I still watch you when you're groovin' As if through water from the bottom of a pool You're movin' without movin' And when you move, I'm moved Hozier – Movement
Инерцией называют свойство тела сохранять состояние покоя или движения, пока какая-нибудь внешняя сила не изменит этого состояния. И сила эта может воздействовать на бедное тело столь сокрушительно, что ему останется лишь вспоминать о былом покое.***
Оцепенение растворилось в приглушённым оклике. Астарион вздрогнул и очнулся. — Ты что творишь? — зашипел на Суоку Гейл. Он перегнулся через стол и, поймав её запястье, потянул в сторону от ошарашенного соседа. Но электричество не исчезло бесследно – оставило за собой сложно интерпретируемое ощущение. Вероятно, так может чувствовать себя воздушный шарик, который потёрли о ворсистую поверхность и прилепили к потолку. На коже сохранилось нечто наподобие эффекта… намагниченности? — А что случилось? Я ничего не сделала! — Суока непонимающе взглянула на Астариона, словно ища у него поддержки. Но ответил ей всё тот же Декариос: — Его нельзя трогать – он же не выносит ничьих прикосновений! Хочешь, чтобы он прямо здесь свалился с панической атакой, а на его крики сбежались все санитары? Лично мне такой радости не надо… — Откуда мне было знать? — Она по-детски всхлипнула, пытаясь высвободиться. — А не ты ли секунду назад вопила, что вы приятели? Отчего же не в курсе про его триггеры? — Что у вас там? — вклинился в перепалку один из конвоиров Суоки, медленно двинувшись к их столику. Остальные присутствующие в столовой, чьих глаз коснулось происшествие, молча наблюдали за развитием событий. Бессердечная заинтересованность раскаляла воздух, который Астарион со свистом втягивал через нос, стараясь прийти в себя, унять тревожность. И когда всхлипы Суоки сменились утробным рычанием, ничего хорошего Гейлу не сулящим, он наконец обрёл дар речи. — Нет… Оставь её. — Растирая рукой тыльную сторону той ладони, на которую обрушилось нежданное прикосновение, Астарион шикнул на Декариоса, а затем повернулся к нависшему над ними санитару: — Всё в порядке. Мы просто знакомимся с новенькой. Не о чем беспокоиться. Медработник оценивающе просканировал их лица и, убедившись, что переполох не планируется, вернулся на прежнее место к своему напарнику, продолжив патрулировать взглядом окрестности столовой. — В порядке? Да ты раньше чуть ли не на стену лез, лишь бы тебя руками не трогали! — всё ещё не выпуская кисть Суоки, запротестовал Гейл, когда в их сторону перестали пялиться санитары. Астарион раздраженно повысил голос: — Я же сказал, что в норме! — Он же сказал, что в норме! — попугаем повторила следом за ним Суока и настойчиво дёрнула запястье из хватки Декариоса, еле слышно рыкнув: — Пусти немедленно, иначе без руки оставлю… — Ладно, чёрт с тобой, — сквозь зубы цыкнул тот, разжав пальцы и тут же спрятав ладони под стол – подальше от её глаз и угроз. — Но должен сказать, что это странно. Неужели ты внезапно пошёл на поправку, сосед? Астарион не ответил. Поднявшись с места и захватив со стола свой поднос, направился к стойке с использованной посудой, а оттуда к выходу. Он спешил оставить позади возобновившиеся переругивания Суоки с Гейлом и тихие шепотки прочих пациентов, летящие в спину. Нужно побыть одному. Проветрить голову, как и планировал. А уж потом разбираться в произошедшем. Короткая прогулка во внутреннем дворике больницы не прочистила мозги, как он ни надеялся. Но зато Астариону удалось выкроить для себя драгоценные минуты одиночества. В такую пасмурную и ветреную погоду никто из пациентов больше не изъявил желания выйти на улицу, поэтому гулял он в компании с самим собой, не считая дежурившего на крыльце санитара, который, выдержав не более получаса променада, погнал Астариона обратно в клинику. Время, отведённое под творческую деятельность, он, как обычно, скоротал в классе рисования. Сегодня кроме него занятие посетило всего несколько человек, в число которых не входили ни Гейл, ни Суока. Отсутствию первого Астарион был искренне рад, а вот насчёт второй уверенно сказать не мог… Это напрягало, вызывало странные мысли, а стоило вспомнить о её утренней выходке – разум начинал буквально вскипать, в то время как карандаш, зажатый в пальцах, автономно странствовал по бумаге. К середине