Я найду тебя там

Глава 19. В Хогвардс полноправно вступила весна. Воздух, лишенный плотной мерзлой тяжести, наполнился теплом, вязкостью и ароматами первых цветений. Яркое белое солнце светило с раннего утра и до позднего вечера, заливая своим чистым, прозрачным светом мрачные стены замка, отражаясь в стеклах окон, проползая в арочные ниши и теряясь в отбрасываемых ими тенях. С каждым днем аудитории замка и гостиные факультетов все более пустели, наполняясь безликим эхом: многие студенты Гриффиндора, Когтеврана и Пуффендуя прекратили посещать занятия и, спасаясь от бесчинств Кэрроу, ушли в подполье. Единственная помощь, которую мог оказать им Северус, чтобы не навлечь на себя подозрений со стороны своих заместителей, - это не допустить того, чтобы Амикус и Алекто обнаружили их убежище. И с этой задачей он успешно справлялся. - Я уверена, что все они скрываются здесь, Снейп, - говорила Алекто, расхаживая взад-вперед вдоль стены, за которой находилась Выручай-комната. – После того, как старая маразматичка Августа Долгопупс отправила Долиша в больницу Святого Мунго, мы почти было схватили ее внука, но он вдруг скрылся за этой стеной. Я на секунду увидела появившуюся здесь дверь, а потом она исчезла. Испарилась в воздухе, словно и не было никогда. - Призрачная дверь, Алекто? – с иронией спросил Северус. - Клянусь тебе, Снейп, она была прямо здесь! - Конечно была, а потом вдруг просочилась сквозь стену, как Кровавый Барон только что проплыл сквозь колонну. - Ты мне не веришь? – рявкнула Алекто, злобно сверкнув глазами. – Попробуй разрушить ее! – она ткнула пальцем в стену слишком резко и, ударившись, взвизгнула от боли и досады. - Я не собираюсь здесь ничего разрушать, - спокойно ответил Северус. – Эта стена явно несущая, и, если ты не хочешь, чтобы это крыло сложилось, как карточный домик, и погребло тебя под завалами, я не советую тебе предпринимать что-либо в борьбе с призрачной дверью. - Снейп! В этом коридоре была комната с грудами всякого хлама! - повышая голос, вскричала Алекто. – Я помню, как в прошлом году мы прошли через эту комнату в замок. А теперь ее нет. Я нигде не могу ее найти. И этот поганец, Малфой-младший, отмалчивается, отказывается что-либо говорить. - Хлам разобрали, Алекто. От Исчезательного шкафа избавились, чтобы никто посторонний не смог проникнуть в замок. - Но где же он раньше стоял?! – Алекто от злости чуть ли не брызгалась слюной. Северус сделал вид, что задумался. - Что-то никак не припомню, Алекто, - пожав плечами, небрежно ответил он, развернулся и двинулся прочь, игнорируя дальнейшие крики и возгласы ярости, доносившиеся за его спиной. В конце марта, в ранний предрассветный час черная метка на руке Северуса впервые за многие месяцы напомнила о себе пульсирующим жжением. Темный Лорд хотел его видеть. Мэл в этот день ночевала в своей спальне, и Северус испытывал облегчение при мысли о том, что она не узнает о его отлучке. Безусловно, Мэл не стоило посвящать в его планы – у Северуса не было ни единого сомнения на этот счет. Он слишком хорошо ее знал: не в силах бороться со своим беспокойством, она непременно захочет пойти с ним. Как это было странно: стремительно покидая территорию замка, он направлялся к человеку, которого боялся больше всего на свете, но мысли его занимали совершенно сторонние вещи. Он размышлял о том, что бы сказала ему Мэл, какие бы доводы она использовала, чтобы убедить его взять ее с собой, какие бы дикие идеи предложила ему только для того, чтобы не пускать его одного. Все эти бессмысленные фантазии позволяли ему отвлечься от чувства тревоги, сковывающей его нутро своими липкими, беспокойными пальцами. Ее холодные руки были верными спутниками последних лет его жизни, но он умел держать их в узде: с полным самообладанием и бесстрастием вышагивал он по влажной, покрытой ранней росой траве навстречу тому, кто повелевал его судьбой. Ему не пришлось трансгрессировать: Темный Лорд ждал его у ворот Хогвардса. И при виде его высокой, темной фигуры Северусом вдруг овладело странное недоумение. Это вытянутое белое лицо и глаза с длинными, узкими зрачками никак не гармонировали с набухшими почками и душистой свежестью лиственницы за его спиной, с россыпью молодых сережек орешника, на которых бисером сверкала роса – со всем тем, что было дорого сердцу Северуса. Контраст был столь велик, что Северусу на мгновение показалось, будто все это происходит с ним во сне. Как он вскоре убедился, Темный Лорд не был заинтересован в том, чтобы углубляться дальше бледной в сумеречном свете опушки неподалеку от Черного озера: все, что ему было нужно, находилось здесь, за пределами замка. Он не позволил Северусу сопроводить его: никто не должен был знать, куда он направлялся. Скованный все тем же иррациональным недоумением, Северус медленно вышагивал по усыпанной жухлой, прошлогодней листвой дорожке обратно в сторону замка, прокручивая в голове каждый обращенный к нему жест своего названного хозяина, каждый его взгляд и сказанное слово. Ничто в нем не выдавало заинтересованности в том, что творилось в замке, ничто не указывало на изменившееся отношение к Северусу или возникшие на его счет сомнения. Темный Лорд прибыл в замок не для того, чтобы убедиться в верности своего слуги: он преследовал иные цели, чей источник находился где-то поблизости, но никак не был с ним связан. И это позволило Северусу наконец почувствовать себя успокоенным: тайна его оставалась под защитой его разума, а Мэл – под защитой стен Хогвардса. Эту ночь она должна была провести с ним, и Северус взял с себя обещание, что ни единым словом не обмолвится с ней о том, что произошло этим утром. Несмотря на то, что Мэл по природе своей обладала удивительной проницательностью, он знал, что был способен ввести ее в заблуждение: никто во всем белом свете не умел владеть собой так, как он. Он оттачивал это мастерство годами, и даже Темный Лорд, умевший проползать в самые сокровенные закоулки душ своих приспешников, никогда не смог бы сказать, что творилось на душе у Северуса. Единственным препятствием его плану была Темная метка, которая никак не желала бледнеть, оставаясь все такой же насыщенно черной, какой была в ту минуту, когда впервые дала о себе знать. Северус весь день прикрывал ее рукавом, смутно надеясь, что к приходу Мэл она вновь станет блеклой и почти незаметной, но час проходил за часом, а змея, выползающая из черепа, кричащим пятном продолжала зиять на его коже. Он и сам не знал, почему так избегал при Мэл упоминаний обо всем, что было связано с Темным Лордом. С тех пор, как они были вместе, они ни разу не говорили о нем, о Дамблдоре или о событиях, происходящих в волшебном мире. Северус никогда намеренно не касался темы своей службы в рядах Пожирателей смерти, а Мэл в силу своей деликатности никогда его об этом не расспрашивала. Причина, вероятно, крылась не только в том, что он стремился оградить Мэл от любой информации, которая могла бы представлять для нее опасность, но и в том, что Мэл стала для него оплотом покоя и счастья: чистым и светлым, не запятнанным грязью, в которой ему долгие годы приходилось барахтаться. В ее присутствии он расслаблялся и оставлял за спиной все тревоги. Он не хотел омрачать их совместное времяпрепровождение страхами и мыслями, бередившими его душу в часы одиночества. После того, как все повседневные дела были закончены, Северус и Мэл встретились в апартаментах директора. Оба они пропустили ужин в Большом зале, и Мэл принесла с кухни немного холодной курицы, сыра, салата и молока. Этот вечер ничем не отличался от всех тех, которые они проводили вместе. Он был наполнен покоем и теплотой, смехом и разговорами ни о чем. Когда же двумя часами позже они легли спать, Северус прежде, чем раздеться, полностью приглушил свет в комнате. Он надеялся, что Мэл не сможет разглядеть Метку под бледным светом полумесяца, заливающим спальню из створчатых окон. Когда они ночевали в подземелье, Мэл засыпала, прижимаясь к нему спиной или сворачиваясь на его груди. Здесь же - в комнате, лишенной подземельной сырости и стужи, она обыкновенно спала в небольшом отдалении от него, поскольку в его объятиях ей немедленно становилось жарко. В спальне директора ее обязательным ритуалом перед сном было легкое, почти невесомое поглаживание Северуса по спине или груди. Вот и сейчас она водила кончиками