Эхо твоего имени

             — Булочка, ты не поедешь с нами гулять, там мокро, жарко и жуткие дети!              Антон гладил кота от головы до хвоста и приговаривал фразу почти по кругу, меняя потенциальные страхи всех усатых на более страшные. Булочка забрался на багажник Антонова велосипеда и ни в какую не желал слезать, вцепившись когтистыми лапами в стальные прутья. Выменять место для собственного рюкзака с помощью еды Антону не удалось, он даже тяжёлую артиллерию использовал — отрезал толстенный кусок докторской колбасы и помотылял ею перед розовым носом. Его пушистешство ощерился, зашипел и схватился ещё крепче.              — Мне кто-нибудь поможет или как? — обратился Антон уже к домашним и сел прямо на траву, не заботясь о том, что шорты окрасятся в зелёный.              Под звонкий смех мамы и отчима Арсений вышел из дома, заставив Антона заинтересованно обернуться. Помимо записной книжки с карандашом в руках Арсения была небольшая баночка из-под Ревита. Для каких целей ему понадобились витаминки, Антон спрашивать не стал, но смотрел на это всё с множеством недоумением. Подмигнув ему, Арсений открутил крышку и медленно поднёс содержимое под нос коту. Тот слегка пошевелил длинными усами, сощурил большущие жёлто-красные глаза и стал принюхиваться. Вероятно, это было какое-то волшебное снадобье, которое сделала мама, но Булочка вдруг замурчал, ослабил хватку на багажнике, спрыгнул с него и последовал за рукой Арсения, сжимающей баночку с неизвестным чем-то там.              — Ты маг? — тихо спросил Антон, наблюдая, как Арсений насыпает на землю сухую траву горкой.              — Может быть, — Арсений улыбнулся, закрутил крышку и вприпрыжку вернулся в дом, чтобы выйти уже без неё.              — Тайну мне откроешь?              — Только если сильно попросишь.              Антон зажевал нижнюю губу и шумно задышал носом, потому что на уме была уйма способов «сильно попросить», и ни с чем приличным те связаны не были. Забавно: а ведь ещё вчера они с Арсением наблюдали трагедию затонувшего Титаника, что каким-то непостижимым для логики образом сплотило. Будто вместе с треснувшим айсбергом раскололся лёд непонимания, наращиваемый почти две недели с хвостиком.              — Пожалуйста, — низко и негромко произнёс Антон и выразительно посмотрел в светлые глаза.              Способ, видимо, оказался действенным, потому что Арсений вдруг громко сглотнул — кадык дёрнулся под тонкой кожей — и сказал:              — Кошачья мята.              — А ларчик просто открывался.              — И никакого насилия.              Булочка уткнулся мордочкой в травяную горку, облизывая высушенные измельчённые листья, пока Арсений укладывал крайне необходимые для прогулки вещи в антоновский рюкзак. Запрыгнув на велосипеды, они выехали из открытых ворот и понеслись наперегонки до самой станции. Арсений так же, как и Антон, на сиденье не садился, ехал стоя, слегка наклонившись вперёд, и хитрюще улыбался, когда обгонял и шёл в отрыв, поднимая клубы пыли. Но Антон сдаваться не собирался, быстро крутил педали и с победоносным смехом опережал его, не давал обогнуть себя, рисуя велосипедом широкую змею на дороге. Как оба не впечатались колёсами — загадка, но у рельсов Арсений с Антоном остановились одновременно.              — А у нас какой-то маршрут есть вообще?              — Покажи красивые места Комарово, — тяжело выдохнул Арсений и вытер лицо футболкой.              Антон не оставил без внимания образовавшуюся полосу голой кожи на животе.              — Ты не видел?              — Вдруг у тебя свои есть.              — Есть.              — Тогда веди, Сусанин.              Быть может, скажи Арсений то же самое в начале июля, когда их с Антоном общение находилось на отметке «отвратительно», Антон бы обложил его трёхэтажным матом, что делал редко, но теперь дела обстояли иначе. Арсения не терпелось поводить по всем закоулкам, где Антон провёл детство, впервые сломал руку и гонял с гипсом долгие три недели, обязательно показать самодельные качели в самом сердце леса ближе к заливу, усадить Арса на «место для булочек» — старый пень в форме деревянной задницы.              Наполненный энтузиазмом, Антон боднул Арсения головой в плечо, оттолкнулся педалью и быстро пролетел через мост на какой-то запредельной для себя скорости. Дорога ползла вниз, Арсений даже не пытался тормозить, нёсся по левую руку, футболка облепила тело, а синяя панама грозилась слететь с головы от ветра.              