Но веруем, что знают боги, ветр какой, Какие волны утлый наш кидают челн. Спасти хотят, — все будет ко спасению, И корень длинный пустит семя малое. Привет тебе, преемник сонной ночи, Свет золотой! Привет вам, гости! 950 Софокл, Филоктет.
Сумерки сгущались. Парковка почти пустовала; её освещали тусклые неоновые вывески кофе и заправки, а ещё одинокий, работающий с периодичностью, фонарный столб. Фрэнсис выдыхает дым и предлагает сигарету Лу. Её рука еле заметно дергается. Сстатки прошлого мандража. Она делает неполную затяжку и закашливается. Становится легче, потому что сбоку слышится фырканье и сигарету у неё забирают. Она никогда не имела никотиновой тяги, да и пробовала курить от силы пару раз. Жалкие попытки влиться в «плохую компанию». Голова Фрэнсиса продолжает варить тревожное зелье из мыслей, несмотря на то, что подруга нашлась цела и невредима. Холодный, почти зимний вечер. Лу никому ничего не сказав исчезает. А после находится в одиноком, заросшем и мрачном парке, ещё и с какой-то девочкой. Гадкое чувство в душе начало плескаться ещё во время поездки. Бедняшка выглядела, как Люси Вестенр после встречи с Дракулой: лицо такое же осунувшееся, бледное, белее батиста, а кожа под глазами опухшая и красноватая. Чем он провинился, что довёл её до такого? Казалось, они не разлей вода. Всегда могут прийти и посвятить в любые тайны. В какой момент всё пошло не так? — Кто та мелкая пигалица? — решает начать с простого. — Её отец в отделении реанимации. Сказала, что тяжело находится в больничном коридоре. Столько времени, а вестей от врача нет. Решила выйти развеется, но я думаю, просто хотела убежать от, возможно, плохой новости. — Неужели ребёнок был совсем один? — Фрэнсис смотрит на дурацкий фонарь, собравший в своем свете местных мотыльков. Лу кусает кутикулу, хотя там и без того красные, ещё не успевшие зажить, ранки. Пытается успокоиться. Её разрывает изнутри. Нити натягиваются и разрываются одна за другой. Терпеть, скрываться больше невозможно. Она слишком устала. — Тебя это правда интересует что-ли? — огрызается она, вызывая удивление на лице Фрэнсиса. — Давай же, спрашивай, что хочешь на самом деле. Вызов, который бросает Лу, звучит как приглашение на Фермопильское сражение Фрэнсис не замечал в ней такую грубую силу, словно точеный волнами камень. Она сейчас такая уязвимая, даёт отпор всякому, кто пытается подступиться ближе. С какого фронта подступить, чтобы не задеть её сильнее и самому остаться живым? Возможно ли уцелеть? — Я устала, Фрэнсис, — сокрушенных вздох. Ноготки снова принимаются расцарапывать кожу на пальцах. — Мне больно. Я пыталась свыкнуться с этим, забыться с другими, но не могу. Потаенное желание крутится в груди: ей наскучило быть постоянно в стороне. Слышать его нежный, особый тон, когда он говорит о ком-то ином. Просыпаться ранним утром, слыша, как поворачивается ключ квартиры. Проходя мимо ванной видеть, как он пытается скрыть засосы на шее. Лу честно пыталась сказать о своих чувствах. Неоднократно говорила прямо, но Фрэнсис всаживал ей кинжал в сердце, отвечая каждый раз, что любит тоже. Он не понимал, что она имеет в виду. С неё хватит, довольно. Le rideau est baissé! Она обнимает лицо Фрэнсиса ладонями и целует пухлые губы. Жмурится, ощущая разрастающуюся дыру в груди, которая засасывает чувства, опустошая, заживо сдирая краски жизни, словно лоскуты кожи. Внутри расцветает новая волна боли. «Неправильно, неправильно, неправильно» — тем не менее, это последний шанс донести до Абернати послание верно. Без иных контекстов. Сам Фрэнсис, словно возвращается на пару лет назад. Душная маленькая учительская каморка. Сумерки за окнами, а по коридору шныряет мать, поднявшая на уши школу, чтобы отыскать его. «Нет, сейчас все иначе» — поправляет он сам себя. Действительно, сейчас он может оттолкнуть Лу, выпучив глаза спросить, что она творит, в своем ли уме. Она ведь знает… — Прости, — едва слышно выдыхает она ему в рот. Стеклянные глаза, любуются близостью, а пальцы попутно оглаживают скулы и отпускают его. Она