***
Деймон привык, что на него всю жизнь смотрят определенным взглядом. В суде, когда он совершал что-то такое, что заставляло их сжимать жемчуг, или когда брат заставал принца за сомнительным поведением, мужчина испытывал вспышку раздражения и обиды. Тем не менее, принц наслаждался тем, что его боялись, что его ненавидели, что его не любили. Деймон был драконом. Он летал на одном из самых могучих зверей династии Таргариенов, он поднимал армии и побеждал людей и чудовищ без особых усилий. Нет, это не из-за жалкой просьбы о внимании. Это не из-за его жажды внимания. И это не потому, что, совершая деяния, за которые его обвиняют, Деймон удовлетворяет одно из своих самых позорных желаний — быть увиденнымм таким, какой он есть на самом деле. Так что да, он чудовище. Он бешеный зверь. Бродяга. Чума. Но почему его должно волновать мнение овец? Тем более что единственный человек, чье мнение когда-либо имело для него значение, наконец-то был здесь. Принц закутал принцессу в свой золотой плащ, чтобы она не дрожала, и посадил перед собой на Караксеса, так как девушка была еще слишком слаба, чтобы сесть на Сиракс, ему пришлось нести ее, пока она с трудом держалась на ногах. —Это неважно, — сказал себе Деймон. Вопреки всем сомнениям, Рейнира находилась здесь, его милая племянница, его сердце, его маленький дракон, живая, дышащая и такая прекрасная. Все наконец-то пошло на лад. Но именно в этом взгляде — в полных ненависти аметистовых глазах, полных непролитых слез, в потрескавшихся губах, искривленных в гримасе, в том, как она боролась с его прикосновениями, словно с ядом, — Деймон познакомился с чуждым ему понятием — разочарованием. Он наконец-то получил то, что хотел. Но почему же он чувствует себя таким неполноценным?***
Они прибыли в замок Драконьего Камня час спустя после того, как принцесса встала с постели. Прямо посреди двора их встретила гуща рыцарей, слуг и служителей. О наличии драконов они узнали ещё задолго до этого, с тех пор, как Деймон приземлился на острове всего несколько дней назад. Слухи о событиях в Красном замке уже распространились, несмотря на странный мрак, в котором они оставались, словно покрыты пеленой. Все знали только одно: принцесса была мертва, а принц присягнул отомстить всему королевству. И драконы, словно хором, грозно заревели. Тем не менее, они никак не могли предвидеть, что увидят ее лично, шагающую рядом с дядей. Принцесса выглядела цельной и ясной, словно никаких ужасов и не случилось. Принцесса была невредима, ее алебастровая кожа не имела недостатков, за исключением перевязанной руки, которая выглядывала из-под золотого плаща, обнажая ее плечи. И Деймон мог увидеть, как люди, которые когда-то смотрели на молодую девушку с нежностью, превратились в нечто иное. Они были наполнены чистым, несдерживаемым ужасом при виде воскрешенной принцессы. Они расступались перед ней, словно отступающие волны во время муссона, делая это осторожно, чтобы не задеть ее, в то время как Деймон провожал ее в замок. Он крепко сжимал одной рукой Темную Сестру, однако другая рука боролась с желанием обнять Рейниру и не отпускать, даже когда взгляды вокруг были наполнены осуждением из-за ее проклятого существования. Они продолжали двигаться вперед, жрица следовала за ними, словно призрак, покрытый красным. Рейнира не держала голову высоко, не шествовала по коридорам, как восставшая королева пепла. Это заставило его задержаться на мгновение дольше, чем обычно. Она склонила голову, ее дрожащие пальцы сжимали золотой плащ, обернутый вокруг тела. Ее глаза смотрели не вперед, а на пол, как будто она была в оцепенении. Как будто ей было стыдно. Как будто шепот за спиной становился все громче, взгляды проходящих мимо слуг — все более назойливыми, племянница не впервые испытывала подобное. Три года в этой гадючьей яме, где ее унижали, делали изгоем, издевались над ее и без того нежной психикой, и она оказалась там, где ее оставили, — Деймон стал тем, кто вернул ее обратно. — Дайте ей немного времени, мой принц, — сказала жрица, наблюдая за тем, как Рейнира словно плывет к выбранным ею покоям, покоям Висеньи. Дверь закрылась с презрительным щелчком. — Принцесса переживает судьбоносные перемены. Она потеряла то, о чем уже и не мечтала. Деймон сглотнул, мучимый чувством, что сделал что-то не так, и теперь уже никогда не сможет вернуть все назад. — Ты можешь поговорить с ней? — Я попробую, -ответила жрица. — Но я не могу обещать, что она меня выслушает. Деймон кивнул и пошел дальше. Он знал, что жрица права. Рейнира была разбита, ей нужно время, чтобы прийти в себя. Но он не мог просто стоять в стороне и ждать. Он должен был сделать что-то, чтобы помочь ей. Жрица изящно подняла бровь, ее пунцовые рукава деликатно переплелись перед ее взором. — Почему не ты, принц драконов? — спросила она. Деймон позволил молчанию затянуться. Он не мог даже смотреть на двери, за которыми жила Рейнира. Жрица разочарованно вздохнула и откинула свои огненно-рыжие волосы. — Понятно.***
