❦❦❦
По обыкновению, вещь, необходимая прямо сейчас, никогда не находится сразу. Она будто специально забирается в уголок подальше, меняет форму и не даёт себя обнаружить, сколько не ищи. Антон стоял у высоченного шкафа и уже раз двадцатый «прогуливался» взглядом по трём полкам, но никакого «Принца» так и не находил. Либо книжка переехала в Петербург, либо зрение подводило, либо фокус внимания сместился на что-то совершенно иное. А этого «иного» на чердаке было столько, что глаза разбегались, причём благодаря маминым рукам, у всего «хлама» была системность и подписанные коробки, самодельные наклейки из скотча и бумажек с надписями — «Антоша школа», «Сергей запчасти», «Антоша игрушки». Конечно же, предметом высочайшего интереса стала именно последняя коробка, которую Антон вытянул в центр комнаты и сел рядом прямо на пол. С долей интереса он раскрыл картонные створки и заглянул внутрь: оловянные солдатики, большая пластмассовая пожарная машина, деревянный, вырезанный им же самим, пистолет (с ним Антон был самым крутым пацаном во дворе, потому что даже курок сделал), набор юного химика — они с мамой могли часами проводить какие-то эксперименты, — Неваляшка, азбука на кубиках. Антон доставал всё это по очереди и разглядывал, вертя в руках из стороны в сторону. Тоску по ушедшему детству он не испытывал, потому что знал — каждому периоду жизни нужно вовремя дать начало и так же вовремя дать закончиться. Быть может, на пару минут Антон бы вернулся и посмотрел на себя маленького, спросил бы, о чём он мечтает, рассказал, что совершеннолетний Антон справился и делает то, что любит. Возможно, сказал бы и об Арсении, без подробностей, конечно, чтобы детскую психику не травмировать, но малышу Антону точно бы понравилась история о панамках, как он чужие вещи с пляжа своровал и делал все свои пакости. Антон улыбнулся и достал с самого дна коробки слегка выцветшую фотографию. В коробку она точно попала случайно, но интереса от этого не утратила, а наоборот — заставляла вглядываться в чёрно-белые лица. На снимке точно была мама, улыбалась своей самой счастливой улыбкой, густые крупные кудри всколыхнуло порывом пляжного ветра, пока она прятала лицо в чужом голом плече, а его хозяин обнял её за талию, аккуратно оставив пальцы поверх полосатого купальника, и нахлобучил на голову широкополую — явно мамину — шляпу. В чертах лица мужчины Антон узнал отца. И замер. Он так давно его не видел, что даже забыл, как тот выглядел, если бы не собственные узнаваемые уши и фигура, «папа Андрей» бы точно остался неизвестным персонажем рядом с красивой мамой. Не то чтобы от Антона прятали старый альбом, один единственный, где фотографий прошлых лет набиралось не так-то и много, просто сам Антон не интересовался ими, предпочитая делать свои собственные снимки, а с появлением отчима их стало не просто вдвое больше — в десять раз. Да и мама стала счастливее примерно настолько же. — Я не помешаю раскопкам? — тихо спросил Арсений за спиной. Видимо, погрузившись в мир мыслей и воспоминаний, Антон даже не услышал, как на чердак поднялся Арсений. Хотя с его способностью ниндзя это снова было неудивительно. — Присоединяйся, — Антон махнул ему рукой, не поворачиваясь. Арсений приземлился рядом и принялся разглядывать выставленные в ряд игрушки из коробки. — О, у меня тоже такой был! — указал он на набор юного химика. — Конечно же, у такого деда, как ты, он был. — Ты тогда тоже дед, — усмехнулся Арсений и стал катать пожарную машину по дощатому полу. — Я ещё больший дед, чем ты. Кряхчу и бубню постоянно. — И коленки хрустят. — И коленки хрустят. Они улыбнулись одновременно, потому что повторять фразы друг за другом, словно эхом, с недавнего времени им обоим жутко нравилось. Арсений увидел фото и молча протянул ладонь в просьбе дать посмотреть, а когда приблизил снимок, улыбнулся. — Ты очень похож на маму. Теперь