занятия на белом листе А4 красовалась уже знакомая Астариону дверь карцера, а в её окошке виднелся уже знакомый затенённый образ. Острый росчерк скул, бахрома небрежных прядей отросшей чёлки по обе стороны лба, опасный изгиб бровей и бледные глаза-штопоры, пронзительный взгляд которых ввинчивался ему в переносицу. “Чёрт!” — смяв рисунок, он устало вздохнул и, дождавшись, когда закончится занятие, поскорее покинул кабинет. Обед Астарион по традиции пропустил, рассудив, что лучше перехватит что-нибудь во время полдника или ужина. Как ни крути, но ему нужны были силы, чтобы сопротивляться сну, а значит, пора вновь пренебречь нежеланием притрагиваться к здешней кухне. Вместо дневного приёма пищи он заглянул в аудиторию, выделенную под библиотеку, выбрал несколько книг и сразу ушёл к себе, проведя обед и весь тихий час за чтением, которое неплохо отвлекло от желания прикрыть глаза. А вот полдник снова вернул к насущным проблемам. Кое-как запихав в себя крекер и запив его приторным чаем, Астарион поморщился, чуть не поперхнувшись. Еда нещадно царапала горло. Но как бы ему ни претило сие занятие, деваться было некуда. Это необходимость. Погружённый в неприятный процесс, он задумался о том, как будет спасаться ото сна сегодня ночью, раз походы в карцер теперь бессмысленны, и не заметил, что сзади к нему подкрались. — Привет. Астарион вздрогнул от её голоса, прозвучавшего слишком близко, из-за чего не удержал чашку и расплескал чай по столу. — Упс… — Появившаяся словно из ниоткуда Суока уселась напротив и пододвинула к нему свою порцию напитка. — Будешь мой? — Спасибо, обойдусь… — Брезгливо отряхивая капли с пальцев, Астарион опустил голову. Взгляд, никак не решаясь подняться к лицу новой знакомой, замер на светло-коричневой луже, расползающейся по деревянной поверхности. — Ты обиделся на меня, да? Прости! — выпалила она на одной ноте. — Не за чай, ну ты понял! Я же правда не знала, что у тебя эта странная непереносимость… — Гаптофобия, — бросил он через стол название одной из своих болячек. — Да хоть бы и так, — виновато пожала плечами на неизвестное ей слово. — В общем извини, а? Что мне сделать, чтобы ты не дулся? — Просто не надо так больше, ладно? — Астарион на миг зажмурился, желая произнести что-то другое. Но сам не знал, что именно. Ведь обиды не было. Вместо неё за пазухой копошились непонимание и боязливая жажда объяснений причины, по которой он не реагировал на неё, как на всех остальных. Почему не было дискомфорта, не возникало желания оттолкнуть. И почему о ней постоянно думалось… — Договорились! Ну так что насчёт планов? — Видимо, большего Суоке и не требовалось, она была уже совсем в другом месте их разговора. Скакала с мысли на мысль, точно белка с ветки на ветку. — Как тут обстоят дела с развлечениями? В вечер пятницы полагается веселиться! — Ага, полагается. Где угодно, но только не здесь, — хмыкнул он в ответ и наконец посмотрел на неё. Не выдержал. Захотел. — Да ладно? Ни караоке, ни боулинга, ни тира? — Суока округлила глаза и приоткрыла рот, играя удивление настолько убедительно, что Астариону стало физически больно от напряжения лицевых мышц – так усиленно он сопротивлялся улыбке. А может, просто не мог вспомнить, как это делается. — Я слышал, что после групповой терапии всех желающих соберут в холле и включат проектор. — Внезапное желание подбодрить её хоть чем-то, даже такой невзрачной информацией, выплеснулось наружу. — Но в качестве фильма не уверен. — Кинотеатр, значит… Что ж, уже неплохо! А вот групповая терапия – тоска… Это обязательно? — подавшись чуть вперёд, спросила Суока. — Боюсь, что да. — Тогда можно мне с тобой? Вопрос застал врасплох, хотя неожиданным вроде и не был. К кому ей ещё прибиться, если не к уже более-менее знакомому человеку. Вот только как к этому относился сам человек? — Можно, — ответил Астарион, толком не успев взвесить в уме все “за” и “против”. За него всё решило что-то внутреннее. Что-то, что начало симпатизировать этой эксцентричной барышне с детским поведением. А когда опомнился – брать слова назад было уже поздно. — Класс! Значит, буду держаться тебя… Не в прямом смысле, конечно, не беспокойся! — Суока подскочила на ноги, демонстрируя полную боевую готовность. — Стану твоим хвостиком, пока не разберусь, что к