Я найду тебя там

Глава 18. Мэл проснулась от того, что замерзла, и поежившись, плотнее укуталась в одеяло. Через секунду теплые руки сгребли ее в охапку и потянули на себя. Она перевернулась на другую сторону и прижалась к Северусу, удобно расположив голову у него на груди. Разнеженная его теплом, она вновь стала погружаться в сон, когда мягкий голос вывел ее из дремы: - Мэл, мне нужно вставать. Где-то рядом замерцал свет зажженной лампадки. Мэл протестующе замычала. - Сегодня же Рождество, - произнесла она, поднимая заспанное лицо и срывая нежный поцелуй с губ Северуса. Отвечая на поцелуй, он убрал с лица Мэл прядь волос и обхватил ее за затылок, притягивая ближе к себе. Не прерывая этих чувственных ласк, Мэл чуть подвинулась вверх так, чтобы быть с ним на одном уровне. - У меня есть кое-какая работа…, - прошептал Северус, когда минуту спустя они оторвались друг от друга. - Она не может подождать до обеда? – спросила Мэл, нежно проведя рукой по его лицу: от виска до щеки и оттирая влагу с краешка губ. - Мерлин, даже если бы не могла, ты просто не оставляешь мне выбора… - он перехватил ее руку и покрыл каждый пальчик невесомым поцелуем. - Останься сегодня со мной, - едва слышно пробормотала Мэл, прижимаясь лбом к его лбу, - на весь день. Я не прошу многого, только один этот день. - Куда я от тебя денусь…, - он нежно погладил ее по обнаженной спине, спускаясь вдоль лопаток к пояснице. У Мэл по телу пробежали мурашки. Она плотнее прижалась к Северусу и уместила ногу между его колен, желая соприкоснуться с ним каждой клеточкой кожи. Они еще около часа нежились в постели в объятиях друг друга, а затем Северус все же встал, но только для того, чтобы принести им завтрак из кухни Хогвардса. Пока его не было, Мэл наконец позволила себе рассмотреть его спальню. Это была небольшая комната, обставленная по-спартански: из предметов мебели в ней были только кровать, тумба, шкаф и камин. Шкаф, предназначенный для одежды, был наполовину заставлен книгами, втиснутыми в него так туго, что, казалось, даже землетрясение не способно было сдвинуть их с места. На полу не обнаружилось даже ковра, а на тумбе, помимо лампадки, стояли только несколько книг и кружка с водой. Спальня вела в маленькую ванную комнату с не менее аскетической обстановкой: на полках душевой, одновременно служащей и раковиной, размещались стаканчик с зубной щеткой и пастой, шампунь, бритва и гель для душа. Ежась от подземельного холода, Мэл первым делом разожгла камин, поворошила угли, пытаясь вытрясти из них хоть немного тепла, затем накинула на себя футболку и отправилась умываться. Она сполоснула лицо водой и прополоскала рот разбавленной зубной пастой, разглядывая свое отражение в маленьком зеркале, подвешенном на дверце душевой. Ее волосы после ночи растрепались и запутались, глаза блестели, словно первые звезды на сумеречном небосводе, а губы и кожа вокруг них были красными и слегка воспаленными от поцелуев. Как странно ей было видеть себя такой: одурманенной близостью, заспанной и довольной. Северус вернулся спустя десять минут с двумя тарелками каши, фруктами и стопкой еще дымящихся оладушек. Они сели завтракать за рабочий стол в кабинете, сдвинув в сторону стопки устилавших его пергаментов. Через открытую дверь спальни в кабинет вливалось тепло камина, но, несмотря на это, по ногам сквозило стылым подземельным холодом, заставляющим Мэл то и дело потирать друг о друга одеревеневшие ступни. - Домашние эльфы не удивились тому, что ты взял две порции еды? – поинтересовалась она, грея руки о тарелку с кашей. - Нет, не думаю, что им есть до этого дело, - расслабленно отозвался Северус, отпивая чай. - Большинству, возможно, и нет, но некоторые могут заинтересоваться, - пожала плечами Мэл. – Я думаю, нам следует завтракать по-отдельности в Большом зале, чтобы не навлечь на себя подозрений. - Мы подумаем об этом позже, - отмахнулся Северус. – Пока все на рождественских каникулах, я хочу завтракать, обедать и ужинать с тобой. Да, и я хочу, чтобы это время ты жила здесь, если ты, конечно, не против, - он кинул на нее короткий взгляд. Мэл, поднявшая было ложку каши ко рту, опустила ее вновь и с удивлением воззрилась на Северуса. - Правда? – недоверчиво спросила она. - Я бы не стал шутить о таких вещах, - отозвался Северус, украдкой поглядывая на нее. Опустив глаза и прикусив губу, Мэл задумчиво уставилась в тарелку. - Тогда мне нужно… перенести сюда часть своих вещей, - неуверенно пробормотала она, крайне смущенная его предложением, - как минимум, зубную щетку и пижаму. Она произнесла эти слова так, словно они должны были немедленно переубедить Северуса в его намерениях. Это вызвало на его губах непроизвольную улыбку. - Пижаму? Вчера, после того, как ты отказалась от моей футболки, я решил, что ты предпочитаешь спать обнаженной, - насмешливо заметил он. Мэл залилась румянцем. - В кино люди после близости обычно спят обнаженными - это вроде как традиция сексуального жанра, - смущенно пояснила она. Северус рассмеялся: - В кино люди также обычно занимаются сексом в каких-нибудь теплых, уютных спальнях, а не в промозглом подземелье. Но правильно ли я тебя понял, что весь свой опыт в сексуальных отношениях ты черпаешь из фильмов? Потому что, если это действительно так, то я боюсь стать для тебя сплошным разочарованием. - К счастью, я смотрела не слишком много эротических фильмов, чтобы обладать завышенными ожиданиями. - Это обнадеживает. Оба они испытывали легкую неловкость, свойственную людям после первой их близости, поэтому шутливый тон разговора был призван преодолеть одолевающую их скованность. Но вот, тема себя исчерпала, и они ненадолго умолкли. Мэл отодвинула от себя тарелку с кашей и принялась за оладушки, только чтобы заполнить воцарившуюся тишину бряцанием посуды и столовых приборов. - Почему же ты так смутилась, когда сказала, что нужно перенести сюда часть своих вещей? – подал голос Северус, не в силах сдержать своего любопытства. Мэл едва заметно улыбнулась, немного помолчав, и Северус уже было подумал, что она в очередной раз отшутится, дабы скрыть свое смятение, но она ответила ему со всей серьезностью: - В твоей спальне и ванной, также, как и в кабинете, все сделано в строгом соответствии с твоими потребностями. Каждой вещи отведено свое место, и тоже самое относится и к твоей жизни в целом. Мне сложно представить, что ты позволишь мне… изменить что-то в ее укладе. Северус покачал головой. - Мэл, если ты бы знала, как мне осточертел этот закостенелый уклад, - с искренним убеждением проговорил он. Не в силах больше терпеть ползающую по ногам стужу, Мэл подогнула к себе колени, что не ускользнуло от внимания Северуса. Придвинувшись ближе к ней, он взял ее за щиколотки, притянул к себе, уместив ее ступни на коленях, и стал нежно растирать их ладонями. От этого жеста по телу Мэл пробежала волна приятных мурашек. - Так что, ты согласна? – чуть глухим от волнения голосом спросил Северус. Мэл не ответила, и он уточнил: - Согласна жить со мной тут, пока не закончатся каникулы? - Северус, ты мог бы не спрашивать, - с нежностью произнесла Мэл, непроизвольно подаваясь ему навстречу. – О большем я и не могла мечтать, - и щеки ее вновь запунцовели от этих непривычно откровенных слов. Северус улыбнулся, оставляя поцелуй на ее оголенной коленке. Закончив завтракать, они очистили посуду хозяйственными заклинаниями, и Северус понес ее на кухню. Мэл тем временем отправилась в гостиную Пуффендуя за своими вещами. С собой она взяла только смену одежды и белья, пижаму и средства личной гигиены, а также парочку книг и отцовский проигрыватель. Десятью минутами позже, раскладывая свои вещи на выделенную ей Северусом полку, она размышляла о том, что еще вчера и подумать не могла, что проведет рождественские каникулы с Северусом. Впервые за долгое время она чувствовала себя абсолютно счастливой, и с губ ее не сходила улыбка. Как это было странно и волнующе: быть с ним рядом, иметь возможность в любой момент прикоснуться к нему. Сколько раз она представляла это в своей голове, но все эти фантазии не шли ни в какое сравнение с действительностью. Ее несколько удивляло то, как Северус торопился сделать ее частью своей жизни, хотя это и было на него совсем не похоже. То, как он целовал ее, как прижимал к себе и как растирал ее замерзшие ступни в своих ладонях – все это казалось ей сном. Ее преследовало чувство, будто стоит ей только закрыть глаза, как это видение исчезнет, испарится в воздухе, превратится в сумрачную фантазию – одну из тех, что является человеку под воздействием длительного одиночества и сладких ароматов цветов, источаемых тепличными растениями. Северус и сам себя не узнавал. Он никогда не считал себя человеком, способным так легко впустить в свою жизнь кого-то другого. Их отношения с Мэл до вчерашнего дня складывались медленно и тяжело, пробиваясь сквозь стены многочисленных условностей и самообмана, лабиринты одиночества, в которые он добровольно загнал себя много лет назад. Северус до последнего старался не сближаться с ней, пусть и каждый раз терпел поражение на этом фронте. Поэтому теперь ему было немного странно осознавать эту новую безраздельно владеющую его сердцем уверенность в своем решении быть рядом с Мэл. Ему хотелось обнимать ее, хотелось проводить с ней дни и ночи, видеть ее зубную щетку в одном стакане со своей и ее книги на своей тумбочке. Теперь ему казалось, что на свете не существовало ничего более правильного, чем их утренние объятия в его постели, ничего