***
Прошедшая неделя была мучительной. Каждая улыбка, которой она награждала кого-то другого, была как копье в его сердце. Ее голос, в котором не было ни меланхолии, ни злобы, был подарком для всех, кто его слышал, кроме него. Всем, кроме него. Неделей раньше —Мы с принцессой должны покинуть Драконий камень в течение трех дней. Сотрудники замка, поспешно выполнившие призыв принца и бросившие свои дела, чтобы поспешить в приемный зал, перешептывались между собой. Взволнованный, любопытный и тревожный ропот прокатился по собравшимся, а сотрудники обменялись беспокойными взглядами. Деймон поднял руку, чтобы заставить их замолчать. Принц посмотрел в дальний угол, где белое пятно слегка покачивалось на ногах. Его племянница сегодня снова была одета в платье с высоким воротником. Его оборчатые плечи были изящно отделаны на лифе черными атласными лозами, ползущими по тонкой талии. Ее серебристо-золотистые волосы были скрыты от глаз темной вуалью. Это было, конечно, лучше, чем тяжелые мантии и свободные платья, в которых она ходила последние две недели. Но все же это было далеко от более экстравагантных, более подходящих к случаю платьев, которые предпочитала Рейнира до… всего. Рейнира действительно больше походила на призрака, чем на гордую наследницу дракона. Уже не в первый раз принц с тяжелым сердцем задается вопросом, насколько сильно ей пришлось измениться, чтобы соответствовать той форме, в которую ее втиснули. Он думает о том, что ей пришлось упорно прятаться за фасадом приглушенной фарфоровой куклы, прикрывая кожу и волосы, словно они были проклятием для каждого, кто это видел. Тем не менее, Деймон обращается к ней — к причине своего существования и каждого вздоха — за ответом. Он просит у нее молчаливого разрешения двигаться дальше. Рейнира смотрит в ответ, на ее лице застыло нечитаемое выражение. То самое, которое она носит с тех пор, как едва не вогнала кинжал в его сердце. Она могла бы быстро положить конец их страданиям, но принцесса этого не сделала. И это простое действие не дает Деймону спать по ночам. Кивнув Рейнире, Деймон снова обращается к собравшимся. —Как многие из вас, возможно, уже знают, — продолжил он, — слухи о воскрешении принцессы привели к появлению тех, кто стремится угрожать безопасности Драконьего Камня и его жителей. И эта угроза, Зеленая Королева и ее подхалимы, будет только расти, чем дольше мы здесь пробудем. —Я знаю, что некоторые из вас докладывали в Королевскую Гавань о наших с принцессой приездах и отъездах. Сир Альфред Брум и его союзники могут подтвердить это, если бы сохранили головы. Сегодня с ними покончено. Все нервно сглотнули. —У вас есть два варианта. Заново присягнуть принцессе Рейнире, истинной и законной наследнице Железного Трона, и отправиться с нами ради вашей безопасности. Либо займитесь своими вещами, попрощайтесь и приведите свои семьи в Восточную Гавань к закату. Мы будем плыть четыре дня. —Оставайтесь и поддержите предателей принцессы, отвернитесь от нее еще раз, но знайте, что зеленые не так милосердны, как мы сегодня. Выбирайте с умом. Он ожидал, что среди них окажется большинство тех, кто не питает любви к королю и его материковой семье. Именно король отправлял бастардов, вторых и третьих сыновей, а также шлюх из своих владений ухаживать за Драконьим Камнем, предоставив их самим себе, за исключением ежегодных (а если повезет, то и ежеквартальных) визитов на остров, как будто это было само по себе наказанием. Визерис считал, что для его репутации будет полезно, если двор будет чист от всякой низменной грязи в его замке, как будто самый первый дом их предков был еще одной версией Стены Севера. Это было оскорблением для них, как и для их предков. Поэтому можно только представить его удивление, когда все домочадцы, от самых низких кухонных служанок и конюхов до самого мейстера Драконьего Камня, с готовностью поклонились и отправились собирать свои вещи и семьи. В конце концов, они присягнули на верность принцессе. Это событие очень порадовало его: он знал, что они верны замку Драконьего Камня. —Конечно, есть проблема с жителями острова. Они не могут просто бросить людей на острове на произвол судьбы, когда все неизбежно окажутся перед «Зеленой Королевой». Получеловек, наконец, решил покинуть свое убежище. Слухи о том, что «Зеленая Королева» отправила пять королевских кораблей для усмирения драконов, наконец, долетели до его дверей. Также ходили слухи о восстании принцессы-трупа. «Зеленая Колдунья» и он так громко ссорились, что стены слышали все. И он отправился в ее направлении. Леди Мисария Это было письмо от Мисарии после нескольких недель молчания. Он был наполовину уверен, что она уже работает на стороне Хайтауэров, но принц не стал бы опускать ее ниже. Мисария всегда была его самым верным спутником, но даже Деймон понимал, что она осталась из-за того, что он мог ей предложить — защиту, золото и поддержку. Таков был их союз; это была сделка и удовольствие для обоих. Он не сомневался в том, что Мисария значила для него много, но, подобно Лейне, она ушла, осознав, что в его сердце осталось мало места, и оно занятое чем-то другим. Поэтому молчание Мисарии могло