чему. На этот раз Астарион смолчал – мысли были заняты самоанализом и вопросом, зачем ему вообще хвост? Жил же как-то и без него… Но теперь, видимо, придётся поработать в должности поводыря, раз уже сорвалось с языка. Кроме того, Суока всё ещё нужна, так как другой альтернативы для борьбы со снотворным разработано не было. “Пожалуй, лучше держать её поблизости”, — решил Астарион и тоже поднялся из-за стола. — Что ж, пойдём. Устрою тебе мини-экскурсию, пока у нас есть время. По его мнению, Астарион продемонстрировал новенькой всё самое необходимое: библиотеку, аудитории творческих кружков, медпункт и зону отдыха – главный холл. Но, как выяснилось, во многих из этих мест Суока уже побывала сегодня – администратор больницы после завтрака бегло ознакомил её с внутренним содержанием клиники. — Выходит, мне нечем больше тебя удивить, — заключил Астарион, остановившись рядом с дверью, ведущей в нужную им комнату, где должна была вот-вот начаться групповая терапия. — Напрасно ты так думаешь, — стрельнула в него взглядом Суока и, потянув ручку на себя, вошла в помещение. Не придав её словам значения, он направился следом. Схема проведения коллективных заседаний была предельно проста. Неразговорчивых почти что не трогали, тех, кто желал поделиться – поддерживали, а всех остальных подбадривали напутствиями до следующего раза. Но сегодня имел место особый случай – появилась новенькая. Это означало, что терзать её начнут в первую очередь. Ко всеобщей неожиданности занятие взялся вести не врач-практикант, как обычно, а достаточно известный в узких кругах психиатр – доктор Изабель Торн. Женщина, способная даже в самом безнадёжном случае найти просвет. По крайней мере, именно так она о себе думала. — Давайте поздороваемся с нашей новой гостьей! — начала Торн, как только все расселись по своим местам, и устремила взгляд на замеченную ею жертву – Суоку, только-только устроившуюся возле Астариона. — Пожалуйста, представься нам и расскажи о себе, если у тебя есть желание. Мы все очень хотим с тобой познакомиться. И помочь. Голос доктора Торн, несмотря на свою мягкость, буквально заставлял делать то, что она “просила”, и сперва Астариону показалось, что Суока взбунтует против подобного натиска, начнёт сопротивляться вниманию. Однако предположение вышло ошибочным. — Раз вы настаиваете, я готова. — Суока улыбнулась во весь рот и, едва заметно наклонившись к нему, шепнула: — Сейчас повеселимся... Следуя пожеланию Изабель, она начала рассказывать о себе. Очень подробно. И совершенно не то, что рассказывала Астариону, когда сидела в карцере… Её история была буквально противоположной: что растила её мать, пытавшаяся бороться с её заболеванием путём изоляции дочери от общества, но в итоге не справившись, оправила её в клинику; что отца Суока никогда не знала, была единственным ребёнком в семье, почти всё время находилась на домашнем обучении из-за недуга, и так далее, и так далее… Она даже пару раз громко всхлипнула, позволив Торн утешительно обнять её. Никаких леденящих душу историй о незаконной деятельности, никакой информации о семейном кровавом бизнесе. Новая версия жизни Суоки звучала складно, жалобно… И вызывала жжение в области солнечного сплетения – желание горько рассмеяться. Что, если это и была настоящая правда о ней? Что, если Астариона смеха ради одурачила девчонка с шизофренией? Да ещё и вывела своей возможной ложью на откровенность с его стороны. По завершении занятия он одним из первых подорвался со стула и покинул аудиторию, не дожидаясь Суоку. Внутри зудело всё сильнее из-за накручиваемой размышлениями обиды, руки ломило холодом, мысли путались. Астарион не знал, куда себя деть и как отвлечься от неприятных ощущений. Вариантов имелось немного. И наверное, лучше провести лишние пару часов в общем зале за просмотром какого-нибудь дурацкого фильма, чем сидеть в своей палате и надеяться, что сон его пощадит. Поэтому он направился в холл и забился там в самый дальний угол, чтобы скрыться от нежеланных глаз. Особенно от тех самых – прозрачно-голубых. Как только в помещении погасили свет, а проектор высветил на стене, служащей экраном, название “Мамма Мия!”, Астарион понял, что ошибся с выбором времяпрепровождения – нужно было всё-таки пойти к себе. Утешением в сложившемся положении