Была причина, по которой Рейнира выбрала покои Висеньи, а не Рейнис или Эйгона. Покои Рейниры соединены с покоями Первого Дракона, на дверях нет замка, что облегчает проникновение и днем, и ночью. У Висеньи — нет. А он был достаточно глуп, чтобы выбрать комнату Рейенис. Рейнира не покидала своих покоев почти пять дней. Деймон решил, что ей просто нужно время, чтобы прийти в себя, и что она вернется к своему обычному образу жизни, как только сможет встать на ноги и освоиться в новой… жизни. По его мнению, после возвращения в тело, которое три дня находилось в состоянии разложения, этого следовало ожидать. Рейнира открывала свои двери только для Красной жрицы и мейстера Герардиса (причем мейстер мог войти только в том случае, если жрица была с ним). И то только для того, чтобы проверить ее самочувствие и позаботиться о ней. (Я — служительница света, а не простая горничная! — жаловалась жрица. Но она все равно ходила в покои принцессы и приносила ей еду и одежду). Но одна ночь превратилась в две, потом в три, потом в четыре. Каждую ночь было одно и то же. Он смотрел, как Герардис покидает ее покои после того, как даст ей тоник и ужин. Потом, через час после того, как в ее комнатах погаснет свет, он будет ждать. Он считает до ста, пока не начнется. Как по часам. С хныканья, потом с захлебывающегося, вздрагивающего дыхания. —Мама не уходи! Принц застывает на месте, ее леденящие кровь крики пробирают до костей. —Не оставляй меня, пожалуйста! Я должна вернуться, я должна вернуться! Пожалуйста! В такие ночи Деймон стучал в двери и кричал, чтобы Рейнира открыла эти проклятые двери. Но дверь оставалась запертой, и крики Рейниры становились только громче. Ему пришлось остановиться, чтобы не закричать еще громче. —Не забирай его… Мой сын! Ее крики, долгие и мучительные звуки отчаяния, доносились через разделявшую их дверь, Деймон мог только слушать. —Посмотри, что ты с ней сделал, — шипел голос в его голове. Отсрочка покоя под солнцем была обменяна на целую жизнь во тьме с тобой. В животе принца образовался тошнотворный узел, который поглощал его изнутри. —Дядя, вернись! Вернись, пожалуйста! Вернись! Не оставляй меня больше! Не надо… Крики Рейниры продолжали раздаваться. Костяшки пальцев Таргариена побелели от ударов о дверную ручку, и он рухнул на пол, его колени подкосились. Знает ли она? Как он провел последние несколько дней в страшной агонии? Когда держал ее в объятиях и чувствовал себя холоднее, чем должен быть любой дракон? Когда умолял и молил богов разбудить ее, чтобы племянница еще раз улыбнулась ему? Когда подумывал о том, чтобы перерезать себе горло, чтобы присоединиться к ней? Знает ли она, какое огромное облегчение он испытал, когда она ожила для него? Знает ли она, как он жаждет обнять ее? Поцеловать ее? Положить себя на землю и просить у нее прощения? Сколько раз он костяшками пальцев нависал над ее дверью, готовый ворваться внутрь, но останавливался, боясь причинить ей еще больше боли. И тогда он слышал ее душераздирающие рыдания. Ее крики доносились с той стороны двери, Деймон вспомнил, как предательски выглядели ее глаза, когда она только появилась на свет. Горькая ненависть к себе захлестнула мужчину, он пошел прочь. Ее печаль преследует его каждый шаг.***
Ему тоже снятся кошмары. Тело принцессы, с тошнотворным треском падающее на землю. Его собственные нечестивые крики, когда принц мысленно воспроизводит момент падения Рейниры. Ее глаза безучастно смотрят на звезды. Ее серебряные волосы запятнаны кровью. Он видит, как она падает снова. И снова. И снова. Иногда ему снится, что вместо нее падает он. Боль была настолько яркой, что принц просыпался с криком, который тут же заглушал ладонью. На третий день их возвращения он обнажил кинжал и отрезал язык рыцарю, посмевшему оклеветать его племянницу. Он бросил его перед слугами и пригрозил, что если кто-нибудь хоть слово проронит против принцессы, он не будет столь милостив. Но молва уже распространилась. Пусть они не произносят ее имени, но Деймон знает, о ком они говорят, когда у Рейниры начинаются ночные припадки. Она получила новое прозвище. Призрак Драконьего Камня.***
Деймон занят писанием, сгорбившись над письмами. Он видел, как слуги избегают дверей принцессы, как они смотрят на него, словно на воплощение дьявола, заставляющего их приютить свою проклятую невесту. Таргариен также видел сира Альфреда Брума, который в одну из бессонных ночей яростно писал на своем столе, выходя из пространства внутри стен. Им нельзя доверять. Визерис пошлет за ними своих псов — это лишь вопрос времени. Реджио Харатис может сделать для него очень многое. И нет никакой гарантии, что нанятых им воинов хватит, чтобы противостоять королю и его союзникам. Не говоря уже о том, что оба они непостоянны и имеют свои собственные скрытые мотивы и планы. Им нужна армия. Достаточно сильная, чтобы захватить все королевство, если дело дойдет до драки, но такая, которую не смогут поколебать ни сокровища сверх того, за что им платят, ни приливы и отливы, идущие не в их пользу. Но самое главное… Им нужны люди, которые знают, как важна верность дракона своему собственному. Даже если те же драконы изгнали их в свое время. Может быть, король и забыл об этом, но… Демон все равно решает написать письмо. Нет никакой гарантии, что она ответит. Прошло много лет с тех пор, как