означать, что она либо скомпрометирована, либо ее интересы изменились. Возможно, ему придется не доверять ей, включая свои планы на случай, если она действительно представит опасность. Чтобы получить информацию о Королевской Гавани и остальной части королевства, принцу приходилось полагаться на сеть агентов, ему доставляло какое-то нездоровое удовольствие видеть, как королевство брата падает после его разрушения. От измученных владык, которые теперь находятся на исходе сил, от роста преступности, когда простолюдины продолжают бунтовать и мародерствовать, и даже от слабых попыток его раздробленного Совета удержать все вместе. Видишь, к чему приводит твое невежество, брат? Как долго ты будешь оставаться слепцом, не замечающим всего, что тебя окружает? Как долго ты будешь пребывать в моем гневе? Самое впечатляющее для Мисарии было получить долгожданный отчет. Потому что Визерис приближался. Каким-то образом, не имея иной причины, кроме желания увидеть любимую дочь, он поднял шоры и взял в руки палку, чтобы снова сделать шаг. При любых других обстоятельствах он склонил бы голову в знак уважения и обнял бы брата, когда они шли вместе, чтобы защитить любимую девушку. Он бы снова водрузил на голову корону их деда, с гордостью и честью за их общую кровь. Но Визерис слишком долго был слеп, он опоздал. К тому времени, когда они причалят к берегам, в залах Драконьего Камня для Визериса не останется ничего, кроме призраков прошлого и будущего того, что могло бы быть. У Рейниры теперь есть только один защитник, и это он. И ему остается сделать последнее дело перед отплытием.***
Поднимаясь по ступеням башни Морского Дракона, он шел не только мрачно, но и громко. Ранец, пристегнутый к груди, казался невероятно тяжелым, гораздо тяжелее, чем был на самом деле. — Ты уверен, что это именно он? — спросил принц у кастеляна. — Да, мой принц. Принцесса послала его на Драконий Камень после смерти принца Джекейриса. Вместе с… другими ее личными вещами, которые она поручила нам хранить в замке. — Были и другие? Какие? — спросил Деймон. — Это… это были подарки, мой принц. Ваши подарки. Деймон плотно закрыл глаза и тяжело вдохнул через нос. Конечно, она изгонит все воспоминания о нем из своей жизни. С того момента, как он оставил дракона во время свадебного пира много лет назад, он ожидал этого. Зачем тянуть прошлое, если оно приносит лишь болезненные воспоминания? И хотя одно дело — слышать об этом от кастеляна, совсем другое — видеть, как все драгоценные подарки, которые он дарил ей за годы, от мирийских и лисенских шелков до бабочек-самитов и редких драгоценностей, а также колец из путешествий в Браавос, спрятаны в самых отдаленных уголках древних и разлагающихся хранилищ на этом забытом острове. Но больше всего его сердце жгло одно: ожерелье из валирийской стали, символизирующее их общее наследие и связь, которую он подарил ей столько лет назад. Дядя, терпеливо засевший на троне, почти мгновенно его покидает, когда племянница подходит достаточно близко, чтобы он мог до нее дотянуться. Ее шею украшает цепочка, символ его преданности. Игривые пальцы нежно гладят этот подарок. Постепенно наступает осознание: племянница больше не девочка. Сколько же времени все его подарки, следы их отношений, как радостные, так и грустные воспоминания лежали здесь в темноте, будто этого следовало стыдиться? Сколько времени они просто набирали пыль и паутину, пока хозяйка переживала отчаяние и праведный гнев? Теперь он больше не уйдет, решает принц. Только если она прикажет. Он начинает с этого. Открывая крышку ранца, обнаруживает бронзовое яйцо, которое она собиралась отдать своему брату, а затем своему сыну. И где-то внутри себя он надеется, что он дарует его своему первенцу, когда придет время. Как и в тот день на мосту, когда он подарил ей это яйцо в знак доброй воли, Деймон теперь предлагает его снова, надеясь на новый шанс. Когда Рейнира вспомнит всю их общую историю, она, конечно, откроется перед ним. Она, конечно, прервет это молчание и они снова станут семьей. Встать плечом к плечу, ее рука в его руке, противостоять всему миру. Только Деймон и Рейнира. Его шаг замедляется, когда принц слышит возню за дверями, голоса Рейниры и ее молодой подруги. — Слышала, что в Пентосе в это время года тепло. Думаю, Ваша Светлость, вам подойдут платья из нааташского шелка. Темно-синий цвет вам будет очень идти. — Ты выглядишь очень взволнованной, милая, —говорит Рейнира устало, но с веселым оттенком, ее маленькая спутница радостно визжит в ответ. —Я всегда мечтала о посещении Эссоса, ваша милость. Отец говорил, что это глупая мечта, но… Она была скромной, незаконной дочерью лорда Гормона Масси и, если честно, внешне совсем незаметной. Ее уютное круглое лицо, светло-каштановые волосы, которые почти падали на плечи, и бледно-голубые глаза всегда готовые к слезам. Она напоминала Деймону даму из борделя Хайтауэра. Их податливая осанка и то, как они оба казались бледными и тусклыми на фоне Рейниры. Но, несмотря на его недовольство к всем, кто находился рядом с Рейнирой, ему приятно было видеть, что племянница, после долгого периода недоверия, нашла себе друзей. Даже если ему