Двое и пëс

      Арагорн сидел в холле под дверями операционного блока. Компанию ему составлял фонарь, заглядывающий в большое окно, и издевательски жизнерадостный фикус в кадке. От чёрных швов и белой плитки на полу, чёрно-белых теней на стенах уже рябило в глазах. Шёл восьмой час, как Боромира забрали на операционный стол, Арагорн не покинул свой пост ни на минуту.       Время будто замерло. Мысли текли медленно, как холодная густая кровь. Арагорн не чувствовал ни жажды, ни голода, ни усталости. Он прекратил наматывать круги и сел на железную скамью у стены когда его уже повело в сторону, а до какой степени пересохло в горле понял, когда одна из милосердных сестёр принесла ему стаканчик кофе из автомата.       Один раз только выходил в коридор медбрат, передал пакет одежды — в реанимации она пациенту точно не понадобится. Арагорн как во сне рассматривал окровавленную рубашку и аккуратные дырочки на пальто. Поверх вещей лежал ещё пакетик, маленький, прозрачный, а в нём — обручальное кольцо.       Кто-то из пробегавших мимо врачей и медсестёр настойчиво или с жалостью советовал ехать домой. С самого начала было понятно, что операция быстро не закончится, в Боромира всадили три пули. Сердце у него остановилось ещё в машине скорой, страшный писк приборов мерещился Арагорну долго. Но и как врач он знал, сколько времени отводится на реанимацию, в какой момент врачи говорят «всё» и записывают время смерти. Прошло полчаса, сорок минут, час — никто не вышел сообщить о смерти, значит, Боромир жив. Он борется, значит, Арагорн будет ждать. Весь день, всю ночь, если потребуется.       Наконец тишину нарушил звук уверенных шагов, Арагорн увидел за дверями человека в хирургической пижаме, идущего по длинному коридору. Он отворил дверь и поманил Арагорна к себе.       — Он жив, — кратко сказал врач. Арагорн привалился плечом к стене и выдохнул. От облегчения закружилась голова. Если Боромир пережил многочасовое оперативное вмешательство, кровопотерю и наркоз, то выкарабкается. Должен!       — Пришлось удалить часть лёгкого, селезёнку и полметра кишечника, — докладывал врач. Говорил он без обиняков, зная, что перед ним медик, видевший куда больше, чем довелось врачу в городском госпитале.       — Будет стома? — на мгновение нахмурился Арагорн. Неприятная штука, но если речь идёт о жизни, чёрт с ней!       — Нет, пока всё подвели и сшили, если не разовьётся перитонит и некроз прилегающих тканей, то пациент пропажи этих полуметра и не заметит.       Арагорн слабо улыбнулся. Через стеклянную дверь, к которой его подвели, можно было видеть чистую сторону бокса. Там стояла каталка, вились провода, пищали приборы, реаниматолог отдавал указания. Там был Боромир. С трубкой в горле, белый как мел.       — Он потерял очень много крови, — сказал врач, разглядывая пациента через стекло. — Перелили несколько пакетов плазмы и эритроцитов, тромбоконцентрат, но этого всё равно недостаточно. Органы уже получили голодовку. Верите в Бога? Поставьте свечку за хоть каплю жидкости в мочеприёмнике через сутки. Если почки не откажут, он выживет.       Если, если, если. Это называется на языке медиков «осторожный оптимизм». Из этого «если» складывается жизнь. Если бы Арагорн не задержался и успел приехать в ресторан, как договаривались, увёл бы оттуда Боромира выбирать мотоцикл, то… Чёрных мешков на газоне могло быть больше. Некоторые люди созданы для того, чтобы становиться между смертью и её жертвами. Этот врач, сочувственно глядящий на Арагорна, или Боромир, утыканный дренажными трубками, не способный сейчас даже дышать самостоятельно.       Арагорн много раз благодарил судьбу, что встретились они в самолёте по дороге домой, а не во время миссий на краю света. Тот случай, когда фраза «почему мы не встретились раньше» не находит отклика. Если бы встретились раньше, Арагорн давно бы сделался седым и вероятно мёртвым от инфаркта, ожидая Боромира с его походов. Впрочем, он всегда выходил невредимым из самых страшных заварушек, как заколдованный. Значит, так было нужно — встретиться здесь и пережить вместе.       — Идите домой, — сказал врач, возвращая Арагорна в реальность. Боромира уже увезли в палату реанимации, гостей туда не пускали. — Вы сейчас ничего не можете сделать для него, сделайте для себя. Идите домой. Включите телевизор, чтоб бубнил или пригласите друга. Выпейте чего-нибудь крепкого и ложитесь спать.       Арагорн последовал этому совету, деваться было некуда. Умом он понимал всё, а сердце отказывалось подчиняться. Не даром говорят, что врачам нельзя лечить своих близких, разум затмевается, принимать решения становится сложнее. Арагорн-врач с холодным рассудком знал, что медикаментозная кома при обширных повреждениях органов, кровопотере и травматическом шоке есть необходимость, приближающая выздоровление. Пациент не чувствует боли, ничто не мешает организму латать себя самому. Другой Арагорн, шесть месяцев назад обещавший быть рядом в болезни и здравии, не сможет поверить, что Боромир жив, пока не увидит его смеющихся глаз.       Час был настолько поздний, что уже почти ранний, когда Арагорн добрался до квартиры. Из такси по дороге он позвонил Фарамиру и коротко всё объяснил. Удивительным образом ему удавалось сохранять хладнокровие и даже чувство юмора, успокаивая других. Кажется, подействовало, в голосе Фарамира слышалось меньше напряжения, даже не видя лица, Арагорн был уверен, что он улыбнулся пару раз. Самому улыбаться было сложнее.       Квартира встретила прохладой и чистотой, темнотой и тишиной. Днём приходила горничная, вероятно, ещё до всех страшных событий. Арагорн вспомнил свой первый вечер дома много месяцев назад — одиночество, усталость, безумную надежду. Хотелось биться затылком об стену и выть. «Не хочу, не хочу, не надо!» — Арагорн был готов умолять, если бы знал, что кто-то слушает. Умолять, чтобы ему вернули свет, голос, нелепые тапки в виде собачек, крошки печенья на диване и ток-шоу про собачьи трюки.       Многолетняя привычка к дисциплине заставила Арагорна взять себя в руки. Он сводил себя в душ, сварил кофе, не планируя ложиться спать. Разобрал вещи Боромира, отложил те, что были залиты кровью и подписал пакет для прачечной. Вместе с вещами отдали и сотовый телефон, тот был выключен всё время, вероятно, по приказу террориста. Арагорн его включил и поставил на зарядку, мало ли что. Потом включил телевизор и лёг на диване в гостиной, надеясь просто заглушить назойливые мысли голосом диктора, вещающего что-то скучное и мрачное про мировой экономический кризис.       В следующую секунду в глаза вдруг ударил свет. За окном стоял серый северный день, телевизор давно молчал — встроенный таймер выключил бухтелку. Часы показывали начало одиннадцатого. Настойчиво звонил телефон.       Вот только это был телефон Боромира. Загадочный контакт «Старик» с картинкой щенка вместо фото требовал ответа. Арагорн отключил зарядку и поднёс трубку к уху.       — Слушаю, — сказал он, намеренно не представившись. Наверняка журналисты, зеваки, дальние якобы друзья и приятели уже пронюхали, что случилось, если звонят поразвлечься, чужой голос их насторожит.       — Боромир? — переспросили на том конце. — С кем имею честь? — собеседник быстро сориентировался и вспомнил о вежливости.       — Арагорн, — буркнул Арагорн. — С кем я…       — Это Гендальф из питомника «Оромэ». Я хотел бы поговорить с Боромиром.       — Сейчас это невозможно. Что ему передать?       — О, я просто хотел сказать, что тот щенок золотистого ретривера, что так ему глянулся, свободен. Заказчики изменили намерения, и пёс ваш.       Голос незнакомца, тёплый, чуть хрипловатый, выдающий человека немолодого, звучал приветливо, даже в телефонной трубке слышалась улыбка, с которой человек всё это говорил. Про щенка, неожиданно отказавшихся заказчиков — словно это его рук было дело, словно он уговорил кого-то отказаться… Так, стоп. Щенок?!       — Я ничего не понял, — признался Арагорн. — Какой пёс, какой питомник? Вы уверены, что звоните по правильному номеру?       — Уверен. — Голос в трубке тут же стал прохладным и ворчливым. — Понятно. Я часто с таким сталкиваюсь, когда один из семьи хочет собаку, а второго даже не предупредили. Придётся напомнить Боромиру, что собака не игрушка и неподходящий объект для праздничного сюрприза. Когда я смогу с ним побеседовать?       