❦❦❦
Антон сидел за столом со связанной крючком белой скатертью. Ветер ловил её края и заставлял танцевать волнами. Родители о чём-то переговаривались в доме, а он смотрел на супницу с узорами хохломы и мечтал нырнуть в неё с головой, чтобы поесть божественной окрошки. Арсений, как и ожидалось, опаздывал, и это нервировало, потому что желудок прилип к позвоночнику и требовал жрать. Мама жутко не любила, когда Антон кусочничал, так что ему оставалось лишь проглатывать слюну и крыть благим матом их непунктуального гостя за долгое ожидание. Тот всё-таки спустился и явно вызвался помощником, судя по оживившимся голосам на кухне. На улицу Арсений вышел с графином компота и формой для льда. Прямо идеальный сын маминой подруги, не иначе, весь из себя вежливый, принеси-подай, улыбочка девять на двенадцать. Антон пока не понимал, что раздражает в нём больше всего, но был точно уверен: под маской хорошего мальчика сидит самая настоящая сука, способная откусить протянутую ей руку до самого локтя, если не выше. — Арсений, выбирай любое место и чувствуй себя как дома. Мама раскладывала приборы на четверых, а отчим с улыбкой занял стул во главе стола, потирая ладони в предвкушении. — А когда мы приступим к работе? Арсений, конечно же, сел напротив Антона. Волосюхи свои явно прилизал водой, от чего стал виден его высокий лоб — мама говорила, что это признак пытливого ума, — спина ровная, словно ему в зад железный кол вбили, ещё галстука-бабочки не хватало, хотя с ярко-синей футболкой она бы явно выглядела по-клоунски. Самое оно. — Завтра, Попов. Сегодня у тебя по плану отдыхать и гулять по округе, если силы будут. Антоха отполировал для тебя мой велосипед и покажет, что у нас тут где. Сам Антоха изогнул бровь, но комментировать не стал, ожидая свою порцию окрошки. План был шикарным: на ближайшие пятнадцать минут забыть о существовании мира, падая в райское наслаждение маминым кулинарным шедевром. — У тебя есть аллергия на что-нибудь или ты, может, какие-то продукты не ешь? У нашего Антона непереносимость риса, например. — Я всеядный, только рыбу не люблю. — Отлично! — оживился Антон, разламывая кусок хлеба пополам. — Значит, на рыбалку я хожу один. — О рыбалке я ничего не говорил, — улыбнулся ему Арсений, пристально глядя в глаза. — Или ты рыбу прямо сырой ешь? — Ага, и червяков тоже. — Белок полезен для организма. Вместе со сказанным Арсений благодарно принял тарелку со своей порцией окрошки и, зачерпнув ложкой, проглотил. Ещё никогда в жизни Антон не мечтал о тишине за столом, хотя обычно именно он был тем незатыкаемым элементом, на кого не распространялось правило «когда я ем, я глух и нем», за что частенько выслушивал замечания мамы, но в силу возраста, а совершеннолетие — это вам не шутки — переучиваться уже не мог, да и не хотел из вредности. Он набил рот так, чтобы не иметь возможности комментировать явный подкол со стороны «панамки». — Господи, как вкусно! — воскликнул Арсений с нескрываемым восторгом. «Подлиза» — подумал Антон и ухмыльнулся в ложку. Ноги под столом защекотала мягкая шерсть. Её хозяин вовсю ластился, настойчиво требуя к себе внимания, и тыкался усатой мордочкой в икру. Приподняв края скатерти, Антон увидел пару жёлтых глаз, которые всегда напоминали ему поверхность Марса. Он искренне считал, что у каждого кота на земле есть связь с космосом. — Булочка, на столе для тебя ничего нет, не попрошайничай, — ласково обратился он к усатому рыжему разбойнику. Тот громко мявкнул и стал забираться по ноге, цепляясь когтями за треники. — Ай, больно же! Антон протянул к коту руки, усаживая его к себе на колени, и стал гладить. Булочка замурчал от удовольствия, прикрывая огромные глазищи. — Какие у тебя планы на ближайший месяц, Арсений? — спросила мама, глядя на него заинтересованно. — Помогать Сергею Владимировичу, как мы и договорились, помогать вам и писать диссертацию. — Какие унылые планы, — Антон предпочёл на Арсения не смотреть, вкладывая во фразу максимум язвительности. — Надо проводить лето весело и задорно, чтобы было что вспомнить. — Ты ещё молод, — в голосе Арсения слышалась улыбка, и Антон увидел её, переведя взгляд с облизывающегося кота на отвратительно довольное лицо напротив. Причём улыбка его не была противной или выдавленной, как горькая таблетка из блистера, вместо этого Арсений демонстрировал ровный ряд белых зубов, а во взгляде читалась какая-то дико бесючая волна, как будто на Антона как на ребёнка смотрели, продолжая слушать чушь, которую он нёс торжественно, пытаясь не расплескать. Как же Арсений бесил. — Говоришь, как старый пердун. Ты небось старше меня года на четыре, не больше. — А сколько тебе? — Восемнадцать в апреле исполнилось, — Булочка спрыгнул с колен, оставив Антона одного в словесной войне: видимо, очень уж недобрая энергетика исходила от хозяина. — Тогда точно старый пердун. Арсений рассмеялся, а вместе с ним и родители, которые смотрели то на него, то на Антона, и понимающе качали головой, мол, салага ты ещё, Антошенька. — Ты не сказал, сколько тебе лет, — настаивал на своём Антон, постукивая ступнёй под столом. — А ты не спрашивал. И замолчал. Подумаешь, тайна царского двора, не очень-то Антон и стремился знать жуткие паспортные цифры этого