больно видеть, что объектом недоверия в основном был он сам. Принц только собирался постучать, чтобы объявить о своем присутствии и предложить свой мирный жест, когда голос племянницы прервал беседу девушки. —Элинда, почему ты так верна? — тихо спросила Рейнира, Деймон напрягся в коридоре. Девушка не сразу ответила, но когда она это сделала, Таргариен был практически поражен ее словами. —Потому что… Потому что почему бы и нет, ваша светлость? Разве верность не может быть просто так, без всяких условий? Его взгляд вернулся к яйцу, его блеск казался насмешливым, словно говорил: —Неужели предложив это яйцо, которое она сама выбрала для своих любимых детей, ты действительно думал, что сможешь вернуть ее расположение? Не достаточно ли, что ты лишил ее детства? Теперь ты используешь что-то, что для нее дорого, чтобы открыть то, что она упорно пыталась запереть? —В моем мире этого было бы недостаточно, —ответила Рейнира. В этот момент Деймон отступил. Его сердце разбилось на куски, а планы рухнули. Он чувствовал себя ребенком, чья маленькая скульптура была так жестоко отвергнута родителями. Он знал, что Рейнира говорит о своем собственном отвержении, о своей неадекватности, но это не мешало ему чувствовать себя так же. —О, миледи… Деймон слышит шорох ткани и представляет себе, как слезы собираются в глазах племянницы, когда Элинда заключает ее в свои объятия, чтобы утешить. Что-то застыло в нем, и принц без единого дополнительного слова ушел. Он не мог переносить вид ее страданий. В последнюю ночь их пребывания на Драконьем Камне Деймон все же пробрался в покои Рейниры, увидел, как она беспокойно ворочается и хнычет во сне, осторожно положил яйцо между ее холодных рук. Деймон наблюдал за тем, как тепло яйца успокаивает ее сон. Ее напряженные конечности расслабляются под его прикосновениями. Ее нахмуренные брови разглаживаются от прикосновения его губ. Он не отходил от нее, пока девушка не заснет крепким сном, пока не наступит рассвет и он не сможет покинуть ее без сожаления. Помоги ему боги, он действительно был глупцом. Сегодня Пентос С того момента он стал всего лишь ее бледной тенью. Всегда на расстоянии пяти шагов позади, незаметно, но готовый прийти на помощь при необходимости. Казалось, что его присутствие вовсе ей не нужно, шептал тихий голос в голове. Но что еще он может сделать? Все, что он предпринимает, вызывает подозрение, каждое произнесенное слово всегда сомнительно. Каждый сделанный шаг приводит к еще двум шагам назад. И все же, как и подобает дураку, пораженному пиздой, как отмечает Реджио, он не может остаться в стороне. Как мотылек, которого несет к пламени, Деймон тяготеет к ее присутствию, к ее свету. Она — первая мысль утром и последняя перед закрытием глаз, клянусь богами, она светит так ярко. Прошло всего четыре дня с тех пор, как они прибыли в Пентос, хотя прогресс был медленным и казался почти ничтожным в сравнении с прошлыми испытаниями, принц уже видел, насколько сильно она меняется, как Рейнира приспосабливается к новой среде. Рейнира выглядела менее отяжелевшей, менее измученной. Ее фиолетовые глаза вновь сияли, когда она вдыхала свежий воздух и смотрела на голубое океанское пространство, окружавшее их. Она с увлечением исследовала новые достопримечательности и яркую культуру, жажда узнать больше. Ее любопытство к людям было бескрайним, девушка использовала любую возможность беседовать с Реджио и его женами о жизни в Пентосе. Впрочем, он не мог не заметить, что она обращается к ним и почти не обращает внимание на его присутствие. Но и в этом Деймон не обвиняет ее. Вновь он видит Раэниру такой, какой она была раньше: смелой и яркой, полной любопытства и жаждой познания. Даже несмотря на решимость не замечать его, принц рад, что она выбралась из скорлупы, в которой скрывалась. Пусть даже на мгновение. Когда ему остается только беспомощно наблюдать за Рейнирой со стороны, за струящимся золотым платьем, маняще колышущимся между обнаженных ног, за ее бледной кожей, освещенной свечами, и за ее застенчивой улыбкой… Сейчас, глядя на нее, она сияла ярче, чем когда-либо, даже когда позволяла женщинам руководить своим телом в танце под барабанные удары. Принц был бы доволен, если бы видел ее такой на протяжении всего вечера… Если бы не он. Хотя чувство вины и отчаяния продолжало бушевать в сердце, Деймон знал, что не имеет права завидовать отношениям Рейниры с другими. В конце концов, это было бы слишком самонадеянно, учитывая всех мужчин и женщин, с которыми он успел переспать до появления Рейниры. Но всё же. В груди росло жгучее чувство, его глаза сверкали, когда он взирал на молодого человека (парня, на самом деле, и еще и чересчур любопытного). Вскоре после этого он был забыт, весь мир сосредоточился на его племяннице и этом негодяе. Этот белый змей, Драккар Ролло, или как его звали, боги, даже имя его казалось отвратительным, смеет ли считать себя достойным ее присутствия? И даже не говоря уже о том, чтобы прикасаться к ней своей мерзкой лапой с драконьим происхождением? Он понимал, что поступает несправедливо. Его племянница была самой красивой женщиной на этом празднике, самой желанной и могущественной, просто