, всем вместе. Все эти чувства слились воедино и раздирали ее изнутри. Северус опешил, но не оттолкнул ее. Справившись с удивлением, он неожиданно для самого себя обхватил ее руками и крепко обнял в ответ. Она прижималась к нему с таким отчаянием, будто хотела слиться с ним в одно целое. От ее волос пахло сухой травой. Он гладил ее по голове, шепча: «тише, тише». На плече у него стало мокро от ее слез. Северус Снейп до последнего не знал, как вести себя с Мэл после всего, что с ней произошло. Возвращаясь от Сивого, которого с трудом удалось присмирить несколькими заклятиями, он думал лишь о том, что она нашлась - целая и невредимая, если не считать того затравленного взгляда, которым она смотрела на него в гостиной заброшенного магловского дома, используемого егерями в качестве штаб-квартиры. В те секунды, когда она шла к нему – хрупкая тень в мешковатой одежде, он почти уверил себя, что будет сохранять с ней дистанцию, как и все последние месяцы. Но когда она прижалась к нему, трясясь и хватаясь за него, как утопающий за соломинку, весь его план сложился, как карточный домик. Они простояли так несколько минут, а потом Мэл осторожно отстранилась, не поднимая глаз. Северус понимал, что сейчас лучше ни о чем ее не спрашивать. - Идем, - шепнул он, и она покорно двинулась за ним в сторону замка. За весь путь они не проронили ни слова. Когда они вошли в замок и повернули к коридору, ведущему к гостиной Пуффендуя, Мэл вдруг остановилась. - Я… не хочу сейчас лишних вопросов от своих соседок, - прошептала она. – Только не сегодня. Можно я останусь на ночь в больничном крыле, если там сейчас никого нет? - Хорошо, - кивнул Северус. Они вместе поднялись в больничное крыло. Мадам Помфри спала у себя, и все больничные койки к облегчению Мэл оказались пусты. Остановившись посреди комнаты, они в нерешительности повернулись друг к другу. На конце волшебной палочки Северуса светился огонек, заливая холодным светом его лицо, очерчивая каждую его черту и морщинку, отражаясь в черных глазах. - Где твои вещи? Напиши адрес, и я завтра пошлю за ними Хагрида, - сказал Северус только, чтобы прервать молчание. - Я завтра сообщу ему адрес сама, - ответила Мэл. - Может быть, ты хочешь поесть? – спросил Северус. – Давно ты ела? Мэл покачала головой. Она не ела практически сутки, но мысль о еде вызывала у нее тошноту. - Я не хочу есть, спасибо, - прошептала она. – Профессор… что будет с телом Хейзел? – голос ее дрогнул. Она отчаянно боялась услышать ответ на свой вопрос. - У Фенриха Сивого… извращенные вкусы, но он не некрофил, - ответил Северус. – Когда удалось его угомонить, он позволил забрать тело мисс Руш, и я перенес его в надежное место. На лице Мэл, освещенном светом «Люмоса», отразилось облегчение. - Я могу… написать мистеру и миссис Руш, - пробормотала она надломленным голосом, но Северус прервал ее: - Я возьму это на себя. Только дай мне адрес. Мэл с благодарностью кивнула. Она была уверена, что не нашла бы подходящих слов, чтобы сообщить родителям Хейзел о ее смерти. Она даже не могла представить, что когда-нибудь снова сможет смотреть им в глаза. - Я не понимаю, как они нас нашли. - Кто-то из вас произнес имя Темного Лорда. На нем табу: любой, кто произносит его, тут же становится обнаружен. - Ах, вот оно что…, - сдавленно пробормотала Мэл, до боли прикусывая губу. Северус подошел к тумбочке возле одной из коек и зажег стоявшую на ней лампу. Комнату озарил неяркий желтый свет. - Тебе нужно хотя бы немного поесть, Мэл, - сказал он, обернувшись к ней. Его лицо выражало озабоченность. Мэл знала, что выглядит не очень здоровой, она и чувствовала себя так, будто ее придавило к полу бетонной плитой, но при мысли о еде желудок все еще сворачивало в узел. - Я принесу тебе чего-нибудь из кухни, - с этими словами он направился мимо нее к выходу из палаты. - Вы вернетесь? – прозвучал ее собственный взволнованный голос ему вслед. - Да, я вернусь очень скоро, - заверил ее Северус и мягко, ободряюще улыбнулся. Дверь за ним тихо притворилась. Мэл с тревогой огляделась вокруг. Ее взгляд лихорадочно блуждал по стенам, дверям и окнам, спотыкаясь о каждую тень. Мэл знала, что в замок и из замка нельзя трансгрессировать, но ее не покидал смутный, бессильный страх, что полумрак и тишина несут за собой опасность. Медленно, словно яд, по ней расползалось неведомое ей дотоле чувство тревоги: ей казалось, что тени на стенах двигаются, а