вижу, что твои кудри не на бигуди. — Ой, да иди ты на фиг, — притворно обиделся Антон и качнул Неваляшку. — У моих родителей почти нет фотографий, — с ровной интонацией произнёс Арсений. — Но какие-то же есть? — Какие-то есть, — грустно улыбнулся Арсений и аккуратно положил снимок на пол рядом с оловянными солдатиками. Антону вдруг подумалось, что совместных фотографий у них с Арсением нет. Вообще. Разве что одна, где в кадр попала лишь рука Антона в арсеньевских волосах, а вот такие, как у мамы с папой, сделать не удалось. — Мы столько времени потратили впустую, — Антон повернулся к нему корпусом и смотрел в глаза. — А через два дня уже август. И ты уезжаешь. Я столького о тебе не узнал и вообще не хочу, чтобы ты уезжал, но понимаю, что ты не можешь остаться. В Омске твоя жизнь, куча незаконченных дел, куда там место для меня и моих чувств дурацких, а я… — Антон запнулся, почувствовав, что горло сдавило, — я не хочу тебя отпускать. Арсений никак в лице не переменился, только протянул ладонь к лицу Антона и вытер полосу влаги на щеке. То, что влага — его собственные слёзы, Антон понял, только когда Арсений положил и вторую ладонь на другую щёку, смахивая капли большими пальцами. Вся эта брошенная тирада наверняка звучала по-детски, но Антон иначе выражать свои чувства не научился, ему хотелось сказать ещё что-нибудь, как он без Арсения не сможет, насколько важно всё произошедшее и то, чему, вероятно, произойти не удастся. Все мечты Антона о чём угодно теперь предполагали присутствие Арсения, его поддержку, страсть, и… влюблённость? О последнем Антон вообще говорить боялся и ни за что бы вслух не произнёс, чтобы Арсения не пугать, но как её не чувствовать, если человек напротив просто молча успокаивает, гладит по лицу, расстояние сокращает и обнимает так крепко, что ещё секунда — и кости трещать начнут? — Ты говоришь так, будто мы больше не увидимся, — тихо, но так же сдавленно сказал Арсений. — Будто у меня к тебе нет никаких чувств, а когда я уеду в Омск, тут же забуду о том, что было. Не забуду, Шаст. Антон шмыгнул носом, которым секунду назад уткнулся в чужое плечо. Приподняв голову, он нашёл губы Арсения своими и поцеловал, словно этим ставил подпись на их совместном невидимом договоре. Арсений с готовностью отвечал, сжимая руки за Антоновой спиной ещё крепче, пока сам Антон зарывался пальцами в его волосы, углубляя мокрый от слёз поцелуй. Он не плакал почти два года. В тот раз Антон выбил себе колено и от боли орал дурниной, врачи скорой помощи держали его в три пары рук, а слёзы брызгали из глаз исключительно от физической реакции. То, что Антон испытывал сейчас, не шло ни в какое сравнение. Арсений шептал ему «всё будет хорошо», но слышать хотелось совсем не эти слова. Набрав в лёгкие воздуха и медленно выдохнув, Антон чуть отстранился и заглянул в почти бесцветные глаза Арсения с острыми от влаги ресницами. — Т-ты, — язык всё ещё плохо работал из-за спазма, — видишь меня в своём б-будущем хоть как-то? — Шаст, — Арсений оставил поцелуй на одном прикрытом веке Антона и на другом, — конечно, ты там есть. — А п-почему не говорил? — Я пока ещё не придумал, что следует делать. — Я думал… — Антону стало стыдно за свою неуверенность в Арсении, но мысль он всё-таки продолжил: — Что ты не хочешь говорить об этом прямо. Дураком сопливым себя чувствовал, когда болтал о пышках, своих любимых местах и как бы мы там ходили. Думал… — Ты слишком много думаешь, — Арсений хохотнул и чуть склонил голову. — И ты действительно сопливый, вон всю рубашку мне извазюкал. — У меня из-за тебя тоже футболка мокрая, вообще-то! Антон прекрасно понимал — Арсений это делал не издевательств ради. Он во что бы то ни стало стремился успокоить их обоих, а ничего лучше взаимных подколов и шуточных упрёков больше не работало. — Нет, ну какой всё-таки пипец, — сказал Антон, вытирая лицо собственной