good boys get reward

                           Хенджин чувствует спиной горячее тело, прижимающееся вплотную к нему, руки, настырно лезущие в пижамные штаны, и губы, жарко целующие в позвонки у основания шеи. Хенджин очень хорошо и крепко спал: сегодня он очень устал после репетиции.       — Ммм, — Хван отказывается разлеплять глаза и вообще шевелиться, поэтому руками пытается остановить чужие пальцы, нагло оглаживающие тазовые косточки. И если до этого у Хенджина и были сомнения, кто из его парней настолько нетерпелив, то как только пальцы очерчивают рельеф больших мышц, соскальзывая на запястья и хватаясь за более короткие, чем у самого Хенджина, пыльцы, сомнений не остается. — Хен, прекрати... Дай поспать.       — Хенджин-и, — голос у Чанбина хриплый и низкий, он уже весь пропитался возбуждением, и Хенджин не может удержаться от сладкой ухмылки: ему нравится слышать, как его хотят. А то, что Чанбин пришел в соседнюю комнату общаги за этим, сомнений нет.       — Чанбин-хен... — Хенджин тихо посмеивается, но несмотря на все свои предыдущие слова, выгибается в пояснице, открывая сильнее шею, которую сразу же захватывают жадные мокрые губы, и сталкивается ягодицами с пахом. Чанбин уже возбужден, и Хенджин снова тихо смеется, всё еще не раскрывая глаз. Ему нравится чувствовать, как его хотят.       — Я соскучился, — Чанбин оставляет жгущийся засос на шее и прикусывает мочку уха, а мускулы на руках напрягаются, когда он обвивает Хенджина за талию и вжимает в себя, уже без стеснения притираясь пахом и давая почувствовать крепко стоящий член.       — Я понял, — Хван смеется, но глаза закатывает, ведь пальцы снова лезут под резинку пижамных штанов и уже ложатся на бедра, слегка царапая их короткими ногтями, когда Со подбирается к паху, чтобы сжать его сквозь нижнее белье. Тихий выдох Хенджина уже совсем не похож на смех.       — Я очень соскучился, — Чанбин оглаживает набирающее силу возбуждение и сильнее подается бедрами вперед, толкаясь сквозь слои одежды.       — Может быть, дождемся Сынмин-и? — Хенджин уже не пытается остановить, когда хватается за одну из рук Чанбина. Теперь ему нужна просто точка опоры, удерживающая его в сознании и не дающая скинуть штаны при очередном сжатии паха. — У него скоро закончится урок по вокалу, и он хотел зайти.       — Только к тебе? — Чанбин рычит в шею, отчего Хенджин фыркает и дергается от смеха. Ревность Со всегда такая — яркая и беспочвенная, но приятная. Он прекрасно знает, что ревновать нет смысла и причины. За столько лет отношений границы выстроены, всё обсуждено, и добро дано абсолютно на всё. Но иногда Чанбин позволяет своей ревнивой натуре взять верх, прижаться сильнее в собственническом захвате и прикусить, оставляя только свою метку. И Хенджин понимает это, позволяет, но не допускает доминирования ревности.       — К нам обоим, глупый, — Хван скидывает его руки и выкручивается из объятий, чтобы повернуться к хену лицом и потереться кончиком своего носа об его. Сладкая похоть моментально сменяется безграничной нежностью, и Чанбин тут же отзывается на нее, расслабляясь и обмякая, нежно укладывая ладонь на изящный изгиб талии под футболкой. — Так что нужно совсем немного подождать.       Хенджин надеется обнять и заснуть, задохнуться в этих больших объятиях и провалиться в самый сладкий сон. И на секунду по размякшему лицу Чанбина и потеплевшему взгляду ему кажется, что именно это они сейчас и сделают.       — Блять! — Хенджин взвизгивает, когда его подкидывают, вжимают в себя и в итоге усаживают прямо на широкие бедра. — Бля-я-ять...       Во второй раз он стонет громче, когда Чанбин ведет ладонями по его ногам, от коленей к продолжающему оттопыривать светлую ткань штанов члену. Но Чанбин с дьявольской ухмылкой огибает пах и подбирается ладонями выше — по линиям пресса, задирая и комкая футболку, и добирается до сосков, с удовольствием их оглаживая.       Хенджин дергается и морщится от грубых пальцев, натертых из-за частых тренировок ладоней, но всё равно свои ладони на живот Чанбина укладывает и бедрами крутит, выгибаясь сильнее, — соски у него очень чувствительные.       — Хен, — возбуждение уже маревом кроет, взгляд с трудом фокусируется на довольно улыбающемся Чанбине, но что-то внутри сжимается в каком-то животном страхе. — Сынмин-и, он будет злиться.       Смех, который издает Чанбин, заставляет Хенджина замереть. А по позвоночнику бегут мурашки, потому что ничего хорошего это точно не принесет. И Хенджин уже знает, что согласится на всё.       — Тебя же это заводит, — Чанбин запускает большой палец в раскрытый рот Хвана, надавливает на язык, вынуждая губы обхватить его плотнее, а затем возвращается к соску. — Быть непослушным, разозлить Минн-и...       Мокрый палец скользит по напряженной коже гладко, и Хенджин закусывает губу, жмурится и пальцами собирает футболку Со к груди, отчаянно хватаясь за ткань и сдерживая стоны. Чанбин же продолжает оглаживать по кругу сосок, размазывая слюну Хенджина по его же телу.       — Он придет и увидит, что ты не дождался его, — палец второй руки давит на пухлые губы, вынуждая раскрыть их. И Хенджин раскрывает, обсасывает палец, а взгляд от темных глаз Чанбина не отводит: ему так нравится видеть, как его хотят. И снова пытка повторяется. — Увидит, что ты так отчаянно хотел член в себе, что даже не смог дождаться его. Минн-и будет так злиться, Хенджин.       Хенджин громко стонет, когда Чанбин одновременно сжимает оба соска. Разум застилает быстро скользящий туман, оставляя только два тяжелых дыхания, жадный взгляд, руки Чанбина на его теле и ядовитые слова, простреливающие все тело насквозь возбуждением.       Хенджин хочет сопротивляться, хочет пропищать, что он дождется, но Чанбин резко давит на его затылок, вынуждая упасть на себя, и целует в губы, сразу же вылизывая его рот остервенело и жадно.       — Тебе нравится быть плохим, Джинн-и, — Чанбин усмехается, и Хенджин больше не может сдерживаться — он также улыбается в ответ, искривляясь в довольной и темной улыбке. — Тебе нравится доводить его. Нас обоих. Признай это.       Чанбин снова сталкивает их губы, давит на затылок и вырывает стоны, когда языком проникает глубже. Но Хенджин давит ему на плечи и вынуждает отстраниться, хотя ниточка слюны продолжает соединять их губы. А затем Хван с самым невинным выражением лица мотает головой.       — Нет, хен, ты что... — Хенджин хлопает ресницами, но уголки губ кривятся в усмешке, а тон издевательский. — Разве я могу?       — Можешь, — нос Чанбина морщится от тихого смешка, а пальцы невесомо царапают ребра. — Признай.       — Признаю, — Хенджин щурит глаза, меняясь в лице. Рот приоткрывается, а во взгляде лава закипает. — Мне нравится быть плохим. Для вас.       Губы Хенджина не встречают сопротивления, когда он своевольно наклоняется к лицу Со и, мягко подразнивая, прикасается к чужим губам. Вместо поцелуя — издевательство, ведь Хенджин горячо дышит, трется пахом о напряженный член Со, а губами лишь прижимается, целуя до смешного нежно и хрупко.       И Чанбин позволяет, только футболку снимает, чтобы добраться до горячей голой кожи, острых лопаток и красивых мышц спины. Хенджин фыркает, когда Чанбин, насладившись прикосновениями, лезет вновь под пижамные штаны, забираясь сразу же под белье и сжимая обеими руками ягодицы. Хенджин фыркает, но сильнее трется о чужой стояк. Чанбин ему позволяет куда больше...       Хван смотрит с восхищением на Со, когда отстраняется от его губ, и проводит пальцами по влажным волосам, зачесывая их назад. Сынмин бы уже заставил его вымаливать прощение. Но Чанбин другой...       Чанбин разрешает ему чувствовать секундное превосходство. Разрешает раздеть себя и с жаром покрыть грудь поцелуями. Хенджин любит целоваться, особенно если на его поцелуи так отзываются: Чанбин напрягает мышцы пресса под влажными шелковыми губами, гладит его по затылку, когда Хенджин выцеловывает дорожку от пупка до лобка, чертыхается громче нужного, когда Хван, дразнясь, проводит языком по ткани боксеров, которые он решил оставить. Просто потому что хен терпит его выходки.       