Рюмочная «Однажды в Осане…»

***

      Тэхёну повезло. У выбранного им психолога оказалось окошко через два дня, потому вежливый администратор тут же записал Кима на сеанс. Как прошли эти дни ожидания? Сложно сказать. Тэхён старался по максимуму загрузить себя работой, чтобы не думать ни о чём лишнем… В рюмочную не ходил, смс Чонгуку не писал, от него вестей тоже не получал. И вот наконец вечером среды он едет в самый центр Осана, чтобы впервые в жизни посетить психолога, и параллельно изливает душу лучшему другу.       Тэхён: «Вроде и уверен, что правильно поступаю, а вроде и нахер бы надо…»       Тэхён: «Помнишь про мой синдром картошки? Хочу лежать в темноте, чтобы меня никто не трогал»       Тэхён: «А тут несёт меня куда-то…»       Тхан: «Эту картошку пора хорошенько отжарить!»       Ким даже закашливается, прочитав ответ товарища. И покрывается ализариновым румянцем.       Тхан: «Всё будет нормально, бро! Ты едешь в свою лучшую жизнь»       Тэхён: «Хочется верить…»       И вот он наконец на месте. В центре его встречают приветливо, предлагают одноразовые тапочки, как в отеле, и напитки на выбор. Провожают в кабинет той самой Мин Юнджи, на которую пал выбор. Молодая женщина оказывается весьма приятной наружности, и удивительно кого-то Тэхёну напоминает. У неё стильное каре из копны тёмных волос, мягкие черты лица и поразительно располагающий голос. — Добрый день, Тэхён, располагайтесь поудобнее — и давайте знакомиться. — Она указывает на уютное бежевое вельветовое кресло. Сама присаживается напротив.       В кабинете светлые стены, но не пугающе белые. Жалюзи на окнах. Торшер с тёплым светом. Пара картин и три аккуратных горшка с вечнозелёными растениями. Атмосфера приятная, и Киму в целом комфортно, несмотря на некое волнение внутри. Первый раз он в таком месте, как ни крути.       Психолог представляется и задаёт несколько уточняющих вопросов, вроде возраста, сравнивая с полученными от администратора данными, а потом переходит к более личным, дабы получше узнать пациента.       «Каково ваше семейное положение?»       «Прибегали ли вы ранее к помощи психолога?»       «Принимаете ли вы какие-нибудь лекарства?»       «Есть ли хронические заболевания?»       «Работаете ли вы?»       Тэхён исправно на всё отвечает, покуда не начинаются вопросы о детстве. Об отношениях с родителями, с друзьями, с одноклассниками… Тут-то он и напрягается, потому что не очень любит вспоминать этот жизненный период. Но психолог умело выуживает из него нужную информацию об отсутствии отца, например… Нет, рос маленький Тэ в полной семье, вот только вышеупомянутый совсем не принимал участия в воспитании сына. Всё на себе тащила мать, несколько раз уходила от отца, возвращалась, вновь уходила… Словом, качалась на эмоциональных качелях, прихватив ребёнка.       Отец был деспотом. И за всем этим наблюдал маленький Тэхён. А мама… Мама всегда хотела вырастить сильную личность, не давала должную ласку, избегала нежности с сыном — и всё это послужило благоприятной почвой для формирования в растущем человеке именно избегающего типа привязанности.       