пальцев по его коже, обводя мышцы груди и впадинки над ключицами, спускаясь вдоль плеч к внутренней стороне локтя и ниже - к запястью. Северус, разнеженный и усыпленный этой лаской, совсем позабыл о Метке. Мягко перехватив ее маленькую ладонь, он провел кончиком большого пальца по ее основанию, спускаясь вдоль сухожилия к впадинке под запястьем. В этой бессловесной игре, состоящей из одних только прикосновений, было больше интимности, чем в самых крепких объятиях, а потому они оба любили эти ночи в апартаментах директора не меньше, чем в промозглом подземелье. Ее тонкие пальцы выскользнули из его ладони, обвели выпирающие нити вен на его запястье, поднялись чуть выше к предплечью и вдруг замерли. - Северус, что с твоей Меткой? – прозвучал ее голос, резко выводя Северуса из сладкой истомы. Еще до того, как он что-либо ответил, Мэл почувствовала, что все его тело напряглось, словно натянутая пружина, и вдруг стало жестким, как камень. - Ничего особенного, - уклончиво отозвался он. – Давай спать. Он попытался было притянуть ее к себе, но Мэл не позволила ему этого сделать. Перехватив его руку, она подняла ее ближе к глазам, пытаясь различить в темноте выжженные на ней узоры. - Северус, она темная. Темнее, чем была раньше. Я вижу ее отчетливо. Северус со вздохом чуть приподнялся и облокотился на подушку. Мэл зажгла лампадку и присела рядом, подогнув под себя ноги. - От тебя ничего не укроешь, - с мрачным смешком произнес он, кинув на нее короткий взгляд, а затем вновь отвел глаза. - Так что произошло? – напряженно спросила Мэл. – Темный Лорд вызывал меня сегодня, - вкрадчиво ответил Северус. На секунду между ними повисло молчание. - Зачем? - Я не знаю. Мэл придвинулась чуть ближе к Северусу, отыскивая его взгляд. - Северус, расскажи мне, что происходит. Я никогда не спрашивала тебя об этом, но сейчас я хочу знать. Он ищет Гарри? - Да, Поттер – последнее, что стоит на пути его власти. Но я не хочу говорить об этом, только не сегодня, - Северус потянулся к Мэл, чтобы поцеловать ее, но она чуть отпрянула назад. В его порыве было что-то искусственное, словно этим жестом он хотел всего лишь прекратить разговор, и это заставило Мэл почувствовать себя неуютно. Никогда раньше в его лице не было столько холода, когда он склонялся к ее губам. - Не сегодня, так когда? – спросила она. - Ты никогда не обсуждаешь со мной то, что тебя тревожит. - Мэл, ты – моя отдушина от всех тревог, и я не хочу, чтобы все эти разговоры о будущем, о Темном Лорде, о Поттере или Дамблдоре портили нам вечер. - Я хочу быть не только твоей отдушиной, Северус. Я хочу разделять с тобой твои тревоги и страхи. Однако ты ничем не делишься со мной. - Но ты ведь ничем не лучше меня, - мрачно заметил Северус. - Разве ты хоть раз обмолвилась о пытках Кэрроу до того, как приползла ко мне полуживая с занятия ЗОТИ? - Это не одно и тоже. Я не хотела говорить об этом, чтобы лишний раз не волновать тебя. Кроме того, все это были мелочи, не стоящие того, чтобы тратить на них время. - Истязания – это мелочи? Мэл, если бы Амикус вовремя не остановился, могло случиться непоправимое. Но то, о чем просишь меня сейчас ты, никоим образом не влияет на будущее. Все эти разговоры ни к чему не приведут, - в голосе Северуса засквозили стальные нотки: таким тоном он не говорил с ней уже очень давно. - Пусть так. Но ведь это влияет на тебя не меньше, чем какие-нибудь физические пытки, - не унималась Мэл. - Ты не говоришь мне об этом, но ты думаешь о будущем, о Темном Лорде и обо всем, что сейчас происходит. Твоя роль в этой войне не окончена, и что-то лежит у тебя на сердце, но ты не желаешь делиться со мной, что именно. - Мэл… - Северус тряхнул головой, будто в попытке отмахнуться от нее. - Северус, прошу тебя, - Мэл перехватила его взгляд. В лице ее читались непреклонная решимость и упрямство, не оставляющие у Северуса сомнений в том, что на этот раз она намерена добиться своего. Ее нельзя было обвинить в чрезмерной настойчивости. Как правило, Мэл была слишком чувствительна к его настроению, чтобы оказывать на него давление. Ей не нравилось, когда в глазах его застывало мрачное, отчужденное выражение, и на лицо опускалась тень. Она ненавидела этот бесстрастный тон его голоса, каким он обыкновенно говорил со студентами и коллегами - с людьми, ничего не значившими для него, но только не с ней. Однако сейчас она знала, что более не способна вынести чувства собственного бессилия перед неизвестностью. Она не могла больше гадать, что же бередило душу Северуса в те минуты, когда он был один, тень каких мыслей отпечатывалась в каждой его черте: напряженной морщинке на лбу, плотно сжатых губах и непроницаемом выражении черных, бесстрастных глаз. Эта тень обыкновенно быстро исчезала, стоило только Северусу взглянуть на Мэл, но она не могла не замечать ее в те мгновения, когда они пересекались в коридорах школы, не имея возможности даже улыбнуться друг другу. Северус смиренно вздохнул. Лицо его вдруг застыло и окаменело, как бывало всякий раз, когда он размышлял о чем-то для него неприятном. Его глаза избегали смотреть на Мэл, и это больно кольнуло ее. На один миг она даже решила отступиться и позволить ему укрыть свои тайны за прежней своей стеной отстраненности, когда он вдруг ответил. - Хорошо, - сказал он. – Я расскажу тебе о том, что сейчас происходит. - Нет, подожди, - остановила его Мэл. - Я хочу, чтобы ты начал с самого начала. Я почти ничего не знаю о том, как ты вступил в ряды Пожирателей смерти и что этому способствовало. Помнится, в прошлом году мы затрагивали эту тему, но лишь мельком. Я хочу знать все с самого начала. - Не слишком ли большой рассказ для одного вечера? - Я не прошу тебя рассказывать мне о своей жизни во всех подробностях, до них мы еще когда-нибудь доберемся. Северус снова вздохнул, устремив взгляд перед собой. Слабый порыв ветра из приоткрытого окна трепал занавески из полупрозрачной, невесомой тюли и балдахин из того же материала на ореховом каркасе кровати. Мягкий, приглушенный закопченными стенками лампадки свет заливал его лицо, отбрасывая тени ресниц на веки, обрисовывая углубившуюся продольную морщинку на переносице. - Хорошо. Спроси меня о чем-нибудь конкретном, и я расскажу тебе, - наконец проговорил он. Мэл немного поерзала на одном месте, раздумывая о том, что бы ей хотелось узнать в первую очередь. - Как ты вошел в близкий круг Темного Лорда? – спросила она. - В школе я познакомился со слизеринской элитой, - начал свой рассказ Северус. - Они сразу обратили внимание на мои способности в зельеварении и ЗОТИ, они выражали восхищение моим успехам, и это подкупало меня. Я вошел в их небольшой кружок, чувствуя себя среди них самозванцем. Они – богатые, с влиятельными чистокровными семьями, и я – нищеброд-полукровка из самых социальным низов. Их внимание невероятно мне льстило, и за него я старался отплатить им тем рвением, с которым поддерживал их идеи и принципы. Следом за ними я познакомился с Темным Лордом и стал Пожирателем смерти. Мне казалось… что я обрел близких друзей, семью, которая оберегала и принимала меня, поэтому я долгое время был слеп ко всем злодеяниям, которые они творили. Но сомнения все же поселились во мне и укреплялись с каждым днем. Я не потакал им до того самого дня, когда погибли Лили и Джеймс Поттеры. Он умолк, и Мэл решилась задать вопрос. - Я знаю, что ты любил Лили, Северус. А кем был для нее ты? – спросила она. Лицо ее при этом оставалось все таким же спокойным, а глаза смотрели на Северуса без толики смятения или затаенного беспокойства. - Мы были друзьями в детстве, - ответил Северус. - Я был одиночкой – замкнутым и нелюдимым ребенком, и она стала единственным моим другом в первые годы обучения в Хогвардсе. Но когда я увлекся темными искусствами, мы отдалились друг от друга. На пятом курсе я сильно оскорбил ее, и с тех пор нашей дружбе пришел конец. Последние семь лет я старался оберегать ее сына – не потому, что привязался к нему, но только ради Лили, в память о ней. - Значит, ты любил ее все эти годы? – спросила Мэл. Она должна была бы испытывать ревность, но ее одолевало только самое обыкновенное любопытство, а потому, какие бы слова она не услышала о Лили, они не смогли бы причинить ей боль: для этого она по природе своей была слишком разумна. Северус видел отражение этих мыслей на ее лице, а потому продолжил: - Не столько любил, сколько превозносил. Она всегда была светом, к которому я стремился и которого никогда не мог достичь. Знаешь, Мэл, в то утро на Астрономической башне, когда ты готовила «Атрофакцию», я вдруг, глядя на тебя, вспомнил о ней. - Я напомнила тебе Лили? - Нет, не совсем так. Ты была взбудоражена, словно в лихорадке: бледная, в одной футболке, несмотря на зимний холод. В глазах – болезненная сосредоточенность и упрямство человека, которому нечего терять. И я подумал о том, как резко ты отличалась от Лили и как при этом близка была мне. Северус продолжал свой рассказ, а Мэл слушала, изредка задавая ему вопросы. Он поведал ей о том, как устроился в Хогвардс, о том, что происходило в те годы, когда Темный Лорд считался погибшим, и о том, как Пожиратели смерти после исчезновения своего хозяина разбрелись по свету, делая вид, будто прошлое никак с ними не связано, и трусливо отрицая всякое свое участие в жестоких расправах над маглами и маглорожденными в период Первой магической войны. Труднее всего Северусу далось повествование о том, что пришлось пережить ему самому после возрождения Темного Лорда. Он то и дело замолкал, рассказывая о том, как на его глазах погибали люди, с которыми он был знаком, как, нависая над столом в поместье Малфоев и глядя ему в глаза, Чарити Бербидж молила его о помощи за несколько секунд до того, как взгляд ее навсегда застыл. «Северус, пожалуйста…» - были последние ее слова. Он ничем не мог ей помочь. Когда он умолк, Мэл ничего не сказала, осознавая, что никакие ее слова не помогут Северусу примириться с этими воспоминаниями. Она была способна его понять, ведь ей и самой приходилось видеть гибель своих друзей и вновь и вновь переживать эту опустошающую беспомощность, силками сжимающую сердце каждый раз при мысли об этом. Она расспросила его о Гарри, и Северус вкратце изложил ей события последних семи лет и то, о чем в последние месяцы жизни поведал ему Дамблдор. - Значит, Гарри должен умереть? - Да, иначе Темного Лорда не одолеть. - Что же ты думаешь по этому поводу, Северус? - Я ни о чем не думаю и ничего не чувствую, Мэл. Как относиться к смертнику, которому предстоит плаха? Разве кто-нибудь сможет ответить на этот вопрос? – голос его звучал с нарочитым пренебрежением, словно он посчитал ее вопрос глупым, но Мэл видела, что от мыслей об этом ему не по себе. Она немного помолчала, а затем спросила: - Что же ты будешь делать? - Дамблдор взял с меня только два обещания: сделать все, что в моих силах, чтобы защитить студентов Хогвардса, и сообщить Поттеру о том, какая роль отведена ему в этой войне. Он имеет право знать. Поттер безрассудно храбр и верен своей миссии, а потому рано или поздно он попадется Пожирателям смерти. Когда Темная метка призовет меня, я должен быть готов к тому, чтобы помочь ему. А пока я могу только ждать. - Ожидание тревожит тебя? - Нет, теперь уже нет. Все, чего я хотел раньше – это чтобы все поскорее разрешилось, и ожидание прежде действительно тяготило меня, но не теперь. Я готов жить так, как сейчас, вечно, потому что не знаю, чего ждать в будущем. - Но разве бы ты не хотел, чтобы все эти тревоги и страхи наконец ушли в прошлое? Лицо Северуса оставалось бесстрастным, но взгляд, обращенный на Мэл, вдруг стал пронзительным, наполнился глубиной какого-то странного, иступленного чувства, сочетавшего в себе страх и нежность, задумчивость и решимость. - Я способен справиться с ними. Единственный страх, которому я не могу противостоять, это страх потерять тебя. Ты спрашивала меня о том, что гложет меня в те часы, когда мы не вместе. И я отвечу: я не могу вынести мысли о том, что моя миссия однажды призовет меня оставить тебя одну, и, когда случится что-то плохое, я буду далеко и не сумею тебя защитить, - с прежней своей мрачностью сказал он. Мэл ответила не сразу. Взгляд ее был не по возрасту серьезен и проницателен, словно она пыталась заглянуть Северусу в душу, достучаться до самых потаенных ее глубин. - Послушай меня, Северус, - произнесла она голосом твердым и вкрадчивым. - Теперь ты не один. Однажды ты сказал мне, что сможешь защитить нас обоих, и при этом взвалил на себя ответственность за то, за что должны отвечать мы оба – наравне. Я вовсе не хрупкий цветок, нуждающийся в опеке. И я способна нести это бремя вместе с тобой. Не пытайся оградить меня от него. Северус не сразу нашелся, что ответить. - Не слишком ли ты юна для этого, Мэл? – тихо спросил он. - За последние годы я пережила достаточно, чтобы иметь представление о том, о чем говорю, - с убеждением проговорила она. Северус взял ее руку и крепко сжал. Теперь он впервые взглянул на нее иначе: не как на сокровище, которое необходимо было защищать и оберегать, но как на опору – партнера, равного себе. Стремясь оградить Мэл от всего темного, что было в его жизни, он все это время отказывался понимать, что она не была той, кто будет прятаться за его спиной. Вместо этого она стояла рядом с ним – плечом к плечу и была готова принять на себя не меньше ударов, чем он сам. И главное: она действительно была способна на это. Теперь он понимал это со всей ясностью, и сердце его впервые за многие годы охватило облегчение: в своей борьбе он был ни один. … Так минул еще один месяц, в течение которого все было также спокойно, как и последние полгода, и Северусу уже начинало казаться, что мир, охваченный войной, всегда будет оставаться за пределами Хогвардса, что стены этого замка – нерушимый оплот покоя и постоянства, пока однажды посреди ночи он вновь не почувствовал острое жжение в руке. В этот раз он знал, что случилось что-то серьезное, ведь метка была вызвана не Темным Лордом, а Алекто Кэрроу. Это могло означать только одно: она обнаружила Гарри Поттера. Этой ночью Мэл была рядом с ним. В камине все еще тлели мерцающие красноватым отсветом угли, но в спальне было холодно, и Мэл примкнула к Северусу, свернувшись калачиком у него на груди. Под воздействием внезапно нахлынувшей тревоги, сковавшей его нутро, сердце Северуса пустилось вскачь, и Мэл сонно дернулась под его рукой. Аккуратно, чтобы не разбудить ее, он отодвинулся и поднялся с постели. Схватив с тумбочки волшебную палочку, он вызвал слабые световые чары, чтобы отыскать в шкафу свою одежду. Нужно было спешить. - Северус..., - послышался сонный голос, окликающий его. Северус невольно обернулся и встретился глазами с Мэл. Когда она увидела выражение его лица в слабых лучах «Люмоса», чуть побледневшую кожу, нервно пульсирующую жилку на шее, остатки сна мигом покинули ее, и она резко приподнялась на локтях. - Что случилось? – напряженным голосом спросила она. Северус, досадливо качнув головой и пряча от нее лицо за темной завесой волос, подошел к тумбе и зажег лампадку. Спальня озарилась неярким светом. - Северус…, - повторила Мэл. Она вскочила с кровати и приблизилась к Северусу, пытаясь поймать его взгляд. Он поднял на нее глаза и посмотрел так, словно хотел отпечатать ее образ у себя на сердце. Его не покидало чувство, будто вся его жизнь вновь рушится на части, и собрать их воедино больше не под силу ни Мэл, ни ему самому. Что если им двоим остался один только этот день - только эти последние минуты перед тем, как все снова утянет во мрак? Что, если он в последний раз видит эти блестящие, наполненные тревогой глаза и след подушки, отпечатавшийся на щеке? Нет, он не может об этом думать. - Черная метка, - сказал Северус, а затем вдруг обхватил Мэл руками за лицо и, глядя в глаза, торопливо проговорил: - Мэл, ты должна пообещать мне, что не выйдешь этой ночью из кабинета. Запри дверь и не выходи. Не открывай никому, кроме меня. - Темный Лорд вызывает тебя к себе? – спросила Мэл, оглядываясь на черный рисунок, выведенный на предплечье его левой руки. - Нет, не он. Алекто Кэрроу, - пояснил Северус. Он отпустил Мэл, обогнул ее и стал торопливо натягивать на себя штаны. – Что-то случилось в замке. - Может, ничего серьезного? – с надеждой предположила Мэл. Она беспомощно застыла на месте, наблюдая за Северусом. Северус покачал головой. - Она бы не стала активировать Метку по мелочи. Я думаю, что Гарри Поттер в замке, и я должен найти его раньше, чем прибудет Темный Лорд, - голос его звучал бесцветно. Он натянул на себя сюртук и стал поспешно застегивать пуговицы. На лице его застыло мрачное, решительное выражение, а движения были четкими и