* * *
— Но он же страшный! — Тильзес чуть не поперхнулась пивом. На загнутые назад отполированные рога села парившая пушинка. — Почему сразу страшный? — Альфира только чуть-чуть пригубила пива из своей кружки. Паршивое. Она не настолько изголодалась по выпивке, чтобы глушить водянистую кислятину. — Только потому что он дроу? — Ой, боже, да при чем тут это? — Тиль брезгливо выудила из пены ещё одну пушинку и размазала по столу. — Дело вообще не в этом. Не нам рогатым что-то там пояснять за синие уши. — А в чём? Обед шёл своим чередом. Зевлор выгнал свою бессменную преданную охранницу, чтобы та хотя бы перекусила и погуляла где-то на солнышке. Прямо на выходе из каменных покоев Альфире удалось перехватить подругу. Радостно кивая на напутствие бывшего или не бывшего (кто их разберёт?) адского всадника, потащила её на перекус. — Ну-у… — Тильзес замялась и принялась крошить лепёшку, — странный он. Где ты видела таких больших эльфов? Начнем с простого. — Халсин, — незамедлительно отозвалась Фира. — Хм, ладно, — подруга откинулась на спинку стула и когтями одной руки затарабанила по столу, а второй зарылась в кучерявые, как у барашка, чёрные волосы. — Ладно. У него взгляд дикий, бегающий. Глаза черные, прямо как у нас с тобой, — показала на черные склеры глаз, — в пальцах постоянно то камни, то орехи перекатывает. Нервный. Хвостом чую неприятности. — Извини, но твой хвост всегда чует неприятности, — Альфира подвинулась, звякнув колокольчиками. — И когда это в последний раз сбывалось? — Позавчера, когда Канона убили. — Тильзес мрачно хлебнула пива. Улыбка Альфиры стала ломкой, истончившись, пропала. Боль от потери Лихейлы затопила сердце, наполнив щемящей печалью. Но скорбь стала тише, слёзы омыли душу, притупив особо острые углы, когда она наконец-таки дала им волю, выплакавшись на чужой груди. — На нас всё время пытаются напасть, с тех пор как выгнали из Элтурели. — Мрази. — Рука Тильзес сжалась, — К чёрту. За Канона! — Не чокаясь. «За Лихейлу!» — в этот раз она хлебнула от души. Тиль грохнула кружкой по столу, утирая шапку пены с губ. До чего же дрянное пойло. В него будто галлон воды с уксусом влили, хотя куда уж больше. — Да те гоблины вообще б на нас не напали, если бы их не привёл индюк Арадин! Вышеназванный индюк, отиравшийся неподалёку за пивом и едой, повернулся и едко прошипел: «я всё слышу!». Тиль, не глядя, показала средний палец куда-то за спину. — Пожалуйста, прошу тебя, не нарывайся, — Альфира нервно отодвинулась в сторону, исподволь следя за остроухой компанией. Хвост, обвившийся вокруг ножки стула, тарабанил по земле, выбивая облачка пыли. Траектории ударов продумать не получалось, но вон та табуретка рядом со следопытом может чётко прилететь прямо кому-то в голову. Арадина быстро одернули его товарищи, и компания ушла мирно. — Да пош-шёл он. Ты бы слышала, что он сказал Зевлору! — Ну и пусть идёт! — в сердцах воскликнула бард, рефлекторно сжимая ткань на груди и протыкая оную когтями. Опять потом чинить одежду. Только глухой и нелюбопытный не в курсе уличной перепалки. Вот она прелесть выяснения отношений на улице: абсолютно все знают происходящее в самых смачных подробностях. Арадин проорал в в лицо Зевлору: «Ты не прав, потому что ты чёрт рогатый!» — тому же как с гуся вода, его и не так на своем веку оскорбляли. Шедшего по своим делам дроу следопыт тоже обласкал, сгоряча назвав «паучьей подстилкой». Дроу же без лишних церемоний съездил по морде, улучив момент. Кто кому на самом деле там врезал уже раз двадцать переврали, но фингал под глазом у Арадина пышно цвёл, радуя окружающих новыми красками на загорелом лице. Если дроу выпустил пар и забыл, то тифлинги не забыли. Уже два дня заезжий следопыт вытряхивал по утрам из своих сапог дохлых мышей со змеями и не было никаких оснований