Мин Юнджи слушает внимательно, делает некие пометки в своём ежедневнике, кивает, задаёт дополнительные вопросы, уже выявив проблему и установив причины. А выслушав истории о побегах из отношений, подтверждает то, о чём догадывался сам Ким. — Вы боитесь сближения. Вам сложно доверять кому-то, сложно открываться… Возможно, при более близком общении с тем или иным человеком — вы чувствуете что-то вроде удушья, из-за этого появляется навязчивое и неконтролируемое желание поскорее сбежать, избавиться от невидимых оков и вновь вдохнуть полной грудью. — Всё слово в слово! — подтверждает Тэхён. — Это чертовски тяжело… Возможно, я просто не создан для отношений. — Не стану отрицать, что есть люди, которые чувствуют себя комфортнее в одиночестве, — продолжает беседу психолог. — Но в каждом из них скрыты причины. И просто замечательно, что мы уже выяснили часть ваших! Такого рода отношения с родителями дали толчок для развития именно этого типа привязанности, а затем всё закрепилось при помощи одноклассников и приятелей, да и других примеров. Есть и хорошая новость: всё поддаётся коррекции. Конечно, будет непросто, но если вы готовы работать — мы непременно выйдем на отличный результат. Помимо этого, очень важно, чтобы ваш потенциальный партнёр относился с пониманием. Для него у меня будут отдельные рекомендации, которые вы сможете передать, когда встретите кого-то по душе. — Если честно… — Тэхён неловко чешет макушку. — Есть у меня чувство, что я уже встретил. Или было… Не знаю! Я думал, что он женат и… — Он осекается, поняв, что проболтался. Вот так глупо и быстро. Не хотел же сообщать о своей ориентации… Или это в любом случае было необходимо?       Но Юнджи никак не реагирует. На её лице не дёргается ни одна мышца — психолог продолжает глядеть спокойно и добродушно, ожидая продолжения рассказа. — Да, я… Я гей, — вроде как увидев зелёный свет, выдыхает Ким. — Это вас никак не отталкивает?.. — Разумеется, нет, — мягко улыбается девушка. — Можете быть спокойны, я абсолютно толерантна. К тому же, являюсь высококвалифицированным специалистом и имею дело с самыми разными людьми, к каждому из которых отношусь с уважением. — Славно, — ещё раз выдыхает Тэхён. — Так вот, он понравился мне, но я думал, что он женат, и просто любовался им, немного фантазировал всякое, знаете… А потом выяснилось, что он свободен. Ещё и номерами обменялись и… — И у вас возникло желание идти на попятную? — Что-то вроде этого. Не такое сильное, как обычно бывало, но и между нами пока нет ничего конкретного. Это пугает и бесит, очень бесит, потому что до боли знакомо. Я десятки раз сливался, сбегал, уносил ноги… Терял классных людей. Правда, классных. Но его… Его мне потерять не хотелось бы. Наверное… — Я понимаю ваше смятение, — кивает психолог, — и это абсолютно нормально при вашей проблеме. Но, как я уже сказала, она решаема. — Я готов, — отзывается Тэхён, — во всяком случае, сейчас… Может, после сеанса и от вас сбегу. — Не исключено, — честно отвечает Юнджи. — Тип привязанности — не только про любовь. Он влияет на поведение человека с друзьями, с коллегами и даже с тем же психологом. Кстати, как у вас с первыми? У вас есть кто-то, кого вы можете назвать другом? — Есть! — воодушевляется Ким, потому что разговоры о Тхане не вызывают в нём ни капли негатива, и он делится их историей.       Психолог вновь внимательно слушает и делает пометки, после чего сообщает Тэхёну, что он небезнадёжен, ведь дружить точно умеет. В конце сессии Мин Юнджи сообщает пациенту, что для того, чтобы скорректировать привычную деструктивную схему поведения, нужно проделать много работы, и первым этапом будет полное осознание сути детско-родительских отношений. Да, Ким уже поведал о том, как складывался этот период жизни, но для эффективности необходимо обдумать всё более досконально, прочувствовать, вспомнить то, какие реакции это вызывало, и даже тех, кто утешал в тяжёлые моменты. Это становится его домашним заданием.       