футболкой. — Бассейн тут нарыдал. — Оба молодцы. Давай рыбок заведём? — Золотых? — Две не получится, они друг друга сожрут, потому что хищники. — Откуда в твоей голове это всё? Есть хоть что-то, чего ты не знаешь? — Есть. — Что, например? Антон упёрся ладонями в дощатый пол и хитренько улыбнулся, глядя, как Арсений отводит взгляд. — Потом скажу. — Ага, фраза «как заинтересовать идиота». Говори уже. — Например, я не знаю, что ты ко мне чувствуешь. — Ты козёл. — Знаю, — Арсений захохотал. — Это был запрещённый приём! — Это я тоже знаю. — Я скажу, если ты тоже скажешь, — Антон сдвинул брови, нахмурившись, и от волнения стал ковырять пальцем щель между половицами. — Хорошо. — На счёт «три»? Раз… — сердце в груди застучало слишком быстро, так что голос дрожал. — Два… — Антон закрыл глаза, чтобы не видеть лицо Арсения, но тот положил ладонь на его колено и погладил. — Три… На чердаке воцарилась звенящая тишина. Губы словно заклеили мощнейшим раствором, но удивляло не это — Арсений молчал синхронно с Антоном, будто зная, что тот ему ничего не скажет. Закусив щёку изнутри, Антон всё ещё слышал гулкие удары под рёбрами, а кровь, подстёгиваемая адреналином, разгонялась по венам, отчего аж голова кружилась. — Как будем это интерпретировать? — деловито спросил Арсений, снова поглаживая колено Антона большим пальцем. — Дениализм? — Антон открыл глаза и посмотрел на него, чуть приподняв правую бровь. — Он работает прямо пропорционально тому, что мы с тобой продемонстрировали. — Эскапизм? — Тогда мы бы вообще не разговаривали. — Твоя версия? — Когда чувств слишком много, идентифицировать какое-то одно крайне сложно. Природа наших взаимоотношений на данном этапе ещё слишком неопределённая, отсюда, как следствие, возникает страх. Но чувства друг к другу у нас есть. И сильные. — Пиздец, как я тебя щас хочу, — серьёзно произнёс Антон, вообще не обманывая. Забавно, что почти четыре недели назад он мысленно костерил и предавал всевозможным пыткам аспирантскую натуру Арсения, мастерил планы мести его душной личности и иногда даже успешно; теперь же Антона почти с полоборота заводили умные размышления, даже если Арсений и выдавал это за одну большую метаиронию над самим собой и защитную реакцию от слишком серьёзного разговора. — Нам надо придумать, как притупить твой сатириазис, пока меня не будет. И заодно усмирить склонность к использованию обсценной лексики. — Не, ну какой ты всё-таки козёл, — Антон сгрёб ворот Арсовой рубашки пальцами и приблизил того к себе, сокращая расстояние между лицами, — специально сыплешь научными терминами, пральна? — Правильно. — А я ведусь. — Ведёшься. — Но мне нравится, что ты уже думаешь о возвращении, хотя я понятия не имею, что такое этот ваш сатириазис. — Посмотри в словаре. Антон засмеялся так громко, что наверняка услышали все обитатели дома, но остановиться он не мог, да и не хотел, тем более что звонкий смех Арсения звучал так же открыто и раскатисто. Какое будущее их ждало — неизвестно, однако от одной мысли, что оно возможно, Антону стало намного легче дышать. Как если бы лёгкие очистились от всей грязи, которая скопилась из-за плохого воздуха, а грудь, вздымаясь часто и высоко, наконец-то наполнялась нужным количеством кислорода. Мир постепенно раскрашивался яркими цветами.❦❦❦