служило лишь то, что нигде не обнаруживалось Суоки. А ведь только сегодня днём он почти тосковал из-за её отсутствия… Удивительно, как могут быть переменчивы душевные порывы. “Подстать её настроению”, — всплыла в мозгу ассоциация, от которой Астарион поскорее отмахнулся и сосредоточился на раздражающем его мюзикле. Наблюдая за песнями и плясками, он начал понемногу абстрагироваться от своих переживаний, однако не прошло и двадцати минут с начала мучительного представления, как сквозь мрак “кинозала” в сторону Астариона скользнула тень. — Твою белобрысую макушку даже в темноте видно – очень удобно, — подсаживаясь к нему, полушёпотом констатировала Суока. — Почему не подождал? Я думала, мы пойдём сюда вместе. Досада, вновь зазудевшая у Астариона в грудной клетке, науськивала вскочить со стула, всплеснуть руками, огрызнуться на неё. Сделать хоть что-то! Но всё, что у него вышло – это демонстративно закатить глаза и проигнорировать назойливую знакомую. — Эй? — Она наклонилась вперёд, заглядывая ему в лицо, и краем взгляда Астарион заметил её движение локтем в очевидном желании пихнуть его в бок. Но Суока вовремя опомнилась и прижала руку к груди, так и не войдя с ним в опасный физический контакт. — Меня бесит твоя привычка отмалчиваться… — Вновь подала голос через минуту. Вновь получила в ответ тишину. — Да в чём проблема? Просвети меня, звёздочка. — Не называй меня так! У меня есть имя, — не выдержав, зашипел Астарион громче допустимого, за что получил неодобрительное шиканье с соседнего ряда. — Хорошо-хорошо, не кипятись. — Прикусив край усмешки, Суока не выглядела смущённой или обиженной его резкостью. Мало того, она даже не думала прекращать разговор. Каждые несколько секунд она задавала Астариону один и тот же вопрос. Тихо, настойчиво, с неизменной интонацией. Методично капая на темечко двумя словами: “Что случилось?”, мучая этим однообразием, заставляя его сходить с ума и мечтать, чтобы это дознание прекратилось. В конце концов, когда вопрос прозвучал раз в двадцатый, он не выдержал. — Надеюсь, ты всласть развлеклась, когда сочиняла для меня сказку про своё прошлое, — не глядя на Суоку, едва слышно произнёс Астарион, скрестив руки на груди – старательно имитируя безразличие, но при этом капитулируя перед настырностью собеседницы. — Хотя знаешь, мне всё равно. Твоя история с самого начала звучала как бред сумасшедшей. Собственно, это он и был. Несколько секунд Суока ничего не говорила, но как только Астарион покосился в её сторону – не удержалась, прижала ладони к губам и прыснула со смеху. Теперь негодующее шиканье обрушилось и на неё. — Вот оно что… — сквозь пальцы фыркнула она, всё ещё задушено хихикая. — Я-то была уверена, что ты сразу сообразишь, что к чему, и мы посмеёмся над этим вместе… А ты, оказывается, всерьёз решил, что я разоткровенничалась перед этой дамочкой в белом халате! Ну насмешил… Я ещё не настолько двинутая, чтобы посвящать врачей в подробности своей настоящей биографии, вот и придумала историю, которая бы выглядела убедительно и достаточно сопливо. Понял теперь? — А передо мной, значит, внезапно открылась? Предлагаешь поверить в это? — Выслушав её, Астарион так и остался в закрытой позе. Но сказанное Суокой немного привело его в чувство. Заставило усомниться в собственных поспешных выводах. И задаться вопросом, почему его вообще задела эта ситуация. Зачем он начал цепляться к ней? Ну соврала и соврала, какая ему разница? Суока окинула Астариона невозмутимым взглядом и зацокала языком. — Вижу, отсутствие нормального сна портит тебе нервы. Но дело, конечно, твоё. Скажу вот что: как по мне, лучше никому не верить. Но тебе я не врала. Так, для справки. А теперь тихо, мой любимый момент начинается! — осадила его, словно это Астарион отвлёк её от просмотра мюзикла, и начала тихо подпевать звучащей с экрана “Dancing Queen”. Оставшийся час от фильма он исподтишка наблюдал за ней, танцующей плечами в такт музыки, улыбающейся или морщащей нос, смеющейся, всхлипывающей, негодующей. Кажущейся настоящей. Кажущейся ли? Обманываться не хотелось, но и не верить ни единому её движению не выходило. Не верить. В произнесённых Суокой словах крылась простая истина, которой Астарион придерживался достаточно долго. И пренебрёг ею несколько дней назад... Инстинкт