Эвдемония

В тринадцать Том решает, что родителям нужно развестись. Не из-за Меропы и даже не ради себя, нет, только во благо отца. Развод — безобразное пятно, позор для обеих сторон, но также он ключ к свободе. Гарри не замечает, насколько он несчастлив, но Том ясно видит и больше не может ждать, пока отец сам образумится. Постепенно мелкие обиды накапливаются, наслаиваются одна на другую: и то, как отец безропотно потакает любой прихоти жены, и холодное равнодушие Меропы к собственному сыну, и личные страдания Тома от того, что он оказался в ловушке этой пародии на семью. Он очень хочет, чтобы мерзкая отвратительная Меропа навсегда покинула их дом, чтобы он мог преуспевать под любящим руководством отца и, возможно, даже поступить в Хогвартс — место, о котором Гарри никогда не говорит напрямую, но часто с нежностью вспоминает расплывчатыми намеками. Тем не менее, к вопросу о разводе следует подойти с особой осмотрительностью. Том знает, что любовь отца к Меропе прочна, как стальной прут. Так просто ее не сломать. Поэтому Том тщательно собирает улики и выжидает время. Нежелательно заводить разговор когда Меропа дома, но, к сожалению, она редко из него выходит. Впрочем однажды ему вдруг предоставляется возможность. Субботним днем Меропа собирается в салон за новым платьем. Том со злорадством думает, что фигура у нее уже совсем не та, и никакое платье не сделает ее жалкое подобие на лицо красивым. В предвкушении новых роскошных платьев у Меропы хорошее настроение. Перед отъездом она даже соизволила попрощаться с Томом. Едва она выходит за порог, Том обращается к отцу: — Я хочу кое о чем с тобой поговорить. Это важно. Отец обеспокоен серьезностью Тома, и будто и вовсе забывает о Меропе. — Пойдем в мой кабинет, — говорит он и кладет руку на спину Тома, ведя его по коридору. Когда они рассаживаются по местам, Том с сожалением чувствует, как отец убирает руку, но успокаивает себя тем, что это временная потеря. — О чем ты хочешь поговорить? — спрашивает Гарри. Том на секунду задерживает дыхание: — О маме. — Что с ней? — Гарри снова обеспокоен, но теперь из-за жены, отчего Тому становится больно и горько. — Мне не нравится, как она ко мне относится, — честно говорит Том. Он знает, что ничего не добьется, если станет открыто критиковать отношения родителей, а вот если будет говорить только о себе, отцу окажется сложнее спорить и возражать. — Мне не нравится, что она постоянно прерывает наши занятия. Или уводит тебя сразу после ужина, и мы больше не видимся до следующего дня. Отец сжимает губы и хмурит брови: — Мне жаль, что ты все так воспринимаешь, Том. Мама очень тебя любит, уверен, она не хотела тебя расстраивать. Понимаю, ты хочешь проводить с ней больше времени… — Не хочу, — сердито огрызается Том и шумно втягивает воздух, понимая, что его самообладание уже трещит по швам. Гарри, напротив, устало выдыхает: — Том… — говорит он. — У твоей мамы… была не самая легкая жизнь. В детстве она пережила много жестокости и лишений. Я приложил все усилия, чтобы позаботиться о ней и о тебе, чтобы помочь залечить эти старые раны. Если тебе кажется, что она плохо к тебе относится, я точно знаю, это не потому, что она хочет тебе навредить. Тому плевать. Ему нет ни малейшего дела до чувств, мыслей и прошлого Меропы; требуется огромное усилие, чтобы не сказать об этом вслух. — Она никогда не слушает, — говорит Том. — Ни тебя, ни меня. Всегда только так, как она скажет. Она не отпустила меня в Хогвартс, помнишь? Запретила тебе даже упоминать о школе. — Меропу так и не приняли в Хогвартс, — Гарри пытается говорить рассудительно, но в его словах нет ни капли рациональности. Во всем этом вообще ни грана смысла. — Ее огорчают разговоры о нем. Знаю, ты расстроился, и мне очень жаль, Том, но ведь оно того стоит, чтобы сделать ее счастливой? Ты так не думаешь? И это все, что волнует отца? Меропа не заслуживает никакого счастья, тем более когда