***
Лаэзель зашуршала пергаментом. Видимо, гоблины ограбили какого-то достаточно отчаянного торговца, чтобы тот попытался срезать путь через эти дикие рощи. Вае’Виктис вздрогнул, приходя в себя. Полноценные воспоминания вместо приступов жестокости — это что-то новенькое. Во время обыска окрестностей они нашли гоблинский выводок. Семья представляла собой осколок клана Древожогов, отказавшийся подчиняться Абсолют. Теперь же они не подчиняются никому, а их души отправились прямиков в Ахерон к Маглубиету на вечную бойню. «Славься, Маглубиет!» — последний отчаянный крик гоблина в одной лишь набедренной повязке, тело которого полностью покрыто шрамами от кнута. По рукам были рассыпаны стальные шипы, вживленные в кожу. Кровь сочилась из воспаленных ран. Видно, был важной шишкой у мелких поганцев. — Тхеч! — Лаэзель пнула сундук и утерла меч, — Ничего полезного. Почему они не покорились Абсолют? Пергамент разлетелся облаком и ровным слоем покрыл земляной пол. Шедоухарт ушла перебинтовывать Астариона, сбегая от смеси крепких запахов: кровь, сгоревшие кролики (не сгоревших подобрал их остроухий судья), непереваренная пища и кислинка от тронутых плесенью кругов сыра. Маленькие гоблины испуганно жались к краю пещеры и старательно затыкали друг-дружке рты. С раскрытыми глазами смотрели на победителей и уже сейчас в их крошечных головках бурлили думы: подчиниться или умереть; если подчиниться, то что они могут дать; если умереть, то как не сослыть трусом и уменьшить количество страданий? Маглубиет хорошо вымуштровал жестокостью весь свой низкорослый народец. — Наверное, не смогли договориться, — Виктис размотал красно-желтый полосатый пояс главы выводка. Тело шлепнулось на землю, кончик кнута щелкнул по камню. — Посмотри, они были семьей кнутобоев… Кстати, как хорошо ты разбираешься в монстрах Абейр-Торила? — Не очень. Мне это ни о чем не говорит. Гоблины, хобгоблины, орки и огры слабы, как и все твари материального мира.***
— Как хорошо ты разбираешься в монстрах Абейр-Торила? — голос вывел его из оцепенения. — Не очень. Только то, что гоблины слабы, а орки могут наслать чуму. Огры непроходимо тупы, а гиганты, — задумался, — велики. Ну и гноллы. Они очаровательны. — в ответ пренебрежительно хмыкнули. — У каждой монструоидной расы есть свои сильные и слабые стороны. Взять, к примеру, самый распространенный пример, гоблинов. Они прославились своей трусостью, коварством и плодовитостью…***
-… только сами гоблины разделяются на несколько каст. Кнутобои, охотники, собиратели и парии. Каждая каста прекраснейшим образом понимает и принимает свои обязанности. Если последние убегут, то вот представители первых двух каст будут яростно сражаться. Вае’Виктис обнаружил себя вышагивающим от стены до стены пещеры, в слово в слово повторяя лекцию растрепанного человека из вспышки памяти. Замер. Моргнул. Продолжил. — Байка о поголовной трусости гоблинов придумана невеждами, которые ни черта в них не разбираются. — Ха, они трусы. — Лаэзель стояла, скрестив руки на груди, как кошка следя глазами за мечущимся эльфом. — Все гитиянки будут сражаться. Мы созданы для этого и наши тела идеальны для боя. — Но они не гитиянки, — возразил он. — Глупо требовать с гоблина, как с полноценного гитиянки. Они живут, прекрасно осознавая свою физическую слабость. Убежать и затаиться для них более выигрышная стратегия, чем умереть и ничего не добиться. Посмотри на них. Гоблинские дети продолжали жаться к стене и дрожали. Тот, кто впереди, повзрослее, с ненавистью смотрел, как остроухий черно-синий чужак полюбовно обводит пальцами кнут. Скользит по хитрой кожаной оплетке. Маленькое произведение искусства, вышедшее из-под пальцев грязнокожих уродцев. Хтыщ-щ! — хлопок кнута, и гоблины разом вздрогнули и пригнули головы. Лаэзель приняла кнут и осмотрела, с почтением относясь к любому оружию и прохаживаясь пальцами. — Мелкий. Цветастый. Кожа… — звучно хлестнула воздух, и дети