Хенджин сосет с энтузиазмом, обмусоливая член сквозь ткань. Неприятные влажные катышки оставляют шершавые покалывания на языке, но Хенджин готов потерпеть, если за это он получит почти что развалившегося на части хена, который уже не нежно гладит по волосам, не проводит трепетно в благодарности пальцами по щекам, а дрожит и, стиснув зубы, рычит, выплевывая приказы. Хенджину нравится доводить до такого.       — Хван Хенджин, — пальцы Чанбина стискивают черные волосы, сильно, натягивая до боли и заставляя Хвана замереть. Но Хенджин знает, что с Чанбином ему сойдет слишком многое... Поэтому он все равно демонстративно вытаскивает язык с предварительно подготовленной порцией слюны, которая стекает с розового языка и припухших губ прямо на подергивающийся под боксерами член. Чанбин рычит, и Хенджин не может сдержать восторженной и пошлой улыбки. — Быстро раздевайся и поворачивайся дыркой ко мне.       И Хенджин подчиняется. Но делает всё равно всё по-своему.       Нарочито медленно скидывает оставшиеся на бедрах штаны, грациозно освобождается от белья, стараясь изящнее прогнуться и показать себя с разных сторон. Знает же, что Чанбин ужасно нетерпелив, а еще плох в мультизадачности, поэтому всё внимание — только на карамельной коже и изящном теле. Чанбин даже забывает отругать за подобные выходки.       Сынмин бы уже выпорол обоих.       Хенджин тихо смеется и мелко дрожит, вспоминая об этом. Он знает, что им можно заниматься сексом вдвоем. Знает, что и Чанбин с Сынмином это делают. И знает, что им хорошо вдвоем почти так же, как втроем. Но что-то всё равно заставляет его замереть у кровати.       — Хенджин-и, — голос Чанбина вытягивает его из навалившегося вороха мыслей, а руки Со притягивают ближе к себе, чтобы губами — до живота и тазовых косточек, нежно, медленно и горячо. Чанбин целует его кожу, проводит узоры языком, довольно урчит, когда прижимается щекой к животу и получает тепло в ответ — Хенджин заторможенно опускает ладонь ему на затылок, зарываясь пальцами, как он любит, в черные кудри, путаясь в них и бережно разъединяя.       — Всё хорошо, Хенджин? — короткое "угу" заставляет Чанбина нахмуриться. — Сынмин скоро придет. Ты не хочешь без него?       Со отстраняется и пытается поймать поплывший взгляд. Возбуждение на лице Хенджина сменилось глубокой задумчивостью.       — Хенджин-и-и, — Чанбин утягивает к себе на колени остекленевшего Хенджина, греет своим телом холодную кожу и мягко гладит, разгоняя кровь и зашумевшие мысли. — Я был слишком резким?       — Нет, нет, — Хенджин качает головой, силясь выкинуть всё ненужное. — Я просто...       — Хенджин, — Чанбин целует в линию челюсти, сильнее сжимает пальцами талию, а голос опять становится медовым, забирающимся под кожу и растекающимся по венам. — Он сам спросил у меня, не хотим ли мы подготовиться к его приходу. Он попросил меня подготовить тебя.       Чанбин делает паузу, всматриваясь внимательно в беспокойные глаза своего парня. Хенджин начинает дышать глубже и расслабляется.       — И себя тоже, — когда Чанбин добавляет это, Хенджин опять задыхается. А жар возбуждения моментально возвращается во всё тело. — Но об этом потом. Минн-и разрешил, он не против, если мы начнем без него. Он сам попросил.       — Спасибо, — Хенджин сводит густые брови к переносице, обрабатывая полученную информацию. Да, это действительно то, что его беспокоило. Сегодня ему не хотелось бы быть только вдвоем. — Мне нужно было это услышать. Спасибо.       — Прости, что сразу не сказал, — Чанбин моментально тушуется, краснеет и стыдится себя, разгоняя всю темную доминирующую ауру.       — Всё хорошо, — Хенджин облизывает губы и ухмыляется вновь, вот только Чанбин не смотрит на него, поэтому не замечает этой перемены и того, как бесята в чужих шоколадных глазах подбрасывают дровишек в огонь. Со реагирует только на изменившуюся интонацию. — Ты же просто хотел поиграть, хен.       