❦❦❦
Время медленно ползло к полудню, витая в пространстве вместе с горячим воздухом. Антон задумчиво водил пальцами по корешкам книг на полках в зале. Именно эта комната, не считая обвитого плющом балкона, была его любимой. С самого детства Антон проводил здесь столько времени за разными занятиями, поэтому буквально каждый сантиметр пространства работал машиной времени. Массивное кофейное кресло с вышитым цветами покрывалом — они с мамой читают сказки из томика Корнея Чуковского, который постоянно удивляет Антона то проглоченным солнцем, то подожжённым спичками морем. Длинный диван с покрывалом побольше и яркими пионами — маленький Антон впервые находит старую фотокнигу на непонятном ему языке и заглядывается на чёрно-белые снимки лохматых годов, а ещё случайно проливает на обивку вишнёвый сок, пятно от него так и не отстиралось. Два огромных окна с цветочным тюлем — на подоконниках сидеть хочется постоянно, но вместо этого Антон переменно бегает от одного окна к другому, переставляя оловянных солдатиков и танки в импровизированной баталии. Длинный деревянный стол, где он ест самую вкусную еду в мире и однажды чуть не подпиливает ему ножки, чтобы сделать чуть пониже для своего роста. Чуть выцветший на солнце ковёр — на нём Антон залипает, когда отключают электричество, а причудливые узоры превращаются чуть ли не в телевизионное шоу, о чём он вслух рассказывает смеющимся родителям. — Антош, яблочный компот будешь? — крикнула с кухни мама, вырывая его из нитей воспоминаний. — Ага! Искомое обнаружилось в дальнем углу верхней полки. «Картинки из дома» Ларри Салтэна были его огромным вдохновением. Антон поражался тому, как легко и буднично он ловил кадры в простых вещах. Его тёплые, домашние интерьеры манили изучать каждую деталь, а композиции с людьми вызывали нотки зависти. Фотокнигу Антону подарил отчим на пятнадцатый день рождения вместе с раритетной камерой «Ленинград», и он берёг её как зеницу ока. — Бельчонок, позови Арсения в зал, — попросила мама, выйдя из кухни с графином и четырьмя гранёными стаканами на подносе. Тяжело вздохнув и смирившись с ролью посыльного, Антон взял фотокнигу, поднялся на второй этаж, стукнул костяшками пальцев для вежливости и повернул ручку закрытой двери. Та поддалась слишком легко, потому что с обратной стороны её рывком потянули на себя. Едва не столкнувшись с соседом носом к носу, Антон опешил, когда ощутил горячие ладони на обоих предплечьях и успел лишь произнести: — Арс… — остановился он на половине фразы под неотрывным взглядом чуть сощуренных голубых глаз. — Вот так меня и зови, — вполголоса сказал Арсений. — Я… э… Слова внезапно закончились, потому что Арсений руки не убрал, продолжая Антона держать, хотя риска падения не было никакого. — Что это? — взгляд Арсения метнулся к сжатой пальцами фотокниге. — Это моя… Неважно. Компот будешь? — Буду. Сцена была до абсурда дурацкой. Арсений отпустил его, а Антон вдруг почувствовал, как пылают уши и колотится сердце, будто он стометровку пробежал. Антон усиленно держал лицо и старался не выдавать внезапно окатившее кипятком смущение. — Мама прошлогодние запасы достала. Лучшего компота нигде не найти. — С печеньками? — лицо Арсения засияло каким-то ребяческим азартом, и Антон снова вспомнил, что свой возраст тот ему так и не сказал. — Можно и с печеньками, — пожал плечами он и поспешил развернуться спиной, чтобы сигануть в направлении зала. Не хотелось попадать под визуальный обстрел этих блестящих не пойми от чего глаз, а вот свежего холодненького компота — очень даже. Антон преодолел лестничный пролёт на сверхскорости, подгоняемый своими непонятными эмоциями. Умостившись в кресле в углу, Антон с невероятно серьёзным и деловитым видом листал красочные страницы, смачивая кончики пальцев, чтобы было проще цеплять гладкую бумагу. Через минуту в зале оказались все обитатели дома. Отчим читал свеженапечатанный Арсением отрывок диссертации, а сам Арсений благодарно принял наполненный компотом гранёный стакан, делая небольшой глоток. Квадратное печенье «Зайчик» ему тоже выдали. Мама полила герань на подоконнике и кивнула на поднос с графином, мол, чего сидишь, себе тоже наливай, что Антон как раз и собирался сделать, но его опередил заметивший их безмолвный разговор Арсений и уже через мгновение протянул ему гранёный