они встретились, и тогда он был еще зеленым мальчишкой, ищущим ожившую легенду. Он должен сделать это. Он должен сделать это ради них. Ради нее. Закончив письма, принц сам приносит их на лежбище. Он смотрит, как вороны исчезают в водах Востока, и молится, чтобы его просьбы не остались без ответа. На пятое утро Красная Жрица задумчиво говорит: —Знаешь, если бы тебе нужно узнать о состоянии своей принцессы, ты должен был бы спросить ее саму. Его перо приостановилось не закончив предложение, кляксы чернил медленно капали на испорченный пергамент. Замечательно. Теперь он должен начать все сначала. Деймон ответил: —Она не хочет меня видеть. Мужчина сжал письмо с большей силой, чем это было необходимо. Он не хотел признаваться, что племянница вообще не хочет его видеть. Воспоминания о том, как ее тусклые фиолетовые глаза смотрели на него с едва сдерживаемым презрением, до сих пор грызли совесть, ему было трудно смотреть ей в глаза, боясь, что она снова бросит на него такой же взгляд ненависти. Не обращая внимания на явное чувство вины, жрица насмешливо говорит: —Я бы не стала ее винить. Но рано или поздно ты должен встретиться с ней лицом к лицу. Он ответил пренебрежительным тоном: —Рано или поздно, но придется. Грядет война. Несомненно, армия короля плывет сюда, поскольку весть о воскрешении принцессы уже распространилась. Я назначил дату нашего плана и не могу допустить, чтобы мы оказались слабыми, когда наступит этот день. —И скажите на милость, каков ваш план? Какова роль принцессы во всем этом? — Жрица спрашивает, обращая к нему янтарный взгляд: —Будет ли она иметь право голоса или будет ждать, пока вы закончите играть в войну? Деймон не может говорить. Нет. Он отказывается. Он не знает, какую игру затеяла ведьма, выманивая у него признание, что все идет не по плану (если план вообще есть), но он отказывается плясать под ее дудку. И не важно, что, несмотря на все его лай и угрозы, никакого плана у него на самом деле нет. Деймон не ожидал, что все зайдет так далеко, когда заключал сделку с этой ведьмой. Он даже не ожидал, что проживет так долго после той ночи на скале. Все, что он может сделать теперь, — это выполнить свое обещание пролить на королевство семь адов во имя Рейниры, но как это сделать, если женщина, за которую он сражается, закрыла на него глаза? От созданной им бури? Даже ее собственный дракон с тех пор, как Рейнира пробудилась, враждебно относится и к нему, и к Караксесу, и не хочет иметь с ними ничего общего. Старый зверь стал заунывно петь о своей подруге, Деймон вряд ли мог его в этом винить. Поэтому он прикусил язык. Если бы взгляды могли убивать, он хотел бы представить, что жрица вспыхнула бы, как драгоценный бог, которого она хранит у своей груди. Когда порочный принц не подает никакого знака, чтобы заговорить, женщина разочарованно вздыхает, кажется, уже в десятый раз за сегодняшний день: — Вот почему ты только разочаровываешь всех вокруг. И вот так, когда слова, которые всегда хранились у него в груди, выходят наружу, внутри у него что-то щелкает. — Что ты сказала? — Таргариен осмелел, медленно поднимаясь на ноги. В ответ женщина лишь бросила на него презрительный взгляд: — Я сказала, что ты дурак, Деймон Таргариен. Дыши, Деймон. Дыши. Пусть старая карга роет себе могилу. — Может, я и воскресила ее из мертвых, но я могла бы сделать это, не привязывая ее к тебе ради твоей корысти. И теперь ты снова бежишь от нее? Как и всегда? А я-то думала, что ты делаешь это ради нее. — Я делаю это ради нее, — возражает он, игнорируя горький укор правды, как делал раньше. Что еще он может сделать, чтобы доказать всему миру, что Рейнира ему небезразлична? Что она — единственное благословенное существо в этом забытом богами царстве, ради которого он готов бросить вызов королю, звездам и богам? Что он заплатил свой долг, будь проклята его кровь и душа, за возможность еще раз увидеть улыбку своего маленького дракона? Чего еще они могли от него хотеть? Деймон Таргариен стиснул зубы, пытаясь подавить гнев. — Так что следи за своим языком, — прорычал он. — Ты можешь обладать силой, превосходящей мое понимание, но даже твой Бог Света не спасет тебя от моего собственного гнева. — Его острые сиреневые глаза загорелись янтарным цветом. Но жрица, конечно, не растерялась. Она ухмыльнулась в ответ. — Сделай это. — Но мы оба знаем, что ты не сделаешь этого. Не тогда, когда принцесса доверяет мне. — Что ты вообще хочешь получить от этого, ведьма? — спросил Деймон. — Кроме больного развлечения твоего бога? — Он начал кружиться вокруг стола, надвигаясь на ведьму, как зверь, нацелившийся на добычу. Темная сестра зловеще поблескивала со стороны. Ведьма лишь раз взглянула на меч, после чего стала плеваться кислотой. — Осторожно, принц драконов. — Ты не знаешь о силах этого мира, как легко я могу забрать то, что уже отдала. — Ты не можешь. — Деймон шагнул вперед, готовый напасть. — О, но я могу. Дело в том, что Владыке Света нужна живая ваша принцесса для осуществления своих планов. Если она умрет, мы все погибнем. Деймон заскрипел зубами, вскинул руки вверх и громко застонал. Он зашагал по комнате, кипя от раздражения и ярости, а