по своему статусу как принцессы-драконов. Он видел, как похотливо мужчины смотрели на нее — маски, которые они носили, не могли скрыть их похотливых взглядов, когда они ловили хотя бы ее аромат в толпе. У нее всегда будут ухажеры, какими бы нежеланными они ни были. Без сомнения, они выстроились бы в очередь, чтобы поцеловать ей руку и потанцевать с ней, проведя руками по ее телу, если бы не он, охраняющий ее, как дракон охраняет свою драгоценность. Неделя прошла в колких колкостях и подозрительных взглядах, месяц — в душевных терзаниях, нарушенных обещаниях и неудачных попытках исправить то, что он сломал. Все это прошло — из-за вида румянца, расцветшего на щеках Рейниры, и перспективы делить золотую богиню с кем-то еще. Как и все остальное, когда он, наконец, приблизился на расстояние выстрела и прорычал. —У тебя была своя очередь. Я хочу свою. Таргариен даже не заметил, что начал двигаться и что оказался прямо за спиной этого серебристоволосого ублюдка. Ублюдок медленно повернулся к нему, ссутулившись, и ошарашенными желто-зелеными глазами оценивающе окинул ленивым взглядом. (В его голове не было ничего, кроме того, что он должен добраться до нее, должен добраться до нее, должен добраться до нее…) — Прошу прощения, добрый человек, — сказал ублюдок. В его акценте чувствовался эссосийский привкус, который он хорошо скрывал, а голос был богатым и гладким, как бархат. У него была оливковая кожа — загорелая, как называли бы ее уроженцы Эссоси, — которая хорошо сочеталась с длинным белым плащом с золотым шитьем по переду, изображающим иностранные руны и узоры. Ростом он был ниже Деймона. Он едва превышал рост Рейниры, что очень его забавляло. По сравнению с черным одеянием Деймона, выполненным из лучших шелковых тканей Пентоса, Драко выглядел так, словно слишком старался. Особенно с желтым поясом, бессистемно перекинутым через плечо, и золотым лотосом, прикрепленным к нему. Если у Деймона волосы были чистыми, как расплавленное серебро, свободно падающими на его плечи, то у Драккара они были вялыми, цвета яичной скорлупы, отодвинутыми назад от, несомненно, поразительных зеленых глаз. Таргариен мгновенно почувствовал в себе жгучую ненависть. —Я был так увлечен этой девушкой, что почти не обратил внимание на ваше присутствие.— Затем он снова обратился к Рейнире с обезоруживающей улыбкой: —Но, честно говоря, это не имеет значения. Рейнира задержала дыхание, услышав шепот Дракона, словно он напоминал ей о какой-то секретной инструкции. Демон возненавидел его еще сильнее. —Итак, разрешите мне предложить свою кандидатуру? Он ухмыльнулся, на лице появилась хитрая улыбка: —Держи свои поганые лапы подальше от нее. Перед ним стояла Рейнира, выражение ее лица, скрытое за маской бабочки, украшенной драгоценными камнями, выражало предостережение. Дыхание Деймона задержалось. От нее доносился аромат богатых специй и медовых духов с легким оттенком дыхания дракона. Вырез ее платья умело подчеркивал манящее декольте, принцу пришлось сдерживать желание оттянуть руку, которая лежала на его груди, и убрать ее как можно дальше от завистливых взглядов окружающих. —А, кажется, у вас появился поклонник, миледи, — раздалось ехидное хихиканье. Оторвав взгляд от племянницы, Деймон заметил, как Драккар Ролло безразлично пожал плечами: —Прошу прощения. Если бы я знал, что говорят за вашей спиной, то не стал бы выходить за рамки наших предыдущих разговоров. —Это… —Неправда, сир Рожелио. —Рейнира быстро обрывает его, ослепительно улыбаясь змее, —Простите, дядя имеет обыкновение говорить прежде, чем думать, и, как ребенок со своим любимым одеялом, он не любит делиться ни с кем. Драккар снова смеется: —Прямо как мой племянник, Рэго. Ему всего пять дней от роду, а он уже считает, что имеет право на игрушки своих братьев и сестер только потому, что он младший из троих. —Младшие всегда самые завистливые. Деймон перебивает его, негодуя от того, что его так откровенно выставили на посмешище, да еще и по наущению Рейниры. —А еще младшие всегда самые целеустремленные, — перебил он. Принц сжал узел, образовавшийся в груди. Ему не чужды были насмешки. Оскорбления забывчивого брата, а также Хайтауэров заставляли его, по крайней мере, держаться сдержанно, чтобы не доставить им удовольствия увидеть, как его это задевает. Но сейчас все было иначе. Ему не нужно было поддаваться эмоциональному истощению последних четырех лет. Ему не приходилось беспокоиться о том, как действия могут отразиться на ком-то, кроме него. Ему никогда не приходилось думать о своих чувствах, кроме как о том, чтобы позволить этой обиде гнить и кипеть на поверхности. Но теперь он устал. Так жалко беспомощности. Он просто хочет… Он просто хочет, чтобы кто-нибудь снова увидел его. Пристально глядя на Рейниру, он берет ее руку и прижимает к своему сердцу. Она вздрагивает, но не убирает руку. Таргариен надеется, что она тоже что-то увидит. —Особенно когда речь идет о том, чего они желают… — шепчет он, достаточно громко, чтобы она услышала, — И о том, что встает между ними. Деймон следит за тем, чтобы его слова были произнесены достаточно отчетливо, чтобы их можно было расслышать, несмотря на