зазнавшегося говнюка с абсолютно унылыми представлениями о жизни и досуге. Друзей у Антона хватало и без присутствия всяких красных панамок и разглядывания дорожных знаков посреди леса. Остаток ужина, к облегчению Антона, провели молча, хотя его подмывало спросить что-нибудь ещё, но оказывать этим честь сидящему напротив человеку не хотелось ни в каком виде, поэтому Антон поспешил на кухню поставить чайник. Как же сильно Антон жалел, что все друзья разъехались по бабушкам, разве что Наденька гостила у своей здесь, в Комарово. Не до второго, как в песне, а до конца августа, и перспектива иногда проводить дни с давней приятельницей казалась куда более радостной, чем денно и нощно лицезреть новую физиономию. Антон заскрипел дверцами кухонного шкафа и достал четыре кружки. Заметив одну с мелким сколом у ободка, Антон злорадно ухмыльнулся, намереваясь налить самый горький чай именно в неё и с упоением наблюдать, как морщится это до тошноты противное улыбающееся лицо а-ля Рыбников в свои лучшие годы. Антон плеснул заварку и стал ждать, когда вскипит чайник на плите. Улица зазвенела тройным громким смехом. Шутку Антон, естественно, не услышал, но был уверен — именно Арсений её автор и что шутка точно про старпёрство. Петросян бы им гордился, комик хренов. Свой коварный план с горьким чаем Антон всё-таки осуществил и торжественно понёс кружки к столу на подносе. На Арсения он предпочёл не смотреть вовсе, а тихое «спасибо» не удостоил никакой ответной репликой, мысленно торжествуя, как же Арсению будет божественно невкусно. Усевшись на своё место, Антон стал наблюдать за выражением лица напротив, но оно никак не изменилось ни после первого глотка, ни после второго. Быть может, всему виной было поглощаемое малиновое варенье, но Антона уже второй раз за вечер накрыло таким жгучим разочарованием, что испортилось настроение. — Всё было очень вкусно, Ольга. Я вынужден откланяться, хочу немного прогуляться. Доброго вам вечера. И всё было бы ничего, не пойди вслед за уходящим Арсением его — Антона — собственный кот. Тот сначала выпрашивал к себе внимания, а получив его, и вовсе оказался на руках, виляя пушистым хвостом как щёткой. Кругом одни предатели. — Ну и фрукта ты домой пригласил, па, — пробурчал Антон и глотнул подостывший чай, заедая его щедро намазанной булочкой с вареньем. — Нормальный фрукт. Воспитанный. — Я бы поспорил. Наехал на меня за то, что я его Сеней зову. — Так тебе тоже не нравится, когда мама зовёт тебя «Антося», и ты резко на это реагируешь, — Сергей развернул газету, пряча за ней лицо. Антон и мог бы возразить чем-то вроде «ты не понимаешь, это другое», но он заранее знал, что в спорах с отчимом никогда не одержит верх, поэтому просто недовольно цокнул и произнёс: — Я в Красную Комнату. Надо проявитель поменять. Встав из-за стола, Антон поцеловал маму в щёку в благодарность за ужин и поспешил в крохотную комнатушку в самом дальнем углу первого этажа, совершенно не ожидая увидеть выходящего из неё Арсения. — А ты что здесь делаешь? — голос Антона от возмущения дал петуха, и эффекта грозности добиться не удалось. — Заблудился и попал в обитель демонов. — В мою обитель ты попал и больше в неё не попадай. — Жертвоприношение проведёшь? — Арсений закрывал собой приоткрытую дверь, откуда пробивался густой красный свет. Он ещё и не выключил его! — Для проявления фотографий требуется раствор, содержащий серебро, в человеческом мозгу и печени его достаточно. Связь улавливаешь? Света снаружи было мало, чтобы рассмотреть выражение лица Арсения, но его кривую сияющую улыбку было видно слишком отчётливо. — Спасибо за бодрящий чай, мне понравилось, — произнёс Арсений и шагнул ему навстречу. — Красивые кудри у тебя, на бигуди? И прежде чем Антон успел сформулировать колкий ответ, Арсений обогнул его и быстро зашагал на улицу. В жизни Антона никогда не было врагов, да даже тех, кого бы он за что-либо недолюбливал, не существовало, но настолько талантливо вывести Антона из себя удалось только этому мерзейшему, вечно улыбающемуся чудищу в синей футболке под цвет глаз. Арсений тренькнул велозвонком и уехал исследовать чёртовы округи. На Антоновом велосипеде. Отчимовский давным-давно сигналку потерял. У Антона никогда не было врагов. И с каждым вдохом-выдохом через раздувшиеся от злости ноздри понимал: вот он — сосед по комнате и аспирант на оставшиеся полтора месяца лета. Арсений-чудище-в-панамке-Попов. Его враг номер один.Глава 2 «Враг №1»
20 ноября 2023 г. в 11:00
С дотошностью реставратора Антон натирал раму велосипеда и размышлял о том, почему этот предмет передвижения так странно называется. Благодаря словарным играм отчима Антон сам частенько проводил этимологические анализы, но в своей странной хулиганской манере, позволяющей думать, что «вело» — неправильный родственник «вил», а от них бегаешь весьма быстро, особенно если это баба Клава из дома напротив; «сипед» — дед, внезапно ставший сиплым, хотя после сверхзвуковой пробежки от вил другим не станешь. Вот и сидел Антон прямо на траве, хихикал сам с собой, представляя себя с длиннющей седой бородой, кричащим на всю округу и удирающим от Арсения — почему-то в платочке, с деревенским трезубцем, и размахивающего красной панамкой в придачу.