считать, что народ перебесится и успокоится. Поговаривали, что Мол готовит ему «сюрприз под стать вонючей натуре». Следопыту оставалось упрямо расправлять плечи, ходить, да искоса озираться. Альфира, наверное, испытывала бы к нему жалость, будь Арадин хоть иногда поласковее, но у неё хватало моральных сил лишь игнорировать заносчивого наемника. — Вон, кстати, он идёт! — Тильзес быстро вскочила, засобиралась. Завернула в лепёшку остатки кусков мяса с овощами и поспешила. — Кто? — Зазноба твоя. Кто-кто… — Подожди, а как его хоть зовут? — Фира попыталась поймать подругу за руку. — Извини, мне пора! — чмокнула в щёку. — Ещё увидимся! — и была такова. «Ну вот!» — Альфира расстроенно стекла вниз по стулу. Наконец, обернулась. Из каменной арки на свет выступила колоритная компания из гитиянки, манерного седого эльфа, огромного дроу, держащейся немного в стороне брюнетки-эльфийки и мага, щеголявшего ухоженной бородой. Волшебство, не иначе, держать в походе волосы в подобающем виде стоит немалого труда. Последняя парочка выглядела самой вменяемой. Остальные же пёрли свертки шкур, из которых торчало, ощетинившись в обе стороны, изрубленное оружие с ошмётками кирас. Весь собранный металл они притащили местному кузнецу. Страсть к собиранию всякого хлама у приключенцев стала притчей во языцех по всему Фаэруну. То ли от «хорошей» жизни, то ли от постоянной опасности, но тяжело найти вменяемого искателя приключений. Страсть к собирательству трофеев — это самое безобидное, что может случиться. Кто-то, например, любит собирать чужие головы. Для начала, кто вообще в своём уме уйдет за тридевять земель в логово дракона ради смутной надежды найти редкое магическое знание, средство от исцеления всех болезней или ещё чего-нибудь? Ладно бы за душу, за душу всегда стоит бороться, но все остальное? Альфира в глубокой задумчивости запрокинула голову и смахнула очередной пух с носа. Она находилась взаперти в роще, а не в своей постели в родном Элтуреле. Перепуганные до смерти люди выставили их прочь, в первую очередь видя в них дьяволов, а не таких же несчастных, с которыми выживали в голод и кошмарную жару в городе, неотвратимо утягиваемом массивными цепями в Стикс. С каждым днем погибель все ближе и ближе простирала свои стылые воды. Даже при всем пережитом, в сердце не находилось мужества взять в руки меч и отправиться в дорогу. Просто хотелось жить. Компания сама собой притягивала взгляд. Окажись они тогда в Элтурели, они бы непременно стали сражаться и с дьяволами, и с демонами, они бы умерли в нечестном бою с проклятиями на устах, но ни за что бы не позволили себе струсить. Сумасшедшие. Они выглядели так отвязно, так лихо, будто совершение подвигов для них — это обычный вторник, а спасение мира распланировано по четным четвергам каждого месяца. За их шагами стелилась дорожка крови (образно, конечно), но ведь все это многообразие изрубленного оружие они не сбором полевых цветов нашли. Они единственные, кто улыбался в лагере, словно сам чёрт им не брат. Сумасшедшие и восхитительные. На них хотелось равняться. Даже не так, на Него. К Нему хотелось быть ближе. «Чем я хуже?» — Альфира вытянула нитку из дыры в одежде. Одинокая ниточка серебрилась на свету, превращаясь в нитку эльфийского бисера. — «Есть ли что-то, что держит меня прикованной к этому лагерю кристаллизованной безнадёжности? А хватит ли у меня смелости?» На последний вопрос она не нашла ответа. — Да дери вас когорта демонов! — у обычно вежливого и сдержанного в выражениях Даммона задергался глаз, при виде разномастного железа, веером разлетевшегося у его ног. — Лемуры и бесы! Да когда же вы прекратите?! Мне девать уже некуда! — он махнул в сторону свалки из других таких же потрепанных шкур. — Цква! — выдохнула гитиянки и набрала воздуха для отповеди. — И это вместо