затем пнул стул о стену. —Опять эти твои дурацкие загадки! — яростно кричит он. — Просто уходи, если тебе больше нечем заняться, кроме как испытывать мое терпение! К ее чести, ведьма действительно начала отходить от него. Единственная ее реакция на данный момент — это вздрогнуть от брошенного через всю комнату стула. И то только потому, что стул был брошен прямо в нее. Однако перед тем как покинуть комнату, она оглянулась, чтобы бросить последний язвительный взгляд. Ее красные губы приоткрылись, как будто она хотела сказать что-то еще. Но жрица решила ничего не говорить. Вместо этого она пробормотала через плечо: —Открой глаза, принц драконов, и посмотри, что ты наделал. Весь ее облик вернулся к прежней самоуверенной и величественной позе: —Не позволяй своей гордости ослепить тебя, как это сделал твой брат, иначе… Ты действительно потеряешь ее.***
Однако, несмотря на свою гордость, Деймон решает последовать совету Красной Жрицы и отправляется в покои Рейниры. Было темно, луна стояла высоко и была полной, ее бледно-серебристый свет проникал в открытые залы. Деймон был усталым и разбитым. Он не мог уснуть, и мысли о Рейнире не давали ему покоя. На этот раз криков не было. Не было и призрака Драконьего Камня. Принц был озадачен этой новой тревожной закономерностью. Он прижался к стене дальнего конца коридора и задвинул потайную дверь в сторону, стараясь не шуметь. Он не хотел, чтобы принцесса услышала его и решила преградить ему единственный путь к себе. На всякий случай, если его принцесса уже погрузилась в сон, а может быть, они стали тише на этот раз, он осторожно и бесшумно отодвинул заднюю стенку картины, служившей потайным входом, чтобы заглянуть внутрь. Только сердце его упало в желудок, а тело пришло в движение само собой. —Рейнира, отойди от балкона. Сцена разворачивается аналогично. Тихая ночь, перед ними только океан и небо. Над ними жутко светит луна. Принцесса в ночной рубашке, серебристо-золотые волосы ниспадают на обнаженную спину. И сломленный мужчина, который находится всего в нескольких шагах, в нескольких секундах от того, чтобы не опоздать. На этот раз Рейнира не повернулась, ее взгляд был устремлен в небо. — Ты не должен беспокоиться, дядя, — сказала она. — Все равно это бессмысленно. Это были первые слова, которые Рейнира произнесла в адрес Деймона, он застонал от облегчения, что услышал ее голос спустя столько времени. — Рейнира… — Он умоляюще вытянул перед собой одну руку, а другой сжал быстро бьющееся сердце в груди. Она не упадет. Она не сломает себе шею. Она будет в безопасности в его объятиях. Просто возьми меня за руку. Рейнира медленно повернула голову, ее серебристо-золотые глаза встретились с глазами Деймона. Он почувствовал, как ноги неудержимо дрожат, а каждый вздох становится все более поверхностным с каждой секундой, которую племянница проводила, просто… наблюдая за ним. В конце концов она подобрала юбку и спустилась по перилам балюстрады. В отличие от прошлого раза, Деймон не теряет времени, чтобы воспользоваться своим шансом. Он прыгнул вперед, схватил ее за руку и притянул к своей груди так крепко, как только мог. Когда он убедился, что они находятся в нескольких футах от открытого балкона, в комфортной и безопасной обстановке комнаты, только тогда Деймон вздохнул с облегчением. —Никогда больше так не делай! — зарычал Деймон, шаря руками по ее волосам, лицу, груди — везде, где ей могло быть больно. Волна тошноты при виде ее сидящей на карнизе еще не утихла, а в горле образовался комок, словно он подавлял свой оживший страх. Он больше никогда не позволит ей и шагу ступить к краю чего бы то ни было. — Ты хоть понимаешь, насколько опасен этот трюк? Как легко тебя могло унести ветром! — принц продолжал бушевать, голос его дрожал, отчаяние когтями сжимало грудь. Однако Рейнира оставалась бесстрастной к его ярости. Под глазами у нее залегли мешки, а щеки остались такими же впалыми, как и в момент пробуждения. Боги, она все еще была такой худой, несмотря на доклады мейстера о том, что ей удалось добиться хороших результатов в питании. — Ради богов, Рейнира, я не для того бросал вызов законам смерти, чтобы ты снова выбросила свою жизнь на ветер! — Он кричал все громче, но Рейнира не реагировала. Постепенно из его тела начали выходить все сдерживаемые разочарования и страдания, девушка высвободилась из его объятий. Его тело протестовало, но он все же отпустил ее. Вместо этого мужчина, как тень, последовал за ней, пока племянница наливала себе стакан воды, стоявший на столике рядом с диваном. — И ты вдруг стал экспертом по моей жизни, да? — Она говорит тоном, лишенным каких-либо эмоций, таким непривычным и холодным. Даже то, как она аккуратно опустила стакан, заставило его вздрогнуть. Ее глаза сузились, следя за ним, челюсть сжалась, взгляд презрения снова вернулся, заставив его почувствовать себя ничтожным. — После того, как ты превратил меня в… это. После того, как ты превратил меня в чудовище. Деймон хотел возразить, но не успел. Рейнира выхватила нож и вонзила его в запястье. Кровь хлынула из зияющей раны, пачкая ковры. — Рейнира! — закричал он. Схватив ее за кровоточащее запястье, он вырвал нож