самосохранения внезапно обострился, запоздало обнаружив угрозу для жизни, и настойчиво застучал у висков учащённым пульсом. Что-то происходило. Что-то, чему не до́лжно было свершаться. Ему становилось не-всё-равно. Но пока ещё не слишком поздно и можно сбежать. Эвакуироваться, наплевав на планы по использованию девчонки в своих целях. На вопросы, рождённые её близостью. На скребущееся в душе любопытство. Необходимо оставить это, забыть. Сегодняшние зыбкие тревоги сменятся завтрашними – по-настоящему наболевшими. Под их тяжестью он снова впадёт в перманентное состояние опустошённости и перестает размышлять о случившемся. И о ней. Да будет так. Убедив себя в твёрдости намерений вновь сделаться атрофированным, Астарион дождался, когда “увеселительная” программа завершилась титрами и уже собрался отправиться восвояси – коротать время до ужина в библиотеке или спрятаться у себя до самого отбоя, – но был пойман. — Насчёт прозвища ты же несерьёзно, правда? — Фраза ударила в затылок и на долю секунды обездвижила. Этого времени Суоке хватило на то, чтобы вынырнуть перед ним и загородить собой путь к выходу из холла. — Совершенно серьёзно. Дай пройти, — сказал Астарион подчёркнуто холодно, попытавшись обогнуть возникшее препятствие. — Мы всё уже обсудили и сошлись во мнениях. — В каких? — Она повторила его движение, снова вставая поперёк дороги. — Что лучше никому не верить. Я согласен с тобой. И закончим на этом. Шаг назад и в сторону – очередная попытка обойти её. Провалившаяся попытка. Суока маятником качнулась в том же направлении, что и Астарион. — Я не это имела в виду! — Продолжая настойчиво преграждать ему проход, она выглядела почти что умильно, вместо того, чтобы быть раздражающей или пугающей. — Это всем остальным лучше не доверять, а мне можно! Иначе как нам с тобой дружить – без доверия? — Издеваешься? — Голос ушёл ввысь. — О какой дружбе вообще идёт речь? Я тебя едва знаю. Несколько больных, покидающих холл, замедлили шаг и с любопытством обернулись на его возглас. Но Астариону было уже не до чужого интереса. Главное – избавиться от её внимания. И влияния на него. — До чего же забавно ты манерничаешь, когда обижаешься или упрямишься! — совершенно беззлобно хохотнула Суока, наконец уступая ему дорогу, но не отпуская из беседы – следуя за ним по пятам. — Ладно, можешь немного посопротивляться, так даже интереснее! Тем более, с кем ещё ты будешь болтать по ночам? Я в любом случае тебе пригожусь. — Слушай, — бросил Астарион через плечо, когда они оказались в коридоре, — мне от тебя ничего не нужно. Будь добра, найди себе другого собеседника-друга-игрушку. Я не заинтересован в новых социальных связях. Можешь пристать со своей дружбой к Декариосу, он куда общительнее. — Чего? Нет-нет-нет, этот тип уже помечен в моём списке как неприятный, — затрясла сивой чёлкой Суока, после чего добавила неожиданно ласково: — А вот ты, наоборот, нравишься. Ну и зачем мне искать кого-то ещё? “Да как ты, чёрт возьми, это делаешь?!” — взвыл внутренний голос, в то время как тело уже поворачивалось к ней. Реагировало. Откликалось. — Это не взаимно, — еле размыкая челюсти, выдавил Астарион, глядя на неё – заложившую руки за спину, покачивающуюся с пятки на носок. Совершенно не внушающую того страха, что он испытал к ней при первой их встрече. И смеющуюся над его напускной, притянутой за уши неприязнью. Он ещё не до конца осознавал, что колючая фраза была предназначена как наказание. Наказание за обиду, которую Астарион почему-то испытал из-за её возможной недолжи-полуправды; за нахальство, уверенность и энергичность, которых в Суоке было через край; за противоречивые мысли, которые она вызывала. Но в первую очередь за её появление здесь, сломавшее сухую обыденность. Поменявшее в нём что-то с её прикосновением, не вызвавшем отвращения и отторжения. А может быть, его щёлкнуло и того раньше. — И это ещё интереснее – сказала бы я, если бы не видела, что ты пытаешься меня обмануть. Или задеть. Но у тебя не выйдет, не переживай! Можешь отпихивать меня, сколько угодно – только меньше мне нравиться не станешь. Я ведь тебя понимаю. Мы очень похожи. Узнаешь меня получше и сам убедишься! — протараторила Суока так торжественно и уверенно, что внутри у Астариона в унисон с её голосом зазвенело безымянное