более естественного, чем их чуть скованные смущением, полушутливые разговоры за завтраком. Ее тело было будто создано специально для его тела, и ее душа выкроена из того же материала, что и его собственная душа. Северус чувствовал, что Мэл должна быть с ним, и это то, в чем он впервые в жизни был уверен. Они провели весь день вместе: за игрой в волшебные шахматы, совместным чтением и шутливыми беседами. В своих разговорах они более не касались темы отношений и, будто по какому-то молчаливому сговору, избегали в них любых проявлений серьезности, осыпая друг друга бесконечными остротами. Им все еще было немного неловко от этой новой для них обоих, непривычной близости. Мэл показала Северусу виниловый проигрыватель своего отца, научила его, как ставить пластинку и тонарм, и как заводить его с помощью заклинания, изобретенного ее матерью. Около сорока минут они переставляли пластинки, слушая старую английскую, ирландскую, греческую, турецкую и даже русскую музыку из коллекции, за многие годы собранной ее отцом. Северусу особенно понравилась одна греческая фортепианная мелодия: спокойная и умиротворенная, исполненная гармонии, и он три раза подряд прослушал ее от начали и до конца, сидя в кресле перед камином и прикрыв глаза, пока Мэл исподтишка наблюдала за ним. После обеда Северус вдруг прервал их партию в шахматы, отправился в лабораторию и принялся готовить какое-то зелье, стойко отбиваясь от всех попыток Мэл расспросить его о том, для чего оно предназначалось. - Я скажу тебе, когда оно будет готово, - с улыбкой ответил он на ее любопытствующий взгляд. В голосе его при этом звучало странное смятение. – Кстати, если ты продолжишь мешаться мне под ногами, я выгоню тебя из лаборатории. Он добавил в слабо кипящую жидкость в котле несколько капель крапивного масла. - Ну позволь хотя бы помочь тебе, - заглядывая через его плечо, Мэл попыталась разглядеть рецепт на страницах пособия, разложенного перед котлом, но шрифт оказался слишком мелким. - О, я думаю, что справлюсь сам, - с теплой насмешкой пробормотал Северус, помешивая зелье деревянной лопаткой. - В таком случае, я попробую угадать, - Мэл обогнула стол и задумчиво прошлась вдоль комнаты, скрестив на груди руки. – Ты готовишь нечто, предназначенное для меня, раз не хочешь мне об этом говорить. И ты явно смущен, словно боишься, как я на это отреагирую, - она вдруг остановилась и повернулась к нему, смерив его лукавым взглядом. – Это же противозачаточный напиток, верно? Рука Северуса застыла над поверхностью котла. - Угораздило же меня привязаться к такой смышленой девице, - с легкой досадой произнес он, чуть покраснев, а затем поднял на нее глаза. – Я надеюсь, что не смутил тебя этим. Конечно, если ты не захочешь его пить, я не буду тебя заставлять. Мэл улыбнулась: - Северус, вообще-то я и сама хотела попросить тебя приготовить его для меня. Ей было все еще немного странно называть его по имени и обращаться к нему без прежней официальности, но с каждым разом это давалось ей все легче. Северус заметно расслабился. - В таком случае, можешь помочь мне сделать выдержку из саркосомы, - сказал он. Через полчаса напиток был готов и разлит в пробирку. Под внимательным руководством Северуса Мэл выпила несколько капель, а затем они вернулись в кабинет и продолжили партию в шахматы. К вечеру Северусу захотелось вырваться из мрака подземелья, в котором они провели весь день. - Куда мы идем? – спросила Мэл, когда они миновали Большой зал и двинулись в сторону библиотеки. - Увидишь, - уклончиво ответил Северус, пряча улыбку. Они прошли библиотеку и свернули в сторону башни директора. За исключением Пивза, при виде них разразившегося неуместным хихиканьем, по пути им никого не встретилось. Миновав каменную горгулью и поднявшись по винтовой лестнице в кабинет, Северус решительным шагом пересек помещение, даже не оглядываясь на бывших директоров Хогвардса, с удивлением глазевших на них с полотен своих портретов. Проходя мимо портрета Дамблдора, Мэл кинула на него короткий взгляд. Хитро сверкнув глазами из-за очков-половинок, Дамблдор приветливо кивнул ей и улыбнулся. Казалось, ее появление ничуть его не смутило. Подойдя к одной из колон, украшенной причудливым переплетением мраморных узоров, Северус, шепнув про себя заклинание, провел пальцами по выпуклому изображению волнистой ряби, расплывающейся по поверхности, словно водяной блинчик, и колона бесшумно отъехала в сторону, открывая небольшой проход к очередной винтовой лестнице с белыми и тонкими, словно сделанными из слоновой кости перилами. Они спустились по лестнице в личные апартаменты директора – просторную круглую спальню с большими створчатыми окнами по периметру двух смежных друг с другом стен. Комната была гораздо меньше, чем кабинет, расположенный этажом выше, поэтому Мэл догадалась, что здесь должно было быть еще одно помещение. И действительно: миновав кровать с балдахином из легкой, невесомой тюли, Северус приблизился к одной из стен и отворил дверь, сливающуюся с поверхностью стены и потому почти не различимую в вечернем мраке. Он посторонился, приглашая Мэл войти. Вступив в помещение, Мэл ахнула. Это была большая ванная комната с расположенной по центру круглой, отливающей матовым свечением мраморной ванной в форме морской раковины. Комната так же, как и спальня, по всему периметру, за исключением смежной со спальней стены, была окружена высокими длинными окнами, сквозь которые помещение заливал лунный свет. Под потолком были подвешены причудливые влаголюбивые растения, испускающие цветущие бледно-желтыми бутонами лианы к поверхности воды. Мелкая мозаика, усыпавшая стены, мягко серебрилась и мерцала под бледными лучами луны. - Ну как, нравится? – с улыбкой спросил Северус, оглядываясь на потерявшую дар речи Мэл. - Это… невероятно, - выдохнула Мэл, с восхищением оглядывая комнату. Одним движением волшебной палочки Северус освободил ванну от застоявшейся воды и повернул рычаг, разом запустивший все шесть маленьких краников, расположенных по центру ванны на выступе в форме распустившегося цветочного бутона. Затем он зажег свечи на двух канделябрах, висящих на стенах по разные стороны комнаты, и повернулся к Мэл. - Ты не против принять со мной ванну? – спросил он чуть приглушенным голосом. - Ты еще спрашиваешь, - с улыбкой ответила Мэл, впрочем, сильно смутившись. Они провели вместе еще слишком мало времени для того, чтобы она не краснела при подобных вопросах. Северус помог ей избавиться от одежды, сложив ее рядом на стул, затем разделся сам. Его вожделеющий взгляд на ее обнаженном теле вызвал у Мэл приятную дрожь, разливающуюся по коже и пульсациями отдающуюся в нижней части живота. Ванна наполнилась всего за несколько минут, и Северус вновь повернул рычаг, перекрывая напор. Над поверхностью воды поднялось легкое облачко пара. Подав Мэл руку, Северус помог ей подняться на помост и залезть в ванну. Погрузившись в теплую воду, Мэл зажмурила глаза от удовольствия, чувствуя, как тяжесть воды приятно обволакивает тело. Северус приземлился рядом и с удовлетворением выдохнул, откидываясь на бортик. - Как хорошо…, - прошептала Мэл, вытягивая ноги. - В должности директора Хогвардса есть свои преимущества, - с ухмылкой отозвался Северус. - Ты раньше пользовался этой ванной? - Нет, не возникало особого желания. Мэл вытянулась и, раскинув по сторонам руки, облокотилась на бортик. - На твоем месте я бы в ней жила, - запрокинув голову и прикрыв глаза, расслабленно протянула она, - я бы устраивала аудиенции прямо тут. - Отличная мысль, - улыбнулся Северус. - Пожалуй, я так и сделаю. А когда меня спросят, кто меня к этому подтолкнул, я скажу, что это была моя студентка Мэл Донован, с которой мы обнаженными принимали ванну. Мэл залилась смехом и обратила на него взгляд, полный нежности. Подчиняясь непреодолимому порыву, Северус обхватил Мэл за талию и, усадив на колени, притянул к себе так, что их лица оказались напротив друг друга. Она обхватила его руками за шею и, прикрыв глаза, прижалась лбом к его лбу. - Мэл…, - прошептал Северус, вдыхая ее запах, - тебе хорошо со мной? Мэл слабо улыбнулась. - Да, - выдохнула она и легонько потерлась носом о его щеку. Весь день они избегали обсуждать серьезные темы, но теперь Северусу хотелось поговорить с ней о том, что давно его волновало. - Ты когда-нибудь задумывалась… о нашей разнице в возрасте? – неуверенно спросил он, боясь тех слов, что может услышать в ответ. - Да, задумывалась, - едва слышно ответила Мэл, - в то время, когда я пыталась выкинуть тебя из головы. Тогда мне казалось… что между нами рано или поздно должны возникнуть непреодолимые противоречия, - она сделала паузу, перебирая в голове воспоминания, а затем продолжила голосом все таким же тихим, но окрепшим в своей интонации: - Но потом я поняла, что мне все равно на них. Пусть эти противоречия возникнут, пусть я буду вести себя по-детски, а ты – доставать меня нудными наставлениями, - на этих словах Северус ухмыльнулся краешком рта, - пусть я буду слушать группу «Ведуньи», а ты – какой-нибудь Ливерпульский хор имени Мерлина… я все равно никогда не смогу отказаться от тебя… Сердце Северуса в ответ на ее слова отозвалось сладкой болью от охватившего его нестерпимого чувства нежности. - Я не знаю… чем я тебя заслужил, - сдавленно пробормотал он. - Тебе не нужно было меня заслуживать… Я уже давно не могу представить свою жизнь без тебя, - прошептала Мэл, мягко обводя губами впадинку на его подбородке. Былая неловкость канула втуне, и эти