слаженными. Мэл уже приходилось видеть его таким: он весь подобрался, словно готовый к атаке хищник, но при этом ничего не выдавало в нем напряжения: вся его поза, осанка, каждая мышца на лице были спокойными и твердыми, в них чувствовался затаенный расчет на решающий прыжок, который обязательно должен был в скором времени состояться, но не сейчас, не в данный момент. - Я пойду с тобой, - заявила Мэл, подорвавшись с места. Она хотела было пройти мимо Северуса к шкафу, но он резко перехватил ее за локоть, заставив остановиться и повернуться к нему. - Ты никуда не пойдешь! - рявкнул он, глядя на нее со столь непреклонным, жестким выражением, что она на мгновение утратила дар речи. - Северус, я не буду приближаться к тебе, - сказала Мэл. – Просто буду находиться неподалеку. - Ты останешься здесь: добровольно или принудительно. Если будет надо, я запру тебя, - Северус отпустил ее локоть и стал натягивать на себя ботинки. - Ты не имеешь права решать за меня, - возмутилась Мэл, вынимая дрожащими руками из шкафа вещи так, что половина содержимого полки посыпалось на пол. - Нет, имею. В данном случае, имею и буду, - отозвался Северус все в той же безапелляционной манере. Он засунул в карман сюртука волшебную палочку, взял лампадку, отворил дверь и вышел в кабинет. Мэл, обронив на пол вещи, кинулась за ним. Северус отворил дверцу серванта, порылся в нем, вынул оттуда какой-то маленький, не различимый во мраке предмет и, сжав его в руке, обернулся к Мэл. Она стояла в нескольких метрах от него и с выражением отчаяния на побледневшем лице наблюдала за его действиями. У Северуса болезненно сжалось сердце. - Мэл, если я попрошу тебя кое-что для меня сделать, ты это сделаешь? – вкрадчиво спросил он. - Нет, - незамедлительно отозвалась Мэл. В голосе ее слышалось странное исступление, смешанное с бессильной злостью, отчаянием и упрямством. - Хорошо, - тихо произнес Северус и направился к выходу из кабинета. В груди его все свербело от острой душевной боли, от страха за Мэл, который перекрывал собой все мысли, связанные с Темным Лордом, Алекто Кэрроу и Гарри Поттером, но он боялся, что если сейчас проявит слабость, то не сможет уйти. - Северус! – дрогнувшим голосом воскликнула Мэл, а затем кинулась к нему. Северус невольно двинулся ей навстречу. В два шага преодолев разделявшее их расстояние, Северус подхватил ее и заключил в объятия, сжав в своих руках так крепко, что у нее захрустели кости. - Обещай мне, что ты вернешься, - прошептала Мэл, обхватив его за шею со всей силой, на которую была способна. - Конечно же я вернусь, мое солнце, мое маленькое счастье…, - чуть оторвавшись от нее, он выдавил из себя ободряющую улыбку. – Все будет хорошо. Но сейчас мне нужно идти. Мэл обхватила его лицо руками и поцеловала так нежно, что у Северуса на секунду возникло острое желание бросить все, схватить ее в охапку и бежать с ней из этого чертова замка на самый край света - туда, где их никто не найдет. С огромным трудом он заставил себя опомниться и взять себя в руки. Руки Мэл ослабли, с неохотой выпуская его из объятий, и Северус сделал над собой усилие, чтобы также ее отпустить. - Береги себя, Северус, - напоследок сказала она. Голос ее звучал твердо, и та же твердость отражалась в блестящих темных глазах, неотрывно следящих за ним. Вместо девочки, испуганной и охваченной отчаянием, он вдруг снова увидел в ней ту, что несколько недель назад убеждала его поделиться с ней бременем своей ответственности - его опору и поддержку. Да, она была достаточно сильна, чтобы исполнять эту роль. Жаль, что он был слишком слаб, чтобы позволить ей это. В ответ на ее слова он только кивнул, а затем стремительно вышел за дверь. … Мэл беспокойно мерила шагами комнату, заламывая руки и пытаясь собраться. Прошло только около пятнадцати минут, но она уже утратила остатки всякого терпения, и неизвестность совсем измучила и утомила ее. Будучи не в силах бороться с тревогой, она поспешно оделась и выскочила из кабинета в коридор. Поднявшись на несколько лестничных пролетов, она поняла, что в замке уже давно никто не спал. Всюду слышались торопливые шаги и голоса, мелькали вспышки световых чар и желтый свет свеч и лампадок. - Не толпимся! Идем спокойно, - послышался где-то рядом взволнованный голос Слизнорта. - Кто отдал приказ собраться в Большом зале, профессор? – спросил кто-то из студентов. - Профессор Макгонагалл, мистер Нотт. - А что же Снейп? В ответ молчание. Мэл с похолодевшим сердцем поспешила в Большой зал. Когда она вошла, в зале царила суматоха: повсюду сновали взволнованные, потерянные студенты, занимая свои места за столами факультетов, вокруг носились преподаватели, пересчитывая прибывших по головам и отдавая распоряжения старостам. - Мисс Донован! – профессор Стебель подлетела к ней. – Мы вас потеряли, - она аккуратно взяла Мэл за локоть и подтолкнула к ее месту за столом Пуффендуя рядом с Джонни Уолшером. - Профессор Стебель, что происходит? – спросила она. - Потом, все потом. Скоро вы сами все узнаете, - отмахнулась профессор Стебель и упорхнула к дальнему концу стола, где двое первокурсников не могли определиться, куда впихнуть свои метлы, зачем-то приволоченные ими с собой. Ханна, привстав со скамьи, исполняла свои обязанности старосты, стараясь успокоить перенервничавших малышей, цеплявшихся за ее мантию, а Сьюзен, перегнувшись через стол, взволнованно шепталась с Джонни Уолшером. Мэл обогнула скамью и заняла свое место. - Мэл! – воскликнул Джонни, обернувшись к ней. – Где ты была? Мэл не нашлась, что ответить, и голос подала Сьюзен. - Ханне, как старосте факультета, было поручено привести в Большой зал всех, и представь, как она переживала, что может нарваться на гнев Кэрроу, если бы ты вдруг не появилась, - с укором произнесла она. Мэл покраснела. - Да, я понимаю, Сьюзен, но я все же здесь, - проговорила она. – Кстати, а где Кэрроу? – она оглядела зал, но так и не увидела в толпе преподавателей магловедения и ЗОТИ. - Никто не знает, - ответил Джонни. – И Снейп куда-то пропал. Наконец все были усажены по своим местам, и место на возвышенности в центре зала заняла Макгонагалл. Сзади нее столпились другие преподаватели, а также новоприбывшие в замок волшебники, среди которых Мэл узнала Люпина, старших членов семьи Уизли и кое-кого из студентов, окончивших школу в минувшие годы. По столам прошелся сдавленный рокот: из уст в уста передавалось имя Гарри Поттера. - Гарри Поттер здесь? - Я видел его в коридоре по дороге сюда. - Поттер вернулся в школу? - Тишина! – подала голос Макгонагалл, и все взоры обратились на нее. – Мы собрали вас здесь, чтобы сообщить, что школа в опасности. Сюда приближается Волан-де-Морт в компании Пожирателей смерти, - по рядам прошлись испуганные вздохи и возгласы, - а потому мы вынуждены объявить всеобщую эвакуацию. Она еще что-то говорила, но Мэл мало ее слушала. В голове ее теснились вопросы: нашел ли Северус Гарри? Удалось ли ему поговорить с ним? Где он сейчас? - Где профессор Снейп? – послышался голос со стороны слизеринского стола, заставивший Мэл резко встрепенуться. Когда она подняла голову, то взгляд ее, проскользнув по залу, вдруг выловил у дальней стены Гарри Поттера, до этого момента остававшегося по большей части незамеченным для большинства присутствующих. Сейчас же он вышел из тени и шел вдоль гриффиндорского стола, сопровождаемый удивленными взглядами и перешептываниями. - Он, простите за вульгарное выражение, сделал ноги, - ответила профессор Макгонагалл, и вслед за ее словами по залу пронесся громкий рокот смеха. У Мэл внутри все обмерло. Гарри был здесь, а Северус покинул школу, видимо, так и не сумев поговорить с ним, и сейчас направлялся к Темному Лорду, чтобы присоединиться к рядам Пожирателей смерти. Теперь они с Мэл находились по разные стороны баррикад. - Мы уже установили вокруг замка защитные заклинания, - продолжила профессор Макгонагалл, - но вряд ли они продержатся долго, если мы не примем дополнительных мер. Поэтому прошу вас двигаться быстро и организованно и слушаться старост… И тут вдруг ее прервал другой голос, раздававшийся, казалось, из самых глубин замка, доносившийся одновременно в Большом зале и у Мэл в голове – голос холодный, жесткий и звенящий на низких нотах так, словно каждому его слову вторил жестяной скрежет. - Я знаю, что вы готовитесь к битве. Ваши усилия тщетны. Вы