вновь вздрогнули. — Гибкая, свежая, старались. За ним ухаживали. Кнут не лежал без дела. — Кто ж так проверяет. Он взял кнут и растянул на всю длину. Размах! Мокрый хлопок. Кнут рас… садил кожу, треснул кость и с хрустом перебил шею гоблиненка. Тельце обмякло и шлепнулось о земь с повисшей головой. Лаэзель досадливо поморщилась. — Не наслаждайся. Так что ты хотел мне этим сообщить? — Этот кнут не просто демонстрация дурного вкуса. Красный и желтый. При таком сочетании цветов это символ Хургобоярга, и сейчас я продемонстрировал гоблинский Закон Кнута. Гоблин должен покорять и надзирать. Так что врагов в рабство, и тогда опасность врага пропадет. Если же гоблин покорён, то он обязан подчиниться, и тогда он выживет. Кнут — это символ власти. Никакой любви, только боль и кровь, — дроу хмыкнул. — Пожалуй, волки и крысы, как питомцы, могут рассчитывать на хорошее обращение. — Ты сказал «кнутобой». Значит, он был правителем? — Он был представителем высшей касты. Он знал, что такое власть и становиться парией его не прельщало. Кнутобои часто умеют делать кнуты и хранят это знание, как зеницу ока, так как это… — Власть, — закончила гитиянки. — Именно. Лаэзель нависла над гоблинами. Значит, они уже думают, как прогнуться, чтобы убить, улучшив момент, и выжить. Если их помиловать, то эти паразиты смогут расплодиться вновь. Или нападут ночью. Тас-ки! Вместо того, чтобы искать зайтиск, Халсина или иной способ освобождения от личинок, она проникается устройством примитивной расы. Коротким ударом кинжала ударила в подмышку, умертвив второго по счету ребенка. Гоблинята дернулись, но звук кнута резко подавил их сопротивление. — Мы должны идти, а не болтать! — гитиянки пнула мелкого крысеныша, который прокусил ей руку. Виктис с остановившимся взглядом сматывал в кольца кнут и отпускал. Плетёная кожа послушно ложилась ему в пальцы и плясала витой змеёй в воздухе. — Иди, Лаэзель, — произнес низким вкрадчивым голосом. — А я хочу убивать. Взгляд гитиянки на мгновение смягчился и тут же стал встревоженным. Она ведь сама обещала найти для него, снедаемого жесточайщими внутренними порывами, парочку гоблинов. Пищащее перепуганное месиво из уродливых детей шевелилось, пытаясь уползти подальше. Некуда. Руки и ноги нервно дергались. Вообрази щуплые тела вместе с чертами лица более человечными, а с рук убери когти — то перед глазами предстанут человечьи дети. В голове высветилось четкое осознание: гоблины не помогали. — Держи себя в руках, Вае’Виктис, — она ошпарила настороженным взглядом. — Ты пока справляешься, но если ты не обуздаешь свои внутренние порывы, ты станешь обузой. Если я почувствую с твоей стороны угрозу, я тебя убью. — Я услышал тебя, Лаэзель. А теперь иди. Гитиянки стремительно покинула пещеру по хлесткие звуки кнута, забрав последний факел. Клятва приказывала убить, и убивать гоблинов само по себе правильно, но клятва не регламентировала, как. За спиной сгущалась тьма. Резь ушла из глаз. Ему не нужен был свет, чтобы видеть во тьме. Он сам был тьмой. Кто же был в новой вспышке памяти? Удар — рука. Удар — нога. Удар — грудь. Ошметки мяса с кожей летели во все стороны. Он помнил… Хриплый голос, обманчиво учтивые интонации, вздыбленные волосы — вот и всё. Удар, удар — крест на крест. Удар — поперек. Удар — рассечено пузо. Кнут надоел и врезался в стену. Изломанное тело красиво валялось на полу. Повинуясь сиюминутному желанию, погрузил одну, а потом вторую ногу в рану, с хрустом размолов позвонки своим весом. Он скрутил другому гоблиненку руки и выволок в центр. За ним протянулась кровавая цепочка следов. Никакого замысла и цельной картины в голове не было, только былинная жестокость. Замер. Что же делать? Гоблиненок обделался. В памяти — «собери у мозга в зале любимых неисчерпаемые очереди…» — вместо лица, как обычно, одни схематичные очертания, а все остальное тело представлял силуэт. Кинжалом заскользил по щекам, соскабливая кожу. Отсек нос («бесполезный» — слова Лаэзель), острием вдохновенно прорисовывал новые глаза поверх старых. По окровавленному лицу потекло плотное и белое вперемешку со слезами. Удар в грудь — добил.***