стакан с плавающей яблочной долькой и пару печенек. — Спасибо, — бесцветно поблагодарил Антон, принимая щедрые дары кивнувшего ему Арсения. — Забавная шутка происходит с яблоками, — отчим отвлёкся от чтения и поднял голову. — Нам кажется, будто они всегда росли в русских садах, отчего само слово — русское. Однако это не так. Антон воровато поглядывал на сидящего на диване Арсения, всем своим видом демонстрирующего заинтересованность. — На самом деле, ему предшествовало немецкое слово «Apfel», что метонимически относится к одноимённой профессии «продавца таких фруктов», — тем временем продолжал Сергей, отпив из своего стакана. — Затем оно переметнулось в английский, и мы имеем почти однокоренное слово «apple». Далее оно уехало в Среднюю Азию, родину яблок, видоизменилось под влиянием тюркского «алма» и древнерусского «яблъко» — «шар». Правила этой игры Антон знал как азбуку, и ему было страшно интересно, как будут развиваться события дальше, ведь Арсений, хоть и вредина редкостная, но производил впечатление человека крайне образованного и начитанного. Отложив фотокнигу, Антон принялся слушать. — Вы правы насчёт последнего, Сергей Владимирович, но смею не согласиться с вами касательно происхождения слова, — Арсений закинул ногу на ногу и, сделав какое-то неопределённое движение рукой в воздухе, продолжил вещание: — Оно берёт свои корни из кельтского и восходит к форме «ablu». Начальный звук «j» — йот — возник на общеславянской почве. Родственники этого слова литовское «obuolas» и латышское «abols». В современном русском языке «яблоко» в исходном значении «шар» не употребляется, а обозначает «плод яблони». В зале повисло молчание такое осязаемое, что было слышно тиканье старинных часов с маятником. Арсений метался взглядом от отчима к маме, Антону и по кругу, всем своим видом показывая, что прав, но от грозного безмолвия профессора с каждой секундой тушевался всё больше. Сергея хватило ненадолго: его густые, чуть тронутые проблесками седины брови удивлённо поползли вверх, а скрытые за усами губы скривились в улыбке. — Круглая пятёрка! — воскликнул он, потрепав Арсения по плечу. Тот совершенно не понял, что произошло, и искал ответа в глазах Антона, не имеющего никаких сил сдерживать собственный хохот, потому что былая уверенность Арсения в своей правоте растворилась, сменяясь полнейшей обескураженностью. Его худощавое лицо вытянулось, губы приоткрылись и стали похожи на рыбьи. Антон сильно жалел, что уже положил фотоаппарат в рюкзак, потому что настолько искренне офигевшее выражение лица никогда в жизни не состряпаешь, какой бы профессиональной моделью ни был. — Это его любимая игра, — пояснил Антон окончательно сбитому с толку Арсению. — Какая игра? — «Скорми человеку неправильную этимологию и смотри, как он доказывает, что я ошибаюсь», — отчим хохотнул и вернулся к чтению. Антон буквально видел как с плеч Арсения свалился здоровенный булыжник — он неловко улыбнулся, пряча заалевшие щёки ладонями. Реакция людей, попавших в сети отчима, зачастую была одинаковой, с тем условием, что они давали правильный ответ, но сейчас всё было чуть иначе, и от желания запечатлеть этот момент на плёнку зачесались руки. Вот уже второй раз за утро Антон ловил себя на желании сфотографировать нового соседа, и это вызывало царапающее беспокойство, ведь даже лучшего друга Димку Антон не щёлкал с такой регулярностью, как следовало бы. Мама закончила свои садоводческие дела с комнатными цветами и попросила помочь ей прополоть грядки, пока жара окончательно не ударила по голове, а значит, поездка на велике снова откладывалась. Не то чтобы Антон сильно переживал по этому поводу, ведь впереди была половина лета, чтобы пропадать в Красной Комнате за долгим процессом проявления плёнки и печати свежих фотографий. А их Антон планировал нащёлкать несметное количество.❦❦❦