спасибо? — с издёвкой протянул белокурый. Дроу хлопнул обоих по плечам, получив испепеляющие взгляды от своих спутников. Брюнетка из их компании скучающе осматривала присутствующих, опёршись о молот. Альфира быстро как можно сильнее запрокинула кружку, стремясь спрятаться от чужого внимания. Пиво пролилось через край, залив манишку. Закашлялась. — Вы на войне. Железо понадобится вам, а нам — деньги, — дроу был краток. — Хорошо, — Даммон поднял руки, прикрывая глаза и силясь унять заикание. — Прошу прощения. Сейчас… Всё посчитаем. Глаза белокурого эльфа блеснули в предвкушении, и он уселся рядом на небольшой чурбачок, послав воздушный поцелуй лидеру, явно имея большие планы на вырученную сумму. Дроу ему что-то буркнул на прощание и вместе с гиткой сел за столик в некотором отдалении. Ладони вспотели. Этот таинственный эльф был так близко и двигался так плавно, что девушка, завороженно уставилась на него, не в силах оторвать взгляд. Его спутница напоминала стремительные удары кинжала. Полулаты на них сидели, как влитые, больше напоминая вторую кожу, нежели пласты закалённого металла весом в двадцать килограмм. В своей скупости и непринуждённости движений смотрелись на удивление гармонично. Альфира самой себе казалась размазней на их фоне, а по сравнению с гитиянки ощутила укол стыда за слишком широкие бедра и грудь, бока, за которые можно уцепиться, и пухлые плечи, скрытые под курткой. Ну куда ей сражаться с гоблинами? Ей прямая дорога в суп. — Кучка каких-то неумех, — шипела гитка, пока Фира изо всех сил напрягала слух. — Ни организации, ни навыков. Одна атака гоблинов их сметёт в течение часа! — Я согласен, но напомню, что они не солдаты, а те, кто пытается выжить, — дроу швырнул рядом перчатки. — Плохо пытаются! Ворота можно обшить железом. Это сделало бы их крепче. Взамен лохмотьев, которые они называют доспехами, можно выдать латные наголенники и наручи. Хотя бы! Я не говорю уже про кирасы. — Давай навскидку. Кто из всех них умеет носить кирасу? — эльф вздохнул, втягиваясь в новый виток давнего спора и гоняя в ладони камни по кругу. — А сражаться в ней? Это навык, который требует тренировки, и ты об этом знаешь даже лучше меня. Люди своих детей воспитывают иначе. «Ну же!» — подбадривала себя Альфира, не в силах сдвинуться с места и уговаривая себя пошевелиться и отлипнуть от стула. Вот рядом мужчина, от голоса которого у неё буквально подкашивались колени, а она сидит и чего-то ждет. — «Давай, встань и иди. Подумай, что бы сказала Лихейла?» Скорее всего, ничего хорошего. С этой мыслью Альфира изящно встала, опрокинув стул. Щеки опалило жаром. Она подцепила ногой неошкуренную спинку, и тот выпал, вновь загрохотав по утоптанной земле. Уши дроу повернулись в сторону звука, а затем и он сам с замершими камнями в ладони. Четырхнувшись, Альфира подняла упрямый предмет мебели и под немигающим взглядом чёрных глаз подошла на негнущихся ногах. — Расскажи при случае Зевлору о своих взглядах на организацию лагеря, — тихо произнёс он гитке. — Чем обязан? — адресовал Альфире. — Эм… — крохи смелости утекли, и голос стих. Этот сногсшибательный мужчина смотрел на нее прямо сейчас застывшим взглядом, то ли препарируя заживо, то ли изучая, а она, как назло, умудрилась облиться и пропороть когтями одежду. Фира, как могла, попыталась непринужденно расправить воротник с колокольчиками, чтобы прикрыть конфуз на одежде. Темно-синие уши шевельнулись, уловив медный перезвон. Пара сидела на стульях прямо. Гитиянка, тугая как струна, не отрываясь, смотрела на Альфиру. «У всех гитиянок носы сифилитиков?» — Фира мысленно отвесила себе пинка, чтобы выбросить чушь из головы. Вблизи стало видно, что зеленая кожа усыпана темного оттенка пятнышками. Её жилистые руки были сложены на столе, и одна пальцами слегка заползала за