— Да я тебе говорю, что чеканить мяч — самая простая штука, а отрабатывать голы в девятку — писец! Артём закидывал картошку в разведенный у берега костёр и махал найденным прутиком, усиленно доказывая Арсению свою правоту, хотя последний с ним и не спорил, скорее, подначивал на распространение секретной информации с внутренней кухни футбольных тренировок. Наденька аккуратно раскладывала ею же нарезанные овощи по одноразовым тарелкам — всучила одну Артёму, забрала веточку и заменила её на пластиковую вилку. — Займи свой рот хотя бы на минуту, — произнесла она, чуть закатив глаза. От услышанного Артём раздул ноздри и скривился в нечитаемой улыбке, тут же выполнив приказ-просьбу. Сам Антон был занят раскладыванием сосисок на гриль — дорогущий, Антоша, мы его из Германии привезли, пожалуйста, не утопи его — и изредка поглядывал на мягко улыбающегося Арсения. Занятия для него не нашлось, поэтому с ничегонеделанием он справился самостоятельно — задрал голову и стал рассматривать яркие созвездия, без комментариев, попыток кого-то впечатлить, не отвешивая шуточек про какую-нибудь эдакую форму. Арсений в глазах Антона сверкал практически так же, как вселенная, а отвести от него взгляд с каждой минутой было всё сложнее. Не то чтобы Арсений был как-то против. Наоборот, пока Надя и Артём по-доброму спорили друг с другом, кидал вороватые взгляды и как бы невзначай пытался коснуться, прикрываясь искромётной шуткой Антона или желанием помочь закрыть грильницу, мазнув кончиками пальцев по запястью. Внутри Антона царила полная уверенность, что даже если новоиспечённая парочка их всё-таки раскроет, то ни к каким негативным последствиям это открытие не приведёт. Ну, или, может, Антон отбрасывал эти мысли, ведь к Артёму даже Арсений относился тепло и просто, очевидно, после более тесного знакомства и парного обстрела водой из бутылок. Игру в «Брызгалки» предложил сам Арсений и вышел в ней победителем, пока Антон с Надей вытирались огромным полотенцем на двоих. Естественно, разговор об эпизоде на пляже и сворованных вещах неизбежно всплыл после, когда Арсений и Антон — чистые и вкуснопахнущие после душа — сидели на полу в комнате. Антону прямо сообщили, что приревновали, почувствовали угрозу их общему токсичному пузырю, поэтому настолько по-сучьи себя вели. Арсений во время этого признания так и говорил — мы, в конце концов рассмеявшись с самого себя, но Антон старался сидеть с абсолютно каменным лицом, принимая сказанное за абсолютно привычную вещь. Поэтому сейчас, когда Антон на автомате положил Арсу ладонь на плечо и погладил — замер так, словно его в криогенную камеру отправили, — Артёму нужно было быть слепым, чтобы не заметить этот жест и то, как Арсений по инерции потянулся своей рукой, практически положив её поверх Антоновой. — Пацаны, — Артём прокашлялся и кинул быстрый взгляд на высокие оранжевые языки костра, — если вам кажется, что вы не палитесь, то знайте — вы палитесь. Пальцы Антона сжались в кулак, но с плеча Арсения никуда не делись. Смысла что-то отрицать не было никакого, на воре и шапка горит, а у них она едва ли не в факел превратилась. — Я тебе сразу об этом сказала, а ты мне не верил ещё, — Надя хрустела огурцом и хитренько улыбалась, наблюдая за повесившим голову Арсением. — Да вы не переживайте! Мы к этому нормально относимся! Арсений подобрал кусочек от бывшей ветки и стал рисовать им линии на песке — бездумно, с отсутствием какого-либо смысла, но с чётким желанием сместить акцент собственного волнения на молчаливые кристаллы. Понимая, что для Арса вот это тем более в новинку, Антон руку всё-таки убрал, чтобы дать Арсению свободные минуты для осознания. Переживание Антона концентрировалось не на нём самом, он в целом даже не парился — примет его кто-то или нет, при любом исходе он всё равно выберет Арсения и будет готов отстаивать своё решение до какого угодно итога. Тому, что Надя и, как выяснилось, Артём не видели в природе их с Арсением взаимоотношений ничего плохого, Антон обрадовался, но куда главнее для него было спокойствие Арсения. Подсвеченный оранжевым профиль был серьёзным, острая тень от ресниц — низкая, а губы сжаты в тонкую нить. — Вы извините, если я что не так ляпнул, — Артём отложил тарелку с овощами и протянул руку к Антону, забирая у него грильницу, чтобы дожарить сосиски. — Я дебил, который сначала говорит, а потом думает. — Вовсе ты не дебил, Артём, — тихо произнёс Арсений, и уголки его губ чуть