— Маглубиет объединил все расы гоблиноидов и сплавил их в целый рабочий механизм. Лазутчики и убийцы у нас медвежатники, — растрепанный силуэт вышагивал от стены к стене перед столом, — следопыты и дешевая сила в лице гоблинов. Основной костяк завоевательской армии — хобгоблины! Дроу кошкой из-под растрепанных серо-белых волос следил взглядом туда-сюда. Свою роль в этом сыграло и движение, и алкоголь, вдаривший в голову. — Воло прекрасно раскрыл тему быта гоблиноидов в своем «Справочнике по Монстрам», а сам справочник вышел под редактурой Эльминестера, так что я действительно рекомендую к прочтению. — А знаешь, что это значит? — Вик внезапно обнаружил себя внимающим вдохновленной лекции, и невпопад перебил человека. — М? — Сила в единстве, — он пьяно взмахнул раскрытыми ладонями. — У нас целая толпа разнообразных почти разумных монстров, которые прекрасно умеют выживать и сражаться. Ты только представь, что будет, если они все объединятся и каким-то чудом не перережут друг-друга? Силуэт у окна замер. Оторопевше вжал руки в стол, медленно нависая над дроу. Глаза загорелись озарением. Гениально! Монстрам много не надо, чтобы уничтожить людей. Это не демонокультисты, которые будут призывать своих владык, что является абсолютно лишним. Разумные монстры, в большинстве своем — обычные верующие в своих родных богов. Им не надо будет объяснять, зачем убивать людей, почему убивать можно и нужно, почему не имеет никакого смысла щадить женщин и детей. Им нужен будет только достаточно мощный толчок, чтобы наконец освободиться от оков рутинных дел и совершить желаемое: загнать в рабство, вырезать, разграбить и забрать золото.***
Следующий гоблиненок, ещё один, ещё. «Плодовитые твари эти гоблины,» — успел восхититься дроу в период кратковременного просветления рассудка. Он бездумно кромсал и полосовал кинжалом. Рука сама парила, выписывая вензеля и оставляя обильно кровоточащие порезы. Может, ему привиделся друг? Проклятье, неужели в его мрачной жизни был настоящий друг? В памяти, он матерился в разговоре, значит, был расслаблен и доверял этому человеку. А ведь все из-за Таламры! Когда крепко злился — как правило, это она доводила его до белого каления — то становился до скрипа в зубах вычурно вежливым, обстоятельным. Попробуй покрыть матом патриара, мигом поймешь всю глубину своей ошибки. Интересно, эта сука-зариэлитка с пудовыми кулаками ещё жива? Он подумает об этом потом. В последнего гоблина вгрызся с утробным звуком. Порвал зубами шею, вырезал печень, обглодал сердце. Теплая кровь затопила рот. И потекла обратно с тугим комом желчи. — Блять… — выдохнул и замер под шумное загнанное дыхание. Разум выкристализовался. В голове щелкнуло и воцарилась трезвость. Утерся рукой, только больше размазав по лицу грязь. Стены были покрыты кровью. Сам он был по уши в крови. Разодранные тела в беспорядке разбросаны по всему полу. В очередной раз сломанный нос заложило, и какофония густых ароматов прошла мимо. Боль с глохотом сердца поселилась в висках.***
— Мой мечтательный друг… — силуэт переживал вдохновляющее ощущение. — Единство! Ну конечно! Тебе в голову приходят интересные идеи, — Вик ощутил, как довольно разулыбался. — Ладно. Где там твоя книга? Ты меня заинтересовал.***
Как наяву звучали голоса. И спокойствие, и тепло, и умиротворенная радость. Надо будет найти и почитать эту книгу. Все-таки… от всей же души посоветовали. Где-то в лагере он видел яркий бардовский берет, может с него и начнёт поиски? Дрынц. Дрынц. Дрынц. С потолка мерно и доставуче капало на наплечник. Реальность здесь, реальность снова взывала к потерянному паладину. «Да, точно, я Вае’Виктис Асмади…» — дроу запрокинул голову, и теперь мерно капало на лоб. Кто в этой пещере монстр?