откровенные слова давались ей легко, словно она говорила ему их изо дня в день. Обхватив ее рукою за затылок, Северус поцеловал ее со всей нежностью и чувственностью, на которые был способен. Постепенно углубляя поцелуй, он чувствовал, как с каждой секундой внизу живота нарастает непреодолимое, напористое напряжение. Ее губы из мягких и податливых становились все более требовательными и вожделеющими, а дыхание – рваным. Она слегка прикусила его нижнюю губу и провела по ней языком, заставив сердце Северуса кувыркнуться в груди, пульсацией разогнав по телу жар. Откинувшись вместе с ней назад, он прислонился спиной к бортику, удобнее располагая Мэл на себе и осыпая жаркими поцелуями ее шею и грудь. Дыхание Мэл стало глубоким, грудь вздымалась под его губами, подаваясь ему навстречу. Направляемая его рукой, она толкнулась вперед бедрами, принимая его в себя, чувствуя, как ее призывно пульсирующая пустота внизу живота наполняется его твердым теплом. Обнимая его за шею и прижимая к себе, она медленно двигалась на его бедрах, задавая скорость и темп, ощущая, как удовольствие волнами растекается по телу. Из ее губ вырывались приглушенные стоны. Северус, полностью отдавшись ее власти, прерывисто дышал ей в шею. Он никогда еще не испытывал ничего подобного: страстного желания и невыносимой нежности одновременно, обезоруживающего единства физической и эмоциональной близости. Внутри него все трепетало, как у подростка, и по коже волною бежали мурашки от осознания того, что она принадлежала ему. Вынырнув из воды вместе с Мэл на руках, Северус вылез из ванны и отнес ее в спальню. Аккуратно положил ее на кровать, он проложил дорожку поцелуев от ее губ до шеи и нежной груди, прошелся губами вдоль ребер и спустился ниже живота. - Нет… Северус… я не думаю, что… - покраснев до кончиков ушей, пролепетала Мэл и осеклась, настигнутая внезапным приступом удовольствия. Выгнувшись навстречу его губам, она сдавленно застонала, прислонив руку к своему пылающему от смеси стыда и возбуждения лицу и судорожно скомкав простынь пальцами второй руки. Он с упоением ласкал ее, едва узнавая себя. До этого момента он никогда не дарил таких ласк женщинам, как и не позволял им самим подобным образом прикасаться к нему - это казалось ему унизительным и грязным. Но с Мэл все было иначе: ему до безумия хотелось доставить ей удовольствие. Она была такой сладкой, такой нежной и вкусной. Ему нравились ее всхлипы и стоны, нравилось, как она выгибалась навстречу его языку и как стыдливо прикрывала рукой лицо, нравилось чувствовать дрожь по ее телу и ощущать свою власть над ней. - Северус… пожалуйста…, - умоляюще пробормотала она, не в силах больше терпеть тянущую пустоту внизу живота. Северус поднялся на колени и, приподняв ее за бедра, подтянул к себе. Она вся была влажная, горячая и такая узенькая, что он едва ли не кончил после первого же толчка. Чуть выдохнув, он замер внутри нее, ожидая, пока подступающая волна удовольствия немного спадет, а затем начал медленно двигаться, сдерживая невыносимое желание. Но Мэл это больше не устраивало. Глядя на него неотрывно потемневшими от возбуждения глазами, она сжала его бедрами и требовательно дернулась ему навстречу. И Северус наконец отпустил себя. Он входил в нее быстро и резко, почти грубо. Из губ его вырывались приглушенные стоны. Он перехватил Мэл одной рукой за поясницу, приподнимая ее на весу над кроватью и прижимая вплотную к своим бедрам. Мэл под его руками тихо поскуливала, изо всех сил зажимая себе рот рукой. Сдавленно всхлипнув, она выгнулась, чувствуя, как по телу расползаются электрические импульсы. Сделав еще несколько рваных толчков, Северус протяжно застонал, прижав ладонь к разгоряченному лбу, и обессиленно разомкнул объятия, опустив Мэл на кровать. В свете луны он видел, как мерцала прозрачная влага на внутренней стороне ее бедра, как под полусогнутыми коленками струился пот, и плоский живот поднимался и опадал от сбившегося дыхания. Разметавшиеся по простыне волосы ореолом окружали ее лицо с несколькими прилипшими ко лбу прядями, и полураскрытые губы едва заметно шевелились, вбирая в себя воздух. Северус никогда не видел ничего прекраснее и чувственнее этой картины. Он прилег рядом с ней, раскинув руки по сторонам и переводя дыхание. Мягкая прохлада, льющаяся из полуоткрытого окна, приятно остужала тело. Некоторое время они лежали молча, приходя в себя, а затем Мэл вдруг подала голос: - Сейчас бы чего-нибудь вкусненького… Северус хрипло рассмеялся. Всякая неловкость между ними была окончательно преодолена, и теперь им обоим трудно было вспомнить, что весь прошедший день, за исключением утра, они были так скованны смущением, что едва могли прикоснуться друг к другу. Они сполоснулись в ванной, и Северус отправился на кухню за чем-нибудь съестным. Перекусив прямо в постели бутербродами и теплым молоком, они легли спать, разморенные прохладой и свежестью, наполнявшими комнату, и тягучей истомой, разливающейся по телу после недавней близости. Несмотря на то, что в спальне не было холодно, Мэл прижалась к Северусу, уткнувшись щекой в его шею и сложив руки на его груди, и он обнял ее в ответ. Не размыкая объятий, они уснули. Рано утром, пока Северус заканчивал приводить в порядок спальню, Мэл поднялась наверх, чтобы повнимательнее рассмотреть кабинет. При жизни Дамблдора ей никогда не представлялось такой возможности. Она задумчиво прошлась вдоль шкафов с нетронутыми книгами Дамблдора, перебирая пальцами покрытые пылью корешки. На прежнем своем месте стоял Омут памяти, испуская серебристое свечение, бывшие директора Хогвардса на портретах мирно дремали, на блюдце в углу стола лежали затвердевшие от времени лимонные дольки, а серебристые приборы на столиках с крученными ножками сонно позвякивали. Если в спальне почти не осталось личных вещей Дамблдора, то кабинет выглядел так, будто все еще всецело принадлежал прежнему директору. У Мэл создавалось впечатление, что Дамблдор только ненадолго покинул его и вот-вот должен был вернуться. Проходя мимо одного из шкафов, она наткнулась на Распределяющую шляпу на одной из полок, которая, почувствовав движение рядом с ней, медленно расправила свои складки, словно тяжелые надбровные дуги, и как будто слегка повернулась к Мэл. - А, это вы, мисс Донован, - вдруг подала голос она, заставив Мэл подпрыгнуть на месте от неожиданности. – Как вчера помню нашу первую встречу семь лет назад и ваше распределение на Пуффендуй. - В самом деле? – удивилась Мэл. – Вы ведь почти не думали над тем, куда меня определить. Не ожидала, что вы запомните меня. - Я помню каждого студента, чью судьбу мне довелось решать. Но с вами все действительно сразу было понятно, - скрипуче ответила Шляпа. - Предельно просто, я бы даже сказала. - Просто по той причине, что я не подходила ни на один другой факультет? – полюбопытствовала Мэл, склонив голову набок. Она чувствовала себя немного уязвленной оттого, что Шляпа считала ее личность настолько заурядной, что ни на минуту не задумалась о том, куда ее определить. Шляпа ухмыльнулась, будто прочитав мысли Мэл. - Полагаете, что попали на Пуффендуй по остаточному принципу? Что ж..., - Шляпа ненадолго призадумалась, а затем рассудительно продолжила: - да, действительно, хоть вы и храбры, вы не гриффиндорка, поскольку ваша храбрость не безотносительна, она зиждется исключительно на преданности тем, кто вам дорог. Ради них вы готовы на все, но ради идеи или принципа вы храброй не будете. Вы трудолюбивы и любознательны тогда, когда тема вам интересна, однако к науке вас не тянет, а потому вы не подходите Когтеврану. В вас хватает и демонов, порой завлекающих вас в сети темных искусств, но вы не властны, и вам не достает амбициозности, потому путь в Слизерин вам закрыт. Однако, отвечая на ваш вопрос: нет, вы попали на Пуффендуй не по остаточному принципу. Вы – истинная дочь Пенелопы Пуффендуй. Вы принимаете тех, кого любите, со всеми недостатками и слабостями без оглядки на их прошлое, и ваша душа способна на беззаветную и безусловную любовь, как ничья другая душа. Мэл неуверенно улыбнулась. - И все это вы поняли за те пару секунд, которые пробыли на моей голове? – недоверчиво спросила она. Шляпа высокомерно ухмыльнулась. - Я отличаюсь большей разборчивостью, чем вы, люди. Мне достаточно мгновения на постижение того, к чему вы приходите годами, а некоторые из вас не приходят никогда, - с легким пренебрежением в голосе ответила она. - Мечтала бы я о такой способности, - задумчиво произнесла Мэл. За спиной Мэл вдруг будто из ниоткуда вырос Северус, заставив ее вздрогнуть. Он кинул мимолетный взгляд на Шляпу и тут же его отвел. Лицо его приняло отрешенное выражение, как бывало всякий раз, когда он сталкивался с кем-то, от кого не ждал никакого другого отношения к себе, кроме ненависти или осуждения. - Пошли, - он слегка тронул Мэл за плечо, увлекая ее за собой. Они двинулись к выходу из кабинета и почти достигли винтовой лестницы, когда Шляпа вдруг снова подала голос: - К слову, распределение мистера Снейпа тоже прекрасно сохранилось в моей памяти. Северус резко обернулся на ее голос, застыв в проеме. - Помнится, мне тогда пришло в голову, что этот мальчик отчаянно нуждается в ком-то, кто будет любить его безоглядно. Похоже, с тех пор ничего не изменилось. Пряча улыбку, Мэл взглянула на Северуса, на лице которого на мгновение промелькнула тень воспоминаний и тут же померкла, словно свет за затворяющейся створкой двери. Они спустились по лестнице, сохраняя безмолвие