приподнялись, — ты говоришь прямо, как и нужно делать взрослому человеку. — Вот видишь! — Артём повернулся к Наде и показал пальцем на Арсения. — Я взрослый! Человек дело говорит! — Лапуля, — Надя взъерошила его волосы, — когда взрослый человек говорит тебе, что ты взрослый, он не это имеет в виду. — Это я и имею в виду, Наденька, — Арсений поднял голову и посмотрел не на неё, а на Антона, который дышал через раз и слушал диалог с повышенным вниманием. — А, ой. Это я так шутила, если что. — Ты всё правильно понял, Артём, — чуть придвинувшись, Арсений положил голову на плечо Антона. — Мы — пара. А сам Антон был готов заорать от тайфуна эмоций, переполнявших его с головы до ног, потому что понимал масштабы происходящего не только для самого себя, но и для Арсения с его хрупким доверием к людям. Его история оставила в памяти глубокий отпечаток, Антон в порыве злости даже порывался вызвонить любую информацию о скотине, сделавшей Арсению настолько больно, но все попытки тут же пресекались либо прямыми просьбами, либо поцелуями, что Антон всегда считал пусть и приятным, но крайне запрещённым приёмом. — А я как-то дрочил парню, — будничным тоном произнёс Артём и прислонил гриль к выставленным в квадрат кирпичам, чтобы освободить сосиски. Если бы Антон ел, то точно подавился бы — собственно, за него это сделала Надя и выпучила свои и без того большие глаза. — Какие-то подробности будут? — спросила она и засунула в рот кусок помидора. — Тебе для чего, м? — хитро спросил Артём и стал выкладывать сосиски на заранее приготовленную тарелку. — Мне обстоятельства интересны, дурак! Все четверо рассмеялись, и напряжение, окутывающее их крохотную компанию, тут же растворилось в заливистых голосах и призывах ни в коем случае не перевернуть сосиски в песок. — Да ну чё, на базе это было. Напились с соседом по комнате и потянуло на эксперименты. — И часто вы так экспериментируете? — откусив сосиску, Арсений приоткрыл рот, чтобы её остудить. — Ну я больше этого не делал, а Гриха в другую команду перешёл. Звонил мне потом полгода. — Сердце пацану разбил, — сокрушённо прокомментировала Надя и тоже принялась жевать. — Да я чё? Ну прикольно было, сам бы я себе так не подрочил, конечно. Надя потянулась в пикниковую корзину, но от рассказов Артёма, видимо, так смутилась, что забыла — зачем, поэтому просто достала кухонное полотенце с вышитыми клубничками и закрыла им лицо. — И это мой парень, — произнесла она за своей импровизированной занавеской. — Я ж это рассказал, чтобы пацанов поддержать, ну ты чё. Артём быстро выложил оставшиеся сосиски на вторую тарелку, вытер руки об шорты и обхватил тонкие плечики, прижимая к себе. Антон переглянулся с Арсением, с большим трудом сдерживая смех, когда была предпринята попытка полотенце с Надиного лица стянуть и поцеловать её в щёку. Надя совершенно не выглядела обиженной, только была в цвет ярко-розового сарафана. Слабо оттолкнула лицо Артёма от себя ладошкой, также быстро притянула его к себе и чмокнула в губы. — Давай в следующий раз ты сначала мне такие штуки будешь рассказывать? — осторожно сказала Надя и погладила кончик носа Артёма. — Хорошо. — А у меня вообще никогда с парнями ничего не было, — произнёс Антон и под красноречивое кряхтение Арсения добавил: — Ну, в смысле, до… Моих отношений с этим вот. — Почти месяц жили в одной комнате, а по имени меня назвать даже не может. — Арсений, выкати свои глаза обратно, пожалуйста, — хохотнул Антон и обхватил Арсения за шею локтём, — мне в них смотреть ещё. Артём улёгся головой на коленки к Наде, осторожно гладя их кончиками пальцев под материалом платья, но не наглея и не пытаясь её смутить. Во всём этом Антон видел чуткость и уважение, потому что своё обещание Наденьку не обижать Артём действительно сдержал, а судя по их с ней разговорам, был той самой стороной, улаживающей любой конфликт с удивительно здоровым