громкую музыку и веселый смех. Его глаза ни на секунду не отрывались от Рейниры. —Я думал, об этой женщине не говорят, — хмыкает Дракар. Его чешуйчатая маска напоминала змею, с любопытством разглядывающую свою жертву. Его свободная рука без промедления опускается на спину девушки, отодвигая ее на шаг от мужчины. —Нет. Но моя племянница — моя защита от таких, как ты. В глазах Драккара что-то вспыхивает, его ухмылка расширяется: —Племянница? А, я знал, что имя Деймон мне знакомо. Затем, отвесив поклон и обнажив рукава плаща, словно павлин на выставке, он приветствует их: —Принц-изгой и принцесса Рейнира, рад познакомиться с вами. Слухи о вашем прибытии дошли даже до непроницаемых стен Волантиса. Леди Лаванда очень заинтригована. Вот теперь у них что-то получалось. —Значит, вы хорошо ее знаете? — спрашивает Драккар, Таргариен уже знает, о чем пойдет речь. —Всю жизнь, — улыбается Драккар тайной улыбкой, зеленые глаза на мгновение вспыхивают желтым светом. Змея. —Возможно, мы могли бы продолжить этот разговор в более подходящем месте. Мы бы хотели узнать больше о вашей госпоже, если вы позволите… —Госпожа? Принцесса Саэра может означать многое для разных людей, но она не моя возлюбленная, я уверяю вас. Странно. Парамуры часто гордились своими связями, особенно если им удавалось завоевать расположение высокопоставленных особ, равных принцу или принцессе города. Деймон ожидал, что он станет одним из фаворитов у Саэры, и именно так он добился ее благосклонности, чтобы представлять Волантис. Учитывая, что в их семье кровь требует крови, он не стал бы удивляться, если бы его обычная валирийская внешность привлекла Саэру. —Так что, она не оценила в тебе много? —Не больше, чем в тебе, принц драконов.— Бастард выразил свое раздражение. —Значит, ей не хватает чего-то большего. Деймон замечает, как недовольство проскальзывает сквозь ухмылку посла из Волантиса, он тайно наслаждается тем, что задел хрупкое самолюбие волантийца. —Похоже, принцесса Саэра оценила вас верно, — бурчит он, а затем извинительно обращается к принцессе: —Пожалуйста, не обращайте внимания на небольшое оскорбление от вашего дяди, ваша светлость. Я слышал, что тот, чье самолюбие пострадало, всегда стремится к возмещению. Я не буду желать ему зла. Проклятый… —Тем не менее, я уверен, вы уже знаете, что мы редко открываем наши ворота для кого-либо без разрешения нашей Госпожи, особенно если речь идет о Драконах Запада. Принц Деймон, вы должны помнить. Да, он хорошо помнил. Реджио указал на югозапад, и Деймон отправился к стенам Волантиса в попытке убедить принцессу Саэру отказаться от попыток подорвать претензии своего брата к трону. Он был готов использовать все свои аргументы, чтобы договориться с ней, ему удалось получить аудиенцию, когда Караксес оставил им мало вариантов. Она выглядела вызывающе и надменно на огромном балконе, лишь с усмешкой глядя на шипящего на нее дракона старшего брата. Сорокалетняя принцесса-бунтарка, с развевающимися на ветру серебристыми волосами, задрапированными жемчугом и рубинами, заявила: —Может быть, мои сыновья и были глупцами, когда пытались занять это старое ржавое кресло. Но я — нет. Они вернутся ко мне, а подавляющего запаха мочи в городе и сладострастной хватки Седьмого будет достаточно, чтобы они бросились обратно домой. Ее сиреневые глаза смотрели на него с явным отвращением: Вестерос больше не был ее домом. —Возвращайся в Вестерос, где твое место, племянник, и не смей больше тревожить мое маленькое королевство. Принцесса больше не появлялась в его жизни. Он видел ее сыновей — все трое с разными оттенками фиолетовых глаз и серебряных волос, хотя один из них, как ни странно, имел вороные волосы с серебряными прожилками, а старший был похож на своего деда с юности — на большом совете, и они исчезли так же быстро, как и появились. С тех пор на востоке царила тишина. Даже путешествуя по Эссосу, он редко слышал о принцессе Саэре и ее делах на Волантисе. Должно быть, что-то случилось, полагал он, чтобы Саэра, которая восемнадцать лет назад сказала себе: «Идите в жопу», открыла ворота при известии о том, что ее племянник снова просит о помощи. И его мысли нашли подтверждение в следующих словах, которые произнес Серебряный Змей. —Если, конечно, для нас есть выгода в этом. Деймон сердито посмотрел. —Значит, у тебя есть свои планы относительно нас, —заявила Рейнира, ее глаза сузились в подозрении. —С какой стати мы должны доверить тебе это без дополнительных разъяснений? —Вы всегда так внимательны, миледи. —Не притворяйся. Деймон уставился на свою племянницу с удивленным выражением лица, ошеломленный ее неожиданным откровением, неожиданным для кого-либо, кто только что слышал ее веселый смех всего несколько минут назад. Но его улыбка выразила гордость за то, как она выразила свою недовольство. Рейнира может быть очаровательной, но она быстро обижается и не терпит лести. Он снова посмотрел на мужчину, не понимая, что за женщина перед ним. И тогда он сказал: Kesrio set se ānogar hen zaldrīzes dakogon qumblie, произнеся эти слова без всяких прелюдий. На этот раз его лицо стало более серьезным, и он произнес фразу, которую в этой огромной