и не касаясь друг друга, но, миновав каменную горгулью и убедившись, что коридор безлюден, Северус взял Мэл за руку и коротко пожал ее, стиснув пальцы с горячностью, не оставившей у нее сомнений, что слова Распределяющей шляпы все еще звучали у него в голове. … Незаметно пролетели каникулы, оставив за собою дни, наполненные покоем и праздностью. Впрочем, Мэл не слишком часто приходилось бездельничать: Северус вскоре вернулся к работе, и Мэл вызвалась ему помогать, дабы выкроить из его времени побольше крупиц для себя. Она заполняла многочисленные отчеты, делала сводки, проверяла подлинность документов - делала всю ту монотонную работу, которая не требовала наличия специальных знаний, пока Северус занимался решением сложных административных задач. Несмотря на то, что Северус всегда яро протестовал против того, чтобы Мэл занималась его работой, эта данность нисколько не угнетала ее. Ей нравилось помогать ему и видеть результаты своей помощи. Благодаря ей он начал высыпаться, лицо его посвежело, а кожа наконец начала приобретать здоровый оттенок. Теперь он мог позволить себе продолжительные перерывы на отдых и сон, и повседневные заботы больше не обременяли его в той мере, в которой делали это раньше. Северус и сам был слишком поглощен Мэл, чтобы, как прежде, тратить все свое время на работу. Несмотря на то, что она никогда намеренно не отвлекала его и с уважением относилась к необходимости исполнения им своих обязанностей, он частенько не мог сосредоточиться на работе, предвкушая наступление того времени, которое сможет посвятить ей. Мысли его постоянно вращались вокруг Мэл, и он не мог противиться искушению забросить все дела и отдаться во власть тем маленьким удовольствиям, которые сопровождали каждое их совместное занятие. Пока в замке почти никого не было, Мэл каждый вечер вытаскивала Северуса на прогулки. Порой они могли часами бродить по скрытым от посторонних глаз тропинкам за озером или полем для квиддича, наслаждаясь снежными пейзажами и неспешными беседами. Особенно им нравились вечерние прогулки, когда в округе стихали все звуки, замок погружался во мрак, а воздух, остужаясь, становился тягучим и плотным и наполнялся едва уловимым запахом земляных испарений. По вечерам они разжигали камин в спальне и, лежа на кровати, читали – каждый свою книгу, но периодически обмениваясь друг с другом мыслями по поводу прочитанного. Северус пытался приобщить Мэл к исторической литературе и публицистике, поскольку она в упор не желала читать ничего, кроме художественных романов и рассказов, но Мэл едва хватало на несколько страниц очередной книги, описывающей историю создания Министерства магии или события времен Французской революции, и начинало клонить в сон. - Тебе бы следовало больше заниматься самообразованием, - по старой привычке сварливо поучал ее Северус, когда она с зевком отложила от себя увесистый том «Истории первых континентальных войн». - Исторические события куда интереснее описываются в романах, - отозвалась Мэл, ничуть не смутившись этой критики. - В романах события могут быть отражены недостоверно. - А разве хоть одна историческая книга может претендовать на полную достоверность? - Если она написала свидетелем исторического события, то да. - Помнится, я читала труд одного профессора психологии, кажется, он назывался: «Свидетель защиты». Так вот, свидетельские показания даже в уголовном процессе не должны считаться прямым доказательством, поскольку воспоминания со временем ослабевают и видоизменяются под воздействием нашей пристрастности. Я думаю, это относится и к жизни в целом. - Что ж, с этим я, пожалуй, соглашусь, но у волшебников имеются куда более достоверные способы изъятия воспоминаний, и это, к примеру, Омут памяти. - Однако Омут памяти - слишком редкий артефакт, чтобы надеяться, что у каждого, кто взял на себя труд написать историческую книгу, он имелся в наличии. На это Северусу нечего было ответить. Мэл умела загонять его в тупик в их спорах, но и Северус уже знал к ней подход и в этот раз не преминул им воспользоваться. - Что, если я тебе скажу, что в этой книге…, - он аккуратно вложил ей в руки небольшой томик «История клана Когтевран с X по XIX век», - ты найдешь упоминание о Кровавом Бароне. Мэл заинтересовано повертела в руках книгу, не замечая на себе хитрого взгляда Северуса. - Она объясняет, почему вся его одежда заляпана кровью? – спросила она. - Более чем. - Хорошо, ты меня убедил – я ее прочитаю. Однако, будет справедливо, если мы будем обмениваться нашими вкусами в двухстороннем порядке, поэтому взамен ты прочитаешь «Десять негритят» Агаты Кристи. - Договорились. - И учти, что до того, как ты приступишь к последней главе, я жду от тебя предположения о том, кто убийца. - Садовник? - Там нет садовников, но эту попытку я зачту. Больше всего в коллекции литературы Северуса Мэл заинтересовала антропологическая литература, и ему даже не приходилось придумывать уловок, чтобы убедить ее прочитать что-нибудь из книг данного жанра. Она понемногу приобщалась к тому, что нравилось ему, а он – к тому, что предпочитала она. В спальне Северуса теперь по вечерам постоянно горел камин, хотя раньше он почти не зажигал его, а в кабинете во время выполнения монотонной, не требующей умственных усилий работы всегда теперь играла какая-нибудь пластинка, сопровождаемая тихим и ненавязчивым исполнением Мэл любимых моментов песен. Пела она не только под пластинку, но и в душе, причем под струями горячей воды голос ее лишался всякого стеснения, и она завывала очередной музыкальный мотивчик в полную силу своих легких. - Мерлин, надеюсь, Темный Лорд когда-нибудь прекратит мои страдания, - иногда бурчал себе под нос Северус, слушая отчетливо различимое из-за стены пение, впрочем, на губах его при этом играла улыбка. Когда Северус все же засиживался за работой допоздна, Мэл подходила к нему со спины, обвивала его руками за шею и старалась отвлечь от того, что его в данный момент занимало. - Ты ведь уже сделал этот отчет. Что за правки ты опять вносишь? – вопрошала она, зарываясь подбородком ему в макушку. - Просто исправляю некоторые стилистические ошибки, - отзывался Северус, приобнимая ее за локоть. - Ты слишком стремишься сделать все идеально. Никто этого не оценит. Просто позволь этому отчету быть немножко несовершенным. - Ты же знаешь, я буду чувствовать себя неуютно. - Первые несколько раз – да, но потом, когда ты поймешь, что от того, что твоя работа неидеальна, ничего не изменилось, ты привыкнешь к этому. Все данные заполнены, и никому не будет дела до того, что в уголке страницы у тебя клякса, а в третьем предложении сверху пропущена запятая. - Да, точно, - Северус потянулся к перу, но Мэл аккуратно перехватила его и отодвинула в сторону. - Думаю, на сегодня работы достаточно, профессор. Я настойчиво рекомендую вам отправиться со мной на прогулку, - она обогнула стол, встав сбоку от него, и торжественно подала ему руку, приглашая присоединиться к ней. Северус поморщился. - Умоляю, не называй меня профессором. Я начинаю чувствовать себя старым извращенцем. - Правда? - не дождавшись от него руки, Мэл присела к нему на колени и игриво улыбнулась. - А вот меня это очень заводит. Северус обхватил ее за бедра, плотнее прижимая к себе. - Не слишком ли рано мы перешли к ролевым играм, мисс Донован? - шутливо спросил он. - Мы с них и начали, профессор, - отозвалась Мэл, играясь с прядью его волос. - Маленькая чертовка, - прошептал Северус и потянулся к ее губам, но Мэл отпрянула и грациозно, как кошка, спорхнула с его колен. - Так мы идем гулять, профессор? - спросила она и вопреки своим словам стала расстегивать на себе рубашку, медленно двигаясь в сторону спальни. На губах ее блуждала плутовская улыбка, а в глазах, устремленных на Северуса, плясали бесенята. - Только после того, как закроешь свою отработку, - резко вскочив, Северус нагнал ее и подхватил на руки, отчего она вскрикнула и тут же залилась смехом, оборвавшимся, когда Северус накрыл ее губы жарким поцелуем. Она поменяла его жизнь, но в то же время вписалась в нее так гармонично, что он вскоре перестал понимать, как раньше без нее справлялся. Мысль о том, что прежние обитатели Хогвардса вскоре вернутся в замок, и ему снова придется проводить вечера в одиночестве, без их бесед перед сном и увлеченного обсуждения книг, без ее пения в душе и легких поглаживаний, под которые он привык засыпать, приводила его в уныние. Присутствие Мэл в его жизни было таким естественным, что казалось почти незыблемым. Он любил их ночи: в постели она могла быть нежной и покорной, но порой становилась горячей и страстной, как тигрица. Ему нравилось, когда она была на нем сверху, когда задавала темп и скорость, когда дразнила его, сжимая его бедрами и не позволяя ускориться, когда сдавливала его руки, не давая прикоснуться к себе. Он никогда еще не встречал девушек, которые бы настолько стремились не столько получать ласку, сколько отдавать ее. Он всегда считал поцелуи на теле прелюдией, даруемой мужчинами женщинам, но не наоборот. Мэл же без стеснений самозабвенно покрывала поцелуями все его тело: руки, шею, грудь, живот и спускалась ниже, вырывая из его губ хриплые стоны. Он не мог противостоять ее ласкам: ее нежность, чувственность, всепоглощающая самоотдача срывали ему крышу наравне с проявляемыми ею порой страстностью и властностью. Она отдавалась ему с беззаветностью и безусловным доверием, позволяющим ему делать с ней все, что он хотел: ласкать ее часами, нежно и неторопливо