Ноги страшно затекли от долгого сидения у кустов клубники. Антон выпрямился и закряхтел как старый дед. Майку он надевать не стал, чтобы не заработать себе загар тракториста, а вот на уговоры мамы повязать на голову платочек с четырьмя узелками всё-таки поддался и наверняка выглядел как четырёхрогий единорог. Никаких дурацких панамок у Антона отродясь не было, не то что светофорная коллекция арсеньевских, аккуратно сложенная в шкафу разноцветными полумесяцами. Тот сидел явно где-то в зале, потому что из открытых входных дверей раздавался непрерывный стук клавиш. Далёкое расстояние играло на руку, звук больше не приносил того раздражения, что было утром, и, быть может, через какое-то время Антон мог чисто теоретически привыкнуть к этой рутине. — Антоша, смотри, аккуратно с крапивой, — напомнила мама, собирая поспевшую клубнику в миску. Он прекрасно знал и вид, и ощущения, когда эта жгучая травища касается голой кожи. Давно в детстве они с Димоном частенько перелезали через забор к бабе Клаве и тырили у неё самые вкусные в Комарово ранетки, за что получали нагоняй веником из крапивы, когда старушка пыталась догнать их — смеющихся от удачной шалости — двух дебилоидов. По пути они роняли мелкие яблочки на гальку и вскрикивали от боли, когда прилетало куда-нибудь по руке или не защищённой майкой спине. Теперь же дача пустовала, и это напоминало о конечности бытия, но Антон, привычно старающийся сохранять оптимистичный взгляд на жизнь, убеждал себя в том, что Клавдия Петровна просто уехала куда-то очень далеко и не планировала возвращаться. Следующим по списку было окучивание картошки, самое любимое, невероятное и бесконечно приятное занятие из всех, что только могли придумать дачники. Черенок мотыги хоть и позволял не стоять раком и беречь спину, но махать ею под палящим солнцем было тем ещё удовольствием. Ну и особое «вознаграждение» — мозоли на ладонях. Мама всегда настаивала, чтобы после работы в огороде Антон обязательно мазал руки «Джонсон’с Бейби», чтобы кожу не портить, увлажнять, «я зря его в Берлине покупала, что ли?». Он не спорил, конечно, увлажнял на совесть, попутно пытаясь прочесть слова на немецком, но понимал лишь отдалённо. За размышлениями об импортной продукции Антон совершенно потерял счёт времени, пока обрабатывал кусты, и не ожидал в момент сосредоточенного обдумывания жизни услышать за спиной: — Правду говорят: можно вечно смотреть на чужой труд. Антон вздрогнул, но оборачиваться на голос Арсения не спешил. Утерев лоб тыльной стороной ладони, Антон сделал вдох и ответил: — Нам, трудягам, вообще тяжело живётся, особенно когда отвлекают. — Я тебя отвлекаю? — Раздражаешь, — честно ответил Антон и повернулся к Арсению лицом, видя кривую улыбку напротив. — Впервые встречаю такую прямоту в людях. Особенно когда у них настолько волнистый позвоночник. Метнуть в него мотыгой и прикрыться руками в грязных перчатках — идея на миллион, но это могло составить неверное впечатление, поэтому Антон опёрся о твёрдый деревянный черенок ладонями и стал раскачиваться из стороны в сторону. — Я не виноват, что мне достались гены дрыща от моего биологического бати. — А я не говорил, что это плохо. На каких волнах дрейфовала их беседа, Антон уже не понимал, единственное, что его заботило — насколько долго Арсений выступал молчаливым созерцателем его бурной дачной деятельности и видел ли, с каким удовольствием он почесал жопу через шорты — ткань впилась прямо посредине и вызывала страшные неудобства. Арсений обмахивался небольшой книжонкой, создавая искусственный ветер, и оглядывал площадь антоновских свершений. — У вас тут палаточные городки бывают? — В огороде? — Антон завис на мгновение, не совсем улавливая перескок беседы. — Да в целом. — А-эм, я не знаю. — Ты знал, что в горах ранним утром в палатке ужасно холодно спать? Когда ночь уже закончилась, а солнце только-только близится к рассвету, дубак стоит такой, что окочуриться можно. Арсений смотрел куда-то вдаль, будто перед ним и вправду возвышались горы. Антон на автомате повернул голову в том же направлении, но не увидел ничего, кроме густого дерева черемухи на соседском участке. — Я в палатке ещё не жил, проверю обя… Будь у мыслей цвет и запах, то они бы сейчас трещали огнивом размером с десятки мотков маминых ниток, потому что до Антона дошло наконец, к чему был весь этот разговор. Он всё видел. Оставив Арсения без ответа, Антон внезапно обнаружил, что его мотыгу нужно срочно натереть до блеска, чтобы картошка росла большая и красивая. Под радостный набат клавиш печатной машинки, раздающийся из открытого окна, Антон сидел на перевёрнутом ведре с абсолютно непроницаемым выражением лица и выполнял свою важную задачу по выращиванию отменного урожая клубневых культур. Они же без этого никак не справятся.