толпе понимали только он и Раэнира. Потому что в их венах текла кровь дракона. Se ao jorrāelagon īlva sir, sepār hae īlon jorrāelagon ao. Мы нужны вам сейчас, как и вы нам. Они с Рейнирой напряглись. Он говорил на искусственном валирийском, с выдающейся беглостью, которую лишь немногие могли приобрести в Волантисе, где оригинальный язык исчез и был замещен искаженной версией их родного. Только они, Таргариены, могли воссоздать его во всей его изысканной красе. Когда Драккар пожимает плечами, ухмылка снова разносится по его лицу, он быстро исчезает в толпе. Утро перед отлетом в Пентос. —Я слышал, что вы не собираетесь присоединиться к нам в Пентосе, леди Зера, — обращается он к рыжей женщине, наблюдающей, как рыцари и служители замка грузят корабли ящиками и сокровищами из Драконьего Камня. —Я исполнила свой долг перед моим богом, принц драконов. Теперь я отправлюсь туда, куда он желает меня вести, —отвечает она, не поворачиваясь. Деймон хмыкает, слова «Спасибо» застряли в его горле, но не смогли выбраться. Его гордость, словно непроницаемая стена, стоит на пути простой благодарности, которую ожидали от него. —Вы хорошо служили ему, и моей племяннице тоже, соглашается он, «—В Пентосе всегда найдется место для вас, если потребуется. Это было самое близкое к благодарности, которое она могла от него получить. Без нее, он, возможно, завершил бы свою жизнь на пляже той ночью, после того, как предал себя, и продолжил бы путь к Рейнире в царстве Балериона. Он бродил бы по миру, потерянный и бесцельный. Может быть, он даже не осознал бы всю глубину своих грехов, пока Рейнира не раскрыла бы их полностью. Наконец, она вернула Рейниру ему. Эгоистичная и корыстная, она предоставила ему шанс исправить свои ошибки, даже если сейчас это кажется невозможным. Ведьма моргнула, уловив скрытую благодарность за его слова, и усмехнулась. —Вы спрашиваете, что я могу получить от жизни принцессы. По правде говоря, я ничего не получаю. Этот ответ удивил его. Религиозные фанатики часто исчерпывают свои претензии к жизни, когда слышат о своем пламени. Особенно после того, как он увидел, как она совершила невозможное и вернула ему Рейниру. Принц ожидал, что за свои услуги эта женщина захочет внести свои условия, используя его тело, что теперь вызывало у него отвращение. Он не ожидал, что она просто… ничего не попросит. Все другие, Мисария, его брат, Корлис Веларион — они все хотели чего-то от него. Он был готов к этому. Даже Рейнира, если бы позволила. Но ничего от ведьмы? Совсем ничего? Потеряв способность говорить, красная жрица смотрела на него широко открыв глаза, но пока не противилась. —Во владеньях я увидел девушку, потерявшуюся в этом мире. Будь она сиротой, матерью, принцессой или королевой, она всегда была одиноким существом, оставленным всеми, которых она когда-то любила, и теми, чьи ожидания оказались слишком тяжелыми для нее. Моя цель — сделать ее жизнь менее напрасной. —Похоже, вы проецируете себя на нее, — замечает он медленно, оценивая правду. Горло ведьмы слегка дрогнуло: —И что? Ты можешь возвышаться близко к богам, но остаешься человеком. Деймон ощущал внутри себя волну возмущения, готовую вырваться наружу, но после всего, что случилось, и напомнило ему его человечность… он решил промолчать. —Даже у зверей есть сердца, мой принц, и даже я могу сделать так много, чтобы исправить это, — мягко говорила она. Тем временем Рейнира появилась в поле зрения, одетая в одежду для верховой езды и бодро направляющаяся к месту, где Сиракс лежала под солнцем. —Не разрушай ее жизнь, как ты неосторожно сделал со своей, принц Деймон. Иначе вы оба погибнете. Гавань в Пентосе наши дни. Когда Реджио подтвердил, что глава волантийской делегации действительно исчез в воздухе, Деймон напомнил себе, что не может разобраться живьем с принцем Пентоса из-за его слабой охраны или недостатка бдительности. —Он обещал отправить вам сообщение в ближайшее время, верно? — Это было все, что он ответил, прежде чем вернуться к своему пентосскому янтарю и направиться за проходящей мимо шлюхой. Было возможно, что у Саэры могли быть еще дети, помимо троих сыновей, представленных Великому Совету. Он был уверен, что видел еще одного или двух молодых серебристоволосых вокруг Саэры, когда она приказала ему уйти. Это означало, что человек, с которым они все это время разговаривали… Сделав глубокий вздох, он отметил, что лучше отказаться от ночного веселья и отправиться в поисках тишины. Открыв дверь, он замер, увидев, что Рейнира тоже оказалась там, прижавшись к перилам, с маской сброшенной в сторону, ее серебристые волосы, ловившие лунный свет. Медленно он приближается к ней. Ни один из них не отходит. Порт мирно спал, корабли как дремлющие гиганты стояли мачтами, возвышаясь на фоне тихой гавани. За ними раскинулось темное море, играя светлыми огнями, а в воздухе звучала приглушенная музыка с праздничных гуляний. Запах моря был свежим. Пентос совсем не походил на унылое и загрязненное воздушное пространство Королевской Гавани или даже на серые и лишенные жизни пляжи Драконьего Камня. Здесь царила жизнь. Свобода. Красота. Скользя взглядом к Рейнире, он видел ее безмятежный