она своими руками сделала жизнь Тома горькой и мучительной. — А как же мое счастье? — спрашивает Том, всеми силами пытаясь сохранить самообладание. — Что насчет него? Отец потрясен и напуган. Тома мутит от него такого, но это необходимое зло. — Это моя вина, — после долгого молчания говорит Гарри. — Я виноват, Том, мне так жаль. В последнее время я не уделял тебе достаточно внимания, теперь я понимаю. Ты держал все эти переживания в себе и никому не мог рассказать. Тому хочется плакать от облегчения. — Да, — говорит он. — Да. Гарри обходит стол и обнимает Тома. Ощущения потрясающие, как всегда, тепло и безопасно. Том зарывается лицом в шею отца и его накрывает счастьем, как толстым зимним пальто. Когда через пару минут они отстраняются друг от друга, а из взгляда отца уходит вся тревога, Том решает, что самое время спросить: — Так ты ее бросишь? — Брошу? — взгляд отца снова меняется. Вместо любви и нежности неподдельное удивление. — Твою маму? Нет, Том, с какой стати мне это делать? У Тома будто земля уходит из-под ног, а вместе с ней выбивает воздух из легких. — Но ты… — Том пытается, мечется, не может подобрать слов, чтобы выразить свой ужас. — Том, — говорит Гарри, и с каждым словом его голос становится все тверже, — я поговорю с ней, скажу, что нам троим нужно проводить больше времени вместе. Исправлю ошибки, которые допустил, пренебрегая нашими семейными отношениями. Но, запомни, я люблю твою мать и не собираюсь с ней разводиться только потому что ты переживаешь период подросткового бунтарства. Последние слова для Тома как пощечина. Глубоко ошеломленный, он отшатывается назад. Отец вскидывает бровь: — Я ясно выразился? — Нет, — охрипшим голосом говорит Том. — Нет, ты ошибаешься, — он мотает головой, пытаясь взять себя в руки. Это его последний шанс уговорить, переубедить. Он должен продолжать пытаться. — Она плохая мать, — уверяет он, отчаянно желая, чтобы отец ему поверил. — А жена из нее еще хуже! Ты можешь думать, что счастлив с ней, но это не так. Атмосфера резко меняется. Том замечает это слишком поздно. — Не смей так говорить о моей жене, — Гарри хватает Тома за запястье. — Я не позволю тебе проявлять к ней неуважение! Меропа хороший человек и хорошая мать, и мне ужасно жаль, что ты, очевидно, не в состоянии этого понять. Том никогда раньше не видел, чтобы отец злился. Будто кто-то другой завладел его телом. Гарри ни разу не повышал голос ни на жену, ни на сына. Но сейчас… он зол настолько, что напряженно сжимает челюсти, глаза горят едва ли не ненавистью. И все это чудовищное уродство злобы направлено на Тома. Несмотря ни на что, хоть он и знает как на самом деле отцу будет лучше, Том сдается. Ему больно, мерзко и он слишком разочарован. Отец встряхивает его — грубость там, где раньше была только нежность, и так крепко сжимает Тома за запястье, что точно останется синяк. Том сглатывает рыдания и опускает взгляд в пол. Заметив его состояние, Гарри ослабляет хватку и опускается на колени, чтобы заглянуть Тому в глаза с суровым выражением лица. — Ты все понял? — Да, — лжет Том, поскольку, что еще он может? — Да, мне очень жаль. Отец его обнимает, но это уже не то. Совсем не те ощущения, что прежде. Том знает — отец никогда бы просто так не причинил ему боль, но ему обидно. И очень плохо. — Думаю, до ужина тебе лучше посидеть в своей комнате, — говорит Гарри и отстраняется, чтобы снова посмотреть Тому в глаза. И пусть голос отца снова добрый и мягкий, Том чувствует вкус желчи на корне языка. — Хорошо. Отец взъерошивает его волосы и целует в лоб. — Ты хороший мальчик, Том. Знаю, ты не желаешь ничего дурного, но ты должен понимать, что все идет как идет и не изменится только потому что тебе этого хочется. Том уходит в свою комнату. Запирает дверь на замок. Он не знает, что делать. Он уже не уверен, что вообще может хоть что-нибудь сделать, и эта мысль почему-то ранит сильнее, чем тупая боль в левом запястье.