Арагорн молчал. Выстрелы, кровь, карета скорой помощи, реанимация — это всё было минуту назад. Надо позвонить в больницу и узнать новости за утро, впрочем, если бы всё было совсем плохо, уже позвонили бы оттуда.       — Арагорн? — настойчиво повторила телефонная трубка. Арагорн тихо выругался на старика за настойчивость.       — Я не знаю, когда вы сможете поговорить с Боромиром, — сказал он. — Всё ещё сохраняется вероятность, что никогда.       — Что случилось? — обеспокоенно спросил собеседник.       — Новости не смотрите?       — Боги, — выдохнул старик. — Это был он?       — Да.       В этот момент Арагорн понял, что имя Боромира действительно почти не встречалось в новостях, по крайней мере в ночных, под которые он засыпал. Может быть, Леголас или Денетор подсуетились, или оба сразу — и журналисты старались не упоминать имена жертв и частные подробности. Никто не звонил и Арагорну, милосердно оставив в покое. Никто, кроме этого старика Гендальфа из питомника, которому срочно надо пристроить щеночка.       — Всего доброго. — Арагорн уже хотел сбросить вызов, но старик неожиданно попросил ещё минуту.       — Я понял, что вы с супругом не обсуждали его желание завести собаку?       — Обсуждали. Он знает, что я против.       — А если бы вы у алтаря сказали «нет», он не предпринял бы попыток вас уговорить?       — Вообще-то это я его уговаривал.       — Замечательно, — в голосе старика снова слышалась улыбка. — Люди бывают очень настойчивы относительно того, кого любят.       — А брак — это череда уступок и компромиссов. Я подарил бы ему… подарю ему мотоцикл.       — Фу, какая гадость, — проворчал старик. — Компромисс — это решение, делающее двоих одинаково несчастными. И никому не обидно.       — Послушайте, Гендальф, я не готов сейчас обсуждать…       — Да-да, я понимаю. Вот что — приезжайте ко мне. Я скину адрес в сообщении, это за городом. Отвлечётесь, проветритесь.       Арагорн хотел было возмутиться, отказаться, но его не слушали. Старик говорил быстро, твёрдо, от мягкости и притворного ворчания ничего не осталось:       — Чем вы собираетесь заниматься сегодня? Пойдёте на работу, чтобы делать вид, что способны о работе думать? Или будете бродить по дому и вздрагивать от телефонных звонков? Вы хотите быть с Боромиром — приезжайте в питомник. Познакомьте с тем, кто стал частью его сердца. Как и вы.       Старик повесил трубку. Арагорн минуту сидел в ступоре, уставившись на экран телефона. Высветилось сообщение, всё от того же адресата с собачкой на аватарке.       Арагорн позвонил в больницу. Спокойный голос на справке ответил, что в состоянии пациента нет значительных изменений, он под наблюдением, если что-то измениться в любую сторону, больница сообщит. Это был очень вежливое пожелание засунуть телефон в задницу и звонить самому себе, если скучно станет.       После этого Арагорн заставил себя позавтракать, хотя время уже близилось к обеду. Вкуса еды он почти не чувствовал. Вертел в руках телефон Боромира, смотрел в записную книжку номеров, перечитывал сообщение. Наконец сдался и залез в карты искать адрес.       Обширные владения питомника «Ороме» находились на значительном удалении от города. Официальный сайт называл это даже не питомником, а научным центром, занимающимся разведением, лечением и изучением самых разных животных и растений. На территории имелся ботанический сад, лекционные залы, парк, ветеринарная клиника. Среди серо-зелёных холмов, в клубке десятка речек, близ столицы Исландии лежал ещё один город — но не для людей.       У ворот Арагорна попросили предоставить документы, расписаться в журнале посетителей, а после показали парковку, где оставить автомобиль. По территории парка полагалось передвигаться только пешком, несмотря на расстояния.       