Всю прогулку, их прогулку, они умудрялись найти любые способы посоревноваться в чём угодно. Кто сделает больше лягушек из плоских камней, чей след от ноги на песке как можно дольше не смоет волной, кто выше сделает сальто в воде — в итоге животы поотбивали оба; чей почерк красивее, кто больше составит слов из «ендовочника» — на удивление, победил Антон, хотя Арсений до последнего спорил, что «нонче» уже давно никто не говорит, а для «нынче» нет буквы «ы». Антон настаивал на ничье, но Арсений с совершенно графским видом «позволил» ему одержать над собой верх и проиграл желание. Ничего на ум сразу не пришло, поэтому Антон оставил за собой право озвучить его позже, а Арсения такой расклад более чем устроил.              — Куда ты меня ведёшь? — спросил Антон, согнувшись в три погибели, чтобы не получить веткой по лбу.              — В особенное место.              — Нет тут таких, я бы точно знал.              Арсений промолчал и продолжил идти, медленно катя велик сбоку. Элемент загадочности, как ни крути, Антона жутко цеплял. Он даже приблизительно не понимал, какое такое место мог показать ему Арсений, если Антон обшастал Комарово в буквальном смысле вдоль и поперёк. Они подходили к старой даче Ахматовой и, никуда не сворачивая, отправились прямо в лес. Вот тут-то Антон и понял, что терра инкогнита всё-таки нашлась. Поэтессу он не любил и ажиотажа вокруг её творчества не понимал, так что зелёную одноэтажку с мемориалом обходил стороной, как не ходил и в ту сторону леса. Арсений, очевидно, столь негативных эмоций в сторону Ахматовой не испытывал, вот и не чурался сюда ходить.              Узкая тропинка уводила всё дальше вглубь леса, где многолетние клёны и ели сосуществовали в гармонии, шелестели на ветру и переговаривались на своём языке. Антон наблюдал за медленно вышагивающим Арсением: оставив велосипед у толстенного дуба, он пошёл дальше, раздвигая низкие ветви руками и старательно избегая высоких домов-муравейников, а Антон, последовав его примеру, прислонил свой «Урал» вплотную к арсеньевскому и наступал на землю под тихий треск мелких прутиков. Шли минут десять, по ощущениям, — никакой транспорт в столь узких пространствах не прошёл бы точно, но уже через мгновение извилистый путь закончился.              — Добро пожаловать в моё место.              Арсений облокотился спиной на ствол высокого клёна, который возвышался аккурат посреди небольшой поляны. Откуда она здесь взялась, оставалось только гадать. Деревья росли по кругу, плотно друг к другу, но достаточно далеко, чтобы можно было беспрепятственно лечь на траву и под куполом почти касающихся друг друга ветвей спрятаться от всего мира.              — Как ты вообще нашёл его? — шокированный, Антон обошёл периметр по кругу и поднял голову.              Ясное небо с кудрявыми облаками мелькало меж крупных листьев и острых еловых игл.              — Ну, не зря же меня подолгу не бывает дома.              Антон не скрывал своего восторга и видел, как Арсению приятна его реакция. Он поменялся с ним местами и, сняв обувь, замер у дуба, повторяя волнистый узор одного из листьев.              — Мне так это всё нравится, Арс.              Стоя спиной к дереву, Антон чувствовал шершавость через футболку и наслаждался шелестом листвы. В этом особенном для Арсения месте царила полнейшая уединённость, скрывая их обоих от чужих глаз, а Антону это было только на руку — физические силы сделать тот самый первый шаг у него по-прежнему отсутствовали.              — Что именно? — Арсений не оборачивался, рисовал пальцами форму ещё одного листа.              — Всё.              — Ты имеешь в виду нас?              Конечно же, в его голосе звучала усмешка.              — Ну, тоже неплохо, хотя могло быть и лучше.              