Попрощавшись с психологом, Ким записывается на следующий сеанс на стойке регистрации, и выходит на улицу со странным чувством опустошения, но и тяжести одновременно. Детские воспоминания привели его в раздрай, а ведь он ещё даже не копался во всём этом толком… На душе скверно. Хочется напиться и поплакать, или закутаться в плед и просидеть весь вечер в тишине, полностью предаваясь своему синдрому картошки. Он не помнит толком, как добирается до дома, как стоит в душе под струями воды, будто пытаясь смыть эти мысли родом из детства, что теперь так и крутятся в его голове, всплывая яркими картинками отдельных сцен, связанных с родителями, с их ссорами, со слезами мамы, с уходом папы, с его возвращением, с переездами постоянными, ведь мама пыталась убежать… — К чёрту нахрен! — психует Тэхён, одевшись после водных процедур в домашнее. — Не хочу сегодня ни о чём думать! У меня ещё есть время до следующей сессии, а пока… — Он кидает взгляд на телефон, что лежит на кухонном столе. Написать Чонгуку? Работает ли тот сегодня? Всё это можно выяснить при помощи одной смс, но Ким решает идти наобум.       Перерывает свой гардероб, понимает, что всё его сейчас бесит, потому натягивает простую чёрную майку и тёмно-синие джинсы. Сушит волосы феном, прихватывает телефон, карту и ключи, накидывает верхнюю одежду — и спускается вниз. Пора наведаться в «Однажды в Осане…» и забыться.       Внутри всё по классике: темно, дымно, шумно и пьяно. Пара человек уже почти спят за столиком, хотя ещё далеко не ночь — лишь девять вечера. Снова здесь ошиваются дамы лёгкого поведения, окучивая местных почти провинциальных папиков. И снова работает Чонгук. От взгляда на него у Тэхёна перехватывает дыхание… Статный, крепкий, с волосами своими мягкими, в футболке из кожи и таких же кожаных перчатках без пальцев. Он скользит вдоль барной стойки, обслуживая посетителей, а Ким стоит скалой, гипнотизируя его и желая получить взгляд в ответ.       Чонгук, конечно же, замечает. Приветственно улыбается, машет рукой и жестом приглашает подойти. У Тэхёна ноги почти не гнутся — каменными стали от такого горячего вида, но он всё равно шагает, а после забирается на высокий стул у стойки. — Решили не писать смс, а прийти наобум? — вместо слов приветствия спрашивает Чон. — Или потеряли мой номер? — Не потерял, — мотнув головой, — спонтанное решение. — Понимаю. Что ж, сегодня сухой режим или?.. — Или. Начнём с соджу и порции пельменей.       Чонгук показывает «окей» и отправляется на кухню, чтобы передать заказ. Тэхён же сползает с барного стула и перебирается за стол — есть там удобнее. Как всегда, минут через пятнадцать возле него уже дымится порция ароматных мясистых пельмешек, а рядом стоит бутылочка соджу и маленькая рюмка. Ким расправляется с едой за считанные минуты, после чего допивает и соджу — объём-то маленький, и параллельно наблюдает за летающим по залу Чонгуком. Тот обещал историю… И Тэхён прикидывает, как бы на время похитить бармена. Подкараулить его возле туалета? За руку затащить в подсобное помещение? Разузнать про крейзи меню?       Серьёзно. Такую штуку практикуют во многих заведениях, и пусть Тэхён этим никогда не пользовался. Помнится, они с Тханом и Наби изучали ассортимент капризов в одном баре… За кругленькую сумму можно было выбрать трек, что будет звучать следующим; заплатить официанту, бармену, кальянщику, хостес или даже повару, чтобы услышать их пение; продлить работу заведения на час; обмазать танцора или танцовщицу взбитыми сливками и слизать; и главное, пусть и не самое сумасшедшее, присесть на уши бармену — а именно, пригласить того за свой столик на полчаса за очень приличную сумму. И Тэхён готов. Готов сейчас отдать эти деньги, дабы заполучить всё внимание Чонгука, но он не уверен, что в этой забегаловке есть нечто подобное… — Созрел