из ее руки и швырнул в очаг. В панике Деймон метнулся вокруг в поисках чего-нибудь, чтобы остановить кровотечение, удушающее чувство беспомощности затуманивало зрение. Но Рейнира осталась неподвижной, с нездоровым восхищением вглядываясь в шрам. Деймон уже собирался снова закричать на нее, когда вдруг произошло что-то невероятное. Зазубренные края раны сгладились и сплелись с удивительной быстротой, словно нити гобелена, направляемые невидимой иглой. Кровь просачивалась, плоть и мышцы срастались, пока не осталось даже шрама. Принцесса отдернула руку, но брат Визериса посмотрел на нее с тревогой. — Мне нет дела до того, чтобы знать, что за больную темную магию ты сотворил со мной. Мне достаточно того, что благодаря тебе я живу этой проклятой жизнью, о которой никогда не просила. Деймон сглотнул, многократно сжимая и разжимая руки, глядя на руку Рейниры. Кроме крови, размазанной по запястью из закрытой раны, не было никаких признаков того, что она вообще была. Он пробежался по смутным предупреждением, о которых ведьма говорила, когда он заключал с ней сделку, но не нашел ничего об этом. Как такое вообще возможно? Подняв обе руки в знак сдачи, словно человек, пытающийся не испугать горного льва, он медленно произнес: — Я знаю, что ты в ярости. Она должна быть в ярости. Она была осквернена. Она жила проклятой жизнью, как она и обвиняла его. — Но поверь мне, когда я говорю, что… Рейнира рассмеялась. — Доверять? Ты думаешь, что я все еще буду доверять тебе после того, как ты затащил меня обратно в этот проклятый ад на Земле, прекрасно зная, на что я пошла, чтобы выбраться из него? В безопасности? Я никогда не буду в безопасности… Я буду никем… Прощай, дядя. —Или ты все еще думаешь, что я поверю в каждый яд, которым ты меня кормишь? После всех обещаний, которые ты не выполнил? После того, как ты бросал меня раз за разом на протяжении последних десяти лет? Ты делал все возможное, чтобы причинить мне боль снова, и снова, и снова… В ярости Рейнира с такой силой ударила рукой по подносу, что его содержимое шмякнулось о стену, оставив на кувшине явные вмятины от удара, стекло разбилось. Таргариен снова вздрогнул. Он и раньше видел ее страстной, видел ее разъяренной, раздраженной и скорбной, но это было совсем другое — сырая, необузданная ярость, от которой у него по позвоночнику пробежала дрожь. Ее лицо раскраснелось от гнева, глаза пылали, как раскаленные угли. После нескольких дней, когда она была лишь тенью себя прежней, перед ним предстала истинная Рейнира Таргариен во всем своем великолепии. И весь свой праведный гнев она обрушила на него. —И ты еще просишь, чтобы я тебе доверяла? — выплюнула она, голос дрожал от ярости и разочарования. Деймон мог только стоять, его сердце учащенно забилось, когда ее взгляд остановился на нем. —… Да. Глаза Рейниры расширились, как будто она не могла поверить в то, что услышала. Затем она горько усмехнулась и, покачав головой, отвернулась от него. Что еще он мог сказать? Что он мог сказать такого, что еще не разожгло в ней дремлющую огненную бурю? Что еще он мог сказать, кроме как стать свидетелем ее бури? Он поступил с ней самым худшим образом и выставил ее желания на посмешище. Самое меньшее, что он мог сделать, — это быть честным. —То, что ты пережила, Рейнира. Я даже не могу представить, как много ты страдала. Ты заслужила покой, ты заслужила покой со своим сыном… со своей матерью. Аметистовые глаза Рейниры опасно сверкнули. Деймон поборол желание отступить. —Боги, если бы я мог избавить тебя от боли, я бы это сделал. Но я… —Ты не можешь. —… Я знаю. За это я никогда не прощу себя. Усики ее ярости вползли в комнату, впиваясь в него ледяными пальцами, с пониманием всей тяжести того, что он с ней сделал. Но он должен попытаться. —Но теперь ты здесь. — Он сказал неубедительно: —Это второй шанс прожить ту жизнь, которая у тебя должна быть! Разве ты не хочешь жить для них? Освободиться от суда, который устроил тебе ад? Быть со мной, но он знал, что лучше этого не говорить. Сколько бы он ни придумывал причин, по которым она должна была быть жива, ни одна из них не подходила. Ни одна из них не может служить хоть малой толикой оправдания его эгоизма. Прошло несколько мгновений, и лицо Рейниры немного смягчилось, слезы агонии заглушили ее ярость, пока она не выдохнула свой ответ. — Я была готова покончить со всем этим, Деймон. Я была готова умереть, мать твою. Отголоски чувства вины отозвались в его груди. — Знаешь, что я почувствовала, когда нырнула, Деймон? Я почувствовала себя живой. Слезы заблестели в уголках его глаз от ее признания. Наблюдать за тем, как она лишает себя жизни, — это одно, но услышать от нее признание в том, как сильно она этого хотела? Видеть почти тоскливую улыбку при одной мысли об этом? — Хоть раз в этой нелепой трагедии, которую я называю жизнью, я почувствовала что-то еще, что не было ни страданием, ни виной, ни стыдом, ни горем. Я была жива, Деймон. Я была счастлива. Что после стольких лет я наконец-то могу быть с людьми, которые по-настоящему понимали меня, которые по-настоящему любили меня. Каждое слово, сорвавшееся с ее губ, было наполнено тоской, каждое предложение