не можете противостоять мне. Я не хочу вас убивать. Я с большим уважением отношусь к преподавателям Хогвардса. Я не хочу проливать чистую кровь волшебников. Поднявшийся было испуганный гул сменился мертвой тишиной и оцепенением, охватившим всех присутствующих. - Отдайте мне Гарри Поттера, - продолжал голос, - и никто из вас не пострадает. Отдайте мне Гарри Поттера, и я оставлю школу в неприкосновенности. Отдайте мне Гарри Поттера, и вы получите награду. Даю вам на раздумье время до полуночи. Голос смолк, и вместе с ним все взгляды студентов обратились на Гарри. Затем кто-то вскочил, закричав: - Да он же здесь! Поттер здесь! Хватайте его! Началась какая-то суматоха: все резко поднялись со своих мест, окружая Гарри, выстраиваясь перед ним стеной, ограждая от студентов Слизерина, но Мэл уже не замечала этого: взгляд ее был прикован к маленькому планирующему под потолком конвертику, который никто, кроме нее, казалось, не видел. Конвертик был сложен в форме птички с острыми, изогнутыми крыльями из мягкого картона. И эта птичка целенаправленно приближалась к ней. - Благодарю вас, мисс Паркинсон, - прозвучал голос профессора Макгонагалл. – Вы первая покинете этот зал в сопровождении мистера Филча. За вами пойдут остальные ученики вашего факультета. По каменной кладке пола заскрежетали скамьи, отодвигаемые от расположенного у Мэл за спиной стола, и слизеринцы под настороженными взглядами студентов других факультетов покинули зал. Бумажная птица же, оставаясь незамеченной, плавно опустилась Мэл в руки. Пока проходила эвакуация студентов Гриффиндора, Когтеврана и Пуффендуя, никто не обращал на Мэл внимания, и она, охваченная волнением, поспешно развернула картонку. На ней было нацарапано всего несколько слов: «Жду тебя на ивовой аллее со стороны озера. С.». Кингсли тем временем озвучил план битвы, согласно которому профессор Флитвик, Стебель и Макгонагалл должны были повести группы бойцов на три самые высокие башни замка: Когтеврана, Астрономическую и Гриффиндора, откуда можно было выстроить линию обороны. Как догадалась Мэл, студентам Пуффендуя под предводительством профессора Стебель полагалось занять оборонительную позицию на Астрономической башне. Это заставило ее усмехнуться: все самые важные события в ее жизни всегда почему-то брали начало с нее. Видя, как профессор Стебель, собрав вокруг себя студентов Пуффендуя, отдавала сбивчивые инструкции, Мэл заколебалась: бросить их сейчас и отправиться к Северусу означало стать в их глазах предательницей. Но разве она могла поступить иначе? Если она сейчас не придет к нему, то возможно больше никогда его не увидит. Миновав столпившихся у выхода из зала эвакуируемых, Мэл пересекла вестибюль и выскочила из замка через парадный вход. Благодаря царившей вокруг суматохе, никто не обратил на нее ни малейшего внимания. Спеша изо всех сил, она двинулась к дальнему концу ивовой аллеи, полого спускающейся приземистыми деревцами к самому озеру. Остановившись практически у самой кромки воды, она огляделась по сторонам и, никого не увидев, почувствовала, как грудь сдавило от мрачного опасения, что она опоздала. Но вот, ветви раздвинулись, и навстречу ей вышла черная, закутанная в мантию фигура. Мэл бросилась к Северусу. Он подхватил ее и заключил в объятия, прошептав что-то ей в волосы, что она едва смогла разобрать сквозь отчетливо отдававшиеся в ушах удары собственного сердца. - Мэл, я боялся, что больше тебя никогда не увижу, - прозвучал его голос. - Ты так и не успел сообщить Гарри… - Нет, это уже не важно, - он прервал ее, не дав договорить, - сейчас послушай меня, Мэл. У меня мало времени, - он чуть отодвинулся от нее и, крепко обхватив руками за лицо, заглянул ей в глаза. - Ты должна знать, что я не буду участвовать в осаде замка. Не ищи меня там. - Северус! – дрогнувшим голосом воскликнула Мэл. – Нет, послушай меня. Ты не должна участвовать в битве..., - Мэл протестующе завертела головой, но он не дал ей сказать, - но я знаю, что ты будешь, что бы я тебе не сказал и какие бы обещания не заставил дать. Поэтому вот, - он вынул из кармана мантии маленький, наполненный отливающей золотом жидкостью флакончик, - помнишь его? Это «жидкая удача» - та самая, которую много лет назад подарил мне Слизнорт. Год назад ты спрашивала меня, что я с ней сделал, и теперь я могу тебе ответить: я так и не использовал ее, не нашел подходящего случая. - Разве она не просрочена? – спросила Мэл, растерянно разглядывая флакончик. - Мэл, если бы ты внимательнее слушала на моих занятиях, то не задавала бы таких вопросов, - недовольно проговорил Северус. - Ты выпьешь его? - Нет, я хочу, чтобы его выпила ты. - Нет! – Мэл отпрянула от зелья, словно ошпаренная. – Тебе он нужнее! Это ты, а не я, будешь в окружении Пожирателей смерти! - Мэл… - Я вовсе не нуждаюсь ни в какой удаче, я буду в замке. Если ты так этого хочешь, то я даже не буду вступать в битву…, - она лгала и знала, что Северус прекрасно распознал ее ложь. - Мэл, ты должна его выпить. - Я ни за что не буду его пить! - Тогда и я не буду. Мэл замерла, с отчаянием взирая на него. - Мы могли бы выпить его напополам, - наконец предложила она. – Такой флакончик дарует удачу на сутки, верно? Нам хватит его на двоих. На губах Северуса дрогнула улыбка. - Хорошо, тогда ты первая, - проговорил он. - Нет, я… - Мэл, - голос его звучал непреклонно, - это мое условие. Мэл посмотрела на него недоверчиво, но под воздействием его неумолимого взгляда сдалась и взяла из его рук флакончик. Поднеся его к губам, она собиралась сделать один маленький, едва заметный глоток, только для того, чтобы успокоить Северуса, и вынашивая в душе тайное намерение оставить большую часть для него, но он вдруг крепко схватил ее одной рукой за голову, запрокидывая ее назад, другой прижал флакончик вплотную к ее губам, раздвигая их, и влил содержимое емкости ей в рот, игнорируя всякую предпринимаемую ею попытку сопротивляться. Он не успокоился и не отпустил ее, пока она не проглотила все зелье. Оттолкнув Северуса от себя, Мэл почувствовала, как горло сдавили горькие, злые слезы. - Ненавижу тебя… ненавижу…, - всхлипывала она, как неразумный ребенок. Северус потянулся к ней, но она не позволила ему заключить себя в объятия, отпрянув от него, как от прокаженного. По ее щекам текли горячие слезы, но она не оттирала их, глядя на Северуса затравленными, полными отчаяния глазами. – Я ведь сказала тебе… сказала, что ты не должен нести ответственность за нас двоих, что я тоже… могу тебя защитить… могу защитить нас..., - голос ее сорвался. - Мэл, прошу тебя…, - сдавленно, с мольбой прошептал Северус. Он не мог вынести ее слез. Сердце в груди сковало болью. - Нет! Нет! Не хочу ничего слышать, - Мэл отвернулась от него. - Мне пора идти, - тихо проговорил Северус. – Дождись меня, слышишь? Не покидай замок, что бы ни случилось. Ты поняла меня? Не покидай замок. Я найду тебя там. «Я найду тебя там», - эти слова показались Мэл смутно знакомыми, словно она где-то уже слышала или видела их, и они отпечатались в ее памяти. Он сделал шаг к ней навстречу, и она, совладав наконец со слезами, обернулась и бросилась ему на шею. Он аккуратно оттер мокрые дорожки слез с ее щек и поцеловал ее так, как никогда до этого не целовал - будто в последний раз. - Я люблю тебя, - прошептала Мэл, прижавшись лбом к его лбу и зажмурив глаза. Несмотря на выпитое ею недавно зелье, вместо ожидаемой эйфории, внутри нее разливались горечь и пустота. В районе солнечного сплетения будто снова чья-то жесткая рука скрутила ее нутро в тугой узел, перекрывший дыхание, не позволяющий сердцу биться в полную силу. - Я тоже люблю тебя, моя Мэл, - пробормотал Северус, погладив ее большим пальцем по щеке, а затем с видимым усилием сделал шаг назад, оставив Мэл стоять с чувством потерянности и утраты, словно вместе с этим шагом он вырвал из ее сердца часть ее самой. Он последний раз задержал на ней взгляд, будто навеки прощаясь, а затем стремительно зашагал прочь. Мэл следила за ним, пока его тень не скрылась за горизонтом. «Я найду тебя там» - какие обыкновенные и в то же время странно знакомые слова. «Я найду тебя там. Я найду тебя там. Я найду тебя там», – эхом отдавалось у Мэл в голове. Она вернулась в замок, но ноги понесли ее не на вершину Астрономической башни, а в свою гостиную. Почему-то внутри нее поселилась отчетливая уверенность, что