вопрос! — решает попытать удачу Ким, когда Чон подходит к его столику, чтобы забрать пустую посуду и принять новый заказ, если таковой будет. — Я — весь внимание. — Есть в вашем заведении, ммм, что-то вроде крейзи меню? Если вы слышали о таком… — Ким чувствует, как у него начинают гореть уши, а внутри всё дребезжит и ходит ходуном, то сжимаясь до молекулы, то расширяясь до масштабов вселенной. — Да, конечно, слышал, но у нас, увы, не предусмотрен такой формат, — отвечает работник рюмочной, а потом делает хитрое, как кажется Тэхёну, лицо. — А что, хотели похитить меня и сотворить что-нибудь сумасшедшее? — Просто похитить, — признаётся Ким, но добавляет, подумав, ещё кое-что. — Для начала… — Первое можем организовать, но в рамках заведения. Помню, что должен вам историю… Постараюсь вырваться на несколько минут! — обещает бармен. — Заказывать ещё что-то будете?       Тэхён, отреагировав на слова Чонгука очень ярко, пусть и внутри, хочет поддержать настрой. Ему кажется, что сейчас лучшим вариантом будет текила. Да, точно, текила, ведь именно с ней он становится некой игривой кошечкой — так рассказывают друзья. Сам Ким, правда, мало помнит о таких вечерах, но… Его сегодняшняя цель всё ещё в силе.       Потому уже скоро Чон приносит ему набор шотов с текилой, лайм и соль — всё по классике жанра. Один, второй, третий — и вот уже красивый, до безумия красивый Чон подсаживается за его столик. А Тэхёну так хорошо, после алкоголя, что ему уже и истории не особо нужны… Просто сидеть бы и любоваться. Сидеть и любоваться. — Итак, в тот раз мы говорили об этом кольце. — У бармена на постояльца другие планы, и он проводит рукой по воздуху, демонстрируя изделие, так похожее на обручальное. — О нём, — подтверждает Тэхён. Его уже немного ведёт… И не совсем от текилы. — Так вы не женаты? — И не был, — напоминает Чон. — Но у меня в закромах есть потрясающая история любви. — Отчего же вы тогда не женились? — чуть обиженно вопрошает Ким. — На своей любви… — Не моя она, история эта. А бабушки и дедушки, которого, увы, уже нет с нами. — Так это его кольцо? — догадывается Тэхён, вливая в себя ещё один шот. — Его.       И Чонгук рассказывает невероятную историю, больше похожую на сказку, о том, как познакомились и как были влюблены его прародители. Дедушка был пилотом самолёта, что однажды, в составе целой команды, потерпел крушение, но не погиб. Тогда никто не погиб — катастрофа, хоть и случилась, но закончилась самым лучшим образом. Весь экипаж получил ранения, некоторые пассажиры тоже, но отважные лётчики и стюардессы всё равно помогали людям выбраться, вытягивая каждого на себе. Там дедушка Чонгука и познакомился с милой девушкой, что получила несколько лёгких травм. И так она запала в его сердце, что Чон-старший узнал её имя, а потом отыскал больницу, в которую пассажирку отвезли, когда пилот передал её спасателям.       И всё закрутилось, как в самом романтичном фильме. Свидания, цветы, поцелуи… Он сделал ей предложение через три месяца, и всю жизнь твердил, что нужно было это сделать в первый день знакомства. У них родились двое детей: отец Чонгука и его брат. А ещё через много лет на свет появился Чонгук, а потом, через полтора десятка, и две близняшки — его племянницы. — Как раз их вы навещали в тот раз, если я не ошибаюсь. — Тэхёна уже не назвать трезвым, но сознание его практически ясное. — Да, их и бабушку. Она их воспитывает. — Чон опускает взгляд на кольцо на пальце, задумчиво его прокручивает. — Они — единственные, кто у меня есть. — А как же… — Случилась авария, — делится откровенным и болезненным бармен. — Мой дед, мои родители и родители племяшек