сопровождалось треском в голосе. Каждая его частичка призывала ее прекратить это. Не надо больше. — Я… мы заставляли тебя чувствовать себя неполноценной, Рейнира, — признался он, — меня никогда не было рядом, чтобы понять, что ты переживаешь, чтобы быть рядом, когда ты нуждалась во мне, но я знаю, что позволить тебе, тому, кого я… я обожал… Это не то, что я могу просто стоять и смотреть. Это был отчаянный аргумент, он знал. Но ему нужно было дать понять Рейнире, что все это не то, что он хотел для нее. Он хотел, чтобы она была свободна от него, чтобы она могла быть в безопасности, быть счастливой. И чтобы ее дядя не портил ее репутацию и не претендовал на трон, принадлежащий ей по праву. Посмотри, что из этого вышло, — прошептал злобный голос в его голове. Его племянница лишь насмешливо заметила: —О, как благородно с твоей стороны. Должна ли я оказать тебе свою милость? Ждать у твоей пятки, пока ты будешь поздравлять себя с тем, что спас маленькую глупую девочку, которая никогда не хотела быть спасенной? Обидевшись на то, что она так легкомысленно относится к его собственной боли, Таргариен взорвался. — Ты думаешь, что только одна страдаешь? — возразил он. — Я умолял тебя уйти, вернуться домой со мной, что я смогу все исправить, если ты возьмешь меня за руку, а ты спрыгнула! — Я не просила тебя спасать меня! — огрызнулась она в ответ. Издалека до него донеслись крики Сиракс, отвечающей на бурные эмоции своей хозяйки. Если не обращать внимания на учащенное биение сердца в ушах, то в ответ раздавались свистящие трели Караксеса. Отступать было уже поздно: оба они стали еще ближе друг к другу. В воздухе стояла какофония обиды и гнева, которую невозможно остановить. Он обвиняюще ткнул пальцем ей в грудь: — Разве это так плохо — хотеть, чтобы ты жила? Пытаться удержать тебя от ужасной ошибки? Хотеть искупить свою вину? Желание отомстить тем, кто причинил тебе зло? —Это все равно был не твой выбор! —Твой выбор? Вот что это было? Выбросить свою жизнь — это был простой выбор? А как же все то хорошее, ради чего ты еще живешь? Люди, которые все еще заботятся о тебе? Неужели они тебе совсем безразличны? —И кто же, позволь спросить, они? — с вызовом спросила Рейнира, раскинув руки в стороны, как бы жестикулируя окружающим ее призракам. —Мой отец, который заставлял меня расплачиваться за его ошибки и проводил свои лучшие дни, засунув голову в песок, если это означало не слышать ничего, что могло бы вызвать его недовольство? Алисента, которая фактически объявила войну на моем свадебному пиру и подрывала меня ради притязаний своего сына? Семья моего мужа, которой было достаточно знать, что их кровь будет сидеть на троне до тех пор, пока я останусь их матерью? Так называемые люди, которых мы называем семьей? —Они не были теми, кто имел значение, и ты знаешь это, Рейнира… —Я была лишь пешкой во всех твоих играх! — она задыхалась. — Перемещали меня по своему усмотрению! О какой заботе ты вообще говоришь… —Ты мне небезразлична, черт возьми! — он зарычал. — Я лю… Ее слезы, казалось, замерли, застыв в напряженной атмосфере, когда шок смешался с откровенностью его признания. В комнате вдруг стало тихо, тяжесть признания эхом отозвалась между ними. Она открыла рот, но из него ничего не вырвалось. Он не может их произнести. Не сейчас, когда находится на грани разрыва их и без того хрупких отношений. —С того момента, как ты… — Он запнулся, эта новая форма уязвимости была ему чужда. —С момента твоего рождения ты была единственной вещью, которая имела для меня значение. Я не знал этого тогда, ослепленный потребностью в одобрении твоего отца и презрением окружающих, но это было так. Теперь его голос звучал сильнее. Словно тучи, разошедшиеся после урагана, правда стала более ясной, слишком сильной, чтобы ее можно было игнорировать. —Это была причина, по которой я всегда должен был уходить, потому что если бы я этого не сделал, то запятнал бы тебя, навредил бы тебе, как я делаю это всем остальным. Это не оправдывает того, что я сделал с тобой. Каждая война или миссия, которая отрывала меня от Королевской Гавани, все эти поездки в Эссос… Твоя коронация, бордель, пир… И все же во все эти времена его всегда ждала Рейнира. Именно принцесса первой встречала его в каждом путешествии или изгнании. Именно к ее улыбке и смеху он возвращался, и именно в ее присутствии он всегда чувствовал, что заслуживает такого обожания. Даже когда он не был этого достоин. —Я всегда уходил, потому что знал, что не смогу остаться, пока не докажу, что достоин тебя. Даже сейчас я все еще не считаю себя таковым. Но, Рейнира… С этими словами принц опустился перед ней на колени. Ему показалось, что это самое легкое, что он когда-либо мог сделать. Глядя на ее залитое слезами лицо, он с болью в сердце шепчет ей: —Я всегда возвращался, Рейнира. Ты должна это знать. Я всегда возвращался. Молчание. И затем. —А ты всегда уходил. Он смаргивает слезы и игнорирует чувство вины от обиды (правды) в ее словах. —Еще не поздно, Рейнира, — пытается он снова, — мы еще можем все исправить. Я обещаю сжечь Вестерос ради тебя, положить головы твоих предателей на золотое блюдо и преподнести его тебе. Я… я