нечто. Завибрировало резонансом. Потянуло за ниточку близорукое, только-только рождённое к ней недоверие и выдернуло его из груди, точно молочный зуб из десны капризного семилетки. “Как же ты это делаешь… — Уже не громкий вопрос – тихий шёпот на краю сознания. — Отдай обратно… Это было моё…” Она играла важными ему словами легко и непринужденно. Располагала, подзывала к себе. Словно не опасная, не сумасшедшая. Словно правда похожая и действительно понимающая. Так сердобольные старушки выманивают наполненной миской одичалых котят из-под темени крыльца. Так завлекают отчаявшихся и всё потерявших в “спасительный” плен своей секты Свидетели Иеговы. — А если я не хочу тебя узнавать?... — со смятым вздохом задал вопрос Астарион. Непонятно кому – ей или себе самому. Суока настороженным зверьком приподнялась на цыпочки, будто принюхиваясь к его нерешительности, и, контрольно прицелившись глазами в глаза, вынесла вердикт: — Так ведь всё – начало уже положено. “Нет!” — разум очнулся, подал голос. Что она могла о нём знать? Они знакомы меньше недели, и из общего у них здесь только одинаковые больничные робы да эти стены, держащие в заложниках. Больше ничего. Тогда почему Астарион чувствовал противоречие? Почему колебался? Почему не мог просто перестать притягиваться к этой чёрной дыре? Ответ на все эти вопросы был отвратителен в своей просторе. Как бы он ни метался, ни упирался и не щетинился, но всё же хотел, чтобы его поняли, разглядели. И, вероятно, выбрал для этой миссии самого неподходящего человека! Не приветливого Гейла, не доктора Ратха, не кого-то из приходящих студентов-практикантов, которые ещё были способны на сострадание и непредвзятую эмоциональность, а её. “Выбрал?! Когда успел?!” — Ой, мне же надо тебе кое-что показать! — воскликнула Суока, резко выдёргивая Астариона из затянувшегося стазиса размышлений, и махнула ему рукой. — У меня теперь есть своя комната, представляешь? Идём, я хочу похвастаться! А заодно закрепить перемирие. И она понеслась по коридору вприпрыжку, оставляя всю тяжесть беседы на его плечах. Но при этом увлекая за собой с такой невероятной силой, с которой подвижный электрон притягивает к себе доселе неповоротливо-ленивый протон. Шаг. Ещё один. И ещё. Он следовал. Влекомый и словно подталкиваемый. Но не против воли, не по наитию, а потому что хотел. Хотел и шёл за ней, пока все возведённые им баррикады летели к чертям. “Что происходит?” — возмущалось внутри, упираясь в кадык, но Астарион сглатывал это рвущееся наружу защитное вопрошание и продолжал следовать. “Почему?” Ответа не было. Наверное, прямо сейчас он и не требовался. Если идёшь на поводу у чего-то обсессивного, не всегда нужны оправдания. Они понадобятся позже. Когда вынырнешь, когда придёшь в себя и что-то осознаешь. — Гляди! — Дождавшись, когда он догонит её и приблизится, Суока распахнула дверь и предъявила взгляду Астариона палату, как две капли воды похожую на его собственную. — Круто, скажи? Куда лучше того карцера, где меня держали до этого! Он был заразительным – её восторг. Такой чистый, детский. Не отреагировать на него было бы кощунством. Но Астарион всё ещё пытался удерживать дистанцию, противился гипнотическим ритмам её поведения. “А не поздно?” — Ничего особенного, — заметил он, заглядывая внутрь палаты. — У меня такая же. — Вот только тебя наверняка в ней не запирают, — пробубнила Суока, яркие краски в голосе которой вмиг померкли. Как же сложно было поспеть за её переменами. — Думаю, это лишь временные меры предосторожности. — Астарион постарался ответить без лишних эмоций, сохраняя прохладу на языке. “Вышло ли?” — Надеюсь, ты прав… — Суока ссутулила плечи, припадая спиной к косяку, но вдруг опять встрепенулась, сдув с носа чёлку: — А ты придёшь сегодня? — Не знаю. Посмотрим, — повёл он бровью, выдерживая отстраненность. — Откуда эта неуверенность? Тебе ведь всё равно нечего делать – спать же ты себе запрещаешь. Так что приходи. Пожалуйста… — Посмотрим, — повторил твёрже. — Я ничего не обещаю. Нельзя выглядеть податливым. Да, лучше сегодня он займётся чем-то другим. Будет справляться со своими демонами самостоятельно. Докажет, что не так уж и нуждается в обществе этой прилипчивой, вертлявой, шумной... — Ладно. Но если тебе станет плохо, ты знаешь, где меня искать, — перебила