погибли разом, в один день, в одну минуту. Пьяница вылетел на встречку… — Боже… — Тэхён прикрывает рот ладонями. Его бросает в холод, и внутри всё сжимается до боли. — Мне жаль… Мне так жаль… — Всё в порядке, я пережил эту боль. — Чувствуется в его словах, что не до конца. Оно и понятно… Кто такое забудет и отпустит? — В общем, у меня есть бабушка, десятилетние племяшки и белая кошка. — Кошка? — почему-то переспрашивает Ким. — Ага, белая. — На лице Чона появляется что-то вроде улыбки. — А кольцо это мне бабушка отдала, когда я сюда работать устроился. Кстати, по её наводке тоже. Хозяин рюмочной — её старый приятель, они в одном доме живут. — Вот как… Должно быть, вы ненавидите тех, кто напивается до беспамятства? — Есть такое, — опустив голову, признаётся Чон. — Спро́сите, почему работаю тогда в таком месте? На мне здесь обязанностей много, потому и платят хорошо, сами понимаете. А я бабушке и племяшкам помогаю, кошку воспитываю. Её Кетти зовут — подбросили маленьким комочком в подъезд. Как я мог пройти мимо? Не мог, конечно…       Кажется, для Чонгука этот разговор похож на исповедь. Кажется, ему давно необходимо было выговориться. Кажется, Тэхён всё больше им проникается… — Я на факультете бизнеса отучился, потому разбираюсь во всём этом, — рукой мазнув по воздуху, продолжает Чон. — Своё дело хочу, потому работать много приходится, почти без выходных. — Кетти, наверное, скучает, — грустно, но с мягкой улыбкой проговаривает Ким. — Скучает, а как же. Мы только под утро видимся… Я сплю несколько часов — и снова на работу. — Вы такой молодой, и столько на себе тащите… — Двадцать шесть уже, в самом расцвете, — улыбается Чонгук. — Нормально. Могу — значит, помогаю и тащу. Они — моя семья.       И Тэхёну вдруг так тошно становится. Так отвратительно! У людей вон какие проблемы… Почти всё семейство погибло, а оставшимся помогать надо. А Ким что? У него, видите ли, какой-то не такой тип привязанности… Психологи… Синдромы овощные… Какой же бред! И алкоголь этот — тоже бред. Чонгуку алкаши вообще не нравятся, а Тэхён приходит сюда напиться. Так почему-то совестно становится, так плохо, что хочется на улицу, а лучше на другую планету. — Эй, я не понял, ты чего расселся?! Умереть захотел? Или премии тебя лишить? — из раздумий обоих выводит резкий голос, что принадлежит парню лет двадцати пяти. У него смоляные волосы, смазливая внешность и крепкое тело, изгибы которого подчёркивают серая обтягивающая водолазка и чёрные джинсы. Тэхён в недоумении глядит на неизвестного, а Чонгук тут же подрывается с места. — Ёнган, это вместо перерыва на еду, — чётко выпаливает Чон, а Ким продолжает недоумевать. — И сколько ты тут сидел?! Как мне узнать? Может, всю смену так прохлаждаешься?! — названный Ёнганом очевидно не верит. — Смотри камеры, — вновь чётко выдаёт Чонгук. — Мне скрывать нечего. — А я посмотрю, ты не переживай, посмотрю обязательно. И чую, что не видать тебе премии в этом месяце, а может, и году. — Уже декабрь на носу, — зачем-то вставляет свои пять копеек Тэхён. Ему за Чонгука так обидно становится! Кто этот Ёнган такой и почему позволяет себе разговаривать таким тоном? — А ты кто? Подстилка его новая? — обращаясь к Тэхёну, но кивнув в сторону Чона, усмехается парень. — Не смей, — тут же тормозит его бармен и цепко хватает за руку. — Не смей, повторяю, — цедит сквозь зубы. — Тебе следует извиниться. — Чего, блять? — выкрикивает Ёнган и выдёргивает руку. — Ты, я смотрю, совсем страх потерял?! Клешни свои распускаешь? Точно твоя подстилка, да? Посмотри-ка, он ещё и текилу пьёт, самый бабский напиток! И давно ебётесь? Может, и тут практикуете? А