знает. Лу прекрасно знает о его предпочтениях, о том, что ни одну девушку он не одарил и взглядом. Осознает и то, что ей не добиться взаимности. На что она надеялась, так это просто облегчить груз на сердце. «Что?» — приоткрыв глаза, Фрэнсис прислушивается к собственным ощущениям. Внутри холодные и горячие потоки энергий встречаются, смешиваются. Укол принадлежности в области сердца. Невидимый сниппер проходится по важной, особо ценной части его полотна, вычеркивая это нечто из жизни. Это порванные лоскуты дружбы, который Лу растерзала поцелуем. В миг все становится ясно. Кинопленка прошлого с безумной скоростью прокручивает в голове все взгляды, касания и мысли вслух. Лу в него влюблена. Они явно были кем-то большими, чем друзьями друг для друга. Страждущая связь, где один поддерживал другого. Не семья, но к ним тоже уместно применить слово родство. Фрэнсис часто посещает мысль при взгляде на Лу: она, словно его потерянная частичка. Они будто были знакомы за долго до первой встречи. Её присутствие ощущается, как что-то правильное, привычное и необходимое. Говори они на разных, незнакомых друг другу языках, это не стало бы преградой. Он не станет отрицать — его к ней тянет. Это безусловно любовь, но… Кажется это просто поиск отговорок. Новый ярлык, который он так ненавидит. Зачем делить любовь? Хватает одного взгляда на родные, но потухшие глаза, чтобы ясно понять своё истинное желание. — Mon amour, mon ami. Он привлекает Лу к себе и легонько прижимается щекой к её тёплой щеке. Приподняв волосы, целует над ухом, заглядывает в глаза и видит там своё отражение. В открывшейся передо ним бездонной глубине бьёт родник и мерцает слабое сияние. «Огонек жизни, — думает он, с грустью понимая, — Что я едва не погасил». Лу улыбается, и в уголках глаз, как обычно, залегли крошечные морщинки. Он целует их и спешно опускается к губам. Сердце обоих начинает бешено биться о рёбра. Снова то ощущение. Иное, ни схожее ни с одной близостью с мужчиной. Это трепет, ласка и выученность — они целовать единожды и длилось это от силы минуту, но каждый будто проделывал это не раз. Возможно, в своих фантазиях. Лу проводит подушечками пальцев по точёному овалу лица. Пальцы парня тоже пускаются в путь по её лику: очерчивают острые скулы, тонкие губы и ямочку под ними, которую хочется укусить. Фрэнсис хмыкает, прежде чем несильно укусить её за подбородок. Лу выдает глухой стон, сдавленный, словно гул воздуха, проходящего через саксофон. Очаровательный звук, разжигает желание повторить его. Он и представить не мог, с какой жадностью станет питаться в этом поцелуе любовью. Потаенной, болезненно взращённой в неволе и сейчас, так сладко слетающей с губ. Их чувства оказываются не такие и разные. Он так же как и Кавана, страстно желает оберегать, быть рядом, дарить повод для смеха и радости, щедро дарить своё внимание и тепло. Ему не хотелось её так, как мужчин, это верно. Однако касаться хотелось — до одури, до зуда в ладонях. Мягко, любовно обнять, щекотать лицо, ключицы, рисовать узоры на руках, ногах, животе. Но не более. Лу оживает в нём: её образ наполняется дрожащим светом, ленивым звуком полудня, нежными ласками ветра, жаркими поцелуями солнца на коже — живо и зримо… Так только с ним. Безвозмездно, трепетно, покорно. С ней единственной. Бережно, с безупречным доверием, крепко.***
Перешагнув порог квартиры, Фрэнсис едва не ударяется лоб в лоб с Ричардом. Оба опускаются, чтобы помочь Лу снять туфли. Первый уступает, решив, не терять времени и сбросив свои ботинки, отправляется набирать ванную. Он благодарен, что рядом оказался Ричард. В одиночку он бы точно сошёл с ума, катаясь по всему городу. Вода начинает заливать старую ванну, звуки брызг донося до коридора. Ричард чувствовал, как поменялось настроение после их остановки на заправке. Сидя за столиком с Мелиссой, он всеми силами старался отвлечься на детский рассказ о рыбке. Он чувствовал себя неудобным ребёнком, которого оставили играть с ровесником, пока родители ушли развлекаться. Как бы не хотелось, навязчивые