***

Ужин проходит в натянутой обстановке. Встревоженное состояние отца не сочетается с приподнятым после дня шоппинга настроением Меропы. По окончанию трапезы отец Тома уводит ее в свой кабинет для приватного разговора. Том тихонько следует за ними и подслушивает у двери. — Пока тебя не было, я говорил с Томом, — устало сообщает Гарри. — Он несчастлив в последнее время. — С чего вдруг? — вскидывается Меропа, недовольная тем, что такой хороший день омрачается неприятным разговором. — Мы даем ему все. Все, чего только может пожелать мальчик его возраста! Книги, игрушки — все! — Он говорит, что чувствует себя обделенным. Считает, ты отнимаешь у меня слишком много времени. Том представляет, как отец держит руки Меропы в своих, чтобы утешить, и как безучастно выражение лица матери, которой на самом деле плевать на сына. — Неблагодарный мальчишка, — презрительно фыркает Меропа. — Он даже не представляет, как ему повезло здесь жить. Ты ведь с ним не согласен, да? — У Тома нет друзей его возраста, — успокаивающе отвечает отец. — Все, что у него есть, это мы. Я не могу проводить с ним столько времени, сколько хотелось бы, и это не его вина. Вполне естественно, что он ревнует. — Ревнует? — переспрашивает Меропа. — К кому? К тебе? — в ее голосе слышится нотка недоверия и ужаса. — Ну, — запинается Гарри, — нет. Вообще-то к тебе. В кабинете воцаряется тишина. Том слышит, как колотится барабанной дробью в ушах его собственное сердце. — Я все улажу, — спешит заверить отец. — Улажу, не волнуйся. Том не видит выражения лица Меропы, но может его представить: нахмуренные брови, выпученные глаза и красное лицо. Меропа никогда не скрывала своей ярости: если ей случалось наказывать Тома, она кричала и била. — Надеюсь, — напряженно говорит она. — Я не позволю Тому так себя вести. Мы не таким его воспитывали. Я не позволю ему превратиться в… того, кем он не должен стать. — Знаю, — Гарри звучит подавлено, а Тому интересно, каким таким он не должен стать. — Я сама с ним поговорю, — заявляет Меропа после очередной паузы. — Наедине. У Тома от страха скручивает живот. Он едва слышит ответ отца: — Уверена? Я могу сам еще раз с ним все обсудить… Развернувшись на пятках, Том бежит к лестнице, в безопасность своей комнаты. Меропа не заставляет себя долго ждать; Том сидит за письменным столом перед открытой книгой по Трансфигурации. — Том? — голос Меропы звучит так сдержанно и спокойно, что у Тома по позвоночнику пробегает дрожь. Он закрывает книгу. Делает глубокий вдох. — Да? — вежливо спрашивает он, поворачиваясь к Меропе лицом. — Я говорила с отцом о твоем поведении, — она поправляет юбки, садится в изножье кровати и похлопывает рядом с собой. Том неохотно подчиняется, стараясь оставить между ними как можно больше расстояния. — Я уже извинился, — говорит он, надеясь, что Меропа уйдет. — Я здесь не за этим. Том ждет, что она скажет дальше, но Меропа молчит: — Тогда зачем? — спрашивает он сквозь стиснутые зубы. Она пристально вглядывается Тому в лицо, такими же обычными карими глазами, как и у него: — Твой отец, — наконец говорит она, — мой. Не твой. И никогда им не будет, — по тому, как именно Меропа произносит эти слова, становится ясно, что она абсолютно серьезна. Что ж, она заблуждается. Гарри — его отец, а, значит, по крайней мере в этом смысле он точно принадлежит Тому. — Он хочет проводить со мной время, — холодно отвечает Том. — Ему нравится моя компания. Ты просто не хочешь признавать, что у нас намного больше общего, чем у тебя с ним! Глаза Меропы вспыхивают недобрым огнем: — Думаешь, ты такой умный? — шипит она. — Думаешь, такой смышленый, раз у тебя есть все эти книги? Но что ты знаешь? Да вообще ничего! Гарри не твой отец. Он не твой настоящий отец! Такой потрясающий человек, как он? Не смеши, — она ехидно усмехается, обнажив зубы в издевательской улыбке. — Твой настоящий отец был никем. Никем. Магглом! Том отказывается в это верить. — Ты лжешь, — он дрожит всем телом и отшатывается подальше от Меропы. — Лжешь! Гарри — мой отец! Он мой отец, а ты всего лишь мерзкая лгунья… Меропа отвешивает ему сильную пощечину, заставляя замолчать. Том падает на пол; щека краснеет и болит от удара. — Заткни свой рот, — злобно шипит Меропа. — Заткни свой глупый рот, сопляк! Я так и знала, что нужно было избавиться от тебя, когда была возможность. Надо было оставить тебя на улице или отдать в один из тех грязных маггловских приютов! По лицу Тома катятся горячие мокрые слезы. — Ты лжешь, — повторяет он дрожащим голосом. — Возьми свои слова обратно! — Я сказала, заткнись! Меропа хватает его за ухо и тащит по коридору в пустующую комнату, где запихивает его в пыльный шкаф. — Только пикни, — она тяжело дышит, раздувая ноздри. — Только посмей. Иначе я скажу отцу, чтобы он от тебя избавился. Я не шучу. Она захлопывает дверь и запирает ее своей магией, после чего уходит. Том долго сидит в оцепенении, не в силах пошевелиться и даже вдохнуть. Он твердит себе, что отец никогда его не бросит, никогда не оставит на улице, но… …не уверен. Не уверен. На лестнице раздаются шаги Гарри. Том слышит, как отец его зовет, но Меропа быстро находит какие-то отговорки и зовет мужа в спальню. Том подтягивает колени к груди, обхватывает их руками. В шкафу воняет молью и старой тканью. В него почти не проникает лунный свет, и никто не увидит, как Том до красноты трет руками заплаканное лицо. Он приваливается к боковой стенке. И, наконец, засыпает.