что, я найду по камерам — не проблема. — Ёнган, мать твою… — Невооружённым глазом видно, как кипит Чонгук и держится из последних сил, чтобы тому не вмазать. — Ещё одно твоё подобное слово в адрес посетителя — и я не пожалею о том, что лишусь этой работы. — Ты?! — показательно и мерзко хохочет тот. — Да ты тут прописался, дружок. Присосался к моему отцу! Хорошая кормушка, верно? И зарплата тебе, и еда бесплатная, ещё и дружка своего приволок… Так может, трахнешь его при всех? А что, повысим рейт…       Договорить Ёнган не успевает. И реагирует не Чонгук, нет… Реагирует подвыпивший Тэхён, которому люто нужно было весь вечер выплеснуть куда-то эмоции, а потому парню в серой водолазке прилетает так, что тот в секунду валится с ног, потому что никто… Никто не имеет права разговаривать с людьми так, как разговаривал этот выродок с Чонгуком.       Тут же сбегаются люди, тут же Чон оттаскивает Тэхёна в сторону, потому что тот порывается поддать, да побольше, вырывается, машет кулаками и пытается хотя бы пнуть подлеца. А подлец с разбитой губой уже поднимается сам, сплёвывает на пол и движется на Кима, но толпа местных мужиков, что знают натуру Ёнгана, являющегося поздним избалованным сыном хозяина заведения, закрывают бармена и нападающего спинами. — Шёл бы ты отсюда, — басит один из них. — По хорошему, Ган, — подхватывает второй. — Мы всё видели. Камеры тоже, — подключается третий. — Оставь парней в покое. Сам до них доебался — сам и съеби в туман, — продолжает первый, показательно закатывая рукава замызганной посеревшей от жизни рубахи. — Да вы чё, мужики? — посмеиваясь совсем ненатурально, выдаёт Ёнган. — Мы это, мы ж сами разберёмся мирно. Зачем лезете? — Знаем мы твоё мирно, — хмыкает второй. — А он сам мне въебал — это нормально, что ли? — Потому что хуйню ты нёс, Ган, — отвечает на это третий. — Мы ж не глухие, всё слышали. Сами эту голубятню не поддерживаем, мерзость та ещё, не по-нашему. Но в этой ситуации, как пидорас, поступил именно ты. Незачем туда лезть! Все люди взрослые — сами решают. И Чонгука ты не трогай, понял? Он тут один на всех каждый день от заката до рассвета пашет, отдыха не знает, а ты проёбываешь родительские доходы с рюмочной, а потом сюда заваливаешься, думая, что право какое-то на это имеешь. Не первый раз уже быкуешь. — Как пидорас, значит?! — Чувство, что у Ёнгана из ноздрей вот-вот повалит дым. Почему-то он цепляется именно за эту фразу. — Да вас всех завтра здесь и ноги не будет, поняли?! Ищите новое местечко для своих попоек, ясно?! Я… Я… — Головка от хуя́, — продолжает за него первый из заступившихся. — Пиздуй уже, пока тебе пинком под сраку не помогли. — И всё же прихватив парня за шиворот, волочет его в сторону выхода, пока ещё один из мужиков находит куртку сына владельца забегаловки — и вручает уже на пороге.       И только за паршивцем закрывается дверь — зал разверзается аплодисментами! Хлопают мужики, хлопают почти спящие, хлопают проститутки, хлопают случайные посетители, хлопают и Чонгук с Тэхёном, после чего первый по очереди жмёт руку каждому из борцов за справедливость и от души благодарит. Те бросают, что всё это — мелочи, ведь они его, настоящего мужика, уважают, даже несмотря на его предпочтения, а мудака этого давно выпинать хотели, ведь тот периодически совершает подобные набеги на заведение.       Тэхён же возвращается за стол, опрокидывает в себя пару шотов подряд, совсем сейчас не думая о том, что Чонгук ненавидит пьяниц. В голову даёт быстро. Быстрее, чем в прошлые разы, но он заливает в себя ещё порцию, а потом… — Тэхён, я… Тэхён? — Чонгук, что уже быстро пробежал по всем посетителям, возвращается к столику Кима и обнаруживает того практически спящим. — Ох… Ладно.       