внутреннюю сторону наруча. Колени прямые. Даже у дроу, который, казалось бы, сидел расслабленно, лопатками касаясь спинки стула. В одной руке он держал камушки, а пальцы второй были поджаты на столешнице. Альфира живо нарисовала в голове картинку, как одним легким движением он опрокидывает стол, и тот падает прямо на нее, раздавливая ступни. Он даже сейчас ожидал подвоха. Фира покрылась мурашками. Напряжение переливалось через край, постепенно передавалось и ей. Тильзес была права, у этого странного дроу медово-рыжий цвет глаз с черными белками, прямо как у тифлингов. Его взгляд медленно, пядь за пядью, прошел от головы до самых пяток, вынуждая поджать пальцы ног. Дроу, казалось, и вовсе не обращал внимания на широкие бедра со слишком сильными изгибами, находя в это свою особую прелесть. Крылья носа хищно затрепетали на очередном изгибе тела. «Хорошо, что он не видит дыру на одежде! Хорошо, что он не видит, не видит, не видит,» — Фира аккуратно вздохнула, понимая, что все это время не дышала. Жар зародился в груди и по коже медленно пополз вверх к лицу. Лучи солнца играли на каскаде красных волос, превращая их в огненные всполохи или ворох осенних листьев. Молчание затягивалось. Вдох… — А-а… Привет? — взгляд голубых от дроу метнулся к гитиянки и обратно. — Меня зовут Альфира. Ты помог мне придумать песню, и я захотела с тобой познакомиться поближе и поговорить. Старательно, не торопясь, она медленно проговаривала слова. Язык так тянуло сорваться на скороговорку. Брови дроу же подпрыгнули в немом удивлении, а выразительные губы в форме лука купидона собрались в трубочку. — Тц, ваши людские брачные танцы, — заявила гитка. Стремительно встала и так же стремительно покинула импровизированную столовую под открытым небом. Тёмный эльф, проводив её взглядом, задумчиво произнес: — Видимо, уже не против, — помассировал висок. — Приглашаю. Альфира встрепенулась, когда предложили сесть во второй раз, и торопливо опустилась на стул. Вблизи голос его оказался ещё внушительнее, чем она запомнила. Тяжёлый и бархатистый, как особо богатые зимние платья аристократок с металлической фурнитурой в качестве украшения. Он смотрел на неё, как на живое сновидение, абсолютно не мигая. Ладно, он, судя по всему, не против её компании, но она понятия не имеет, что и как говорить, поэтому будет говорить, как есть. Альфира взяла бразды в свои руки, коль дроу не собирался ей помогать поддерживать беседу. Чего-то такого и стоило ожидать, когда сама предложила свою компанию. Осталось только опростоволоситься. «Нет уж!» — с некоторой злостью вспыхнули мысли, — «Раз начала, значит доделаю!» — Хах, что ж… Извини, что я так внезапно, ты… вы… меня ведь совсем не ждали. «Ближе к делу, Фира. Смелее!» — она приободрила себя, преувеличенно бодрым тоном. И без того неподвижный взгляд мужчины потяжелел, разгоняя кровь в её жилах. — Начну сначала. Меня зовут Альфира, я бард. Вы мне помогли, и мне стало интересно, узнать больше о чел… эльфе, который мне помог, хотя он меня совершенно не знал, — закончив речь, Альфира осела на стуле, будто из неё вытащили позвоночник. — Ты. — Что? — сфокусировала на собеседнике расплывающийся взгляд. — Ты можешь обращаться ко мне на ты, — он выдохнул, и камушки возобновили ход в ладони. — Хорошо, как скажете… эм, скажешь, — он кивнул. — Моё имя Вае’Виктис, — дрыц! Камушек выскочил, и эльф с кряхтением нагнулся, как позволяли его доспехи, доставая пропажу из-под стола. — Вае’Виктис Асмади. — Приятно познакомиться! Растягивая губы в улыбке, Альфира протянула руку с растопыренными пальцами через стол, сильно выгнув её в запястье для рукопожатия. Его губы дрогнули. Помедлив, Вае’Виктис бережно взял ладонь и запечатлел поцелуй на тыльной стороне. Тело пронзило ударом тока. Были дежурные касания, когда двумя пальчиками, почти