Антон не понял, как это произошло, но Арсений, словно дикий кот, подкрался к нему с молниеносной скоростью и встал напротив. Антон задержал дыхание, не понимая, что делать, куда девать руки, и на всякий случай обхватил ими кленовый ствол, сцепив в замок за спиной. Ладони тёрлись о кору, по пальцам что-то ползало, но ничто из этого не имело ровно никакого значения, пока Арсений рассматривал Антоново лицо, не задерживаясь ни на какой части дольше пары секунд. Антон приоткрыл рот, словно так в лёгкие будет поступать больше воздуха, но ошибся — его стало ещё меньше, потому что Арсений поднял руку и коснулся губ большим пальцем. Казалось, произнеси Антон хоть слово — момент будет упущен. В сотый раз восхищаясь красотой глаз напротив, Антон только сейчас понял, что видел их вживую — не на макро-кадрах фотографий — в первый раз. Тень от деревьев лишила их яркости, но сделала глубокими серыми. От расширившихся зрачков, словно лучи, шли тонкие голубые полосы, заканчиваясь на зелёно-синем лимбе. Острые тёмные ресницы слегка подрагивали то ли от лёгкого ветра, то ли от волнения — Антон свои-то эмоции был не способен разделять, не то что понимать чужие. Каждая веснушка, мелкая мимическая морщинка, широкие волоски бровей на переносице — Антон видел всё в самом большом разрешении, с трудом осознавая реальность происходящего.              Арсений, тем временем, продолжал очерчивать контур его губ, словно примеряясь к форме, размеру, плотности. Антон едва не укусил его, чтобы привлечь внимание и перевести всё это в другое русло, но страх упустить момент брал своё. Из них двоих смелости хватило именно у Арсения: прижавшись грудью к Антону, он сократил расстояние между их лицами, лишая возможности себя рассматривать, и, коснувшись нижней губы языком, поцеловал. До этой секунды Антон даже не представлял, как сильно хотел этого, насколько нуждался в прикосновениях мягких губ со вкусом яблочного сока, в шумном дыхании, от которого стук собственного сердца заходился ритмом барабанящего по крыше ливня. Арсений целовал осторожно, не невинно, но не пытался вырвать лидерство, дразнил кончиком языка язык Антона и будто не планировал заканчивать свою ласку вовсе. Антон сжал пальцы сильнее — ребристый кленовый ствол наверняка оставит глубокие вмятины, — но это помогало не терять голову и сдерживаться хоть немного.              — Так лучше? — Арсений отстранился и посмотрел с улыбкой в потемневших глазах.              И точно не ожидал, что его прижмут к дереву, поменявшись местами, начнут судорожно, почти жадно целовать, шарить по телу ладонями, забираясь под футболку. Дамбу Антона всё-таки прорвало: он не мог прекратить Арсения трогать, тем более что не встречал никакого сопротивления, а когда втиснулся ногой между бёдер, заставив их слегка раздвинуться, ошалел окончательно — колено коснулось напряжённого члена под тонкими шортами.              Арсений застонал.              Хотелось делать что угодно, лишь бы этот восхитительный звук не прекращался. Антон влажно дышал в Арсов рот, едва успевая глотать воздух, и пытался коснуться так, чтобы Арсению было хорошо так же, как ему самому. В сравнение с этим все Антоновы сексуальные взаимодействия с неопытными зажатыми девчонками совершенно не шли, хотя он и не понимал до конца, что делать следовало, а что — нет. Арсений обхватил его шею пальцами не то в желании приблизиться ещё сильнее, не то сжать, не то отстраниться. Ладони Антона беспрепятственно гуляли по плоской груди с редкими волосками — непривычно. Он держал в голове мысль, что давать ласку другому парню нужно точно так же, как хочешь, чтобы её давали тебе. На пробу сжав ладонь на Арсовом члене, Антон сам застонал от того, как сильно ему понравилось ощущение твёрдой плоти.              — Антон… — позвал Арсений, разорвав поцелуй.              Антон опустился к его шее, отодвинул ворот футболки насколько позволял шов, лизнул солоноватую кожу языком и тут же оставил влажную метку губами.              — Шаст, остановись…              Хриплый шёпот с трудом походил на сигнал прекратить. Тем не менее, Антон замер, заглядывая в затянутую зрачками радужку арсеньевских глаз и не видя в них ничего, кроме противоположного желания.              — Почему? — тональность собственного голоса была точно такой же.              — М-мы не делаем ничего плохого, но нам надо остановиться.              — Ты уверен? — Антон сделал пару поступательных движений на арсеньевском члене, неотрывно смотря на реакцию.              — Д-да, — выдохнул Арсений и закрыл глаза.              Антон никогда в своей жизни не пробовал наркотики. Он и видов-то никаких толком не знал, кроме марихуаны и дебильного нюхания клея в полиэтиленовом пакете. Об их эффекте Антон слышал либо от одноклассников, либо приблизительно представлял, когда читал книги. Теперь же он знал точно, что такое зависимость. Отстраниться и сделать пару шагов назад оказалось невероятно сложно. Всё Антоново тело будто качало раскалённую лаву и посылало импульсы в мозг — не отпускай, касайся, целуй. Грудную клетку сдавливало от недостатка воздуха, перед глазами — морок, а в ушах, словно бесконечно повторяющаяся песня на плёнке, стоны Арсения.              — Я не понимаю. Ты же хочешь этого, — произнёс Антон, смахнув тонкую ветку со лба.              — Хочу, — честно ответил Арсений.              — Видел бы ты то, что вижу я, хрена лысого ты бы остановился.              Поток слов перемешивался с мыслями, никакой фильтр не работал, Антон просто произносил их и не мог себя контролировать. Его так подмывало плюнуть на всё и закончить то, что они начали оба. Собственный член стоял колом в шортах, Антон поправил его, чтобы резинка не так сильно давила на головку, но сделал только хуже и с шипением закусил нижнюю губу.              — Ну мне-то не рассказывай, — прохрипел Арсений, глядя на пах Антона.              Откуда в нём вдруг взялось столько наглости и бесстыдства? В какой момент Антон решил, что стоять напротив другого парня и демонстрировать степень своего возбуждения — лучшая идея? По какой причине ему хотелось сделать всё, чтобы Арсений смотрел, как он сжимает свой пах в кулак и, не отрывая от него взгляда, медленно двигать им вверх-вниз?              — Я ёбнусь, если ты продолжишь так делать.              Антон не узнал ни тембр арсеньевского голоса, ни стиль привычного общения, потому что был уверен — человек такого высокого интеллекта обсценную лексику знал лишь в теории, но вот он — стоит раскрасневшийся, смотрит голодными глазами, губы облизывает, а по мутному взгляду видно, что крыша у него действительно едет.              — Может, я этого и добиваюсь?              Слегка запустив руку под пояс шортов и резинку трусов, Антон почувствовал влажный материал и тихо застонал, когда коснулся скользкой головки горячими пальцами. Он намеренно не закрывал глаз, чтобы не упустить ни одной детали того, как Арсений следил за каждым движением, вжимался в ствол дерева ягодицами и неконтролируемо двигал бёдрами — совсем немного, будто имитируя фрикции. Приоткрытый рот блестел от слюны, потому что Арсений облизывал губы и делал глубокие вдохи, которые чётко слышались даже в шелесте листвы.              — Антон, пожалуйста, прекрати, — слабо настоял он и сжал пальцы в кулаки.              — Ты можешь уйти, чтобы этого не видеть, — на одном дыхании сказал Антон и снова погладил головку кончиками большого, указательного и среднего.              — Я не могу уйти.              — Тебе противно видеть меня таким?              Арсений закрыл, наконец, глаза и упёрся затылком в дерево, окончательно отдав победу Антону. Воспользовавшись моментом, тот собрал смазку пальцами, которыми трогал собственный член минуту назад, подошёл к Арсению и коснулся ими распахнутых губ. Ни о каком страхе и речи быть не могло, такой инстинкт будто вообще больше для Антона не существовал, особенно в отношении Арсения. Глаза тот так и не открыл, зато высунул язык, пробуя влагу на вкус, обвёл кончиком каждый палец и застонал снова. Довольный произведённым эффектом, Антон убрал руку и оставил почти целомудренный поцелуй на том месте, где только что были его же покрытые смазкой пальцы.              — Ответь на мой вопрос, Арс.              — Нет.              — Так почему ты не можешь уйти?              — Потому что мечтал увидеть это вживую.              — И как? Понравилось?              — Очень. Ты солёный.              Антон многое бы отдал, чтобы избавить Арсения от всех препятствий, возвышающихся в голове, и дать возможность отпустить себя. Его хотелось додавить, получить то, от чего дрожало всё тело, но другая сторона отказывалась делать даже незначительные вещи без полного на то согласия. Несмотря на очевидное желание Арсения поддаться напору Антон себя остановил, поэтому просто обнял его вместе с деревом, уткнулся острым кончиком носа в шею и задышал.              — Прости, у меня совсем сорвало крышу, — прошептал он.              — А притворялся хорошим мальчиком, — усмехнулся Арсений.              — Я никогда ничего подобного не испытывал.              — Никогда?              — Да. И даже не знал, что могу вот так.              — Уверен, ты много чего скрываешь. От самого себя.              Вот тут-то вернулось и чувство стыда, и страх, и цель сделать так, чтобы Арсений ни в коем случае не злился. Мысль об отчуждении вызвала паралич, Антон даже рук разжать не мог, а всё возбуждение смыло, будто сверху на Антона обрушилась целая тонна ледяной воды с горы, название которой он ни за что не выговорит.              — Ты не злишься на меня?              Антон жутко боялся встречаться с Арсением взглядом, поэтому продолжал бубнить в плечо.              — Антон.              — Да?              — Посмотри на меня.              — Не могу.              — Можешь.              А ведь смешнее всего — Антон так и не спросил, сколько Арсению лет на самом деле, но теперь осознал, что разница значительная. В его голосе звучала если не сталь, то твёрдая уверенность в каждом своём слове, а Антон — хоть и не нерадивый сопляк, но всё-таки младше. Медленно отстранившись, он всё-таки нашёл в себе силы разжать руки и посмотрел в потемневшие, тёплые глаза Арсения. В них не было отвращения, ярости, ни единого намёка на усмешку или горделивую снисходительность.              — Ты не сделал ничего плохого. И я не злюсь на тебя. Слышишь, что я говорю?              — Да.              — Я меньше всего хочу, чтобы ты чувствовал себя плохо из-за меня. К тому же я начал первым. И не жалею об этом. Понимаешь?              — Да, Арс.              Тихий и размеренный голос Арсения действительно вселял уверенность: никого не поразит молнией, Антона не ненавидят, о том, что случилось, не жалеют.              — Нам просто не нужно этого делать.              — Но почему?              — Просто поверь мне.              Несмотря на лёгкую улыбку, Арсений закрылся. Захлопнулся, будто под крышку тяжеленного египетского саркофага залез. Ни панама, ни выражение лица, ни даже лёгкие касания пальцев не помогали разгадать хотя бы тысячную часть вороха мыслей, бушующего в его голове. Антон не задавал вопросов, потому что понимал — бесполезно. И вместе с облегчением, что не позволил себе лишнего, пришло осознание: как раньше уже не будет. Бесконечные подколы закончатся и превратятся в обычное подтрунивание без двойных смыслов. Напряжение станет молчанием — неуютным, колючим, вязким, как древесная смола. Взаимный интерес усилится, но будет проходить по чётко обозначенным белым линиям, а их ни в коем случае нельзя пересекать.              Антон грустно улыбнулся и дал Арсению пройти, чтобы обуться. К велосипедам шли медленно, да и домой не то чтобы сильно торопились. Навстречу, как всегда с мячом, шёл Артём. Он широко улыбнулся и приобнял обоих в приветствии. Делать вид, что всё нормально, на поверку оказалось куда сложнее, чем можно себе представить.              — Пацаны, а вы чего такие?              — Какие? — хитро спросил Арсений и даже соорудил вполне настоящую игривую улыбку.              Только Антон понимал — насколько искусственной она была.              — Да как будто что-то натворили и расстроились, что не получилось.              — Мы просто мимо дачи Ахматовой шли, а я её терпеть не могу.              — Это которая: «Кричали женщины «ура» и в воздух чепчики бросали»?              Антон даже на секунду вынырнул из состояния морального дна, искренне удивившись, что Артём знал стихотворение наизусть.              — Нет, это Цветаева, — ответил он ему.              — «Сжала руки под темной вуалью… «Отчего ты сегодня бледна?» — вот Ахматова, — добавил Арсений и сжал руль велосипеда пальцами.              — Никогда их не различал. И вообще стихи не люблю, — Артём пнул крупный камешек на тропинке и продолжил тащить его до самого дома Антона. — Тох, ты занят щас?              Вопрос застал Антона врасплох, потому что он не знал — захочет ли Арсений продолжать разговор.              — Я, э-э-э…              — Ты же вроде говорил, что после обеда свободный, — придумал Арсений на ходу, — а я после прогулки собирался дальше грызть перевод одного куска.              — Да-да! Точно! Совсем из головы вылетело! Напекло, наверное.              — Вот поэтому я панамки и ношу. Ладно, пацаны, пойду воевать с Экзюпери, а вы не балуйтесь.              Арсений сжал пальцы в кулак и протянул его, чтобы Антон с Артёмом отбили своеобразную пятюню на прощание. Свой велосипед он аккуратно поставил у стены гаража, чтобы уже через секунду практически сбежать в дом.              — Капец он странный чувак, — прокомментировал Артём, прижав мяч правой подмышкой. — Но мне нравится.              — Угу.              Мне тоже.              — Так это, ты меня с Наденькой познакомишь?              Идеальнее способа отвлечься от мыслей-термитов и придумать было нельзя.              Ведь куда проще налаживать чужую личную жизнь, когда в своей чёрт ногу сломит.