Бармен помогает напившемуся встать, закидывает его руку себе на плечо, а сам обхватывает за талию, после чего ведёт в сторону подсобного помещения — есть там небольшой старый диванчик, на котором можно перекантоваться. Такое себе, конечно, решение, но лучше, чем спать за столом. Сгрузив игривую кошечку, что стала сонной, на диван, Чонгук идёт обратно в зал — его ждёт новая волна гостей.       К счастью, сегодняшние посетители не задерживаются, потому Чонгуку не приходится оставаться в рюмочной, после официального завершения смены. Прошло уже около трёх часов, и этого вряд ли хватило бы Тэхёну для того, чтобы проспаться, но с ним нужно решать, потому бармен, полностью закончив с работой, идёт в подсобное помещение. — Ох, Тэхён… — покачав головой, бормочет Чон, увидев, что любитель текилы успел упасть с дивана — и теперь спит на полу. — Горе горькое… Ладно, попробуем.       Он поднимает Кима на диван, пытается усадить, но тот валится, совсем не в состоянии держать равновесие. — Тэхён… Мне нужен ваш адрес, Тэхён. Пожалуйста, только номер квартиры. — Мгхм… — нечленораздельно булькает тот. — Сто… Сто двадцать… — Сто двадцать? — с надеждой переспрашивает Чон. — Восемь, — добавляет Ким и обратно отключается. — Сто двадцать восемь, что ли? Что ж, попробуем.       Чонгук находит в куртке Тэхёна, которую тоже давно сюда перенёс, ключи. Напяливает на пьяницу верхнюю одежду. А потом подхватывает на руки, потому что идти Ким точно не сможет.       Рюмочную, к счастью, сегодня закроет повар, который как раз заканчивает дела на кухне, потому Чон покидает заведение с чистой совестью и… Довольно тяжёлой ношей в лице Ким Тэхёна. Он определяется с подъездом, высчитав по квартире, прикладывает ключ к домофону — подходит. С трудом заваливается в подъезд, потому что пьяное тело оказывается серьёзно неподъёмным. Поднимается на лифте, усаживает Тэхёна на пол у двери, чтобы ту самую дверь попробовать открыть и, к счастью, она отворяется.       Чонгук вновь подхватывает Кима на руки, заносит в квартиру, проходит вглубь. Сгружает на светло-серый диван, подсвеченный фонарями из огромных окон в пол. Стягивает с него куртку, ботинки и джинсы, оставив в одной майке. В ванной находит небольшой тазик, который ставит рядом с диваном. А на кухне набирает стакан воды из графина — и тоже оставляет рядом со спящим Тэхёном, после чего присаживается на самый край дивана, чуть подвинув Кима. — Загрузил я тебя своими проблемами, да? — почти шёпотом проговаривает Чон. — Конечно… Ты и не готов был такое слышать, видимо. Прости. — Он тяжело вздыхает и понимает, что впервые обращается на «ты». И пусть. Тэхён всё равно не вспомнит. — Ты и изначально пришёл без настроения, напиться решил… Что же у тебя случилось, чудо?       Чонгук озирается. Замечает плед на спинке дивана. Аккуратно, чтобы не потревожить сон, накрывает им Тэхёна. — А как заступился… Тоже борец за справедливость? Хорошо ты вмазал этому придурку, и я понимаю… У самого руки чесались, да бабулю расстраивать боюсь — сердце у неё слабое, а отец этого передал бы, как пить дать. И так передаст, наверное. — Чонгук вновь вздыхает. Понимает, что пора отправляться домой. — Ладно, чудо… Мы обязательно поговорим обо всём позже, а пока отдыхай и приходи в себя…       Чонгук поднимается, ещё раз бросает взгляд на спящего Кима. Поправляет плед, ставит тазик поближе, оставляет ключи на круглом журнальном столике, а после покидает квартиру этого прекрасного и на первый взгляд хрупкого парня, что уже не в первый раз так отчаянно, так рьяно его защищает…