позволю тебе выпороть себя, если ты этого хочешь. Рейнира задыхается от ужаса. Но Деймон не может найти в себе силы остановиться. —Просто скажи мне, чего ты хочешь, и я дам тебе это, Рейнира. Все, что пожелаешь. —Чего я хочу… так это освободиться от этой боли. Она говорит это с окончательностью, как последний гвоздь в крышку гроба. —"И все же я все еще здесь. Теперь я уже никогда не буду свободна. Он был источником ее боли, катализатором тех теней, которые теперь окутывали ее. Ничто уже не будет таким, как прежде, и винить в этом он должен был только себя. —Просто уходи. Я не хочу тебя сейчас видеть. Он должен уйти. —Нет. Он не уходит. —Деймон. Принц поднимается на ноги, крепко садясь на землю: —Ты говоришь верно, что я всегда тебя бросал. Позволь мне хоть раз поступить правильно. Рейнира снова качает головой. Деймон подходит к ней, протягивая руку. —Я знаю, что это нелегко, но я хочу, чтобы ты дала мне шанс. Я обещаю, что я не оставлю тебя снова. Рейнира отшатывается от него. —А я говорю тебе, чтобы ты ушел. Когда Деймон этого не делает. Рейнира толкает его в грудь один раз. Потом дважды. Она кричит, слезы потекли по ее щекам, теперь она прибегает к ударам кулаками по его груди: —Я сказала, уходи! Принц стоит, глядя, как она в ярости летит на него. Всю ее боль, ярость, обиду, все, что она держала в бутылке в этой комнате, он с радостью примет. —Просто убирайся, как всегда… Я не хочу, чтобы ты был здесь, ты, гребаный ублюдок! Так что просто… просто уходи! Уходи! В этот момент он осознал всю огромность разрыва, который создал, разрыва, проложившего между ними пропасть, которую невозможно исцелить, просто перекинув веревку на ее сторону. Поэтому он позволил ей выкрикивать ругательства и впиваться в него когтями, как ей и положено. Пусть он будет объектом ее гнева, лишь бы принцессы могла дать ему волю. В конце концов, ее руки устали, бушующее пламя гнева стихло до медленного кипения, Деймон рискнул обхватить ее руками, пока они оба не опустились на пол. Племянница слабо сопротивлялась, но сдалась, убаюканная его теплом, как бы ни протестовала против этого. —Я здесь, Рейнира. Я здесь. Она что-то пробормотала себе под нос, что-то, подозрительно похожее на «Я ненавижу тебя». Но он тоже слишком устал, чтобы беспокоиться. Брат Визериса не был уверен, сколько времени они просидели так, прежде чем его племянница смогла сделать что-то большее, чем случайные икота и фырканье. Затем она погасла, как свет. Он не двигался с места до тех пор, пока Рейнира не погрузилась в дремоту, он убрал все столовые приборы, стекла и инструменты, которыми можно было пораниться. В ту ночь он вообще не спал. И принц сомневался, что в ближайшем будущем в этом будет большая необходимость.***
—Что ты наделал? Он ворвался в кабинет мейстера, как только рассвело. Воспоминания о том, что произошло прошлой ночью, были еще так свежи в памяти, что порочный принц не мог решить, разрываться ли ему между гневом и чувством вины. Вид красной жрицы только усилил его ярость. Одетая в тяжелую бархатную мантию с глубоким вырезом, ее идеально уложенные рыжие локоны и глаза, подведенные углем, контрастировали с изможденным лицом Деймона, на котором все еще была вчерашняя туника, пропахшая алкоголем, кровью и потом. И, конечно же, эта возмущенная дрожь в голосе, как будто ей все равно. —Что ты наделал? — повторил он, стискивая кулаки. — Тебе нужно быть более конкретным, — ответила мейстер, глядя на него свысока. Деймон проворчал в ответ: —Она вогнала кинжал себе в запястье и осталась живой. Мне пришлось убрать все, что могло бы причинить ей вред, на случай, если она решит проявить больше изобретательности. Он даже подумывал снять постельное белье, опасаясь, что она повесится на потолке. Только вид племянницы, дрожащей в своей ночной сорочке, лучше согретой одеялом, в которое он ее укутал, убедили принца в обратном. —Так скажи мне, какое проклятие ты наложила на нее? Он прорычал сквозь стиснутые зубы, не обращая внимания на то, что они не одни. Его внимание было настолько сосредоточено на красной ведьме, что он не заметил, как она повернулась к своему ошеломленному спутнику с любезной улыбкой. —Пожалуйста, оставьте нас, мой дорогой мейстер, мы скоро вернемся к нашим беседам, — сказала она. —Конечно, леди Зера, — поклонился мейстер, а затем еще ниже поклонился Деймону. Когда старая крыса удалилась на безопасное расстояние, он снова повернулся к жрице, которая теперь устроилась на его столе. Ее красные когти играли по краям стола. —Я не сделала ничего такого, о чем бы вы не попросили, мой принц, — ответила она. —Я не просил об этом! Она тоже не просила! —Но ты все равно сделал, — напомнила жрица. Он уже собирался отрицать это, когда жрица обратила на него свой критический взгляд: —Принцесса выпила твою кровь, связала ваши души, и теперь частичка тебя живет в ней вечно. Воспоминание всплыло без предупреждения. —Если бы существовал способ связать мою душу с ее душой, вы бы сделали это? Сможете ли вы сделать так, чтобы мне никогда не пришлось покидать ее? —За все приходится платить, принц драконов, — сказала ведьма, видя, как на его лице проступает понимание. Он сжал сердце, в