В этом был смысл. Шагая по каменным дорожкам, чуть скользким от мха и сырости, слушая птиц, шумящие ручьи и ветер, Арагорн ощутил неожиданный покой. Он глубоко вдыхал холодный горьковатый воздух, наполненный смолами просыпающихся деревьев и земли, подставлял лицо каплям тумана, парящих взвесью, и чувствовал себя так, словно вернулся домой. Не в пустую квартиру с бормочущим телевизором, а Домой.       — Добро пожаловать, Арагорн. Арагорн обернулся. Позади на дорожке стоял старик, высокий, с длинными седыми волосами и бородой, густыми кустистыми бровями и цепким проницательным взглядом. Он улыбался как другу после долгой разлуки.       — Я знал, что вы приедете, — сказал он, протягивая руку. — Гендальф.       Арагорн ответил на рукопожатие. Некоторое время старик молчал, просто шёл рядом, позволяя гостю любоваться окрестностями. Аккуратно подстриженные английские газоны сменялись каменистыми горками, лишайниками, искусно воссозданными уголками дикой природы. Стелился по земле можжевельник, поднимались из земли свежие поросли, ветер шумел в светлых рощах чахлых северных берёз. Арагорн думал, какая же красота здесь летом, когда холмы розовеют от вереска.       — Можете приезжать к нам чаще, — с улыбкой заметил Гендальф, наблюдая за лицом гостя, восхищённым как у ребёнка.       — Удивительно, что я не знал об этом месте, — сказал Арагорн. — Но меня очень долго не было на родине, а потом всё работа, новая жизнь.       — Мы с братом построили этот парк лет пятнадцать назад, — сказал Гендальф, с удовлетворением оглядывая свои владения. — Я всё больше историей занимался, археологией, древними знаниями. Но Радагаста не интересует то, что давно умерло, он предпочитает помогать живым. Тем, кто сам себя защитить не может.       — И кому же вы помогаете?       — Всем. Выхаживаем диких птиц и зверей, отпускаем подальше от человека. Пытаемся просвещать людей о природе и её законах. Подбираем брошенных домашних животных, ищем новых хозяев. И разводим собак-помощников.       — Поводыри?       — Не только. Если собака обучена принести, провести, отличить опасность и уведомить окружающих, почему только поводырь? Компаньон для инвалидов, стариков, людям с особенностями психики. Мы сотрудничаем с фондом «Безграничные возможности».       — Я думал, вы просто разводите и продайте породистых собак, — сказал Арагорн. Он почувствовал какой-то укол совести за свои мысли, но и представить не мог, что его ждёт знакомство с таким важным и масштабным делом.       — Боромир не рассматривал покупку собаки, на сколько я понял, — ответил Гендальф. — Он вышел на нас через приют отказников. Приезжал время от времени, чтобы помочь с дрессировкой, гулял с ними. Многим собакам, пережившим предательство человека, требуется серьёзная помощь, чтобы снова начать доверять.       — Он стал волонтёром в собачьем приюте? Я ничего не знал, — Арагорн покачал головой. — Давно?       — Ещё осенью. Он сказал, что вы хотите купить дом и пока не можете завести собаку, потому что ей слишком мало места в квартире.       — Это был один из моих аргументов, — кивнул Арагорн и тяжело вздохнул.       — А если честно, — Гендальф хитро прищурился. — В чём истинная причина?       Арагорн ответил молчанием. Он представил скрежет когтей по паркету, изгрызенные кроссовки и клочья шерсти на одежде — и не почувствовал злости. Утренний скулёж, холодный полумрак пяти утра, поводок, пакетик — и снова ничего. Но потом подумал о днях, когда они с Боромиром оба будут допоздна на работе, когда пёс будет лежать в медленно сгущающихся сумерках один в доме, когда его придут проведать незнакомцы во время отъезда хозяев, когда… когда собачье сердце, которому не объяснишь, что разлука недолгая, поверит в расставание навсегда.       Все эти собаки, которые ждут у дверей магазинов, скулят и крутятся на месте, каждого выходящего провожая взглядом — они ведь правы. Да, сегодня хозяин зашёл за молоком и вернулся через минуту. А завтра что-то может случиться, и хозяина пронесут мимо под белой простынью, потому что какому-то придурку пришло в голову пострелять в кафе — и никто не вспомнит про пса.       — Ты боишься, что тебя полюбят сильнее, чем способен полюбить ты, — сказал Гендальф. Он не сводил взгляда с Арагорна, его по-стариковски светлые глаза пронзали разум насквозь.       