дребезжащие от ветерка старые оконные рамы, скрывающие за собой безлунный ночной мрак, кто-то снаружи пытается отворить непослушными от холода пальцами. Не в силах совладать с этим чувством, Мэл решила пока сходить в душ при больничном крыле. Пока она стояла под теплыми струями воды, ее пробивал мелкий озноб. Она вспоминала, как принимала душ в последний раз – это было за несколько часов до того, как Хейзел и Итан заявились к ней посреди ночи, предложив сходить на прогулку. Думала ли она тогда, что следующий душ будет принимать в Хогвардсе, безрезультатно пытаясь стереть с себя следы прошедшего дня? Она и сама не знала, зачем так тщательно надраивала кожу жесткой мочалкой, будто это могло помочь избавиться от того чувства запятнанности, которое не покидало ее с того момента, когда Сивый забрал от нее Хейзел. Наверное, это ощущение мерзости, грязи, останется с ней надолго, будто вместе с Хейзел Сивый творил все эти гадости и над ее, Мэл, собственным телом. Эту грязь не смыть никакими мылом и водой. Она вышла из душа, очистила одежду заклинаниями и вернулась в палату. Северус уже ждал ее, сидя на одной из коек и опершись локтями на колени. Мягкий желтый свет заливал его усталое лицо. Мэл присела на соседнюю койку лицом к нему, зажав ладони между коленями. Северус достал из-за спины и протянул ей булочку, шоколадку и завернутую в полотенце бутыль теплого молока. - Спасибо, - смущенно пробормотала Мэл, неловко принимая угощения из его рук. Она жевала, не чувствуя вкуса пищи. Лицо Северуса оставалось непроницаемым, но глаза блуждали по влажным волосам Мэл, по щекам, подернутым румянцем, по ресницам, отбрасывающим тени на нижние веки, чуть опухшие после слез. Теплый свет освещал ее тонко очерченные ключицы и плечи, кажущиеся хрупкими под большой, свободной футболкой с приспущенными рукавами. - Сивый не ранил вас? – спросила Мэл, прервав короткое молчание. - Нет, не ранил, - ответил Северус. Мэл окинула его внимательным взглядом, подмечая усталый вид и темные провалы теней под глазами. Она медленно покачала головой из стороны в сторону, словно пытаясь стряхнуть с себя мрачные мысли. Руки невольно сжали пустые обертки из-под булочки и шоколада. - Я знаю, что подвергла вас опасности, но я не могла оставить ее там, - горячо прошептала она. – Не могла! Даже, если это была уже не она – пусть, но она была теплой, она обнимала меня этими руками всего сутки назад, мы с ней грелись рядом, лежа на одеяле, а он…, - она судорожно сглотнула, - он испоганил ее тело и собирался сделать это вновь! - Мэл, тебе не нужно оправдываться, - твердо сказал Северус, немного склонив к ней голову, чтобы перехватить ее мечущийся из стороны в сторону взгляд. – Ты сделала все правильно, слышишь? Ты сделала все так, как было нужно. Мэл молчала, не в силах взглянуть ему в глаза. Она чувствовала себя в заточении собственных беспорядочных мыслей - в клетке с птицами, охваченными смятением и паникой. На нее навалилось страшное утомление, и она полулегла на кровать, закинув на нее ноги и прислонившись спиной к подушке. Тело казалось тяжелым, как чугун, и в голове непрерывно гудело, словно отзвук удара по стеклянному сосуду. Мэл не смотрела на Северуса, но чувствовала на себе его внимательный взгляд. Ей казалось, что ее душа была переполнена, как сточная канава, и ее содержимое переливалось через край, грозясь затопить собой все хорошее. Ей непреодолимо хотелось облегчить все, что в ней накопилось. - Я чувствую себя так странно, – задумчиво произнесла она, устремив невидящий взгляд перед собой. – Я должна скорбеть по Хейзел, но вместо этого испытываю только страх, что она будет являться мне в кошмарах, - она немного помолчала. - Моя мама всегда говорила, что почти всякое чувство эгоистично. Мы скорбим или скучаем не по людям, а по тем чувствам, которые испытывали рядом с ними, и боимся утраты, потому что она будет нам досаждать. Наверное, она была в чем-то права. Это так ужасно, что я не могу испытывать просто скорбь без этого эгоистичного страха. - Еще слишком рано для этого, - мягко заметил Северус, - слишком рано для скорби. Однажды она придет. - Да, наверное, - выдержав паузу, согласилась Мэл. - Скорбь все же сложнее, чем обычное чувство утраты. Когда мне было пятнадцать, я скучала по заботе и любви, которые дарили мне родители. А сейчас я об этом уже не думаю, мне больше не больно от мысли, что моих родителей нет рядом со мной. Мне