глазах блестели гнев, вина и сожаление. Он хотел вернуть назад обидные слова, сорвавшиеся с его уст, повернуть время вспять и отменить все нарушенные обещания, всю ложь, все оставленное. Таргариен никогда не верил в магию, сны и чудеса, но, торопясь быть с ней и получить шанс увидеть принцессу снова, он не понимал, что сделка с дьяволом ничем не отличается от переговоров с бизнесменом. Он думал, что цена за возможность быть с Рейнирой — его кровь. Только это. Теперь его непредусмотрительность обрекла их обоих. —Скажи мне, как это исправить. Скажи мне, что я могу сделать, чтобы ослабить ее привязанность ко мне… —Кровные узы — это навсегда, мой принц, вы знаете это лучше меня. Пока живы вы, жива и она. Период полураспада. Так назвала это ведьма. Он предполагал, что часть его жизни будет отнята, чтобы быть отданной Рейнире. Он мог смириться с тем, что племянница переживет его на много лет. Но он не ожидал, что все будет именно так. —Должен быть другой выход, — умолял он, — я не могу заставить ее жить так. Проклятая жизнь. Проклятая жизнь. Проклятая жизнь… Жрица смотрит на него с чем-то похожим на жалость в глазах: —Боюсь, что это невозможно. Ты теперь её сосуд. Её филактерий. Так что, если с тобой ничего не случится или если она сама не убьёт тебя, вы будете связаны навеки. ānogar hen ānogar, lanta naejot mēre. ēva pōja perzys iksis dombo Кровь от крови, двое станут одним… Пока не угаснет их огонь. Именно это бормотала ведьма, произнося заклинание. О, боги. Что он наделал? Деймон попятился назад. В двери ворвался толстый и весёлый сир Роберт Куинс, щеки которого раскраснелись от напряжения, а на лбу блестели бисеринки пота. —Мой принц! Беда с берегов! —сказал он между вздохами. В одно мгновение Деймон оказался в состоянии повышенной боевой готовности. Пять кораблей с печатью короля направляются к порту Драконьего Камня. Они также прислали ворона. —Вот что они говорят, — сказал мужчина, протягивая принцу Деймону письмо. Деймон выхватывает письмо из пальцев мужчины, его лицо искажается от ярости с каждой прочитанной строчкой. По приказу короля Визериса Таргариена, первого от своего имени, короля Андалов, Ройнаров и Первых Людей, лорда Семи Королевств и защитника королевства, постановляю арестовать предателя и убийцу родственников, принца Деймона из дома Таргариенов. Он должен быть лишен всех своих титулов, земель и владений за то, что совершил предательство, угрожающее святости нашего королевства и жизни наших дорогих подданных. К таким преступлениям относятся: Угроза семье короля и его подданным. Сокрытие от королевского правосудия на острове покойной принцессы Рейниры. Убийство самой принцессы Рейниры, осквернение ее памяти претендентом на узурпацию. Невыполнение этого требования приведет к стиранию его имени из истории и лишению жизни его самого, а также тех, кто с ним заодно. Пусть это будет решительным свидетельством единства и верности, поддерживающих наше Королевство, гарантируя, что правосудие будет осуществляться с милосердием и могуществом. Подпись, Сир Отто из Дома Хайтауэр, десница короля Значит, он снова переметнулся на сторону Визериса, не так ли? — мрачно подумал он. Конечно. Как бы ни разжирела пиявка, она всегда жаждет новой порции. Он не знал, как, чёрт возьми, это произошло всего за неделю — то ли скучный старый Лионель Стронг ушёл со своего поста, то ли его уволили двуличным способом, но это неважно. Король подавлен горем, его наследник «мёртв», а внуки наконец-то унаследуют давно желанный трон, и «зелёные» будут пировать на их тушах, не оставляя после себя ничего. Скомкав бумагу и отбросив ту в сторону, принц повернулся к пухлому рыцарю. — Соберите наши войска, сир Квинс, — приказал он, голос был ровным, скрывая бурю эмоций, бушевавшую в нём. — Оградите замок и проследите, чтобы все наши бойцы были на месте. Оседлаю Караксеса, и пусть наши люди встретят меня во дворе через час, вперёд! С глубоким поклоном рыцарь поспешил исполнить указ принца и поплелся прочь. Хуже всего в этой ситуации было то, что брат снова спрятался за спинами своих собак, отправив их за ним, вместо того чтобы самому отвечать за свои поступки. Что бы изменилось, если бы король приехал сам? Предложил бы последний шанс на примирение, когда предатель младший брат поджигает его драгоценное королевство? Конечно, нет. Предатель-родственник. Здесь был только один предатель-родственник, и это был не получатель письма. Повернувшись лицом к жрице, ее длинное лицо странно безмятежно перед лицом возможной войны, он отдаёт последний приказ. — Не впутывай в это дело Рейниру, — сказал принц. Он подождал, пока женщина кивнет головой, и удалился. Глядя на шрам, вытравленный на его ладони, Деймон молча поклялся Рейнире, что всё исправит. И он это сделает. Сейчас они связаны кровью, как никогда. Близнецы-пламя, которым суждено вместе идти по земле, пока она не сгорит. Ему неважно, сколько времени потребуется, чтобы убедить её, и найдет ли она в себе силы простить его. Рейнира — вот всё, что имело значение. С обещанием, запечатленным в душе, принц-изгой вышел во двор, где в предвкушении рычал Караксес. И решил воплотить своё обещание в четырнадцати кострах.