ей нужно немедленно оказаться там. Во всем замке шла подготовка к битве, до полуночи оставалось еще двадцать минут. Оказавшись в гостиной, она ринулась к своей кровати, достала из-под нее чемодан и стала вытряхивать его содержимое на пол. Посыпались учебники, пергаменты, обертки из-под шоколадных лягушек, зимние вещи и какие-то склянки, завернутые в несколько слоев шерстяных носков. Мэл отбросила чемодан и стала перебирать склянки непослушными пальцами, вынимая одну за другой. В памяти смутно всплыл образ мрачного подвала с подвешенными к стенам, покрытыми черной сажей кандалами. Эти склянки хранили в себе воспоминания жертв Шарлотты Оттовейн, которые Мэл прихватила из особняка, принадлежащего ее потомкам, почти два года назад и с тех пор совершенно о них позабыла. Одна из склянок привлекла ее внимание. Аккуратным почерком на ней было выведено всего несколько слов: «Я найду тебя там». Сердце Мэл непонятно по какой причине бешено заколотилось в груди. Не до конца понимая, чем было вызвано ее убеждение в том, что сейчас наступило подходящее время для просмотра собранных старухой Оттовейн сокровищ: действием «жидкой удачи» или же охватившим ее лихорадочным возбуждением, Мэл поспешила в кабинет директора. В несколько шагов, перепрыгивая через две ступеньки, она преодолела винтовую лестницу, влетела в кабинет и приблизилась к Омуту памяти, испускающему слабое серебристое свечение. Поспешно вылив содержимое склянки в чашу, Мэл опустила голову и погрузилась в прохладную субстанцию, мигом утянувшую ее вглубь себя. Перед ней вдруг материализовался знакомый пейзаж: полоска бледного неба, под ним – стройная вереница деревьев Запретного леса, на опушке перед лесом колодец, с этой точки обзора казавшийся совсем миниатюрным – размером со спичечный коробок. Только рядом с колодцем не было хижины Хагрида. Вместо нее – пространство, усеянное непроходимыми кустарниками орешника и боярышника. Лес подобрался к замку совсем близко – казалось, верхушки деревьев плотной стеной обступили его стены, простирались под самым подножьем башни. Мэл уже ни раз была в этом месте и ей предстояло быть на нем сегодня еще раз: верхняя площадка Астрономической башни. В дальнем углу площадки ближе к лестнице, скрываясь в тени, стоял клавесин или то, что по внешним признакам сильно на него походило. Это был старинный, огромный и громоздкий инструмент, каких Мэл еще никогда не видела. На инструменте кто-то играл, извлекая из него струнные, несколько грязные звуки, складывающиеся в незамысловатую мелодию, состоящую только из нескольких нот. В нескольких метрах от клавесина сидела молодая девушка и при каждом пассаже увлеченно хлопала в ладоши. Мэл не видно было ее лица, как и не видно было музыканта, скрывающегося за громоздкой деревянной махиной. Аккуратно обогнув инструмент, она взглянула на того, кто извлекал из него музыку. Это был молодой человек с веселым, широкоскулым лицом, с длинными темными волосами и такими же темными, глубоко посаженными глазами. Его лицо показалось Мэл смутно знакомым, но она долгих десять секунд никак не могла понять, где же видела его раньше. Когда же память наконец подчинилась ей, Мэл от удивления едва не вскрикнула. Это был Кровавый Барон – только молодой, материальный и, конечно же, живой. Вместо заляпанной кровью рубахи на нем была надета грубо выделанная, украшенная вышивкой и мехом на капюшоне мантия. На лице его сиял здоровый румянец, мясистые губы, которые Мэл так привыкла видеть сухими и покрытыми струпьями, улыбались, а сверкающие глаза то и дело поглядывали на его слушательницу, почти не видимую за громоздким корпусом инструмента. Мэл обернулась к ней и вдруг тоже ее узнала. Серая Дама, призрак башни Когтевран, - румяная и веселая, одетая в простое синее платье и маленькую шляпку. Она все смеялась и хлопала в ладоши, слушая игру Барона, а, дождавшись, когда он сделал паузу, произнесла: - Вы прелестно играете, Абнер, - или что-то похожее на эти слова. Мэл было трудно ее понимать, поскольку она говорила на давно устаревшем языке. Видение вдруг завихрилось, растворяясь в воздухе, и стало отдаляться, но, когда серый туман рассеялся, Мэл оказалась не в кабинете директора, а в маленьком деревянном домике, из окон которого было видно широкую полосу раскинувшегося вблизи лиственного леса, и выглядывал маленький уголок розового предзакатного неба. На полу, покрытом слоем пыли и соломы, лежала Серая Дама, вся залитая кровью, а сверху над ней, убитый горем, навис Кровавый Барон. Он бездумно шарил руками по ее телу, будто пытаясь остановить кровь, но только испачкал в ней свою белую, так хорошо знакомую Мэл рубаху. - Ты сказал… что найдешь меня, Абнер, - едва слышно прошептала Серая Дама. Лицо ее было совсем белым, почти восковым, всякий румянец с щек исчез, а губы посинели. – Ты сказал… что это кодовые слова… ты сказал… я найду тебя там… кодовые слова… - Прости… - просипел Кровавый Барон. Плечи его тряслись от беззвучных рыданий, слезы из глаз капали на грудь Серой Дамы, растворяясь в черном пятне крови на ее корсете. - Собери… мою кровь… собери ее, она поможет…, - прошептала Серая Дама. А затем она обмякла в его руках, глаза ее закатились, и рука, потянувшаяся было к Барону, обвисла на пол. Она умерла. Кровавый Барон поднял бледное, залитое слезами лицо и вдруг посмотрел прямо на то место, где находилась Мэл. Его широко распахнутые, обезумевшие от горя глаза, казалось, встретились прямо с глазами Мэл, заставив все ее нутро похолодеть. А затем воспоминание резко схлопнулось, выкинуло Мэл из себя с такой скоростью, что она не сумела удержать равновесие, и, отпрянув от Омута памяти, повалилась на пол. Вместе с тем замок вдруг содрогнулся, словно от землетрясения. Где-то снаружи уже началась битва. Ей нужно было увидеть Кровавого Барона. Прямо сейчас. Поднявшись на ноги, она ринулась вниз, едва не слетев с винтовой лестницы. В коридорах школы почти никого не осталось: все заняли свои оборонительные позиции. Мэл достигла подножья башни, мигом преодолела все лестничные пролеты и замерла перед входом в чулан. Нет, она должна подняться выше и помочь своим. Действие «жидкой удачи» нашептывало ей странные, не принадлежащие ей мысли, пыталось направить ее в чулан – туда, где предположительно прятался Кровавый Барон. НЕТ, - Мэл сжала волю в кулак, понуждая отказывающиеся подчиняться ноги нести ее по ступенькам вверх. – ОНА ДОЛЖНА ПОДНЯТЬСЯ ВЫШЕ И ПОМОЧЬ СВОИМ. Верхняя площадка башни, представшая перед ее взором, была залита странным красноватым светом. Мэл никогда еще не приходилось видеть ее такой. Недалеко от ее края столпились студенты Пуффендуя, Невилл и профессор Стебель: неподвижные, молчаливые, все как один уставившиеся вдаль на мелькающие фейерверками в небе вспышки света. Позади них стояли горшки с пока еще спящими мандрагорами. Мэл подошла ближе, напряженно всматриваясь вдаль. Вспышки вылетали с дальнего, уходящего за горизонт края Запретного леса, выгибались дугой и, достигая невидимой границы, разбивались о прозрачный купол, окружавший территорию Хогвардса, оставляя за собой только красный отсвет. Очередная такая вспышка озарила собой площадку, и вместе с тем в небе прогремел треск, словно от рвущихся швов. - Укрепляем границу, - опомнившись, подала голос профессор Стебель, и все пуффендуйцы разом подняли палочки и направили их прямо перед собой. Стройными дугами из концов палочек вылетели искры, достигли защитного купола и осветили его сеткой голубоватых линий. Мэл подошла к профессору Стебель. - Профессор, что за заклинание нужно использовать? – спросила она. - «Репелло Инимикум», - оглянувшись на нее, ответила профессор Стебель, а затем, выдержав паузу, добавила: – Я рада, что вы к нам вернулись, мисс Донован. Искра из волшебной палочки Мэл присоединилась к другим, настраивая на внутренние границы купола все новые и новые линии защиты. Красные вспышки становились все ярче и отчетливее, окружая замок в плотное кольцо. Одна из них взметнулась так резко и стремительно, что Джонни, стоявший рядом с Мэл, от испуга схватил ее за руку. Мэл крепко сжала его пальцы в своей ладони, выражая ему свою поддержку. Где-то внизу раздался взрыв, и башня содрогнулась. Сьюзен Боунс и еще несколько студентов закричали, хватаясь за стены. Купол вновь затрещал, атакуемый теперь не только красными, но и зелеными вспышками, чьи