Суока размышления Астариона. А следом сделала полшага вперёд и провела рукой по воздуху, совсем рядом с его головой. Словно желая погладить по волосам, но при этом не касаясь – оставляя необходимые сантиметры недосягаемости. Это стало последней каплей. Астарион не помнил, как повёл себя дальше, сказал ли ей что-то на прощание и каким образом добрался до своей палаты – включился автопилот. Не было никаких мыслей, в мозгу царила звенящая пустота. Он пропустил ужин, просидев на кровати всё оставшееся время до отбоя, глядя в одну точку. А когда по расписанию явился фельдшер, принёсший новую порцию сонного зелья, Астарион принял таблетки и упал лицом в подушку. Теперь для него было совершенно неясно, что виделось более пугающим: слабость, навевающая дрёму или перспектива встречи с той, которая его так искренне ждала… Измученный насильной бессонницей организм решил за него и отделил Астариона от внешнего мира в считанные минуты.***
Он стоит лицом в стену, раздетый по пояс. Знает, что это сон, повторяющийся, как зацикленное вирусное видео. Знает, что проснуться он не в состоянии. Поэтому вынужден ждать, пока морок не выпьет последние силы и не наполнит тело болью. — Хотел сбежать? — Голос Касадора морозом ложится поверх ударов на обнажённую и уже покрытую ссадинами спину, но не остужает ран. — Неблагодарный мальчишка! Астарион пытается терпеть, старается не кричать, но не может. Голосовые связки воспалены точно так же, как рассечённая на лопатках кожа. Из груди вырывается вой. Сколько раз он пытался выбраться, столько же был пойман, избит, унижен. Наказан. Но если выхода нет, то почему он до сих пор борется? Для чего радует воплями уши чудовища? Он не знает. И терпит. Кричит, но терпит. Последний заготовленный для него удар вонзается в позвонки, оставляя красный след от кожаного ремня. — Ты принадлежишь мне, запомни. — Фраза вбивается в память, высекается на спине заветом. — Тебе никуда не скрыться.***
Ночь, наводнившая разум кошмарами, порвалась надвое коротким вскриком. Астарион проснулся. Но не пошевелился. Он лежал в той же позе, в которой и отключился – на животе, в то время как на спину, пульсирующую старыми шрамами словно свежими, давило весом нескольких гирь. Сбивший дыхание сонный паралич не торопился отпускать из своего плена. — Когда это закончится? — с трудом прошептал Астарион, упершись глазами в окно. Судя по темноте за стеклом, разбавляемой светом внешних фонарей, до подъёма оставалось ещё добрых четыре часа, которые необходимо было как-то вынести. Перетерпеть. Убогий вопрос безрезультатно сотряс воздух. Освобождения не было. Так Астарион считал. Считал до тех пор, пока не услышал, как отворилась дверь палаты. Взгляд, до этого расфокусировано блуждавший чуть выше подоконника, метнулся в направлении звука, а поверхностное дыхание и вовсе перехватило. Никто не мог наведаться к нему в такой час. И если это не отголоски кошмара, тогда что? — Бу… — Короткостриженная голова Суоки протиснулась в дверной проём, спугнув своим появлением сковавшую Астариона парасомнию. Резко приняв в кровати сидячее положение, он уставился на незваную гостью, без спроса проникшую на его территорию и затворившую за собой дверь, пока он исступлённо соображал, как такое вообще могло произойти. — Что ты здесь делаешь? Как нашла мою комнату? — наконец смог произнести он, продышавшись после сонного спазма. Суока какое-то время вслушивалась в тишину, оставшуюся снаружи, после чего удовлетворённо кивнула каким-то своим мыслям и ответила: — Ты не появился на ужине и не заглянул ко мне после отбоя, поэтому я подумала – вдруг у тебя что-то стряслось. Пришлось поплутать по коридорам в поиске доски информации, на ней все комнаты пофамильно расписаны. Твоя – тридцать вторая. Не думай, я не сталкерила тебя, правда! — поспешно добавила она. — Просто волновалась. Плохо спала. И в итоге решила сходить к тебе в гости. Проведать. “Что это там – в её голосе? Переживание?” — Не понимаю. Ты говорила, что тебя должны запереть… — Голова шла кругом, Астарион всё ещё не мог поверить глазам. Требовалось больше вещественных доказательств. — Всё так! Но во время моего вчерашнего представления, пока Торн жалела меня объятиями, я стянула из её причёски вот это. — Суока наклонилась к левой щиколотке, сунула