невесомо, прихватывали основание ладони и едва-едва касались кожи губами. Были липкие и слюнявые. Здесь же ладонь Альфиры утонула в чужой руке, и заключенный между обнаженной кожей воздух мгновенно нагрелся и жёг. В груди заметались эфемерные пылинки, поднятые палящим ветром. — Ваш… Твоё имя созвучно с «горе побеждённым» с дьявольского наречия? — она аккуратно извлекла руку, не встретив сопротивления. — «Асмади» является сокращенным вариантом «Асмодея», правильно понимаю? Пальцы скользнули по ладони, оставив пылающий след. Сердце зашлось стуком. — И да, и нет, — дроу устроился поудобнее. — В дьявольском наречии «asma» означает лирическую песню. В притяжательном падеже получится «asmati». Если попытаться перевести моё имя, то получится «песнь о горе побеждённых». Или что-то вроде. — Довольно мрачно. У твоих родителей был… весьма интересный взгляд на мир. — Как у всех в Мензоберранзане, — он хмыкнул в кулак. — Чувство юмора у нас тоже особенное. — Готова поспорить, что моё имя самое обычное и никаких тайных смыслов не несёт. — Ты просто не искала, — потёр нижнее веко, вытер палец об платок, оставив темный след. Густая подводка терялась на коже. — Пока навскидку могу вспомнить калимшанское слово «бирюза». Оно примерно похоже. — Пожалуйста, не надо! — подняла руки, сдаваясь. — Соглашусь. Ты вряд ли пришла ко мне говорить о значении имён. Поставил локти на стол, устраивая подбородок на переплетенных пальцах. От грациозности движения захватило дух. У локтей лежали выглаженные постоянным трением камни. «Он их из рук что ли не выпускал?» — Ты будешь пиво? — Альфира предприняла очередную жалкую попытку. — Это? — движением указал на кружку в руках, она кивнула. — Побереги свой желудок. Мы добыли его на какой-то заброшенной стоянке. Неужели вы настолько отчаялись. — последнее Фира расслышала лишь благодаря острому слуху. Вае’Виктис принес две новые чистые (наверное) кружки. Удостоверился, что Астарион целиком и полностью увлечён торгом, поставил на стол запылённую бутыль. — Весь дрянной алкоголь мы продали, а это вино решили оставить себе, — пояснил он. — Угощайся. — Наверное, неплохо быть приключенцем? — она несмело улыбнулась. — Кстати, у меня есть орехи, — Фира выложила сверток едва ли не вплотную к Вику и внутренне возликовала, поймав голодный взгляд. — В этом плане да, — набрал целую горсть, закинул в рот и захрустел. — Кто меня сдал? — Господи, нет! Я ими белок прикармливаю. — И услышав невнятное «бедные звери», вцепилась: — Подожди, а почему бедные-то? Дроу сжал губы, прижавшись щекой к плечу, а затем вздохнул. Альфира озадаченно потерла пальцами обод кружки и пригубила вино. Приятный терпкий вкус разлился во рту. Кот-дю-Рон, кажется. Она не ручалась. Хорошее столовое вино, но от этого не теряющее своего обаяния и уж всяко лучше отвратительной бурды, которую им наливали под видом пива. — Ты действительно хочешь это знать? — Да, мне интересно, — она кивнула. Белки задорно плясали под её лютню, когда она мучительно подбирала слова. Так почему Вае’Виктис удостоил их такого печального эпитета? — Хорошо. Ладно. Слово дамы закон, — теперь уже он поднимал руки, словно сдаваясь. — Им твоя музыка отвратительна. Они орали на своем беличьем, чтобы ты остановилась, но ты не останавливалась, а они не оставляли попыток донести до тебя свою мысль. — Погоди, беличьем? — она замерла, — Ты разговаривал с белками?! — Я умею разговаривать с белками. С синицами. С мулами. Непонятными тварями, которые изображают мулов. Крысами. Мне продолжать? — спросил он с легкой усмешкой. — Нет, спасибо, я поняла, — поспешно выпалила, выбивая пальцами незамысловатый мотив. «Тум, туру-рум, туру-рум, тум, тум,» — в голове прозвучал барабан. «Туруруру-рум-тум, туруруру-рум-тум,» — Вик ловко выбил продолжение военного марша, не запутавшись