входя в нее, или грубо брать сзади, насаживая ее на себя быстро и без церемоний. По ее стонам, по крикам, порой неконтролируемо срывающимся с ее губ, он понимал, что она отнюдь не была против этой животной грубости. Когда он, уставший и озлобленный после того, как получил очередное письмо из Министерства или от своих нерадивых заместителей, набрасывался на нее прямо в кабинете, не церемонясь с тем, чтобы избавиться от одежды и переместиться в спальню, и, нагибая ее к столу и приспуская трусики, резко входил в нее, она уже была достаточно влажной, горячей и возбужденной, чтобы вобрать его в себя. А если он от переизбытка напряжения не мог кончить, она садилась перед ним на колени и ласкала его – неумело, но от одного только прикосновения ее нежных губ к его плоти у Северуса летели искры из глаз. Эта животная страсть возбуждала Мэл до одурения. Раньше она и представить себе не могла, что когда-нибудь будет получать от грубости удовольствие, что в глазах ее будет темнеть от желания, а по внутренней стороне бедер струиться влага еще до того, как чьи-либо руки прикоснутся к ней, а губы накроют ее губы; что один только взгляд бездонных черных глаз будет поднимать в ее теле волну вожделения. Не меньше, чем грубый секс, ей нравилось, когда он был с ней нежен, когда покрывал поцелуями каждый участок ее кожи, когда бережно ласкал ее и следил за каждой ее реакцией, когда искал ее эрогенные зоны и, находя, добивался того, чтобы доставить ей максимальное удовольствие, и при этом смотрел на нее так, словно она была самым драгоценным сокровищем в его жизни. Благодаря ему она открыла в себе те грани, о существовании которых не подозревала. Благодаря ему впервые с того дня, как пропали ее родители, ощущала себя по-настоящему счастливой. А Северус рядом с ней впервые за много лет чувствовал себя живым. Они так привыкли друг к другу, что к концу второй недели каникул им начинало казаться, что они вместе уже очень давно, но это беззаботное время подходило к концу: сначала преподаватели, затем и студенты постепенно возвращались в Хогвардс, и продолжать совместное проживание становилось небезопасно, поэтому в день, когда в замок приехали Ханна Аббот и Сьюзен Боунс, Мэл вернулась в их общую с соседками спальню. Начались учебные будни, заполненные занятиями, домашней работой и подготовкой к ЖАБА. Мэл и Северус позволяли себе проводить вместе не более трех вечеров и ночей в неделю. Мэл при этом сообщала соседкам, что переночует в Выручай-комнате. Когда же к концу января из-за усиливавшихся гонений Кэрроу членов Отряда Дамблдора Выручай-комната стала постоянным прибежищем некоторых из них, Мэл больше не могла использовать комнату в качестве объяснения своего отсутствия, но, будучи не в силах отказаться от встреч с Северусом, стала просто уклоняться от разговоров с соседками, и Ханна и Сьюзен, не сумев добиться от нее внятных ответов на свои вопросы, вскоре оставили ее в покое. Кэрроу и слизеринцы, опьяненные своей безнаказанностью, все более свирепствовали в своих бесчинствах над студентами других факультетов. Северус, полностью поглощенный мыслями о Мэл в первый месяц после каникул, не замечал ничего вокруг, пока Мэл не указала ему на то, что некоторые студенты совсем перестали посещать занятия, запуганные и затравленные нескончаемыми издевательствами. Северус попытался приструнить Кэрроу и студентов Слизерина, однако действовать ему приходилось чрезвычайно осторожно, дабы не навлечь на себя подозрений в неверности новому режиму, поэтому бесчинства обидчиков после его вмешательства пусть и стали реже и кротче, но до конца не прекратились. Многие студенты еще в предыдущем семестре сдались под напором Кэрроу и на занятиях ЗОТИ покорно практиковали темные искусства на своих провинившихся сокурсниках, однако Мэл не относилась к их числу. Она продолжала сопротивляться давлению Амикуса, за что регулярно подвергалась пыткам сама. Обычно Амикус перекладывал ее наказание на плечи кому-нибудь из ее сокурсников, и они, снедаемые чувством вины, применяли к ней наиболее мягкие темные заклятья, сила которых, к тому же, отличалась изрядной заурядностью, но однажды, будучи в плохом расположении духа и крайне раздраженный проявляемым Мэл упрямством, Амикус занялся ею сам. Мэл терпела хлесткие удары воздухом по своему телу и лицу, создаваемые его волшебной палочкой, стойко сжав губы и не издававая ни единого звука, в результате чего он, раззадоренный и разозленный ее выдержкой, применил к ней «Круциатус». Мэл ужом вертелась по полу, не в силах вдохнуть воздух, чувствуя, как внутренности раздирает на части, и сердце отчаянно рвется из грудной клетки. Прошло по меньшей мере около пяти минут, прежде чем он ее отпустил. Она так и не сумела подняться на ноги и пролежала на полу кабинета до конца занятия, пытаясь удержать в своей власти меркнувшее сознание. Амикус запретил кому-нибудь к ней подходить и продолжил занятие, как ни в чем не бывало, что заставило Мэл испытывать острое унижение от своей вынужденной беспомощности. Это досадливое чувство, въевшееся в самую подкорку ее мозга, как ни странно, помогло ей немного прийти в себя. После занятия она, мертвецки бледная и ослабленная, на дрожащих ногах приползла к Северусу. До этого дня она никогда не жаловалась ему на Кэрроу и тщательно скрывала все следы пыток маскирующими мазями, не желая омрачать их встречи этими не стоящими по ее мнению внимания мелочами, но сейчас она отчаянно нуждалась в его помощи и поддержке. Северус весь вечер отпаивал ее лечебными настоями, а потом полночи укачивал на руках, словно ребенка, гладя по волосам и лицу, осыпая ее мокрые от слез щеки поцелуями. Дождавшись, когда под утро она наконец сумела заснуть, он аккуратно переложил ее на кровать и, раздираемый яростью, направился в спальню Амикуса. Схватив его за грудки, он выволок упирающегося Кэрроу из постели и, прижав его к стене, с силой вдавил в нее, уперев локти ему под ребра. - Снейп, ты рехнулся?! – голос Амикуса, звучавший возмущенно, на последней ноте вдруг трусливо сорвался, когда его обладатель встретился взглядом с пылающими гневом глазами Северуса. - Если ты еще раз тронешь ее хоть пальцем, я убью тебя… - вкрадчивым, но исполненным холодной ярости голосом произнес Северус. – Ты меня понял? - О ком ты говоришь? – хрипло спросил Амикус, вжимаясь головой в стену. Ему никогда еще не приходилось видеть Снейпа таким: в него словно вселился сам бес. Черные глаза его, казалось, почернели еще сильнее, превратившись в два бездонных колодца, в глубине которых столпами искр взрывалось адское пламя. - О Мелани Донован, – Северус с силой тряхнул его и повторил свой вопрос: – Ты меня понял? - Почему ты защищаешь эту девчонку? - Кэрроу от удивления позабыл о своем страхе. Его глаза оценивающе наблюдали за тем, как на лице Северуса отразилась тень смятения. – Ты что же – трахаешь ее? – вдруг догадался он, расплываясь в глумливой улыбке. – Да ты спишь с ней, Снейп. Не знал, что так можно…, - в его голосе засквозила странная интонация, которую Северусу не сразу удалось распознать, – это было невольное уважение, и когда Северус это понял, лицо его исказилось от отвращения. Оторвав Амикуса от стены, Северус с размаху бросил его на пол, затем вынул из кармана мантии и наставил на него волшебную палочку, произнеся заклинание. Амикус выгнулся, глаза его запали, обнажив блекло сверкнувшие в полумраке белки. Он попытался вдохнуть, но вместо этого смог издать только хрип, ребра его под ночной рубахой расступились, подаваясь за устремившимися друг к другу лопатками, и на шее отчетливо проступил напряженный, пульсирующий кадык. - Я повторю тебе еще раз, - процедил Северус, выделяя каждое слово, бесстрастно наблюдая за тем, как Амикус карабкается в пыли, судорожно хватая ртом воздух, - если ты хоть пальцем тронешь Донован или кому-нибудь хоть словом обмолвишься о нашем сегодняшнем разговоре, я буду пытать тебя, пока ты не станешь молить о смерти. А потом я убью тебя. И можешь не сомневаться, что я выполню свое обещание, чего бы мне это не стоило. И передай своей сестрице, чтобы не смела приближаться к Донован, потому что иначе я сделаю с ней тоже самое, что и с тобой. Сказав это, он опустил волшебную палочку, развернулся и двинулся прочь, не оглядываясь на Амикуса, обмякшего на полу за его спиной. Когда он вернулся в спальню, Мэл проснулась от звука скрипнувшей двери и чуть приподнялась ему навстречу. - Северус, - прошептала она, внимательно оглядывая его лицо в свете багряно мерцающих в камине догорающих углей, - куда ты уходил? - Не важно. Скинув мантию, Северус залез на кровать и прижал ее к себе, одной рукой убирая с ее заспанного лица прядки спутанных волос. - Засыпай, мое счастье… - прошептал он, - я буду рядом с тобой. Мэл обхватила его покрепче руками, словно боясь, что он снова захочет уйти. - Ты был у Амикуса? – тело ее в его объятиях вдруг напряглось. Северус хотел бы соврать, но знал, что Мэл все равно рано или поздно обо всем догадается. - Да, я заходил к нему, - тихо ответил он. - Северус…, - в голосе Мэл послышались панические нотки, она нервно заерзала, пытаясь приподняться, но Северус не позволил ей сдвинуться с места. – Что ты ему сказал? - Что бы он не смел больше трогать тебя. - Но что если он все расскажет Темному Лорду? - Не расскажет – побоится. Но даже если и расскажет – что с того? Я никому не позволю причинить тебе вред, Мэл, - Северус взял ее большим и указательным пальцами за подбородок, притянул вплотную к своему лицу и горячо