больно, когда я думаю, что мамины любимые кусты около дома вырублены, а крыльцо нашего дома, над которым папа так долго трудился, стало подгнивать и разрушаться. И когда-нибудь мне будет больно от мысли, что Хейзел так и не сыграет свадьбу и так и не выпишет то платье из каталога, которое ей так понравилось. Но не сейчас. Сейчас мне только страшно. Северус молчал, позволяя ей выговориться. И Мэл была благодарна ему за то, что он так внимательно слушал ее сбивчивую речь. Тряхнув головой, она вдруг перевела тему: - Моя мама назвала меня в честь второстепенной героини романа «Унесенные ветром», в честь Мелани Гамильтон. Вы его читали? - Нет. - Я прочитала его, когда мне было тринадцать лет, и, помнится, мне было обидно, что мама назвала меня в честь второстепенного персонажа. Мне казалось, что с моим именем и связано проклятье моего характера: вечно в тени, на вторых ролях, со мной никогда не происходило ничего интересного, а многие мои однокурсники до сих пор не могут запомнить моего имени. Мне тогда хотелось быть как Скарлетт О`Хара - яркой, запоминающейся, со сложной и интересной судьбой. А теперь одно из этих желаний сбылось, - она усмехнулась, – моя жизнь насыщена событиями, но я совсем этому не рада. Я хочу уползти обратно в безопасную тень. Отто Ранк, наверное, был прав… - А какая она – эта героиня, в честь которой тебя назвали? – спросил Северус. - Она…, - Мэл на секунду задумалась, бессознательно перебирая в руках обертки от еды, - на самом деле, она мне нравилась. Невзрачная, блеклая – такой ее считала главная героиня. Она любила человека, который этого не заслуживал, и подругу, которая ее презирала, но при этом она всегда оставалась самым счастливым человеком в этой истории. Она так и не узнала о предательстве самых близких людей и до конца оставалась им верна. Северус нагнулся и мягко, но настойчиво вынул из ее рук шуршащие бумажные обертки. От этого легкого, бережного прикосновения у Мэл по телу прокатилась волна тепла. - Значит, хоть она и заблуждалась насчет любимого человека и подруги, но благодаря вере в людей была счастлива? – уточнил Северус. - Да. - Это по-своему хорошо. Пусть другие копаются в грязи - это их собственный выбор, а она сделала выбор в пользу слепого счастья. Мне нравится думать, что счастье – это не состояние, а выбор. Я никогда не умел его делать, а ты умеешь, Мэл. И ты снова сделаешь его, когда оправишься от всего, что с тобой случилось, - с убеждением проговорил Северус. В глазах его мягко мерцал отблеск лампы, и Мэл могла думать лишь о том, как невыразимо скучала по их разговорам, по этому настоящему, искреннему и такому близкому Северусу. Она ничего не отвечала, с жадностью разглядывая его, обводя глазами каждую черточку его лица. - Иногда меня пугает то, как ты в точности повторяешь мою судьбу, - вдруг проговорил он, нарушив молчание, - во всем: в отношениях с темными искусствами, в чувстве вины, которое преследовало тебя после смерти близких людей, и в том, что случилось сегодня ночью. - Что вы имеете в виду? – непонимающе спросила Мэл, но он ответил не сразу. - Тогда, в прошлом году я не просто так решил помочь тебе с приготовлением «мертвой воды». Я решился на это, потому что в точности знал, что ты чувствуешь. По моей вине погибли родители Гарри Поттера, погибла Лили, которую… я любил, и последние семь лет своей жизни я посвятил тому, чтобы искупить свою вину. Мэл вспомнила, что уже слышала об этом со слов самого Гарри в ту ночь, когда погиб Дамблдор. Но тогда она была слишком занята мыслями о другом и пропустила его слова мимо ушей. - Как это произошло? – тихо спросила она. Никто, кроме Дамблдора, не знал секрет Северуса, и он думал, что никогда и никому не сможет его раскрыть, но сейчас слова давались ему легко. Он знал, что Мэл не осудит его. Сложно было ожидать от нее чего-то другого после того, как она – единственная во всем этом мире - поверила в его невиновность. Она всегда в него верила, даже после того, что он наговорил ей в прошлый раз: он видел это в ее глазах, чувствовал в тех доверчивых объятьях, которые она подарила ему в полном мраке спящей деревни около часа назад. - Это случилось, когда мне было двадцать лет. Я тогда уже вступил в ряды Пожирателей смерти. Однажды я подслушал то, что не предназначалось для моих ушей: пророчество про мальчика, родившегося на исходе седьмого месяца – того, кто будет способен одолеть Темного Лорда. Я рассказал