в пальцах. Поймал ее взгляд, ухмыльнулся и завершил партию: «Тум, туру-рум, туру-рум, тум, тум». — Это только начало, — она не стала спрашивать, где он слышал марш. Просто слышал, как и она. Вик тем временем, не отрывая от нее взгляда набил ту часть, на которой она все время сбивалась. — Позволь, я не буду повторять все по четыре раза, — он пригубил вино, и девушка развела руки, решив сменить тему. — А по поводу белок ты не шутил? Жаль. Обидно. — уголки губ Фиры поползли вниз. — Это грустно слышать на самом деле. Я думала, что они меня поддерживали. Неужели все было настолько плохо? Святая лира! Хорошо. Ты мой первый, можно сказать, непритязательный слушатель. давай ты мне скажешь, как у меня получилось? Только честно. — Я не слышал у тебя ни одной готовой песни, — пальцы Вика задумчиво скользнули по подбородку. — Ты играешь хорошо. Я понятия не имею, что там касательно техники, струн и всего такого, но от твоей игры, лично у меня, уши не вянут. Да и твои слова в песне были искренними. Ты не знала, как выразить свои чувства, но и фальши в этом не было, — он прищелкнул пальцами, подбирая слова, но сдался и, видимо, сказал, как есть. Фира кивнула. Лихейла бы ей сказала, что с комплиментами надо быть осторожнее: либо их говорят действительно искренне, либо от человека что-то хотят. Вае’Виктис отдельно выделил то, что в песне, пусть даже недоделанной, его зацепила искренность, словно это первое качество, на которое он обращает внимание и которое по настоящему ценит. Либо он хотел, чтобы она так думала, но — она еще раз оглядела эльфа, который спокойно ее рассматривал и никуда не торопил — все её подозрения таяли и обращались в дым. — О чем задумалась? — О выборе слов, — она кусала губу. Виктис придвинулся к ней ближе, практически касаясь латными поножами ее коленей, от чего Фира вздрогнула, переживая толпу мурашек. — Мало просто придумать что-то, написать, важно еще правильно подобрать слова, чтобы донести свою мысль до окружающих. Это порой очень сложно, и создание обычной песни больше напоминает агонию, а не стихосложение. Но когда получается, — она блаженно вздохнула и расплылась в улыбке, — то это невероятное ощущение. Хм. Я отвлеклась. То же самое в речи. Все мы неосознанно расставляем акценты в речи, но некоторые люди делают это осознанно и слишком хорошо. Вы… ты выделил слово «искренность». Я задумалась. Ты из тех, кто владеет риторикой или нет? — И как, определилась? — дроу улыбнулся. «Я думаю, что у тебя губы созданы для поцелуев,» — чуть не ляпнула Фира, вовремя прикусывая кончик языка. Она проскользила ногой вперед, прижимаясь ступней к его ступне, и даже сквозь плотную кожу ботинок ощущая холод сабатонов. — Это сложный вопрос, — она подцепила пальцами локон и неосознанно наматывая на палец. — Спорим, что ты усложняешь? Подумай еще раз и скажи первое, что приходит на ум. — Это нечестно! Я хочу тебе верить, и поэтому мне тяжело быть объективной. Глаза собеседника на мгновение блеснули. Она робко рассмеялась, «Позволь мне обмануться, позволь мне улыбнуться,» — вновь завертелись строчки утренней песни. «Позволь,» — раз, слово-бусина скользнуло на нитку песни. — «Ослепнуть. И влюбиться,» — и два, и три, канва повествования постепенно вырисовывалась. «Позволь,» — должно быть что-то еще, и продолжение так и напрашивалось. Первые три строчки у четверостишия тоже начинались с «позволь», и для симметрии, получается, нужно продолжить в том же духе, но о чем еще просить? Просто побыть рядом? Как бы прошлые строки не забыть. Они выпили еще вина, и Вик снова захрустел орехами. От него пахло чем-то неуловимо знакомым, похожим на дым от костра, но не им. Это и смущало, и настораживало, и вызывало желание распробовать запах. — Скажи, а чем это пахнет, — она наклонилась ближе. — Случайно облился алхимическим