***

Меропа выпускает его на следующее утро. — Вставай! — рявкает она, плашмя ударяя по скрипучему дереву. — Надеюсь, ты усвоил урок. Том моргает, от резкого света слезятся глаза, но благоразумно молчит и поднимается на ноги. — Твой отец принадлежит мне, — злобно напоминает Меропа, встряхивая Тома за плечи. — Ты не тронешь его. Не сможешь забрать. Я не позволю твоей хвори разрушить семью. У тебя может быть его лицо, но я знаю. Знаю, что ты такой же, как они, — и без того некрасивые черты лица Меропы искажаются в отвращении. — Поэтому оставь его в покое, слышишь? Он хороший человек, ему не нужны тебе подобные, — Меропа машет рукой в сторону шкафа: — Это еще цветочки, только попробуй что-то выкинуть. Внутри Тома пусто, он молча кивает. Меропа недовольно его отпускает. — Лучше приведи себя в порядок до завтрака, — велит она. — И поживее. Том бежит в свою комнату. Он едва успевает забежать в ванную, как накатывает тошнота и он выплескивает вчерашний ужин в унитаз. Горло жжет отвратительным привкусом кислоты, смешанным с томатным супом. Под конец Том дрожит от холодного пота, липкими руками держась за холодный ободок; легкие разрывает сухими рвотными позывами. Меропа хочет, чтобы за завтраком он делал вид будто все в порядке. Хочет, чтобы он притворялся до конца жизни или, по крайней мере, до тех пор, пока Том не станет достаточно взрослым, чтобы она могла выселить его из дома без особых протестов. Потому что Гарри будет против. Точно будет. Пока Том ребенок, он находится под защитой отца. Отца. Том плотно зажмуривает глаза; под веками танцуют оранжево-красные пятна. Он не знает, что думать. Боится спросить и узнать правду. Если Гарри не его отец… И что тогда? Том его любит. Остальное не имеет значения. Важно только, что Меропа хочет, чтобы он держался подальше. Тому кажется, что он не сможет вынести одиночества и молча наблюдать, как Меропа разрушает жизнь отца, но он должен. Должен хотя бы ради той капли надежды, что еще теплится в нем, веры, что когда-нибудь он одолеет Меропу. Если он станет противиться и вызывающе себя вести, Меропа убедит Гарри от него избавиться. Она будет стенать, умолять и попрекать, пока Гарри не сдастся. Поэтому самому Тому сдаваться нельзя. Том приводит себя в порядок. Переодевается, бросает грязную пыльную одежду в корзину для белья. Влажной губкой протирает лицо от слез и соплей. Перед тем как спуститься вниз, репетирует притворную улыбку. Меропа сидит за столом, уставленным тарелками с тостами и яичницей. Она обвивает Гарри за шею и целует его в щеку. — Доброе утро, Том, — говорит Гарри. — Хорошо спалось? Мама сказала, что вчера вечером у вас был разговор. — Да, спасибо, — Том откашливается, выталкивая застрявший в горле ком, и садится. Запястье болит, напоминая о вчерашних событиях. — Мы все обсудили, — он смотрит на улыбающуюся Меропу. — Я рад, — Гарри с нежностью смотрит на жену. — Не хочу, чтобы мы все ссорились. — Конечно, — говорит Меропа и ласково поглаживает его по плечу. — А теперь пейте чай. Пока не остыл. Гарри послушно отпивает из чашки. — После завтрака приступим к занятию, — говорит он Тому. — Хочу научить тебя одному заклинанию, которого нет в учебном плане. Вопреки всему, при упоминании нового особого заклинания Том оживляется. Он торопливо намазывает маслом поджаренный кусочек тоста. — Что за заклинание? — спрашивает Том, игнорируя боль в запястье, откладывает нож и тянется за баночкой с клубничным джемом. — Патронус, — отвечает Гарри и принимается объяснять, как именно работает заклинание, что для создания телесного защитника необходимы самые счастливые воспоминания. — Никаких лекций за столом, — строго прерывает Меропа. — И мне нужна твоя помощь, — добавляет она. — В саду. В одном из камней дорожки трещина, и становится все больше. — Я могу подождать, — тут же заверяет Том, и сложно сказать, кто удивлен больше: Гарри или Меропа. — Если ты уверен, — улыбается Гарри, которому явно не терпится дать Меропе желаемое. Том улыбается в ответ. Он больше всего на свете любит своего отца. — Уверен. Когда родители закончат с садом, Гарри вернется и научит его заклинанию Патронуса. У них будет свой особенный момент, только между ними. Том доедает завтрак в одиночестве. И ждет.