облик, более чем когда-либо расслабленный, следящий за пальмами, покачивающимися на вечернем ветру. —Рейнира…— прошептал принц, почти как молитву -, возможно, так оно и было. Богиня Майари, так она называлась. Прекрасная дочь Всеотца Пентоса, повелительница луны и властительница войны. Как сильно он жаждал того, чтобы она вернула его в свою милость. Его окольцованный мизинец был всего в нескольких сантиметрах от ее мизинца, и он мечтал о том, как он берет ее нежную руку в свою. —Полагаю, вы пришли сказать мне, что он не для меня, —она наконец заговорила, ее голос был мягким, но уставшим. —Что он разочарует меня до смерти и что мне пора уйти от него к тебе? Zaldrīzoti gaomagon daor tepagon. Драконы не делятся, Рейнира. И все же каким-то образом ему удавалось сдерживать свои слова. —А ты бы хотела? — спросил он, колеблясь. Воспоминания о той ночи заставили его сердце сжаться. И еще больше оно сжималось от мысли, что ей, возможно, придется быть с кем-то другим. —А тебе какое дело? —Когда я вижу, что ты связываешь себя с кем-то, кто более змея, чем человек, — не мог удержаться он от резкости. Она усмехнулась: —Как будто с тобой, чью репутацию многие не осуждают, было бы лучше? —Да… что… нет. Конечно, нет… Рейнира взглянула на Деймона, бросив вызов его лицемерию, которое он не мог отрицать. Просто нет конца этому циклу самоуничижения. Деймон не знал, сколько времени стоял, беспомощно разглядывая ее. Но он знал лишь то, что боялся сделать неверный шаг, боялся, что она отвергнет его извинения, боялся выразить такую мелочную эмоцию, как ревность словами. Ревность парализовала его. Я не хочу причинять тебе боль. Я просто хочу исправить все. Маленький Дракон, как я могу всё исправить? Должно быть, он слишком долго стоял на месте, потому что Рейнира уже разочарованно вздыхала и собиралась уходить. —Не волнуйся, дядя. Не нужно ничего портить, если ты уже испортил меня для всех остальных. Рейнира продолжала уходить, но Деймон схватил ее за руку. —Пожалуйста, не уходи. Не оставляй меня, — молча умоляет он. —Прости меня.— Слова отчаянно срывались с его губ, как попытка удержать ее от ухода. К его удивлению, это сработало. Принцесса даже оглянулась через плечо, фиолетовые глаза расширились, а пухлые губы отвисли от шока. А извинялся ли он вообще? Разве он когда-нибудь смотрел ей в глаза и говорил, что сожалеет обо всем, что причинил ей боль? Он всегда просто убегал — от своих эмоций, от своих раздоров, от своей вины, и от нее. Тяжело сглотнув, Таргариен понимает, что в этот раз не будет бежать. —То, что я сказал, то, что сделал — это было необдуманно и жестоко с моей стороны. Ты не заслужила этого. И я сожалею. Это извинение было широким, но честным. Он понимал, что его долг — признаться во всех своих ошибках и позволить ей решить, что делать с ними. Но Рейнира не смотрит на него. Вместо этого она уставилась на свои тапочки, хмуря брови. —Тогда почему ты сегодня взбесился? Звучала она растерянно, словно маленькая девочка, не понимающая, что сделала не так. Ее взгляд удивил его и всё внутри принца снова тронулось. —Потому что я эгоистичный придурок.— Просто ответил принц и медленно прижал ее к себе, его пальцы разминали покрасневшую кожу от крепкого сжатия. —И все равно я хочу того, чего у меня быть не может — того, чего я не заслуживаю.— Он поцеловал ее запястье, затем ладонь, его нервы успокоились. Боже, как он скучал по этому. Он скучал по ней. Когда он открыл глаза, Рейнира уже смотрела на него, на ее лице было странное выражение. Как будто она не могла поверить, что стала объектом такой преданности. Он медленно отпустил ее руку. Это было больно делать. —Но это не твоя проблема, вина лежит только на мне, и я не должен был втягивать тебя в эту историю. Так что я… я сожалею. Молчание висело между ними, становясь хрупким мостиком. В этот момент его уязвимость и сожаление были так явными, что воздух казался затаившим дыхание, ожидая ее ответа. И, наконец, она разорвала тишину. —Ты уже трижды извинялся передо мной. Деймон моргнул, его очередь удивиться, но принц уловил возможность и принял ее. —И я буду стоять перед тобой на коленях снова, и снова, и снова, и снова. И так долго, как ты захочешь, — признался он. Рейнира потирает руки, так и не встретив его взгляда. Должно быть, ей уже холодно. Ночной воздух в Пентосе всегда был прохладным. —А что, если я никогда не захочу, чтобы ты вставал? Что, если я хочу, чтобы ты вечно стоял на коленях? —Тогда хорошо, мне тоже нравится вид снизу. Рейнира задерживает дыхание, по щекам расплываются красные пятна, так как он намекнул, будто стоит перед ней на коленях. Однако она не возражает. Он готов показать ей свою преданность в обоих направлениях, когда она даст на это согласие. Если она позволит, — саркастически добавляет внутренний голос. —Мне не следовало оскорбить тебя в присутствии сира Рожелио. Моя позиция была неподходящей. Сравнивать тебя с ребенком — это нечестно.