огнем, и теперь никак не могу вытравить, — Вик деланно беззаботно пожал плечами. Альфира украдкой облизнула палец и потерла нос. Дроу пристально смотрел на нее, баюкая кружку в руке на манер бокала с вином, и не мешал. Как-то раз, еще при Лихейле, один следопыт поделился секретом, как лучше чувствовать запахи. Еще он рассказал, что если облизать палец и поставить повыше, то можно определить направление ветра. Байки все это или нет, но Альфира взяла маленький трюк на заметку. Гарь с кислотным привкусом — от Вае’Виктиса пахло именно ей. Этот неповторимый запах серы обращался в резкую вонь на жаре, и тогда она уяснила, что чем жарче — тем сильнее. От жары в Авернусе нагревались металлических кружки, и Фира не хотела думать, что же там внизу. Наверное, на авернских пустошах плавились камни? Воспоминания пересекли разум на до и после падения Элтуреля, воскрешая былую боль: черный круг Компаньона в небе, багровые облака, косяки чертей и бесов, каркающий ор вроков, руины старых улиц и променадов, вечно пьяные культисты Зариэль, вопящих «Братья, мы в раю! Воистину!» Крыша храма Тира парила, словно насмехаясь над законами мира, а пирс и верфь самыми первыми рухнули вниз. Кусок города испарился, стоило только черным цепям в него вцепиться и сковать. Они молились, молились на Компаньон тогда, давным-давно. Их волшебное солнце обернулось погибелью, изливая на головы смертных осязаемые потоки ненависти, боли и страдания. «Алхимический огонь, как же,» — Фира упрямо поджала губы, когда горло скрутило спазмом. Она очнулась от теплых прикосновений к щекам. Вае’Виктис теплыми пальцами ловил и стирал слезы, спокойно и внимательно. Он перегнулся через стол и зажал ее бедра коленями. Не вырваться. — Это не алхимический огонь, — она беззвучно всхлипнула от досады, упрямо отпихнула руки и принялась тереть глаза рукавом. — Зачем ты соврал? Ты же знаешь, что это другое. Зачем ты это сделал? — Да, знаю. Раздался скрежет стола на одной центральной ножке, а затем дроу ухватился за стул и придвинул его к себе вместе с легкой, как пушинка, Альфирой. Положил ладони на плечи, накрывая их практически целиком, прогладил шею и прижал к себе. Снова, как в первый раз, она уткнулась носом в ткань сюрко — сера, металл, кровь, щелок, еще какие-то запахи — и плакала, пару раз легонько ударяя по скрытому под тканью нагруднику. Теплый подбородок устроился на макушке, а спину обвили руки и сжали так крепко, что Фира чуть не задохнулась в этих тяжелых объятьях. Слезы не шли, когда она была в Элтурели. Слезы так и не пошли, когда они выбрались. Они все через это прошли, и никто не проявлял слабости: она не была какой-то особенной, чтобы именно ее жалели. Без сомнений, у Вае’Виктиса своя боль, которая не связана ни с Элтурелем, ни с Зариэль, но именно это и позволило ей наконец-то выговориться. — Плачь, если нужно, — он чуть расслабил руки, когда девушка затрепыхалась и хлестнула его хвостом. — Я не знал, что на тебя так подействует запах, и не знал, что говорить. Я запахи почти не чувствую. А ты вот учуяла. Ад закончился, Фира. — Вик неловко положил руку на затылок и зарылся пальцами в волосы. — Нет. Не закончился. Он все еще есть. Он здесь. Пусть мы ходим по земле, и подошвы сапог не шипят, но ад нас не отпустил. Казалось бы, Компаньон исчез, и город наконец-то вернулся на землю, но нас просто, черт возьми, возненавидели. Будто мы единственные, кто виноват в падении Элтуреля! Но мы-то что сделали? Скажи мне, вот что мы-то вообще сделали?! Мы голодали вместе, боялись вместе, за ранеными ухаживали вместе! Да даже мертвых и то вместе хоронили! С одной стороны Равенгард нас кое-как собрал. С другой стороны демоны и минотаврами со своими набегами. А в доках неожиданно воскресший Икайя устроил свою диктатуру и выдавал еду за кровь! Постоянно, все