зашептал: – Я защищу тебя: никто не посмеет тронуть тебя и пальцем. Если нужно, я скажу всем, что ты была под Империусом. Ты не покинешь стен этой школы, пока она будет под защитой тех, кто выступает против Темного Лорда, а если здесь станет небезопасно, я отправлю тебя в Норвегию к Доменике и Клементу Хайенг. - А как же ты? – дрогнувшим голосом прошептала Мэл. – Что он сделает с тобой? - Темный Лорд ничего мне не сделает, - ухмыльнувшись краешком рта, ответил Северус. - Наложить Империус на девушку с целью воспользоваться ее телом – уверен, что подобные эпизоды были и в его биографии, просто он об этом не говорит. - Ты все время ходишь по лезвию ножа…, - Мэл чуть качнула головой, – и из-за меня все становится только хуже. - Мэл…, - с нежностью прошептал Северус, срывая с ее губ влажный поцелуй. – Ты – самое лучшее, что случалось со мной, - выдержав паузу, он прошелся губами вдоль ее щеки к виску. - Раньше я считал себя погибшем человеком и не видел смысла бороться, но теперь я сделаю все, чтобы быть с тобой, я обещаю тебе. Ты мне веришь? Мэл чуть улыбнулась и ласково потерлась кончиком носа о его нос. - Я тебе верю. Они заснули в объятиях друг друга и крепко проспали до самого утра. С тех пор, как они были вместе, ночные кошмары перестали посещать их сны, отступая перед чувствами единения, тепла и безопасности – верными спутниками укрепившейся между ними близости. … С той ночи Кэрроу действительно стали относиться к Мэл иначе: они прекратили применять к ней наказания и теперь просто игнорировали ее на своих занятиях. Если Амикус старался даже не смотреть в ее сторону, каждый раз при случайной встречи с ней со всей стремительностью смертельно напуганного человека отводя от нее глаза, то любопытные, насмешливые взгляды Алекто Мэл частенько ловила на себе во время занятий по магловедению. Воспоминания о выходке Северуса все еще были свежи в памяти Амикуса, поскольку он сторонился его, как огня, и, судя по всему, держал рот на замке, но вот Алекто вызывала у Мэл беспокойство. Какой информацией поделился с ней Амикус, и будет ли она молчать об этом? Ее страх перед Темный Лордом был слишком силен, чтобы она намеренно искала с ним встречи, дабы сообщить ему новую сплетню о его любимце, однако, если Темный Лорд вызовет их с Амикусом к себе, станет ли она молчать? Подозрения Мэл о чрезмерной болтливости Алекто укрепились, когда в перерыве между занятиями ее неожиданно выловила в коридоре профессор Стебель и, поглядывая на нее со странной тревогой в глазах, попросила зайти в кабинет профессора Макгонагалл. Когда Мэл вошла в кабинет, она обнаружила в нем практически весь основной преподавательский состав во главе с Макгонагалл. Флитвик и Слизнорт стояли около окна, тихо переговариваясь между собой, но, как только вошла Мэл, разом умолкли и повернулись к ней. Макгонагалл сидела за преподавательским столом, устало протирая очки, а профессор Стебель, завидев Мэл, тут же кинулась ей навстречу, но, не дойдя пары шагов, замерла как будто в нерешительности, что было на нее совсем не похоже. Прикрыв за собой дверь, Мэл в неловкости застыла, теряясь от такого неожиданного внимания к своей персоне. - Мерлин, неужто я не сдала эссе по трансфигурации, и теперь всему миру угрожает опасность, - чтобы немного разрядить обстановку, пошутила она, но никто в ответ не рассмеялся, и даже Слизнорт, всегда с благосклонностью относившийся к ее шуткам, в этот раз не улыбнулся. - Проходите, мисс Донован, - приподнимаясь со своего места, сказала Макгонагалл. – Мы все собрались здесь, чтобы поговорить с вами. Мэл осторожно приблизилась к ним. - О чем же? – с полным самообладанием спросила она, хотя внутри нее клокотала тревога, липким потом оседающая на ладошках. Преподаватели переглянулись между собой в нерешительности, затем голос подала профессор Стебель: - Алекто Кэрроу недавно обмолвилась…, - начала она и тут же запнулась, - впрочем, все это, вероятно, грязная сплетня, я так и сказала коллегам… Мэл никогда еще не приходилось видеть декана своего факультета в таком смущении, и вместо нее продолжила профессор Макгонагалл: - В тот раз, когда вы защитили профессора Снейпа от акромантулов, что, к слову, было весьма благородно с вашей стороны, к вам привязалась мерзкая кличка. Не спрашивайте, откуда она нам известна – было время, когда студенты называли вас между собою исключительно так. И не так давно Алекто мельком обмолвилась, что эта кличка вполне оправдана. - Не подумайте, дорогая, - вмешался Слизнорт, - мы бы никогда и не обратили внимание на то, что болтает эта женщина, если бы нам не стало известно, что по вечерам вы иногда захаживаете в кабинет профессора Снейпа. - И по сведениям ваших соседок по спальне не ночуете у себя, - добавила Макгонагалл. Мэл прикусила губу, досадуя на себя. Последний месяц они с Северусом были слишком неосторожны: она не трудилась объяснять соседкам, куда пропадает, и, судя по всему, не слишком внимательно оглядывала коридоры, прежде чем зайти к нему в кабинет, а он ясно дал понять Кэрроу, что Мэл ему не безразлична. - Откуда вам известно, что я бываю у профессора Снейпа? – спросила она с прохладцей в голосе, твердо приняв решение вести себя отстраненно и не позволить преподавателям выяснить больше, чем им уже было известно. - Об этом говорил кое-кто из студентов моего факультета, - нахмурившись, пояснил профессор Слизнорт. – Однако, я бы не поверил этим слухам, если бы накануне сам не увидел вас там. И вы открывали кабинет так, словно вам были известны защитные заклинания, наложенные на нее. Профессор Макгонагалл, видя, что Мэл побледнела, вдруг приблизилась к ней на шаг. На лице ее отразилось искреннее беспокойство. - Милая, если Снейп делает с вами… что-то ужасное, - заговорила она глухим от волнения голосом, - расскажите нам об этом. - Что бы это ни было, мы обязательно окажем вам помощь, мисс Донован, - впервые подал голос Флитвик, лицо которого было слегка красным от охватившей его неловкости. Мэл опустила глаза и немного помолчала, прежде чем ответить, но, когда она наконец заговорила, голос ее звучал твердо: - Самое ужасное, что профессор Снейп со мной делает, это заставляет мыть пробирки в своем кабинете до поздней ночи. Это мое наказание за то, что я сбежала из Хогвардса в прошлом году. Я засиживаюсь допоздна и часто засыпаю прямо над ними. У меня не остается сил добраться до своей спальни, - произнося эти слова, Мэл переводила прямой, чуть вызывающий взгляд с одного преподавателя на другого. - Но ведь Снейп больше не преподает зельеварение. Откуда у него столько грязных пробирок? – с недоверием спросил Флитвик. - На них постоянно оседает пыль, а он жутко этого не любит. К тому же, профессор Снейп вовсе не нуждается в разумных основаниях для того, чтобы злоупотреблять своей властью, - ответила Мэл. Макгонагалл недоверчиво вскинула бровь. - Однако это не объясняет того, что вам известны защитные заклинания от его двери, - голос ее звучал без прежнего волнения, в нем отчетливо сквозили стальные нотки. Видя, что Мэл отлично держит себя в руках и вовсе не намерена сдавать свои позиции, декан Гриффиндора утратила к ней всякое участие, - а также не объясняет, почему вдруг Амикус и Алекто Кэрроу с недавних пор вдруг наложили на вас статус неприкосновенности. - Мне вовсе не известны никакие заклинания, профессор, - невозмутимо отвечала Мэл. – Профессор Снейп просто открывает двери заранее к определенному времени, зная, что я приду. А что касается Кэрроу, то Амикус недавно едва не довел меня пытками до помутнения рассудка, поэтому сейчас они проявляют осторожность, ведь Севе… профессор Снейп запретил им наносить студентам непоправимые увечья, - последние слова она произнесла с чуть меньшим самообладанием и, не сдержавшись, густо покраснела от мысли, что едва ни озвученное ею имя Северуса не ускользнуло от внимания преподавателей. В ответ на ее слова воцарилось молчание, и, когда Мэл вновь подняла глаза, то убедилась, что все они, кроме профессора Стебель, ничуть не поверили ей. - Ну хватит, - вдруг подала голос Помона и положила руку Мэл на плечо. – Минерва, вы настаивали на том, чтобы допросить мою ученицу, и вы это сделали. Но если вас все еще гложут подозрения на счет мисс Донован, то они, во всяком случае, ничем не подтверждаются. Мисс Донован всегда была милой и доброй девочкой, она никогда бы добровольно не связалась с таким мерзавцем, как Снейп… - Так, может, на нее наложили Империус? – подал голос Флитвик. Пристальные взгляды преподавателей вновь обратились на Мэл. - Мерлин, нет, я не под Империусом, - возмущенно ответила она. – Да к чему я сдалась Снейпу? Если бы ему была нужна ручная собачка, он бы без труда отыскал ее среди студентов Слизерина. - Может быть, он использует вас, чтобы шпионить за членами Отряда Дамблдора? – незамедлительно предположила Макгонагалл, буровя Мэл тяжелым взглядом. - Это был бы отличный план, если бы я в данном Отряде состояла, - сварливо отозвалась Мэл, - однако спросите у кого угодно – в этом учебном году я в него не вступала, а с той поры, как я пришла Снейпу на выручку, мне туда и вовсе ход закрыт. Минерва немного помолчала. - Тогда, может быть, он рассматривает вас… как женщину? – вдруг сконфуженно спросила она и тут же с ног до головы залилась стыдливой краской. - Очень на это надеюсь, - с неприкрытой иронией произнесла Мэл, - потому что, если бы он рассматривал меня, как мужчину, мне бы следовало пересмотреть свое отношение к моему внешнему виду. Она впервые разговаривала со своими