— Она признается в этом, Деймон улыбается. —Я заслужил намного худшее, чем ваше неуместное сравнение. В большом зале музыка вновь наполнила воздух, гости готовились к очередному танцу. Рейнира наблюдала за ними с каким-то желанием присоединиться. Танцы всегда были ей по душе. Сначала это был способ укрепить ноги для верховой езды на драконе, а не для выяснения правил этикета королевских балов. Она всегда была слишком дика, Деймон часто тормозил свою племянницу, танцуя с ней. Но со временем она влюбилась в это искусство. Сила и грация, с которой она владела своим телом, были не меньше, чем волшебство, и ему казалось, что для нее это было таким же катарсисом, как для него — тренировки в поле. Поэтому он протягивает руку как жест предложения и просьбы. Не возьмешь ли ты меня за руку, маленький дракон? — он спросил с тревогой в голосе. Рейнира молчит, в ее глазах мелькает что-то странное, но Деймон видит, что она берет его пальцы в свои, они дрожат, но нет страха. Она дает ему руку, позволяя вывести ее из одиночества тьмы и вернуть к свету, к которому она и принадлежит.***
Драккар тяжело опирается на дверную раму, наблюдая за тем, как двое танцуют завораживающий танец, невидимый для всех, кроме них самих. Как-то давно его мать рассказала ему, что это тайный танец, который танцуют близнецы, чей огонь горит так ярко, что даже их собственные шаги могут угрожать им смертью. Она взяла его за руку и вела медленными шагами, чтобы он не отставал. На другом конце двора, под тенью лимонного дерева, его братья и сестры дразнили их, но вскоре последовали за матерью, танцуя с ней и разжигая свои собственные огоньки, когда она смеялась над их неуклюжими шагами. В тот день она объявила их своими близнецами огня, целовала их щеки, а потом приказала уйти, чтобы не лишиться десертов на ночь. Он вспоминает их танец, когда Принц-изгой и его Отрада королевства скользили по паркету бального зала дворца, их движения завораживали грацией и единением. В мягком, роскошном сиянии канделябров пара, казалось, светилась в своих нарядах как олицетворение жизни и смерти. Они двигались как единое целое, как ворон, летящий за своим голубем, каждый их шаг гармонировал с ритмами оркестра. Их одежда, словно две противоположности, сливались в одно целое, создавая иллюзию бесконечности. Они кружились и скользили, их глаза сходились в непроизносимом разговоре, и казалось, что сам мир исчез, словно еще несколько мгновений назад они не были в центре какой-то ссоры, а остались только вдвоем на своей орбите. Действительно, пламенные близнецы. Он усмехнулся про себя, наблюдая, как мужчина придвинулся ближе к племяннице, словно того небольшого пространства, что было между ними, было недостаточно. —Неужели тебе было необходимо это делать? — прозвучал позади серебристый голос, в котором слышалось явное раздражение и ревность. Он поднял бровь, глядя на скрытную фигуру в облегающем серебристом платье с рукавами-бабочками и соответствующей маской, похожей на осколки разбитого зеркала, скрывавшей ее лицо. Её глаза были едва различимыми, только легкий фиолетовый оттенок в темноте, который придавал им загадочный вид. В них он увидел гнев и разочарование. Даже в такие моменты, она выглядела и звучала раздраженной. Её серебристые волосы были аккуратно уложены в пучок, а в глазах светилась усталость. —Подшучивать над драконом и планировать ограбление его сокровищ — это совсем разные вещи, — заявила женщина. —Я не собираюсь этого делать, правда же? — ответил он с издевкой в голосе, но глаза выражали тревогу. —Ты и Ари наверное могли бы немного расслабиться, — посоветовала она. —По крайней мере, только мы с Висси знаем, как правильно веселиться. —Висси выросла. Ты, к сожалению, нет, — она вздохнула. —Понял, мам, — он усмехнулся. Другая фигура в толпе вздохнула и покачала головой: —Ты знаешь, что Она не одобрит, то насколько близко ты был к разрушению всего нашего плана. —Язык, — хмыкнул он, — но, правда, я всё сделал в наших интересах. Фигура вздохнула и грустно посмотрела в сторону толпы. Он следил за её взглядом и вернул внимание к паре. Они стояли спиной к спине, руки подняты в стороны, пальцы словно касались друг друга, словно у двух драконов в полёте. —Что ты думаешь, она сделала правильный выбор? — внезапно спросил он, в его душе появились сомнения и недовольство: —Мы не зря оставили их в Вестеросе. —Нет, — с уверенностью ответила серебристая фигура, её светлые глаза следили, как двое постепенно расходяться, сопровождая последний взмах музыки. —На самом деле есть много причин, по которым нам не следует с ними связываться. Сейчас, как никогда раньше. Он нахмурился, вспоминая, как они услышали об Обещании Принца-изгоя. Как его мать вцепилась в свой трон, когда шпионы сообщили о случившемся, как он и его сестры обменялись скептическими испуганным взглядом. Его старшие братья и сестры решительно выступали против ее планов. Но что-то изменилось в сиреневых глазах Лавандовой Леди, и вскоре план был разработан. —Возможно, они — наша единственная надежда, — сказал он, чувствуя, что это еще не все. Она молчит, продолжая смотреть на Рейниру и Деймона своим расчетливым взглядом. Затем она снова повернулась к нему: —Будем надеяться, что их кровь так же густа, как и наша. Они оба скрылись с места происшествия, оставив двух драконов в их собственном маленьком гнездышке, и покинули город так же быстро, как и приехали.