источники все ближе приближались к самой границе Хогвардса. По стенам замка прошелся протяжный вой, словно кто-то резанул стручком по гигантской скрипке. Сквозь невидимые прорехи в куполе просочились три черные тени, издали похожие на траурные вуали. - Это дементоры! – воскликнул Невилл. – Вызываем Патронусов! Взметнулись ввысь волшебные палочки, но только несколько из них озарились ярким голубым сиянием, материализовавшимся в подсвеченных серебристым ореолом животных. Мэл произнесла заклинание и попыталась представить в своей голове самое счастливое свое воспоминание. Раньше, когда она пробовала применять это заклинание на занятиях Отряда Дамблдора в Выручай-комнате, оно всегда давалось ей тяжело, и ее Патронус был хлипким, почти не различимым, быстро утрачивающим свою силу. Но сейчас она нащупала в своей памяти ту ночь, когда в полумраке, в окружении испускающих сладкие ароматы цветов Северус впервые ее поцеловал. Сердце ее сжалось, дрогнуло в груди, площадку озарил яркий, почти ослепляющий свет из конца ее палочки, и в небо устремился сверкающий серебристым пламенем альбатрос, расправляя в полете могучие крылья. Дементоры, настигнутые Патронусами, трусливо сбежали обратно сквозь невидимые прорехи в куполе, и площадка разразилась довольными возгласами и аплодисментами. Но вот несколько красных и зеленых искр, прорвав полотно купола еще в нескольких местах, ударилось о стены замка, и своды его с грохотом содрогнулись, заскрипели и протяжно заныли, словно порыв вьюжного ветра, столкнувшийся с преградой. Еще две или три искры пролетели над самой крышей Астрономической башни и растворились в облаках. - Здесь больше небезопасно. Нужно уходить, - констатировала профессор Стебель. – Берем мандрагоры и уходим, скорее! Студенты дружной колонной двинулись вниз, не заметив, как Мэл, воспользовавшись суматохой, тихонько проскользнула в чулан. Она зажгла на конце волшебной палочки «Люмос» и оглядела окружающее пространство. Кровавого Барона здесь не было, но Мэл не покидала уверенность, что он непременно должен быть где-то поблизости. - Кровавый Барон! – закричала она. – Кровавый Барон, прошу тебя, ответь! Абнер! Сквозь стену вдруг просочилась жемчужно-белая тень и зависла в нескольких метрах от Мэл. В пустых его глазах Мэл вдруг впервые увидела что-то, отдаленно похожее на человеческие чувства. - Откуда… ты знаешь… мое имя? – просипело привидение. Мэл ответила не сразу, скованная охватившей ее нерешительностью. - Я видела тебя в воспоминании, Абнер, - наконец проговорила она, - видела живым. Ты играл на клавесине здесь, наверху. Для девушки… - Для Елены…, - прошептал Барон голосом, лишенным прежней своей отчужденности и потусторонности. Этот голос показался Мэл таким настоящим, живым, в нем было столько несвойственной Барону человечности и глубины, что Мэл вдруг охватило почти мистическое чувство, будто все это происходило с ней в другом мире: в мире, где стены огромного, казавшегося нерушимым замка содрогаются, а потолки осыпаются мелкой крошкой, где небо залито кроваво-красным светом, а тот, кого она считала безликой тенью, образом, наполненным лишь положенными ему атрибутами персонажа из сказки, превратился вдруг в одночасье в самого обыкновенного человека – такого же, каким являлась она сама. - Значит, ее звали Елена, - промолвила Мэл непослушным от волнения голосом. – Елена Когтевран? – она вдруг вспомнила небольшую пометку, вычитанную ею из книги «История клана Когтевран с X по XIX век». В ней Барон упоминался лишь вскользь, как причина гибели дочери Кандиды Когтевран – Елены: трагичное завершение ее не самой интересной, затмленной славой матери биографии. Вопреки словам Северуса, в этой книге отсутствовало объяснение, почему же Барон стал призраком Хогвардса, почему руки его были скованны цепями, а одежда залита кровью. Кроме этой заметки, Барон больше не упоминался в книге ни в единой строчке, но Мэл, по прочтении убедившись, что тайна Кровавого Барона так и осталась для нее неразгаданной, почти не испытала разочарования по этому поводу. Что было удивительного в том, что в замке обнаружился устрашающий призрак в покрытой кровавой коркой одежде? Разве есть что-то интересное в его истории? Это закон любого готического строения: каждый из них должен обладать подобным персонажем, подобной покрытой мраком, будоражащей воображение тайной. О том, что он являлся когда-то человеком - из плоти и крови, Мэл никогда не задумывалась, и сейчас ее сердце сковало чувством вины. Кровавый Барон отвернулся от Мэл и, поникнув, застыл. - Абнер, пожалуйста… пожалуйста, расскажи мне о том, что с ней случилось, - прошептала Мэл. - Зачем тебе это? - Я не знаю, я и сама не могу себе этого объяснить, - смятенно ответила Мэл. - Просто сейчас меня преследует чувство, будто нет ничего важнее на свете, чем это. Почему она умерла, Абнер? Что это были за кодовые слова: «я найду тебя там»? Кровавый Барон вдруг резко обернулся к Мэл и подплыл к ней почти вплотную, уставив на нее глаза, полные ужаса и ярости одновременно. - Не произноси их, - процедил он голосом, от которого у Мэл кровь стыла в жилах. - Хорошо, я не буду, - покорно произнесла она. Призрак вновь отплыл на несколько метров назад и умолк, застыв в неподвижности. - Ты убил ее? Убил Елену? – едва слышно спросила Мэл. - Нет, я не… убивал ее… Не я убил ее, - произнес Барон. – Это сделал Дван Бересфорд. Он был… маледиктусом, проклят… от рождения… - Что это значит? - Маледиктус превращается в животное или иную тварь…постепенно… но он научился контролировать это… почти, как анимаг. Он мог возвращаться в тело человека, но человек… утратил все ему присущее, - слова звучали сбивчиво, Мэл едва его понимала. - Как это случилось? Как он убил ее? – спросила она. Кровавый Барон все еще стоял к Мэл спиной, и жемчужно-белое тело его зависло над полом, как кукла, подвешенная к потолку за невидимые ниточки. Если бы сейчас откуда-то подул ветер, это тело покорно закачалось бы под его порывами, словно не было в нем никакой собственной воли. Он все молчал, и Мэл начинало казаться, что она так и не получит ответ на свой вопрос, но вот в полной тишине раздался его скрипучий, прерывистый голос: - Когда Елена… жила в Хогвардсе, мы оба ухаживали за ней. Я и Дван Бересфорд. Она никогда… не любила меня, только держала на коротком поводке, как ручную собачку… Она говорила, что ей нравится, как я играю… на клавесине. И я играл ей, когда… она этого хотела. Она проявляла благосклонность к Двану, но он… с каждым годом терял себя, становился… зверем... змеей. Он убедил ее украсть диадему у ее матери. Кандида была против… союза с Дваном, поэтому Елена и Дван сбежали из Хогвардса с диадемой. Они укрылись… от всех в лесах Албании. Елена всегда… сочувствовала ему, его проклятью и всегда… прощала ему все плохое, что он делал с ней, - в голосе Барона прозвучали горькие, жестяные нотки. - Но вскоре он стал слишком жестоким, почти утратил речь и… большую часть времени проводил в теле змеи. При всякой ссоре… он впрыскивал немного яда в ее тело: недостаточное количество, чтобы… убить ее, но достаточное, чтобы она ослабла… Елена поняла свою ошибку, захотела… уйти, но не могла даже выйти из дома. По ночам он превращался в змею и… охранял порог дома, в котором они обитали, он кусал ее… всякий раз, когда подозревал в ней намерение уйти, и вскоре ее организм… перестал реагировать на его яд. Кандида Когтевран перед смертью послала меня на поиски Елены, чтобы я… вернул ее. Я нашел ее и помог ей сбежать, но она… попросила меня вернуться за диадемой матери. Она не могла… уйти без нее. Я велел ей укрыться в сторожке лесника, никому не открывать и… ждать меня там. Я сказал ей: «Пусть это будут наши кодовые слова: «Я. Найду. Тебя. Там», - каждое слово этой фразы Кровавый Барон произнес так, будто оно застревало у него на языке. – «Если ты услышишь их, открой дверь, а до того… не открывай никому и никому не верь» - вот что я сказал ей. Когда я вернулся за диадемой, Дван уже ждал меня… Он укусил меня... но впрыснул такое количество яда, что я мог продержаться еще… достаточно долго, потому как он был намерен пытать меня… узнать, где скрывалась Елена. Но ему не потребовалось для этого много времени. В страхе за свою жизнь… я сказал ему, где она, я сказал ему… наши кодовые слова. Он нашел ее и убил… заколол кинжалом, поскольку волшебной