это время дьяволы диктовали свои правила, вводили комендантские часы, предупреждали об облавах на несогласных. А куда мы уйти могли?! Если бы вышли, нас бы тут же растерзали демоны! — слезы катились с глаз. — Я ненавижу Крига! Этого предателя и лицемера. Все они лицемеры! Называли своих детей «чертятами», а мы, значит, «черти», и нас надо выгнать. — Черти? — дроу внимательно слушал и не выпускал Альфиру из объятий. — Если ребенок хотел стать Адским Всадником, когда он вырастет, то его называли чертенком. Но мы то тут причем? Мы тоже страдали! — Люди сволочи, — жарко и хрипло зашептал он ей на ухо, — но вы все выжили, и живы до сих пор. Ты до сих пор жива. — Я так устала, — в горле у Альфиры пересохло. — От чего же? — он гладил её по голове. — От всего. От несправедливости. От своего бессилия. От того, что мы молились пустому идолу. Что боги ничего не сделали, когда нам нужна была помощь. Я всегда думала, что цириканская присказка про черное солнце — это сказки, но оказалось, что черное солнце действительно может быть. Нам лгали, постоянно, а мы верили. Я устала. Дроу разорвал объятья и снял с пояса фляжку с водой, протягивая ее Альфире. Она продрогла, стоило его рукам пропасть с её плеч. По сердцу резануло ощущение тоски и безысходности. Её губы и подбородок задрожали, и Фира поспешно уткнулась ему в грудь, игнорируя косые взгляды и тянущую боль в спине от неудобной позы. Руки Вае’Виктиса опустились ей на спину и притянули ближе. Именно здесь, именно сейчас, в этих пудовых объятиях Альфира вздохнула спокойнее, ощущая то, чего она была лишена долгие месяцы — безопасность. С падения Элтуреля прошел год, а сколько времени прошло для них в аду? Истерика отступала, и слезы уже беззвучно капали на темно-зеленую клетку сюрко. Одна половина шахматная, а другая черная. Она не слышала стук его сердца под нагрудником, но наконец-то ощущение собственной ничтожности и бессилия ослабли, разжав мертвую хватку на ее душе. — Боже мой, мне так стыдно, — она утерла нос большим платком в крови и черных разводах, но не вспомнила, когда дроу успел ей его дать. — Второй раз у тебя на груди плачу. Ты не подумай, ты не жилетка, я… Альфира отняла голову от груди и столкнулась с янтарными глазами, в которых плясали черти. — Что за глупости. Я теперь это сюрко стирать не буду, как некоторые мамы не разрешают умываться своим детям, когда их потрепал за щеку сам герцог. — Надеюсь, что ты шутишь, — Альфира утерла последние слезы. — А то ткань станет жесткой, и сморкаться будет неудобно. — Аргумент. Девушка обвела взглядом отодвинутый стол, стул. Отметила, что она сидит практически у него на коленях. Хвост смущенно дернулся, хлестнув по земле, и стыдливо прижался к груди. Вик уверенным жестом поймал его за кончик и прогладил рукой, во вспышке белого света залечивая царапины. Фира свела колени, поджав пальцы на ногах и придвинулась теснее. — Разбей меня, вморозив в лед, — пробормотала себе под нос. — М? — Вик аккуратно ссадил ее на стул и вернул мебель на место. — Ты что-то сказала? — Нет, — её щеки стали горячими, — случайно произнесла вслух, чтобы не забыть слова песни. — Вот оно как, — дроу хитро ухмыльнулся. — Я оскорблен до глубины души. Сначала меня залили слезами, а теперь вместо общения придумывают песню. Теперь во мне тоже просыпается жажда справедливости. Все с той же хитрой ухмылкой и наглым взором, окаймленных огнем глаз, он накрыл её руки целиком и сжал в ладонях. Альфира тонула в этих странных, неестественных глазах. Рыжая бездна не обжигала, как пламя Авернуса, но от падения вглубь захватывало дух. Все придуманные слова, так и не записанные на бумагу, испарялись утренней дымкой. Вае’Виктис, Вае, Вик.Позволь ослепнуть и влюбиться,
Позволь душой твоей напиться.
Речами сладкими, как мёд,
Разбей меня, вморозив в лёд.