пониманием. Действительно взрослый. — А вы презиками пользуетесь? — неожиданно спросил Артём, и Арсений рассмеялся на такой истеричной ноте, что пиво в жестяной банке завибрировало от высоких децибелов. — Что ты там говорил? — сказала Надя, глядя на закрывшего глаза Арсения. — Взрослый он? Аж два раза. Конечно, они используют презервативы, Тёма! Голос Нади звучал почти нотационно, отчего Антону вдруг подумалось, что из неё получилась бы шикарная учительница, хотя юриспруденция с такими навыками тоже вполне себе подходила. — Откуда знаешь? — вклинился в беседу Антон. — Ну… я по телевизору слышала. — Врёшь, — хихикнул Артём. — По телеку про гомо… педи… гей… — чем дольше он пытался подобрать менее обидную формулировку, тем сильнее Антон с Арсением веселились. — Короче, там только про обычный секс мужчины и женщины рассказывают. Не когда два парня или две девчонки. — Однополый. — Чё? — Можешь называть это «однополый секс», — успокоившись, ровным голосом сказал Арсений. — Так девчонки же презервативами не пользуются. Артём выглядел по-настоящему озадаченным, брови сдвинулись в две вертикальные морщины, а губы вытянулись практически в утиный клюв. Окончательно раскрепостившись, Арсений с абсолютно серьёзным мотивом стал рассказывать базовую терминологию, а слушатели впитывали буквально каждое слово, задавали вопросы и выглядели по-настоящему заинтересованными, хотя на слове «анальчик», которым Арсений (а Шаст был на сто процентов уверен — произнёс специально) завершил краткий экскурс в секс двух парней, Артём всё-таки закрыл лицо и захохотал в широкие ладони громким смущённым эхом. — Было у вас? — распахнув ладони, спросил он и тут же закрыл их, потому что Арсений примерно с той же интонацией, что и Надя, произнёс: — Личное, не публичное. И поднялся. Антон его останавливать не стал, только проводил взглядом до залива, куда Арсений зашёл по щиколотки и принялся рассматривать тёмную линию горизонта с мелкими ребристыми волнами на поверхности воды. Коротко покачав головой в ответ на вопросительный взгляд Артёма, Антон встал тоже и в пару шагов оказался рядом с Арсением. Их руки потянулись друг к другу одновременно, сцепились пальцами и так же — синхронно — стали гладить тыльные стороны ладоней большими пальцами. — Я и не думал, что разговаривать о таких вещах вслух может быть настолько легко, — прошептал Арсений, не поворачивая головы. — С правильными людьми всегда так. — Хотя вопросики у этих правильных людей, конечно… Арсений сказал это сквозь широкую, абсолютно счастливую улыбку и сжал пальцы Антона сильнее. Так они и стояли под тихие всплески залива о берег, редкие крики чаек вдалеке, вглядывались в чернильное небо над головой, не произнося ни слова. Антон чувствовал, как вся шелуха — многолетняя, тяжёлая, налепленная на Арсения насильно чужими руками — в эту самую секунду падала прямо в воду и растворялась. За три недели рядом Антон успел прочувствовать счастье на разных уровнях: от радости за успешно проделанную пакость до абсолютного блаженства, когда эхом слышал собственное имя с губ Арсения, пока целовал их в порыве страсти. Сейчас оттенок счастья, переливающийся внутри, точно калейдоскоп, имел совершенно иную форму. Антон понимал наверняка — то же самое происходило с Арсением, а когда притянул к себе его руку, чтобы оставить поцелуй на костяшках, услышал тихое «спасибо». Встретившись с Арсением взглядом, Антон отчётливо видел, как в блестящих в полумраке глазах плескался целый океан эмоций, которые хотелось переводить на их с Арсением особый язык всю оставшуюся жизнь. Антон уже практически произнёс что-то до кошмара сопливое, на что обязательно бы получил показушное пренебрежение в попытках спрятать смущение, но их с Арсением спасла искренняя и раздосадованная фраза Артёма: — Блин, картошка сгорела. И свои сопливые порывы Антон решил приберечь до следующего раза.