палочкой… давно не мог пользоваться, а его яд… больше не действовал на Елену. Когда я пришел к ней… она еще была жива, она не знала, что я… предал ее. Я сказал ей, что Дван укусил меня. И тогда она велела мне взять ее кровь: она содержит антидоты к яду и способна вылечить меня…. Но потом, в последние минуты… она догадалась, обо всем догадалась. Ведь он назвал ей эти слова: «я найду тебя там», и она открыла ему… дверь. Эти слова знали только я… и она. А это значило, что никто… кроме меня не мог ее выдать... Она догадалась, но все равно… велела взять мне ее кровь… Она до конца оставалась милосердной. Я сделал, как она сказала… взял ее кровь и отправился в Хогвардс… изготовил сыворотку, способную излечить меня… оставалось мало времени, я ослаб… но я так и не смог воспользоваться ею… меня глушила вина. Я повесился здесь – в этом чулане… все в той же одежде, в которой держал ее на руках, когда она умирала, заляпанный ее кровью. Перед этим я сделал только две вещи: в первую очередь я заключил сыворотку в чары нетленности… и спрятал ее в клавесине. И вместе с ней клавесин за многие века не претерпел ни единого… изменения, точнее его струны… в конце прошлого века кто-то трансфигурировал его в пианино, добавил ему… звучания, но струнный механизм в его корпусе остался… прежним. А вторая вещь, которую я сделал перед смертью, это заключил… свое воспоминание в склянку и приковал ее цепями к груди и рукам. Я назвал его «я найду тебя там» в память о том грузе вины, которое я несу на себе… Воспоминание сняли с меня… а цепи остались…. Меня не похоронили – предали огню, от моего тела остались только цепи, я видел их… рядом с кучкой пепла. Кровавый Барон медленно обернулся к Мэл, и глаза его вдруг заволокло пеленой, словно в один миг он был здесь, а уже в следующий - ушел в иной, недоступный ни для кого живого мир. В одночасье он снова стал тем, кем Мэл привыкла его видеть – тенью чьей-то души, далеким отблеском давно потухшей звезды. Но теперь это уже не он был другим – это Мэл смотрела на него иначе: так, будто после долгой жизни во тьме внезапно прозрела. Он был человеком, и пустой его взгляд, всегда казавшийся Мэл бесплодным, не был лишен души – он был погружен глубоко в себя, в беспрестанное, неумолимое созерцание ошибок, которые были совершены им при жизни и которые не позволили ему уйти после смерти. - Но почему же в книге о семье Когтевран было сказано, что именно ты убил Елену? – глухим голосом спросила Мэл, вырвав Абнера из оцепенения. Абнер. Так теперь она хотела его называть. Это имя принадлежало человеку, а не бесплодному духу. - Она простила Двану… все, ведь он совершил это… под воздействием своего проклятья, - сказал он. - Она оправдала его… потому что любила – так, как никогда не любила меня… Но она так и не смогла простить мне моего предательства. В моем воспоминании все выглядит так… будто это я убил ее, и именно это она, став привидением и поселившись в стенах этого замка… сказала своей матери. - А что случилось с диадемой? - Дван спрятал ее в дупле, когда за ним… пришли те, кто желал его смерти. Они убили его, и диадема так и осталась лежать там…. А дальше я не знаю, что с ней стало… Мэл немного помолчала, не в силах подобрать подходящих слов. - Значит… ты так и не смог простить себя, Абнер? – спросила она. - Да, - ответил Абнер. – Я не смог простить себя, и это стало моим проклятьем. Когда сегодня… твой друг погибнет, он присоединится… ко мне, ведь его душа столь же очернена… грехом. Эти слова прозвучали, как пророчество, заставив все внутри Мэл оцепенеть, облиться ледяной стужей. - С чего ты взял, что он погибнет? – непослушным голосом спросила Мэл. Абнер ответил не сразу. - Многие сегодня погибнут, - небрежно произнес он, словно этот факт казался ему очевидным и неизбежным, а затем вдруг спросил: – Так зачем ты пришла сюда, Мэл Донован? Он впервые произносил ее имя. - Если бы я знала, - покачала головой Мэл, но невиданная сила внутри ее разума тут же шепнула ей совсем иной ответ, сорвавшийся с ее языка вслед за предыдущим. – Мне нужна эта сыворотка. Сыворотка из крови Елены Когтевран. Абнер на секунду застыл без всякого выражения на белом, обескровленном лице, а затем вдруг поднял руку и указал на массивный прямоугольный предмет, спрятанный под настилом, успевшим за последний год покрыться новым слоем серой, пахнущей плесенью пыли. Мэл подошла к нему и подняла ткань. Старое, разваливающееся пианино, под звучание которого они с Северусом танцевали в прошлом году, ничуть не изменилось. Да и какие изменения должны были постигнуть его за столь краткий срок? Но все же что-то в нем теперь вызывало у Мэл странный трепет, словно пред ней вдруг предстало настоящее пиратское сокровище – древнее и необыкновенно ценное, все это время спрятанное у нее под боком, но ценность которого открылась перед ней только сейчас. - Ты должна… снять чары трансфигурации, - произнес Абнер у нее за спиной. Мэл уже будто знала, какое заклинание нужно произносить. Рука ее со сжатой в пальцах волшебной палочкой взметнулась, мелькнула яркая вспышка, и пианино осыпалось золотым дождем, а когда он опал на землю, перед нею предстал огромный древний инструмент – с большими, тяжелыми клавишами в три ряда, с деревянными молоточками, выглядывающими из-под приоткрытой крышки, с жильными струнами, уходящими в массивный арфообразный корпус. Мэл подошла к корпусу и с трудом подняла крышку. Если клавиши, молоточки и внешняя отделка клавесина подгнили, даже не смотря на нетленные чары, то струны оставались такими же гладкими и чистыми, как и тысячу лет назад. Между ними лежала маленькая сфера, состоящая то ли из воды, то ли из льда. Как только Мэл дотронулась до нее, вода вокруг сферы осыпалась градом ледяных капель – мельчайших и острых, как стекло. На дне корпуса осталась лежать тонкая стеклянная колба, внутри которой мерцала мутная жидкость. Прежде, чем притронуться к ней, Мэл обернулась к Абнеру. - Ты позволишь мне забрать ее? – спросила она. Призрак только безразлично пожал плечами: - Забирай, - прошептал он. - Она больше ничего не значит. Память больше ничего не значит. Для меня есть только эта башня и… эти цепи, и эта балка. Мэл кинула взгляд на деревянную балку, к которой он обычно подвешивал себя призрачной петлей. - Разве это та же самая балка, на которой ты повесился? - Та балка давно сгнила. Когда я умер, Хогвардс был только недавно… построен, и балка осталась, как временная конструкция, - пояснил Абнер. - И с тех пор меняются… директора, студенты, времена и годы, но… каждые тридцать лет эту балку вновь устанавливают под потолком… для меня. Это один из законов замка, смысл которого не понимает… никто, но который каждый неукоснительно исполняет, как веками закрепленную традицию. В сердце у Мэл защемило. Замок за многие века своего существования оброс огромным количеством странных обычаев, эта простая деревянная балка в неприглядном чулане под верхней площадкой Астрономической башни была одним из них, и вот, столетия идут за столетиями, но новые и новые поколения обитателей замка устанавливают ее под потолком за место сгнившей деревяшки и даже не ведают, что делают это для того, чтобы потерянная, заблудшая в этом мире и не имеющая возможности сбежать из него душа изо дня в день повторяла на ней ритуал своего покаяния. Как много в этом было опустошающей безысходности. Разглядывая балку, Мэл вдруг прищурилась, обратив внимание на нечто, темнеющее позади балки на каменной кладке стены. Это были едва различимые, вытесанные на камне древними рунами слова: «Я найду тебя там». Так вот откуда они все это время были в ее памяти. Вот почему среди сотен склянок, толпящихся на полках старухи Оттовейн, она забрала именно эту. Эти слова она видела изо дня в день сквозь полупрозрачную, жемчужно-белую субстанцию Кровавого Барона. - Абнер, если эта сыворотка спасет сегодня чью-то жизнь, - вдруг услышала Мэл собственные слова в нависшей над ними тишине, - я приду к тебе и скажу, что твой грех искуплен. Тогда, может быть, ты сможешь себя простить? На лице Абнера вдруг возникла горькая ухмылка. Мэл впервые видела, как Кровавый Барон ухмылялся. - Я не знаю, - сказал он. Мэл кивнула ему, затем повернулась к клавесину, забрала колбу и сунула ее в карман. По замку прошлась очередная стонущая дрожь, осыпавшаяся пылью с низкого потолка. Мэл нужно было спешить.