преподавателями так дерзко и вызывающе и уже в глубине души сожалела об этом, поскольку понимала, что не в ее интересах было демонстрировать качества, резко контрастирующие с образом Мэл Донован, к которому они привыкли. Но, приняв данную линию поведения, Мэл уже не могла остановиться. Если бы сейчас она вдруг решила стушеваться и натянуть на себя приличествующую лучину молчаливой скромницы, это стало бы выглядеть абсурдно и неестественно. За время близкого общения с Северусом она настолько раскрылась и познала свой собственный характер, его истинные свойства, что вернуться к своему скованному образу уже почти не представлялось ей возможным. - Я могу идти, профессор? – спросила Мэл у Макгонагалл, не дождавшись ни от нее, ни от кого-либо другого ответа на свою дерзость. Вместо Минервы, напряженно сдвинувшей брови и поджавшей тонкие губы, Мэл ответила профессор Стебель: - Конечно, вы можете идти, мисс Донован, - она легонько коснулась плеча Мэл в знак поддержки, и девушка ощутила прилив благодарности к декану своего факультета, которая единственная, похоже, до сих пор не имела на ее счет никаких подозрений. Мэл покинула кабинет, ощущая на своей спине напряженные взгляды преподавателей. Несмотря на все сожаления, испытываемые Мэл по поводу проявляемой ею неосторожности при свиданиях с Северусом, она нисколько не изменила прежним привычкам. После того, как она сообщила Северусу о состоявшемся разговоре, упустив некоторые его подробности, они лишь чаще стали проводить вечера и ночи в апартаментах директора. И при появлении у подножья директорской башни или в подземелье у кабинета Северуса Мэл всегда теперь использовала обнаруживающие чары, позволяющие ей засечь любого, кто оказывался поблизости и мог ее заметить. Мэл нисколько не разозлилась на своих соседок за то, что те сообщили профессору Стебель о ее ночевках вне спальни. Она понимала, что Ханна и Сьюзен переживали за нее, однако сказать им ничего конкретного о том, куда она так часто пропадает, Мэл не могла. Обманывать было бы нечестно по отношению к ним, и, хотя ложь уже давно стала для Мэл обыденностью, Ханна и Сьюзен прожили с Мэл бок о бок семь лет, они знали о ней столь многое, сколь не знали даже ее родители, пока были живы, и Мэл не хотелось выстраивать в их маленьком, устоявшемся кружке паутину из бесконечной лжи. Что же касается Алекто, то она, конечно, пустила слух о Мэл не только среди преподавателей. Но студенты Гриффиндора, Когтеврана и Пуффендуя этим слухам не верили, считая их абсурдными, а слизеринцы и так нередко глумились над Мэл в этом ключе с той поры, как она спасла Северуса от акромантулов, поэтому для нее с их стороны ничего не изменилось. Так протекали дни. Закончилась холодная зима, грязный снег, покоившийся в ухабах и оврагах, начинал таять, уставшая земля потекла ручьями, а воздух налился теплом, и, вместе с тем, Мэл из холодного и промозглого подземелья непреодолимо потянуло на улицу. Пока Хогвардс был полон обитателей, Мэл и Северус не позволяли себе совместные прогулки, и Мэл частенько выражала сожаление по этому поводу, поэтому в начале марта Северус, дождавшись окончания рабочего дня, предложил ей прогуляться. - Прогуляться? – несказанно удивилась Мэл. – Но мы можем наткнуться на кого-нибудь. - Мы будем гулять не здесь, - пояснил Северус. – Оденься потеплее и закутай шею и лицо, поскольку часть пути мы проведем в полете. - В полете? Но на чем? - Меньше вопросов, - Северус улыбнулся. – Беги к себе переодеваться. Я буду ждать тебя на верхней площадке Астрономической башни через пятнадцать минут. Да, и возьми сменную одежду, мы вернемся в школу только завтра. Все еще не до конца понимая, что он задумал, но испытывая радостное предвкушение, Мэл подчинилась. В условленное время поднявшись на Астрономическую башню, она увидела у самого края площадки Северуса, задумчиво обозревающего горизонт. В последний раз они были здесь вместе незадолго до гибели Дамблдора. Из чулана лилась нежная фортепианная мелодия, они танцевали, поглощенные друг другом, а спустя несколько дней это место навеки было осквернено и запятнано событиями, перечеркнувшими собою все хорошие воспоминания, с ним связанные. Мэл боялась увидеть отражение этих воспоминаний у Северуса на лице, но, когда он повернулся к ней, его выражение было до странности безмятежным и как будто просветлевшим, словно, оказавшись здесь вновь, он вдруг обнаружил, что больше не ассоциировал это место ни с чем плохим. - Ты готова? – с улыбкой спросил Северус у Мэл и протянул ей руку. Закатное солнце золотисто-розовыми лучами освещало его силуэт, бросая блики на развевающиеся на ветру волосы. Когда Мэл сплела его пальцы со своими, ее сердце вдруг встрепенулось, наполнившись каким-то восторженным чувством пробуждения от долгой зимней спячки, вторя штормовому порыву теплого ветра, кидавшего волосы ей в лицо. Это была первая весна, встречаемая ими вместе, и оба они испытывали странное предчувствие, что отныне все будет хорошо. - Но как же мы полетим? – спросила Мэл, когда Северус, притянув ее к себе, крепко обхватил ее за талию. - Сейчас узнаешь, - отозвался Северус и вдруг метнулся вместе с Мэл с края башни прямо в воздушную бездну. Мэл вскрикнула и зажмурилась, изо всех сил вцепившись в Северуса руками и прижав голову к его плечу. Ветер бешено свистел в ушах, но спустя несколько томительных секунд Мэл вдруг осознала, что они не падают, а летят, набирая высоту и скользя в алых лучах закатного солнца. Она осмелилась немного оторвать лицо от плеча Северуса и оглядеться вокруг. Под ними простирались стремительно удаляющиеся заросли орешника, сменяющиеся зеркальной гладью озера, дрожащей мелкой рябью от порывов ветра, а затем плотно смыкающимися друг к другу макушками деревьев Запретного леса. Над их головами нависало забитое тугими облаками пурпурное небо. От этой красоты, от пьянящего свиста ветра в ушах у Мэл перехватило дыхание, и она счастливо рассмеялась. Северус, взглянув на нее, широко улыбнулся и прижал ее к себе так крепко, что у нее захрустели ребра. Они летели недолго – всего около пяти минут, а затем приземлились на опушке по западную сторону Запретного леса, откуда начинали отвесно спускаться покрытые мхом скалы. Северус позволил Мэл несколько секунд насладиться простиравшейся перед ней красотой сурового скалистого пейзажа, а затем, сжав ее руку и круто повернувшись на месте, трансгрессировал. - Ох, черт, - Мэл повалилась на Северуса, испытав острый приступ тошноты, который, впрочем, прошел гораздо быстрее, чем при ее предыдущей трансгрессии. Обретя равновесие, она огляделась. - Где это мы? Вокруг, куда только пал глаз, простирались луга и овраги, золотисто сверкающие под последними лучами солнца талыми ручьями, усыпавшими их, словно бисер. Овраги устилали заросли боярышника, склонившие свои сизые после зимы ветви с увесистыми гроздьями пунцовых ягод к самой земле. Где-то вдалеке одиноко мерцал огонек чьего-то жилища. - Это маленькая деревушка на юге Ирландии. Здесь обитают одни только маглы, и нам не грозит наткнуться на волшебника, - пояснил Северус, вновь сжимая ее руку в своей сухой, теплой ладони и увлекая за собой в сторону огонька. – Здесь мы можем быть вместе на людях и не бояться того, что нас узнают. Мэл от охватившего ее радостного возбуждения, а также в попытке поспевать за быстрым шагом Северуса бежала практически вприпрыжку. - Я так привыкла скрываться, что иногда у меня создается впечатление, что такого места, где нас не узнают, просто не существует, - заметила она. - На самом деле, если бы мы решили на время спрятаться ото всех, лучшего места, чем здесь, было бы не сыскать. Тут на ближайшие сто миль одна только эта деревня, и так уж исторически сложилось, что волшебники минули ее стороной. - А откуда про нее знаешь ты? - Я забрел в нее случайно во время своих скитаний после окончания Хогвардса и перед тем, как я устроился туда преподавателем. Я провел в ней по меньшей мере дней десять, и это был один из лучших периодов в моей жизни. - Ты возвращался сюда после этого? - Нет, не видел необходимости. - Почему? Северус немного помолчал, задумавшись. - Наверное, потому, что после смерти Лили Эванс не признавал за собой права быть счастливым, - сказал он и сам удивился тому, что эти воспоминания больше не бередили его душу. - А как ты научился летать без помощи метлы? – сменив тему, полюбопытствовала Мэл. Северус ухмыльнулся краешком рта: - Я научился этому у Темного Лорда. Способность к полетам заложена в наших генах и не зависит от дополнительных приспособлений, также, как и само волшебство не зависит от волшебной палочки. Мэл взглянула на него с восхищением. - Почему же ты раньше не рассказывал мне об этом? И почему никогда не летал? - Из ныне живущих волшебников только Темный Лорд способен на это, поэтому полет воспринимался мною, как нечто… такое же темное и неправильное, как все, что с ним связано, - пояснил Северус. Мерцающая вдалеке точка превратилась во вполне различимый силуэт маленького домика с теплым желтым светом, льющимся из окон. - То, что я испытывала в воздухе, совсем не показалось мне неправильным, - задумчиво рассудила Мэл. – Мы были свободны, как птицы, и я никогда не поверю, что это восхитительное чувство может иметь под собой злотворную природу. Северус кинул на нее короткий взгляд и улыбнулся ей в ответ, ничего не сказав. В небе сгущались плотные, черные тучи, надвигающиеся с востока. Небо там было такого глубокого темно-синего цвета, каким бывает летом перед