Обед был весьма плотным, а веки грозили вот-вот закрыться, но спать с абсолютно неподвижным Арсением в одной комнате Антон был совершенно не готов. Вместо этого он нашёл себе крайне увлекательное занятие по облагораживанию своего «Урала». Отчим выкатил собственный велосипед из гаража, дав указание и его привести в порядок, потому что «Арсению наверняка нужно будет шмыгнуть на пляж или ещё куда к девчонкам-студенткам», кем, по его мнению, было наполнено всё Комарово, но сам Антон «их не замечал, потому что со своим фотоаппаратом носится как с писаной торбой». Ну что он мог поделать, если торчать в Красной Комнате и проявлять снимки у него получалось куда лучше, чем пытаться понять девичьи умы.
Вечер подкрадывался вместе с шелестом деревьев и золотыми закатными всполохами, которые подсвечивали макушки домов, путались в крупных зелёных звёздах маминого плюща на балконе и аккуратно оседали на щеках оранжевыми разводами. Антон раздосадовано вздохнул, что поснимать сегодня так и не удалось, но пообещал себе: завтра пренепременно сбежит из дома на целый день, а то чего вдруг его прищепки сохнут почём зря, нужно как можно скорее использовать их по назначению и вывесить свеженькие снимки.
Мама строго-настрого запретила ему даже близко подходить к столу, потому что весь аппетит растворится в шлейфе велосипедной полироли. Спорить с ней Антон даже не пытался — себе дороже, и молча поднялся в комнату за очередным набором свежей одежды. Арсений слегка изменил положение с того момента, когда Антон видел его в последний раз пять часов назад. Вот бы уронить что-нибудь с громким хлопком, чтобы тот свалился с кровати и больно приложился своим дурацким носом аккурат о ковёр, проехался бы ещё по нему, чтобы ошпарило немного, и вишенкой на торте — локтём о железный корпус. Антон испытал такое удовлетворение, проиграв этот сценарий в голове, что не заметил — за ним наблюдали через приоткрытый глаз.
— Который час? — хрипло спросил Арсений, но второй глаз не открывал.
— Шестой.
— А я думал, что уже завтра.
— Завтра пока не завтра, а ещё сегодня.
— Кошмар, как ты непонятно разговариваешь.
Арсений резко сел на кровати, наблюдая за быстрыми перемещениями Антона от шкафа к креслу и обратно, слишком гаденько чему-то улыбаясь, будто где-то подстроил подлянку и ждал, когда она сработает.
— Если не хочешь пропустить ужин, — Антон изо всех сил старался спрятать в кулаке семейники с долларовыми значками, но ткань всё равно торчала, — то он через полчаса. Окрошка у нас строго на домашней сметане, так что если ты из поклонников кваса, у меня для тебя плохие новости.
Ровно до этого момента Антон не придавал значения тому, что полотенце у него было таким же идиотским, как и трусы — с крупными олимпийскими мишками. Арсений наверняка именно этому улыбался и стал похож на хитрющего поплывшего кота окончательно.
Как же дико он раздражал.
— Я в целом люблю вкусную еду и не привередливый.
— Счастлив за тебя.
Продолжать разговор Антон не собирался и со скоростью мяча-попрыгунчика оказался в душе. Опрятный, чистый и свежий он вернулся в комнату, застёгивая пуговицы на белоснежной рубашке, и застал копошащегося в рюкзаке Арсения.
— Что-то потерял?
— Покой.
— Бывает.
Мама ещё не снабдила Арсения полотенцем, а может, поручила это Антону, о чём он благополучно забыл, поэтому с чувством торжествующего злорадства протянул запасное с нарисованной мордочкой Бэмби, демонстрируя его достаточно явно, чтобы Арсений мог заметить и к его — Антонову — удовольствию оскорбиться. Каково же было разочарование, когда Арсений не только не оскорбился, достав из рюкзака семейники с Микки-чёрт-его-дери Маусом, но и вполне себе радостно умотал приводить себя в порядок.
То есть и любимого персонажа из детства Антона тоже лишили.
Какая жуткая и ядовитая несправедливость.