об этом пророчестве Темному Лорду, и он решил, что в нем говорится о новорожденном Гарри Поттере. Он выследил родителей Гарри и убил их, убил Лили и Джеймса Поттеров. Их смерть лежит на моей совести, - голос Северуса звучал твердо и глухо, как у человека, полностью принявшего на себя бремя ответственности за свои деяния. – И в тот день, когда я проник в твою голову, то понял, что ты испытываешь то же, что и я – непреодолимое чувство вины, хотя в твоем случае ты действительно была ни в чем не виновата. И ты пыталась справиться с этой виной с помощью действий, с помощью веры в то, что сумеешь выяснить причину их гибели. А потом… потом той ночью на Астрономической башне я убил Дамблдора, убил потому, что он сам попросил меня об этом. Да, ты тогда сказала все верно, Мэл. Ты во всем была права. Я сделал то, что должен был сделать, ценой своей души. И сегодня ты сделала то же самое. Я думал, что никто и никогда не будет в состоянии меня понять, но судьба послала мне тебя, видимо, чтобы подшутить над нами обоими, - Северус мрачно усмехнулся. - Это вовсе не шутка. Это утешение для нас обоих: знать, что в этом мире есть человек, который может тебя понять, - горячо прошептала Мэл, приподнимаясь и чуть подаваясь к нему навстречу. – И ваша душа цела, Северус, - его имя сорвалось с ее губ совершенно естественно, не смутив ни Северуса, ни саму Мэл, словно в этот миг не было ничего более правильного и нормального. – Так же, как и моя. Я знаю это точно, я чувствую это. Раньше я думала, что слова Дамблдора про любовь – это что-то вроде наставления в духе религиозной брошюрки, но сейчас я понимаю, что он во всем был прав. Темный Лорд потерял свою душу, потому что его сердце не знало любви. А я люблю – люблю своих родителей, своих друзей и… и все, что я делала плохого, было ради них. И вы, профессор, вы любили Лили, а это значит, что вашу душу не очернить темными искусствами. Северус думал не о своей любви к Лили, в которой он уже давно не был уверен. С жадностью вглядываясь в такое дорогое, ставшее ему родным лицо, он думал о той нежности, глубокой привязанности, которую он испытывал к Мэл, и каком-то ином, более сильном, пламенном и безоговорочном чувстве, природу которого он еще пока не мог понять, и которое полностью владело его душой в этот миг, заставляя сердце биться глубже и сильнее. Когда же это произошло? Когда она перестала быть для него просто студенткой? - Мне всегда казалось, что мы похожи в том, как чувствуем, - полушепотом проговорил он. - Но это не совсем так. Я всегда был зациклен на прошлом, а ты… ты живешь настоящим, ты умеешь быть счастливой, и я учусь этому у тебя, Мэл. - Я всегда пыталась отвергнуть прошлое, - возразила Мэл, и ее губы тронула улыбка, полная невыразимой нежности, - но вы помогли мне его принять. Значит, мы встретились не напрасно. - Не напрасно, - шепнул Северус, вторя ей. Они смотрели друг на друга, точно зная, что понимают друг друга так, как никто другой не смог бы понять. Чувство единения между ними было почти осязаемым, оно не требовало ни прикосновений, ни слов, оно заполняло собой пустоты, образованные в их душах горестями и лишениями. И оно наполняло смыслом все, что им пришлось пережить. - Тебе нужно поспать, - взглянув на часы, сказал Северус, с трудом освобождаясь из плена мягкого и теплого чувства. - Я не смогу, - покачала головой Мэл, испытывая отчаянный страх, что он уйдет. Северус немного помолчал, с нежностью вглядываясь в ее лицо. - Хочешь, я побуду здесь? – спросил он. - Вы завтра не выспитесь, - возразила Мэл. Северус усмехнулся. Поднявшись с соседней кровати, он вдруг присел на краешек кровати Мэл. - Подвинься, - прошептал он. Мэл осторожно отодвинулась ближе к противоположному краю постели. Скинув ботинки, Северус прилег рядом с ней. Мэл почти бессознательно потянулась к нему, и он обнял ее одной рукой, притягивая и прижимая к себе. Мэл должна была несказанно удивиться этому жесту, но все этой ночью было не так, как обычно, и эти объятия стали казаться ей самым естественным состоянием, которое только можно было себе представить. Сердце ее билось спокойно и ровно и, прижимаясь головой к груди Северуса, она слышала, как его сердце вторит этому ритму. Тепло, источаемое его телом, согревало ее, прогоняло из ее души все страхи и тревоги. Он ласково гладил ее по волосам и спине, и вскоре на Мэл снизошел опустошенный, усталый покой, и она погрузилась в сон.