Хенджин оставляет поцелуй на лбу Чанбина и слезает с его бедер, перебираясь на кровать. Старший зачарованно следит за любимым обнаженным телом.       Хенджин встает на четвереньки и поворачивается к Чанбину задницей, прогибается в спине, демонстративно покачивая ягодицами. Пальцы Чанбина сжимают простынь, а кадык нервно дергается, и Хенджину, наблюдающему из-за плеча, это очень нравится.       — Видишь, хен, — вновь покачивание бедрами. — Я встал, как ты просил. Дыркой к тебе.       Хенджин понижает голос, умело играя интонациями, потому что знает, как Чанбина, наделенного очень острым слухом, от этого ведет. Немного придыхания и желания в голосе, и Хенджин чувствует, как кожа плавится под жарким темным взглядом.       — Вау, Хен-и, — голос вновь становится уверенным и жестким. Хенджин снова виляет задницей, полностью довольный собой. — Не ожидал такого послушания.       Чанбин встает на колени позади него и берет одну половинку в свою ладонь, жестко и сильно сжимая. Хенджин жмурится, чувствуя подушечку каждого пальца. Наверняка останутся следы. И Хенджин не может не улыбаться, думая об этом.       — Давай, хен, — Хенджин пытается прижаться к обнаженному телу, но рука на пояснице не дает. А затем он чувствует обжигающий шлепок.       — Хенджин, — стальной голос Чанбина пускает мурашки, а член дергается. Сам же Хенджин снова расплывается в довольной улыбке.       — Головой вниз и молчи, — еще один шлепок. У Чанбина ладонь тяжелая, но Хенджин знает, что тот сдерживает себя и всё равно боится причинить вред. Знает и чувствует, особенно когда место шлепка оглаживают и растирают, чтобы не осталось следов.       Хенджину остается только закусить губу и прогнуться сильнее в спине, чтобы лечь щекой на сложенные на матрасе руки, а еще утонуть в абсолютном чувстве заботы, безопасности, любви и похоти. С его парнями не бывает по-другому.       За своими мыслями он не замечает, что Чанбин отстраняется и исчезает, поэтому дергается, чувствуя, как по кольцу мышц распределяют холодную смазку.       — Терпи, Хенджин.       Хенджин не видит лица Чанбина, но уверен, что тот нахмурился и сосредоточенно распределяет смазку по его входу, чуть ли не до выступивших капель пота, напряженно следя за всем телом младшего. Хенджин тихо хихикает от этой мысли, стараясь не дернуться, но всё же нетерпеливо подается назад, счастливо зарабатывая новый шлепок.       — Блять, Хенджин, хотя бы три минуты веди себя нормально, а не как блядь, — в голосе всё больше рычания, и у Хенджина внутри бурлит кровь. Но отчаянно хочется большего.       Он знает, что Чанбину нравятся грязные разговоры, знает, что того заводят нотки грубости, но Со очень сложно быстро раскрепоститься и стать активным участником, когда нет Сынмина и он должен сам следить за балансом между грубостью и безопасностью их обоих. Поэтому Хенджин выработал идеальную схему: он провоцирует. Раздражаясь, Чанбин отпускает себя, разрешая себе делать и говорить то, что нравится обоим.       Хенджин снова улыбается и всё же успокаивается, позволяя Чанбину медленно ввести в себя один палец.       — Хе-е-е-ен, — пальцы сжимают подушку, а в голове все мысли только о чувстве наполненности и необходимости дышать.       — Ты любишь быть плохим, Хенджин-и, но сейчас ты так хорошо справляешься, — Чанбин не может перестать шептать похвалу, когда медленно двигает пальцем внутри, отчего Хван расслабляется и позволяет добавить следующий. Темп такой мягкий и комфортный, что Хенджин слишком быстро тонет в нем.       — Блять! — за своей расслабленностью Хенджин забывает прислушиваться к миру вокруг, поэтому когда к трем пальцам добавляется что-то жаркое и скользкое, то он испуганно дергается, далеко не сразу понимая, что это язык. — Хен! Боже!       