руку в носок и извлекла оттуда уже порядком погнутую шпильку, победно демонстрируя её Астариону. — Местные замки – просто детский лепет по сравнению с тем, что мне доводилось вскрывать, скажу я тебе. Чрезвычайно довольная собой, она спрятала шпильку обратно в носок. — Ты… ты полна сюрпризов… — промямлил Астарион, со скрипом понимая, что эта юная взломщица превратилась в его несанкционированное спасение. Спасение от себя самого. Чувство облегчения стремительно заполняло тело, одновременно работая и остужающим компрессом у висков, и уютным пледом, водружённым на плечи. Именно так на него прямо сейчас действовало присутствие Суоки – успокаивало. “Жаль, ты не пришла раньше”, — печально прозвучало в голове, но ругаться на эту мысль Астарион не стал, потому что был с ней согласен. — Это ещё цветочки! — заверила его Суока, тихо посмеиваясь, а затем глянула на Астариона с внезапным укором: — Так почему ты не пришёл? Ты же сам говорил, что не спишь, чем же тогда был занят? Под её взглядом, исполненным огорчения, он поёжился, ощущая себя виноватым, несмотря на то, что вообще-то ничего ей не обещал. Более того, Астарион сам должен был обижаться. Или хотя бы делать вид. Однако теперь это представлялось невозможным, потому что он был поистине рад видеть Суоку. — К сожалению, иногда я не в силах справиться с физическими потребностями тела, — сказал он, решив не таить правды. — Но перед этим стараюсь как можно дольше бодрствовать. Когда организм сильно вымотан, снов почти не бывает. Но и сбои случаются. Как в этот раз. Астарион покосился на смятую сном подушку и скривился. — Ну и ну, — присвистнула Суока. Устав топтаться у двери, она подкралась к узкому письменному столу, выдвинула из-под него колченогий табурет и, усевшись на него, скорбно изрекла: — Как же ты выдерживаешь эту жизнь? Обычно люди могут сбежать от окружающего мерзкого мира хотя бы во сне. Провести несколько часов не здесь. А ты, выходит, тут почти что двадцать четыре на семь… Жуть… Теперь в её интонации слышалось сочувствие. — Поверь, лучше эта реальность, чем то, что ждёт меня в подсознании. Да и период самых тяжелых кошмаров в основном выпадает на весну – страдать от него мне приходится всего лишь месяца три. Терпимо… Астарион внезапно осёкся. Только сейчас он понял, что сам поведал Суоке часть своей неискоренимой тревоги. Как она и прогнозировала. — Наконец-то ты разговорился. — Отметив заминку, она подбодрила его открытой улыбкой. — Таким ты нравишься мне ещё больше, зв… — и прикусила язык. В прямом смысле – зажала его между зубами, извинительно выгнула брови, наморщила конопатую переносицу. Не хотела задеть, расстроить, вновь получить выговор? Очевидно. Это выглядело… мило. Нет, не так. Она выглядела мило, препятствуя собственным желаниям во благо его просьбы. И каким-то вопиющим образом заставляла хотеть быть милым в ответ. — Хорошо… — хмыкнул Астарион, поддаваясь внезапному всплеску. — Называй. — Звёздочка, — выдохнула Суока, будто бы освобождаясь от оков, и тут же с воодушевлением принялась стрекотать о том, как в детстве научилась мастерить отмычки из подручных средств и вскрывать ими замки разной степени сложности. Уводя его от неприятной темы кошмаров. Бессознательно или нет – неясно. Дальнейший разговор шёл на удивление легко. Казалось, они оба преодолели какое-то незримое препятствие и теперь хотели поскорее от него отдалиться, оставить позади. Но как только Астарион начал входить во вкус беседы, Суока внезапно погрустнела. Насупилась, кивком указав на окно, за которым вступал в силу новый день, и поднялась с табурета. — Пойду-ка я обратно, пока меня не хватились. Иначе придётся снова переезжать в карцер. Увидимся за завтраком. — Обернулась на него у самого порога, она вновь выудила из носка импровизированную отмычку и, заговорщически подмигнув, бросила её Астариону на постель. — Меня иногда обыскивают, не хочу попасться на горячем. Обещай, что сохранишь мой секретик. И отдай её обратно, когда спрошу, ладно? Я тебе доверяю. Не дожидаясь ответа, Суока скрылась за дверью, переставая являть собой только средство для достижения целей Астариона и трансформируясь ещё во что-то дополнительное. А он так и остался сидеть на месте, глядя на оставленную ею заколку и ощущая на губах подрагивающую почти-что-улыбку.