мысли лезли в голову, захватывая все внимание. Бой окончательно оказался проигран, когда он заметил румяную Лу, входящую в закусочную. Они сели в машину, чтобы отвести Мелиссу обратно, в больницу и Ричарду достаточно было заметить слабую полуулыбку Фрэнсиса в зеркале заднего вида, чтобы все понять. Он здесь лишний. Расправившись с неподдающейся застежкой, он хотел пулей вылетить из квартиры. Предательство ярко пекло в груди, чесалось в кулаках. Для всех будет лучше, если он уйдет. Он поднимает голову, чтобы уверенно заявить о своём намерений и встречается с Лу. На потрескавшихся губах зарождается слабая улыбка, когда их взгляды пересекаются. — У меня температура, — отчего-то усмехается она, небрежно ероша свои локоны. Пальцы перебегают на лоб. — Или мне кажется? Ричард прикусывает язык и как под гипнозом, протягивает руку к девичью лбу. Пара секунд, а ладонь, будто приклеилась. А ещё эти кошачьи глаза… Он отворачивается, нехотя отнимая руку. Бурчит под нос, мол, всё в порядке. «Ладно, отведу в комнату и а-diós» — торгуется с собой он. Заходит следом за Лу в гостиную, нашаривает выключатель. В поле зрения попадает забытый, а может просто лежащий на своём месте, плед на спинке дивана. Откуда в нем столько решительности и сам не знает, но он очень уверенно, словно хозяин квартиры, раскрывает его над Лу. Избегая того, чтобы взглянуть в её сторону, он быстрым шагом идёт к двери, как вдруг: — Ричи, — она приглашающе вытаскивает ладонь из-под пледа, в который укуталась. Ричард не спешит. Коротким шагом, на негнущихся ногах, он подошёл к кровати и почти упал у её ног. Горячие руки сразу отыскали её маленькие, холодные. Глупо было считать, что всё дело только во взгляде. Любовь слепа и глуха. Единственный способ отделаться от искушения — поддаться ему. Девушка тянется навстречу, обвивает его шею обеими руками, притягивая ближе. Её пальцы скользят по затылку и оглаживают коротко состриженные пряди. Нос жадно, даже отчаянно зарывается в копне тёмных волос. — Прошу тебя, больше не уходи, — рубеж пройдён — он сдается. Склоняет голову, как рыцарь принимающий клятву. От былой злобы не остается следа. Вся его жизнь подобна непроглядным дням в загоне. И вот теперь, он встретил тех, кто дарит ему свежий глоток воздуха, кто видит его насквозь и не чурается увиденного. Он не может вот так их потерять. По крайней мере не по своей воле. — Что случилось, Лу? — в его взгляде смешались любовь и беспокойство. — Не бери в голову, — фальшиво улыбается она, поглаживая его пальцы, которые мелко дрожат. — Прошу, скажи, — должно быть стороннему человеку показалось бы это жалким зрелищем, но Ричарду плевать. Зрачки Лу перемещаются вверх, смотря куда-то за ему спину. В дверном проёме стоит Фрэнсис, наблюдая за происходящем. Все кажется до смешного абсурдным — Ричард разрывается меж двух огней. Какого Абернати видеть, что он валяется у ног их подруги? Неужели сейчас ему предстоит сделать выбор и… — Aimes-tu la liberté? — обращается с вопросом к нему Лу. Её указательный палец поднимает подбородок Ричарда, вынуждая смотреть глаза в глаза. — Oui, — почти шепчет он, сдаваясь на волю Лу. Потерять одного из них, значит лишиться свободы. Тонкие пальцы оглаживают кожу вокруг глаз, заставляя доверчиво прикрыть глаза и задрать голову к потолку. Ричард не знает что происходит, какую игру затеяла Лу, но все же поддается, не зная правил. — Tout votre cœur. Кто-то впивается в него поцелуем, так быстро, что Ричард даже не успевает понять, кто. По тому, как на плечи ложатся крепкие ладони, догадывается, что Фрэнсис. Тело полностью расслабляется и откидывается на крепкие мышцы позади. Смазанный поцелуй, выход где-то у шеи и в губы впиваются вновь, уже Лу. С трудом выходит думать, когда его зажали в тески. Ричард теряется в догадках. Ему не представить ни в одном ярком сне вселенную, где они втроем могли бы быть вместе. Одновременно. Где не нужно выбирать предавать и страдать. Этот вопрос нарочно на французском. Это приглашение? Признание? Любое понятие, какое не выберет, будет верным. Amen!