Арагорн хотел возмутиться, сказать, что не давал повода для подобных суждений, и вообще старик лезет куда не просят. Но слова застряли в горле. Гендальф сказал правду.       Долгие годы одиночества после развода сделали своё дело — Арагорн не планировал любить снова. Он вспомнил смятение того утра, когда проснулся в постели Боромира на пароме. Все планы таяли как айсберги, попавшие в Гольфстрим, а на сердце было горячо и больно.       Гендальф всё понял. Он увёл Арагорна в один из многочисленных домиков, тот самый, где на заднем дворе в тёплых вольерах скреблись и лаяли «ясли». Приёмная тут была самой обычной уютной гостиной, хозяин принёс чайник и чашки, поделился сигаретами. При этом не преминул заметить, что курить при собаке категорически нельзя, как при детях и беременных. Арагорн ответил, что примет к сведению. Они пили чай, Гендальф рассказывал историю щенка, к которому так прикипел Боромир.       Этот щенок родился с пороком сердца. Ничего критичного, но поводырь и помощник из него уже не получится — собака должны быть совершенно здорова, чтобы не доставлять хозяину дополнительных проблем. Но как домашний любимец пёс может прожить долгую и счастливую жизнь, если беречь его от инфекций и избегать сильных физических нагрузок. Кинологи забраковали щенка в возрасте двух недель, и почти сразу Гендальф выставил объявление. Откликнулась семья с ребёнком. Необычным ребёнком — у девочки тоже был порок сердца, правда, очень тяжёлый. Родители искали способ поддержать дочь, пёс с особенностью мог бы стать такой поддержкой. Но… Нет, девочка не умерла. Она перенесла операцию по трансплантации сердца, месяц как выписана из больницы здорова и счастлива. А родители решили, что ничто не должно больше напоминать ребёнку о болезни. Так от щенка отказались дважды за его короткую жизнь.       А третий человек, который хотел его забрать, лежит в реанимации.       Арагорн вместе с Гендальфом отправился в вольеры, посмотреть на собак. Мимо боксов, представляющих сосредоточение милоты, Арагорн проходил почти не глядя. Он знал, что тот самый щенок будет сидеть отдельно — он старше, ему почти четыре месяца, всех его сестёр и братьев уже разобрали. Так и было — в самом дальнем боксе на цветастом коврике лежал крупный лохматый щенок и грыз толстую верёвку.       Он поднял голову и вильнул хвостом, услышав гостей, поднялся и подошёл к прозрачной дверке бокса, сел, уставился на людей круглыми чёрными глазками. Он сосредоточенно втягивал носом воздух и разглядывал Арагорна, а хвост его всё настойчивее колотил по доскам.       — Ты ему нравишься, — улыбнулся Гендальф.       — Не я. Свитер, — Арагорн присел на корточки и протянул руки к фигурным отверстиям в стекле. — На мне свитер Боромира. Я надел первое, что выпало из шкафа. Я не тот, кого ты ждал, малыш, — сказал он, обращаясь к щенку. — Он пока не придёт. Этот человек… Наш человек лежит среди страшных пищащих приборов с трубкой в горле.       Щенок будто всё понял. Он прижал уши, прекратил стучать хвостом по полу, потом поднялся на задние лапы и сунул морду в отверстие, тычась носом в подставленную ладонь. Он всё понял. И про «не придёт» и про «наш».       Оформление документов заняло не очень много времени, метрика и ветпаспорт были готовы, прививки проставлены. В переноску пёс категорически отказался лезть, стоило взять на руки, как он обнял Арагорна всеми лапами, положил голову на плечо и явно демонстрировал решимость провести так всю жизнь. Стоило труда убедить его сидеть тихо на переднем сидении автомобиля — тот короткий миг, когда Арагорн закрыл дверь со стороны пассажира и обходил машину, чтобы сесть за руль, пёс не сводил с него взгляда, боялся моргнуть. Но как только человек сел рядом, а железная коробка сдвинулась с места, щенок заулыбался во всю пасть, вывалил розовый язык и принялся стучать хвостом по сидению.       «Боги, что я делаю? — спрашивал себя Арагорн. И тут же отвечал: — Спасаю свою жизнь. Если бы очнувшись Боромир узнал, что Гендальф мне звонил, что я приезжал посмотреть на щенка и не забрал его… В кому отправился бы уже я».