Хенджин окончательно разваливается, обмякая и почти что падая, но Чанбин держит его за бедро и не дает коленям разъехаться. Причмокивания и толкающийся в его раскрытый вход язык, губы, посасывающие ободок, вызывают головокружение и слишком сильное желание кончить. Хенджин знает, что Чанбин — не Сынмин, с ним больше дозволено, но самозабвенно дрочить и трогать себя без разрешения всё равно не решается. Его парням нравится доводить его самостоятельно. Поэтому Хенджин еще сильнее сжимает подушку, а зубами цепляется за простынь, стараясь заглушить в каком-то глупом порыве приличия стоны, когда Чанбин целенаправленно прижимается пальцами к простате.       — Хен, хен, хен, Чанбин! Хен, пожалуйста! — Хенджин дрожит, когда Чанбин без остановки массирует простату, оглаживает его тело и несколько раз просто для стимуляции проводит пальцами по члену. Но Хенджин от этих прикосновений готов кричать до содранного горла. Чанбин же лишь кусает его за ягодицу, прячет улыбку в горячей коже и вновь толкается языком в сжимающийся вход.       Хенджин дрожит, а сил уже хватает только на тихие поскуливания, потому что удовольствие и приближающийся оргазм обмазывают всё тело, с каждым движением и порывом ласки или же грубости Чанбина подталкивая к краю.       — Вы только посмотрите, — тихий смешок, от которого Хенджин распахивает глаза, молниеносно поворачивая голову на звук. — Вы только посмотрите...       Фигура Сынмина очерчивается светом из коридора, а сам Ким стоит, прижавшись к дверному косяку. Дверь же нараспашку, и Хенджин судорожно пытается вспомнить, дома ли Чан и Джисон...       Но Чанбин, погруженный в его растяжку, продолжает быстро толкаться пальцами и оглаживать его мокрый и напряженный член. Теперь Со непозволительно быстро водит по нему, пока горячие губы оставляют поцелуи на коже. И Хенджин хотел бы громко, очень громко проклясть чертову мультизадачность, в которую Чанбин совсем не может, поэтому продолжает самозабвенно трахать его пальцами и подводить к желанному оргазму, не замечая вообще ничего вокруг, но взгляд Сынмина парализует Хвана. Парализует настолько, что с глубоким и долгим стоном Хенджин срывается и кончает, изливаясь на простынь и в руку Чанбина.       — Мин... — голос сорван и хрипит, но Хенджин даже не пытается сказать что-то большее. Он чувствует, как Чанбин тяжело и быстро дышит ему в кожу, а также как его собственные стенки сжимаются вокруг оставшихся внутри трех пальцев.       Хенджин мычит, с трудом удерживая подрагивающее тело на весу.       — Я вас не отвлекаю? — Сынмин теперь говорит громче, так, чтобы и Чанбин услышал.       Со вздрагивает, и комната наполняется еще одним громким стоном — Чанбин вытаскивает из Хенджина пальцы.       — Сынмин-и... — голос у Чанбина дрожит, а Хенджин с трудом, но приподнимается, чтобы посмотреть на его раскрасневшиеся щеки и взмокшие плечи, прилипшие к вискам черные пряди, вздымающуюся большую грудь и напряженный красный член, который дергается от смешка Кима. Хенджин тоже дергается, переваривая в голове желание отрубиться после оргазма, желание тут же рухнуть по самую глотку на красивый член Чанбина и желание спрятаться от колючего взгляда Сынмина, который всё же заходит в комнату, закрывает дверь до щелчка и делает шаг в их сторону.       — И что вы здесь устроили? — они оба тяжело сглатывают. — Ничего нормально сделать не можете...       Сынмин качает головой, переводя темный взгляд с застывшего Чанбина на подрагивающего Хенджина.       — Но ты же сказал, что Чанбин-хен может меня подготовить! — Хенджин всё же не выдерживает и обессиленно валится на кровать, прямо в капли собственной спермы, пачкая ею живот. Он обнимает подушку и поворачивает голову в сторону Сынмина, который лишь выгибает бровь и скрещивает руки на груди, подходя на несколько шагов ближе.       — Я сказал, что он может подготовить тебя, — Сынмин наклоняется к его лицу, обжигая дыханием, пока пальцы в мнимой заботе проходятся по мокрым волосам. — Но я не говорил, что кто-то из вас может кончать.       Взгляд соскальзывает с побелевшего лица Хенджина на тяжело дышащего Чанбина, который не в силах что-либо сказать. У обоих внутри всё сжимается, когда тишину в душной комнате разрывает очередной смешок Сынмина, а пряжка его ремня звякает.       — Поэтому займемся вашим наказанием, — Сынмин улыбается еще шире.