грозой. Отстав от Северуса, Мэл невольно оглянулась на него, завороженная будоражащей кровь, мистической красотой этого сумеречного полотна. Северус остановился, дожидаясь ее. Глядя на Мэл, залитую зеленовато-синим вечерним свечением и на простиравшееся за ее спиной небо, он вдруг подумал, что хотел бы запечатлеть этот момент в своей памяти навечно. - Здесь невероятно красиво, - с придыханием отметила Мэл, нагнав Северуса. - Да…, - только и ответил он, пребывая во власти странного чувства одухотворения и покоя, словно все в один миг внутри него стало правильным и предельно простым, заостренным только на этом моменте, когда Мэл была рядом с ним – и ни в затхлом подземелье или апартаментах директора, которые он так и не мог признать своими, ни среди Хогвардских аллей, где он каждую секунду боялся наткнуться на кого-то постороннего, а здесь – среди оттаивающих после спячки лугов и оврагов, на открытом порывистым, штормовым ветрам пространстве – таком же свободном, каким чувствовал себя в этот миг он сам. Они наконец достигли точки назначения: одноэтажного деревянного домика, из окон которого доносилась музыка и веселый гомон. Северус отворил тяжелую дубовую дверь и пропустил Мэл вперед. Это оказался небольшой местный паб, оформленный в стиле североевропейской старины: стены его были выделаны деревянными панелями, на них висели гобелены и масляные лампы с уютными, приглушающими свет абажурами. Посреди зала стояла массивная барная стойка, грубо сколоченная из нескольких толстых необработанных бревен, а слева от стойки располагался небольшой помост. На этом помосте несколько местных музыкантов: двое волынщиков и трое барабанщиков исполняли традиционную ирландскую музыку. Зал был полон народу: веселые, краснощекие люди сидели за столиками и барной стойкой в пол-оборота к сцене и громко переговаривались между собой. Северус положил руку Мэл на талию и повел ее к барной стойке, где они заняли два свободных высоких стула. Седой, круглолицый бармен в кожаной жилетке, казалось, совсем не удивился приходу незнакомцев. Северус заказал у него две пинты пива для себя и Мэл, немного закусок и вывалил на барную стойку несколько магловских банкнот. - Могу поспорить, ты не ожидала, что я приведу тебя в ирландский паб, - повернувшись к ней, с веселой улыбкой проговорил он, наблюдая, как она, раскрасневшаяся и свежая после прогулки, обводит зал блестящими, словно драгоценные камни, глазами. - Да, я и в самом деле такого не ожидала, - со смехом отозвалась Мэл, склонившись к Северусу, чтобы отчетливее слышать его голос за звуками музыки и веселым гомоном. Перед ними поставили две полные до краев кружки пива и тарелку с колбасками и хлебцами. - Ты когда-нибудь пила пиво? – поинтересовался Северус, поднимая свою кружку слишком резко, отчего белая пена полилась через край. - Нет, - Мэл взялась за свою кружку и с широкой улыбкой добавила: – Я многое сегодня делаю в первый раз. - Тогда выпьем за это, - Северус чокнулся с ней и сделал несколько крупных глотков. - Ты сказал, что мы вернемся в Хогвардс только завтра…, - Мэл отпила своего пива и поморщилась от разливающейся во рту хмельной горечи. – Где мы будем ночевать? - Я снял номер в местной гостинице, она здесь рядом ниже по склону. Чтобы различать слова, им приходилось низко склоняться друг к другу, но в этом месте, где их никто не знал и никому не было до них дела, они не испытывали скованности или стеснения. Они могли прикасаться друг к другу, улыбаться, смеяться и разговаривать, ничего не боясь, и это ощущение полной свободы опьяняло их не меньше, чем пиво. Спустя полчаса бармен приглушил свет над барной стойкой, и зал погрузился в полумрак. Гости вдруг радостно завопили и забряцали посудой, поднимая такой звон, что он перекрыл звучание барабанов. Из двери за барной стойкой показалось несколько девушек, одетых в туники, подвязанные на талии шнурками, леггинсы и черные туфельки на небольшом каблучке. Несколько гостей сразу вскочили со своих мест и принялись раздвигать столы, расчищая для девушек место. Пока девушки колонной выстраивались перед помостом, музыканты на несколько секунд прервали выступление, и зал вдруг погрузился в тишину: смолкли даже разговоры за дальними столами, лишь раздавался слабый перезвон пивных кружек. А затем протяжно затянули свою песнь волынки, за ними подключились барабаны, и девушки пустились в пляс, отбивая туфельками барабанный ритм. Зал взорвался свистом и аплодисментами. Северус кинул короткий взгляд на Мэл. Изо всех сил хлопая в ладоши, она с восторгом наблюдала за танцовщицами, теплый свет торшеров отражался в ее широко распахнутых глазах. Девушки то перемежались между собой, то вновь собирались в колонну, но ни на секунду не теряли единого стройного ритма. В такт ему звенели бокалы, пиво лилось рекой, и зал все более наполнялся взрывным весельем. Оттанцевав несколько минут, девушки удалились, а свободное место перед помостом стали заполнять гости паба. Подражая танцовщицам, они пустились в пляс, отбивая ритм заплетающимися от алкоголя ногами, подскакивая и подпрыгивая, кто как умел. Мэл вдруг тоже подскочила со своего места и потянула Северуса за собой. Он протестующе завертел головой, вцепившись второй рукой в край своего табурета. - Мэл, нет! Я не умею танцевать! - прокричал он, стараясь перекрыть голосом звон музыки. - Я тоже не умею! – со смехом отвечала Мэл, не прекращая попытки утянуть его на танцпол. Он не мог противиться этим блестящим глазам и счастливой улыбке. Неловко поднявшись со своего места и оглядываясь вокруг, он сделал несколько шагов вперед. Мэл взяла его за обе руки и, подстраиваясь под ритм барабанов, пустилась в пляс. Северус, глядя на нее, не смог сдержать смеха: самозабвенно, не оглядываясь ни на кого вокруг, Мэл отдавалась танцу, кружась вокруг Северуса, подныривая под его руку, то приближаясь, то отдаляясь от него и удивительно стройно отбивая ножками такт. Вскоре и он, позволив себе наконец расслабиться, начал двигаться – сначала неуверенно, но с каждой секундой все более отпуская себя и подстраиваясь под темп Мэл. Вернулись танцовщицы, но никто не ушел с танцпола: девушки вклинились в толпу и танцевали уже не ради шоу, а только ради удовольствия, смеясь и перекидываясь шутками со своими знакомыми. Северус и Мэл искренне веселились, неумело кружась и выплясывая, упоенно отдаваясь во власть музыки. Они танцевали, пока ноги не начали заплетаться, а грудь не сдавило от сбившегося дыхания, а затем вновь вернулись за барную стойку, чтобы заказать еще закусок и пива. Близилась полночь, когда они покинули паб. Снаружи свистел пронизывающий до костей ветер, швыряясь в лицо мелкой моросью, луна скрывалась за плотными тучами, и вокруг не было видно ни зги, за исключением тонущих в ночном мраке огоньков деревни, раскинувшейся под склоном оврага. Едва разбирая дорогу, они спустились вниз по оврагу и поспешили в маленький двухэтажный домик, служащий местной гостиницей и вмещающий в себя только две сдаваемые комнаты на втором этаже. После продолжительного стука дверь им открыл заспанный старик, тут же пустившийся в ворчание, кого это принесло среди ночи. Впрочем, когда в руках его оказалось значительно большее количество банкнот, чем он изначально рассчитывал, старик сменил гнев на милость и впустил Северуса и Мэл, небрежно махнув им в сторону лестницы на второй этаж. Кроме них в гостинице больше не было постояльцев, и они могли занять любую из двух комнат. Однако, они не стали терять времени на выбор. Им было решительно все равно, где провести эту ночь. Войдя в тесную спаленку, вмещающую в себя только массивную деревянную кровать, шкаф и две тумбочки, они скинули верхнюю одежду и повесили ее сушиться, все еще пребывая во власти безудержного веселья и посмеиваясь без всякой на то причины. - Мэл, мы пробыли на улице всего пять минут. Как ты умудрилась промокнуть до нитки? – с улыбкой спросил Северус, отряхивая куртку Мэл от капель воды. - Это все ирландская морось, – кружась на одном месте, протянула Мэл. – Но она мне так нравится… Даже если бы хозяин гостиницы не впустил нас, я могла бы простоять под ней вечность. Она так не похожа на промозглые лондонские дожди. - Ты чрезмерно романтична, - со смехом заметил Северус. - Это пиво всему виной, - кинув на него нежный взгляд, откликнулась Мэл. Северус зажег стоящую на тумбочке керосиновую лампу, а Мэл приблизилась к окну и выглянула на улицу. Последние огни деревни погасли, луна скрылась за тучами, и на землю опустилась кромешная тьма. Она все смотрела на капли дождя, стекающие по стеклу, когда Северус подошел к ней и встал по другую сторону окна. Свет лампы осветил его лицо, вдруг ставшее необычайно серьезным. Он неотрывно глядел на Мэл со странным изучающим выражением, словно в этот момент что-то окончательно для себя понял. Влажные пряди волос обрамляли его бледные щеки, и на верхней губе застыла капелька дождя. Мэл хотела было смахнуть ее, но почему-то не смела даже пошевелиться. Необъяснимое чувство приковало ее к месту и приглушило владевшее ее сердцем веселье. А затем его губы распахнулись, капля с губ дрогнула и опала на пол. Когда он заговорил, голос его звучал серьезно и глухо: - Мэл, я люблю тебя. Сердце Мэл на мгновение сжалось, охваченное волной непреодолимых, захлестывающих чувств, а затем забилось ровно и чисто – так, как и должно было биться в этот исполненный важностью момент. - Я тоже люблю тебя, Северус, - сказала она. Он сделал шаг к ней навстречу, обхватил ее лицо руками и поцеловал.